Я боялся - пока был живой

      Он откупорил бутылку, пододвинул к себе стакан, сполоснув его из графина, снял с аппарата телефонную трубку и крутанул на диске одну цифру, чтобы обозначить по линии разговор.
      Наливая в стакан по стеночке, чтобы не булькало, он во время всего процесса воровато поглядывал на двери.
      Козлов, подперев щеки кулаками, сидел напротив, сосредоточенно глядя в стакан...
      Минут через двадцать заметно повеселевший Козлов запер сейф, посмотрел на просвет стакан, ополоснул его из графина, придирчиво понюхал, пустую бутылку тщательно завернул в газету и положил в портфель, чтобы выбросить где-нибудь по дороге.
      Потом он потянулся сладко на стуле и без предисловий заявил, словно продолжил прерванную беседу:
      - Что в чем-то в этом деле затронуты интересы высших эшелонов, это мне уже ясно и понятно по поведению прокуратуры. Но как прихватить Паленого и Платона, когда их так старательно опекает доблестная и неподкупная прокуратура? Разве это вообще возможно?
      - Говорил же я тебе, Козлов, что ты молодой еще, - хитро прищурился Капустин. - А на фига нам Паленый и Платон? Раз их так тщательно опекают, значит, что-то пропало, где-то они прокололись. И чует мое сердце, что связано все это напрямую со вчерашним побоищем. Не стали бы ни Платон, ни Паленый, участвовать в таких рядовых и бредовых разборках. К тому же, тут скорее всего вымогательство, дела квартирные. Нужно срочно найти новых хозяев квартиры, они наверняка как-то здесь замешаны, что-то они знают, раз так стремительно исчезли, если живы, разумеется.
      - Как же мы их найдем? Розыск на них и так объявлен, остается только сидеть и ждать.
      - Ну, Козлов, розыск - розыском, а самим кое-что предпринять тоже не грех. Поедем-ка мы на квартиру, где все это произошло, да посмотрим там все еще разочек, только повнимательнее, а не просто как на разборку. Кто там остался в засаде?
      - Полный комплект: двое в наружном, двое внутри. Снаружи - лейтенанты Алютенок и Антонович, а внутри - капитаны Крякин и Стукалец.
      - Вот пойдем и проверим, как там несут службу отважные лейтенанты и капитаны...
      Капитан Стукалец качался с пятки на носок возле окна, выходящего во двор, наблюдая за происходящим, отодвинув краешек шторы.
      - Ну и что ты там разглядел? - лениво поинтересовался капитан Крякин, лежавший на кровати поверх одеяла.
      - Двор я там разглядел, - буркнул недовольный Стукалец. - А во дворе Алютенок с Антоновичем... Придурки!
      - Почему - придурки? - несколько оживился на кровати Крякин, даже приподнялся на локтях.
      - Да они песком в снежки играют в детской песочнице. Во, придурки, так придурки! Алютенку "снежок" прямо в рот попал. У него теперь полное брюхо песка будет. Ничего себе, конспирация! На них, наверное, изо всех окон смотрят. Ну вот, доигрались.
      - В чем дело?
      - Вставай быстро, Капустин приехал...
      Глава четвертая
      Платон мелкими глотками допил нарзан из высокого стакана тонкого стекла, посмотрел на свет, как лопаются оставшиеся на стенках пузырьки, промокнул белоснежным платком губы и спросил
      Паленого:
      - И где же теперь мы будем искать этих фраеров с бумагами? У нас же ни малейшей зацепочки нет.
      Паленый зло пнул металлический кейс, валявшийся под ногами, и тут же длинно и витиевато выругался.
      - Я этих тварей зубами загрызу!
      - Ты их сперва отыщи, - дернул щекой Платон. - Их уже менты вовсю ищут. Знаешь, кто за это дело взялся, кто землю под нами роет? Капустин!
      - Иди ты!
