Я боялся - пока был живой

Теперь-то они понимали, что встречаться около вокзалов было безумной затеей, но в тот момент, когда принималось решение, выбора не было. Они уже осознавали, что без помощи этих несчастных, выброшенных на обочину жизни, оборванных и грязных людей, бегающих по системам канализации, им ничего не светит на вокзале, где они ничего и никого не знают. Они, конечно, в случае неправильно принятого решения могли проиграть не только свои жизни, но и жизни товарищей, но в то же время это был единственный реальный шанс спасти и свои, и их жизни...
      - Мы подумали, - твердо сказала Нинель. - Мы вам верим и будем делать все так, как вы скажете. Мы должны встретиться с нашими друзьями около вокзала, там, где вы меня и Васю хотели ограбить.
      - Кто еще, и сколько человек должны подойти? - спросил деловито Лысый.
      - Четверо. Подходить, если ничего не случится по дороге, должны по двое. Одна пара - мой муж, сильно пожилой человек, в синем пиджаке с боевыми наградами на нем. С ним молодой человек, с повязкой на глазу. Вторая пара - один в инвалидной коляске, а второй совсем маленький, лилипут.
      - Ее мужа зовут Арнольд Электронович, того, что с повязкой, Скворцов, в коляске - Гертрудий, а лилипут - Павлуша, Паша, - дополнил ее Вася.
      - Ладно, понятно, - подвел итог Другой Вася. - Собираем стаю.
      Тот, Что в Телогрейке, кивнул и подошел к уходящим в бесконечность трубам. Там он подобрал загнутый углом короткий металлический прут и что-то быстро и лихо выстучал по трубе.
      Звук ушел куда-то в недра земли. Потом звук вернулся.
      Другой Вася удовлетворенно покачал головой:
      - Сейчас все свободные соберутся. Пошли скорее в Красный уголок.
      И он пошел по бесконечному коридору, не оглядываясь, словно спиной видел идущих за ним.
      Шли они недолго. Свернули пару раз в боковые коридоры, где было поуже, посырее и потемнее, но все равно горели хотя и слабые, но все же аккуратно протертые лампочки, повешенные на одинаковом расстоянии.
      Другой Вася толкнул почти незаметную дверцу в стене, и они вошли в большую комнату, освещенную лампами дневного света, в комнате была маленькая сцена, стояли аккуратные ряды стульев, по стенам висели портреты какого-то Политбюро, а на сцене стоял большущий бюст Вождя на покрытой красным кумачом высокой тумбочке.
      Словом, самый настоящий Красный уголок. Какие уж тут подземные организации проводили свои партийные, комсомольские или профсоюзные конференции и собрания в прошлые времена, кто теперь знает?
      В зальчике собралось человек без малого тридцать живописно оборванных, грязных бомжей.
      - Здорово, дети подземелья! - весело выкрикнул Другой Вася, привычно залезая на сцену.
      Зал ответил ему веселым гоготом, свистом, приветственными выкриками.
      - Вы все знаете, что идет облава на очень опасных террористов? начал он сразу, без вступлений. - Вот перед вами двое из них. Впечатляет? Дальше я скажу вам еще больше: один из разыскиваемых потерял глаз, второй старик, фронтовик увешанный наградами, третий - прикованный к креслу инвалид, а четвертый - лилипут! Вам страшно?! Вам ничего не кажется странным в раскладе сил? С одной стороны - вся военная машина государства: менты, СОБР, ОМОН, ФСБ, армия. А с другой - старики и лилипуты, взявшие в руки оружие для того только, чтобы хоть как-то защитить свои жизни. Объявленным вне закона, расстреливаемым без предупреждения, им просто ничего другого не осталось.
      Мы с вами, граждане, знаем, что это такое - быть вне закона, вне жизни. За этими людьми идет страшная охота, в которой участвуют все: милиция, и бандиты. Странное единение, не правда ли?
      А почему все это? Да потому, что в руках у этих людей бумажка, в которой написано: кому и сколько платят в этом государстве бандиты. И получается по этой бумажке, что платят они в этом государстве всем: прокуратуре, ментам, правительству, депутатам.
