Я боялся - пока был живой

      - Больше пока никого не показывали по телевидению, по крайней мере, так Похлебкин сказал. А у меня телевизора нет, сами видите.
      - Странно, - засомневался Арнольдик. - И Вася, и Павлуша, и Федя участвовали в нападении на квартиру с засадой. Мы все в розыске, а вас троих - нет. Странно... Тем более, что всех нас видели нос к носу шестеро оперативников.
      - Эх, мужики! Нашли вы чему удивляться. Сейчас такие игры начнутся голова закружится. Вам такое и не снилось, и в книжках вы про такое не читали. Это же - система! А с системой шутки плохи.
      - Какая система? - удивленно посмотрел на него Арнольдик. - В стране демократия, времена все же изменились.
      - В демократию от политбюро я как-то слабовато верю, - вздохнул Перышкин. - У нас в России вообще, если времена и меняются, то всегда не в лучшую сторону. Тоталитарное государство унавозило благодатную почву для бандитского государства: тотальная слежка, система осведомителей и доносов, двойная мораль, низкая образованность, это ли не микроклимат для выращивания сегодняшней чумы?
      - Саша, дружок, брось ты опять про политику! Мы про нее все в этих листочках прочитали. Пойдем лучше ко мне в гости! Отметим наши скромные успехи. Выпьем... малость. Ну? - Павлуша стоял перед коленкой Перышкина, задирая вверх голову.
      - А что, можно! - легко и весело согласился Перышкин. - "Вискас" брать с собой?
      - Свой "Вискас", дружок, ты уж, пожалуйста, если и будешь кушать, то без нас. Если Нинель Петровна, супруга Арнольда Электроновича увидит на столе эту банку с кошачьей мордой, боюсь, ей станет очень плохо, а потом, только значительно хуже, всем нам.
      - Подумаешь! Я пошутил просто. Стану я такой дефицит разбазаривать! Я дома их поем, консервы эти. Дома - и солома едома.
      - Вот и славно, собирайся тогда.
      - А что мне собираться? Голому собраться - только подпоясаться. А "вискас" вы зря не хотите попробовать. Вкуснятина! Особенно - "лакомые кусочки".
      - Вот ты без нас и лакомься, - не очень вежливо оборвал его Павлуша.
      Саша обиженно замолчал и зачем-то полез в стенной шкаф.
      В двери робко постучали. Все присутствующие в комнате настороженно замолчали и напряглись, в руках появилось оружие. Все замерли в ожидании.
      А за дверью кто-то покашлял, пошаркал, потом глубоко вздохнул, так что в комнате стало всем слышно, и еще раз робко постучал. После этого раздался воркующий, робкий голосок:
      - Товаааарищ Перуууушкин! Сашаааа! Откройтесь! Я вам привелаааа!
      Саша побледнел, лицо его перекосилось и он заметался по комнате, что-то разыскивая, делая всем присутствующим отчаянные знаки, чтобы никто не подавал голоса и все стояли тихо.
      - Где же ключ?! Где же ключ?! - кричал Саша отчаянным шепотом, рыская по пустым углам.
      Наконец он обнаружил искомое в стенном шкафу.
      - Вот он, ключик золотой! - вздохнул Саша с облегчением, вытаскивая из недр своего хранилища ценностей обрезок ржавой трубы.
      С этим обрезком он бросился к двери, чтобы подпереть ее изнутри и перекрыть доступ стучавшейся даме, но, увы, безнадежно опоздал.
      Дверь уже тихонечко открывалась, и в нее протискивалась круглая женская голова с большим носом, неряшливо причесанная, с рачьими выпученными глазами, одетая в темно-розовый в полоску халат, который, судя по его засаленности и лохматости на рукавах, достался ей в наследство от Плюшкина, из-под халата торчали пузырями старые тренировочные штаны.
      - А вы, Сашенька, оказывается, дома? - пропела голова. - А я вот вам привела...
      Саша в отчаянном броске попытался выдавить дверью, на которую навалился плечом, это существо обратно, на лестничную площадку, но маленькая носатая женщина уже просочилась целиком в комнату, пытаясь что-то втащить за собой.
