— Только одного?

Она повернулась к нему лицом:

— А вы знаете больше?

— Сотни, а может быть, тысячи. По-своему это совершенно обычные люди. Я им не удивляюсь.

— А я удивляюсь.

— Это одна из причин, почему мне хочется бывать с вами чаще.

— А другие причины? — спросила она после короткой паузы.

— Мне нравятся приключения, которые вы предлагаете вашим постояльцам.

Они одновременно рассмеялись, и Лора задумчиво заметила:

— Интересно, наша затея сработает?

— Я уверен, что у вас сработает любая ваша затея, — тихо ответил он. Он повернул руль и завел катер в небольшую бухточку.

— Пора обедать. А вы сможете рассказать мне о Кейп-Коде и о том времени, когда у вас впервые появился пылесос.

Всю осень — когда трансформатор был давным-давно починен, а гости снова появлялись к ужину в шелках и черных галстуках, вспоминая тот необыкновенный вечер под луной, когда омары казались, как никогда, вкусными, а история, рассказанная Эриком Пикардом, заставила их холодеть от страха, несмотря на тепло от походных костров, — каждый раз, если Карриер не был в Европе, все выходные он проводил с Лорой. Они катались на лошадях, играли в теннис, катались на лодке по озеру, плавали в открытом бассейне и исследовали соседние небольшие городки. Они беседовали о Европе, которую хорошо знал Карриер, о его мире финансов, его друзьях и бывших женах. Они говорили иногда немного и о самой Лоре, но она всегда чувствовала неловкость, когда он начинал расспрашивать ее, и после нескольких попыток он понял, что лучше дать ей время, чтобы она сама захотела довериться ему. Это не значило, однако, что он сдался, просто он решил не торопить события и сбавить обороты. После их первой совместной поездки на озеро, когда он спросил ее о Кейп-Коде и она инстинктивно ушла в себя, он понял, насколько она была скрытной. Но скрытничала она по инерции. Он пришел к выводу, что она не любила говорить о себе, скорее всего, в силу давнишней привычки.

Но по мере того как дни становились короче и прохладней и они проводили все больше времени в помещении, около камина, она постепенно начала немного рассказывать ему о своей жизни. Она описывала колледж, передразнивая своих преподавателей, как однажды копировала Жюля ле Клера для Поля, рассказывала о том, что подрабатывала помощником управляющею в «Бостон Сэлинджер», а также, что была компаньоном престарелого вдовца.

— А потом мы с Клэем приехали сюда, — закончила она свой рассказ, когда они сидели в углу в «Джейз Лэндинг». Это была маленькая таверна, с обитыми кожей стульями, газовыми рожками, свисающими с балок низкого потолка, и с репродукциями битв войны за независимость на стенах. В этот ноябрьский выходной день они были единственными посетителями.

— Келли и Джон предложили нам работу, кроме того, это была прекрасная возможность научиться гостиничному делу. Я уже здесь целый год. Чем только я не занималась, например, встречала посетителей в ресторане или могла управлять всем отелем, когда мне удавалось убедить Келли, чтобы она убедила Джона, что все в отеле будет нормально, если они уедут куда-нибудь в отпуск.

Карриер не спускал с нее глаз.

— А пожилой вдовец?..

— Он был моим другом, — отрывисто сказала она, удивившись, почему он заинтересовался Оуэном. Видимо, заметил что-то в ее лице или голосе… Внезапно она почувствовала отвращение ко лжи, которая практически стала ее второй натурой. «Мне осточертело каждый раз пробираться через тминные поля собственной лжи — а Карриер такой проницательный, — думала она. — Наверняка ничто не может его ни шокировать, ни возмутить». И она чуть не рассказала ему все. Но нужных слов не нашлось; привычка скрывать свое прошлое оказалась слишком сильной.

— Он умер, и мне… очень его не хватает. Я работала у него и на кухне с чудесной женщиной по имени Роза…

Голос у нее дрогнул, и она быстро сделала глоток вина.

— Я научилась у нее готовить. А вы умеете готовить? Я почему-то не могу представить вас на кухне.

— У меня шесть поваров, по одному в каждом из моих домов, но я могу сделать себе гамбургер. Я как-нибудь и вам его приготовлю, когда вы приедете ко мне в гости в Нью-Йорк.

— С удовольствием.

Он взглянул на нее:

— А когда вы собираетесь в Нью-Йорк?

— Не скоро, но как-нибудь приеду. А что еще, кроме гамбургеров, вы умеете готовить?

