Глава одиннадцатая
      Арнольдик хлопнул себя по лбу, издал боевой индейский клич, всполошив всех сидевших с ним в комнате, и бросился к телевизору.
      - Как же я забыл, что у Павлуши есть телевизор, и что он работает! Я совсем отвык от работающих телевизоров, надо срочно посмотреть хотя бы вечерние новости.
      Он включил телевизор как раз на титрах "Дорожного патруля".
      - Боже мой, Арнольдик! Что ты собрался смотреть?! Неужели опять эти новости об ужасном, которые рассказывают молодые люди, захлебываясь от восторга, да к тому же еще едва не приплясывая?! - укорила его Нинель.
      - Ах, дорогая, должен же я знать, что происходит в мире!
      Но тут же он отвлекся на экран, где ведущий радостно сообщил зрителям:
      - Добрый вечер! Сегодня в Москве криминогенная ситуация обострилась до предела. Проводится операция "Сигнал", привлечены все силы МВД, войска московского гарнизона, по нашим данным в город вводятся десантные подразделения из Тулы и Рязани. В город уже прибыла разведрота Кантемировской дивизии.
      Разыскиваются группа особо опасных террористов, которые готовили в Москве серию террористических актов. Посмотрите на портреты этих людей. Если у вас есть хоть какие-то сведения о них и их местопребывании, мы просим вас немедленно сообщить об этом по телефонам, которые вы видите на ваших экранах. За действенную помощь назначено крупное денежное вознаграждение. Помните: от скорейшего задержания этих людей зависят наша с вами мирная жизнь и спокойствие. Ни в коем случае не пытайтесь задерживать этих людей самостоятельно - они крайне опасны и вооружены!
      Внимание! Мы показываем портреты этих террористов.
      Нинель опустилась в кресло, потому что на экране появилось лицо ее мужа - Арнольдика, а следом и она сама.
      Нинель бросилась звать всех к телевизору, а на экране появилась моя улыбающаяся физиономия.
      Заменившая ведущего дикторша, кукла и дура, заговорила бойко, сыпала словами, словно приплясывала:
      - К террористам присоединились и бывшие сотрудники правоохранительных органов...
      На экране мою физиономию сменила фотография Скворцова в милицейской форме.
      - А так же, к великому нашему сожалению, в некотором роде наш бывший коллега, спившийся журналист-ренегат Александр Перышкин...
      Проспавшийся Перышкин, стоя в дверях, присвистнул:
      - Не иначе, как Похлебкина замели, сволочи, наверное, как-то через меня вычислили. Провисла наша публикация...
      Арнольдик, влезший в телевизор едва не по плечи, замахал на него, чтобы тот замолчал.
      А дикторша бодро продолжала, словно вещала не о криминале, охватившем город и страну, а о милых ее сердцу пустячках.
      - Еще одно чрезвычайное происшествие, которое, впрочем, становится уже нормой, случилось в одной из переполненных камер Бутырской тюрьмы: там, от острой сердечной недостаточности, скончались сразу двое заключенных...
      Скворцов хлопнул себя по коленям. На экране показывали, как загружают в спецперевозку тела двух людей на носилках, один из них, здоровый бугай, был смутно знаком, а вот когда показали крупно лицо второго, ахнули мы все. Это был сам Паленый, лицо которого почему-то не спешили накрыть, непозволительно долго задержав на нем камеру, словно специально давая кому-то рассмотреть это лицо.
      А дикторша продолжала радоваться жизни:
      - Сегодня из той же тюрьмы выпущен на свободу известный авторитет, рецидивист, вор в законе, по кличке Платон. Вот такие происходят странные дела. Террористов ловят, а рецидивистов отпускают. Это лучше всего говорит о том, что мы живем в по-настоящему демократическом государстве, в котором демократия предполагает равенство для всех перед законом. Нет улик свободен.