      И эти люди, которые объявлены террористами, просто захотели, чтобы все узнали, в каком они живут государстве. Узнали бы, что значит на самом деле эта демократия от политбюро.
      Вся Россия вынуждена воровать, спекулировать, клянчить. Не получая пенсий и заработанных денег, не получая медицинского обслуживания. На нас махнули рукой, предоставив нам вместо священного права жить - возможность выживать.
      У нас, граждане бомжи, сегодня, возможно, тот самый, последний и единственный, когда мы можем доказать, хотя бы сами себе, что мы - не пыль на ветру, не прах под ногами, а люди. Кто может и хочет помочь этим людям, останьтесь, кто, по каким-то причинам, не хочет, уходите, никто не осудит.
      Больше речей не говорили. Просто стали обсуждать, куда выдвинуть группы встречающих, как лучше расставить дозоры и наблюдателей.
      Решено было не только выдвинуть группы к предполагаемому месту встречи, но и на подступы к вокзалу, чтобы помочь пройти под землей, а если понадобится, облегчить прохождение, помочь.
      Долго думали, как и где искать Сашу Перышкина, но так ничего и не придумали. Вряд ли он догадался, что мы решили пробираться на вокзал. Как узнать о его судьбе?
      Глава семнадцатая
      Перышкин бежал сзади всех по чердаку, внизу грохотали выстрелы Феди и автоматные очереди атакующих.
      Саша чутко ловил эти звуки, оборачиваясь, ожидая, что вот-вот выскочит на чердак Федя, и его надо будет поддержать огнем.
      Он так был поглощен прислушиванием, что вылезая на крышу, зацепился ногой за порожек и покатился, вскрикнув от боли.
      Он тут же вскочил на ноги, чтобы броситься вдогонку за друзьями, но закусил губу и сел, лодыжку пронзила острая боль.
      Саша закатал штанину и осторожно ощупал ногу. Бывший спортсмен и побывавший во всевозможных переделках журналист, он сразу понял, что это перелом.
      Первым его порывом было крикнуть, позвать на помощь, но он тут же прикусил язык, сообразив, что так все они немедленно станут легкой добычей преследователей.
      Волоча ногу, он пополз за какую-то будочку на крыше.
      Сначала ему повезло: преследователи прогремели ботинками мимо него. Он прикинул, что со времени перестрелки, вернее, ее окончания, прошло порядочно времени для того, чтобы его друзья успели уйти подальше отсюда.
      Федя ценой своей жизни подарил нам шанс остаться в живых. А единственное, о чем сейчас жалел Саша, это о том, что он оказался безоружным.
      Эх, если бы сейчас у него оказался пистолет, хотя бы с одной обоймой! Он выиграл бы для друзей еще минутку, а то и больше...
      Саша с отчаянием обшарил карманы и нащупал листки копии проклятой этой бумаги. И он придумал, как попробовать обмануть преследователей. Шанс был мизерный, но все же это было все, что он мог сделать для друзей в подобной ситуации. Но зато, если бы ему удалось обмануть преследователей, то возможно погоня прекратилась бы вообще.
      Саша, скорее всего, остался бы незамеченным, поскольку никому не пришло в голову обыскивать крышу. Преследователи уже спустились вниз, готовясь продолжить погоню.
      Еще чуть-чуть, и они ушли бы совсем.
      Но Саша на крыше поджег эти самые два листочка, держа их за уголок, высвечивая свое укрытие...
      Бумага успела догореть до самых пальцев, жарко лизнув их.
      Саше стало очень стыдно, что он совсем, оказывается, не герой, потому что он с готовностью заплакал от этой боли.
      И тут ему в глаза ударил луч фонарика.
      Саша прикрыл слезы на глазах выставленной перед собой ладонью, повернутой к тем, кто светил ему прямо в лицо. Пули сначала пробили эту вытянутую ладонь...
      Глава восемнадцатая
      Арнольдик стоял, подняв руки вверх и не спускал глаз с ладони владимирского милиционера, в которой была его медаль.
