Наследство

У нее не было ни малейшего представления о том, что это значит — быть в постели с мужчиной. Было пару раз что-то в этом роде, и все происходило на заднем сиденье автомобиля, и на какое-то время ей казалось, что она чем-то дорога и представляет интерес для молодого человека, а потом становилось еще более одиноко, чем всегда. — Он должен волновать тебя, — сказала она, отпуская свою фантазию в безграничный полет. — Нельзя выключать свет, надо видеть друг друга. Это более сексуально, и ты чувствуешь, что ты с тем, кого хорошо знаешь. И не спеши, любовью нужно заниматься со вкусом, не торопясь, чтобы было время насладиться этим. И дай ему понять, чего ты ждешь от него. Никому не позволяй брать тебя без твоего согласия. Просто скажи: «Я живой человек! Ты должен знать, что мне нужно!» Это все. Мне нужно идти, Роза сказала, ровно в три часа…

— Сядь, сейчас только без пятнадцати. — Эллисон снова нахмурилась. — Я много раз говорила себе, что не следует делать того, чего тебе не хочется, но они все оказываются сверху, и намного проще сделать то, что они хотят, покончить с этим и выбраться оттуда. В конце концов, я не хочу, чтобы меня изнасиловали.

— Тебя насилуют каждый раз, когда ты отдаешься, не желая этого, — отчеканила Лора. И как только она произнесла это, она поняла истинный смысл своих слов, впервые она поняла это.

Я никогда не сделаю этого больше просто так, никогда. Пока я действительно, по-настоящему не захочу этого, и он действительно не будет мне дорог. А потом я тоже стану ему не безразлична, и он тоже будет заботиться обо мне.

— Ты — чудесная, — сказала Эллисон. — Господи, как хорошо сказать так! Хочешь заходить сюда почаще и разговаривать? Правда, хорошенькая комната? Вообще-то она мне не нравилась, в Бостоне у меня совсем другие комнаты — отделаны бархатом и шелком, что-то вроде уютного ложа — но теперь мне здесь тоже нравится. Все по-другому, но тоже хорошо и уютно, и видит Бог, как мне это нужно.

— У тебя есть комнаты твоей мамы и сама мама, — ответила Лора.

— Да, конечно, но… Хорошо, ты знаешь маму. Она замечательная, и я люблю ее, но она — само совершенство. А как я приду к тому, кто безупречен, и скажу: «Послушай, меня изнасиловали»?

— Если она совершенна, то поймет, — ответила Лора, и они рассмеялись.

— Да, точно, — согласилась Эллисон. — Она не полное совершенство, но близка к этому.

Они улыбались, и Лора почувствовала теплоту, которая заполнила ее.

Может быть, они все-таки смогут быть друзьями, хотя бы чуть-чуть, потому что ей следует быть осторожной, но она будет все же ближе, чем кто-либо другой. В конце концов, она была здесь, в первый раз в жизни сидела в комнате ровесницы и болтала о вещах, которые и должны обсуждать девушки. Даже если она многое лгала, она говорила и правду одновременно, и то, что она придумывала, ничего не меняло. Все-таки это было то, о чем она мечтала. Зачем же от этого отказываться? Почему бы не иметь друга хоть на эти несколько недель?

Эллисон внимательно разглядывала лицо Лоры:

— Я действительно хотела бы поговорить с тобой и узнать тебя поближе. Ты мне нравишься. Я правильно поняла, что ты делала в комнате мамы? Или ты делала там что-то еще?

Чары были разрушены. Тепло ушло. Она снова вся напряглась и стала все просчитывать в уме. Все так, как должно быть всегда. Она опустила глаза, голос стал немного выше обычного и казался молодым, серьезным и наивным.

— Нет, ты права, я просто хотела посмотреть на эти комнаты. Роза сказала, что все уехали, она не знает, что я поднялась сюда, поэтому, пожалуйста, не вините ее. Я собиралась только посмотреть, потому что никогда не бывала в таком доме, как этот, — он похож на замок из волшебной сказки. И я подумала: хоть раз взгляну и почувствую, каково побыть в этих комнатах и даже представить, будто я живу здесь или смогу когда-нибудь жить в доме, который будет напоминать этот. — Она подняла глаза и взглянула на Эллисон с легкой усмешкой на губах. — Я не хотела сделать ничего плохого.