      - Тебе надо, ты и иди, а вот если Капустин этим фраерам на хвост сядет, да еще бумаги эти к нему попадут... Тогда - все! Кранты. Нам с тобой тогда светит прожить в лучшем случае ровно столько времени, сколько потребуется на то, чтобы довезти нас до следственного изолятора. А там сердечный приступ с летальным исходом нам гарантирован незамедлительно по прибытии в камеру. Показания нам никто дать не позволит. Уберут любой ценой. Убьют либо по дороге, либо в СИЗО, там это запросто делается. И никто нам не поможет, тут такие люди замешаны, такие дела, что нас в порошок сотрут и не заметят.
      - Ладно тебе каркать, - мрачно заворчал Паленый. - Говори, что делать будем? Может быть, заляжем на дно пока?
      - Не пори ерунды! Куда мы денемся? При таких раскладах свои же сдадут. Прижмут их как положено, они нами и откупятся. Да и пасут нас уже наврняка, чтобы не слиняли. Там тоже не дураки сидят, сам знаешь. Так что выход теперь один-единственный: найти этих фраеров и бумаги, да как можно скорее, пока до них Капустин не добрался, или еще кто. Если просочится информация об утрате, то за этими листочками такая охота начнется, что страшно подумать.
      - Где же искать этих фраеров?
      - Жить захочешь - найдешь. Давай, поднимай братков. Всех поднимай! Звони во все концы, проси помощи, забрось там, что в долгу не останемся. Будем искать - будем жить.
      Паленый подсел к телефону, завертел диск.
      Платон встал, подошел к окну, посмотрел в задернутые занавески, и сказал:
      - Надо бы, кстати, еще разок заглянуть на ту квартиру, пошарить, посмотреть, что там и как...
      - Засада там, вот что там, - фыркнул Паленый...
      А в той самой квартире, про которую шел разговор, капитан Крякин вскочил с кровати, словно его ветром сдуло, быстро расправил складки на одеяле, подушку, одернул пиджак.
      - Ну, что я говорил? - хлопнул себя по ляжке смотревший в окно Стукалец. - Дает Капустин Алютенку и Антоновичу втык по всей форме. Отправил их к машине. Ну, будет им теперь на орехи, что касается службы, здесь с Капустиным шутки плохи. Так-то он - душа человек, но что касается службы - серьезный мужик!
      Раздался условный стук в двери.
      Крякин челночком метнулся к дверям и распахнул их.
      - Почему открываешь, не спрашивая? - проворчал Капустин, впрочем, не очень строго, быстро проходя в квартиру.
      - В окно вас увидел, - не моргнув глазом, ответил Крякин, пожимая руку Козлову.
      - Сам увидел, или тебе Стукалец сообщил? - хитро прищурился Капустин.
      - Сам увидел, - преданно глядя в глаза начальству, ответил Крякин. Сами можете посмотреть - на кровати ни одной складочки.
      - Вот то-то, что ни одной, а вчера, когда мы осматривали квартиру, постель была помята. Значит - что? Значит, кто-то ее расправил. А зачем? Ты как думаешь, Крякин? Что тебе подсказывает интуиция, дедукция, и прочее мышление? Чтобы в последний раз, понял?! Ладно, вы наблюдайте за улицей, а мы тут с Козловым еще разок посмотрим, поколдуем, покумекаем, что да как.
      Крякин и Стукалец замерли у окна, Капустин с Козловым взялись обследовать квартиру.
      Они сидели на корточках перед пятнами крови, ползали на коленях перед контурами тел, очерченных мелом, стукались лбами, о чем-то яростно спорили, отчаянно жестикулируя и тыча пальцами в пол перед собой.
      Вскакивали, подбегали к столу, что-то рисовали на бумаге, чертили какие-то схемы, комкали бумажки и опять бухали коленками об пол...
      - Ничего себе парочка! - покачал головой у окна Стукалец, улыбаясь во весь рот.
      К окну подошел разгоряченный спорами Капустин, выглянул через плечо Стукальца во двор.
      Во дворе, напротив машины, в которой сидели Алютенок и Антонович, стояла инвалидная коляска. В коляске сидел мужик, укрытый пледом, очень старым, потертым и выцветшим. На мужике была милицейская форма без знаков различия. Форма была совсем старая и ветхая, как и плед.