      - Что же ты так, фронтовик? - спросил милиционер. - Вернулся, не посмотрел как следует. Знал же, что должна быть засада.
      - Я эту медаль кровью оплатил. Она мне дороже всех наград. Да тебе не понять. Молодой ты, - устало ответил ему Арнольдик.
      - Почему же мне не понять? - вроде как даже обиделся милиционер. - У моего деда точно такая была. Умер дед два года назад. У нас в доме его пиджак на стуле дедовом любимом висит. А на пиджаке - награды его. А на стенке, над стулом этим, портрет деда. Молоденький он там. Под конец жизни все удивлялся: как же, мол, так, мы фашистов победили, а нас собственное государство, которое мы защищали, на колени ставит, да унижает всячески, а ко Дню Победы нам подарки Германия шлет? Так он и не понял.
      Милиционер помолчал, посопел носом.
      - На, дед, забирай медаль свою отважную, да беги скорее отсюда. Не верю я, что ты что-то плохое задумал. Никому и ничему я не верю. Начальство пьет, взятки почти открыто берет. Деловых трогать не велят. Бандиты в городе как хозяева, с начальством нашим ручкаются. Хотя бы ты, дед, скажи мне, что происходит? Может ты знаешь?
      И звучала в его голосе боль, горечь, отчаяние и усталость, словно придавило его к земле творящееся на его глазах безумие.
      Арнольдик только вздохнул А что он мог сказать? Что мог сказать маленький обыватель, униженный, как и все, нищетой, никому не нужный ученый, никому не нужный солдат Великой Армии, Армии Победительницы?
      Но он все-таки сказал:
      - Я не знаю, сынок. Не знаю. Я старался не думать об этом. Старался не замечать этой пляски на гробах. Но такое это государство, сынок, что оно не может позволить человеку жить в стороне от него. Ему, государству, надо сломать, подмять человека... Я не знаю, что надо делать, как надо делать. Но я не стану прежним. Я должен сделать то, что должен сделать. Нам в руки попал документ, который показывает, как государственные интересы стали отражать интересы бандитские. Мы обязаны сделать так, чтобы об этом узнали все. А тебе, сынок, спасибо! Я человек не верующий, но храни тебя Бог, сынок...
      - Ладно, дед, давайте скорее, только поторопитесь, догадались уже, что вы к вокзалам идете. Зря вы это. Там полно охраны...
      Он махнул рукой и отошел в темноту арки, давая дорогу Арнольдику и Скворцову, который вышел из укрытия. Они дошли почти до конца улицы, когда вдруг где-то загрохотал выстрел пушки и перед самым их носом обрушилась кирпичная стена, посыпались кирпичи, а из тучи кирпичной пыли вылетела прямо на них коляска, в которой сидел я, а на запятках притулился, вобрав голову в плечи, Павлуша.
      - Промахнулись! Промахнулись! - радостно заорал я в сторону БМП, которая еще раз разворачивала ствол в нашу сторону.
      - Не ори, придурок! - прикрикнул на меня Скворцов. - Мотаем скорее отсюда! Пока нас в клочья не разнесли!
      Тут мне удалось завести мотор у моей коляски.
      - Цепляйтесь! Цепляйтесь! - заорал я Арнольдику и Скворцову, которые не замедлили воспользоваться моим предложением.
      Взрыв прогремел как раз на том самом месте, с которого мы рванули на моей коляске, нам в спины ударила взрывная волна, которая никакого вреда не причинила никому, если не считать Павлуши, которого выдуло на дорогу прямо перед нами.
      Мы с трудом успели затормозить, даже завалили набок мое кресло.
      И тут из люка, возле которого упал Павлуша, нам замахали руками, называя нас к тому же по именам.
      - Давайте скорее! - звали нас.
      Мы никак не могли решиться, до тех пор, пока не выскочили из люка два оборванца и не засунули визжащего Павлушу в открытый люк.
      Мы подбежали, а я подъехал к ним: оборванцы были без оружия.
      - Скорее спускайтесь! - торопили они нас. - Сейчас на пальбу съедутся. Скорее! У нас Нинель Петровна и ваш Вася...
