Наследство

Но это не имело значения. Ошеломляющий успех «Чикаго Бикон-Хилла» и ее видение других отелей перевешивали все остальное. До сих пор она находила деньги, когда они были ей нужны. В Чикаго она использовала их с большим успехом, и так будет повсюду. А когда ей понадобится еще больше денег, она найдет их.

Она легко поверила, что источник никогда не иссякнет.

— Отчет о дежурстве, — сказал Клэй, входя в ее кабинет ровно в девять. Он знал, что она на месте с семи, а иногда и раньше, но никогда не просила его появляться на рассвете, и он не приходил. Он считал, что если не успевает выполнить работу за обычный рабочий день, значит, у него ее слишком много и ему необходим помощник. — Ты выглядишь очень красивой и глубоко задумчивой.

Она улыбнулась ему, и он поцеловал ее.

— Ну как, понравился вчерашний фильм?

— Очень. Тебе бы стоило его посмотреть.

— В другой раз.

— Ты очень редко бываешь на людях. — Он присел на край ее стола — Вредно сидеть дома и размышлять.

— Я не размышляю, — со смехом сказала она, — я работаю.

— Ты слишком много работаешь. А где Уэс эти дни?

— Он уехал по делам. Я увижу его, как только он вернется.

— У тебя все еще это продолжается?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты ни с кем другим не встречаешься…

— Конечно же, встречаюсь, только не обсуждаю.

— Я знаю, как ты встречаешься; у тебя встречи на официальных обедах и благотворительных балах, которые ты посещаешь. А я имею в виду именно свидания — ужин, ночной клуб, постель. У тебя часто такие встречи?

— Ужин и ночной клуб время от времени.

— И все?

— И все.

— Именно это я имею в виду. У тебя не бывает свиданий, ты выходишь с Уэсом, когда он в городе, и вы двое просто близки, когда он в кабинете. Так ты в конце концов собираешься выйти за него в один прекрасный день?

— Нет. Но мы близки — мы работаем вместе уже долго и как хорошо, когда есть с кем выйти. И время от времени переспать хотя я и сказала однажды, что больше не хочу этого, — и разговаривать и делиться своими тревогами. А что у вас с Мирной?

— Я не решил. Но если ты чувствуешь себя одинокой и тебя устраивает мое блистательное общество чаще чем раз в неделю, ты знаешь, что можешь позвонить мне. Мне не нравится, что ты все время одна.

— Я не все время одна, но спасибо, Клэй. У тебя своя жизнь; раз в неделю с сестрой вполне достаточно.

— Только дай мне знать; я твой, если только я тебе нужен. — Он встал. — Мне нужно выпить кофе. У тебя в холодильнике есть что-нибудь поесть?

— Булочки и фрукты. Угощайся. Потом не проверишь ли ты эти отчеты о покупках? Их только что прислали из Чикаго, и кажется, у Генри новые поставщики; может, тебе придется поехать и поговорить с ним. — Она придвинула к себе календарь. — Ты понадобишься мне на встрече с электриками в три: там проблема с креплениями для конференц-зала. А в пять мы встречаемся с Жераром насчет стульев и столов для ресторана. Ты что-то сказал?

— Я собирался высказаться по поводу встречи в пять, но боюсь, ты не захочешь слушать. Она улыбнулась:

— Пожалуй, да. И мне бы хотелось, чтобы ты отправился в четверг в Филадельфию на переговоры с нашими поставщиками — вот список — необходимо убедиться, что мы получили все, что заказывали. На это уйдет не более двух дней.

— Прекрасная мысль. Во всяком случае, я думал об этом; звонил архитектор, у него масса изменений — небольшие, но все их надо просмотреть. А на уик-энд я смогу заскочить в Чикаго; взгляну, как поживает Мирна. В понедельник и вторник — эта самая конвенция по контролю качества в Денвере. Я смогу туда попасть прямо из Чикаго.

— Все складывается удачно.

— Отлично, — он улыбнулся. — Мы не увидимся целую неделю. Но я позвоню.

— Минуту, Клэй, еще один вопрос. Ты уволил вчера охранника?