Эллисон насупилась еще больше и окончательно рассердилась:

— Ты ведь очень непростая, так? А может быть, к тому же и неплохая актриса? Я обязательно узнаю тебя получше.

Лора вскочила:

— Я уверена, что уже четвертый час. Я должна идти. — В одно мгновение она очутилась у двери, открыла ее, почти бегом кинулась в холл, направляясь к лестнице.

Эллисон едва догнала ее:

— Ты очень меня заинтересовала. Я собираюсь хорошенько тебя узнать. В самом деле, — добавила она, немного наклонившись вперед к Лоре, которая застыла на верхушке лестницы. — Я собираюсь узнать о тебе все.

ГЛАВА 3

Клэй опустил конверт в почтовый ящик на почте в Сентервилле, потом сел на велосипед и прибавил ходу, чтобы догнать Лору.

— Теперь Бен будет знать расположение домов и всего остального в поместье, — говорил он по дороге в Остервилл. — Я ему все написал о сигнализации в шкафу и сказал, что мы узнаем, какая у них система охраны, имена охранников и их распорядок работы.

— Джанос, — сказала Лора, — и Билли и Эл в ночных сменах.

— Хорошо. Ты их всех знаешь. Все это дерьмо, которое ничего не значит. Но вот потом обнаруживаешь сигнализацию, и тебе даже в голову не приходит спросить Эллисон или Розу о том, что это за система и как она соединена со шкафом Ленни!

— Для тебя она — миссис Сэлинджер, — выпалила Лора. — И оставь меня в покое. Я не могла сразу спросить об этом. Я все узнаю, когда у меня появится возможность. Я никогда не подводила Бена, не подведу и на этот раз.

Она поспешила уехать вперед, повернуть за угол и свернуть на дорожку, которая вела к пляжу и о которой Клэй не знал. Было рано, на пляже никого, и казалось, что океан принадлежит ей одной, и никому больше. Она вела велосипед по мягкому песку, слушая крики чаек и плеск волн, чувствуя соленый привкус моря на губах. Еще две недели назад она отдала бы предпочтение Мэйн-стриту в Сентервилле или центру города в Остервилле, нагромождению магазинов, где продаются подарки, сладости, ресторанам, маленьким магазинчикам, потому что все это напоминало ей Нью-Йорк, а не пустынным молчаливым просторам пляжа. Какой-то частью своего существа она чувствовала что-то необычайное, загадочное, словно она одна во всем этом пространстве, погруженном в покой.

Глядя на сосны, буковые деревья, дубы и огромные ели, которые росли на этой части побережья в песках, с островками дикой травы, гнущейся на ветру, Лора испытывала нечто удивительное, странное и поразительное. Само существование лесов пугало ее. Как она найдет там дорогу без уличных знаков, указывающих направление, знакомых тротуаров, на которые падает тень домов, так близко стоящих друг к другу, где всегда можно спрятаться от дождя или скрыться, если кто-то почувствует, что ты залез к нему в карман?

На пляже негде было укрыться, но этим утром тишина и пустынность нравились Лоре. Впервые она почувствовала покой безлюдного пляжа и когда увидела кого-то неподалеку, почувствовала неудовольствие оттого, что не одна, поняв, что океан принадлежит не только ей. Это был пожилой человек. Подойдя ближе, она увидела, что он очень высок и худ, с белыми свисающими усами и седыми, длинными, до плеч, волосами. Когда она еще приблизилась, ее поразил контраст тяжелых, густых волос и широкого, чувственного рта на таком худом, почти изможденном лице.

— Вы когда-нибудь видели ракушку, настолько замысловато закрученную? — спросил он, завязывая разговор, когда она проходила в нескольких шагах от него. Они говорили, как старые друзья на утренней прогулке. — Это, знаете, необычная форма для этой части побережья. Мне такие никогда не попадались.