      Махнув на все рукой, мы полезли. Вернее, не мы, а они, поскольку я со своей коляской никак не влезал в этот люк.
      Произошла короткая заминка, потом один из бомжей махнул рукой:
      - Закрывайте крышку! Мы уйдем верхом. Я его по системе вентиляции выведу к вам...
      Крышка люка задвинулась, и вовремя - к нам приближались сирены патрульных машин.
      - Давай в тот переулок! - приказал, запрыгивая на запятки, бомж.
      Я последовал в указанном направлении, а он только командовал:
      - Направо! Налево! Направо. Стоп!
      Мы остановились напротив небольших ворот, похожих больше на калиточку, настолько они были малы. На них висел ржавый замок, довольно хилый на вид.
      - Давай с разворота! - распорядился мой провожатый.
      Я с полуслова оценил замысел, развернул коляску задом и, врубив мотор, врезался в воротца, они распахнулись, замок отлетел, как игрушечный.
      Мы въехали в сырое мрачное помещение. Очень темное, в котором что-то непрерывно гудело.
      - Трансформатор, что ли? - спросил я.
      - Не, вентиляторы, - ответил мой спутник.
      Он уверенно ушел в мрачную темноту, что-то щелкнуло, и тускло загорелись под потолком несколько лампочек, освещая захламленное пространство довольно большого зала, в конце которого высились еще одни ворота: высокие и деревянные. К ним-то и направился мой провожатый.
      Ворота заскрипели, расползлись створками в стороны, открыв огромное, метра три в диаметре, окно-иллюминатор, в котором вращался гигантский пропеллер.
      Бомж повернулся ко мне и улыбнулся широко и весело, беззубой щедрой улыбкой:
      - Нам туда...
      Он показал на этот вентилятор, похожий больше на огромную мясорубку.
      Я отъехал в сторону и замотал головой, что означало категорическое несогласие принять это предложение.
      - У нас нет другого способа попасть к друзьям. Только пройти через систему вентиляторов...
      - Через систему?! - взвился я. - Да ты что - рехнулся?! Ты руками будешь останавливать эту махину?! Я видел что-то подобное в кино, но это не кино.
      Я показал на огромные крылья вентилятора, которые со свистом рассекали воздух.
      - Ах, это... - бомж махнул рукой. - Слушай сюда: каждые полчаса вентилятор останавливается на три минуты...
      Я попытался что-то возразить, но он только отмахнулся:
      - Слушай! В системе - шесть вентиляторов, за три минуты мы должны успеть пройти все шесть, иначе - каюк...
      - А зачем все сразу? - удивился я. - Три минуты вполне достаточно большой срок, но если шахта длинная, то можно и не успеть. А вот за два раза мы успеем совершенно точно. Куда спешить?
      - Жить! Придурок! - оскалился бомж. - Там шахта - сто двадцать пять метров, и через каждые двадцать пять метров - вентилятор. Да еще по одному на входе и выходе, итого - шесть. Останавливаются одновременно, включаются - тоже. Шахта - металлическая труба. Гладкая. Ухватиться не за что. Ты представляешь себе, какая там тяга, когда все шесть вентиляторов работают?
      Я представил. Почему-то не вентиляторы, а котлеты на лотке в кулинарии. Я судорожно сглотнул слюну и спросил:
      - А мы успеем?
      Бомж пожал плечами:
      - А я пробовал? Делать мне было нечего через вентиляторы лазить, мне канализации хватало, а про вентиляторы мне один корешок рассказал, он тут с дружком пробегал однажды, нужда заставила.
      - Ну и как? - робко поинтересовался я.
      - Как, как, - сплюнул бомж. - Раз рассказывал, ясно дело, что нормально...
      У меня на душе стало веселее.
      - Вот только дружок его замешкался малость... - вздохнул мой провожатый.
      - А по-другому никак нельзя пройти? - спросил я с последней искоркой надежды.
      Но эту искорку безжалостно растоптал бомж:
      - Почему не пройти? - спросил он меланхолически. - Можно по улице, например. Там сразу пристрелят, без мучений.
