— Да. Совершенно в духе Бена. Это действительно все, что у них есть? Никаких других улик?

— Они говорят, что нет, но я не думаю, что мне бы рассказали, если что-нибудь и было бы. Клэй, я не могу подумать о…

— Ты уверена, что они больше ничего не говорили? Может, какая-нибудь мелочь, которую ты упустила? Черт возьми, подумай об этом! Ты уверена, что владелец не зацепился за что-нибудь? С чего вдруг он вызвал полицию?

— Он узнал браслет по описанию, которое рассылала полиция. Клэй, я не могу придумать, что же делать. Что скажешь?

— Ничего. Держись от этого подальше. Мы ни в чем не замешаны, никто ничего о нас не знает. Но как вышло так, что Бен в Нью-Йорке? Я думал, он в Европе. Ты же с ним переписываешься. Он писал тебе, что собирается в Нью-Йорк?

— Нет, я ничего об этом не знаю. Ты думаешь, он позвонил бы, если бы приехал?

— Ты же велела ему не звонить.

— Да, знаю. Но если он и правда хочет увидеться с нами… иногда я думаю, как приятно было бы встретиться с ним.

Воцарилась тишина.

— Да, наверное, — наконец-то отозвался Клэй. — Да, он был замечательный, временами… Помнишь, как мы грабили квартиру в Бруклине и владельцы неожиданно вернулись домой, а мы выбрались через окно по крышам? Мы были так напуганы, а Бен все шутил с нами и повел нас в кино, а потом купил хот-дог и мороженое. Дерьмо, теперь я все время ем мороженое, и на вкус оно получше, чем то, которое покупал Бен. Кроме… О Боже! Если он втянет нас в беду!

Опять воцарилось молчание.

— Я лучше пойду, — сказала Лора. — Оуэн ждет меня. Поговорим с тобой через несколько дней. Но позвони мне первым, если что-нибудь придумаешь.

— Просто держись спокойно и холодно. И позвони, если случится еще что-нибудь. Будь осторожна, особенно теперь.

— Да, буду. Я люблю тебя, Клэй.

— Я тоже.

Клей выругался, повесив трубку. «Черт возьми», — думал он. Все было так хорошо, он уже начинал строить планы, и вот теперь это произошло.

— Господи, три года, — ведь можно думать, что любой приличный ломбард уже давно выбросил описание драгоценностей, о которых ничего не было слышно в течение нескольких лет. Что же там за идиоты, неужели они никогда ничего не выбрасывают? Ни на что нельзя рассчитывать в эти дни. Думаешь, что все прошло, а потом…

— Клэй, сам с тобой разговариваешь?

Он вздрогнул и стрельнул взглядом, когда менеджер промычал это из своего офиса. Сукин сын, все еще пугал его, хотя не поднимал никакой шумихи и не пытался его уволить. Клэй знал: они не любят его, но какого черта они должны его любить. Ему было всего двадцать, за всю свою жизнь он ни разу не работал в отеле, и Феликс Сэлинджер навязал его им, сказав, что Клэй теперь — новый помощник администратора, независимо от того, нравится им это или нет. Что им оставалось делать? Радоваться?

Они не слишком-то радовались, но и не поднимали шума вокруг него. Они были старыми и потрепанными, такими же, как и отель, и знали, что Феликс хочет, чтобы Оуэн продал отель и построил новый, сказочно красивый, что будет означать конец их работы. Они не знали, почему Оуэн Сэлинджер не сделал этого, но они и не спрашивали — держали рот на замке и надеялись, что все забудут о «Филадельфии Сэлинджер». Отель был старым, отслужил свое, но для «старичков» он был домом.

Все это не мешало им, однако, относиться к Клэю, как к дерьму, ставя его дежурства в ночные смены, и обсуждать его, когда он находился в комнате. Но последнее время он стал брать верх над ними. Почему-то Оуэн Сэлинджер очень любит этот отель. Клэй вычислил, что если он верно разыграет свои карты, то когда-нибудь займет место Уилларда Пейна и будет сам управлять отелем. Лора повторяла, что с Сэлинджерами они обретут будущее, так почему бы ему и не стать новоиспеченным руководителем? В конце концов, если Бен смог стать экспертом в службе охраны в отеле в Европе, почему бы Клэю не преуспеть в отеле Сэлинджера в Америке?