Лора остановилась и взяла ракушку, которую он протягивал ей. Ярко-розовая с белым и нежно-розовым, она напоминала водоворот, в котором отразился солнечный закат. Лора провела пальцем по выпуклым окружностям, гладким, как шелк, с крошечным шероховатым гребешком в середине.

— Я тоже таких не видела, — ответила Лора, не признавшись, что раньше вообще не видела ракушек.

— Как люди, — сказал пожилой мужчина, — как отпечатки пальцев. У каждой ракушки свои особенности. Нет, оставьте себе, — добавил он, когда она протянула ему ракушку. — Мне нравится отдавать их людям, которые могут оценить их красоту. Так же, как нравится проводить одинокие утренние часы с теми, кто ценит их прелесть. — Он наклонился, чтобы рассмотреть ее поближе. — Я нарушил ваше одиночество, так ведь? Вы думали, что все здесь принадлежит вам, а тут появился я и все испортил.

Непроизвольно Лора оглядела необъятные пустынные просторы пляжа, и легкая улыбка тронула ее губы. Пожилой человек заметил это и широко улыбнулся в ответ:

— Вы думаете, здесь найдется место для нас обоих? Конечно, мы можем разойтись в разные стороны, но можем и хорошо провести время вместе.

Он говорил очень галантно, что напомнило Лоре те книги, которые она читала, а улыбка была очень теплой, обращенной только к ней, и это привлекало к нему.

Но она сдержалась. Он знал, что ей хотелось побыть одной, а ни один вор не может себе позволить общаться с человеком, который способен читать мысли. Она взялась за руль велосипеда, готовая уйти.

— Это мне не принадлежит. Пляж — чья-то частная собственность, нам даже не следует здесь находиться.

— Но сейчас мы здесь и можем наслаждаться этим, — веско проговорил он, и она встретилась со взглядом глаз цвета серого сланца, очень серьезных, пристально смотрящих на нее. — А у вас есть что-нибудь, что принадлежит только вам и что вы хотели бы защитить от непрошеного вторжения?

— Нет, — резко ответила Лора. И почему люди так любопытны? Она повернулась, чтобы уйти. — У меня ничего нет, — бросила она через плечо.

— Вы сами, — спокойно отозвался он. Лора нахмурилась.

— Разве вы сами не представляете собой ценность, которой владеете?

Она оглянулась, чтобы взглянуть на него.

— Я никогда не думала об этом.

— Я думал, — продолжил он. — Думал о себе. Как дорого я ценю себя. Насколько я горд собой. — Он выразительно посмотрел на нее, а она стояла в некотором отдалении, как певчая птичка, готовая вспорхнуть и улететь в любую минуту. — Может быть, вы недостаточно гордитесь собой. Я уверен, вы размышляете о себе, но, может быть, мало или не в том смысле, в котором следует. Подумайте об этом. Поверьте в себя.

Лора кивнула, совершенно восхищенная, но несколько напуганная, потому что старик еще раз как будто заглянул в ее мысли. Как он мог знать о вещах, которые волновали ее, которых она ждала вот уже больше года и чего она хотела больше всего на свете?

Он все еще изучающе смотрел на нее. «Около восемнадцати, — думал он, — и все еще неуклюжа, совсем еще не женственна. Длинные, красивые ноги, хотя несколько мускулисты, наверное, от езды на велосипеде. Волосы зачесаны назад и схвачены ленточкой, хлопчатобумажный комбинезон и сандалии. Ей следует носить шелк», — он поймал себя на этой мысли и сразу же подумал, какое ему-то дело до вполне заурядной хорошенькой девушки с неправильной осанкой, в которой чувствовалась усталость? Вероятно, из-за ее глаз: темно-синих, очень больших для ее худого, нежного лица, в глубине которых светилась воля, еще не осознавшая всю свою силу.

— Конечно, — продолжал он, — обычно на это уходит много времени, чтобы поверить в себя. Я шел к этому семьдесят восемь лет. Но я думаю, ты добьешься этого. Когда-нибудь ты действительно поверишь в себя, и это будет самым ценным изо всего, чем ты будешь владеть. — Он опять улыбнулся. — И ты защитишь себя от вторжения.