      За спинку кресла держался двумя руками второй мужичок, тоже в вылинявшей и потрепанной милицейской форме. Мужичок был слепой, в черных очках. Но почему-то под очками у него один глаз был перевязан ослепительно белым бинтом, на который даже больно было долго смотреть - начинало резать глаза.
      Мужички что-то клянчили у сидящих в машине оперов, которые пребывали в мрачном расположении духа, в ожидании последствий после выволочки, устроенной им Капустиным. Они махали на мужичков руками, ругались, пытаясь закрыть в машине окошки, но мужички не отставали, и опера, плюнув, выгребли содержимое карманов и отдали все калекам.
      Те тут же униженно раскланялись, как заводные болванчики. Потом тот, который сидел под пледом в коляске, развернулся к машине спиной.
      Слепой повернулся следом за ним.
      Тот, который сидел в коляске, поднял голову к окнам и заорал:
      - Уважаемые гражданы! Помогите кто чем может заслужонным защитникам правопорядка! Мы пострадали, защищая ваши уют и покой! Мы обезглазели и обезножили! Мы спим днем в трубах крематория, которые нагреваются за ночь! Мы питаемся собачьими экскрементами! Общество, которое мы отважно защищали, выплюнуло нас, даже не разжевав! Помогите, кто чем может, гражданы!
      Он остановился, перевел дух. Оглядел, задрав голову, оставшиеся наглухо закрытыми, молчащие окна, горестно вздохнул, откуда-то из кармана выудил губную гармошку, и заныл на ней мелодию, до боли похожую на плач шарманки.
      Слепой сделал шаг вперед, вытянул руку и заголосил, гнусаво и плаксиво:
      - А сейчас, гражданы - пестня! Пестня называется: "Вальс-отчаяние" имени несчастного, безногого Гертрудия!
      Он закончил, всхлипнул, а безногий вытащил изо рта губную гармошку и завыл-запел:
      - Ох, и жизнь пошла,
      словно в сказочке!
      Эх, брррраточек,
      не торрррмози!
      Довези меня
      на колясочке,
      до обрыва меня
      довези!
      Эти два милиционера-оборванца, несчастные инвалиды, являли собой настолько нелепейшую пару, что Капустин протер глаза.
      А когда он их открыл, то увидел во дворе двух огромных мужиков, которые вносили в арку гигантских размеров шкаф.
      С их появлением двор стал и вовсе похож на картину Питера Брейгеля, а еще больше, на безумную фантазию Иеронима Босха.
      Два мужика, невероятных габаритов, которые неспешно и деловито волокли апокалиптический шкаф, два живописных оборванца в обносках милицейской формы, растерзанные, грязные, один под каким-то чудовищно ободранным пледом, второй слепой, в темных очках, но с белой марлевой повязкой на грязной роже под темными очками, странно похожими на круглые очки сварщика.
      А тут еще, в придачу ко всему, мужики со шкафом, попав во двор, замедлили движение, стараясь попасть в такт заунывному песнопению, от которого по стенам дома прошла дрожь, а на окнах выступили слезы.
      Мужики со шкафом исчезли где-то, в каком-то из многочисленных подъездов, а "пестня" рванула с новой силой и страданием:
      Подтолкни!
      И не мучай вопросами,
      я имею жить,
      как хочу,
      полечу я вниз
      вверх колесами,
      но как птица я
      полечу!
      Для меня, братан,
      это семечки,
      ну, как вырастить
      пару ног...
      Приходи ко мне
      на скамеечку
      поплевать на мой
      бугорок!
      В этом месте мужик в коляске зарыдал, и дальше продолжал горланить свою дурацкую "пестнь" сквозь яростные, утробные всхлипы, душившие его:
      Ты поправь кепарь
      на затылочке
      и бррранить меня
      ты не будь!
      Если я тебе
      из могилочки
      тоже выплюну
      что-нибудь!
      В этом месте не выдержал уже слепой. Он тоже зарыдал, рванул на себе ветхий форменный китель, обнажив грязный и рваный тельник в полоску, припал на грудь к безногому и забился в рыданиях, сотрясаясь всем телом.
