Я боялся - пока был живой

      Он прочитал бумагу, повернулся к Арнольдику.
      - Давай, дед, подписывай и иди из моей квартиры вон, мне отдыхать нужно. А если не подпишешь, твоей жене будет больно. Очень больно.
      - Подпиши, дорогой, не стоит это все здоровья, а может быть и жизни, тихо и устало попросила Нинель.
      - Я подпишу, - согласился Арнольдик. - Но никуда не поеду.
      Вовик достал из кармана старинные часы, открыл крышку и вздохнул.
      - Сколько же я времени с тобой потерял, дед. Вот тебе мое последнее слово: едешь с Сергеичем в контору, подписываешь там все, что он скажет, и обратно. А чтобы ты с ментами невзначай не нагрянул, нам перед твоим выездом обратно Сергеич позвонит. Два часа вам даю. Через два часа я твою старуху пристрелю. А для вашего и моего спокойствия с вами Филин съездит. Вдруг на вас по дороге хулиганы нападут? Все - время пошло.
      Он демонстративно положил перед собой на стол часы и небольшой плоский пистолет.
      - Ладно, бандитская рожа, я поеду, - согласился Арнольдик. - Я поеду и подпишу все. Твои условия я слышал. Теперь ты слушай мои. У тебя есть только один шанс остаться в живых - оставить мою жену в покое и уехать отсюда. И лучше всего - побыстрее, потому что когда я вернусь - я тебя убью. Понял? Все.
      Не дожидаясь ответа он отвернулся от оторопевшего Вовика.
      - В этом доме кто-то даст мне наконец выходной пиджак?!
      - Сейчас, милый, - встрепенулась тоже растерявшаяся Нинель.
      Она достала из шкафа темно-синий бостоновый пиджак. Надежным свидетельством того, что пиджак выходной, даже праздничный, были ордена и медали, украшавшие грудь и лацканы.
      Нинель аккуратно, едва касаясь пальцами, стряхнула невидимую пылинку, махнула возле пиджака щеточкой, протянула его на вытянутых руках Арнольдику, повернувшемуся спиной. Помогла вдеть руки в рукава и повернула его лицом к себе. Разгладила ладонью несуществующую складку на груди и прошептала:
      - Ты береги себя. У меня больше никого не осталось, кроме тебя. Ты все подпиши, только вернись живой. Ладно? Я тебя очень прошу, милый. Зачем мне все это барахло, если не будет тебя?
      Арнольдик бережно поднес кончики пальцев ее руки к губам.
      - Все, свидание окончено, - заторопил их Вовик. - Скоро встретитесь, если твой боец глупостей не натворит. А он не натворит. Правда, дед?
      - Правда, внучек, - жестко ответил Арнольдик, заглянув прямо в глаза Вовику. - Только ты не забудь про то, что я тебе сказал. Ты учти - я не шучу.
      - Ты, дед, не зарывайся! Не забудь, кто у нас в залог остается! Мы шутить больше не будем! - пристукнул кулаком по столу Вовик.
      - Я тоже, - Арнольдик повернулся к Сергеичу. - Ну, крыса канцелярская, крючкотворец, пошли.
      - Это почему это - крыса?! - попробовал возмутиться респектабельный нотариус.
      - А кто же ты? - в упор спросил Арнольдик. - Крыса и есть.
      - По дороге разберетесь, кто на кого похож! - гаркнул Вовик. - Все на выход!
      Филин взял Арнольдика за локоть и вытащил на лестницу. Сергеич поспешил следом, на ходу застегивая кейс и поправляя очки.
      Глава шестая
      Вот так я и увидел их, выходящими из подъезда.
      Впереди шел Филин, который тащил за рукав Арнольдика, следом семенил выряженный пижон, услужливый перерожденец Сергеич, явно растерянный и обеспокоенный.
      - Ну-ка, Петюня, подвези меня к ним поближе, - тихонько распорядился я.
      И он послушно повез меня навстречу этой живописной группе, которая уже подошла к белой бээмвэшке, и Филин, придерживая за локоть Арнольдика, уже открывал дверцы.
      - Может быть, на моей поедем? - робко вякнул Сергеич.