— Извините, — сказал он, входя в офис менеджера. — Я разговаривал со своей сестрой в Бостоне. Она шлет вам свою признательность и благодарность, что вы присматриваете за мной.

Уиллард Пейн чинил свои очки в металлической оправе.

— Дерьмо!

Клей усмехнулся, присел на краешек стола, наклонившись и говоря почти в самый слуховой аппарат:

— Она сказала, что я должен вас слушаться. Я говорил ей, что вы спускаете с меня семь шкур, и она считает, что это для меня хорошо, потому что мне нужно определиться и осесть, и я многому могу научиться от человека, который так давно в бизнесе, как вы. Думаю, что она права.

Уиллард кивнул несколько раз, его усы мягко свисали вниз.

— Шикарная молодая леди ваша сестра, вы могли бы у нее поучиться. Годы — это мудрость, молодой человек, годы — это мудрость. Ты молод, нетерпелив, ты еще узнаешь, что годы — это мудрость и приобретешь шик. — Он отодвинул стул. — Начинай работать, принимай смену. Увидимся завтра.

— Вы очень поздно задержались, — заметил Клэй. — Уже почти полночь.

— Я кое-что проверял, — уклончиво сказал Пейн. — Увидимся утром.

Оставшись один, Клэй откинулся на стуле и положил ноги на стол.

— Меня проверял, — пробормотал он. — Относится ко мне, как к выпускнику школы. — Он знал, что еще совсем молод, и его сводило с ума то, что он не был лощеным седовласым джентльменом и не походил на политика или мафиози. Он хотел, чтобы Лора оказалась здесь, ему всегда было легче, когда она рядом. Она сказала бы, что Пейн ревнует, потому что Феликс протежировал Клэю и поставил его в привилегированное положение. Но здесь, в Филадельфии, он был один, и еще не нашел себе подругу, и вообще им никто не интересовался. Бен ушел навсегда, у Лоры есть Оуэн и еще какой-то парень, кто бы он ни был, он водит ее в ресторан «Жюльен». Боже, должно быть, это стоит целого состояния! А кто был с ним? Никого.

Дерьмо, никто в целом мире не был так одинок, как он.

— Мне нужно выпить, — решил он. Полчаса офис сам может о себе позаботиться.

Он помахал рукой Терри Левонио, когда шел по переполненному «Брасс-Ринг-Салуну», который находился сразу за холлом. Терри усмехнулся сквозь усы, которые уже стали неотъемлемой принадлежностью интерьера «Филадельфии».

В «Брасс-Ринге» всегда толкались люди телевидения и прессы. Он был упомянут в путеводителях и оставался единственным заведением в «Филадельфии», которое делало деньги.

— Полночь — время меланхолии, — заметил Терри, когда Клэй занял последний свободный стул в баре. — И тебе нужен дружок. — Он виртуозно перемешивал любимый напиток — виски с содовой. — Товарищ, который оживит и. развеселит в эти темные ночные часы.

— Будь здоров! — Клэй выпил залпом и протянул бокал Терри, чтобы тот наполнил его еще раз. — Пейн спрашивал обо мне?

— Как обычно. Сколько времени ты проводишь здесь, сколько ты пьешь, говоришь ли о Сэлинджерах, почему ты попал в отель. Все то же самое. На этот раз пей медленнее. Я хочу, чтобы мои клиенты пили мои напитки медленно, с любовью, а не потоком, как чертову Ниагару.

— Почему бы нет? — Клэй потягивал виски. — Замечательные запонки! — Он загляделся на сверкающие бриллианты и черный янтарь.

— Подарок.

— От кого?

