Наследство

Лора не расслышала его имени. Бен в Амстердаме. Как он мог заложить браслет в Нью-Йорке?

— И они ищут другие предметы. Конечно, может пройти много месяцев и лет, прежде чем найдутся и другие…

Я просто получила письмо. Он не говорил, что собирается в Нью-Йорк.

— . ..но они думают, что теперь появилась возможность найти вора. Это уже кое-что. Они, может быть, даже найдут его до того, как он продаст мамино колье. Это будет замечательно!

Бен, если разрушишь все, что у меня есть, я не прощу тебя, у меня нет ничего общего с тобой.

— Извините, я опоздал, — услышала Лора у себя за спиной. — Я действительно хотел прийти вовремя, но появились дела.

Она обернулась. Поль Дженсен пришел на ее вечер.

ГЛАВА 7

Гости все не хотели расходиться.

— Великолепный вечер, — восторженно говорили они Лоре. — Такой непохожий на другие вечера!

Клэй и его девушка ушли рано, но остальные не спешили: ели, пили, переходили от одной группы к другой, болтали, смеялись, и стоял такой шум, что музыку не было слышно, и Ферди, убирая десертные тарелки, остановился, чтобы сделать музыку погромче.

Лоре нужно было куда-то спрятаться от шума. Слова Эллисон эхом звучали в голове

— …ломбард… браслет… шанс найти вора… и она направилась в спальню, чтобы немного передохнуть и подумать. Но когда она повернулась, чтобы закрыть дверь, увидела Поля.

— Если вы хотите побыть одна, я уйду, — сказал он, прежде чем она успела вымолвить хоть слово, — но если вы искали тишины, позвольте разделить ее с вами.

Он был выше Лоры, и ей пришлось поднять голову, чтобы увидеть его глаза — темные, вопросительные, насмешливые. Она так часто думала о нем последнее время, что теперь казалось, будто ее мысли ожили, рассеивая ее страх, который занимал так много места и был таким огромным минуту назад. «Обо всем этом я подумаю завтра», — решила она и отступила в сторону, а когда Поль вошел в комнату, закрыла за ним дверь.

— Теперь намного лучше, — сказал он, усмехнувшись в этой неожиданной тишине. — Они очень шумят. Вы сделали нечто такое, к чему они не привыкли.

— Что я сделала? — спросила она, защищаясь.

— Соединили абсолютно разных людей, дали им возможность поговорить, потому что в жизни они не общаются. Это как смешанный салат. Эти студенты никогда не встречаются.

— Вы имеете в виду, что мои сокурсники никогда не встречаются с сокурсниками Эллисон?

— Нет, когда все идет своим чередом. И они никогда не общаются с людьми, которых вы пригласили — садовник Оуэна, который здесь разговаривает с поэтом, автором таких возвышенных стихов, и любимая горничная мамы, которая пьет виски и обсуждает какие-то отвлеченные идеи с одним из лучших студентов Гарварда, изучающих право, или великолепный зеленщик из углового магазина, с которым я беседовал.

— Вы потешаетесь над ними. Они — мои друзья. Он удивленно поднял брови:

— Наоборот. Я восхищен вашим мужеством. Вы пригласили людей, которых хотели пригласить, а не выбрала самый легкий путь и не пригласили только друзей Эллисон, которые все знают друг о друге, так как встречаются на всех вечеринках в течение всего года.

— Мужество, — повторила Лора. Недоверчивая улыбка тронула ее губы. — Скорее всего, страх. Я боялась, что мне не с кем будет поговорить.

Он усмехнулся, восхищаясь этому быстрому переходу от защиты к мудрой способности посмеяться над собой. «Еще одно противоречие», — подумал он.

— Скажите, пожалуйста, как вам удалось составить такой большой круг друзей?

— Вы имеете в виду — своеобразный? — спросила она холодно. — Вы бы не спрашивали об этом, если бы все мои друзья жили на Бикон-Хилл.