      - Ладно, - вздохнул я. - Рискнем.
      - А чего нам остается? - флегматично пожал плечами мой проводник. Ты, главное, сиди и не дергайся. Я сам твою коляску покачу. У меня глаз алмаз. А то, не дай Бог, застрянем, нам тогда хана обоим. Понял?
      - Угу, - только и смог я сказать на птичьем языке, изобразив филина.
      Потянулись минуты ожидания, и вот лопасти замедлили кружение.
      Еще... еще...
      Остановились с ржавым медленным скрежетом, и наступила гнетущая гулкая тишина.
      Мне показалось, что сердце мое тоже остановилось вместе с вентиляторами.
      Мой проводник уже воткнул коляску между лопастями, которые образовали над нами шалашик, или букву "Л". Он протолкнул меня сквозь этот шалашик и помчался бегом вперед, толкая меня перед собой.
      - А если лопасти не везде встанут так?! - крикнул я, но он ничего не ответил.
      А что он мог ответить?
      На наше счастье - во втором вентиляторе лопасти стояли так же удачно, в третьем тоже, мы на всех парах летели к четвертому, я взглянул на хронометр: прошла минута и пятнадцать секунд.
      Мы успевали!
      Нет, мы не успевали. Четвертый вентилятор стоял, опустив одну из лопастей вертикально, перегородив нам проход в этом туннеле.
      Не сговариваясь, мы дружно ухватились за лопасть руками, и стали проворачивать эту гигантскую вертушку.
      Стоял жуткий скрип, визг, раздирающий мозг и нервы, взвинченные и без того до предела...
      Я уже хотел плюнуть на все и встать с кресла, но с ужасом понял, что НЕ МОГУ! Липкая волна пробежала по моей спине...
      Бомж буквально повисал на застывшей над нами лопастью, повиснув на ней, вцепившись в нее двумя руками, поворачивая, и поворачивая ее вниз...
      Кое-как мы все же справились с этой проклятой вертушкой, и бомж, выдувая со свистом из насквозь прокуренных легких воздух, протолкнул мою коляску, обдирая ее об лопасти, дальше в железную глотку этого чертова прохода.
      Я глянул на часы: оставалась на все про все одна минута и секундочка.
      Пятый вентилятор смилостивился над нами, но последний стоял - хуже некуда.
      Мы опять навалились, но проворачивался этот пропеллер еще хуже. То ли сил у нас совсем не осталось, то ли проржавел он больше, но подвигался он совсем незаметно, что нельзя было сказать о времени, которого осталось всего девять секунд, когда мы еще не повернули вентилятор в нужное положение. Восемь секунд. Он чуть подался! Семь! Еще чуть-чуть. Шесть! Пять! Четыре! Еще чуть. Три! Почти встал в нужное положение! Две! Никак!!! Одна!!!
      За спиной моей раздался гул, словно кто-то вдувал воздух в эту трубу, кто-то огромный и безжалостный:
      - УУУУУ - Ух! УУУУУ-УХ! - ускоряя и ускоряя обороты, двинулись за нашей спиной поочередно лопасти.
      Двинулся и пропеллер перед нами.
      Еще немного - и сольется все это в сплошной гудящий круг, грозящий нам смертью...
      А что - если?
      Я закрыл крепко-накрепко глаза и врубил полную скорость.
      Взревел мотор моей коляски и я полетел прямо на вентилятор, набирающий обороты...
      Сзади раздался крик бомжа, но я слышал только удар, очень сильный, то, во что я врезался на полной скорости, захрустело.
      Я открыл глаза: мне полностью удалось задуманное! Я помял лопасть вентилятора и погнул ее настолько, что она застряла в пазу, в котором вращалась.
      - Скорее! - заорал я на совершенно потерявшего голову бомжа.
      Тот мухой подлетел ко мне и вытолкал коляску из этой смертельной ловушки.
      И вовремя, поскольку шум за нашими спинами превратился в яростное гудение и на нас погнало мощную и тугую струю воздуха. Пропеллер с помятой лопастью взвыл перегруженным мотором, пересилил помеху, корежа погнутую лопасть, загоняя ее в паз, царапая его и скрежеща...