— Мартини. Поедем в Нью-Йорк со мной?

— Не сейчас, — просто ответила она. — Но я обещаю съесть гамбургеры на вашей кухне, когда приеду. А я приготовлю десерт. Что вам нравится?

— Сладкий пирог — татин.

— Я плохо умею делать сладкий пирог татин.

Они улыбнулись друг другу, и всю следующую неделю он не переставал удивляться себе, сидя на собраниях и летая по стране, как часто он вспоминал ее улыбку и слышал ее голос с обещанием приехать в Нью-Йорк. Он все еще помнил это, когда снова вернулся в «Дарнтон» в следующую пятницу.

— Уже заканчиваете?

— Почти. Вы приехали на все выходные?

— Только на один день. Мне очень жаль, но завтра я должен быть в Нью-Йорке.

— Мне тоже жаль.

Она продолжала подписывать письма и вкладывать их в конверты.

— Готово. Давайте выпьем с вами что-нибудь на террасе. Сегодня такой теплый день. Не скажешь, что на улице ноябрь, правда?

Погода действительно была теплой, но Лора, как всегда, была холодна Карриер почувствовал внезапный приступ гнева: неужели она не видит, на что он ради нее идет — бросает все дела и по десять раз в месяц приезжает сюда? И что имеет за это? Миленькую фразочку: «Мне тоже жаль». «К черту, — думал он, когда они сели на мягкий диван на террасе. — Она не нужна мне. Она не единственная женщина на свете».

— Лора, — вслух сказал он. — Я хочу, чтобы вы вышли за меня замуж.

Молчание было внезапным и долгим. Солнце уже село, и небо вокруг них было огненно-красным с островками серо-фиолетовых облаков.

— Как вы можете жениться на ком-то, с кем вы даже не спали? — весело спросила она, потом быстро добавила: — Извините меня, Уэс, я сказала глупость. Мне очень стыдно. Просто вы застали меня врасплох.

— И вы сказали первое, что пришло вам в голову.

— Извините меня за мою грубость.

— Но вы не были грубы, я понимаю вас. Я действительно застал вас врасплох, поэтому я тоже приношу свои извинения. Что касается того, что я не спал с вами…

— Пожалуйста, я уже сказала, что мне стыдно за эти слова. Не это важно.

— Это очень важно, во всяком случае для меня, я давно мечтаю лечь с вами в постель. Но я очень терпеливый человек, Лора, и я всегда добиваюсь того, что хочу. И я не волнуюсь. А вы? Очень скоро, как только вы справитесь со своим злым демоном, вы захотите от меня не только дружбы и моего присутствия на конференциях, а…

— Это нечестно. — Ее лицо покрылось румянцем.

— Да, вы правы. И я приношу свои извинения.

Он взял ее лицо обеими руками и легко поцеловал в губы.

— Это самое дурацкое предложение на свете. Мы только и делаем, что извиняемся. Лора! Я хочу жениться на вас и заботиться о вас. Я хочу, чтобы вы никогда не выглядели как тогда, когда рассказывали мне о старике, о котором вы заботились, учась в колледже, о том, который умер…

— А как я выглядела?

— Убитой горем, — лаконично ответил он. — Не долго, у вас необыкновенное присутствие духа — но я хочу, чтобы вы никогда больше не грустили. Вы заслуживаете счастья, роскоши и жизни, в которой нет места для тревог, и я могу дать вам такую жизнь. Я могу дать вам все. И я хотел бы, чтобы вы были всегда рядом со мной, куда бы я ни поехал. Я даже собираюсь попросить вас помогать мне немного в работе. Вы очень обязательный человек, и вы отвечаете за то, что обещаете и не обещаете сделать. В семейной жизни это может мешать, но в бизнесе это бесценное качество.

Она улыбнулась:

— Вы хотите сказать, что готовы терпеть неудобства в семейной жизни, если будет процветать бизнес?

— Это неправда. — Он заглянул ей в глаза. — Вы не должны быть со мной всегда такой настороженной. Если мы любим друг друга…

— Любовь, — повторила Лора. — Разве о ней шла речь?

Он рассмеялся:

— Да, конечно, я должен был начать именно с этого, а не оставлять под конец. Но я не уверен, что моя любовь не вызовет у вас подозрений. Три раза она заканчивалась разводом. Я думал, что вы предпочтете простое предложение руки, без потока слов, которые настолько избиты, что никто их не воспринимает всерьез.

Лора на мгновение положила голову ему на плечо:

— Девушкам иногда нравятся потоки слов, даже если они вынуждены ответить «нет». Он замешкался только на секунду:

— Тогда вы услышите их в следующий раз.