— Но если бы они все жили там, это не был бы широкий круг. — Он спокойно стоял перед ней, держа руки в карманах. — Вы всегда готовы сражаться, даже если кто-то задает вам вполне невинные вопросы?

— Это не был невинный вопрос. Вы говорили, что я должна быть очень разнообразной, если у меня такие разнообразные друзья.

— Да, вы — многоликая. Вот почему я здесь. — Он протянул руку, чтобы взять ее руку в свою. — Можете пригласить меня присесть на несколько минут. Трудно приобрести нового друга, стоя.

Невольно Лора искоса посмотрела на кровать. Она, казалось, разрасталась во всех направлениях, становясь огромной и неизбежно заполняющей комнату. И казалось, Поль стал больше, занимая пространство, нарушая границы ее плоскости, вторгаясь в ее пределы, чего никогда не было с другими мужчинами. Она слегка дрожала, уже предвидя и соглашаясь на все это. Единственное, о чем она могла думать, был Поль, ее кровать и ноги, широко разведенные, раздвинутые ноги.

— Я говорил о дружбе.

Она, подняла голову и увидела его насмешливую улыбку. Несколько удивленная, она молча повернулась и направилась к камину, по обе стороны которого стояли удобные стулья с подлокотниками. На самом деле они уже отошли от постели шагов на пятнадцать, и даже боковое зрение не могло выхватить ее очертания, потому что прямые спинки закрывали все, как блиндеры у лошадей. Они сидели лицом друг к другу, погруженные в янтарный свет лампы, их разделял столик, и затемненная комната была их убежищем, прятавшим их от шума вечеринки, который проникал даже сквозь закрытую дверь.

— Я слышал о вас три года, — размышлял Поль вслух. Он сидел, совершенно расслабившись, облокотившись о колено, и почти лениво рассматривал ее. — Прошлым летом я должен был провести какое-то время с вами, сожалею, что не получилось. Вы стали настоящим членом семьи. Я понимаю это так, что мы вам нравимся.

— Я люблю вас, — ответила Лора и вспыхнула. — Я хочу сказать, что люблю Оуэна и Эллисон, Ленни и Барбару — они все так добры ко мне.

— Я не слышал в этом списке имен своих дядюшек — Феликса и Асы.

Она пожала плечами и вновь поймала себя на этом.

— Я не часто встречаюсь с ними.

— Осторожный ответ. С ними не так-то легко поладить, хотя Аса может быть вполне приятен, когда выходит из-под влияния Феликса. Разве вы не скучаете по своей семье?

— Нет. Я хочу сказать, что Клэй со мной, а больше у меня никого нет.

— Больше никого? Я не сообразил. Тогда, наверное, «то тяжело — оставить друзей в Нью-Йорке.

— Друзей оставлять всегда тяжело. — Лицо Лоры было спокойным. — Но я люблю знакомиться с новыми людьми, становится скучно дружить с теми, которых ты в течение всего года встречаешь на вечеринках и которые все знают друг о друге. Роза говорила, что последние несколько лет вы путешествовали…

«Что-то тут не так», — подумал Поль. Она заговорила его словами, и прозвучали они фальшиво. Ему стало интересно, что же было запретной темой: ее друзья, Нью-Йорк или отъезд из Нью-Йорка?

— Европа, Африка, Индия, — сказал он. — Это уводит меня от забот.

— А чем вы еще занимаетесь?

— Я фотографирую.

— И продаете снимки?

— Нет, зачем? Я делаю это ради удовольствия.

— Некоторым людям деньги нужны, — сухо сказала Лора.

Он кивнул:

— Да, мне повезло немного больше, чем другим. Мой дедушка Оуэн сделал вклад на мое имя, когда я был еще ребенком и своим лепетом веселил его в кабинете. Может быть, я выглядел беспокойным и совсем лишенным честолюбия — я и сейчас такой — и он пожалел меня и обеспечил мое будущее. Я посещал колледж, и разве от этого я стал лучше? Иногда я думаю серьезно заняться фотографией. А что будете делать вы, когда закончите колледж?