      Это что-то волочилось по полу, и было удивительно похоже на грязный, только что побывавший в луже, плащ.
      Саша попытался прижать дверью хотя бы эту грязную тряпку, он навалился всем телом на дверь, и все же прищемил этот грязный плащ посередине, но тряпка, будучи прижатой, неожиданно тоненько и отчаянно запищала.
      Перепуганный Саша отскочил от двери, а вошедшая женщина птицей подлетела к пищащей тряпочке.
      - Осторожнее, Саша! Это же - Несчастный Человек! Неужели вы не видите?!
      - Опять?! - воскликнул Саша в безнадежной прострации и отчаянии, в изнеможении усаживаясь на пол.
      - А что такого, Саша? - удивилась женщина. - Вы его вымоете, высушите, немного почистите, подкормите "вискасом", и отпустите обратно, на волю...
      С этими словами женщина протащила плащ за рукав в угол и положила его там.
      Сама она встала рядом с ним, глядя умильно вниз, сложив коротенькие ручки на круглом животике, и склонив по-птичьи голову набок, словно у нее внезапно надломилась шея, и голова упала на плечо.
      Это была не кто иная, как легендарная Добрая Ниночка.
      Вы не знаете кто такая Добрая Ниночка?! Проще бы вам было признаться, что вы не знаете жизни!
      Вся Москва знает Добрую Ниночку, которая собирает валяющихся по всей столице пьяных, бомжей, всевозможных бездомных кошек и собак.
      Подобрав кого-то на улице, она тут же спешит с этим драгоценным грузом к ближайшим знакомым, чтобы наглядно продемонстрировать свою бесконечную доброту, а заодно и оставить на попечение знакомым бездомное или просто пьяное существо, не всегда, кстати, безобидное впоследствии.
      Но это - так. Пустяки. Издержки.
      К себе домой она пьяных и бездомных не таскала по той простой причине, что жила совершенно одна и оценить красоту и благородство ее поступка там было бы просто-напросто некому.
      Вот поэтому вся ее жизнь состояла из бесконечных прогулок по городу, упорному поиску Несчастных Людей и бездомных животных, и посещений старых знакомых.
      С каждым таким посещением количество старых знакомых тут же сокращалось ровно на количество посещений, но она, с упорством буравчика, находила все новых и новых знакомых, чтобы отводить им все новых и новых бездомных и грязных существ.
      Сама же она подбирала маленьких собачек и кошечек, отрывала им лапки, или хвостики, смотря по настроению, а потом всю ночь шила, шила, шила, и всю ночь плакала, плакала, плакала...
      Вот эта вот самая легендарная Добрая Ниночка стояла в комнате Саши и смотрела своими добрыми-добрыми глазками с мягкой укоризной, проникая в наши черствые души.
      Она еще раз наклонилась, поправила заботливо полу плаща у Несчастного Человека на полу, и заявила, вздохнув и потупившись:
      - Ну, я побегу. У меня внизу еще двое лежат, ждут, - она вздохнула еще раз. - Несчастные Люди! Надо разнести поскорее.
      И она выскользнула за дверь, как маленький обмылок из мокрой руки.
      - Во, зараза какая! - помотал головой Саша. - Что теперь с этим алкашом делать? Она в прошлый раз притащила вот такого же, а у него, как малость прочухался, глюки начались, горячка. Так он, бедолага, всю ночь на мне тараканов ловил. Жуть! - Саша зябко передернул плечами.
      - Да оставь ты его, Саша! - махнул рукой неунывающий Павлуша. - Пульс у него в порядке, я посмотрел, жить будет, так что пойдем ко мне, посидим, Еды человеческой покушаем, а тут, глядишь, это чудо в перьях прочухается. Что тебе около него сидеть? Украсть у тебя, кроме "вискаса" твоего драгоценного, нечего. Но я думаю, что когда это создание прочухается, его будет интересовать не еда, а питье. Пойдем! Он ничего не найдет выпить и самоустранится с твоей жилплощади на поиски похмелки.