Они помолчали. Небо потемнело и стало такого глубокого медного цвета, что трава и высокие сосны напротив отеля казались оранжевыми. Обняв рукой Лору за плечи, Карриер перебирал густые волосы у нее на затылке. «Победить злого демона, — думала она. — Конечно, я смогу это. Я уже перестала скучать по Бену. Я скучаю по нему, только когда чувствую себя одинокой, поздно ночью, и тогда я представляю, как он живет в Амстердаме, и задаю себе вопрос, вспоминает ли он меня хоть изредка. И это дело времени, чтобы забыть Поля и перестать видеть во сне Остервилл и Бостон, Ленни и Эллисон, родителей Поля, даже остальных двоюродных братьев и сестер, которые всегда были где-то рядом, оживляя воспоминания и делая их похожими на сюжет какого-то романа».

Если я наберусь терпения, скоро все станет похожим на роман, который я когда-то читала, а потом отложила в сторону. И тогда я смогу ответить на чувства Карриера, а не мучиться каждый раз, когда он целует меня.

— Тем не менее, — задумчиво сказал он, как бы продолжая разговор, — вы уже не такая беззащитная, какой были четыре месяца назад. Видимо, вы сами пытаетесь освободиться из клетки, в которую себя заточили.

Она шевельнулась:

— Что вы имеете в виду?

— Я расскажу вам одну историю. Когда мне было двадцать пять лет, через год после того, как я сделал свой первый миллион, от меня ушла жена. Я впал в безумие, которое долго не покидало меня. У меня отняли то, что составляло смысл моей жизни, что, казалось, было абсолютно моим. Единственным объяснением, которое я мог найти своему состоянию, было то, что какой-то злобный мифический зверь наказывал меня за то, что я всегда имел все, что хотел. — Он помолчал немного, затем продолжил: — Я думаю, что кто-то забрал у вас то, что было вам дорого, и с тех пор вы чувствуете себя жертвой, против которой ополчились силы природы и весь мир. Естественная реакция на это — отчаянье и непроницаемая стена вокруг себя, и никакой любви.

Она улыбнулась:

— Возможно… — Мысленно она заглянула себе в душу.

— Вы думаете, что стена — это все равно что клетка?

— Со мной было именно так. Я совсем замкнулся в своем отчаянии из-за того, что меня лишили самого ценного, и решил защитить себя, чтобы никто не смог еще раз сделать мне больно Я отгородился от всех стеной, которая стала и моей клеткой.

Наступило молчание. Продолжая обнимать Лору за плечи, Карриер чувствовал под своей рукой ее упругое тело. Он говорил спокойно, но с таким нажимом, что его слова доходили до самого ее сердца:

— Я заработал то, что имел — именно это задевало меня больше всего. Я много работал, я любил и отдавал свою любовь и заслужил то хорошее, что имел. У других было все, что они хотели, почему у меня должно быть по-другому? Я был не хуже их, а может быть, и лучше. Но самым ужасным для меня было то, что счастье у меня отняли раньше, чем я смог им насладиться. От этого я замкнулся в себе еще сильнее, как какой-нибудь генерал в осаде.

— Как же вам удалось вырваться? — спросила Лора, помолчав немного.

— Ну, это уже не самое интересное в моей истории. Я вспомнил то, что всегда знал. Жизнь очень несправедливая штука, и нам никто никогда не обещал, что она должна быть иной. Слишком много людей тратили свои жизни на поиски того, кто мог бы предложить им счастье, или красоту, или богатство взамен необходимости добиваться этого собственными силами. Я до сих пор добиваюсь этого, и я почти у цели. Я всегда добивался почти всего, чего хотел, и я получу остальное. Уверяю вас, что это так.

Последние отблески солнца исчезли с горизонта. Над сосновой рощей мелькнула первая звезда, вдоль извилистой подъездной дороги и площадки у входа вспыхнули янтарные фонари. Позади себя Лора и Карриер слышали шум голосов постояльцев отеля, собирающихся в Большом зале на коктейль, и мягкие переливы семиструнной гитары с пластинки, которую только что поставил Джон Дарнтон.

— Уэс, — задумчиво произнесла Лора, — если я попрошу вас помочь мне выкупить отель, что вы на это скажете?

Ему удалось скрыть удивление и отказ, который автоматически готов был сорваться с его губ. Он хотел жену, а не предпринимателя. Но он был терпеливым человеком и знал, какие преимущества он получит, если она будет перед ним в долгу.