Лора внимательно смотрела на него. Даже не осознавая, что делает, она подошла ближе и теперь стояла совсем рядом с ним.

— Я должна подумать об этом. Я хочу изменить свою жизнь. Я должна решить, как это сделать, но однажды изменится все, и даже выглядеть я буду по-другому.

— Мне нравится, как вы выглядите, — мягко заметил ее собеседник.

Лора покачала головой. С его стороны было очень мило так ответить, и это было приятно слышать, но он слишком стар. Что он понимал в этом?

— Я не красива и не ослепительна. Я не знаю, как правильно одеваться, даже не умею ходить, как нужно.

— Ставить одну ногу перед другой, — предположил он.

— Не шутите над этим, если бы вы знали, как это важно, — сердито ответила она. — Богатые люди ходят по-другому: они входят в комнату, словно им принадлежит все, и достаточно протянуть руку, чтобы взять то, что им хочется. Они счастливы и не боятся сделать что-то не так; они просто делают, что хотят.

— Ты хочешь сказать, что у них есть уверенность?

— Вероятно, — с сомнением сказала Лора, думая, что это не совсем то слово, чтобы объяснить, как добиваются такого впечатления богатые.

— Но их уверенность основывается на их деньгах, — сказал он. — А что можно сказать об их внутренней уверенности? Разве ты не думаешь, что их может волновать любовь, дружба, здоровье, добрые дела, чтобы быть тем, кем они хотят, глубоко внутри?

Лора опять покачала головой:

— Не так, как другие люди.

— И много ты знаешь таких людей?

— Нет, только нескольких.

На мгновение воцарилась тишина. «Такая юная, — думал пожилой господин, задумчиво глядя на ее нахмуренное лицо. — И все же она очень близка к тому, чтобы превратиться во взрослую женщину».

— Расскажи мне, что тебе нравится в этом пляже? — спросил он.

— Его бесконечность. — Она повернулась, чтобы оглядеть поблескивающий песок, светлый, немного искрящийся на солнце, потемневший в тех местах, куда добегали и снова откатывали волны. — Здесь столько пространства, как в огромном доме, и я могу ходить из комнаты в комнату, и все это принадлежит мне.

Его глаза просияли.

— С детства я называл его своим замком. Даже когда я бывал расстроен, если мой отец ругал меня, или я волновался за что-то, когда я приходил сюда, мне принадлежало все, что было доступно взору. И я всегда долго думал, прежде чем взять сюда с собой кого-то из друзей.

— Я никого не буду брать с собой, — решительно заявила Лора.

— Никого, даже самых близких друзей?

— Нету у меня друзей. Нету у меня множества друзей. Мне они не нужны.

Он смотрел на нее, а Лора пожала плечами:

— Друзья хороши для тех, кому они нужны, но если ты сам сильный, они тебе не нужны. — Она глядела на него, будто призывая возразить ей. — Ты нуждаешься только в себе, в своей силе. Это то, о чем вы недавно сказали. Необходимо верить в себя.

— Это не совсем то, что я имел в виду, — спокойно отозвался старик. — Бедное дитя, разве у вас нет никого, с кем бы вы хотели разделить свое счастье?

— Не надо меня жалеть, — яростно отрезала Лора. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь жалел меня. Этого дерьма мне не надо. — Она прикусила губу. — Мне нет дела до этого, сюда я никого не возьму. Это будет моей тайной.

Легко и непринужденно, словно она не сказала ничего странного, пожилой господин поклонился.

— Могу я нанести вам визит? Мне бы хотелось присесть, — Он показал на невысокую песчаную горку, поросшую травой. — Я стал легко уставать в последнее время, и был бы вам очень признателен, если бы мог воспользоваться вашим креслом.

Неожиданно Лора почувствовала прилив теплоты; он пытался сделать так, чтобы она почувствовала себя лучше. Впервые за всю их беседу она рассмеялась.

— Прошу вас. Извините, что не могу подать чай.