      - На своей потом будешь ездить, - грубо огрызнулся Филин. - Вернешься, заберешь свою, а сейчас поедешь на том, на чем тебя повезут. И кончен разговор. Ну, чего стоите? Прикажете мне вас за ручку рассаживать? Быстро садитесь!
      Тут коляска моя, которую усердно толкал сзади Петюня, со всего маху въехала в дверцу шикарной бээмвэшки, изрядно помяв ее.
      - Ты что, слепой, что ли?! - мгновенно сравнялся цветом лица с окраской своей машины Филин. - Ты что, придурок, не видишь, куда едешь?! Мало тебя по лестнице спустили?! Ты что под ногами путаешься?!
      Но тут он разглядел улыбающуюся физиономию Петюни, на которой явно и четко прочитывался интеллект, равный по количеству битов интеллекту кирпича.
      Филин сплюнул себе под ноги, оттолкнул в сердцах коляску, сказав что-то сожалеющее по поводу нехватки времени.
      Я радостно протянул из коляски руки к Арнольдику:
      - Арнольд Электронович! Я тут под окнами вашими гуляю себе и гуляю! Устал уже. Подвезите инвалида. Вы, я вижу, собрались на машинке кататься, так я бы тоже не прочь. И где супружница ваша драгоценнейшая, Нинель Петровна? Что же вы это без нее на прогулку-то?
      - Я бы с удовольствием покатал вас, да машина не моя, некоторым образом, - лихорадочно соображая, что предпринять, ответил Арнольдик. - А супруга моя осталась под присмотром, дома осталась. Там за ней присматривают люди добрые. Очень добрые люди.
      - Понимаю, понимаю, Арнольд Электронович, а чья машина будет, такая красивая?
      - А машина будет моя, - не дождавшись конца нашей беседы вмешался Филин. - Слушай, инвалид, а не хочешь не вниз по лестнице, а вверх полететь?
      - А если не добросишь?
      - Если не доброшу - упадешь. Зато разом отмучаешься. Так как - есть желание полетать?
      - Нет уж, я лучше поползаю, - ответил я, предусмотрительно откатываясь от Филина.
      - Ну то-то, - проворчал тот, сажая Арнольдика и Сергеича в машину.
      Захлопнув дверцы, он с места дал по газам и скрылся.
      Он, дурашка, думал, что сумеет скрыться. Как бы не так!
      В моей потертой и неказистой с виду коляске таился под сидением реактивный двигатель последней модели.
      Я махнул рукой, Петюня вспрыгнул на уступочку сзади и дальше ехал, держась двумя руками за спинку, словно форейтор на запятках экзотической кареты.
      Не успели мы и глазом моргнуть, как миновали пригород Москвы. Я прибавил газ, и мы проскочили насквозь какой-то городок под сплошной перелив милицейских свистков. За нами до самого горизонта тянулся шлейф мигающих всеми цветами радуги патрульных машин.
      Справа от нас замелькали сосны, за ними голубела водная гладь.
      - Петюня! - перекрывая рев мотора, заорал я. - Ты не видел белую бээмвэшку?! И что это за места мы проезжаем?! Что-то я не узнаю: Кратово, или Переделкино?!
      Петюня отчаянно забулькал сзади, набрав в открытый для ответа рот воздух. Потом он догадался наклониться за спинку кресла и оттуда заговорил:
      - "БМВ" мы еще в Москве обогнали!
      - Как в Москве?! А сейчас что?!
      - А сейчас - Репино, вон Финский залив видно, красота-то какая!
      - Да погоди ты про красоты мне тут заливать! - рассердился я. Городок, который мы проскочили, это что - Питер был, что ли?!
      - Ну! - подтвердил Петюня.
      - Разворачиваемся! - заорал я.
      И мы развернулись!!!
      Куски асфальта летели пластами из-под наших колес! И вот опять навстречу мчится на бешеной скорости Городок, который мы так стремительно проехали.
      В обратном направлении мы пересекли его еще стремительнее. Мы едва не перевернули эту колыбель в Неву, так мчались!
      Да тут еще какой-то придурок верхом на лошади стал пересекать нам дорогу.