— От меня — мне. — Он отошел, чтобы обслужить двух женщин, стоящих на другом конце резной стойки бара. В одной из них Клэй узнал диктора программы новостей, другая дама была ведущей полуденного шоу. «Откуда Терри берет деньги на черный янтарь и бриллианты в запонках? — лениво рассуждал он. — И „Порше“, на котором он ездит. И галстуки от Брионн, и кошельки от Картье. Взятые по отдельности, они, конечно, дороги, но не недоступны». У Клэя тоже были галстуки от Бриони. Но если сложить все вместе, стиль жизни Терри был намного блистательнее, чем у Клэя. Клэй знал, сколько он получает, и мог догадываться о его чаевых.

«Есть только один способ, — думал он, приканчивая свой стакан. — Он ворует». Он принялся мрачно размышлять над этим. «Дерьмо, ведь парень ворует, наверное, все время, что я здесь. Что-то происходит прямо у меня под носом, а я ничего об этом не знаю. Он не может повредить мне. Я — помощник менеджера, не держит же он меня за дурака». Вдруг еще одна мысль молнией пронзила его. «Дерьмо, если в любой из служб отеля обнаружится утечка денег, кого в этом обвинят? Меня, кого же еще! Боже, когда я вышел на прямую дорогу и чем-то занялся, появляется этот сукин сын со своими штучками».

Он даже не поднял глаз, когда подошел Терри, чтобы наполнить его стакан. Он обдумывал: как может кто-то незаметно воровать в баре? Самый простой способ — брать себе деньги за каждый третий или четвертый напиток и не платить за него через кассу. «Вот это он и делает, — решил Клей. — Он слишком весел, чтобы быть честным, беспрестанно улыбается».

Клэй принялся наблюдать. Проходили часы. Он продолжал следить за пальцами Терри, которые, подобно вихрю, летали, наливая, смешивая, подавая, нажимая на кнопки кассы, принимая деньги и опуская их в отделения кассы.

— Кто на твоем месте? — спросил Терри уже после двух часов ночи.

— Они позвонят, если я буду нужен, — сказал Клэй.

— Один мудрый парень сказал мне: мыши играют, когда кошка спит, — весело заметил Терри. Клэй кивнул:

— Я думал о том же.

Но наблюдая за Терри два часа, он мог поклясться, что тот не клал деньги себе в карман и пропускал их через кассу. Значит, было еще что-то. «Мне нужно знать, — подумал он. — Бен говорил мне, что настоящий вор делает все так, что его дела выглядят абсолютно легально». Он соскользнул со стула.

— Запиши на мой счет, — попросил он Терри. — Увидимся завтра. Во сколько ты придешь?

— В три часа, как тебе прекрасно известно. Ты сам проверяешь карточку моих сверхчеловеческих часов работы.

— Но не каждый же день ты работаешь!

— Завтра работаю. Позвонить тебе через пару часов, чтобы ты не заснул за своим столом?

— Я не засну. Я знаю, как не заснуть.

Уходя, он помахал рукой, а на следующее утро, когда в баре было темно и все слуги были наверху, он тихо проскользнул в комнату для персонала, которая находилась в цокольном этаже, и стал вскрывать замок в шкафчике Терри.

Он чувствовал себя детективом, который раскрывает преступление. Но он ощущал также и другое. То прошлое восхищение и возбуждение. «Как в старые времена, — подумал он, чувствуя прохладный металл шпильки и внутреннюю силу. — Подожди, я еще расскажу Лоре, что пока могу делать это. Нет, Лоре не могу сказать, она не оценит. Это мой собственный секрет. Потому что если я что-то обнаружу, то остановлю его, навсегда».

Поль взобрался на дамбу и обернулся, чтобы помочь Лоре. Но она уже была наверху, сделав широкий шаг, и остановилась рядом с ним. Они вместе смотрели на серебристо-голубой океан. Эта часть берега Кейп-Анна, кусочек суши, которая глубоко врезалась в северную часть Бостона, была будто разлинована огромными камнями: после мелиорационных работ они образовали стену, тянувшуюся насколько хватал глаз. На камнях небольшими группками устроились чайки, вдали над океанскими волнами кружили королевские чайки с роскошной белоснежной грудью, перепоясанные темным пояском, резко ныряя вниз и схватывая рыбу, которая выплывала почти на поверхность, а затем, сильно ударяя крыльями, набирали высоту и исчезали в яркой дневной дымке. Волны бились о камни под ногами Поля и Лоры, и когда ветер менял свое направление, чудесный дождь из блестящих капель обрушивался на них, а волосы Лоры были усыпаны крошечными, сверкающими, как драгоценные камни, мельчайшими каплями воды, сияющими в свете вечернего солнца. Поль дотронулся до одной капельки, потом до другой, и они остались у него на руке, когда он обнял ее.