Он засмеялся вместе с ней и был поражен неожиданной переменой, произошедшей в ее лице. «Она неординарна, — подумал он. — Она может стать красивой женщиной, улыбка которой будет разбивать мужские сердца». Лора положила велосипед на песок, и они сели, созерцая бесконечные просторы океана и пенистые шапки волн, которые набегали и разбивались о берег с тихим, ритмичным звуком, похожим на шепот.

— Я никогда не рассказывал семье о моем замке на берегу, — сказал он. — Они считают, что я частенько поступаю, как тиран, а время от времени проявляю мудрость, и все из-за того, что дожил до преклонных лет и мне не хочется, чтобы они знали, что в каждой песчаной складке я вижу или придумываю пустую комнату. И конечно, я не могу им сказать, что больше всего мне нравится здесь тишина. В моей семье каждый имеет обо всем свое мнение и непременно высказывает его вслух.

Тишина здесь удивительна. Я никогда не могу насладиться ею до конца.

— Тишина вызывает у меня странное, незнакомое, пугающее чувство, — отозвалась Лора. — Как будто хочет поглотить меня.

— Да, — кивнул он. — Да, такое происходит на пустынном побережье. Она просто поглощает тебя. Многие люди находят эту тишину слишком скучной и приносят с собой эти ужасные радиоприемники… Как они называются?

— Транзисторы. Они просто разрывают уши. И это делает маленьких людишек значительнее, потому что тогда вы вынуждены обратить на них внимание. И даже лучше, если вы ненавидите шум, потому что тогда вы точно заметите их, и они почувствуют свою значительность. Осознают, что реально существуют.

Он пристально вгляделся в нее:

— Ты очень глубоко все понимаешь.

Она пожала плечами:

— Или ты должен быть в центре того, что происходит, или ты ничего не добьешься.

«Дитя улиц, — подумал он. — Не удивительно, что на пляже она чувствует себя неуютно».

— Где ты живешь? — спросил пожилой господин.

— В Сентервилле.

— А когда кончится лето?

Она немного поколебалась:

— В Нью-Йорке.

— В Нью-Йорке твой дом?

Она кивнула и в молчании нарисовала на песке пальцем круг, потом еще один внутри его. Может ли она говорить о себе? Она ни с кем никогда не говорила о себе, кроме Кэла, а теперь он умер, и его книжный магазин закрыли. «Почему бы и нет?» — подумала она.

Пожилой господин был случайным знакомым, ей нравилась его улыбка и то, что он уделял ей столько внимания, а ей очень хотелось поговорить с кем-нибудь.

— Я всегда там жила и никуда не уезжала до этой поездки на Кейп-Код. На лето. Мне нравятся здания, толпы народа, как все это теснится и смешивается, и все имеет начало и конец. Так что всегда знаешь, где находишься, и всюду найдешь дорогу. — Она замолчала на мгновение. — Это кажется сейчас страшно далеко отсюда.

— А здесь ты чувствуешь себя, словно потерялась? — спросил ее пожилой господин.

— Я никогда не чувствую себя потерявшейся, — ответила она, и в ее голосе прозвучала сила. — Просто не всегда уверена, как попасть туда, куда мне хочется пойти. Но я дойду туда, и никому не позволю меня остановить.

Пожилой господин смотрел куда-то вдаль, едва заметно улыбаясь.

— Я тоже говорил так, когда был молод. И мне повезло: никто не остановил меня.

Они смотрели на волны.

— Что еще тебе нравится в Нью-Йорке?

— Шум, — быстро ответила Лора. — Знаете, он никогда не затихает, даже если вы закроете все окна. Даже тогда он проникает, и это хорошо, потому что всегда чувствуешь себя его частичкой.

— Ты хочешь сказать, что шум поглощает тебя там, как тишина здесь? — спросил он, наблюдая за тем, как меняется ее лицо.