— Что-нибудь, связанное с управлением отелями. Я изучаю это дело. И может быть, буду играть на сцене в свободное время. — На его удивленный взгляд она ответила, как бы защищаясь: — Почему бы нет? У всех людей бывает хобби. Я играла роли в четырех спектаклях, и все говорили, что я очень хороша.

— И вам нравится играть?

— Это замечательно. Быть кем-то еще и всегда иметь готовый текст, притом не нужно волноваться, что скажешь что-нибудь не так, потому что писатели говорят более красиво, чем все мы.

Он сделал вид, что не заметил, как резко она оборвала фразу и ловко закруглила ее, не сказав того, что чуть было не вырвалось.

— Я думал, что ваше хобби — заводить новых друзей. Вы хотели рассказать мне, как познакомились со всеми этими людьми, которых пригласили.

— О, ничего особенного. Не знаю, что вы в этом находите. — Она была расстроена, потому что вместо того, чтобы говорить о себе, что, как правило, делают все мужчины, он продолжал расспрашивать о ней. Но она чувствовала, что совсем не сердится на него, как обычно, когда люди бывали слишком любопытны и задавали множество вопросов, а больше всего ее волновало стремление выражаться правильно, видеть тепло в его глазах, знать, что она ему интересна. И она знала почему. Потому что он был самым привлекательным из всех, кого раньше встречала, в нем было нечто такое — загадка, восторг, то, что она могла бы с ним разделить, если бы оказалась достаточно умна, быстра и интересна, — он был как магнит, который притягивал все ближе и ближе, и она хотела без конца говорить, вместо того чтобы убегать.

Опасно сближаться с кем бы то ни было, кто заставляет тебя быть откровенной и вызывает желание говорить.

— Так о чем вы говорили? — напомнил Поль.

Я буду осторожна. Я не буду рассказывать слишком много. — Я люблю слушать. Люди любят говорить о себе, все, что им нужно, — это человек, который слушает, и тогда они могут продолжать часами. А мне интересно слушать обо всех.

Он улыбнулся:

— У вас хорошо пойдет гостиничный бизнес.

— То же самое говорит Оуэн.

— В самом деле? Он немногим говорит такое. Он предложил вам работу в «Бостон Сэлинджер»?

— Да, — подтвердила она и прибавила почти вызывающе: — И я собираюсь принять предложение. Он задумчиво посмотрел на нее:

— А что вы будете делать?

— Буду помощницей Жюля ле Клера, консьержа. — Так как Поль ничего не ответил, она прибавила: — Вы знаете его?

— Я не очень интересуюсь отелями. Когда вы приступаете?

— В понедельник. На полный день летом, а потом, когда возобновятся занятия в колледже, — на часть дня.

— Изучать дело управления отелями… Почему вы не хотите выбрать актерское мастерство основным занятием, если так любите театр?

— Оуэн хочет, чтобы я изучила гостиничный бизнес.

— На всякий случай, если не добьетесь успеха, как актриса?

— Он называет игру хобби. — Она улыбнулась, в большей степени самой себе. — И он сказал, что тот, кто управляет его отелями, должен быть хорошим актером и иметь дюжину других качеств.

Поль удивленно поднял брови:

— Его отелями?

— Я могла бы справиться с этим, — объявила Лора.

— Уверен, что сможете. Но Феликс и Аса успешно справляются с этим.

— Да, но Оуэн говорил о своих собственных отелях, тех четырех, которые не входят в корпорацию. У него есть собственные планы относительно этих отелей. Он считает, что Феликс и Аса совсем не интересуются этими отелями.

— Не обманывайте себя. Их интересует каждый пыльный угол в любом отеле Сэлинджера. И Оуэн знает это. А какие это планы?

— Я не много знаю об этом, он еще не все продумал до конца. Что вы фотографируете, когда путешествуете?

«По-детски веселая и скрытная, — подумал Поль. — Какого черта она скрывает? И что они с дядей затевают?»

— Животных, людей, заход солнца. Вы убедили его организовать новую сеть отелей?