      - И то правда! - решился Саша. - Пошли!
      И мы всей компанией отправились домой к Павлуше.
      Глава седьмая
      По длинным коридорам приемной печально известного здания на Лубянке, спешил легким широким шагом человек в штатском, но с прямой спиной и безукоризненной военной выправкой.
      Он зашел в один из многочисленных кабинетов, бегло осмотрелся в приемной, в которой отсутствовал секретарь, постучался костяшками пальцев в двери кабинета и вошел, не дожидаясь ответа, оказавшись в огромном зале с мягким ковром на полу, с длинным рядом стульев с высокими прямыми спинками вдоль стен. В торце кабинета величественно покоился массивный письменный стол, на полированной поверхности которого не лежало ни одной бумажки. Единственным украшением стола был простой перекидной календарь. К этому столу, ножкой буквы "Т" примыкал ряд столов, накрытых зеленым сукном.
      Хозяина кабинета за столом не было, большое кожаное кресло пустовало, а сам он стоял возле широкого, почти во всю стену, окна, и смотрел куда-то вниз, на улицу.
      - Товарищ генерал... - начал было, вытянувшись у входа, вошедший.
      Хозяин кабинета нетерпеливым жестом остановил его:
      - Прекрати, Иван Ильич, кроме нас никого нет, так что будь попроще...
      Он сам первый пошел навстречу гостю.
      - Ну, здорово, Иван Ильич, здорово! - энергично затряс он его руку.
      - Здравия желаю, Сергей Ильич, - сдержанно, но дружелюбно, улыбнулся вошедший.
      - Садись, Ваня, рассказывай, что там у вас случилось, чем так взволнованны аналитики? - хозяин жестом пригласил гостя к журнальному столику в углу возле окна, рядом с которым стояли два низких кресла.
      На самом столике лежали несколько пачек сигарет, стояла большая, размером с колесо детского велосипеда, пепельница и несколько бутылок с минеральной водой и фруктовыми соками, рядом с которыми на маленьком изящном подносе лежало несколько открывалок и стояло два высоких стакана.
      - Давай, брат, угощайся, - предложил хозяин, дождавшись пока гость устроится в кресле, сам закурив длинную, черную сигарету.
      Гость слегка поморщился, отгоняя от лица табачный дым, который был ему явно неприятен.
      - Когда ты, наконец, избавишься от этой дурацкой привычки? проворчал он, хмурясь.
      - А вот как найду себе более спокойную работенку, так сразу же и брошу, - широко улыбнулся хозяин кабинета. - Ну, работа у нас с тобой, положим, одинаковая, зарплату в одной кассе получаем.
      - Вот это ты не скажи, брат! Ведомство у нас одно, это - да, а вот по поводу работы позволь с тобой не согласиться. Тут ты, брат, не прав.
      - Ладно, Сергей Ильич, пускай будет по-твоему. Нет у меня сегодня настроения с тобой пикироваться.
      - С чего бы это у тебя настроение пропало? Кто же тебе его так подпортил? Кто посмел?
      - Ничего, сейчас и у тебя твое не в меру игривое настроение подпортится, - многообещающе, и даже несколько злорадно, пообещал гость, доставая из папочки лист бумаги. - Вот, почитай, что наша служба выловила из редакционного компьютера одной нашей не в меру популярной московской газеты. Почитай, почитай, какой сюрприз готовит нам в ближайшем номере главный редактор. Полюбопытствуй.
      - Ну что же, давай почитаем. Только что это ты так расстроен и даже почти напуган? Не понимаю. Подумаешь, кого-то из чиновников зацепили. Ну и что? Ну и хрен с ними. У журналистов свой хлеб, у нас - свой, у политиков свой. Выловили компромат на кого-то из шишек, так ему, сукину сыну, и надо: не умеешь воровать - не берись!
      Он со вкусом затянулся сигаретой, нарочито не спеша стал читать протянутые ему братом бумаги, искоса поглядывая на слишком серьезно настроенного Ивана Ильича.
      - Что-то ты, брат, излишне разнервничался. Неужели все действительно настолько серьезно?
