В 1506 году была раскопана скульптура: две змеи душили с мукой глядевшего в небо человека. Рядом из колец тех же змей рвались ещё две маленькие фигурки.
      Знакомые с «Троянским циклом» авторитеты в центральной фигуре узнавали Лаокоона из Трои-Илиона, жреца Аполлона, бога счастья и в`едения.
      Из письменных же источников известно: Лаокоон метнул своё положенное по сану единственное копьё в деревянного коня, символ страсти и толпарности. Тут появился дракон и безоружного Лаокоона задушил — и никто из наблюдавшей за происходящим толпы за него не вступился…
      Осада Трои подходила к концу, осаждавшие, безуспешно терявшие людей под стенами города в течение десяти лет, решили взять Илион хитростью: они изготовили полого деревянного коня, якобы в дар Афине Деве, и спрятали в нём вооружённый десант, сами же ночью удалились от стен города на расстояние достаточное, чтобы скрыться из виду.
      Наутро население Трои собралось у коня решать: принимать дар или нет?
      Вся толпа, включая жрецов разных коллегий, старцев, учителей, врачей, адвокатов, торговцев, ремесленников, проституток, «избранников народа» и т. п., была за то, чтобы ввезти символ страсти внутрь города к Деве (вообще коней посвящали и приносили в жертву толькоПриапу).
      Согласно «Троянскому циклу» (если не считать «Энеиду» Вергилия, официоз из официоза), лишь двое из илионцев были против:
      — мантис (?) Кассандра;
      — жрец Аполлона, т. е. провозвестник Лаокоон.
      Предостережение Кассандры выслушали. А выслушав, государственно-городские авторитеты (старцы, «уважаемые граждане», царская семья) высказались в том смысле, что Кассандра сошла с ума и речи её бессмысленны.
      Что касается Лаокоона, то все современные и дошедшие до нас античные толкователи полагают — он выступил противнастроя толпы на самоубийство. Но это неверно. Разве мудрый жрец не знал, что могут сообразить толпари города, а чт`о им не по силам? Раз жрец был мудр, то он должен был знать наперёд нулевую реакцию Трои. А раз Лаокоон голос и копьё поднял, то, значит, рядом с деревянным конём, кроме толпарей, был ещё кто-то, кто понятьмог, но чей благодарный взгляд не смогли различить авторы «Троянского цикла» и составители современных энциклопедий.
      Лаокоон, если он был мудр, не мог не знать, что слова бывают малопонятны, и тратиться на них не стал, а высказался на более понятном языке действий: метнул в коня положенное ему по сану копьё (жрец бога Солнца — носитель одного копья, а не двух, как, скажем, гоплит, строевой пехотинец).
      Современные справочники, ссылаясь, в основном, на «Энеиду» Вергилия, сообщают следующее: отринуть ясно выраженную Лаокооном весть Истины толпе помогли гады — из моря выползли две громадные змеи (змий? это не одно и то же!), обвили кольцами и самого Лаокоона, и двоих его сыновей и задушили их. Троянская толпа, как везде и во все времена набожная, сочла смерть обличающего её Лаокоона за знамение свыше, — дескать, само небо покарало несогласного с мнением народа! — и потому, якобы ради ублажения Девы, ввезла созвучного им деревянного коня внутрь стен города. Причём ещё и с энтузиазмом разрушив часть защищающей город от врагов стены!
      А вот латинянин Гигин, автор учебных пособий для детей, пишет: Лаокоона убил дракон. (У дракона тело змеи, но, в отличие от змей и змеев, у него есть крылья. Вот и первая странность: один дракон — явно не две змеи.)
      Дракон — древний символ воинствующей иерархии, государства-толпы, сбитой в психоэнергетическое целое и потому управляемой даже без слов. В таком случае образ Лаокоона (но не раскопанной статуи!) — великий символ: побеждающая в вечности Истина до времени удушаема иерархией.
      Илион, как выясняется, редкостный город: удивительно не бездуховное поведение толпы — этого «добра» везде избыток, удивительно, что время от времени появляются люди, которых толпа понять не в состоянии и таковых в Илионе (метагород?) оказалось по меньшей мере двое. И они не могут быть друг с другом никак не связаны.