— Вот черт, я забыл сказать тебе об этом. Так и есть. Мне не нравилось, как он работал, он не умел подчиняться, и я отпустил его. Я буду в Чикаго на уик-энде и там поговорю с ребятами из охраны. На следующей неделе я кого-нибудь из них привезу. Если ты не возражаешь.

— Мне казалось, мы договорились, что ты никого не будешь увольнять, не согласовав со мной.

— Правильно, так и есть. Я не должен был этого делать. Но он меня просто достал. Прости, Лора, больше этого не случится, обещаю. Я знаю, на кого работаю: великолепная леди, которая все понимает, всегда очень терпима и любит своего брата. Когда-нибудь ты ее повстречаешь; она тебе понравится.

Лора улыбнулась:

— Я хочу, чтобы больше этого не случилось, Клэй.

— Порядок. А сейчас ничего, если я позавтракаю?

— Клэй, ради Бога! Тебе не надо спрашивать разрешения, иди и завтракай. И не забудь отчеты.

Он кивнул ей, взял из холодильника еду и ушел. Лора положила голову на руку и уставилась в окно. Не следовало так реагировать на его шутку по поводу завтрака. Но он всегда приводил ее в отчаяние как раз в тот момент, когда она хотела положиться на него. В какую-то минуту он уже мужчина, ведет работу все более сложную, и у него будет ее все больше, особенно когда они откроют три отеля, которые сейчас реставрируются все одновременно; а в следующую минуту — он уже мальчишка, радостно ждущий шанса удрать на неделю из офиса. Он умен, но ленив и не старается стать взрослым. Поэтому она все еще не доверяла ему. Когда они вместе обедали, он рассказывал ей о своих девочках, своем чердаке, даже о картах, поскольку она больше его за них не порицала. Однако он редко расспрашивал о ней самой и никогда о финансах и бизнесе, которым она занималась и для которого он работал.

Лора знала, что он не хотел вникать в подробности; он не хотел беспокоиться или знать, что она волновалась. Во многом ему нравилось быть ее маленьким братом. Или сыном, думала она; ведь дети тоже не хотят знать, что у родителей бывают заботы.

Хотя, возможно, отчасти это была ее вина. Ведь если Клэю нравилось быть маленьким братом или сыном, ей нравилось быть старшей сестрой или матерью; это давало ей чувство, что у нее действительно есть семья. И если даже он спрашивал ее о финансах, она не многое рассказывала ему, потому что по-настоящему она доверяла в денежных вопросах только Карриеру. Даже не Джинни, хотя знала, что могла бы доверять ей.

Джинни никогда не задавала вопросов о финансах. Они с Лорой разговаривали почти обо всем, и Джинни поняла, что, если Лора захочет поговорить с ней о деньгах, она сделает это сама.

«Она могла бы даже попросить меня вложить деньги в развитие отелей, — подумала Джинни, когда остановилась у офиса Лоры, чтобы забрать ее. Возможно, это хорошее помещение капитала. Но смесь — деньги и дружба редко дает хорошие результаты, так что мы обойдемся без этого».

— У меня только что возникла мысль, — сказала Лора, когда уселась рядом с ней в лимузине. — Скажи, что ты думаешь об этом.

Был один из самых жарких дней в августе, но кондиционер сохранял роскошь серого бархата внутри автомобиля прохладной и спокойной в тот момент, когда они отъезжали от отеля» Лоры в Гринвич-Виллидже. Перед ними стоял складной серебряный столик с охлажденным вином и лимоном, и Джинни наполняла стаканы. Когда она передавала один из них Лоре, то заметила, как блестят у нее глаза.

— У тебя всегда какая-нибудь идея, — сказала она — или целая дюжина. И что это за идея?

— У меня их действительно несколько. О самой лучшей я расскажу в конце, хорошо? — Улыбка была и озорной и скрытной, она явно была довольна и собой, и целым миром. Джинни улыбнулась в ответ. Любой не мог не улыбнуться, глядя на нее в эту минуту. Джинни в самом деле не встречала в своей жизни человека, оживление которого не передавалось бы тотчас же другому.