      И еще одно событие, сообщение о котором пришло к нам буквально в эти минуты. Только что покончил жизнь самоубийством, выбросившись с балкона собственной квартиры, следователь по особо важным делам Капустин. Нам стало известно, что в эти дни он был отстранен от исполнения служебных обязанностей, возможно, на этой почве произошел нервный срыв. Еще по одной версии вполне возможно, что все значительно проще, и причиной смерти следователя стала банальная пьяная ссора с находившимся у него в гостях сослуживцем...
      На экране, в лучах прожектора, лежало тело Капустина, небрежно прикрытое чем-то темным. Невдалеке было видно, как сажали в машину бледного и растерянного Козлова. А дикторша тем временем упоенно заканчивала:
      - И в заключение новость, которая буквально потрясла не только всех журналистов, но и всех жителей нашего города и страны. В собственной квартире погиб известный журналист, главный редактор популярнейшей газеты, Степан Тимофеевич Похлебкин. Судя по следам насилия на теле, разгрому в квартире, он подвергся нападению и пыткам грабителей. Мы скорбим вместе с его родными и близкими, в полной мере разделяя их горе. На этом мы заканчиваем, смотрите рекламу, а по окнчанию - сводку погоды.
      Саша подошел и выключил телевизор.
      - Все, ребята, нам и здесь долго засиживаться нельзя. Заметут нас.
      - А ты что, рассказал Похлебкину, где мы будем?! - спросил Павлуша.
      - Да ничего я ему не говорил! - досадливо воскликнул Перышкин. - Я даже адрес твой не помнил. Просто я считаю, что работают против нас профессионалы. Ты что, сам не видишь, что круг сужается? Мы - вне закона. Смертники. Все, кто прикоснулся к этим бумагам, гибнут. Это к нам дорожку топчут. И Платона наверняка не случайно отпустили. Его как цепного пса спустили по наши души. Нас сейчас со всех сторон обложат. Надо попытаться выскочить, пока не поздно. Если уже не поздно.
      - Поздно, - сказал я. - Операция "Сигнал". Это означает, что перекрыты все аэропорты, вокзалы, порты, дороги, все, по чему можно уехать, улететь, уплыть. Наши морды уже показали на всю Россию и еще будут показывать. И даже в плен нас брать не собираются. Вы слышали, как настраивают общественное мнение? По камертону! Мы - крайне опасны. Наверняка при таких раскладах есть приказ стрелять на поражение. А если и нет, то сердечный приступ, вроде того, как у Паленого, нам устроят, если схватят.
      - И что же мы должны делать? - растерянно спросила Нинель. - Сидеть и ждать, когда за нами придут и всех расстреляют? Так, что ли?
      - Не знаю, - со вздохом отозвался я. - Знаю только, что сюда придут наверняка. Раньше, или позже, но придут. Надо уйти хотя бы отсюда. Возможно, мы хотя бы еще Павлушу, Федю и Васю не засветили.
      - Глупости! - возмутился Павлуша. - Мы уже отметились во время налета на засаду. Так что лично я иду с вами. И спорить бесполезно.
      - А мы с Васей что, чужие, что ли? - обиделся Федя. - Лучше уж, если и погибнуть, то всем вместе, на миру и смерть красна. А то как Капустина: по одному из окон повыбрасывают.
      - Тогда, ребята, берите кто что найдет: одеяла, верхнюю одежду. Медикаменты я сам соберу! - командовал Павлуша. - И быстренько, быстренько. Времени нет!
      Мы все забегали, засуетились, но собрались невероятно быстро и без толкотни.
      Мне на колени положили плед, а сверху пару одеял. Я не спорил. Мало ли где и как придется нам теперь ночевать. Федя отыскал где-то на антресолях палатку и рюкзак, который тут же набили продуктами.
      Вася держал в руках два чемодана, размерам которых позавидовал бы сам Гулливер. Я лично видел, что ни одной тряпочки он туда не положил, только съестное. Так что, чем-чем, а продуктами мы теперь были обеспечены надолго.
      Нинель бережно собрала в сумку теплые носки, нитки, иголки. Арнольдик надел на себя длинное пальто, а сверху еще и дубленку. В каждой руке он держал по свернутому одеялу. Еще ему чем-то приглянулась большая черная сковородка, которую он засунул за пазуху, повертев перед этим так и эдак.