      Петюня заорал ему что-то во всю силу легких, но тот, совсем глупый придурок, или глухой, стал зачем-то показывать рукой, что поворачивает направо, а сам как ехал прямо - так и ехал...
      Придурок!
      Сбили мы его, разумеется. А что нам оставалось?
      Все, что я успел заметить, так это то, как упала лошадь, задрав вверх все четыре копыта, а сам всадник покатился по площади, жутко грохоча, и еще более жутко матерясь.
      По площади пошел странный гул.
      - Медный! - крикнул мне в ухо Петюня.
      - Что - медный? - не понял я.
      - Всадник был медный! - проорал Петюня.
      Ну, дела! Мы, значит, Медного Всадника сбили!
      Но вот уже и родная Москва, вот уже и Тверская, по которой железные всадники на лошадях не катаются. А вот навстречу нам...
      Опять всадник! Догнал он нас, что ли?! Да нет, вроде как рожа с бородой... И что это сегодня все на лошадях разъездились?!
      Ррррраззззз!!!
      Визжат тормоза, горят шины коляски, но поздно! Поздно!!!
      Всадник уже сидит на асфальте, таращась на Моссовет, а бронзовая лошадь весело уносится в сторону Белорусского вокзала, распугивая встречные машины...
      - Смотри белую "БМВ"! - ору я Петюне, а сам боковым зрением уже замечаю эту самую белую "БМВ" с помятой дверцей в тихом зеленом переулочке, рядом с симпатичным желтеньким особнячком...
      И опять визжат тормоза встречных машин, и опять машины эти влетают в витрины гастрономов и булочных, доводя до стресса и без того запуганных и нервных москвичей, сами напуганные мчащейся навстречу инвалидной коляской, с лохматым верзилой на запятках.
      Я вырубил мотор и перешел на ручное управление. Мирно шурша шинами, коляска моя тихо остановилась рядом с "БМВ".
      На медной табличке, прикрученной к тяжелой металлической двери особнячка, я прочитал: "Нотариальная контора". Значит, мы попали по адресу.
      Внешне все выглядело вполне солидно, пристойно: особнячок, вывеска, мраморные ступени... Я пошептался с Петюней, выдал ему инструкции, и он подвез коляску к дверям. Я нажал кнопку звонка, и тут же ожила, задвигалась телекамера, выведенная на улицу.
      Она ощупала нас с Петюней с ног до головы и остановилась, глядя на нас унылым оком. И только после этого в двери открылся глазок, нас кто-то внимательно изучил, после этого щелкнул и вкрадчиво, ласково заговорил выведенный на улицу динамик.
      - Добрый день! Будьте добры - изложите цель вашего визита, или проблему, которую вы хотите решить с нашей помощью.
      - Наследство... - слабо пропищал я, всем своим видом изображая скорую кончину.
      - О какой сумме идет речь?
      - Два, три миллиона... - все так же слабо ответил я.
      - Это навряд ли к нам, - сухо ответил динамик. - Ближайшая нотариальная контора находится по адресу...
      - Долларов, - внес ясность я.
      Динамик тут же заткнулся, а двери тихо щелкнули автоматическим замком и плавно распахнулись перед нами. На пороге возник верзила в камуфляже, а за его спиной вежливо улыбался толстячок в смокинге.
      - Проходите, проходите, пожалуйста, извините за задержку, - расплылся в широкоформатной улыбке толстячок.
      Он толкнул в спину охранника:
      - Антон! Помоги уважаемым господам!
      Антон пулей слетел с крыльца, как мне показалось, даже не задев ступенек.
      Легко оттолкнув Петюню, охранник приподнял коляску, ласково прижал ее к себе и отнес в холл, где нежно поставил на ковер.
      Я разрыдался у него на груди, растроганный такой заботой и таким теплым приемом. А он, поглаживая меня по голове, уже вез мою коляску по таинственным изгибам облицованного мрамором коридора.
      За одним из поворотов мы остановились перед небольшой дверью.
      Толстячок, который шел следом за нами, поспешил вперед. Он нажал какую-то кнопку, дверь распахнулась, открыв огромный кабинет с большущим столом посередине, на котором можно было бы запросто играть в футбол.