Ей это никогда не приходило в голову. Думая о городе и побережье, по-новому сравнивая их, она задумчиво прищурила глаза, а потом рассмеялась:

— Мне нравится это сравнение. Мне вообще нравятся новые мысли. У меня был друг Кэл — вы напоминаете его, — и он тоже учил меня этому: по-новому смотреть на вещи. У него был магазин старых книг в Ист-Виллидже в Нью-Йорке, и он разрешал сидеть рядом с ним, у его письменного стола в дальнем конце магазина, и читать пыльные книги, в которых были удивительные, новые мысли. Я очень любила его.

Он заметил тоскливые нотки в ее голосе.

— Я тоже когда-то немало времени провел в букинистических магазинах, — сказал он в ответ на ее слова. — Потом стал слишком занят, зарабатывая на жизнь. Потом я вновь открыл это для себя. Старые книги и новые мысли. Как хорошо звучит! Ты учишься в школе в Нью-Йорке? Где ты живешь?

— Я начинаю учиться в колледже с осени, — быстро придумала Лора, — а живу в общежитии.

Он посмотрел на нее.

Он знает, что я солгала. Пока Бен не поможет мне, я не смогу учиться. И даже, если буду учиться, все равно буду жить с ним и Клэем. Я не смогу позволить себе общежитие. Он знает, что я лгу, и теперь уже не могу нравиться ему.

— Я посещал университет два года, — сказал пожилой господин, — потом бросил и основал свою компанию. Я заработал много денег, но мне всегда не нравилось, когда люди спрашивали меня об университете, потому что я в этом не преуспел. Может быть, если вы заканчиваете образование и добиваетесь успеха в этой области, то не возражаете, когда вас об этом расспрашивают.

— Спасибо, — тихо сказала она. Она с облегчением встала. — Я должна идти, а то опоздаю на работу.

Он кивнул и поднялся вместе с нею:

— Если вы будете здесь завтра, мы сможем поговорить еще. Я буду здесь, наедине со своими мыслями.

— Если смогу, — сказала Лора, хотя знала, что не придет. Бену не понравилось бы, что она так много говорит о себе, и она знала, что это ни к чему. Но это нечестно, что я не могу дружить с Эллисон, или с этим милым пожилым господином, или с кем-то еще, кто так же симпатичен. Она подняла велосипед. — До свидания, — сказала она, имея в виду, что они больше не увидятся, и ей стало интересно, понял ли он это.

Он протянул руку:

— Я надеюсь, что вы придете сюда.

Лора застенчиво протянула руку, но не пожала, а только дотронулась до его руки. Потом, когда она уже взялась за руль, он поцеловал ее в лоб:

— Надеюсь, что вы не опоздаете из-за меня.

Он улыбнулся ей, и снова улыбка была такой теплой и предназначалась только ей, что Лора вновь рассердилась. Почему он должен был оказаться таким милым?

— До свидания, — громко повторила она и поехала, стараясь прямо удерживать велосипед на расползающемся песке. Ей хотелось бы научиться легкости в общении с людьми. Это было, как собирать ракушки: то, чему у нее не было возможности учиться. Чтобы загладить свою резкость, она обернулась и помахала ему рукой. Он смотрел ей вслед, подняв руку. Он махал ей на прощание, и это было похоже на благословение.

Весь день, работая на кухне, она вспоминала пожилого господина, его улыбку и как он поднял руку, обращенную к ней ладонью, когда она уезжала. Ей хотелось увидеть его еще раз, но она не могла: на днях она, Клэй и Бен сделают свое дело и вернутся в Нью-Йорк и будут, как прежде, вместе. Ее два брата, ее семья.

— Лора, перестань мечтать, — потребовала Роза. — Я попрошу тебя поработать сегодня вечером. Да или нет?

— Да, — ответила Лора.

— Мы можем здесь надолго задержаться.

Лора пожала плечами. Было лучше работать здесь, на светлой и теплой кухне, чем сидеть в крошечной комнатке над гаражом и смотреть, как Клэй чертит бесконечные планы и расписания охранников, чтобы произвести впечатление на Бена.

— Настоящая леди не должна пожимать плечами, юная мисс.

Лора опять пожала плечами, но остановилась, откинула голову назад, встала прямо. Она никогда не слышала, что леди не пожимают плечами. А Роза знает. Роза все знает о манерах леди.