      Как сообщает «Словарь античности» (пер. с нем., составитель Йоханес Ирмшер, М., 1994, статья «Лаокоон»), в академической среде считается доказанным, что обнаруженная «скульптура идентична упоминаемому в сочинении Плиния Старшего произведению родосских скульпторов Агесандра, Афинодора и Полидора». Скульптура, разумеется, не подлинник, а копия — в древности удачные работы, годные для воздействия на население (нечто вроде «Илиады», извращения на основе «Предсказания»), тиражировали в большом количестве. Оплачивали это дело, понятно, «уважаемые граждане».
      Здесь обнаруживается вторая странность: как это так, вожди, яркие некрофилы, финансируют разоблачающую их сущность аллегорию? Это невозможно! Исполнители должны дуреть, «догадываться» до состояния элемента дракона. Мир Отважного Копьеносца для них просто не существует.
      Да, кстати, слово «Илион» в более точном, неугодном иерархии, прочтении — илиас. Это слово в русле верной этимологической теории бессознательного восприятия Н.Н.Вашкевича—«отвага». Лаокоон — Илиас (отважный) Копьеносец, точный тёзка нашего древнерусского, ещё дохристианского, Ильи Муромца.
      Некоторые из современных «академиков» учат: Трою потому называют Илионом, что по невежествубыли смешаны два города. Нет. Дело не в невежестве. Если Троя и Илион — разные города (разнесённые и во времени, и в пространстве), то их смешение в «Троянском цикле» вполне для стаи закономерно, причём чем более поздний и официозный «источник» — тем «Трои» больше, а «Илиона» меньше. Смысл подмены в том, что стирается грань между простым городом, географической точкой под названием «Троя», и неугодническим «Илионом» Лаокоона и Кассандры: его отличающее от «простых» городов типа Трои качество — присутствие повышенного содержания неугодников. Если же Троя и Илион — всё-таки разные названия одного города (Трои или другого — намного более древнего?), то и тогда вложенный автором «Предсказания» в эти названия смысл разный—«Илион», в таком случае, — это «душа» Трои, отличающее её от многих остальных городов духовноекачество.
      В любом случае, Кассандра и Лаокоон — жители Илиона, толпа — троянцы.
      А раз финансировали, то аллегорическое прочтение раскопанной скульптуры было иным, нежели указываемое в справочниках.
      Ключ к ответу, судя по всему, кроется в двухзмеях. Одна змея — символ мудрости. А две змеи — символ зодиакального знака «Водолей». Две известные извилистые линии—«означают двух змей мудрости: интуицию и рацио,или волны сознания, переливающегося в других» (Энциклопедия символов, знаков, эмблем. М., Локид-Миф, 2000). В таком случае раскопанная статуя изображает вовсе не Лаокоона, персонажа не любимого ни авторами пропагандистского «Троянского цикла», ни, соответственно, их «спонсорами», а всего лишь знак Зодиака, правда, не топорный. Это сейчас, с погружением в цивилизованность населения планеты, «Водолея» в наше время для «новых русских» изображают в виде обнажённой красотки с оттопыренной попкой, кому-то поливающей из кувшина, а ведь ещё на нашей памяти это был полудебильного вида кудрявый мужик с амфорой. А вот пару тысяч лет назад всё было много мощней и глубже, скрытый трагизм воплощался в пластике.
      Скрытый же трагизм «водолея» заключается в том, что он не может не творить; временами — скажем, при приближении зимы, — перебирая скудный запас тёплой одежды, он начинает проклинать всё и вся, мечтает жить, как все «нормальные» люди, устраивается на работу и некоторое время живёт в достатке… но вот приходит весна, и «змеи» пробуждаются… Ужас в том, что уже весной он знает, что наступит осень…
      Вот и разрешение обеих странностей: нынешние начальнички тоже финансируют подобные Зодиаку изображения, да и толпа это любит.
      Другое дело, чт`о подразумевали Агесандр, Афинодор и Полидор: может, они изначально имели в виду именно сплав Водолея и Лаокоона? В самом деле, Лаокоон был, верно, Водолеем не только как обладатель знания (Водолей не тот, то родился в январе—феврале, а кто по сути таков).
      В таком случае, глубина раскопанной статуи безмерно возрастает, выходя за пределы событий вокруг Илиона, и настраивает созерцающего к поиску положительного знания внутри себя.
      И «спонсоры» довольны: культуру-де несут в народ, вот, пожалуйста, в парке аллея из зодиакальных знаков.