      Минуту, а может и более, смотрели мы как завороженные на эту страшную вертушку, в которой едва не остались навсегда в виде фарша...
      Глава девятнадцатая
      Арнольдик, Скворцов и Павлуша, продвигались более благополучно. Сводчатый тоннель был несколько сыроват, под ногами плюхала вода, но все же не вращались у них перед самым носом смертоносные лопасти.
      До места они дошли вполне благополучно, уверенно ведомые опытным проводником, отлично разбиравшимся в хитросплетении всех эти ходов и переходов.
      Только однажды в луче фонарика мелькнула перед ними вдалеке, моментально исчезнув, словно в стену вошло, то ли тень, то ли собака, то ли согнутый в три погибели человек.
      - Кто это? - спросил Павлуша.
      - Позже сами увидите, если подольше тут побудете, в этих катакомбах, - нехотя и весьма уклончиво ответил провожатый.
      - Кого увидим? - не отставал от него теперь уже и заинтригованный Арнольдик.
      - Кого-кого, - проворчал провожатый, оглянулся и сказал, понизив голос почти до шепота. - Гномов.
      Арнольдик и Павлуша переглянулись, вежливо пожав плечами, мол, бывает, и не такое может привидеться.
      - Я же знал, что вы не поверите. - Вроде даже как и с обидой вздохнул провожатый. - Ладно, увидите - поверите. Хотя по мне, так лучше бы и не видеть этих обормотов. Тьфу!
      И дальше проводник шел молча, словно воды в рот набрал, не отвечая ни на какие вопросы.
      А когда дошли до Красного уголка, то стало не до расспросов. Нинель и Арнольдик уселись в уголочке, склонились голова к голове, взялись за руки и шептали-шептали что-то друг другу... Что-то бесконечно ласковое и нежное...
      Вася, перевязанный свежими бинтами, без рубашки, сидел рядом с Другим Васей и увлеченно обсуждал план дальнейших действий с только что прибывшими.
      Все согласились в одном, а именно в том, что уходить надо как можно быстрее, пока вокзалы не взяли в тройное кольцо. Прорваться на товарняки и выехать хотя бы из Москвы, а там уже оглядеться, отдышаться и решать что делать дальше.
      Находиться в Москве было равносильно тому, как находиться на электрическом стуле и при этом надеяться на то, что забудут включить рубильник.
      Словом, единодушие было полное, но оставался вопрос: как найти Сашу Перышкина?
      Тут подъехал и я с моим провожатым. Мы сразу же подключились к обсуждению.
      Но не успел я даже прикинуть что к чему, как в уголок ворвался Лысый:
      - Полундррра! - заорал он с порога. - Тикать надо! Я на вокзале знакомого диггера видел, так он говорит, что их сюда со всего города свезли и спелеологов подключили. Вокзалы уже в тройном кольце, просекли легавые, что через вокзалы будете прорываться. Да солдат еще навезли. Может, кто и стукнул. С минуты на минуту начнут проверять подвалы, системы канализации, вентиляционные шахты. Надо линять!
      - Что будем делать? - спросил я.
      - Попробуем все-таки выйти к стрелкам, за вокзалы, - не очень уверенно пожал плечами Другой Вася. - А что делать? Не ждать же, когда нас всех здесь накроют?
      Он встал и направился к выходу, но в коридоре уже загремели автоматные очереди.
      В двери ввалился в буквальном смысле, Тот Что в Телогрейке. Он рухнул на пол. Изо рта у него шла кровь. Мы подбежали к нему, осмотрели: грудь его была пробита пулями в трех местах. Павлуша молча отрицательно покачал головой, разведя бессильно руками.
      Тот Что в Телогрейке, открыл глаза:
      - Уходите! За сценой есть ход, - он махнул в сторону сцены. - Лысый знает... Ребята там пытаются задержать, но трудно, долго не выдержат, СОБР против них. Уходите скорее...
      Больше он никогда и ничего не сказал.