— Я ни в чем его не убеждала. Я учусь у него не говорить, что кому делать.

— Продолжайте, — сказал он мягко. — Я ни в чем вас не обвиняю. Я просто подумал, что деятельный мужчина может придумать новый проект как умную уловку, чтобы удержать при себе привлекательную женщину как можно дольше.

Гнев Лоры куда-то испарился, в глазах плясали чертики.

— Вы хотите сказать, что Оуэн ведет себя так, как на его месте делали бы вы?

Поль рассмеялся. «В какие-то минуты она ведет себя, как ребенок, — подумал он, — ребенок, который буквально на ощупь прокладывает себе дорогу в странном доме, который делает вид, что знает, что делает, быстро выходит из себя, когда думает, что ее в чем-то подозревают. А через мгновение становится прекрасной, одухотворенной женщиной, ларцом, полным тайн. Вызов», — отметил про себя Поль. Очень давно его никто так не интересовал.

— Что вы делаете помимо фотографий, когда путешествуете по этим странам?

— Много читаю, катаюсь на лыжах, езжу на велосипеде, и мне всегда интересно, что же там, за следующей границей?

— Разве вам не хочется остаться там, где вы есть?

— Нет. А вы хотите остаться там, где живете?

— Да. Навсегда с Оуэном, в полной безопасности. Если бы я могла, то осталась здесь и осуществила все то, что хочу сделать…

— Тогда вы хотите немногого, если можете исполнить свои желания, никуда не уезжая.

— Нет, хочу! Я хочу так много всего сделать! И думаю, что сделать все здесь не удастся… Все, что мне нужно, — это быть совсем особенной и иметь почву под ногами… — Она резко оборвала себя на полуслове. — Уверена, что это кажется вам глупостью, но у меня никогда не было денег на счету, у меня даже не было счета в банке, еще совсем недавно я должна была сама позаботиться о безопасном, надежном месте для себя. Это то, чего мне больше всего бы хотелось. — Она встала. — Я лучше вернусь к гостям.

— Останьтесь ненадолго, — попросил он. — Ваш вечер прекрасно может продолжаться и без вас, он подогревается своим собственным паром. — Он поднялся и встал рядом с ней. Он удивился тому чувству нежности, которое она вызвала в нем. Она так искренне и непосредственно говорила о том, что хочет быть особенной и найти свое место, где бы она чувствовала себя спокойно — и неважно, что она имела в виду — он хотел успокоить и ободрить ее.

— Послушайте меня, — сказал он, обняв ее за плечи, привлекая к себе, как ребенка. — Вы какая-то особенная. Вы — прекрасная молодая женщина, и ничто не может помешать вам делать то, что вы хотите, или стать, кем хотите. — Под шелком платья он почувствовал хрупкие плечи, шелковистые каштановые волосы касались его щеки, и острое желание пронзило его. Он крепче сжал ее и повернул к себе.

— Я помогу вам, мы все поможем. Нет ничего, что могло бы остановить вас. Ведь вы не одна, у вас нет темного прошлого, которое нужно скрывать, или… что с вами?

Она отстранилась, глаза расширились, лицо побледнело.

— Я должна вернуться, — заикаясь, выговорила Лора. — Я думаю, что…

— Какого черта, чего вы боитесь? Меня? Потому что я обнимаю вас? Ради Бога, Лора!

— Нет, нет, это не то, дело не в вас. Извините, мне действительно неудобно. Я не слишком хороша в роли хозяйки.

— Боже, какое это имеет отношение к тому, о чем мы говорили?! Идите сюда, присядьте только на минуту. Я бы хотел понять… — Он попытался найти что-то, чтобы сменить тему разговора. — Расскажите мне о своих комнатах. Мне нравится то, что вы с ними сделали.

Давая ей время успокоиться и уйти от того, что ее взволновало, он осмотрел французскую мебель, которую помнил еще в комнате Айрис, перетянутую шелком цвета слоновой кости и абрикоса, лепнину на потолке и ажурную каминную решетку — все бледно-бежевого цвета на фоне стен цвета мяты.