Когда Лора начинала рассказывать о планировке номеров в отеле и старинных гардеробах в коридорах для хранения белья и приспособлениях для уборки, чтобы горничным не приходилось толкать неуклюжие некрасивые тележки, она настолько увлеклась, что лицо ее теряло холодную отчужденность и сияло от удовольствия. «Ну нет, — думала Джинни, — это, должно быть, мужчина делает ее столь привлекательной, а не отель». Но, конечно же, это было больше, чем отель: это была ее работа, ее мечта, почти вся ее жизнь.

— Ну а теперь ты готова? Моя самая лучшая идея, — объявила Лора, и улыбка ее стала широкой и счастливой. — Мне действительно хочется знать твое мнение об этом.

— Ты уже сказала, что она самая лучшая, — пробормотала Джинни. Лора засмеялась:

— Я хочу «Нью-Йорк Бикон-Хилл» сделать исключительным. Чтобы там можно было остановиться лишь по рекомендации прежнего гостя.

Воцарилось молчание. Джинни смотрела на нее.

— Очень смело. Очень рискованно. Очень умно. Есть такой небольшой отель в Лондоне, где это практикуется, и должна сказать, очень приятно даже для крутого техасца, который может принять все, знать, что он спит в постели, где спал кто-то, кого он знает или о ком он слышал.

— Я рассчитываю и на другие идеи в этом же роде, — сказала Лора. Она наклонилась вперед, наполненная нервной энергией, словно она могла толкать лимузин вперед по Седьмой авеню через квартал, где продается платье и были толпы народа; мужчины толкали перед собой вешалки с одеждой, сшитой в лучшие времена. Водитель спокойно крутил руль, протискиваясь между автомобилями и грузовиками, объезжая такси, которые останавливались, чтоб выпустить или посадить пассажира, а через несколько минут они проскочили Мэдисон-сквер-гарден и были уже в Челси, где движение не такое интенсивное и автомобиль мог продвигаться быстрее.

Наблюдая за Лорой, полной нервной энергии, Джинни покачала головой:

— Что ты собираешься делать с собой, когда покончишь с отелями?

— О, возможно, куплю еще один. Но еще лучше… — Она колебалась, словно все еще не была уверена в себе. — Я думала об этом в последние недели, и никому пока что не говорила, даже Уэсу, чем я действительно хотела бы заниматься, когда работа в отелях будет налажена… Чего я действительно хотела бы, так это купить акции корпорации Сэлинджера.

Джинни уставилась на нее. «Все еще хочет сравнять счет, — подумала она, — и стать такой же большой, какой, по мнению Оуэна, она могла бы быть. Когда же этот голубоглазый дьяволенок Лора начнет жить для себя?» Она рассказала Джинни историю Сэлинджеров вскоре после открытия «Чикаго Бикон-Хилла», в тот момент Джинни много времени проводила в Чикаго, утешая ее по-матерински. Она рассказывала об этом кратко и старалась не вносить эмоций, но у Джинни появилось убеждение: во всем этом было очень много чувств, даже после того, как прошло столько лет, и особенно это касалось Поля. Лора рассказывала о нем еще меньше, чем о его семье, что и убедило Джинни в том, что она все еще любила его, ибо рассказы становятся тем длиннее, чем далее мы отстраняемся от предмета наших переживаний. Но попытаться купить акции у семейной компании… Это казалось слишком смело.

— Зачем? — напрямую спросила она. — Ты будешь чувствовать себя на правлении чертовски неловко со своими несколькими голосами против всех них.

— Я буду просто членом компании, как я и должна была бы стать. Я буду голосовать так, как, я думаю, проголосовал бы Оуэн.

— А если ты не знаешь, как бы он проголосовал?

— Проголосую, как считаю нужным.

— Да, это очень опасное место. — Джинни на минуту задумалась. — Дорогая, ты взлетаешь слишком высоко.

— Я ведь не говорю, что могу этого добиться, я говорю только, что очень хочу.