      Лысый и Другой Вася бросились за сцену, отдирать линялый занавес, за которым оказалась маленькая металлическая дверка. Другой Вася порылся в карманах, достал ключ, отпер быстро дверцу, нетерпеливым жестом подгоняя нас в нее, вручив Лысому, который шел впереди, фонарик.
      Мы рванули за Лысым.
      Другой Вася дождался, пока мы все зайдем, и нырнул за нами следом, повернув ключ в замке.
      - Скорее! - прикрикнул, подгоняя передних, Другой Вася. - Долго дверь не выдержит, там спецы...
      Все, кроме меня и Павлуши, двигались на полусогнутых, за шиворот нам сыпалась земля. Потолок над нами был уже не каменный, а земляной, да еще и подпертый почти повсеместно не внушающими доверия, полусгнившими подпорками, грозившими вот-вот подломиться и похоронить нас всех под слоем земли.
      А тут еще сзади ахнуло, и глухой, отдаленный взрыв сильно толкнул нас в спины горячей взрывной волной.
      - Скорее! Они взорвали двери! - всполошился Другой Вася,
      Но проход стал заметно уже, я в своей коляске еле протискивался, в некоторых местах меня буквально протаскивали, порой даже скорее проталкивали.
      А сзади, далеко за нашими спинами, замигали лучи фонариков наших преследователей.
      Мы же тем временем уперлись еще в одну дверку, которая оказалась еще ниже, чем первая, но тоже железная. Лысый завозился возле нее с ключами, а Другой Вася нервно торопил его, тревожно оглядываясь на приближающуюся погоню.
      Потом он яростно выругался и бросился куда-то назад, навстречу этим фонарикам, выключив свой и передав его мне, зачем-то торопливо ткнувшись мне в щеку, оцарапав при этом колючей, давно небритой щетиной.
      Он побежал, и глухой стук его шагов быстро удалился, потом мы услышали невнятный выкрик, что-то загрохотало, дрогнул под нашими ногами земляной пол, раздались еще крики, потом все стихло, только куда-то исчезли лучи фонариков за нашими спинами.
      - У него граната была, он подорвал подпорки и обрушил потолок на себя и на них, и загородил проход, - догадался многоопытный в подземных делах Лысый, которому с трудом удалось открыть двери. В голосе у него стояли слезы.
      Он пропустил нас всех опять вперед, запер за собой дверь и зачем-то подпер ее бревнышком.
      Этот коридор был совсем сырой. Воды было по колено и она была грязной и смрадной. Но нас это уже не шокировало.
      Нас уже, казалось, вообще больше ничего не волнует и не шокирует. Мы словно отупели. Эти бесконечные погони, стрельба, кровь, смерть. Мы все смертельно устали. И я только удивлялся, как держатся Арнольдик и Нинель.
      Но они шли рука в руке, и ни слова жалобы мы не услышали от них, возможно поэтому стеснялись жаловаться сами.
      Судя по тому, как мотало по коридору Лысого, даже он, привычный к этим подземным путешествиям, устал.
      - Еще немного... Еще немного... - упрямо твердил он.
      И мы шли за ним по этим бесконечно длинным коридорам, задыхаясь от смрада.
      Мы старались не думать о том, что ждет нас впереди. Я ехал, чувствуя горячее дыхание Павлуши затылком. Он стоял на запятках моей коляски, поскольку иначе ему приходилось брести в этой смрадной воде уже по грудь.
      - Ну вот, пришли. - Устало сказал Лысый, когда мы оказались на каком-то сухом островке, возвышавшемся над водой. - Люк над нами. Чуть дальше пройти - метров десять. Теперь все тихо. Там дальше опять вода. Вы подождите на сухом месте. Я схожу посмотрю, что да как там. Вообще-то выходим мы за станционными путями, сильно дальше, за стрелки. Тут на товарняк сесть можно без проблем, если нет засады. Так что сидите тихо и ждите.
      И он ушел вперед. Зачавкала вода, потом тихо загремела крышка люка. Задвинулась обратно.
      Какое-то время царила тишина и мы уже успокоились, как вдруг наверху глухо ударили выстрелы, послышались крики, свистки...