      Арнольдик приготовился открыть двери, чтобы выйти на улицу. Следом за ним стоял с чемоданами в руках Вася, за ним я в коляске, заваленный одеялами, за моей спиной стояли Скворцов, Нинель, Федя. Мы ждали Павлушу, который что-то усердно искал.
      Он поднял голову и посмотрел на высоченные антресоли. Почесал затылок и попросил Федю:
      - Подсади меня на антресоли, я там сумку санитарную оставил, надо достать, она полностью укомплектована.
      - Давай я достану, - с готовностью вызвался Федя.
      - Не достанешь, - щелкнул языком Павлуша. - Она где-то в глубине, ты ее снизу не достанешь и не долезешь. Мне самому лезть надо, быстрее будет.
      Федя без усилий подсадил Павлушу, и тот пополз в темные недра антресолей.
      Вася сказал Арнольдику:
      - Давай, открывай, выйдем на улицу, там подождем, а то ты здесь в этих шубах совсем сваришься.
      Арнольдик с готовностью распахнул двери. Вася подхватил чемоданы, которые поставил на пол, и сделал шаг к двери, но наступил на пятки отступавшему от дверей Арнольдику.
      А за отступающим Арнольдиком в квартиру входили Платон и еще четверо вооруженных бандитов.
      В коридоре сразу же стало тесно. А туда протискивался еще один бандит, который спиной привалился к закрытой им двери.
      Платон отодвинул стоявшего перед ним бандита, и не сказав ни слова, выстрелил в упор в Арнольдика.
      Арнольдик охнул, схватился руками за грудь и опустился на пол.
      Тут же раздался еще один выстрел. Все замерли в растерянности. Платон, поднявший пистолет на Васю, оглянулся, подняв брови.
      По двери, к которой он прислонялся, сползал на пол бандит с дыркой во лбу. Один из бандитов задрал голову и стал палить по антресолям. В ту же секунду Вася ударил по голове двумя чемоданами сразу стоявшего перед ним бандита.
      Я отодвинул Васю в сторону и через плед открыл ураганный огонь из двух пистолетов сразу.
      Бандиты ответили яростной пальбой, а меня поддержал спустившийся с другой стороны антресолей Павлуша.
      Тесную прихожую заволокло дымом, резко запахло пороховыми газами. Пальба была оглушительная, беспорядочная и бестолковая.
      Да и когда тут было целиться, когда все стреляли дуг в друга в упор?!
      Нам повезло - весьма относительно, но все же, если учесть наш опыт в перестрелках...
      Когда пальба стихла, на полу сидел, держась за бок, Вася, а рядом с ним лежал Арнольдик, над которым уже хлопотала Нинель.
      А возле дверей лежали один на другом шестеро бандитов. А сверху, раскинув руки, лежал сам Платон, с выбитым пулей глазом и дыркой во лбу.
      Васю отвели в комнату, чтобы осмотреть рану и перевязать. Павлуша отстранил Нинель и сам склонился над Арнольдиком.
      Когда он стал переворачивать его на спину, чтобы посмотреть куда же попала пуля, Арнольдик застонал и открыл глаза...
      Его спасла сковородка. Сама она разлетелась в осколки, сохранив Арнольдику жизнь, ему же перепали контузия и болевой шок, но это лучше, чем пуля в сердце.
      Нинель, не стесняясь, плакала у него на груди счастливыми слезами.
      Павлуша побежал осматривать и перевязывать Васю.
      Ему тоже повезло, конечно, весьма относительно, но все же: рана оказалась сквозной. Васю быстренько перевязали и поспешили уйти из дома. Мы осторожно вышли на лестничную площадку, а Федя налегке побежал вниз по лестнице, посмотреть, что творится на улице, не ждет ли нас там засада.
      Он спустился уже до самой последней лестничной площадки, когда в двери подъезда ворвались несколько человек в штатском и в пуленепробиваемых жилетах.
      Без всяких положенных в таких случаях окриков и предупреждений, вероятно, заметив в руках у Феди пистолет, они открыли ураганный огонь из автоматов по лестнице.