      Сбоку на столе стоял мощнейший компьютер с большим плазменным дисплеем, выведенным на стену.
      - Прошу! - гостеприимно улыбнулся толстячок. - Сперва вы, дорогие гости.
      Он сделал знак, и Антон подтолкнул в спину Петюню. Тот пошел к кабинету, открыв рот и осторожно ступая по толстому ковру.
      - Смелее, молодой человек! - с улыбкой подбодрил его толстячок.
      И нажал кнопку еще раз.
      Пол под Петюней провалился, открылся люк, в который с громким криком и улетел Петюня. Судя по длительности полета, который можно было замерить продолжительностью крика, полетел он страшно глубоко.
      Я онемел и оцепенел, сжавшись в комочек в своем кресле.
      Радушный и гостеприимный толстячок улыбался, как ни в чем ни бывало.
      - А теперь вы. Ну же, смелее! Антон, помоги гостю, не видишь, наш гость стесняется?
      Не успел я даже вякнуть, как Антон с силой толкнул мое кресло в сторону распахнутой двери.
      В ожидании полета в бесконечную бездну я закрыл глаза...
      Однако ничего страшного не случилось. Когда я решился открыть глаза, оказалось, что к искреннему моему удивлению, сижу я в своем кресле-каталке посреди огромного кабинета.
      Меня почему-то решили в люк не отправлять. По крайней мере, пока. Я сразу же задумался: почему бы это? И невероятным напряжением заставив несгибаемые извилины согнуться, сообразил: это все потому только, что я им зачем-то нужен.
      Ничего себе дедукция, да? Самому иногда не верится!
      - Ты с кем это в кошки-мышки играть выдумал?! - ласково промурлыкал толстячок. - Видишь дисплей? Смотри внимательно, не пропусти чего-нибудь.
      Он пощелкал клавиатурой у пульта, и при каждом щелчке у меня вздрагивало сердце. А на дисплее, после очередного клика на кнопке, появилась моя физиономия, да еще при полном милицейском параде.
      Толстячок покликал еще кнопками, и рядом с моей самодовольной физиономией побежали строчки досье, как река моей жизни потекла по экрану, отображенная в скупые слова и строки: родился, учился, и тэ дэ. Про это очень мало, потому что родился я быстро, а учился мало. Вслед за этим пошел мой послужной список, включая все мои "художества" и бесславное окончание моей карьеры в органах защиты правопорядка.
      В заключение последовало резюме:
      "Характер - отсутствует. Поведение - отвратительное. Нервы - ни к черту. Способности - не обнаружены. Слабости - ..."
      Тут пошел текст страниц на двести мелким почерком. Те пакости, что они там про меня понаписали, я даже кратко пересказывать не желаю.
      Вот поэтому я и закрыл глаза.
      Открыл я их, получив увесистый подзатыльник.
      На экране меня терпеливо ожидала надпись: - "Резюме". После того, как я прочитал ее, появилось: "Полный идиот".
      - Сами вы - полные идиоты... - подумал я.
      И тут же получил в ухо.
      Сколько я стараюсь отучить себя от дурацкой привычки думать вслух ничего не получается! Наверное, это от одиночества.
      - Ты знаешь, куда полетел твой сынок? - ласково поинтересовался у меня толстячок. - Он полетел прямиком в колбасный цех, прямо в Центральную Мясорубку, которая делает колбасный фарш. Он сейчас уже наверняка расфасован на несколько батонов колбасы. Согласись, неплохо придумано? Так что, если останешься жив, а я в этом очень сомневаюсь, то если ты - человек сентиментальный - в ближайшем будущем колбасу есть не сможешь. Воспоминания, знаешь ли... Зато будешь знать, куда отнести венок своему пропавшему сыну. Неси прямиком к ближайшему гастроному и положи возле колбасного отдела. А теперь - главное. У тебя есть только один шанс выйти отсюда не в виде колбасного изделия - это рассказать нам всю правду: кто, как, зачем, и почему тебя сюда заслал.
      Он развалился за столом, закурил сигару и блаженно потянулся, укладывая ноги на стол.