      Его собеседник даже ладонями по подлокотникам кресла шлепнул.
      - Да прочитай же ты, наконец! Тогда и скажешь сам: настолько или не настолько!
      Генерал придвинул к себе бумаги.
      - Читаю, читаю.
      И уже со всей серьезностью углубился в документ.
      - Это не фальшивка? - спросил он резко, прочитав бумагу до конца, и даже перечитав еще раз некоторые места.
      - Исключено. Во первых, частично эти сведения полностью подтверждаются нашими экспертами. Во вторых, мы здесь, в порядке проверки, проанализировали на взаимосвязь все мало-мальски заметные события и происшествия по городу за последние трое суток...
      - Прочему не за неделю, или месяц?
      - Мы решили, что такую бумагу, каким бы путем она ни была добыта, кто же станет держать дольше? Руки сожжет до самых пяток. Если только кто-то сам эту бумагу не изготовил...
      - А вы, аналитики, все же допускаете такую возможность, - оживился генерал.
      - Мы допускаем любые возможности, потому мы и аналитики, что просчитываем множественные варианты, но не обольщайся напрасно. Увы, бумага - серьезнейшая. И даже более чем. Мы, кажется, установили, откуда она ушла. Что и дало нам повод для беспокойства. На первый взгляд в том, как она выплыла, эта бумажка, полным-полно несуразиц, несообразностей и просто чертовщины какой-то, но в том-то и дело, что наши коллеги из уголовного розыска не сумели увязать одно с другим, а нам это удалось. И вот что у нас получилось...
      И он в подробностях и деталях пересказал брату об известных уже нам с вами событиях, конечно, не так изящно и подробно, как я вам, но вполне доступно.
      Иван Ильич поведал брату о пожаре, о бойне на новой квартире Беленьких, о том, что расследование этого дела поручено "важняку" Капустину, а он мужик крайне вредный и въедливый. Рассказал он и об аресте Платона и Паленого, из рук которых, или их подручных, уплыла эта бумага, по предварительным данным аналитиков, ничто иное, как бухгалтерский баланс воровского общака, вернее, его самая опасная для огласки часть: расходная, в которой подробно указывается кому и какие взятки платит воровская верхушка. Страшнее утечки этой информации и придумать нельзя.
      Генерал сидел, откинувшись на спинку кресла, хмурился и мрачнел. Выслушав внимательно брата, подошел к рабочему столу, нажал кнопку селектора и приказал:
      - Срочно отыщите и пришлите ко мне полковника Хватова. Срочно!
      Он отключил селектор, но остался стоять возле большого стола.
      - Да, братишка, серьезное дело ты откопал. Недооценивал я твои компьютеры, недооценивал, признаюсь. Так, глядишь, еще немного, и меня на вторые роли затолкаешь.
      - А на фига оно мне сдалось? - беспечно усмехнулся брат. - Мое дело найти нужную информацию, взломать защиту, прослушать, выудить, достать, и положить на стол начальству. А вот твое дело - принимать решение. Мне это занятие не по душе. Я лучше в свободное время по сети в игрушки погоняю.
      - Когда ты только взрослеть будешь? - прищурился на него хозяин кабинета.
      Он хотел еще что-то добавить, но в двери кабинета постучались, и он сделал знак брату открыть двери.
      На пороге стоял маленький щуплый военный в форме полковника, но без фуражки. Он молча подал руку открывшему двери Ивану Ильичу и вытянулся перед хозяином кабинета.
      - Товарищ генерал! - доложил он. - Полковник Хватов по вашему приказанию прибыл!
      - Вольно, полковник, вольно. Давай без формальностей, дело тут наисерьезнейшее. Потребуется несколько твоих спецгрупп. Ты садись к столику с Иваном Ильичем, он тебя пока просветит в деталях, которые на сей час нам известны, а я кое-что пока сформулирую.
      Он сел перед большим письменным столом, достал из ящика бумагу и карандаш, и принялся что-то строчить, быстро отбрасывая исписанные листы в сторону.