      Конечно, неугодникможет в любом символе увидеть то, что для исполнителей остаётся недоступным.
      В особенности, если имя этого созерцателя Истины — Копьеносец.
      Совершенно верно, ещё «доголгофный» Понтий Пилат не только не мог не наткнуться на одну из копий трагического шедевра родосских ваятелей, но при этом его подсознание не могло не распознать в Лаокооне своего, и потому Пилат не мог не остановиться поговорить с Водолеем-Лаокооном.
      Что мог спросить Копьеносец у Лаокоона (в себе?)?
      О чём посоветоваться?
      О чём подумать?
      «Думать» — слово, наверно, не совсем точное. «Думать» подразумевает соединение слов, понятий. «Думать» — это когда уже подобраны слова и всплывают из памяти некогда уже полусоединённые из них цепочки. Но при масштабных постижениях слова бывают ещё не подобраны… Знаете это состояние: о чём-то догадываешься, шаг за шагом восходишь — но слов ещё нет? Это — скорее молитва, начальный её слой.
      Интересно, а в какой период своей жизни Пилат начал молиться (советоваться с Собеседником)?
      А в каких случаях он не мог отказать себе в этом изысканнейшем из удовольствий?
      Думать, размышлять — это формулировать вопросы и получать на них ответы…
      Пилат потёр покрывшийся испариной лоб.
      Конечно, удушили илионца не змеи, а троянцы. И не одна только чернь…
      Дракон?..
      Дракон, пытающийся таким способом навсегда спрятаться от Солнца истины?..
      Как они, уже будучи рабами, оправдывались, что не пришли на помощь Жрецу? Своемужрецу… Ведь для вооружённого человека — время-то военное, город осаждён, все при оружии — змеи-драконы не страшны. Кстати, оружие при каждом — это деталь. Не будь войны, можно было бы оправдаться отсутствием оружия… И страхом перед гигантскими рептилиями.
      Но что это за жрец такой, что его не уважает толпа и к его мнению не прислушивается начальство?
      А за что народ «уважает»?
      За благородство ли?
      Что любит слышать начальство?.. Истину ли?
      Правитель обирает, но обобранные его не только не изгоняют, но любят его и перед ним пресмыкаются. Маленькие дрянные дракончики. А рядом истинный жрец отдаёт всё—а все вокруг на него обижены…
      Лаокоон, Копьеносец Илиа — с какой целью ты отдал копьё?
      Что ты полагал получить взамен?
      Может, тобой двигала любовь к Родине?
      Но чт`о есть Родина?..
      А если в тебе течёт кровь нескольких народов, то где она?
      Почему ты, Лаокоон-Копьеносец, так поступил?..
      Почему?..
      Ради кого?
      В Трое погибли не все. Все не погибают нигде и никогда… Кто-то всегда остаётся.
      Или бывает сохранён.
      А что сталось c выжившими?
      Кровь этой тупой плаксы Антигоны даже оказалась на троне в Греции… Главный любимец этой первой из шлюх Афродиты, троянец Эней, и вовсе основал столицу мира — Рим… Выжили и многие другие, ставшие рабами, — хотя своё происхождение позабыли… Но Троя извечна… И вечна. Раб будет искать своего господина.
      Извечна?
      Основал Рим?
      За господином в Вечный Город потянутся и рабы!
      И вновь им понравится конь. Ведь ничего не меняется!
      А явись Лаокоон с водами знания, — вновь будут стоять и смотреть на его мучительную смерть.
      Но ведь ты, Лаокоон, обратился к кому-то, кто мог услышать.
      Услышать?
      О, боги! Как яснеет голова…
      Но почему так происходит, когда я обращаюсь к Лаокоону?..
      Талантливое произведение?
      Но это их, а что — моё?
      Может, я всё это уже когда-то видел?
      Может я… троянец?
      Или Илиа-нец? Почему у этого города два названия?
      Но ты, Лаокоон, не можешь быть моим предком: погибли и твои малолетние сыновья. Если, конечно, это они… И если других детей не было…
      Меня, в отличие от толпы, твоя гибель волновала и тогда?..
      Кем же я тогда был? И почему тебя не защитил?
      Я что, был… ребёнком?
      Или женщиной?..
