Затем наступила долгая тишина. Лора в изумлении поглядывала на Поля, вспоминая увлеченность, звучащую в его голосе. За все то время, что знала его, она никогда не замечала жившую в нем страсть к творчеству. Оуэну это понравилось бы, пришло ей в голову. Он сказал бы: «Я был прав, считая, что этому мальчишке лишь требуется некоторое время».

Но потом в ней опять всплыли последние слова Поля, они как бы повисли в воздухе между ними. Казалось, что они не смогут оторваться от своего прошлого, независимо от темы разговора, оно продолжает их опутывать.

— Расскажи мне о своих отелях, — произнес он наконец, — как ты приобрела их?

— Деньгами других.

— Один из первых уроков Оуэна, — Поль улыбнулся. — Тебе это нравится?

— Быть в долгах?

Он усмехнулся:

— Владеть отелями. Управлять ими. Теперь их улыбки встретились.

Лора быстро отвела взгляд, потом снова повернулась лицом к нему. Теперь оно было спокойно.

— Мне это очень нравится. Будто у тебя четыре прекрасных дома, по правде говоря, они еще не настолько прекрасны, но очень скоро такими станут.

— Ты их все модернизируешь?

— Мне не остается ничего другого. В них нечего сохранять, кроме фасада и чудесных вестибюлей. Пожалуй, еще коридоры: они существенно шире, чем те, которые строят теперь. Все остальное… У Оуэна были задумки, ты ведь знаешь. Целые годы мы работали над ними.

— Я знаю, — тихо ответил Поль.

— Они великолепны. Я немножечко их расширила. — Она усмехнулась: — Иногда значительно, но я полностью увлечена волнением от этих забот.

— Сейчас расширяешься?

Она рассказывала ему об отелях, о том, что она пытается сделать их, насколько это возможно, похожими на собственные дома, а потом стала рассказывать о людях, нанятых ею на работу, о тех, с кем она вместе работает. И было совсем неважно, что он принадлежит к семье Сэлинджеров и частью те, с кем она собирается управлять отелями, тоже принадлежали этой семье.

— Тебе нравится Нью-Йорк? — опять задал вопрос Поль.

— Я думаю, он мне нравится. Он уже почти полностью изменил меня. — Она снова улыбнулась. — Я стала быстрее говорить, стала быстрее двигаться, я даже стала быстрее дышать. Часто я прохожу вниз по улице, обгоняя людей, особенно во второй половине дня, во время ленча, когда почти все выходят на улицу, и частенько ловлю себя на мысли, что если что-то не происходит в Нью-Йорке, то это не происходит нигде. Тогда я ищу причину на пару деньков отправиться в Чикаго. У меня нет никакой возможности выяснить, нравится ли мне это или нет. Я не могу выкроить время задуматься над этим. Ты же знаешь, я выросла здесь, — при этих словах в ее голосе прозвучал вызов и пренебрежение, но он, казалось, не заметил этого, — а теперь все кажется настолько незнакомым, как будто я вовсе и не бывала здесь раньше. Когда-нибудь я найду время, чтобы ознакомиться с этим местом, но сейчас большую часть времени приходится проводить на работе.

— И это все, чего ты так хотела? Когда Оуэн обучал тебя гостиничному бизнесу, когда тебе хотелось быть владельцем хотя бы одного отеля, ведь это все, на что ты надеялась?

— Много больше. В этом есть что-то особенное, Поль. Чувство, что это твои собственные дома, в которых двери всегда открыты, и возможность замечать, что людям они нравятся. Знать, что я могу сделать их счастливыми и им будет очень уютно, дать им то, что им нравится, и то, что они запомнят. А потом, когда я вижу, что они возвращаются потому что помнят меня, потому что им хочется вернуться, я испытываю огромное наслаждение.

И смутившись, она схватилась рукой за лицо:

— Мне кажется, нам следует вернуться.

— Тебя ждут?