      Его брат и полковник Хватов присели у журнального столика и тихо беседовали, оживленно жестикулируя...
      Генерал закончил писать, отложил листочки в сторону и вопросительно посмотрел на беседующих.
      - Ну как, все ясно?
      - В общих чертах - да, товарищ генерал, - осторожно, но уверенно, ответил озабоченный полковник Хватов.
      - Это хорошо, тогда слушай установку: на Паленого есть какие-то вещдоки, он должен сегодня же вечером скоропостижно скончаться от сердечного приступа, или еще от чего. Сами посмотрите там по его медицинской карте, от чего он сам склонен умереть, от того его и умрите. Детали и исполнение - это ваша прерогатива. Далее: Платон должен уже утром выйти на свободу. Под залог, за отсутствием улик, как вы его освободите, опять же, ваше дело. Нечего ему в тюрьме отсиживаться, пускай бумаги ищет, землю роет. Организуйте отстранение от дел Капустина и всей его бригады. Полностью! Там, я думаю, причины найти будет легко: их разоружили во время нахождения в засаде, у них утеряно оружие, словом, вполне достаточно для отстранения от дел и для служебного расследования. Если Капустин не угомонится, а он может, он настырный, тогда - ликвидируйте его. На главного редактора организуйте бандитский налет, потрясите - кто передал ему бумагу, у кого оригинал. Не церемониться ни с кем. Как только оригинал бумаги будет у вас в руках - отбой. Копии ничего для нас не значат. С копиями пускай делают что хотят, хоть весь город обклеят. Копия - это всегда только копия. И еще вот что, организуйте параллельно поиск этого безумного старика Беленького, Скворцова, Дуракова, словом всей этой идиотской компании. Потрясите сотрудников газеты, если редактор упрется: кто ему звонил, с кем он встречался, сами знаете что и как. Любые сведения должны незамедлительно попадать ко мне и одновременно - в аналитический отдел. Все работают по сигналу номер один. Казарменное положение до конца операции. Через тридцать минут ознакомите меня с планом операции. Все, товарищи, свободны. Приступайте.
      Оба его собеседника вскочили и вытянулись:
      - Есть приступать! - твердо отчеканили они хором, развернулись и вышли.
      Оба почти бегом разошлись в разные стороны по коридору, каждый в свой отдел.
      Генерал сидел в задумчивости, потом потянулся к телефонному аппарату правительственной связи.
      - Товарищ министр? Что? Позвонить попозже? Не могу попозже, - дернув щекой жестко отреагировал он. - Дело безотлагательное. Ну и что? Отложите на пять минут совещание, сделайте перерыв. Дело государственной важности и в некоторой степени касается вас лично. Даже и не в некоторой, а скорее всего - напрямую и непосредственно. Хорошо. Жду. Не кладу трубку.
      Около минуты он стоял, прижав трубку плечом к уху и что-то задумчиво чертил на аккуратно нарезанных квадратных листках бумаги, лежавших перед ним стопкой.
      - Слушаю, товарищ министр. Докладываю...
      Он коротко и сжато доложил об утечке информации в прессу. Об утечке, которая грозила обернуться не просто грандиозным скандалом, а буквально вздыбить всю страну и вызвать необратимые негативные процессы.
      - Что требуется от вас лично? - переспросил он в конце беседы, отвечая на вопрос министра. - Связаться со штабом ВДВ и с министром обороны. Я считаю, что возможно, может потребоваться полномасштабная войсковая операция. Далее, дать команду о проведении операции "Сигнал". Немедленно! Москва должна быть перекрыта. Кроме этого требуется проведение операций по тотальному прочесыванию и масштабные розыскные действия. Да, это поможет. С ГРУ я сам свяжусь, у нас хорошие контакты...
      Министр внутренних дел длинно и замысловато выругался и положил трубку на аппарат.
      - Что-то случилось? - брезгливо поморщившись спросил его сидевший напротив полковник генерального штаба.
      - Что случилось?! - и вместо ожидаемого ответа министр еще более длинно и виртуозно выругался.