      Федя, надо отдать ему должное, не растерялся и открыл ответный огонь из пистолетов.
      - На чердак! Скорее! - прокричал Павлуша, услышав пальбу внизу на лестнице. - Здесь нас всех перестреляют!
      И он побежал по лестнице вверх, а мы дружно рванули следом за ним.
      Федя, засев за перилами, только и успевал, что перезаряжать свои пистолеты, не давая подняться атакующим.
      Нам опять фантастически повезло, да и то только потому, что атаковали нас сотрудники службы безопасности одной из фракций госдумы. Не очень хорошо организованные, не готовые к такому яростному сопротивлению.
      Они даже не оцепили дом, а всем скопом бросились на штурм, как только началась пальба. А мы тем временем выбрались на крышу и спустились с другого конца дома по пожарной лестнице.
      За наши жизни заплатил своей Федя.
      Когда он расстрелял все патроны, бросился вверх по лестнице, и его расстреляли в спину из автоматов.
      Федя осел на ступеньки, скорчившись от разрывавшей тело на части боли.
      Снизу громыхали, приближаясь, тяжелые ботинки атакующих, стремившихся наверх.
      Федя с трудом распрямился и лег поперек лестницы, вцепившись в решетку лестничных перил, стараясь хотя бы так помешать атакующим, выиграть для нас хотя бы эти секундочки. Те самые секундочки, которые в таких случаях нередко стоят жизни.
      Нападавшие перепрыгивали через него и спешили наверх...
      Но Госпожа Фортуна и в этот вечер была на нашей стороне. Она сегодня явно играла за нашу команду.
      К дому со всех сторон подъехало еще несколько машин, из которых посыпались спецназовцы и люди в темной форме с ярко-желтыми буквами на спине.
      Они рванули в подъезд, были встречены огнем, открыли ответный, и пока разобрались кто в кого палит, нам подарили еще время.
      Мы быстро уходили, держась вдоль стен, стараясь передвигаться дворами. Периодически останавливались, прислушиваясь к перестрелке, все еще надеясь, что Феде удастся вырваться и догнать нас.
      Вскоре мы остановились в незнакомом темном дворике. Дальше передвигаться было небезопасно. По крайней мере - такой оравой.
      На улицах, примыкавших к месту перестрелки, засновали, как муравьи, вооруженные солдаты и люди в камуфляже. По дворам забегали лучи фонариков и глухо залаяли собаки.
      Сбившись в кучку, мы провели краткий военный совет, решив дальше передвигаться группами по двое.
      Пары составили таким образом: я и Павлуша, Вася и Нинель, Скворцов и Арнольдик.
      Саша Перышкин отстал от нас где-то по дороге, в суматохе перестрелки и бегства. Наши старички поначалу ни в какую не хотели расставаться, но их убедили, что парами в таком составе идти безопаснее. И Нинели с Васей, и Арнольдику со Скворцовым. Тем более, что мы рассчитывали встретиться через два часа.
      Местом встречи мы избрали Казанский вокзал, наиболее близкий к нам. Решив, что Ярославский и Ленинградский слишком оживленные, а у Казанского, со стороны входа на пригородные поезда, довольно тихо. Там-то и можно будет встретиться, скрываясь в тени домов. Либо отсидеться в одном из многочисленных сквериков, если придется кого-то ждать или случится что-то непредвиденное.
      Мы, конечно, понимали, что вокзалы перекрыты, но рассчитывали все же попытать счастья. Да и не было у нас другого выхода. В Москве мы оставаться не могли. Куда бы и к кому мы бы ни пришли, всюду нас ждали возможные доносы соседей, засады, обыски. Мы только могли ввергнуть в неприятности ни в чем не повинных людей.
      Оставаться на улицах мы тоже не могли. Нас просто расстреляли бы патрули, как собак. Этот исход был всего лишь делом времени.
      Как ни крути - нам оставалось только одно: вырваться из города. Это, конечно, не решало проблемы до конца, но давало нам хотя бы время на передышку.