— Ты шла по камням, как по лестнице, — сказал он. — Мне никак не удается проявить галантность. Но ты не говорила мне, что умеешь лазать.

— Я давно этим не занималась. — Она откинула голову, чувствуя себя сильной и свободной. — Я привыкла лазать по скалам Хадсона вместе с братьями.

— Твоими братьями?

— Друзьями моего брата.

Она немного отошла и села на камни, затягивая шнурки дрожащими пальцами. Она злилась и чувствовала себя разбитой. Ей не хотелось лгать. Ей не хотелось лгать ни Полю, ни кому-либо другому из их семьи. Она так много обманывала, что уже не помнила, кому что сказала, и это ужасно пугало ее, но сейчас это было нечто большее. Они с Полем встречались уже пять раз за те две недели, что прошли со дня вечеринки, они вместе ужинали, ходили на концерты и в бары с тихой фортепьянной музыкой, где сидели и разговаривали часами, и она знала, что ей хочется, чтобы это продолжалось вечно. Точно так же, как ей хотелось, чтобы вечно продолжалось все, что связано с Сэлинджерами. А это означало, что она должна быть честна с ними. Это было так просто. Но если она будет делать глупые ошибки… Как мне выпутаться из лжи, которая стала такой огромной и длится так долго? Она поднялась, но оставалась на некотором расстоянии от Поля.

— Мы можем пройтись немного?

— Хорошая мысль. Я не гулял здесь с тех пор, когда был ребенком и мой папа брал меня.

— Твой папа? — Она сделала большой шаг, ступила на панель и, когда приняла устойчивое положение, оглянулась на него. — Вы с Томасом прыгали здесь?

Он рассмеялся:

— Мой тихий папа был чемпионом по покорению вершин, пока у него на плечах не появилась семья, и ему пришлось осесть. — Он сделал шаг и встал рядом с ней. — А кто научил тебя лазать по скалам? Клянусь, что не Клэй, насколько я видел, он не так уверен в своих ногах.

— Это был один человек из Нью-Йорка.

— Ваш друг?

— Долгое время он был нашим лучшим другом.

Она опять ушла вперед, легко прыгая с камня на камень, вспоминая, что значит взбираться на стену из кирпича или камня, цепляясь пальцами за оконные рамы, водосточные трубы и ивы. Она торопливо шла, радуясь своей силе. Плавание и теннис, долгие прогулки в колледж и обратно, походы по Бостону поддерживали и укрепляли ее мускулы, и… Я опять могла бы это делать, если бы пришлось. Но никогда не буду.

Поль смотрел на ее тонкое тело, струящееся ровной, гладкой линией. Она напоминала ему танцовщицу, чьи движения были настолько плавны, что, казалось, одно перетекало в другое. Или газель, подумал он, испуганная, быстрая, готовая мгновенно исчезнуть, радующая глаз своей красотой. Он шел за ней, думая о том, что знает намного больше, чем две недели назад, но все же меньше, чем предполагал. После двух недель знакомства с любой женщиной он знал бы о ее прошлом, ее друзьях, привязанностях и нелюбимых вещах и ощущение ее тела под собой. Он мог составить о ней представление и отнести к тому или иному типу. До сих пор он не осознавал, как легко предсказуемо, по схеме, проходили все его любовные связи и насколько он может быть поглощен женщиной, так непохожей на других: сказочно-обворожительной, держащей в напряжении, раздражающей, уничтожающей. И не подходящей ни под какую категорию.

Отойдя на некоторое расстояние вперед, она остановилась и, наклонившись, подняла что-то.

— Это крошечное колечко из камня, — сказала она, голос негромко разносился над волнами, плещущими у их ног. — О, может быть, это кость. Это удивительно!