      - Вы, товарищ, министр, все же на службе, и не в казарме, а в министерстве внутренних дел, - не удержался от замечания полковник.
      - Да тут такие дела завернулись, что если узнаешь, ты еще не так ругаться будешь! - отмахнулся от него министр. - Сейчас вот твоему министру звонить буду, и когда он начнет матюгаться, я тебе трубку передам, вот ему ты свои замечания по этому поводу и выскажешь.
      - Да что случилось?!
      - Да погоди ты! - поморщился как от зубной боли министр.
      Он нажал на столе кнопку и в дверях вырос молодой капитан.
      - Немедленно передать по всем средствам связи: совещание откладывается. Немедленно начать в Москве операцию "Сигнал", задействовать все возможные подразделения милиции и внутренних войск. Казарменное положение. Вызвать дополнительно отряды милиции из Тулы, Рязани, Владимира. Пакет оперативных данных для розыска будет доставлен нарочным с Лубянки с минуту на минуту. Срочно размножить и обеспечить весь личный состав. Не забудьте, что операция "Сигнал" проводится круглосуточно и подразумевает казарменное положение. Выполняйте!
      Капитан молча повернулся и вышел.
      - Ну-ка, - напрягся полковник из генштаба. - Дело, кажется, нешуточное. Давай, рассказывай, что за паника, по какому случаю? Что произошло?
      - Да, мать-перемать! - горестно всплеснул руками министр. - Все с твоей легкой руки: бери, да бери, деньги не пахнут! Вот и набрались. Полные карманы дерьма, да и с головой можно запросто в дерьмо это нырнуть.
      - Да расскажи ты толком, что ли! - рассердился встревоженный полковник.
      Министр кратко изложил ему причину своего панического настроения, пересказав звонок генерала ФСБ.
      - Вот так-то, дружок, - злорадно подытожил он, когда генштабист после его рассказа длинно выругался. - А то мне замечания делает! Не ругайся, не ругайся...
      - Ладно тебе. Надо моему министру звонить, армию подключить нужно. В Москве без армии никого ты не найдешь, просто людей не хватит.
      Министр уже снял трубку.
      - Товарищ министр обороны? Как это так - нет его?! С тобой говорит министр внутренних дел! У меня государственной важности дело... Да ты что?! Как так - на даче?! Ну, брат, дела! - министр в сердцах грохнул трубкой по аппарату. - Тут вопрос о жизни и смерти, гражданская война на пороге, а министр обороны еще с дачи не соизволил приехать! Скотина!
      - Да прекрати ты ругаться! - рассердился полковник. - Толку мало, только сотрясение воздухов. Дай-ка мне аппарат, я, кажется, знаю, что надо делать.
      Министр развернул один из аппаратов спецсвязи к собеседнику, и тот быстро набрал номер.
      - Чумаков? Где Хозяин? Как не может? Нет, брат, ждать я не буду. Ты как хочешь, а давай, приводи его в чувства. Я знаю, что говорю! А вот ты, если не хочешь, чтобы тебя отправили в запас без пенсии, через пять минут поставишь мне его на ноги и приведешь в чувства. Как? А вот это уже твое дело. Как напоили, так и в порядок приводите. Ну, потрите там нашатырем виски и за ушами, лед ему насыпьте во все места, куда запихнете. Словом, делайте что хотите, но чтобы через пять минут он был на связи. Нет, перезванивать никуда не нужно. Я буду ждать. Ничего, я терпеливый. И ты учти, Чумаков, время пошло!
      Он прижал трубку, беззвучно матерясь губами. Через несколько минут он вздрогнул и заорал в трубку.
      - Слушаю я, слушаю! Что?! Так давай, мать твою. Товарищ министр? Это не вашу мать, это... Так точно... Разрешите...
      Полковник бледнел, пытаясь вставить хотя бы слово, но с другого конца провода непрерывным потоком текла такая брань, что полковник не успевал пот со лба вытирать.
      Министр внутренних дел сочувственно посмотрел на него и протянул руку.
      - Дай-ка я поговорю.
      Взял трубку, криво улыбаясь послушал молча и выдал встречный залп отборной матерщины.