      Они обнялись и жутко рыдая, буквально давясь всхлипами и словами, проревели хором:
      Подтолкни!
      И не мучай вопросами,
      я имею жить,
      как хочу,
      полечу я вниз
      вверх колесами,
      но как птица я
      полечууууууууу!!!
      Тут произошло нечто, совсем уж неожиданное: распахнулись разом все окна, и на рыдающих бедолаг пролился настоящий денежный дождик.
      Со стороны все это напоминало кадры старой кинохроники, когда вся страна встречала Чкалова, и на машину с отважными летчиками, Сталинскими соколами, бесконечным потоком текли и падали, падали, падали белые-белые птицы листовок...
      Вот так же падали бесконечной лавиной из окон деньги на этих оборванцев.
      Оборванцы же окончательно разрыдались и раскланялись с чувством.
      А в квартире, не стесняясь, плакали, обнявшись, Стукалец и Крякин, суровый Капустин кривился лицом и яростно жевал нижнюю губу, часто сплевывая на пол.
      Сентиментальный Козлов вообще убежал в туалет, обнял унитаз, и сотрясался в рыданиях, не прекращая спускать воду, чтобы никто не слышал, как он рыдает, уткнувшись лицом в сантехнический прибор...
      И вся засада собрала все деньги, что у них с собой были, все до единой бумажки, до самой последней монетки. И собрали они даже те деньги, которых у них как бы и не было, и которые в просторечии именуются "заначкой", и все собранное свернули трубочкой и выбросили в окно, предварительно перевязав заботливо тесемочкой...
      Они так были поглощены сбором денег, зрелищем за окном, что все вздрогнули и схватились за карманы, когда в двери раздался грубый стук. Капустин еще раз глянул в окно, увидел, как упал навзничь слепой, сбитый с ног денежной "трубочкой", которую бросил Капустин.
      Классный профессионал на то и профессионал, чтобы всегда помнить о долге. Долг для него - превыше всего. Утерев слезы, все внимание находившиеся в комнате, сосредоточили на двери.
      Капустин сделал знак не дергаться, но оружие приготовить. Сам же он бесшумно приблизился к двери.
      - Кто тааам? - сладким голосом пропел он.
      Выслушав ответ, он вытаращил глаза, густо побагровел, и перепросил:
      - Чтооооо?!
      Выслушав повторный ответ, он побагровел еще больше, сделал знак всем приготовиться и открыл двери.
      На пороге стояли два огромных мужика с тем самым апокалиптическим шкафом, который они таскали по двору.
      - Это - что? - спросил Капустин, указывая на шкаф.
      - Как - что? - флегматично пожал плечами один из приволокших этот шкаф. - Мы же тебе сказали: мебль это. Не видишь, что ли?
      - Какая - МЕБЛЬ?! - опять багровея и наливаясь яростью, вопросил Капустин, подступаясь к мужикам.
      - Какая, какая... Какую на пол ставют, - парировал мужик, и подумав, добавил. - Или еще там куда.
      - Да чо ты им пояснения даешь, Вася? - вмешался второй верзила. - Не видишь, что ли, они платить не хочут! Вы чо, хозява, сдурели?! Вы мебль заказывали? Заказывали, ась?! Мы доставили!
      - Ага, Федя, верно! С Ленинского проспекта перли! Мы в отделе ручной доставы работаем. Чо оне измываются? Мы в милицию пойдем, с милицией придем. Оне поперва заказывают, а после платить не хотють, чтоб мы оставили мебль и ушли. Измываются! Мы доставили, а оне не плотють и все тут! Ну ни в какую!
      - Конечно, мы люди простые, работные, им до нас делов нету никаких. Мы им доставили чо оне заказали, а оне все равно не плотють. Берете вы мебль, последний раз спрашиваем! Или мы милицию приведем.
      - Берем, берем, если заказывали, то берем, - согласился со вздохом Капустин, решив не поднимать лишний шум вокруг квартиры, в которой находится засада.
      - Во! Давно бы так! - пробасил обрадованный Вася. - Давай, Федя, занось мебль!