— До сих пор ты добивалась того, чего хотела. Но даже если ты и найдешь того, кто продаст тебе свои акции, мне кажется, на это понадобится куча денег.

— До этого еще очень далеко, Джинни. Я только думаю об этом.

— И кажется, думаешь очень много. Информируй меня о своих замыслах.

— Непременно. — Она снова наклонилась вперед, высматривая знакомые приметы по мере того, как они продвигались. — Ну вот, мы почти на месте. Надеюсь, тебе понравится; это единственное место из всех, что я видела, где бы мне действительно хотелось жить.

— А Уэс видел его?

Лора кивнула:

— Он сказал, чтобы я взяла его. Но мне хотелось бы знать, что ты думаешь.

В Виллидже водитель запарковался на Гроув-стрит, и Джинни с Лорой прошли по узкому проходу между двумя домами к небольшому двору, мощенному камнем, вдоль которого шел плотный ряд узких трехэтажных кирпичных домов с белыми ставнями, выходившими на кудрявые деревца, среди которых распевали птицы.

— Боже, — выдохнула Джинни, — кто бы мог подумать?..

— Это Уэс нашел, — сказала Лора. Она открыла одну из дверей ключом. — Дом пустой; хозяин уехал в Европу на два года. Если я не беру его с сегодняшнего дня, мне надо отдать ключ.

— И достанется какой-нибудь шишке, — пробормотала Джинни. Она следовала за Лорой, которая носилась вверх и вниз по лестнице, показывая детали, сохранившиеся от постройки 1830 года, лицо ее сияло от оживления. Джинни цокала своими каблучками по сосновым доскам, опытным взглядом она оценила новую кухню с четырьмя плитами, широкую кровать на третьем этаже, садик на крыше, голый и заброшенный, но окруженный ящиками для высадки цветов и кадками, в которых могли расти деревца. — Один из миллиона, — произнесла она, когда они вернулись в столовую на второй этаж. — И столько же потребуется, чтобы его купить. А за сколько его сдают?

— Две тысячи в месяц, — сказала Лора.

— Невероятно! Они могли бы запросить в три раза больше.

— И я то же говорю. Цена слишком низкая.

Джинни наклонилась над подоконником. Дом был совсем небольшой: гостиная, столовая, библиотека, кухня, спальня. Но и кухня и ванная были совсем новенькие, подвал только что отделан плюс сад на крыше. И обособленность.

А также одобрение Карриера. «Вот и ответ, — подумала Джинни. — Вполне вероятно, что Уэс заплатил разницу между стоимостью, которую запросил владелец, и рентой, которую будет платить Лора.

Конечно, я не знаю этого точно, и Лора тоже не знает, хотя и могла бы поинтересоваться. Разумеется, я не буду выяснять этот вопрос».

В ту минуту, когда она вступила в Гроув-Корт, она уже знала, что именно здесь должна жить Лора. Это напомнило ей описание Кейп-Кода, сделанное Лорой, и узкие тенистые улочки, где стоит «Бикон-Хилл», а также кварталы в Чикаго, где жила Лора. «В жестком мире бизнеса она работала по-крупному, — подумала Джинни, — и живет в одном из самых крутых городов, а может быть счастлива только в небольшом местечке, замкнутом анклаве, в среде, где соседи знают друг друга, в месте, которое и будет ее собственным. Ей был необходим Гроув-Корт».

— Не так уж это и странно, — сказала она Лоре. — Бывают хозяева, которые соглашаются получать более низкую плату, если они знают, что им порекомендуют весьма надежных жильцов, которые будут заботиться об их доме, как о своем собственном.

Лора медленно кивнула:

— Хотя, возможно, Уэс…

— Я в этом очень сомневаюсь, — живо возразила Джинни. — Думаю, что это место просто создано для тебя, и надо его хватать.

Лора медленно прошлась по гостиной к окну, выходящему в сад, и увидела, как маленькая красная птичка кардинал порхала по двору с дерева на дерево. Мимо прошла няня с детьми, она вела малыша, который вез за собой, деревянный автомобильчик, позади них прыгал спаниель, за ним шла пожилая женщина, на ходу она читала, держа под мышкой поводок. «Дом. До тех пор пока я смогу остаться здесь».