      - Ну, министр обороны, трам-тарам-трам-тамный. Прочухался?! Нет, это не полковник. Это министр внутренних дел с тобой разговаривает. Ты что, желаешь, чтобы я Большому Папе доложил, в каком ты виде с раннего утра? Ты что же, сукин ты сын, делаешь?! Тебя же сколько раз предупреждали! Тебе что - выходных мало?! Да что мне тебя слушать?! Наслушался уже! Теперь ты меня слушай. Тут все ведомства на ушах стоят, а он пьяный в дым валяется. Значит так, объясняться ты потом будешь. Слушай, что я тебе говорить буду, да внимательно слушай, запоминай, или записывай, не перепутай чего. Ты и трезвый-то - дурак дураком, а уж по пьяни и подавно. Не фрякай там, не фрякай, скотина! Министр обороны великой державы валяется вусмерть пьяный на даче, да еще до такой степени, что его сразу и поднять не могут. А если - война?! Значит так: немедленно отдаешь приказ о выделении для патрулирования и для обеспечения поддержки операции "Сигнал" в Москве, проводящейся с целью выявления группы особо опасных террористов. Кстати, выдели все расположенные близко воинские части: десантников из Тулы и Рязани, Кантемировцев, части Московского гарнизона. В войсках объяви готовность номер раз. Что? Да, да. Даже так. Вот именно. Не исключена возможность того, что придется объявлять военное положение. Возможно, брать власть. А мне она нужна?! Мне она тоже не нужна, а что делать?! Ситуация такая, что в любой момент все может выйти из-под контроля. Что может выйти из-под контроля? Все! Все как есть Государство Российское! Вот вывалит Его Величество Народ на улицы, тогда знаешь что будет?! Не знаешь? Пушкина надо было хотя бы в школе читать. Он про нас все написал. Ладно, хватит болтать, и ты все равно тупой. Делай все, что я тебе сказал. Ты запомнил? Ты что вправду записал?! Ну, тупой!
      Он яростно бросил трубку и даже ругаться не стал, просто вздохнул:
      - Сажают, понимаешь, в такие кресла выскочек. Ну какой он министр?! Его потолок - командир полка. Ему же даже армией не довелось командовать, а ему - все вооруженные силы! Будьте любезны - командуйте. Не угодно ли порулить? Тьфу! Ну, сориентировался во время переворота правильно, можно сказать даже героизм проявил в известной степени. Ну, наградили бы его по-царски: дали бы шубу там, дачу, квартиру, денег, ну что еще? Ну, увешай ты его наградами до самого пупка. Но зачем же над армией издеваться?!
      - Ладно, забудь. Сейчас дело делать надо. Поеду-ка я, пожалуй, в думу.
      - К этим-то пустомелям зачем?
      - У них тоже свой большой интерес есть поскорее это дело прикрыть. Потом у них средства, связи. Ты будто не знаешь, кто у многих из них в помощниках числится. Через одного - бандиты. Вот пускай господа депутаты тоже отрабатывают. А что, нам одним потеть? Все брали, все в этих списках есть, так что пускай сами тоже свою задницу из огня вытаскивают.
      - Ну, допустим, но что ты им скажешь?
      - Что я им скажу?...
      - Господа коммунисты, социал-демократы, либералы и просто демократы, - обращаясь к группе респектабельных руководителей фракций, говорил час спустя полковник генштаба уеденившись с ними в одном из кабинетов Думы. - Я собрал здесь представителей всех фракций не для политических дебатов. Сегодня мы должны совместными усилиями решить проблему безопасности вашей, нашей, и всего НАШЕГО государства. Что нам всем, и вам в частности, угрожает, я, кажется, достаточно хорошо и вразумительно пояснил. Вы сами должны понимать, что если в прессу попадут распечатки отчислений из бандитской кассы аппарату и вам, лоббирующим их интересы...
      Один из сидевших в кабинете возмущенно встал и привычно замитинговал:
      - Мы, коммунисты, не желаем слушать подобные обвинения в свой адрес...