      Пилат отступил на шаг. Он отстегнул от пояса походную флягу — она всегда была при нём, хотя теперь противоречила его новой должности — и осушил её до дна. (Сказал ли кто Пилату, что на храмовый оракульный треножник жрец восходит, только выпив как можно больше воды? А если не сказал, то почему, отправляясь к Лаокоону, он прихватил флягу? Любовь к воде — не гераклово ли опоясанье единственного егосына?)
      …Власть и дворец? Да, в этом есть некоторое удобство, но…
      Если бы не эти рожи вокруг…
      И неизбежные утверждения приговоров…
      Разбойники — этих не жалко. Но и они — чем они хуже преданных Риму легионеров? Всего лишь другой дракон… если рассуждать, его брат от тех же чресл… А так всё то же — власть она и есть власть…
      А ведь ты, Копьеносец, своей истиной покусился на власть дракона… драконов…
      Не защитили… Ведь стояли рядом вооружённые воины — но никто, никто не занёс меча, чтобы рубануть по дракону… А удар-то достаточен несильный… Чтоб голову снести: чик — и готово!..
      Стояли священники… Стояли. Из разных коллегий… Пыжились. Какое множество храмов в каждом городе. И в Трое, верно, были храмы не только Аполлону и Афине-Минерве…
      Подобное — к подобному? Он им был не подобен. Значит, он был честным человеком, не как они… И как только этим скотам толпа верит?.. Ведь стоит только отогнуть краешек их парадных одежд: под ней нравственный урод… Впрочем, подобное к подобному…
      Но тогда получается: истинный Жрец Истины не может занимать священнической должности?.. Никогда не надевает парадных одежд? И не берёт содержания?
      Кто способен видеть, увидит тебя и в простой одежде.
      Одеждой пытаются выделиться те, кому нечем больше ещё выделиться.
      А в одежде простолюдина даже лучше: никого рядом постороннего. Желающего поживиться или воспользоваться.
      Пилат с сожалением скрутил пальцами край роскошной ткани своей положенной по должности одежды. Но так уж ли он подумал, что она не его?
      А может, потому была допущена гибель твоих, Лаокоон, сыновей — или видимость их гибели? — что тем было показано, что истинное жречество отныне покинет храмы?
      Может, в древности и был какой-то смысл пребывания Жреца в храме, но сейчас там обитают одни подголоски «уважаемых граждан».
      Что и говорить, твари эти «избранники народа»… Не защитили Истину… Мразью были, мразь есть и мразью будут в веках.
      А может, потому была так ненавистна ахейцам Троя, что в одном из городских храмов ещё держалась последняя линия истинных священников?..
      И эти… домашние хозяйки… тоже не защитили. Достаточно им было крикнуть: «Руби!» — и в воздух бы немедленно взметнулось немало клинков. Ведь сколько из считающихся мужчинами лишь извиваются под каблуком у своих жён… Эх, жизнь, эти треклятые «императрицы»… Ведь ни одна из них не крикнула!
      Хотя, как у них водится, слёзы в три ручья… Жалостью это называют… Себя бы пожалели, дщери троянские, ведь что вскоре сделают с вашим городом!
      Но они не защитили…
      Но… Но ведь у всех жрецов всегда бывают ученики, как иначе? И они не защитили! Наверно, ученики разбежались…
      Стоял народ и смотрел… Соучастники убийства… Того, Кто мог их спасти…
      Душили воины, блудницы, жёны, душили калеки, священники, придворные поэты, душили площадные певички, «уважаемые граждане», ремесленники, душили даже землепашцы…
      Ничего в этом мире не меняется, что было, то и будет… Задушили. Гады.
      Может, эти скульптурные гады не символические змеи?
      Но если ты, мудрый Лаокоон, поднял копьё, то… то кто-то его… принял и понёс дальше?!
      А может… может, ты ради одной только Кассандры? Ведь она же могла сойти с ума! Она говорила Истину, но всем был люб обман!
      Мыслить не как толпа и притом верно!
      Что чувствовала Кассандра, когда её объявили сумасшедшей?..
      Подкосились ноги? Упала?
      Прислонилась к городской стене — теперь уже не могущей защитить город…
      Прислонилась?
      Руки?
      Пальцы?
      Я же чувствую влажный холод остывшего за ночь камня!
      Ну вот, теперь и слёзы у меня на глазах.
      Совсем… обабился?
      В чьём я сейчас теле?..