Он подошел к ней и взглянул на маленькое колечко на ее ладони.

— Криноид. Дальний кузен морских звезд. — Он взял колечко с ее ладони. — Этому ископаемому около трехсот пятидесяти миллионов лет.

Лора внимательно разглядывала его:

— Триста пятьдесят миллионов лет!

Он вернул ей колечко, и она дотронулась до него.

— Это так трудно представить, осознать. Это словно прикоснуться к вечности. — Она улыбнулась. — Ты думаешь, если кто-то мог прожить так долго и так великолепно сохраниться, то могут так же долго сохраниться любовь и репутация?

Он засмеялся:

— Хорошо сказано! Это показывает, насколько мы изменчивы и непостоянны и как безнадежно коротка наша жизнь.

Лора катала колечко на ладони:

— Как оно выглядело раньше?

— Вероятно, у этого существа были руки, как перья, украшавшие праздничный жезл. Палеонтолог мог бы сказать точно. — Морская звезда, — шептала она, словно боясь развеять волшебство образа. — Невероятно… Столько замечательных вещей, которые ждут, чтобы их нашли. — Она опустила колечко в карман джинсов. — Было бы замечательно иметь коллекцию подобных предметов, верно? Потом, если случится что-нибудь не очень хорошее, мы могли бы посмотреть на это и вспомнить, что есть нечто совершенное и не исчезающее, и если мы будем пытаться… — Она вспыхнула, затем озарила Поля быстрой улыбкой. — Конечно, многим людям это и не нужно.

Он нежно взял ее за подбородок:

— У тебя странное представление о том, что мир полон людей, у которых нет проблем. Я не знаю, откуда это у тебя. Даже этот криноид не совершенен, в конце концов он умер.

Лора рассмеялась:

— Вы правы. Я найду что-нибудь другое, чему можно завидовать.

— Нет. — Он держал ее лицо в ладонях. — Нет ничего и никого, чему и кому ты должна завидовать. Моя милая девочка, ты превосходишь всех, ты затмеваешь всех, если бы ты только научилась верить в себя, как все верят в тебя.

— Спасибо, — быстро перебила Лора. У нее кружилась голова, будто все ее существо тонуло в тепле рук Поля и она не чувствовала твердой опоры под ногами, балансируя на неустойчивых камнях. — Вы не думаете, что нам следует вернуться? Становится поздно.

Он пожал плечами, чувствуя, что она умышленно не хочет понимать, о чем он говорит, и последовал за ней. Лора шла быстро, почти летела, и он, догнав ее, шел рядом и начал успокаиваться, глядя на красоту, окружавшую их, и чувствуя возбуждающую гармонию ее тела. Океан затих, волны тихонько шлепали о темные камни, цвет которых менялся каждую минуту под медью низко опустившегося солнца и длинными тенями. Воздух был нежно-теплый, но бриз уже доносил легкую прохладу вечера.

Когда он увидел стоянку, то почувствовал сожаление, у него возникло такое чувство, будто он покидает детство.

— Я рад, что ты предложила эту прогулку, — сказал он Лоре, когда они усаживались в машину. — Ты вернула мою юность и сделала ее лучше, чем она была, лучше, чем она сохранилась в моих воспоминаниях. — Он выехал со стоянки. — Не знаю, был ли у меня день лучше.

— Когда вы фотографировали красивых женщин на рынке в Авиньоне, — насмешливо сказала Лора.

— Разве я говорил, что это было прекрасно?

— Один из лучших дней, который у вас был. Он улыбнулся:

— Да, был, в каком-то смысле. Но не было рядом тебя, и поэтому он не мог быть так прекрасен, как я думал. На самом деле все быстро стирается из памяти. Я едва могу вспомнить…

Она засмеялась:

— Вы помните, где мы обедаем?

— В «Королевской таверне», в шесть тридцать. Ты голодна?

— Умираю от голода.

— Я тоже. Мы будем там через десять минут, а может, и раньше.