      Согласен, план был не ахти, но времени на разработку более хитроумных планов у нас просто не было. И все более хитроумные планы требовали более мощной материальной базы. Но мы же были дети все той же, что и преследователи, системы. Мы знали, что не может быть в этом государстве ничего такого, где бы ни присутствовало знаменитое русское "авось" и "сойдет".
      Одним словом, мы знали, что если у нас стоит сплошной бетонный забор, то где-то в этом монолите обязательно должна быть доска, замазанная цементом. Доска, которую поставили в бетонном заборе потому, что забор надо было срочно сдавать, а плиты не довезли и поставили временно доски, чтобы потом заменить. Но нет в России ничего более постоянного, чем что-то временное. Короче, в силу каких-то обстоятельств, которые есть всегда и обязательно, будет в таком заборе либо просто дыра, либо замазанная деревянная доска...
      Перестрелка утихла, а свистки и движение по дворам, наоборот, усилились.
      Надо было срочно уходить, пока на нас не натолкнулись патрули, тщательно обшаривавшие все вокруг.
      Мы торопливо обнялись, понимая, что повезти может не всем из нас, что любой промах будет стоить нам жизни. Мы прощались, подбадривая друг друга, прощались, не зная, с кем мы прощаемся на час-два, а с кем больше не увидимся никогда.
      - Поскорее, ребята, разбегаемся, пока не оцепили район, если его уже не оцепили, - беспокойно торопил Скворцов.
      Мы торопливо разошлись в разные стороны.
      На нас начиналась Большая Охота.
      Глава двенадцатая
      Вася и Нинель пошли по улице, надеясь на то, что Васины портреты не показывали по телевизору, а Нинель замотала платком лицо, предполагая, что если их остановят, сказать, что Вася ведет мать в платную зубную поликлинику.
      Поначалу им повезло: они вышли из района перестрелки, по крайней мере, свистки, лай собак и шум моторов остались у них за спиной, удаляясь и затихая.
      - Ну, вот видите, Нинель Петровна, сколько сил и времени мы с вами сэкономили? Таким манером мы у вокзала будем минут через сорок, да еще и первыми придем, - тихонько нашептывал Нинели на ухо Вася, придерживая ее за локоток, успокаивая и отвлекая от тревожных мыслей.
      Нинель несколько взбодрилась, успокоенная увещеваниями Васи, и легкостью, с которой они ушли из опасной зоны.
      - А ну-ка, стойте. Стоять!
      Раздалось с некоторой даже ленцой из темноты подъезда дома, мимо которого они проходили.
      Нинель и Вася послушно остановились. Со стороны подъезда их осветили лучом фонарика. Медленно проведя по ним лучом света, словно обшарив, подошли, высвечивая себе фонариком дорогу.
      Подходили не спеша, вразвалочку, предупредив, чтобы не вздумали дергаться, два милиционера в бронежилетах, с короткими автоматами в руках.
      - Куда путь граждане держат среди ночи? - спросил один из них, скрывая зевоту, когда они подошли близко.
      - Маманя вот заболела. Зуб так щеку разнес, что жуть. Болит, проклятый, сил у мамани никаких нет терпеть. Веду в платную, в стоматологическую неотложку...
      - Ладно, веди, - согласился сразу второй милиционер, зевая и разворачиваясь обратно в подъезд.
      - А документы у вас имеются, граждане любезные? - не захотел так легко расставаться с ночными прохожими первый милиционер.
      - Оставь ты их в покое, Валера, пускай себе идут куда шли, что ты к ним прицепился? У тебя что, у самого зубы никогда не болели?
      - Зубы у меня болели, в этом я вполне сочувствую гражданочке, но только пусть либо документы предъявят, либо пускай она лицо покажет.
      Что оставалось делать? Нинель медленно размотала платок, низко наклонив голову.
      Валера посмотрел на нее, перебрал в руке несколько фотографий, заглянул в одну из них и вскинул автомат.
      Вася едва успел ухватить его за ствол. И вовремя. Очередь ушла в небо над головами Нинель и Васи.