      Кассандре нужно было ободрение? Да оно мне было нужно!
      Ты, Лаокоон, жрец при Аполлоне, а уж кто-кто, а твой-то бог знает будущее!
      Будущее?
      Что она ещё должна была совершить?
      В своей жизни или в жизни своих потомков?
      Сама Кассандра не осталась даже книгой.
      Жизнь у Кассандры, скажут, не сложилась. Ахейцы, это порождение «коня», её изнасиловали. И не где-нибудь, а в алтаре храма Афины! В храме! Святотатство! Этих жеребцов не мог остановить даже страх расплаты за святотатство: нарушить неприкосновенность молящего защиты у богини! И ведь расплатились: по просьбе Афины Посейдон утопил их всех…
      Потом Агамемнон сделал Кассандру своей рабыней и через некоторое время отвёз в свой дом в Микенах, к своей наезднице. Ему неверной. Там, говорят, Кассандра и была умерщвлена… Той самой наездницей?..
      В чём же был великий смысл её жизни?
      Что после неё осталось?
      Изнасилована? А может, у неё был ребёнок?
      Был, как не быть…
      Но ведь её ребёнок тоже должен был стать рабом! Сама рабыня, отца хуже чем нет, да и неизвестен… Аякс в алтаре храма был первым, но, видимо, не единственным.
      А ребёнок? Быть в рабах с ощущением, что ты не раб, а некто, только вот кто — неизвестно.
      В театрах толпе внушают, что Кассандра — царская дочь. Но как такое может быть, что царскую дочь никто не стал слушать? Царских дочерей слушают внимательней, чем царей, сами же цари в первую очередь.
      «Кому как не мне, — скованный дорогим плащом Пилат криво усмехнулся, — этого не знать?»
      Приам её не послушал — не он её отец!
      Если не врут поэты, и Кассандра жила в семье Приама, то она тоже из сирот — царём удочерённых? Или её подменили в колыбели? Да мало ли возможно ухищрений Мойр?..
      Странная она, Кассандра. Приняла Аполлона-Истину, и стала его… кем? на мантиса она не похожа… Но все её называют именно так… Но как мужчину она Аполлона отвергла. Разве с богом — прелюбодеяние? Видимо, да, раз стала толпе чужда, её слова, соответственно, толпе не понятны.
      А может, врут наши поэты-лизоблюды?
      Если б она отдалась Аполлону, то тем разоблачила бы себя: обычная б…
      Мантисом вообще, видимо, может быть только дева…
      Интересно, а как священники и старцы свою неприязнь к Кассандре объясняли в своём кругу?
      Объявили её шлюхой?
      Это самую-то порядочную женщину города?
      И ведь, скорее всего, нашлись «уважаемые граждане», которые не посовестились объявить, что чуть ли не лично взяли её в прелюбодеянии…
      А кто выдал, что она скрывается у алтаря Афины? Надо полагать, сами служители Храма…
      Священники против мантиса…
      Посвящая символ страсти и похоти Деве, про Кассандру, видимо, вслух говорили: «шлюха» — а она, верно, всё слышала. И видела, как внимает этому слову толпа. Какой позор: на площади, посреди толпы знакомых ей с детства горожан! Всё равно что за волосы туда приволочь! Как взятую в прелюбодеянии! Оболгали — и не оправдаться! И эта толпа, которая так любит ложь! Ещё говорили про Кассандру: безумна. Можно сойти с ума — от бессилия что-либо изменить…
      Но Лаокоон поднял в её защиту копьё Истины!
      Она не могла этого не понять.
      И он погиб… Знал, что погибнет… Смертью смерть попрал.
       Так было надо?
      И чудной души Кассандра с ума не сошла. На её глазах обрушились стены и кровли домов, погибли многие жители города, она претерпела ужасы власти осаждавших — но осталась жива… И Лаокоон жив в ней.
      Где он сейчас? Или она?
      Где?
      Где же быть мантису Аполлона, как не на Его родине?
      Гиперборея?..
      А ведь всё повторится…
      Знание, о котором нужно до времени молчать… Иначе или задушат, или сожгут, а то и распнут…
      А может, «она» в Гиперборею ещё не ушла, а всё ещё где-нибудь рядом?..
      Какое мужественное лицо у Копьеносца! Это же лицо Воина! Он, когда восхотел помочь, знал, на что шёл.
      А смог бы так я?