— Спасибо, — сказала она, поворачиваясь от окна. Лицо ее снова прояснилось, она обвила Джинни руками и поцеловала ее. — Мне нравится, когда ты даешь хороший совет. И я люблю тебя. Ты согласна быть первым гостем на обеде, который я устраиваю? Как только я куплю мебель.

— Мне это будет очень приятно. И позволь мне помочь тебе выбрать мебель. Я очень люблю тратить мои собственные деньги, а на втором месте — чьи-нибудь еще. Тебе понадобится сюда длинная софа, с очень большим столиком для кофе… О, постой. — Она застенчиво посмотрела на Лору. — Я говорю как Уэс, ведь так? Хочу отобрать у тебя то, что принадлежит только тебе. Я останавливаюсь. Больше ни слова не произнесу.

— Не совсем как Уэс, — засмеялась Лора. — Его не так просто остановить. Но мне хотелось бы, чтобы ты мне помогла. Ты свободна на этой неделе? Хочу переехать как можно скорей.

— Завтра я свободна. В десять? Я заеду за тобой в офис.

Но назавтра в десять утра произошла небольшая заминка. Когда Джинни прибыла в офис, у Лоры зазвонил телефон.

— Привет, любимая, как поживаешь? Это Бритт. — Голос звучал взволнованно и громко. — Я звоню, чтобы пригласить тебя на вечеринку.

ГЛАВА 23

В первые дни сентября в Палм-Спрингсе произошла третья кража. Клэй заявил Лоре, что уик-энд он проведет у своих друзей в Лос-Анджелесе. Добраться на машине от города до Палм-Спрингса не составляло большого труда, и вскоре он уверенно подошел к нескладному дому, скрытому высокими, отбрасывающими густую тень деревьями, затем прошел через большую гостиную и вошел в спальню хозяев. Было девять тридцать вечера. На этот час в записной книжке, найденной им в сумке Амелии Лейгтон, как всегда, было множество приглашений. В эти вечерние часы жители Палм-Спрингса всегда заняты или приемом гостей, или сами ходили в гости. Темнота уже укрыла проходящего через дом Клэя и спрятала его одетые в перчатки руки, осторожно снимающие картины со стен дома Лейгтонов. Он работал очень быстро и тихонечко насвистывал, складывая картины за дверь. Потом из-за того, что он чувствовал себя отвратительно, решил добавить пару гравюр Дюрера, уже для себя. После завершения намеченного он не торопясь поехал по притихшим улицам, радушно просалютовав шоферу черного «мерседеса», от скуки уставившемуся в небо.

Тремя неделями позднее, на вечеринке, посвященной Бритту Фарлею, в снятом по этому случаю помещении Сид и Амелия Лейгтон каждому рассказывали о грабеже.

— Один Пикассо, — рассказывала Амелия Эмилии Дженсен и всем, кто потрудился сделать вид, что слушает ее. — Миро, три поздних Браги и пара произведений Дюрера. Это слишком нагло, ведь за все лето мы единственный раз решили отдохнуть и оставили наш дом пустым.

— Никаких следов взлома, — отвечал на чей-то вопрос Сид. — У них был ключ, и они знали код нашей сигнальной системы.

— И знали, что всю эту неделю нас не будет, — произнесла Амелия, снимая закуску из креветок с тележки, которую подвинул к ней официант.

— А может быть, они следили за домом? — предположил Сид. — Очень тяжело говорить, но у нас нет никаких намеков на разгадку. В любом случае они наверняка знали, чего хотели: они сразу отправились к картинам.

— Единственная приятная вещь в этой истории, — продолжила Амелия, — что полиция не единственная, кто ведет расследование. Страховая компания подключила своего главного агента. В высшей степени опытного, полного решимости и полностью отдающегося своему делу.

Я сама дважды разговаривала с ним и была просто поражена: если кто и в состоянии раскрыть эти кражи, так это только он.