— …домой из Европы, — говорила Роза. — А мистер Оуэн возвращается из Канады и Эллисон из Мейна. Впервые за все лето семья собирается вместе. Двадцать четыре человека, если посчитать по последнему разу.

— Кто возвращается домой из Европы? — переспросила Лора, думая о том, что теперь во всех домах будет кто-то жить и, может быть, Бен упустил возможность. Ей нужно было бы сказать ему о пустующих домах. Но она почти ничего из того, что рассказывала ей Роза о Сэлинджерах, не передавала ни Клэю, ни Бену. После того как она рассказала им об украшениях и системе сигнализации, она настолько ужасно себя чувствовала, что перестала делиться с ними. Как бы то ни было, им необязательно знать то, о чем рассказывала ей Роза.

— О! Что? — спросила она. — Извини, Роза, я не слышала, что ты говорила.

— Повторяю в третий раз, моя мечтательная мисс, что Поль и его родители возвращаются из Европы. Тебе действительно следует проявить немного больше интереса к этой семье, Лора. Ты никогда не добьешься успеха в каком-либо деле, если не будешь интересоваться всем, что связано с ним.

— Ты права, — пробормотала Лора, продолжая раскатывать тесто и раздумывая, каково это — принадлежать к семье из двадцати четырех человек. Конечно, главное — это не количество, говорила она себе. Главное — это любовь и забота и что тебе есть к кому пойти, если не хочется быть одной.

И в этот вечер, слушая гул разговоров, который стал громче, когда Сэлинджеры перешли в столовую с открытой, выходящей на океан веранды, где они выпивали перед ужином, ей опять захотелось быть частью этой большой семьи. Среди множества голосов она узнала голоса Ленни и Феликса. Клэй, когда впервые встретился с Феликсом, сказал, что его голос напоминает звук, который возникает, когда ногтем царапаешь по доске. Она услышала холодный смешок Эллисон. Потом, когда подавали холодный суп, и Роза послала ее в буфетную за тарелками для цыплят, она не смогла не поддаться соблазну и на секунду задержалась у двери — на сантиметр приоткрыв ее, быстро оглядела комнату.

Ей в буквальном смысле свело живот. Во главе стола сидел господин, с которым она беседовала на пляже. Вежливо наклонив голову, он слушал, что говорит Феликс, который сидел слева от него. Она почувствовала, что теряет сознание. Оуэн Сэлинджер! Кто же еще это мог быть? Глава семьи во главе стола. Мистер Оуэн вернулся из Канады. Это сказала утром Роза. И Лора Фэрчайлд болтала с ним, и слова бежали с ее уст, как ручей, болтала о себе так, будто они были друзьями, словно он не был главой семьи, которую они собирались ограбить. Лихорадочно припоминая утро на пляже, она старалась сообразить, не выболтала ли она что-нибудь, но дело было даже не в этом. Основным Бен считал то, чтобы никто из семьи Сэлинджеров ничего не знал о них. Она не только нарушила это правило, она к тому же выбрала для этого главу дома — того, чье мнение будет решающим, к которому все прислушаются, если он заподозрит ее. Глупо. Непрофессионально. На что это похоже, что она потеряла бдительность? Что скажет Бен, если узнает?

— Лора! — позвала Роза. — Тарелки!

Быстро осмотрев стол, Лора мгновенно запомнила каждое лицо. Потом она обнаружила, что смотрит на молодого человека, сидящего рядом с Эллисон. У него были почти черные глаза и прямые брови, лицо тонкое, с длинным, прямым носом, полными губами и быстрой улыбкой. Он нетерпеливым движением отбрасывал со лба густые черные волосы. Он был молод и красив, с проницательным взглядом Ленни и едва прикрытой наглостью Эллисон, и он смотрел на Лору с любопытством, слегка забавляясь, что просто привело ее в бешенство. Отпрянув, она закрыла дверь, схватила три блюда из шкафа и решительно направилась на кухню.

— Что на тебя нашло?