— Рассвет, — тихо проговорил он, почти про себя. — Ясный, холодный и теплый в одно и то же время. Глубина и уединенность. Боже, какой удивительный свет! — Он улыбнулся Лоре. — Вы дали жизнь этому месту. Оно было скучным и унылым, сколько я его помнил. Великолепные краски — у вас прекрасный глаз.

— Спасибо. — Она удивленно смотрела на него и видела другого Поля Дженсена, — не беспечного плейбоя, без честолюбивых устремлений и внутреннего стержня, он раскрылся новыми сторонами, увлеченный, настойчивый художник, которого очень интересовали свет и краски, чья похвала была очень щедрой, а улыбка — теплой и глубоко личной. И в это мгновение Лора поняла, что будет с ним так долго, сколько он захочет. Рядом с ним могло быть опасно, но ее влекли его решительность и настойчивость, и она жаждала его одобрения и улыбки. Стоя у книжных полок рядом с камином, он водил рукой по корешкам.

— Где вы взяли это?

— Мой друг Кэл Хенди подарил их мне. Вернее, оставил: у него был книжный магазин, и когда он умер, то завещал мне книги, которые, он знал, нравились мне больше других.

— Хороший друг. — Он взял одну и пролистал.

— Вы знаете, сколько они стоят?

— Нет, да и зачем мне это? Я не собираюсь продавать их.

— В один прекрасный день вам может это понадобиться, а это кое-что стоит: не думаю, что существует много первых изданий Вашингтона Ирвинга «Легенда спящей долины». Ведь вы не возражаете, чтобы я оценил книгу?

— Конечно, нет. Это действительно не важно, это подарок Кэла, я любила его и никогда не продам их.

— «Никогда» — это долгий срок. Но так или иначе вы должны знать, чем владеете. Я принесу это через неделю или около того. — Он положил книгу на кофейный столик, затем сделал несколько шагов, чтобы рассмотреть черно-белую фотографию в рамке, которую Лора повесила над каминной доской. — Где вы нашли этот снимок?

— В библиотеке Оуэна. Я восхищаюсь ею, и Оуэн сказал, что я могу ее здесь повесить. Вы против?

— Фотографы никогда не возражают против того, чтобы их работы где-нибудь демонстрировались. — Он внимательно смотрел на трех ребятишек, изображенных на фотографии, как будто когда-то давно он не провел много часов, наблюдая за ними на пляже Уэлфлит, снимая их снова и снова. А потом провел неделю в темной комнате, чтобы сделать фотографии, которые ему понравились. Это было пять лет тому назад, когда ему было двадцать три, и благодаря этим снимкам он окончательно решил, что если и станет заниматься чем-нибудь всерьез, то это будет фотография.

Оуэн купил четыре снимка Поля, после того как он подарил дяде один на Рождество. Тот, который выбрала Лора, запечатлел чудесную картину: девочка и два ее брата только что построили замок на песке, и девочка сделала флаг из своей цветной ленточки, который развевался на самой высокой башне, а мальчики ссорились с ней, потому что хотели водрузить свой пиратский флаг с черепом и костями. Поль сделал фотографию очень яркой, контрастной, чтобы подчеркнуть те эмоции, которые захлестнули детей, глаза ярко горят, темные волны, окаймленные белой пеной, набегают на песок, белая чайка ярко выделяется на фоне глубокого, безбрежного неба, песчаный замок отражался на песке длинными правильными тенями.

— Почему вы выбрали эту? — спросил он Лору. — Большинство предпочли бы более мягкие тона фотографий. Больший простор воображения, больше похоже на мечту.

— Это и есть мечта, — решительно заявила Лора. Он с интересом посмотрел на нее:

— Почему?

— Потому что замок построен.

Поль снова внимательно вгляделся в снимок. Никто другой не говорил этого о фотографии.

— И где-то есть замок, который должен быть достроен.