      - Да ты что, Валерка, сдурел, что ли?! - заорал, приседая, второй милиционер.
      - Стреляй! Стреляй на поражение! - кричал Валера, стараясь вырвать ствол автомата из железных рук Василия. - Ее же разыскивают! Ты что приказ забыл: огонь на поражение!
      Грохнула короткая очередь. Вася не успел отвести ствол и подбежавший к ним напарник Валеры тихо опустился на асфальт.
      - Зачем же так? Я же плохого не хотел... - он ойкнул, и замолчал, откинув в сторону руку.
      Вася сквозь зубы выругался и ударил Валеру в челюсть. Голова у того дернулась, глаза подернулись туманом и он осел, выпустив из рук автомат.
      А возле второго милиционера уже суетилась Нинель, пытаясь чем-то помочь ему.
      - Наповал, - не скрывая слез на глазах, развела она беспомощно руками, посмотрев виновато на подошедшего Васю.
      Вася сглотнул, протянул Нинели руку, помог ей встать, подобрал с асфальта второй автомат, закинув первый за спину, а второй держа в руках.
      - Пойдемте скорее! - крикнул он Нинели.
      Совсем рядом уже переливались свистки и приближался собачий лай.
      Им опять повезло: почти не скрываясь, они пробежали несколько кварталов, до вокзала им оставалась всего одна улица, когда именно поперек этой улицы и остановилась машина, крытая брезентом, из которой посыпались десантники, перекрывая улицу. А за спиной у Васи и Нинель разворачивалась, перегораживая второй конец улицы, еще одна такая же машина.
      Вдоль по улице поползла легковая машина с громкоговорителем на крыше, через который повторяли одно и то же:
      - Граждане! Просим сохранять спокойствие! На вашей улице проводится милицейская операция! Поступили сведения, что именно здесь скрылись двое из группы разыскиваемых террористов! Просим сохранять спокойствие! Всем приготовить документы! Двери открывать по первому требованию милиции! Повторяю!...
      Машина медленно приближалась к Васе и Нинели. Вася за спиной нащупал двери подъезда и втянул туда за собой Нинель.
      Оба они замерли, распластавшись по стене, не зная, что же делать дальше.
      - Эй! - негромко окликнули их.
      Оба они вздрогнули, а Вася вскинул автомат.
      На лестничной площадке стоял мужичок в старых трениках и майке, который курил сигарету.
      - Спокойно, спокойно! - поднял он руки, заметив Васино движение. - Я не из конторы, я тут живу!
      Он затянулся сигаретой и показал пальцем куда-то под лестницу.
      - Напротив входной двери с той стороны, забитый проход на соседнюю улицу. Пару досок отдерете - и вы на другой улице. А с этой стороны я опять этими досками прикрою. Пока найдут, если найдут, они времени потеряют уйму, пока все квартиры обшарят.
      Василий бросился к указанному месту под лестницей. Все так и было: он одним ударом ноги высадил доски, распахнул забитые ими двери, обернулся, чтобы что-то сказать мужичку, но тот торопливо отмахнулся:
      - Жив останешься, вернешься и расскажешь мне потом, как ты меня любишь, пузырь поставишь, а пока - рвите поскорее отсюда...
      Вася, схватив Нинель за руку, выскочил на соседнюю пустую улицу, а за спиной у них мужик чем-то задвигал открытую дверь, скрывая путь их отступления.
      - Вася, нам некуда деться. Здесь вокруг сейчас полно солдат, еще немного, и нас заметят из окон, и кто-то да сообщит про нас.
      - И что вы предлагаете, Нинель Петровна?
      - Вот в этом самом доме живет моя самая любимая и талантливая ученица. Бывшая, разумеется. Теперь она сама уже учительница. Умная, добрая, честная девушка. Мы можем забежать к ней.
      - Нинель Петровна, Гертрудий категорически не велел ни к кому заходить, а он знает, что говорит.
      - Васенька, но Гертрудий не знает Верочку. И у нас нет другого выхода. Выйти с улицы мы не можем, кругом солдаты, а стоять посередине это самоубийство. И мы совсем ненадолго. Мы посидим, пока не снимут оцепление.