С появлением в дверях Бритта Фарлея стало оживленнее.

— Опоздал на свою собственную вечеринку, — промурлыкала Амелия. — Но это ведь эффектное появление, не так ли?

Бритт был одет в белый смокинг с красным галстуком и красным поясом, поверх всего этого на нем была белая пелерина в красную полоску. Стоя в дверном проеме, он окидывал взглядом своих гостей. Он выглядел как правитель мистического государства, ждущий челобития от своих подданных.

— Боже, а почему бы нет? — произнесла Амелия и изобразила для него глубокий, размашистый реверанс. Комната наполнилась смехом. Бритт послал Амелии воздушный поцелуй и тут же оказался окруженным гостями, поздравляющими его с удачным турне, уверяющими его, что он прекрасно выглядит, интересующимися его планами. Правда, между собой гости говорили, что выглядит он не слишком хорошо, похудел, его лицо осунулось и кожа на нем мешковато висела, глаза, сияя нездоровым светом, слишком напряжены. Но никто из них не произнес этого достаточно громко или находясь близко от него. Вместо этого все они дотрагивались до него, хлопали по плечу и заставляли его чувствовать себя звездой.

На другом конце гостиной, за баром, в полном одиночестве взирая по сторонам, стоял Поль. Турне завершилось четыре недели назад, было сделано множество записей, правда, половину из них составляли записи шумно-успешного концерта в Вашингтоне. Газетные отзывы были вполне благосклонны, но за ними не последовало никакого приглашения на главную роль в новом телевизионном сериале, и потихоньку Бритт перешел от высоких ожиданий к мрачному равнодушию. Приготовлением вечеринки полностью занимался Луи.

— Я хотел вообще отменить ее, — заявил он Полю, — но он бы мне не позволил. Лишь одну минуту он находится на подъеме, а потом глядишь — он уже внизу. Но когда он на подъеме, ему необходимо где-нибудь блистать, и эта вечеринка вполне подходит.

Как хорошо, что фильм почти закончен, подумалось Полю. Правда, необходимо еще несколько интервью, но редакторская работа вовсе не предусматривает участие Бритта.

Но, несмотря на все смены настроения Фарлея, его вечеринка должна была удаться на славу, потому что этого хотел каждый, а жители Нью-Йорка обладают удивительной способностью приноравливать все вечеринки в соответствии со своими собственными целями. Каждый пытался прикоснуться к Бритту Фарлею, каждый превозносил его до небес, пытался завладеть его вниманием, весь вечер старался находиться около него, чтобы со стороны казаться его близким другом, несмотря на то что за этим последует — его возвращение как звезды мировой величины или конец его карьеры.

«А я-то здесь зачем?» — Поль никак не мог понять того, что Бритт и Луи просили его об этом, что два его оператора снимали вечеринку на случай, что это может когда-нибудь пригодиться, но главное, он здесь из-за…

А потом он увидел ее.

Она была одета во все белое, руки и плечи были открыты. Ее блестящие каштановые волосы были коротко острижены и служили прекрасным обрамлением красоты, подчеркивая ее огромные глаза и чувственный рот. Поль отметил про себя, что она выглядит старше и менее наивной, чем раньше, ведь прошло столько лет…

Он пристально рассматривал ее, ловя быстрые взгляды из окружающей его толпы, пытаясь возродить в памяти ее образ. Он почувствовал, как все его прошлые переживания расплываются и ускользают от него. И эта сногсшибательная женщина, стоящая у двери, все больше и больше казалась чужой.

Он заметил, что кто-то подошел к ней поздороваться и представить друга. Лора улыбнулась им. И с этой улыбкой прошлое окружило его множеством воспоминаний, и вдруг он почувствовал, что движется навстречу ей, пробираясь через толпу гостей. Они окружили его, о чем-то болтали, смеялись и пили. Блестящие женские платья и мужские смокинги соединялись вместе подобно тугим пучкам растений, длинные пальцы протягивались для того, чтобы зацепить что-нибудь из закуски, которая, казалось, плыла в высоте, придерживаемая пытающимися протиснуться среди толпы официантами. Все собирались вместе, расходились или перемещались группами, блокируя путь Поля.