      Федя приподнял шкаф со своего края, и скомандовал:
      - Раз! Два!
      - Три! - рявкнул Вася и приподнял свой край.
      Несколько секунд они постояли так, держа шкаф на весу, не двигаясь с места, потом Федя опустил свой край на место.
      - Не, Вася, не пойдет. Не получилось. Давай еще разок. Ты хорошенько подними, ты постарайся, должно получиться у тебя, всегда получается. Ты подыши хорошенько.
      Вася несколько раз шумно втянул воздух носом и скомандовал:
      - Иииии, взяли!
      Они одновременно рванули шкаф, при этом Вася громко испортил воздух.
      - Во! - обрадовался Федя. - Теперь порядок! Это примета такая, грузчицкая, - радостно поделился Федя с присутствующими, затаскивая свой край шкафа в комнату. - Это для того, значит, чтобы мебля не рассыхалась.
      - Опускай! - скомандовал Вася.
      Они так грохнули шкаф об пол, что он, наверное, рассохся не дожидаясь срока.
      Вася старательно высморкался прямо на ковер, поинтересовался, что это за мужики тут на полу мелом нарисованы, и спросил, растерев ногой ковер:
      - Ну, хозяв, кто будет деньги платить? Во квинтанция у нас. Нам все по квинтанции, нам лишнего не надо совсем. Ты не думай, хозяв.
      Он достал из кармана мятую бумажку, затертую и в пятнах, и протянул ее Капустину, безошибочно распознав в нем старшего.
      Капустин развернул бумажку, стараясь как можно меньше с ней соприкасаться, и вот что он прочитал:
      Квинтанция
      Даставить и палучить ат хазяв на расстояние
      от метра "Полу Жаевская" до метра "Блюваево"
      примечание: ручная достава.
      Палучить: тысяч - одна, сотен - пять, десяток - три.
      Всего: две тышшы
      - Две тысячи?! - ужаснулся Капустин. - Новыми?!
      - А мы чо, за так, что ли, перли? И какими же еще ты платить будешь? Новыми давай. Чтобы хрустели. Мы любим, когда с хрустиком.
      - Ты не сомневайся, хозяв. Мебль серьезная, она серьезных денег требует, - шмыгнул носом Федя.
      Капустин, беззвучно шевеля губами, полез в карманы и чуть не сел на пол.
      Он бросился к окну и стал высматривать инвалидов.
      Инвалиды сидели почему-то в служебной машине и увлеченно пересчитывали деньги. Оперативников в машине не было видно.
      Не успел Капустин разозлиться, как в спину ему уперся ствол пистолета, и кто-то заботливо посоветовал ему:
      - Тихо, дядя! Мы вам ничего плохого не сделаем, зла на вас мы не держим, но вам лучше не дергаться.
      Капустина быстро обыскали, выудили из кармана пистолет и пару наручников, которые тут же и использовали, пристегнув его за руку к батарее теплоцентрали.
      Только после этого ему разрешили повернуться.
      Капустин повернулся и вскрикнул, прикрывая глаза свободной от оков рукой:
      Дверцы шкафа были распахнуты настежь, и там, внутри шкафа, сидел на высоком табурете - КАРЛИК! В смокинге, в котелке, белоснежной манишке и большой сигарой в зубах.
      - Все! - похолодел Капустин. - Контузия сказывается! Крыша поехала.
      - Ты не волнуйся так, не хмурься, - ласково промурлыкал карлик. - Это не глюки у тебя, не бойся, это я - Павлуша. Просто у меня размер такой.
      И он замолчал, глядя куда-то в верхнее днище шкафа, и пуская туда клубы дыма.
      - А, ну конечно, - промямлил, сделавший вид, что все понял, Капустин, который на самом деле ничего не мог понять во всем происходящем.
      Он огляделся и увидел, что Козлов, Стукалец и Крякин сидят на полу, скованные между собой наручниками. В серединке сидел Козлов, к щиколоткам которого были пристегнуты руками Стукалец и Крякин, которые каждый другой рукой был пристегнут к батарее.