      - Я слушаю, - промолвил он, зевая.
      Он, видите ли, слушает! Расфасовал моего Петюню на колбасу, а теперь он слушает. Каково, а?! Тишина тут, в конторе этой бандитской, как в склепе. Здесь ори, не ори, бесполезно.
      Интересно, Арнольдика они тоже на колбасу пустят после того, как он им бумаги подпишет?
      Глава седьмая
      Пока я лихорадочно искал слова для ответа, а заодно и выход из дурацкой ситуации, Арнольдик сидел в соседней со мной комнате, буквально через стенку.
      Он скучающе смотрел, как Сергеич, суетливо поглядывает на часы и заполняет бумаги, торопясь и от усердия шевеля всем лицом сразу.
      Филин поначалу внимательно таращился на них, потом ему это дело надоело и он принялся разглядывать кабинет, явно томясь и тоскуя.
      Арнольдик, сидевший напротив Сергеича, взял из стаканчика гелиевую авторучку и стал пробовать на бумажке, как она тоненько пишет острым, как пчелиное жало, кончиком.
      Филин встал со стула и подошел к висевшей на стене отличной репродукции Энгра "Источник".
      Арнольдик пошел заинтересованно следом и встал за спиной у Филина, любуясь картиной.
      - Тебе, дед, такие картинки смотреть не рекомендуется, - оскалился Филин. - Старушка твоя узнает - ревновать будет.
      - Это почему бы так? - удивился Арнольдик.
      И не ожидая ответа он неожиданно ловким движением обвил сзади шею Филина левой рукой, а правой вставил ему в нос острый кончик авторучки.
      - Только пошевелись! - зло прошипел Арнольдик из-за спины в ухо Филину. - Ты никогда не видел, как кроликов гвоздем убивают? Не видел? Это чтобы не резать, их в нос тыкают. Тык! Капелька крови и - готово.
      - Что - готово? - еле выдавил из себя плохо соображающий, и не сориентировавшийся толком Филин.
      - А вот дернись - узнаешь, - зло пообещал Арнольдик. - А ты, крыса, сиди, как сидел, только руки на стол положи!
      Сергеич, потянувшийся к ящику письменного стола в испуге застыл, сложив перед собой руки, как школьник.
      - Я всю войну прошел, в разведке служил. Так что человека меня научили при необходимости голыми руками убивать. Выйди из-за стола, крыса, и встань лицом к стене! Быстро! Вот так. Расстегни штаны! Теперь спусти. Теперь то же самое проделай с трусами... Да побыстрее, женщин здесь нет! Вот так, а теперь упрись руками в стенку - и молчать! Дернешься запутаешься в штанах и упадешь, учти. А у тебя что - нос чешется? Ничего, потерпишь, а то я могу тебе его почесать. Хочешь? Не хочешь? Тогда стой спокойно. Пистолет есть? Тогда доставай, пока я тебе мозги через ноздрю не почесал. Только без резких движений, двумя пальчиками... Вот так, молодец. На стол клади, на стол... Не оборачивайся! Теперь скидай портки в том же порядке, что и крыса, и вставай в позицию так же! Вот так, хорошо стоите, голубчики, так и стойте!
      Арнольдик отпустил Филина, держа теперь обоих под прицелом пистолета. Не удержавшись он отвесил по паре смачных пинков по голым задницам. Приказав бандитам не дергаться, обошел письменный стол, открыл ящики, достал оттуда еще один пистолет и две запасные обоймы, положил в карман, просмотрел бумаги на столе, порвал на мелкие кусочки доверенность, не скрывая злорадного удовольствия.
      Проверив ящики, осмотрелся и остановился взглядом на могучем бронированном сейфе, вмонтированном в стену.
      - У кого ключ от сейфа? Мне нужны ключи от сейфа, от кабинета и зажигалка, у кого есть? Быстро! Доставайте по очереди, штаны не одевать!
      Сергеич присел на корточки, держа одну руку над головой порылся второй рукой по карманам спущенных штанов, и достал ключи.
      Арнольдик подошел и забрал их. Ключей было два: один большой, явно от сейфа, второй поменьше - от кабинета.