— Нет, — потом, не захотев, чтобы он узнал, насколько она одинока, она добавила: — Не этим вечером. У меня есть человек, с которым мы проводим массу времени, но на этой неделе он уехал из города… Но ведь твоя жена начнет интересоваться, где ты.

— Скорее всего, она не хватится меня до тех пор, пока не наступит время садиться обедать.

Лора внимательно посмотрела на него, ее лицо было бесстрастным.

— Чем занимается твоя жена?

— Она фотомодель. В основном работает в журналах. Она очень хороша.

— Тогда, возможно, я видела ее, не зная, кто она такая. Все это кажется таким странным. У вас есть дети?

— Нет. Эмилия не хочет… — Он на время замолчал, с неохотой показывая, будто жалуется. — Она полностью отдается своей карьере. Я думаю, это была неплохая идея. Лора, есть несколько вещей, которые я хотел бы сказать тебе…

— Расскажи поподробнее о своих фильмах, — попросила она. — Ты работаешь с кем-нибудь?

— Мой партнер Ларри Голд.

— Голд? Ты ведь знаешь его с колледжа?

— Да, как странно, что ты это помнишь.

Лора покачала головой. У нее не было никакого желания показать ему, что она помнит все, что было у них в прошлом.

— Расскажи мне о нем.

— Он делает коммерческие передачи на телевидении, но мы организовали отдельную компанию для документальных фильмов. — И он рассказал ей абсолютно все, начиная с того дня, когда он первый раз поговорил с Ларри о том, что хочет оставить фотографию, о провале их первого фильма и потом об идее создания фильма о Бритте Фарлее. — Он изумительно подходит для моей задумки — показать тайное лицо, скрывающееся за всем известным, или спрятанную сцену, находящуюся за той, которую видит каждый. — Он легко отвечал на задаваемые Лорой вопросы, и полностью поглощенные друг другом, они медленно сближались.

— А Лос-Анджелес? — продолжала спрашивать она. — Тебе там нравится?

— Не знаю, я чувствую то же самое, что и ты в Нью-Йорке: у меня совсем нет времени задуматься об этом. Это прекрасно и отвратительно, и все находится в этом промежутке. Это волнующе и следовало бы уделить этому внимание, но я не делаю этого из-за того, что слишком занят, а Эмилии это неинтересно. Я много думал о том, как мы вместе…

Наступила пауза. Он совсем не имел ничего в виду. Но он все-таки произнес это, и она сдалась.

— Вряд ли это можно назвать справедливым, не так ли? Или это нормально, что ты кружишься вокруг, подобно вору и счастливому охотнику, когда ты так благополучно женат?

— К черту это! — воскликнул он. — Когда мы садились на этот диван, я уже сказал, что очень виноват перед тобой…

— Но ты не сказал, что был не прав.

— Я не знаю, был ли не прав. Ты сказала мне…

— Тогда за что же ты извиняешься? К черту все это, если и ты и вся твоя семья не можете признать, что были не правы.

— Ты сама сказала, что Феликс прав! Или ты этого не помнишь? Я спросил, правда ли эго, и ты подтвердила. Я этою не забыл, и это было бы очень удобно, если…

— Я тоже не забыла, — ее голос был ледяным. — Но ты не хотел выяснить, что все это значило. Даже сейчас, когда ты сказал, что хочешь найти незнакомое лицо за общепризнанным и спрятанную сцену за… А не напоминает ли это тебе спрятанную историю? Или это не важно, если все происходит со знакомыми тебе людьми? Ты даже не мог предположить, что это было очень важно для меня, ты поверил Феликсу с его историей и помог своей семье вышвырнуть меня. Вышвырнуть меня из моего собственного дома!

Притихнув, Поль напряженно смотрел сквозь пустой зал.

— Ты права, я не пытался. — Он усмехнулся. — Мое эго было задето. Я подумал, что меня любят больше за мой успех, чем за меня самого.

— Ты не мог поверить в это. Особенно после того, что между нами было.