      - Профессионалы! - уважительно подумал о нападающих Капустин, пытаясь по почерку определить налетчиков.
      - Наверное, залетные, - решил он. - Слишком дерзко, нагло и классно.
      Карлик сидел на табуретке, щедро выпуская дым. Федя и Вася стояли, прислонившись к дверным косякам плечами, безучастно глядя в потолок и пространство, все они чего-то, или кого-то ждали.
      В двери стукнули коротким условным стуком.
      Карлик сделал молчаливый знак, и Вася, ничего не спрашивая, открыл двери.
      Вот тут Капустин и подумал, что он точно съел что-то нехорошее с утра, а теперь ему снится такой же нехороший сон. Нехороший, да и к тому же, просто скверный.
      В квартиру въезжал на коляске только что певший под окнами инвалид, а следом за ним, вполне самостоятельно, шел "слепой", но уже без темных круглых очков, но все с той же белой повязкой на глазу.
      Впереди этих лже-инвалидов входил высокий статный старик в темно-синем пиджаке, тщательно отутюженном и увешанном боевыми наградами.
      Капустин пристально всмотрелся в "слепого" и вспомнил недавнюю ориентировку.
      - Ты - маньяк Скворцов! - указал он пальцем на лейтенанта Скворцова.
      - Ага, я и есть тот самый маньяк Скворцов, - спокойно согласился тот. - И в данный момент очень хочу кушать. Пару яиц мне не мешало бы проглотить.
      Капустин сразу как-то погас, насторожился и выставил вперед коленки, внимательно следя за всеми передвижениями Скворцова.
      А маньяк Скворцов плотоядно облизнулся, и заговорщически подмигнул Капустину, у которого почему-то тут же произошло нытье и свербение в упомянутых предметах.
      Старик подошел к столу и рассматривал брошенные на него удостоверения личности, отобранные у засады, небрежно отодвинув в сторону изъятое у них же оружие.
      - Ого! - слегка насмешливо удивился он. - Следователь по особо важным. Так, так, так.
      Арнольдик присел на край стола, задумчиво глядя на Капустина, и вращая в пальцах его удостоверение.
      - А ты что стоишь, Скворцов? - словно только что заметив его, удивился Арнольдик. - Иди, доставай, что оставил, пока настоящие хозяева не пожаловали за тем же самым.
      Скворцов поспешил на кухню, откуда раздалось дребезжание посуды и скрежет дверцы духовки газовой плиты.
      Арнольдик обернулся к Капустину.
      - Ну и как особо важные дела? Делаются? - он сверлил Капустина злыми глазами, и тот не знал, куда от этого колючего взгляда деться.
      - Так как все-таки? - более жестко спросил Арнольдик еще раз. Насколько я понимаю - здесь должны были быть обнаружены отпечатки пальцев двух личностей, которых не было среди убитых, но которые, тем не менее, наверняка достаточно хорошо известны в вашем уважаемом учреждении. Это некие Паленый и Платон. Вы уже арестовали и допросили их? Или вы решили сначала разыскать нас, как представляющих значительно большую социальную опасность? Гоняться за стариком, инвалидом и раненым несколько безопаснее, не так ли? И сколько вы получаете за вашу работу, позвольте спросить? Не на службе, разумеется. Все от тех же Паленого и Платона.
      - Я от бандитов, кроме пуль, никогда и ничего до сих пор не получал! - зло выкрикнул задетый за живое Капустин.
      - Да неужели? - почти весело изумился Арнольдик. - Значит, я ошибаюсь! Вы уже арестовали этих бандитов, и они уже сидят в тюрьме?! Вы это хотели сказать?!
      - У меня, между прочим, есть начальство, которое распоряжается мной.
      - Когда начальство есть
      начальство хочет есть!
      Продекламировал я из своего кресла.
      - Так что же ваше уважаемое начальство? - живо поинтересовался Арнольдик, показав мне кулак. - Как оно вами распорядилось на этот раз?