— Если вы знаете, что именно хотите, то я готов. Вы имеете в виду какой-нибудь определенный отель?

— «Чикаго Сэлинджер», — ответила она.

Ноги Мирны обвивали бедра Клэя, сильными толчками входившего и выходившего из нее. Он слышал ее нежные стоны, которые означали, что она кончала, и через мгновение кончил сам. Бурная волна чувств обрушилась на него лавиной, прорвавшись через взорванные шлюзы. Он ничего не видел и не слышал в этот восхитительный момент, когда каждая клеточка его тела расслабилась, и он испытывал совершенное блаженство. Он слышал голос Мирны, шептавший ему: «Как хорошо, Клэй! Ты чудесный любовник!» Он открыл глаза, все еще чувствуя дрожь, пробегавшую по его телу, и теплую влажность внутри нее. Он лежал на ее удивительно мягком теле, и ему хотелось оставаться в ней как можно дольше. Повернувшись, он натянул на себя простыню. Ему неожиданно стало холодно в этот ночной час.

— Чудесный любовник! — еще раз шепнула Мирна, повернув к нему свое лицо и языком лаская его ухо. — Мой восхитительный любовник…

От этой ласки маленькие искорки пробежали по его телу. Ее руки сжали его бедра, и он почувствовал, как ее ногти вонзились в его тело. Он снова стал твердым внутри нее и вновь начал движение. Они снова объединились в ритме, который мог длиться, как ему казалось, бесконечно.

Конечно, он никогда не говорил вслух таких вещей; ни сейчас, ни позже, когда он, вконец обессиленный, был совершенно уверен, что не сможет больше ничего сделать, даже если найдет в себе силы подумать об этом. Мирна не казалась усталой, она никогда не уставала — ни когда давала уроки тенниса на корте «Дарнтона», ни плавая в бассейне или бегая за покупками целыми днями, чтобы купить подарки для своей семьи где-то в Небраске, ни когда занималась всю ночь любовью в своем маленьком доме, который снимала. «Сумасшедшая женщина, — думал он, — и я схожу от нее с ума, но иногда она меня пугает до смерти».

Он знал, что каждый раз около трех часов ночи наступали самые опасные минуты, когда он, изнуренный после любовных утех, лежал в постели. Именно тогда его начинали обуревать чувства благодарности и покоя. И как всегда, он должен был вспоминать об осторожности, чтобы не сделать ей предложения выйти за него замуж или просто жить вместе с ним, хотя он не мог не понимать, что тогда ему не нужно было бы о ней волноваться и она уже точно была только его, и ничьей больше.

«Позже, позже, позже», — думал он, но в то же время часть его мозга, прислушиваясь к удовлетворенному дыханию его тела, нашептывала, что он должен держаться за нее и увериться наконец в том, что она никуда не уйдет. Раздираемый противоречащими друг другу мыслями, он засыпал.

Мирне Эпплбай было двадцать семь лет, и она работала инструктором по теннису уже лет десять. Она ничего не имела против того, что Клэю было двадцать три года; он был выше ее ростом, блондин, красивый, с аккуратными усиками и мальчишескими манерами, которые позволяли ей надеяться, что она сумеет превратить его в такого человека, каким бы хотела его видеть. Она уже почти отчаялась найти такого.

Дело было в том, что многие мужчины избегали ее. Они называли ее смелой, будучи в хорошем расположении духа, и агрессивной — в плохом. Но Клэю нравилось, когда она начинала им командовать. Сначала она решила, что он — мягкотелый ребенок и в таком случае он совершенно был ей не нужен, но потом она поняла, что он настолько привык к тому, что решения всегда принимала его сестра, что посчитал совершенно естественным, когда Мирна повела себя так же.

«Вероятно, он давно искал такую женщину, как я», — размышляла она, заводя будильник и ложась спать рядом с ним.

Мирна разбудила его в пять часов утра, чтобы он смог успеть на работу вовремя. «Если бы не я, он наверняка потерял бы свою работу, — думала она, — и продолжал бы скитаться по свету, работая шофером или клерком в гостиницах. И куда бы это его завело?» Она не имела представления, что он будет делать без нее, тем более что Лора работала по восемьдесят часов в неделю, а остальное время проводила с Уэсом Карриером. У Клэя не было никого, кроме Мирны.