Когда он смог наконец добраться до двери, ее уже там не было. Ему потребовалось около минуты, чтобы обнаружить ее в объятиях Фарлея.

— Господи, Лора! Как же я рад видеть тебя здесь! — шумел Фарлей. — Ты ведь опоздала! — Он смотрел на нее сверху вниз, все еще обнимая. — И что ты этим хочешь продемонстрировать?

— Ты выглядишь усталым и сильно похудел. Почему ты так рад видеть меня?

— Потому что ты умная, прекрасная леди, которая любила меня, даже когда я был отвратительным мальчишкой. — Он закрыл глаза на мгновение. — И конечно же, ты права, радость моя, я похудел и устал. Но в этом нет ничего плохого. Все идет замечательно! Я работаю не больше трутня. Ты даже не поверишь, моя поездка и фильм… А ты знаешь, что я работаю над… но я не готовлю его, я, как его там, я…

— Это превосходно, Бритт!

— Давай я тебя познакомлю с гением, который все это придумал, он должен быть где-то здесь. — Его ясные, пронзительные глаза буквально просканировали толпу и обнаружили Поля. — Эй, приятель, это моя радость Лора, это та леди, о которой я тебе рассказывал. — Он повернулся, потянув за собой Лору. — Это тот гений, который получил меня в моем собственном шоу.

От полученного шока у Лоры распахнулись глаза. Наполненная толпой комната куда-то поплыла, и она крепко схватилась за руку Фарлея.

Бритт не заметил этого.

— Вы знаете, что только вы двое не лижете мне задницу. Для меня это значит много. Все ведут себя так, как будто я куча мусора, но вы не такие, и мне это нравится. Поэтому вам следует быть друзьями. Поль, не хотел бы ты угостить прекрасную даму чем-нибудь?

Лора взяла его за руку.

— Великолепно, — заявил Фарлей. Его внимание полностью было отвлечено кем-то, и он позволил себя увести.

Гул толпы еще усилился. Лора и Поль стояли, не шелохнувшись, крепко держа друг друга за руки. Ей подумалось, что он выглядит намного старше: морщинки на лице проявились еще резче, из-за чего оно выглядело еще уже и казалось тяжеловатым. Но он был еще красивее, чем ей запомнилось, и еще выше, его волосы стали непослушнее, а кожа еще темнее. Его руки — эти длинные чувствительные пальцы, держащие ее — все это было настолько ей знакомо, как будто это была она сама.

— Ты хочешь что-нибудь выпить? — спросил он. Она кивнула.

— Тогда давай попробуем где-нибудь найти тихое местечко.

Она спрятала свою руку.

— Я не уверена, что это хорошая идея.

— Я уверен, — он взял ее за локоть — Лора, прошу тебя.

От упоминания ее имени ее бросило в дрожь. Это не справедливо; все было так хорошо. Я уже забыла его. Непроизвольно она улыбнулась.

— Ты что? — спросил Поль. И она вспомнила, как раньше он всегда пытался узнать, что заставило ее улыбнуться и порадоваться вместе с ней.

— Мне казалось, я забыла тебя. И это абсурд. Он еще крепче сжал ее локоть:

— Мы можем подняться наверх. Они будут сервировать обед еще только через час.

Он посмотрел на Эмилию. Она собрала около себя кружок и выглядела очень счастливой. Поль понял, что она его не хватится. Он все еще держал Лору за локоть, и они вместе стали пробираться через толпу, расталкивая гостей, чтобы наконец выскользнуть из зала.

Люди на вечеринке были почти незнакомы Лоре. Ее рука, в том месте, где к ней прикасался Поль, горела, из-за давки в толпе их тела оказались прижатыми друг к другу. Потом они оторвались от толпы, оказались на лестнице, поднялись в столовую, почти полностью занимавшую третий этаж. Все было еще разорено, так как столы только готовили к приему четырех сотен гостей.