      Поднять копьё Истины?
      И чтобы ненависть толпы и «избранников народа»? И жрецов? И поэтов? Весь мир — извечная Троя!
      Боги, по силам ли такое человеку?
      И глаза у него какие… Какая в них мощь!
      Глаза? Но не такие ли они порой и у меня?.. А?
      Глаза…
      Почему я наречён Копьеносцем?!..
      Может, я — он?.. Может?!.. Опять же — Водолей…
      Пилат отёр покрытый испариной лоб, тронул флягу, с сожалением ощутил её пустоту — и отошёл от притягивавшей его, непонятно почему, скульптуры. Но особенно любимое им состояние бессловного полупрозрения совсем не ушло, как не уходит ни от кого ни ощущение своего далёкого в тысячелетиях прошлого, ни предзнание о своём в тысячелетиях будущем.

      Как в древности, так и в эпоху Возрождения, да и в наше время тоже — словом, во все обозримые времена, знание «Илиады» Гомера считалось и считается вернейшим признаком приобщения к утончённейшим слоям культуры.
      Отличие эпох состоит разве в том, что в Древней Греции по «Илиаде» учились читать дети, а в наше время к этому, действительно, изысканному блюду дерзают подступиться лишь немногие.
      Недостатка в желающих считаться приобщёнными к элитному знанию не было никогда, отсюда тьма иерархопересказов — от популярных даже по форме до «литературоведческих» и философских.
      Стыдно сказать, но ещё не так давно и я довольствовался пересказами, и это притом что «Илиада» у меня стояла на полке!
      Однако и в те времена удавалось заметить несуразности, лучше сказать, странностиэтих пересказов. В самом деле, а о чём таком уж особенно умном пишет Гомер? Всё как и сейчас: резня, обман, супружеские измены, кровь, стенания испуганных женщин…
      Непонятно, с чего бы это тема победы над Троей-Илионом столь приковывала внимание театральных толп? Почему именно «Илиада» была столь популярна? Причину, побуждающую власть оплачивать распространение этого произведения, мы рассмотрим ниже, но почему толпы-то «любили» именно это произведение?!
      Все по нескольку раз смотрели фильм «Белое солнце пустыни».
      Кассета с этим фильмом непременно стоит на полке каждого эмигранта из России.
      Б.Ельцин, одаривая 10 октября 1997 года президента Франции кассетой с этим фильмом, сказал, что это его любимейший фильм.
      Фильм вышел на экраны благодаря Л.Брежневу. До того он был запрещён безвестным цензором, но Брежневу понравился настолько, что тот распорядился пустить фильм в широкий прокат.
      Словом, одобрение махрового «иудо-внутренничества».
      Режиссёром фильма был Мотыль, но консультировал его на этапе доработки сценария из исходной киноповести разрекламированный любитель Америки Кончаловский.
      Но почему этот фильм побил все рекорды сборов?
      Видимо, из бесконечного ряда просто «иудо-внутреннических» «произведений» «Белое солнце пустыни» выделяется.
      Но чем?
      Привлечём силу критического мышления. Ни Мотыль, ни Кончаловский как до «Белого солнца пустыни», так и после не создали ничего стоящего внимания. Уже из одного этого следует, что успех фильма определил некий фактор, к режиссёрам и типу их психики отношения не имеющий.
      Правильно, следует рассмотреть первоначальный вариант сценария. Назовём его «киноповестью».
      И тут мы обнаруживаем гениальное произведение!
      Об этом произведении следует говорить долго, лучше всего его прочесть. Есть по его поводу и достойное исследование, название—«Дело было в Педженте (Второй смысловой ряд фильма „Белое солнце пустыни”)», автор или авторы укрыты под псевдонимом «Внутренний Предиктор СССР». Автор или авторы этого, видимо, первого в своём роде исследования совершенно верно заметили, что киноповесть В.Ежова и Р.Ибрагимбекова вовсе не обыденное художественное повествование, её уровень гораздо более высокий. Это — отображение исторического процесса, столкновение различных социальных сил, представленных символами.
      Особенно ценны в киноповести те моменты, которые «иудо-внутренники» в фильме исказили или из фильма вовсе выбросили.