      - Наше уважаемое начальство, в лице Генеральной прокуратуры, соизволило самолично, без нашего участия, допросить интересующих вас и, поверьте, нас, молодчиков, и поставило нас в известность, что у них - у Паленого и Платона, - железное алиби. А пара отпечатков в квартире и на посуде, как они объясняют, остались после прошлого посещения квартиры этими молодцами, когда они приходили к своим знакомым, прежним хозяевам, что те с большой готовностью и подтвердили. И что вы имеете возразить по этому поводу? Взять, да арестовать без каких либо доказательств эту парочку потому только, что они когда-то раньше совершили преступления?
      - Допустим, вы правы, не стану спорить с вами. А скажите, вам известно что-то о пожаре, который произошел позавчера в некоем офисе, в котором располагалась нотариальная контора?
      - В некотором роде известно, только при чем тут пожар? - неуверенно и осторожно ответил Капустин, ожидая подвоха.
      - А про заявления в виде явки с повинной некоторых сотрудников этого заведения, о чем сообщалось дежурному по уголовному розыску, вы что-то знаете? А про то, что некоторых сотрудников, если не всех, написавших эти заявления, уже нет в живых? И все потому, что вы не соизволили их арестовать, несмотря на заявления, а про то, что господ этих уже нет в живых, сообщили нам те самые голубчики, у которых, как вы говорите, железное алиби. Мне вот лично кажется, что алиби в таких случаях бывает не железное, или свинцовое, или золотое. Не слишком ли многой кровью это бандитское алиби оплачено?
      - Да что вы от меня хотите?! - разозлился Капустин. - Вы-то сами чем лучше для меня этих бандитов?! Вы мне что предлагаете - стрелять их, ничего не доказав?! Я вот пока имею в наличии три трупа бандитов, и вас живехоньких, и про то, что здесь произошло, как я понимаю, спросить не у кого, кроме вас. И я с вас спрошу! Будьте уверены - спрошу! И с бандитами я никогда заодно не был, а за этими подонками я уже сколько лет след в след хожу, и сажал их, когда только мог. И дальше буду искать доказательства их вины. Искать, а не выколачивать, или творить самосуд. И вы лучше подумайте, каким путем вы пошли. Не сами же себя бандиты в этой квартире порешили, кто-то им активно помог. И я, кажется, теперь знаю кто. Вы уже через кровь переступили. А это всегда опасно.
      Арнольдик устало и безнадежно махнул рукой, даже не дослушав.
      - Это все разговоры в пользу бедных, Вы уж меня извините, старика, но я не верю теперь никому. Теперь я знаю в какой стране живу. И к сожалению только на старости лет это узнал. И я теперь даже знаю кто кому и сколько платит. И знаю, что те, кому платят, всегда будут защищать тех, кто им платит, а нам в таком государстве остается только одно - защищать самим себя.
      Содержательную беседу прервал появившийся из кухни Скворцов, сделав знак, что все в порядке, листочки он забрал.
      - Уходим! - неожиданно легко для его лет соскочил со стола Арнольдик. - И поскорее, пока наши друзья не нагрянули за тем же самым.
      - А с этими как быть? - спросил Скворцов, указывая на пристегнутых к батареям оперативников. - Что делать будем?
      - А что с ними делать? - равнодушно пожал плечами Арнольдик, незаметно взявший командование на себя. - Пускай посидят, подумают. А вот оружие мы возьмем с собой, и пару удостоверений возьми, пригодится. Если нас наша рабоче-крестьянская милиция не защищает, то пускай она нас хотя бы вооружает.
      Он пошел к выходу, предоставив мне и Скворцову собирать со стола "урожай".
      - А тебя я узнал, - давно рассматривавший меня Капустин, вспомнил. Ты - потомственный милиционер Дураков. У нас даже стенд есть с портретами вашей династией. Только тебя за что-то выперли из милиции. Но ты же мент, ты все же понимаешь, что вы сейчас делаете?! Вы и так уже достаточно натворили, не подменяйте собой закон!
      - А если закон у нас подменили, а мы его только восстанавливаем? повернулся я всем креслом к нему.
      Капустин хотел что-то возразить, но Скворцов толкнул меня локтем, и я заспешил к выходу, не дослушав его аргументы.