— Разве вы не думаете, что такой замок есть у всех? Или у вас есть все, что вы хотите? На минуту воцарилась тишина.

— У меня есть все, что я хочу, — ответил он, — но иногда я хочу желать большего. Она покачала головой:

— Я не понимаю этого.

— Я тоже, — небрежно сказал он. — По крайней мере, почти никогда не знаю, чего хочу. — Он подошел к Лоре, и взял ее за руку. — Я хотел бы чаще видеться с вами. Вы поужинаете со мной завтра вечером? Лучше, если мы начнем пораньше, выпьем чудесного чая Розы, а потом уж пойдем куда-нибудь ужинать. Вы сможете?

— Да, — согласилась она. Лора не колебалась и не раздумывала после того, как согласилась. Он мог быть опасен, но он был тем, кого она могла любить.

Браслет, который объявился в ломбарде в Нью-Йорке, купила бабушка Ленни Сэлинджер в дар своей тринадцатилетней дочери, чтобы смягчить горечь расставания с родным домом и начало жизни в Америке. Он был из чистого золота с медальоном, украшенным монограммой, внутри которого был портрет дедушки. Когда полиция возвратила его и Ленни, взяв его в руки, смотрела на портрет дедушки, улыбающегося, с мягкими, вьющимися волосами, она заплакала.

— Я знаю, это глупо, ведь могло произойти что-то иное, более страшное, чем потеря браслета, но так важно то, что я получила его обратно и чужие руки уже не касаются его.

— Это важно, — сказал Феликс, беря запонки, которые он носил только со смокингом. — И в основном это важно потому, что поможет найти того сукиного сына, который сделал это.

Ленни сидела за своим туалетным столиком в длинном атласном пеньюаре и ждала горничную, которая должна была помочь ей облачиться в великолепное платье с драпировкой, которое она выбрала для бала в опере, последнего в сезоне, перед тем как все разъедутся на лето.

— Я не уверена, — начала Ленни, — что хочу наказать вора, кем бы он ни был, но сейчас, ты знаешь, Феликс, единственное, из-за чего я хочу получить все обратно, — чтобы все украшения перешли к Эллисон, а потом, когда-нибудь, к ее дочери. Вот почему я больше всего хочу получить колье. Моему отцу оно досталось от его дедушки и бабушки в Дании, и он подарил его моей матери, а она — мне, и Эллисон знает, что когда-нибудь оно станет ее. Вот что это значит для меня. Я не люблю украшения, это просто камни, золото, серебро, я хочу, чтобы у них была история, чтобы они помогали не терять связь с прошлым, и как еще это может осуществиться, если не передачей от поколения к поколению?

— Да, это милый романтический взгляд, — ответил Феликс, сражаясь с запонками. — Помоги мне, пожалуйста. На романтика в данном случае не подходит, я вряд ли вспомню о ней, если речь пойдет о наказании преступника…

— Ты никогда не вспоминал о романтике, — прошептала Ленни.

— …И когда его найдут, уж я прослежу за тем, чтобы он был наказан. Этот ублюдок ворвался к нам в дом, взял мою собственность, и человек, который совершил преступление претив меня, не уйдет от возмездия.

— Это касается нас всех, — спокойно сказала Ленни, — и в то же время он не наказан. Впервые за три года мы получили ключ к разгадке.

— Обязательно появится что-нибудь еще, я гарантирую. Это прекрасно, благодарю тебя. Не понимаю, почему я никак не научусь справляться с запонками после всех этих лет. Поторопись, а то мы опоздаем.

— Мы никогда не опаздываем. Ты — единственный мужчина в мире, который приезжает минута в минуту. — Она вдела застежку бриллиантовой серьги в аккуратную дырочку в ухе и застегнула ее.

— Я слышал, что Клэй Фэрчайлд очень хорошо справляется со своими обязанностями в Филадельфии. Феликс посмотрел на нее, потом взял пиджак.