— Я не хотел верить в это. Но ты не дала мне повода поверить во что-нибудь еще.

— Тебе было недостаточно моей любви, ведь целых два года я принадлежала только тебе. Сколько раз мне нужно было доказывать тебе это?

— Только один раз, — холодно произнес он. — Но ты была слишком самонадеянна. Вы пришли ограбить нас и Бог знает что еще, но нам следовало бы сказать, что это не важно, ничего не было важным, кроме Лоры Фэрчайлд, утверждающей, что любит нас. Тебе не пришло в голову самой рассказать нам обо всем, а не ждать, пока мы принудим тебя к этому. Долгое время ты была вместе с нами, моя семья полюбила и приютила тебя, дала тебе образование, дом, дружбу… и я подарил тебе свою любовь. Но ты не доверяла и мне…

— И правильно делала. Я больше не могу доверять тебе.

— Ты этого не знаешь. Ты просто ушла, даже не попыталась прояснить ситуацию, помочь нам, когда мы чувствовали, что преданы и полностью запутались.

— Я была единственной обвиненной, — сердито проговорила Лора. — Ты не сможешь заставить твою семью выглядеть жертвами!

— В известной степени мы были такими же обвиненными, как и ты. Тебя обвинили в чем-то, ну и что? Множество людей обвиняют в разных вещах, и множество из них пытаются снять с себя обвинение, но не Лора Фэрчайлд! Почему? Ты слишком хороша для этого? Мы были должны поверить тебе на слово и никогда не сомневаться в твоих словах, потому что ты — это ты? Других причин не было? Я любил тебя! Неужели даже я не заслужил никакого объяснения?

— Ты имеешь в виду, что имел на это право?

— Все мы, включая тебя, имели право понять, что происходит с нами.

— И это было более важным, нежели доверие? Если вы не доверяли мне, какую пользу принесли бы мои оправдания? Ты до сих пор не доверяешь мне, и ты все еще не веришь, что твоя семья поступила несправедливо со мной.

— Это моя семья, Лора, и я не могу назвать их всех лжецами.

— Ты ведь назвал меня так, хотя я должна была стать твоей женой. Наступила пауза.

— Я мог бы поверить, если бы мне ты сказала, что я не прав.

— Доверие, — с яростью проговорила Лора, — помнишь, доверие? Я совсем не ожидала от своего будущего мужа, что… — но внезапно она прервала свои слова. — Теперь это совсем неважно. Это было слишком давно, да и что это может изменить теперь? У каждого из нас теперь своя собственная жизнь. Почему бы нам не оставить прошлое в покое?

Она встала:

— Я ухожу.

— Нет, подожди минуту. Лора, я виноват. Я совсем не имел это в виду. Нам следовало бы больше доверять друг другу, и тебе нужно было доверять мне так же, как я тебе. Может быть, мы были слишком молоды. Но теперь это не имеет значения, это не помешает нам поговорить и узнать, что мы чувствуем друг к другу.

— Я совсем не хочу этого знать. Это не приведет ни к чему хорошему. Мне никогда не удастся освободиться от прошлого, и кроме того, ты уже женат, а у меня слишком много работы. Теперь у меня своя собственная жизнь, у меня есть брат, мужчина, который хочет жениться на мне. У меня тоже есть семья!

Она сжала губы. Ее голос срывался, и вся она дрожала. Поль стоял напротив нее, и она почувствовала, как ее притягивает к нему, чувствовала, как его руки обнимали ее, чувствовала прикосновение его губ к своим, помнила эти черные глаза, которые так волновали ее и заставляли чувствовать себя в полной безопасности. Ложь! Глупость! Она ни с кем не чувствовала себя спокойной, кроме собственных достижений. Но чувства здесь не важны, она вполне научилась управлять ими. Она вдруг устыдилась своей слабости, ведь она полностью контролировала и себя и собственную жизнь, к тому же это был единственный способ отделаться от прошлого. Ведь она начала так успешно, хотя ей и потребовалось немного больше времени, чем она предполагала.