      - Зажигалку! - скомандовал Арнольдик Филину.
      Тот выудил из брюк тем же способом, что и Сергеич, зажигалку.
      Не опуская ствол пистолета, держа под прицелом прижавшуюся к стене парочку, Арнольдик подошел к сейфу.
      Открыв дверцу, он присвистнул: внутри лежала тугая и толстая пачка долларов сотенными купюрами, а так же три пачки российских пятисоток, и две - тысячерублевых.
      Арнольдик огляделся, заметил кейс Сергеича возле стола, вытряхнул его содержимое на пол и сложил в опустевший кейс деньги из сейфа. Потом просмотрел бумаги, лежавшие в сейфе, кое-что положил в кейс, остальные бросил на пол и на стол.
      Из сейфа же Арнольдик выудил бутылку коньяка "Наполеон", большой бокал, коробку сигар, отнес все это к столу и уселся в кресло.
      Налил на четверть бокал, погрел, перекатывая в ладонях, выпил глоток, со вкусом закурил сигару, стряхивая пепел прямо на ковер. Посидел так немного, блаженствуя, выпил еще. Засунул бутылку в карман пиджака, в другой карман отправил горсть сигар.
      Встал из-за стола, огляделся, что-то вспоминая.
      - Ключи от машины! - скомандовал он Филину.
      Тот беспрекословно выполнил и это требование. Арнольдик убрал ключи в карман, вернулся к столу, и поджег лежащие на нем бумаги. То же самое проделал с бумагами в выдвинутых ящиках стола.
      Он стоял, покачиваясь с пятки на носок, задумчиво глядя, как языки пламени слизывают буковки с бумаг, и удовлетворенно кивал головой.
      - Дед, прекрати, сгорим! - испуганно заканючил Сергеич.
      - Ты что, старый, совсем оборзел?! - заорал Филин, закашлявшись от дыма. - Ты же пожар устроишь! Озверел, дед?!
      - Вот в этом ты прав, - серьезно ответил Арнольдик. - Как сейчас принято говорить: вы меня достали. Теперь мы делаем так: я пойду, а вы тут погрейтесь. Если сумеете выбраться, что вряд ли, передайте вашему Вовику, что по его душу идет его личный проводник в ад. Понял? Так и передай. Привет!
      Прежде чем не на шутку перепуганные Филин и Сергеич, путаясь в штанах, добежали до дверей, она захлопнулась, отгородив их своим стальным, звуконепроницаемым телом, от остального мира.
      Услышав звук поворачиваемого ключа, оба пленника кабинета взвыли от отчаяния и забились о двери, кашляя от едкого дыма, быстро наполнявшего кабинет, в котором не было окон...
      А я тем временем решил "гнать дуру". Раз уж они считают меня полным идиотом, надо на этом и сыграть, разыграть карту, так сказать.
      Тонко придумано, не правда ли?
      И я заблажил во всю глотку, претворяя план в действие.
      - Дяденьки! Отпустите меня! Я пришел сюда из простого любопытства, думал, может помогут чем бывшему сотруднику органов! И не надо меня на колбасу! Продукт испортите - у меня ноги сильно потеют!
      Внимательно прослушав мои вопли, Толстячок сделал мне нетерпеливый знак заткнуться, он к чему-то прислушивался.
      Я замолчал и тоже услышал, как в коридоре кто-то с трудом ворочает ключом в стальной двери.
      Толстячок удивленно пожал плечами и скомандовал Антону:
      - Пойди, посмотри, что там такое. Сергеич с дверями никак не справится, что ли? Напился, наверное, как свинья, если не хуже. Помоги ему запереть.
      Антон вышел. Я сразу же понял, что это - мой момент. Сейчас - или никогда!
      Я смерил взглядом расстояние от моей коляски до огромного, почти что во всю стену, окошка.
      Эх, была не была!
      Я нажал на стартер и рванул вперед!!!
      Вы читали книжку про приключения Буратино? Помните тот момент, когда он пытается проткнуть носом нарисованный очаг?
      Впервые в жизни я искренне пожалел, что нос у меня не такой же длинный, как у Буратино. Я ударился о камуфляжное окно изо всей силы и всем лицом, поскольку мой нос не смог в достаточной степени амортизировать удар.