      - Вы не слушаете обвинения, - пристукнул костяшками пальцев по столу полковник, сидевший перед представителями Думы в штатском костюме. - Вы слушаете факты. А завтра вся страна прочитает в газетах точную цифру: когда и сколько кому выдано. Кстати, если кому-то очень интересно, могу сообщить, что нашим службам это тоже хорошо известно. Так что мне глубоко наплевать на то, что вы будете здесь говорить в свое оправдание. Мне интересно, что вы скажете, когда не вы поведете народ на площади, а он вас туда выведет. Я сейчас уйду, мои помощники раздадут пакеты с оперативной информацией, а ваше дело решать, какие вы сможете принять меры.
      Он встал и стремительно вышел, не обращая внимания на выкрики и не отвечая на вопросы.
      Не успела закрыться за ним дверь, как вошли четверо молчаливых военных, положили на стол кейсы, прикрепленные наручниками к запястьям, отстегнули эти наручники и молча выгрузили на стол опечатанные пакеты, разложив их перед каждым из сидевших в кабинете.
      Проделав это, они молча закрыли чемоданчики, лихо откозыряли и ушли, так и не проронив за все время ни звука. Ушли, затылок в затылок.
      Функционеры, стараясь не смотреть друг на друга, распихали пакеты по карманам, в которые они упрямо не желали помещаться, по портфелям и просто по цветастым пластиковым сумкам-пакетам. Управившись, они тут же торопливо выходили из кабинета, ни с кем не прощаясь, и ни на кого не глядя.
      А буквально через несколько минут Думу было просто не узнать: по только что пустынным коридорам взад и вперед сновали люди с радиотелефонами. Хлопали двери кабинетов, беспрерывно входили и выходили люди.
      Заседание нижней палаты оказалось скомкано, большинство вопросов остались нерешенными и были перенесены на следующее заседание.
      К подъезду здания непрерывным потоком подъезжали и отъезжали машины. Вскоре в здании не осталось почти никого, кроме охраны и мелких групп в каждой фракции, оставленных для связи.
      Глава восьмая
      В самом городе, в каждом отделении милиции кипел муравейник. Прибегали и приезжали срочно вызванные, свободные от дежурств, сотрудники, получали задания и выходили, или выезжали на дежурство по городу.
      Приводили и выводили задержанных: по одному и целыми группами. Приводили бомжей, просто подозрительных личностей, похожих на разыскиваемых по ориентировкам, людей без документов, или с просроченными паспортами, без прописки, задержанных по ошибке, или вообще непонятно по какой причине и надобности.
      По всему городу велось усиленное патрулирование, по подвалам и чердакам носились оперативные группы с собаками. Все отделения были забиты задержанными, которых быстро проверяли, и кого-то просто выталкивали на улицу, а кого-то оставляли для дальнейшей проверки, потому что проверить сразу такую массу людей было просто физически невозможно, как бы оперативно не работала милиция.
      В камерах стояли, даже сесть было невозможно. В некоторых отделениях, огороженных высокими заборами, стали сажать задержанных прямо на землю во дворе, благо было тепло.
      На вокзалах, в аэропортах, в метро, появились милицейские наряды, военные патрули и курсанты, проходившие по вагонам, челноками сновавшие по залам ожидания.
      А по дорогам, ведущим к Москве, пылили старенькие автобусы с отрядами владимирской, рязанской тульской милиции, которые обгоняли потоки машин, заставляя их испуганно жаться к обочинам обдавая пылью. А их, в свою очередь, обгоняли бэтээры и бээмпэшки десантных войск, с эмблемами на бортах, спешившие скорее, скорее, скорее в Москву, подгоняемые по дороге приказами и бранью начальства...
      Москва кипела.
      А в следственном изоляторе номер один, в просторечии именуемом Бутыркой, царила вялая, тягучая тишина. Некоторое оживление в этот затхлый, пропавший карболкой, потом и страхом ожидания мир тюремных камер, изнывающих от духоты и безделья, привнесла группа людей в мятых, грязно-белых халатах, которая ходила по камерам и делала заключенным под стражу прививки.