      - Ладно, - решительно кивнул Вася. - Но вы ее действительно хорошо знаете? Ручаетесь за нее?
      - Вася! Я же учила ее шесть лет!
      - Хорошо, хорошо, Нинель Петровна. Пойдемте. Только очень тихо и острожно...
      Через пять минут они уже сидели в уютной кухонке крохотной, как сама хозяйка, квартирки, забитой книгами и нотами.
      Шторы на окнах были наглухо задернуты, на столе мирно дымился в чашках свежий чай в больших глиняных кружках.
      У плиты стояла хозяйка в коротком простеньком домашнем халатике, перекинув через плечо такую редкую в наше время длинную косу.
      Лицо у нее было круглое, открытое, с ямочками на щеках. Глаза зеленые, большие и удивленные.
      Вася попросил разрешения закурить, Вера открыла форточку за шторой и подвинула к Васе блюдечко вместо пепельницы.
      Вася курил и отдыхал в полудреме, опустив веки, отгоняя от себя наваливающийся сон, чтобы затянуться, да стряхнуть с сигареты в блюдечко столбик пепла.
      Нинель Петровна с наслаждением прихлебывала чай, слушая милую болтовню Верочки, сама что-то рассказывая.
      Вася слушал эту женскую беседу обо всем и ни о чем, краем уха. Но вдруг дернулся и прислушался внимательнее. Верочка спрашивала Нинель:
      - Где же Арнольд Электронович? Его же ищут, по телевизору показывали и говорили.
      - Стрельба была, гнались за нами, Верочка. Пришлось нам в разные стороны разбежаться.
      - И как же вы теперь найдете друг друга?! - ужаснулась Верочка, прижав к щекам ладони.
      - Мы не потеряемся, ты не волнуйся за нас, Верочка. Мы договорились встретиться около...
      - Около памятника Гоголю, в переулочке, - поспешил вставить Вася, отчаянно мигая Нинели.
      - Он шутит, Верочка, - улыбнулась Нинель. - Мы договорились встретиться около вокзала...
      - Нинель Петровна, - довольно сухо сказал Вася, вставая со стула. Мне кажется, что все уже стихло. Нам пора двигаться. Нельзя нам долго у вашей ученицы сидеть. Вычислят нас. Да и не стоит подводить хорошего человека. Пойдемте.
      Нинель послушно поднялась.
      - Спасибо тебе душевное, Верочка, - стала она прощаться с ученицей.
      - Вы подождите, я пойду посмотрю, что и как на улице, - остановила ее Верочка. - Только паспорт возьму, чтобы под рукой был, что я из этого дома.
      Верочка взяла паспорт и вышла.
      Нинель обиженно повернулась к Васе.
      - Мы теперь что же, совсем никому верить не будем?
      - Верить мы будем, Нинель Петровна. Но лишнее никому говорить не обязательно. Доверие и разумная осторожность - вещи разные. Мало ли что...
      Нинель обиженно замолчала. Вася курил, потом погасил сигарету. Нинель зябко поежилась.
      - Вася, вы докурили? Тогда будьте любезны, закройте, пожалуйста, форточку.
      Вася привстал, отогнув занавески, чтобы прикрыть форточку. Приоткрыл, да так и замер. Только делал отчаянные знаки Нинель, чтобы она срочно подошла.
      Все еще обиженная Нинель пожала плечами, но все же подошла. Осторожно выглянула за краешек отогнутой шторы и схватилась за сердце: на улице стояла Верочка, старательно убеждая в
      чем-то военный патруль, показывая свой паспорт и на окна своей кухни.
      Офицер, наверное, старший в патруле, показал ей какие-то фотографии, та указала на одну из них, потом на вторую, и радостно защебетала.
      Патруль направился к подъезду.
      - Бежим! - выдохнул Вася, бросаясь к двери.
      Но Нинель словно оцепенела. Она опустилась обратно на стул, и несмотря на все усилия встать не могла.
      - Вы бегите, Васенька, - слабо улыбнулась она. - А у меня с ногами что-то, отнялись. Переволновалась я, наверное, перенервничала.