— Еще выше, — снова скомандовал Поль, и они взобрались через еще один широкий, покрытый ковром пролет, ведущий прямо в зал для танцев. В зале была полная тишина, оркестровые стойки и стулья ждали музыкантов, цветущие деревья бросали робкие тени в приглушенном свете. Поль подвел Лору к одному из диванов, стоящих вдоль стены, и она тут же забралась в угол, как маленькая девочка, поджав под себя ноги.

Он сел в другом углу дивана. Некоторое время они молчали.

— Прости меня, — произнес он в конце концов. — Все эти годы я собирался сказать тебе множество вещей, но сейчас они кажутся мне неуместными, кроме… прости меня. Я отвратительно повел себя с тобой, да мы все, мне очень хочется сказать тебе, как я виноват перед тобой за все это.

— Спасибо.

И снова они замолчали.

— Еще я хотел бы поздравить тебя, — сказал он. — Это замечательно, что ты приобрела все эти отели. И я понял, что один из них в Чикаго просто прелесть; Бен сказал Эллисон, что…

У Лоры закружилась голова

— Конечно, ты его не знаешь. Бен Гарднер. Муж Эллисон. Столько всего произошло… Бог мой, сколько лет… Бен хороший человек. Он мне нравится, хотя по некоторым причинам мы не настолько сблизились друг с другом, как я надеялся. Он вице-президент компании, и Эллисон передает мне новости, которые, по ее мнению, могут меня заинтересовать. Он сказал, что отель в Чикаго один из лучших в стране.

— Он прав, — холодно подтвердила Лора, и дрожь опять охватила ее. Бен и вся их семейка обсуждают ее. Она глубоко вздохнула и, отвернувшись от Поля, стала разглядывать комнату.

— А ты женился, — утвердительно произнесла она.

— Да, я не думал, что ты знаешь об этом.

— Моя подруга Джинни Старрет сказала.

— Я ее не знаю.

— Она знает Ленни.

Все эти имена, все эти события, все они неразделенные. Они были чужими.

— Ты очень красива, — сказал Поль, пытаясь найти путь к отступлению. — Ты всегда была прелестной, но сейчас ты еще более…

Ему хотелось сказать ей, что она выглядит более холеной, более далекой и холодной, но не смог. Вместо этого почти беспомощно он произнес:

— Ты постриглась.

Она улыбнулась в ответ на очевидность его комментария.

— Очень давно. Мне хотелось изменить свою внешность.

— Ты и выглядишь. Ты…

— Мне хотелось быть другой.

— Это сделает время. Она кивнула:

— Я не помню, когда сделала это. Я покидала Бостон, и все, кого я любила, отвернулись от меня. И я совсем не хотела быть собой. Это было слишком больно.

— Бог мой, — Поль наклонился к ней, протягивая руку. Ему хотелось обнять ее и держать в своих руках. Это было не просто сексуальное желание, нет, просто ему хотелось чем-то успокоить ее, утешить ту боль, которая чувствовалась в ее внешне спокойном голосе. Он уже почти чувствовал ее тело в своих руках, почти дотянулся до нее, но она охладила его, не заметив его прикосновения.

— Бритт сказал, что ты делаешь о нем фильм. Я не знала, что ты интересуешься этим… — Но тут же она прикусила язык. — Ты забросил фотографирование?

— Может быть, я когда-нибудь вернусь к фотографии, но сейчас меня полностью захватило кино. Это такая свобода, такая жизнь, о которой раньше я даже не догадывался. Ведь я могу в маленьком пространстве создавать целые миры, воспроизводить целые жизни…

Она посмотрела на него, и он тут же вспомнил, как было хорошо тогда, несколько лет назад, когда можно было рассказывать ей о своих мыслях и знать, что его обязательно поймут.

— Лора, создавать такие жизни — это удивительная вещь. Движение и покой, диалоги и молчание. Все это казалось таким неясным — по крайней мере, до тех пор, пока я не осознал, что можно использовать противоположности, показывая различные стороны человека или сцены, ту убийственную логику, признаваемую людьми, их иррациональное поведение, которому они следуют, когда им в голову приходит мысль, что нечто правдиво или ложно.