— Ничего. — Лора с большим усердием принялась расставлять блюда на рабочем столе. — Я с трудом нашла блюда.

— Боже мой, — удивилась Роза, — ты убирала их два дня назад, после того как мы подавали ленч. Все эти твои настроения… Но это не мое дело. Ты еще увидишь, что я очень терпима и предоставляю людям самим справляться с их внутренними демонами. Но на какое-то время тебе придется оставить все эти штучки, у нас много работы. — Она подняла глаза и строго спросила: — Мистер Оуэн! Вам что-нибудь нужно? Что-то не так?

— Смотрите на жизнь с лучшей ее стороны, — ответил Оуэн Сэлинджер с усмешкой, более легкой, чем помнила Лора. — Может быть, я зашел сказать вам, что все превосходно.

— Да, мне хотелось бы надеяться. — Она заметила, что Оуэн смотрит на Лору. — Это моя новая помощница. Лора Фэрчайлд — мистер Оуэн Сэлинджер.

Оуэн протянул руку:

— Добро пожаловать, мисс Фэрчайлд.

Встретившись с ним взглядом, Лора увидела, что он приглашает ее принять участие в игре, и опять почувствовала прилив благодарности, как и тогда, когда он пытался помочь ей почувствовать себя легко и свободно.

— Вы знакомы с нашей семьей? — спросил он, когда она подавала ему руку — Или наша строгая Роза слишком обременяет вас работой? Может быть, она освободит вас в один из ближайших дней, чтобы представить вас всем?

Лора вспыхнула. Он видел, как она подсматривала, и теперь подшучивает над ней. Она высвободила руку:

— Я лучше побуду с Розой.

— Лора! — Роза неодобрительно нахмурилась. Она не могла понять, что имеет в виду Оуэн — когда это он представлял семье временную прислугу? — но на ее кухне никто не смеет быть грубым с мистером Оуэном Сэлинджером. — Ты должна извиниться перед мистером Сэлинджером за грубое поведение. Ты должна благодарить.

— Извините, — сказала Лора Оуэну. — Но я видела вашу семью, — услышала она свой слабый голос.

— Вас же не представили как следует. Роза, можете вы освободить Лору на несколько часов в один из этих дней?

Он и Роза обсуждали день и время, а Лора тихо повторяла слова Оуэна: «Представили как следует…» Может быть, он не смеялся над ней, может быть, он знал, что она чувствовала себя чужой и одинокой, когда подсматривала за семьей, и хотел, чтобы она была спокойней и свободней.

— На следующей неделе? — вежливо спросил ее Оуэн.

«Я сделаю это для Бена, — подумала она. — Узнаю больше о семье».

— Спасибо, — сказала она. — Мне бы очень хотелось познакомиться со всеми как следует.

— Очень хорошо. — Он повернулся, чтобы уйти. — Да, кстати, — сказал он Розе между прочим, — я навожу порядок в библиотеке, и мне нужна помощь. Вы никого не знаете, кто бы хотел работать восемь — десять часов в неделю, чтобы составить каталог и расставить книги по полкам? Кого-нибудь, кто любил бы старые книги и новые мысли?

Лора выразительно посмотрела на него. Чего он хотел?

— Тяжелая работа, хорошая оплата, — продолжал он, улыбаясь Лоре. Роза поджала губы:

— Всегда найдутся люди, которые ищут работу. Но… книги? Я должна подумать.

— Я бы хотела заниматься этим, — порывисто сказала Лора. — Как бы то ни было, я хотела бы попробовать. Я немного разбираюсь в книгах.

Оуэн широко улыбнулся:

— Хорошая идея! Очень хорошая идея. Начнем завтра же. С двух до четырех каждый день.

— Мистер Оуэн… — начала Роза. Она явно чувствовала себя неловко. — Вы уверены? Я хочу сказать, что Лора учится всему удивительно быстро и запоминает все, что вы ей говорите, и ловка, как кошка, но иногда она… Я не хочу критиковать ее, но иногда она утверждает, что уже выполняла такую работу, а я не вполне уверена, делала ли она ее на самом деле…