«Королевская таверна» была построена на небольшом возвышении и обращена на основную улицу Глостера, а пришвартованные внизу лодки теснились друг к другу, скрипели и качались на легком ветерке. К каждой лодке была привязана веревка толщиной с мужское запястье, и тяжелые сети, задубевшие от морской соли, намотанные на огромные барабаны или уложенные кольцами, покоились на пристани. Чайки гордо расхаживали и сидели, как на насесте, на носу корабля, где крупными буквами было выведено название. Помимо гавани, на главной улице располагались магазины и рестораны, отделанные деревом, потемневшим от морской воды, и казалось, что маленький город врос в землю, океан и небо, терпит нашествие модных автомобилей туристов, но не меняется ни от чего.

Лора наслаждалась этим, особенно ее поражало чувство отрешенности от времени, что напоминало об излюбленных ею местах Бостона.

Поль припарковал машину у «Королевской таверны», и их проводили в маленькую заднюю комнату. Он договорился с владельцем ресторана, что тот предоставит им номер, где можно привести себя в порядок и переодеться. В номере было два стула и крошечная ванная комната. Лора пошла первой, взяв с собой сумку, которую приготовила для нее Эллисон.

— Оденься попроще, — сказал ей Поль, и она мучительно раздумывала, что брать с собой. В маленькой комнате «Королевской таверны» она стянула джинсы и рубашку, которая пахла морем, вымылась, насколько это было возможно, и надела белое хлопчатобумажное платье с длинной юбкой и рукавами и глубоким у-образным вырезом. Бирюзовые бусы, которые Лора нашла в маленьком магазинчике на Кейп-Коде, украсили шею. Она ничего не могла поделать с волосами: на влажном воздухе свободно лежащие волнистые пряди превратились в чудесные каштановые кольца, которые невозможно было расчесать, и потому она оставила их, как есть, даже те непослушные пряди, которые выбились на лоб и щеки. Не блестяща и не изысканна, отметила она, но ей некогда было волноваться за это, она должна была дать возможность Полю привести себя в порядок. Но она немного помедлила, когда последний раз взглянула на себя в маленькое зеркальце и увидела свое сияющее лицо. «Я выгляжу очень счастливой, — подумала она, — слишком возбужденной. Ему нравятся холодные, умные женщины. Он подумает, что я выгляжу, как скаут». Но она не знала, что с этим поделать, и спустя минуту, пользуясь тем, что ее никто не видит, пожала плечами. Это я. Или я ему нравлюсь, или нет.

Он ждал ее в баре, поглядывая на город и причал, где команды разгружали квадратные белые емкости с омарами, которых только что поймали. Лора посмотрела на Поля. Его лицо было грустным, почти суровым, и первый-раз ей было интересно узнать его тайны, вместо того чтобы волноваться за свои собственные.

Он обернулся, увидел ее и улыбнулся радостно и восхищенно:

— Ты чудесно выглядишь, и мне очень стыдно, я чувствую себя грубым скалолазом. Я заказал для тебя вино. Долго я не задержусь.

Она села за столик, где стоял его все еще недопитый стакан, и тоже стала смотреть на пристань, на тяжелую работу грузчиков. Глостер Кейп-Анн. Местечко на побережье, всего пятьдесят миль севернее Бостона, где можно побродить по камням, съесть свежего омара и до полуночи вернуться в Бостон. Если вы хотите вернуться домой. Она вспомнила про свою сумку, в которой было все, если бы она решила ночевать здесь, и опять почувствовала прикосновение пальцев Поля к капелькам на волосах и его руки, обнимавшие ее за плечи. Если вы хотите вернуться домой… Радость пронзила ее, и она подумала, что, наверное, вся пылает, так ей было жарко, и приложила руку к щеке. «Это глупо, — подумала она, — я веду себя, как девственница». Но в каком-то смысле она и ощущала себя таковой. Быстрые, бессмысленные связи, которые происходили на задних сиденьях автомобилей, когда она еще училась в школе, и недолгие любовные романы в колледже не затронули ее. Ее тело двигалось так, как должно было двигаться, но она никогда не думала о том, что делала, и не чувствовала, что это имеет к ней какое-либо отношение. Все было так, словно она стояла в стороне и наблюдала за тем, что происходит. Настойчивым молодым людям, которые взбирались на нее, она помогала раздеть себя, так как они ожидали от нее этого. Но каждый раз она возвращалась домой на Бикон-Хилл, чувствуя себя обманутой и смущенной. Почему надо обрекать себя на такое множество проблем, чтобы заниматься этим?