— Разве это не странно, — сказала Ленни, — как только я подумаю о Лоре и Клэе, мы заговариваем о краже. Это совсем неверно, они бедны, это не их вина, что они начали работать у нас в то ужасное лето. Благодарение небесам, они не испугались и не сбежали. Оуэн обожает Лору, и она так прекрасно относится к нему, я никогда не видела его более счастливым. Роза сказала, что Оуэн устроил ее на работу как помощницу Жюля, а в свободное время он учит ее управлению отелями.

— Почему? — Феликс сдвинул брови. — Он использует ее в качестве личного секретаря, и я не могу понять почему, когда в офисе к его услугам дюжина клерков, если ему потребуется, и я знаю, что она работает с Жюлем и учится в колледже. Что еще ей нужно?

— Она хочет стать кем-то важным. Все молодые женщины сегодня хотят достичь большего, стать значительнее, чем есть, разве ты так не думаешь? — Голос Ленни раздался в спальне, подобно тихому журчанию потока, и Феликс наклонился, чтобы услышать ее. — Она отдает столько, сколько мы даем ей. Она устроила такой прекрасный вечер в честь помолвки Эллисон, даже настояла на том, чтобы заплатить Розе за стол. Оуэн заходил и нашел вечер очень оживленным. Поль тоже был там, сказал он, и был очень внимателен к Лоре. Конечно, это не имеет значения, слишком разное у них происхождение, но для Лоры очень хорошо, что она заинтересовалась гостиничным бизнесом. Ей нужно зарабатывать себе на жизнь, и хорошо, что у Оуэна есть возможность помогать кому-то, в какой-то мере воспитывать… Ведь он одинок, ты знаешь, у него так давно не было никого, о ком можно было бы заботиться. Вы с Асой не были такими уж близкими и любящими детьми. Роза говорит, что вы держали его на расстоянии вытянутой руки. Он потерял Айрис, потом ушли вы, и я думаю, это прекрасно, что после всех этих лет он встретил такого человека, как Лора, — любящую, и внимательную, и позволяющую помогать себе. И Клэй тоже. Я так рада, что ты нашел ему работу в Филадельфии, когда Оуэн попросил тебя. Он никогда не нашел бы такой работы, если бы ты ему не помог. И может быть, он придумает нечто такое, что сделает работу отеля еще лучше. Бедный, старый отель, он становится совсем дряхлым и потертым — ты сам так говоришь и не вкладываешь в него капитал. Оуэн говорит, что ты собираешься продать его, но он никогда этого не сделает: это его отель, он любит его, и три остальных тоже. Ведь он начинал свое дело с них, и если Клэй принесет какие-то новые идеи и в то же самое время изучит бизнес, разве это плохо?

Она застегнула другую серьгу и взяла колье, которое, подходило к серьгам.

— Феликс, можешь мне помочь? — Она закрыла глаза, стараясь справиться с желанием, которое молнией пронзило ее, когда Феликс прикоснулся к ее шее. «Нет, это не имеет отношения к Феликсу, — подумала она. — Это потому, что у меня никого нет. Ни любви, ни страсти… а мне нужно или то, или другое. Мне нужно найти кого-нибудь, так много времени прошло уже с тех пор, как я рассталась с Недом…» — Что? — спросила она.

— Я сказал, когда придет твоя горничная? Я не хочу нервничать из-за того, что мы опаздываем.

— Она будет через минуту, у нас еще очень много времени. Нет причин волноваться. — Она наблюдала, как он взволнованно ходит по комнате. — Нет, ты не нервничаешь, ты возбужден.

— Чепуха.

— Нет, я знаю… Это мой браслет, так? Ты нервничаешь с тех пор, как нам вернули его. Ты думаешь, они найдут вора даже после всех этих лет? — Она покачала головой: — Я не думаю. Это кажется невозможным.