Она взмахнула рукой.

— Прощай, — произнесла Лора, но при этом услышала лишь слабое дрожание голоса. — Удачи тебе с твоим фильмом о Бритте и во всем, что ты будешь делать.

Поль взял ее за руку. Он совсем не был уверен, что захочет освободиться от прошлого. Все это походило на гигантский розыгрыш. Между ними стояло их прошлое, и хотя это было время, проведенное вместе, ему совсем не хотелось забывать его.

— Хорошая моя, — начал он было, но потом остановился. Ему хотелось сказать, что они вместе должны отыскать, что их связывает, но слова не находились Он не понимал ее, он не понимал ни той молоденькой девушки, ни этой женщины, которой она стала. Он не видел пути возвращения к ней. И из-за того, что он женат на Эмилии, он никогда не попросит ее дружбы, чтобы убедиться, могут ли они доверять друг другу. Но даже если он все-таки наберется нахальства попросить ее, то она не согласится. Но несмотря на все его чувства к Лоре, он не может уйти от Эмилии. Он женат на ней, он взял ее в свою жизнь и не может порвать с ней из-за того, что ему показалось, будто его любовь где-то в прошлом, или же просто быть пойманным воспоминаниями, испытывать чувство вины и страстно желать возврата того времени, когда он был много моложе.

Лора наблюдала за ним, задумчиво улыбаясь.

— Ничего не оказалось проще, чем нам казалось.

На какое-то мгновение Поль также ощутил гармонию их мыслей, припоминая, какую радость он всегда получал от этою. Их улыбки встретились.

— Эго могло быть, если бы мы узнали, чего хотим, и полностью нацелились на это.

— Теперь это неважно, — мягким голосом произнесла Лора. — Уже слишком поздно. — И еще до того, как смогла сдержать себя, она непроизвольно все ближе и ближе придвигалась к нему. Она совсем не думала, что он может обнять ее, но догадывалась, что все-таки он хочет ее. И все же Лора оставила между ними пространство. Рукой она дотронулась до его лица. Внутри ее все болело, и она уже не могла сдерживать слезы, выступавшие от осознания наступившей пустоты, после того как они снова потеряли друг друга. Она гладила морщинки на ею лице, выступающие скулы, чувствовала гладкость его кожи, ее теплоту, согревающую ее пальцы, и его топкие волосы с незамеченными ранее проблесками седины. Она снова вспомнила все — любовь моя, любовь моя, — как будто могла превратить его в часть себя, держать внутри себя, подобно невидимке. Они долго стояли в пустом зале для танцев напротив друг друга, подобно собравшейся вальсировать паре.

— Мне не стоит видеться с тобой внизу, я собираюсь уехать домой. Снова видеть тебя мне не хочется.

Он почувствовал, как его тело потянулось пойти за ней, захотелось поцеловать ее и, крепко обняв, сказать, что теперь важно лишь то, что они вместе. Грусть, которую излучали ее глаза, полностью затмила его мир, ему хотелось принести им радость, заставить их смеяться, но слишком много стояло между ними. Он с усилием заставил себя сдержаться.

— Прости меня, — произнес он и изобразил жест полной безнадежности. — Из-за всего этого происшедшего мне хочется сказать, что этот мир очень тоскливый. И мне кажется, что со всем, что стоит между нами, ничего нельзя поделать.

В полном молчании Лора простояла долгое время и потом встряхнула головой, как будто попыталась отмахнуться от этих слов.

— Прощай, — сказала она, повернулась к нему спиной и пошла к двери,

— Только скажи мне, если ты чувствуешь то же, — проговорил он. — У меня совсем нет права спрашивать тебя об этом, но скажи только «да» или «нет».

Она медленно повернулась и посмотрела на него через пустой зал, где гуляло эхо звучавшего здесь смеха и голоса. Ее руки потянулись к нему.

— Я люблю тебя всем сердцем, — произнесла она и, быстро повернувшись, исчезла.