      Вася и Федя протянули Павлуше громадные ладони, на каждую из которых он мог свободно встать двумя ногами, и помогли ему опуститься на пол с высокой табуретки.
      Павлуша постоял, передвинул во рту сигару, поправил невесть откуда взявшейся тросточкой котелок на голове, и, отсалютовав этой тросточкой, насмешливо произнес:
      - Чао, бамбины! Не рвитесь слишком шумно и сильно на свободу - вы рискуете оставить весь дом без горячей воды...
      Повернулся на каблуках, и пошел, пыхтя сигарой, похожий на игрушечный пароходик, к распахнутым Федей дверям.
      Вася и Федя вышли следом, а Арнольдик сказал с порога напутственное слово остающимся:
      - Вы, товарищи сыщики, сидите тихо, спешить вам некуда, а мы, как спустимся вниз, отпустим ваших сотрудников, которые в машине сидели, отдадим им ключи, они вас и освободят. Хотя, надо бы вам посидеть так подольше, как мне кажется.
      Он ушел.
      Глава пятая
      Капустин, в бессильной ярости, несколько раз ударил плечом по батарее.
      - Это надо же было дожить до такого позора, чтобы меня, старого сыскаря, обвинили в продажности! Вот дожили! Козлов!
      - Что? - вяло отозвался Козлов.
      - Ты по сводке не помнишь, что там было про пожар и явку с повинной? Ты мне вроде что-то говорил про это?
      - Был зарегистрирован звонок, очень необычный, я потому и запомнил. По звонку выехала оперативная группа, но по приезду в этот офис, в котором действительно что-то горело, их не пустили внутрь оказавшиеся там раньше сотрудники ФСБ. Наши доложили по начальству и получили отбой. Там в группе Коля Панов дежурил, он мне и рассказал, а больше я сам ничего не знаю.
      - Я вот что думаю: нужно будет срочно проверить, где были оформлены все документы на куплю-продажу первой квартиры этих стариков. И если сделка оформлялась без их участия, то где была выписана генеральная доверенность. Кем и на кого.
      - Понял! - оживился Козлов. - Ты гений, Капустин! А ведь этот старик в синем пиджаке с орденами, это же и был тот самый таинственный хозяин, который в один день продал свою квартиру, а на следующий купил меньшую, но дороже. И с новой квартиры тут же исчез, оставив неубранные трупы.
      - Или его заставили и продать, и поспешно покинуть, - подытожил Капустин.
      - Ну, конечно же! - застонал Козлов. - Тогда целая куча событий становится понятней! Это уже цепочка!
      - А я, кажется, догадываюсь, где они взяли деньги на новую квартиру, - добавил Капустин.
      - В офисе?! - выкрикнул Козлов. - И бандиты сюда за этими деньгами и нагрянули.
      - Бандиты сюда нагрянули не за деньгами. Такие, как Паленый и Платон, за деньгами сами не пойдут, они не станут светиться по такой мелочи. У них достаточно головорезов для такой работы.
      - Зачем же они приходили?
      - Они приходили за тем же, за чем сегодня вернулся старик с компанией. Что-то на кухне они оставили. Я думаю, что какие-то бумаги, и судя по разговору старика, я, возможно, даже догадываюсь, какого рода эти бумаги, а в руки к ним они попали, скорее всего, вместе с деньгами в офисе.
      - Да откуда в офисе нотариальной конторы важные бумаги, связанные с бандитами?
      - А откуда возле офиса нотариальной конторы - сотрудники ФСБ?
      - Странная какая-то компания у этих, которые нас повязали, - подал голос Крякин. - Старик в орденах, мент-маньяк, карлик, два бугая, этот еще, в коляске. Цирк какой-то!
      - Ага! Цирк! - сердито отозвался Стукалец. - Только что эта цирковая труппа шестерых опытнейших оперативников разоружила и повязала. Они же нас как маленьких сделали.
      Снаружи кто-то завозился с замком.
      - Ну, наконец-то Алютенок и Антонович пришли! - оживился Крякин.