      Ощущение у меня было такое, словно я только что столкнулся со встречной электричкой.
      Я сидел в своем кресле, отлетевшем в противоположный угол, а за столом уписывался от хохота Толстячок:
      - Ха-ха-ха! Ну, ментяра, ты и тупой! Да ты и вправду идиот!
      Он встал из-за стола и пошел к дверям, за которыми исчез и до сих пор не вернулся Антон. В дверях Толстячок остановился и грустно сказал:
      - Мне стыдно за Великую Державу, правопорядок в которой поддерживают такие идиоты, как ты. Нам не о чем больше разговаривать. Пора кормить зверюшек.
      Он огляделся и позвал, прищурив добрые глазки:
      - Кис-кис-кис...
      И посторонился, пропуская кого-то внутрь, а сам вышел, заперев за собой двери.
      А со мной в комнате осталась чудовищных размеров псина, почему-то с пеной у рта. Собака сдержанно зарычала, облизнулась, и вразвалку подошла ко мне.
      Я судорожно огляделся в поисках подходящего оружия. Ничего я, конечно же, не нашел и дрожащими руками стал лихорадочно стаскивать ботинок.
      Собака сдержанно зарычала, облизнулась, наклонила голову набок и бросилась на меня!
      Я еле-еле успел ткнуть ей в нос ботинком.
      Удара не получилось, так, тычок какой-то, и я зажмурил глаза, ожидая прикосновения белых, острых клыков к нежной коже на моем горле.
      Я сидел, подтянув колени к подбородку, съежившись в комочек, но ничего не происходило. Я открыл глаза и увидел собаку бездыханно лежащей на полу, уткнувшись носом в мой ботинок.
      Мне повезло - я попал ботинком прямо ей в нос. Я наклонился, забрал ботинок и проникновенно сказал:
      - Прости, животное! Я не хотел тебе зла. Видишь, как тяжело жить в одиночестве, когда не то что поговорить не с кем, а даже носки постирать тебе некому? И все же тебе сейчас намного легче и спокойнее, чем мне. Прощай, собака!
      Я быстро обулся и стал думать, как же выбраться из кабинета, но как раз в этот момент ключ в дверях стал поворачиваться.
      - Толстячок возвращается! - обожгла меня молнией страшная догадка.
      Вы спросите, как я догадался? Да просто во всем этом здании я не знал никого, кроме Толстячка, Сергеича, да еще Антона.
      Я исключил из этого короткого списка всех тех, кто не имел ключа от кабинета Толстячка, и остался только он сам.
      Гениально, верно?! То ли еще будет!
      Пока же я воевал с собакой и занимался дедукцией, Арнольдик, запирая бандитов, не сразу справился с непокорным замком. Он так увлекся, что склонился над ним и вертел ключ до тех пор, пока тот не щелкнул дважды.
      Кто-то сзади тронул его за плечо.
      - Ты что, Сергеич, опять "Нанаполеонился", да еще так, что даже двери закрыть не можешь? - добродушно спросил Антон, не разобравший со спины, кто перед ним стоит, склонившись к замку.
      Арнольдик резко выпрямился, и Антон изменился в лице, ничего не понимая: перед ним стоял совершенно незнакомый ему старик, весь увешанный орденами и медалями. Словно было сегодня Девятое мая.
      И пока Антон, опешив, рассматривал незнакомого старика, в живот ему уперся старенький, вытертый добела, пистолет "ТТ", удивительно похожий на тот самый ствол, который Антон сам, собственноручно, продал недавно Филину.
      - Открой! - приказал старик негромко, но твердо, указывая на торчащий в дверях ключ.
      Антон покорно склонился к замку, а дед тем временем проворно и ловко обыскал его, вытащив из заднего кармана пистолет, а из кобуры под плечом еще один.
      Антон открыл замок.
      - Заходи, - приказал старик, подтолкнув Антона в спину стволом пистолета в двери, из которых валил дым и высовывались Филин и Сергеич, оба чумазые и оба без штанов, но увидев направленное на них оружие, тут же попятились обратно, пропуская к себе Антона.