И теперь, сидя в «Королевской таверне», переполненная счастьем, таким же опьяняющим, как полуденное вино, счастьем, которое труднее найти, чем страсть, более редким, чем секс, она начала понимать. Моя милая девочка, ты затмеваешь всех. Казалось, ее тело стремится навстречу тому, что они смогут испытать вдвоем.

Картина на пристани изменилась. Рыбаки и их семьи прибывали вместе с плотами, которые они заканчивали для праздника св. Петра, во время которого будут освящать их лодки. Обряд, который имел многовековую традицию. «Мне хотелось бы быть там во время церемонии, — подумала Лора. — А потом мне хотелось бы побывать всюду — в Европе, Африке, Индии, находить криноиды на Кейп-Анне, идти вместе с португальскими рыбаками Глостера, покупать что-нибудь на рынке вместе с женщинами Авиньона. Я потратила столько времени на то, чтобы воровать и мечтать, а мне уже двадцать один, и откуда я возьму столько времени, чтобы успеть сделать все, что хочу?»

Она почувствовала руку Поля на плече, подняла на него глаза и встретилась со взглядом его темных глаз. «У меня найдется время для Поля», — подумала она.

Эта мысль прочно отложилась в ее голове, когда они принялись за обед при мягком свете прибрежных фонарей. Тихий шепот звучал вокруг них, мягкий стук тарелок, расставляемых на полированных деревянных столах. Они негромко разговаривали, и когда поворачивались друг к другу, чтобы улыбнуться или ответить улыбкой, их руки соприкасались, усиливая зарождающееся желание. Только один раз за все время обеда чары были нарушены.

— Ты — единственная женщина, которая может вскрыть омара, не отбросив при этом тарелку далеко от себя. Ты могла бы стать изумительным фокусником или карманным вором. Хочешь еще вина? Я закажу еще бутылку.

— Нет, спасибо, все чудесно. — Она спокойно сидела, глядя на яркий красный хвост и аккуратно разделанные клешни на тарелке перед ней, белое мясо омара лежало рядом длинными кусочками. Она даже не думала о нем, ее тренированные, чувствительные пальцы спокойно занимались омаром, в то время как она разговаривала с Полем и думала о своем.

Поль, уже забыв о шутке, рассказывал о своих посещениях Кейп-Анна, когда он был мальчиком, оставаясь на выходные дни у своего школьного друга, родители которого имели дом на Марблхед-Неке.

— Задний двор наклонно спускался к заливу, и мы устраивали соревнования, кто быстрее скатится по траве к воде. Через некоторое время его родители решили, что это — не самое безопасное место для детских игр, и поставили забор. Это был мой первый опыт, когда кто-то за меня решал, что именно для меня лучше.

Лора тихонько рассмеялась. Ощущение счастья снова вернулось к ней, у нее было легко на душе, и она чувствовала себя свободно.

— Вот почему вы все время путешествуете. Вы ненавидите заборы!

Удивившись, он ответил:

— Не знаю. Я должен подумать об этом. Но ты права, я ненавижу заборы. Мне всегда хочется перепрыгнуть их, вместо того чтобы воспользоваться воротами. А ты? Судя по тому, как ты прыгаешь по скалам, ты отлично справляешься с заборами.

— Да, — ответила она. — Но я давно не делала этого.

— Я тоже. Как-нибудь мы это устроим, так ведь? Представим, что мы — дети и прыгаем через забор.

— И убедим себя, что никто нас не остановит?

— И убедим себя, что нет ничего, чего мы не смогли бы сделать.

Лора улыбнулась:

— Мне нравится это предложение.

— Ты веришь в это?