— Нет, теперь — возможно. Дело получило новый толчок. Они знают, что делают. Они не отступают, когда увлечены своим делом. Они не откажутся, не забудут и найдут этого подонка и его сообщников. Кем бы они ни оказались, у них нет мозгов, чтобы понять, что такие люди, как мы, никому не позволят нарушать порядок, который нами установлен, и врываться в нашу жизнь. Когда-нибудь, поздно или рано, их загонят в угол, и неважно, сколько их, но если я и хочу сказать что-то об этом, так это то, что их затолкают пинками в дыру, как отбросы, грязь, которой они и являются, и будут держать там, пока они не состарятся и не умрут. Жалко, что нам приходится выбрасывать деньги на ветер и кормить их, вместо того чтобы пристрелить. Единственное, на что они годятся — это служить наглядным примером тем, кто считает, что в воровстве есть нечто загадочное и ослепительное. Люди могут изменить свое мнение, когда будут знать, что их сгноят в тюрьме.

В комнате было очень тихо. Сидя за туалетным столиком, подавшись немного вперед своим тонким, стройным телом, Ленни наблюдала, как он одернул пиджак, вложил шелковый платок в нагрудный карман и осмотрел себя, чтобы убедиться в том, что он безупречен. И когда он одобрительно выдохнул, Ленни знала: он решил, что все безупречно и прекрасно. За блистательной внешностью Альмавивы в смокинге с белым галстуком скрывался сгусток ненависти, гнева, мести, но свет этого не заметит. Свет увидит только совершенство.

Ленни встала, когда вошла горничная со свежевыглаженным платьем. «Как удивительно, — подумала она, — мои руки холодны как лед. Я не понимаю, почему мне все еще сложно принимать Феликса таким, как он есть, после стольких лет совместной жизни».

Она помогла горничной надеть на нее платье, подняв руки. «Нет причины для огорчения, — утешала она себя. — Как бы Феликс ни поступил с вором или ворами, которые ограбили нас, ко мне это не будет иметь отношения. Я просто хочу вернуть свои драгоценности, после этого, если ему хочется как-то отомстить, он может делать все что хочет. Это меня не трогает, и не трогает никого из нас, мы слишком далеки от этого. Мы даже не знаем, когда это произойдет».

Клэй звонил Лоре в течение трех часов, прежде чем дозвонился.

— Я даже Розе звонил, — бушевал он. — Она сказала, что ты куда-то ушла.

— Я ужинала с другом. Почему ты так злишься? Я не сходила с ума, когда звонила утром и не заставала тебя. Я оставила для тебя записку, но ты перезваниваешь только сейчас, и ее не…

— Я получил твою записку. Что за друг?

— Просто друг. Мы выпили чай здесь, а затем отправились в ресторан под названием «Жюльен». Тебе бы он понравился, Клэй там все очень элегантно.

— С каким другом? Твой голос кажется совсем другим. Счастливым, — добавил он обвиняюще.

— Что в этом плохого? Клэй, что произошло с тобой? Ты разве не хочешь, чтобы я была счастлива?

— Конечно, хочу, просто… черт, Лора, ты знаешь, что я ненавижу, когда что-то происходит, а я не знаю об этом… когда я вне событий…

— Но не можешь же ты быть в центре всего, — ласково сказала Лора. — Даже если бы ты жил здесь, я не рассказывала бы тебе обо всем, что делаю.

— Ты рассказывала бы о большем. Да, что ты хотела мне рассказать?

— Они нашли украшение из числа украденных.

— Они… что?

— В ломбарде в Нью-Йорке. Как ты думаешь, что нам нужно делать?

— Дерьмо, я не… Что они нашли?

— Один из браслетов.

— Только один?

— Это все, о чем они рассказали. Они…

— Что они еще сказали?

— Больше ничего. Они не знают, кто заложил его, но…

— Но парень, которому принадлежит ломбард! Он, должно быть, что-то рассказал.

— Клэй, если ты дашь мне досказать… Он сказал, что это был молодой человек со светлыми волосами в темных очках, ничего необычного.

— Но квитанция! Они всегда выписывают квитанции! Полиция должна была видеть ее.

— Она была подписана Беном Франклином. С фальшивым адресом.

— И это все, что у них есть? Больше ничего?

— Ты даже не удивился имени?