      Арнольдик уже собрался еще раз запереть двери, но в коридоре появился мой знакомый Толстячок.
      - Ты сотрудник? - наскочив на него, спросил Арнольдик, почему-то шепотом.
      - Сотрудник, - так же шепотом ответил Толстячок. - А что-то случилось?
      - Да не волнуйся ты так, ничего особенного, - успокоил его Арнольдик. - Заходи, там мероприятие проходит, но только для сотрудников.
      И под пистолетом он препроводил в кабинет и Толстячка. Заперев кабинет, Арнольдик пошел к тому, из которого только что вышел Толстячок. В дверях торчал ключ. На мгновение Арнольдик задумался, потом махнул и осторожно повернул ключ, тихо вошел, выставив перед собой пистолет.
      - Добрый день, Арнольд Электронович! - радостно заорал я, раскрывая навстречу ему объятия из кресла-каталки.
      Глава восьмая
      - О, Господи! А вы-то что здесь делаете, Гертрудий?! - едва не прострелив меня, спросил Арнольдик.
      Это меня так зовут, Гертрудий. Между прочим, конечно.
      Несколько слов о себе...
      Вообще-то я - человек скромный, но уж если зашел разговор обо мне, то он зашел довольно далеко, и его нужно не замалчивать, а разговаривать.
      Так вот, о себе:
      Родитель мои - потомственные милиционеры.
      Вот, кстати, мое гинеко... генеалогическое дерево: прадед мой был дворянином. И служил он верой и правдой при дворе графа Разумовского. Вернее, во дворе.
      Дворником служил.
      Граф очень любил и отмечал моего деда за веселый характер, и всегда поутру, выйдя во двор, обязательно подходил лично к моему прадеду и стучал его кулаком по лбу, приговаривая:
      - Граф-то у тебя - Разумовский, да только ты - не таковский, а дураковский.
      Вот так, с легкой руки графа, стали мы Дураковыми, так нас и в паспорта писали.
      Но так было недолго. Пришла Великая Пролетарская, и мой прадед, быстренько записавшись в милицию, тут же подчистую конфисковал своего графа. И прежде чем отправить своего узурпатора-графа в тюрьму, пошутил легко и изящно, прямо по графски, мол, и мы умеем благородные шутки шутить.
      Сделал он это так: подошел к графу, да как даст ему по морде, а потом и говорит:
      - Я-то, может быть, и дураковский, а ты теперь сам-то - каковский?!
      И весело так засмеялся.
      Граф, тупой совсем, почему-то шутки его не понял, не оценил.
      Вот таким образом прадед мой стал милиционером.
      А после и дед мой, и отец тоже все были милиционерами.
      А мне куда же было деваться? Династия! Она, династия Дураковых, до сих пор в милиции старейшая из династий.
      Все в нашем роду были милиционерами, даже все бабки-прабабки были женами милиционеров.
      Папаня же мой состоял в милиции при складе вещественных доказательств.
      Не всегда, конечно же. Он сперва тоже оперативником был. Но после ряда тяжелых ранений и контузий, когда ему в упор заряд картечи в голову всадили, что ему еще оставалось?
      Врачи и так удивлялись, почему это он живой ходит? Невероятный случай в медицине, говорили. А то!
      Все как есть мозги начисто картечью из головы выдуло, а ему хоть бы хны. Живет. Но все же некоторые изменения, конечно же, в организме произошли.
      Чуть было даже в тюрьму мой папаня не загремел за умышленное уничтожение вещественных доказательств.
      Дело все в том, что папаня мой приспособился выдувать конфискованные спирт и самогон. А воспитан он был так, что пить и не закусывать не умел. А что можно съесть на складе вещественных доказательств? Правильно! Только эти самые вещественные доказательства. Вот их-то мой папаня и стал употреблять в закуску.
      Как только про это распознали, тут же уволили его на почетную пенсию.
      Тогда-то он сразу же от скуки меня родил.
      И дал он мне на радостях гордое имя - Гертрудий: что означает: герой труда! Вот он я каков! И девиз у меня соответствующий: "Посмотрите - вот каков наш Гертрудий Дураков!".