— Да, — сказала она просто, и, улыбнувшись друг другу, они продолжали сидеть, слушая музыку, которая доносилась до них с пристани, где люди танцевали. Взошла луна, рыбацкие лодки превратились в прозрачные тени, которые плавно покачивались в гавани.

Поль задержал ее руку:

— Я отвезу тебя в Бостон, если хочешь. Конечно, если ты не предпочитаешь остаться.

— Лучше я останусь.

Он поднес ее руку к губам и поцеловал ладонь:

— Дом моего друга пустует. Он приезжает туда на выходные.

Она кивнула, не спрашивая, как часто он пользуется этим домом, когда тот пустует, даже не поинтересовавшись этим. У каждого из них было свое прошлое, которое они уже не разделят друг с другом.

Дом располагался в самом конце Марблхед-Нека. Несколько особняков, крытые серой дранкой, занимали узкую полоску земли, которая врезалась в залив. Через воды залива Лора видела огни городка Марблхед, но перед ними была абсолютная чернота, когда Поль свернул на дорожку, ведущую к дому.

— Так как я не предупредил заранее, там нет никого, чтобы побаловать тебя и приготовить завтрак. Лора улыбнулась в темноте:

— Я рассчитывала на вас.

— Доверчивая женщина. Откуда ты знаешь, умею ли я готовить?

— Это неважно, если вы знаете, как баловать женщин.

Он усмехнулся и, выскользнув из машины, подошел к заднему сиденью, где были их сумки.

— Подожди немного, я сейчас найду ключ. Он где-то здесь… на верхушке фонарного столба, насколько я помню.

Он не бывал здесь некоторое время, подумала Лора, потом вспомнила, что ей все равно, когда он приезжал сюда в последний раз.

В доме слегка пахло плесенью, когда Поль, отперев дверь, вошел, прошел через гостиную, зажигая свет и открывая окна.

— На кухню можно пройти через эту дверь. Что ты хочешь? Что-нибудь съесть или выпить?

Лора пыталась придумать, что ответить. Она нервничала и старалась сдержать рвущееся наружу счастье, которое сияло в ней еще в ресторане. Я хочу, чтобы ты любил меня. Я хочу, чтобы ты говорил мне, что мне делать. Я хочу все, чтобы быть простой и удивительной.

— Пойдем наверх, — сказал он. Поль обнял ее за талию, и они поднялись наверх, идя в ногу, в большую комнату, освещенную лунным светом. Когда Поль повернул ее лицом к себе, обнять его было так естественно, как войти с ним рука об руку в дом, словно они принадлежали друг другу. — Две недели, — шептал Поль, прикасаясь к ее губам. — Вечность.

— Не для меня, — начала она, но его губы остановили ее, открыв ее рот, и она почувствовала резкий привкус коньяка на его языке. Это был очень долгий поцелуй. Он впился в ее губы и обнимал ее так крепко, пока она не почувствовала, что в мире ничего не осталось, кроме них, заключенных в маленькое пространство, ревущее и пульсирующее. Это шло из ее сердца, но потрясало ее настолько, будто доносилось из глубин океана.

Поль поднял голову, и она судорожно вздохнула:

— Я лучше сяду.

Он тихонько засмеялся:

— Здесь есть кровать.

Держа Лору за руку, он повел ее по дорожке лунного света к высокой кровати с белым пологом на четырех столбиках, покрытой лоскутным стеганым одеялом. Рядом была маленькая лесенка, и Поль держал Лору за руку, пока она поднималась на три ступеньки, а потом последовал за ней. Он склонился над Лорой, когда она легла, прильнув к ее губам, руки нежно держали ее лицо.

— Моя прелестная девочка, моя дорогая Лора…

Она пылала. Никогда она ничего не желала так сильно, как рук Поля, его губ, его тела, слившегося с ее телом. Когда он скинул пиджак, Лора нетерпеливыми пальцами расстегнула его рубашку, а он уже стягивал платье, сначала обнажив плечи, потом, приподняв ее, снял и отбросил в сторону, и все это время она ласкала его, повторяя руками изгибы его тела и узнавая твердость мышц его рук, шелковистость темных волос на груди. Потом он скинул остальную одежду и снова вернулся к ней.