      - Нинель Петровна! - встал скалой над ней Вася. - Я понес бы вас на руках, но мне, скорее всего, придется стрелять. А вас ждет Арнольд Электронович. И я боюсь, что он не переживет, если узнает, что вас нет в живых.
      Нинель прикусила губу, свела брови, на лбу резко обозначились морщины. Она вздохнула и... встала!
      - Вот и хорошо, хорошо, - забормотал заботливо Вася. - Вы хотя бы вот так, потихонечку, следом за мной, только держитесь у меня за спиной.
      Он толчком ноги распахнул двери, выскочил на лестницу, и сразу же присел на корточки.
      Град пуль, посланных снизу, осыпал его голову и плечи штукатуркой. Нетерпеливые автоматчики попытались расстрелять его снизу, едва он появился в дверном проеме.
      Что оставалось делать Васе? Он открыл ответный огонь, выбирая паузы, чтобы выставить между перил автомат.
      Примерно минуту, или две, с двух сторон шла ожесточенная перестрелка. Подъезд наполнился грохотом, гарью, едким пороховым дымом, безумием ближнего яростного и несуразного боя, в котором сторонами руководит одно желание: выжить любой ценой!
      Неожиданно стрельба снизу ослабла, а потом и вовсе прекратилась.
      - Не стреляй! Не стреляй! - кричал оттуда срывающийся от волнения и испуга ломкий мальчишеский голос.
      Василий остановился и прислушался. Стрельба внизу не возобновлялась. Он очень осторожно выглянул: в подъезде, лицом вниз, лежал офицер, а рядом с ним, прижимаясь к стене, сидел на полу парнишка, зажимая ладонью плечо, уронив на пол автомат. Посреди площадки стоял, испуганно глядя вверх и подняв руки, еще один парнишка. Было этим мальчишкам лет по восемнадцать, на плечах топорщились погоны с курсантской каемочкой.
      - Сложи все автоматы на первую ступеньку лестницы и отойди к раненому, чтобы я тебя видел. Можешь перевязать его, наложи жгут, возможно, перебита артерия, - командовал Вася, спускаясь по лестнице, стараясь все же держать мальчишек под прицелом.
      Вслед за Василием, держась по стеночке, спускалась осторожно Нинель.
      Внизу Вася подобрал все автоматы, вынул рожки, распихал по карманам и за пазуху, велел отдать запасные, автоматы бросил в угол, хотел что-то сказать, но не стал, и шагнул к двери, ведущей на улицу.
      Дверь распахнулась ему навстречу сама, и он почти нос к носу столкнулся с Верочкой.
      Она испуганно отшатнулась и ойкнула, переведя взгляд на окровавленных солдатиков на полу в подъезде, и на труп офицера.
      - Это вы... Это вы его убили? - спросила она у Василия, округлив глаза, глядя на офицера, с которым только что разговаривала.
      - Это ты его убила, - холодно ответил Вася, брезгливо отстраняя Верочку с дороги.
      - Я не хотела! - почти взвизгнула она, с ужасом глядя на растекающуюся лужицу крови под ногами.
      - Я знаю, - криво усмехнулся Вася. - Ты не хотела убить его. Ты хотела убить нас: меня, совершенно незнакомого тебе человека, и свою учительницу Нинель Петровну.
      И больше не глядя на нее и не ожидая ответных слов, которые были ему не нужны, он вышел.
      Нинель Петровна тихонько пошла следом, но остановилась перед Верочкой.
      Та подняла на нее заплаканное лицо и упрямо посмотрела в глаза своей бывшей учительнице.
      - Вы же сами учили нас быть честными! - почти выкрикнула она с обидой и злостью.
      - Ты, оказывается, плохо слушала на уроках, - горестно вздохнула Нинель. - Еще я учила вас верить людям, жить собственным умом и иметь сострадание. И еще я всегда говорила вам, что самое мерзкое, что только есть в жизни - это предательство. Я, наверное плохо учила тебя, Верочка. Ты уж прости старуху.