      Длилось это совсем недолго, потом опять сдвинулась крышка люка и вниз ударил яркий свет мощного фонаря:
      - Эй! Здесь люк! Похоже, что этот хмырь вылез отсюда.
      - Да это бомж случайно под пулю попал, дурак. Кричали же ему...
      - Он не случайно попал. Он отводил нас от этого люка. Надо проверить...
      Вниз врезали очередь из автомата.
      Потом загремели по железной лесенке, спускаясь к нам.
      Скворцов дважды выстрелил на свет фонаря. Раздался крик, фонарь выпал и булькнул в воде, а следом тяжело упало тело...
      Мы уже мчались в какой-то боковой коридорчик, жутко узкий и грязный, а вслед нам гремела пальба.
      Я ехал первым и едва не сбил ЕГО.
      Он стоял, широко расставив ножки и скрестив на груди руки. Я так и ахнул, увидев его: это был - ГНОМ!
      - Ну, чего уставился? - спросил он весьма сердито и совсем недружелюбно. - Что за странные вы, люди. Нигде от вас покоя нет. Мы под землю ушли, так вы и тут нас достали. Мы, гномы, тысячи лет существуем и ни разу между собой не воевали, а вы убиваете друг друга, под землю загоняете... Не стыдно?
      Не знаю, какого он ожидал от нас ответа, но его ни у кого из нас, похоже, не было. Неожиданно нашлась Нинель:
      - Стыдно должно быть тем, кто загоняет, а не тем, кого загоняют, изрекла она.
      Пришла пора Гному задуматься. Он помолчал, потом вяло признал:
      - Что ж, мудро... - вздохнул, и пошел...
      - Эй! - набравшись храбрости позвал я его. - Выведи нас отсюда, или спрячь, что ли...
      Гном остановился, прислушался к шуму и стрельбе у нас за спиной, глубоко и тяжко вздохнул, и словно нехотя, сказал:
      - Ладно, пошли, что стоите? - и не спеша побрел вдоль по коридорчику, а мы, тревожно оглядываясь, за ним, никак не решаясь его поторопить.
      А Гном, пройдя совсем немного, остановился и спросил:
      - Все здесь?
      - Все, - ответил замыкавший группу Арнольдик.
      - Тогда входите, - сказал Гном, после некоторого раздумья.
      Он нажал что-то в стене, и с тихим мелодичным звоном стены раздвинулись, разошлись, открыв красивый большой коридор, залитый светом.
      - Милости просим, - опять почему-то вздохнул Гном, проходя в коридор и ожидая, когда зайдем мы, чтобы закрыть проход.
      Мы прошли, все еще тревожно оглядываясь и не совсем веря сами себе. Стены сомкнулись у нас за спиной.
      Гном подошел к стене, нажал кнопку и сказал прямо в стену:
      - Я с гостями, со мной люди. Приезжайте. Двадцать четвертый вход. Жду.
      Он прислонился спиной к стене и вроде как заснул, давая нам этим понять, что не намерен отвечать на дурацкие вопросы, которыми мы готовы были его осыпать.
      Все устало присели на корточки вдоль стен и тоже стали чего-то ждать. Вскоре послышалось легкое жужжание, и подъехало несколько электромобильчиков.
      С них соскочили молчаливые гномы, завязали нам глаза, рассадив нас по этим автомобильчикам.
      Ехали мы не очень долго.
      Нам развязали глаза и помогли сойти. Стояли мы теперь перед входом в застекленный холл.
      Нас повели через него. За холлом оказалась казавшаяся бесконечной анфилада огромных залов, в которых повсюду были кондиционеры, великолепное освещение.
      Мы прошли огромный компьютерный зал, с прекрасным оборудованием, через библиотеку, через читальный зал, через нечто, напоминающее конструкторское бюро.
      И везде что-то читали, играли, музицировали, шили, строгали, занимались спортом, словом, жили умной жизнью тысячи маленьких человечков.
      Что нас особенно удивило, так это то, что оборудование везде было самое современное, как и стильная одежда на всех без исключения гномах.