      К примеру, в киноповести товарищ Сухов, откопав связанного Саида, получает от него в дар дорогой работы кинжал, а Саид получает от Сухова английский карабин. Откуда у закопанного бандитами для мучительной смерти дорогой кинжал? Кинжал Саида не реалистическая и не художественная деталь, а символ. Символ, смысл которого становится понятен при осмыслении всего комплекса образов произведения (товарища Сухова, Саида и прочих).
      В фильме же кинжал, причём уже совсем простой, дарит не Саид Сухову, а Сухов Саиду, карабина же нет вовсе.
      Но жульничество с кинжалом ещё пустяки.
      Наиважнейшая сцена, штурм Чёрной крепости (в фильме она становится Старой, почему, интересно?) исключена вовсе. Отряд Рахимова (по «Внутреннему Предиктору», Рахимов — троцкист, по-нашему, более точно, не по некоторым внешнимпризнакам, но по своей глубинной сущности, — «иудо-внутренник», командующий «когортой», сам под пули не лезет) безрезультатно штурмует Черную крепость, в которой засел Чёрный Абдулла (по «Внутреннему Предиктору», Чёрный Абдулла — главраввинат, вождистская часть «внутренничества», нам тоже вспоминается итильский каган, ко-хан, чёрныйхан, см. главу «Неплохо очень иметь три жены?»). Вернее, результат — взаимоистребление нукеров Чёрного Абдуллы и красноармейцев. Рахимов, политическая проститутка языка (он то одно говорит, то противоположное), не знает, вернее, не хочет знать секрета Абдуллы (его, и не пытаясь специально узнать (!), знает «товарищ Сухов», для символа это нормально), и тем получает оправдание бестолковой гибели красноармейцев. Кстати, «Рахимов», узнав, что «Сухову» секрет известен, тем не менее узнать его и не пытается и чуть ли не бежит.
      Чёрный хан Абдулла в очередной раз свободно удаляется через «трубу», но прежде…
      В киноповести, написанной весьма сжато, много внимания уделяется следующей сцене в эпизоде штурма Чёрной Крепости. Идёт бой. В подвале в углу жмётся приговорённый к смерти самим Абдуллой гарем. На пороге появляется красноармеец с пулемётом. Абдулла, не целясь (!), левой (!) рукой из неудобнейшего (!) положения (зашнуровывал чарык), стреляет навскидку. Убитый красноармеец скатывается по лестнице вниз, как кажется, к ногам одной из жён Чёрного Абдуллы.
      Впоследствии Абдулла «мажет» правой рукой, из удобного положения и прицелившись. Ясно, что «не целясь, левой рукой, из положения „в три погибели”» подчёркнуто указывает на то, что сюжетный цирк временно кончился, пошёл весьма важный символ.
      В стене открывается «железная каменная» (!) дверь в «трубу», оттуда выходит пожилой нукер и говорит, что пора уходить. Но Абдулла медлит, дескать, без чёток он не уйдёт (чётки не признак религиозности, если бы Абдулла был правоверным мусульманином, он бы ограничился четырьмя жёнами, а не собрал бы их только в этом подвале десять штук — вновь символ). Абдулла ищет чётки. Попутно гибнут ещё двое появившихся на пороге красноармейцев, которые, скатившись, ложатся по обе стороны от первого убитого. Наконец, нукер Абдуллы переворачивает труп первого убитого красноармейца и под ним обнаруживает чётки. Абдулла их хватает, бросается к «трубе», и, закрывая в неё вход, приказывает нукеру расстрелять гарем. Нукер срывает полог, направляет на гарем дуло пулемёта, — но тут же валится, убитый красноармейской пулей.
      Странная эта «труба»: она обеспечивает «Чёрному Абдулле» возможность не только спастись, но вновь оказаться за спиной смеющих ему сопротивляться…
      Эпизод с чётками Чёрного Абдуллы в символическом смысле очень важен. Вечный «Ко-хан» одолевает тем, что дурачит, прививает ложное мировидение, ключ к этой системе—«чётки», потому они и не должны попасть в поле зрения стремящихся освободиться от этого мироеда. Для «Абдуллы» лучше смерть, чем «чётки» в руках кого-то из «красноармейцев».
      И буквальные чётки, и сам эпизод кинематографически выигрышны, но в фильм не попали. Как, впрочем, и «труба». Что понятно: снимал не неугодник, а совместимый с «Чёрным Абдуллой». А ведь в гениальной киноповести этим двум символам придаётся важнейшеезначение.