— Вставай и улыбнись мне, дорогой! Я приготовлю тебе завтрак. — Мирна погладила его длинную мальчишескую спину и почувствовала к нему необыкновенную нежность. Мужчины были такими беззащитными, если хорошенько подумать; иногда их трудно было выносить из-за того, что требовалось постоянно готовить, стирать, покупать им носки, а они не умели даже нормально сесть за стол и поесть. — Тебе нужен завтрак, а не просто кофе, — сказала она решительно. Пригладив руками свои прямые черные волосы, она накинула на себя кимоно и спустилась вниз на кухню.

— Что мы будем делать сегодня вечером? — спросила она, когда он уселся за стол и взялся за яичницу и тосты. — Новый фильм идет в…

— Сегодня я не смогу с тобой встретиться, — перебил он ее. — Мы сможем сходить в кино завтра, если хочешь.

Едва заметная тревога появилась в ее серых глазах.

— Я думала, мы давно договорились сходить в кино сегодня вечером.

— Я что-то не помню. — Он испуганно взглянул на нее. — Правда? Я уверен, что нет. В любом случае сейчас это не имеет значения. Этот фильм будет идти и завтра.

Он доел яйца.

— Потрясающий завтрак, малышка.

— А что ты будешь делать вечером?

— Играть в покер. Может, повяжешь мне ленту на руку, чтобы мне повезло?

— Рыцари делали это, отправляясь на войну.

— Молодец. Не думал, что ты знаешь это.

— Ты тоже собрался воевать?

— Кто знает? Это хорошие парни. Может быть, я смогу выиграть большие деньги.

— А Лора знает, что ты собираешься играть? — Его лицо напряглось, и она поняла, что допустила промах. — Вообще-то это не имеет значения, — торопливо добавила она, стараясь говорить естественно. — Развлекись и купи мне что-нибудь красивое, если выиграешь.

— Спасибо, малышка. Скоро увидимся.

Уходя, он поцеловал ее в щеку, и минутой позже, выезжая с ее подъездной дороги, он прочел молитву в благодарность Богу за то, что не поддался искушению прошлой ночью. Он не был готов к тому, чтобы связать себя обязательствами. Его вполне устраивало его теперешнее положение, он был счастлив и доволен собой. Ему немного не хватало тех волнующих ощущений, которые он испытывал воруя: он карабкался по стенам, крался, как тень, по чужим домам, как будто жизнь других людей хоть немного зависела от него. Он скучал даже по мелким кражам в метро, куда они ходили с Лорой. Но он перестал баловаться этим уже очень давно — не тогда, когда Лора покончила с этим, но очень скоро после этого. Ему тогда показалось, что пропал весь интерес, как только она перестала в этом участвовать. Особенно когда она начала говорить такие вещи, которые заставляли его чувствовать себя маленьким, способным на что-то большее, чем обкрадывать людей, которые не могли дать сдачи. Или чем выкрасть бумажник у какого-то болвана, который даже не знает, что нужно держать свой бумажник во внутреннем кармане пиджака, когда садишься в метро.

— Подумаешь, — твердила она саркастически. — Герой какой нашелся! — Через некоторое время до него дошло, что ему действительно незачем заниматься такими мелочами. Сестра была права, он создан для нечто большего.

Конечно, к тому времени он начал зарабатывать деньги, сначала в «Филадельфии», а потом в «Дарнтоне». И дела «Дарнтона» пошли гораздо лучше, чем он ожидал. Он скучал по Нью-Йорку и очень скоро все-таки туда отправится, но и здесь неплохо проводил время. Он возил людей по городу в шикарных автомобилях, помогал им расплачиваться за отель, он жил вместе с Лорой в большой квартире, хотя последнее время редко там бывал: у него была Мирна, он встречался с ней, когда хотел; а недавно, около двух месяцев назад, он узнал, что в Джейз Лэндинг и близлежащих городках играют в покер ночью. Игру организовывали шоферы, швейцары и повара для богатых бездельников из Нью-Йорка, у которых в Адирондаке свои виллы. Приличные ребята, большинство старше, чем он, но готовые дать ему возможность сыграть, когда он хочет. Они относились к нему с уважением, он чувствовал это. Ведь он, можно сказать, тоже был шофером.

Единственной заминкой было то, что их зарплата была в два, а то и в три раза выше его и они играли с высокими ставками. «Но черт возьми, — думал он, проезжая по дамбе на остров, — когда я научусь играть, как они, и все начнет получаться, тогда они увидят, на что я способен. Потому что я все просчитал: Клэй Фэрчайлд должен сорвать большой куш».

В клубе авиалиний «О’Хара» Карриер нашел свободное кресло в уголке, пододвинул к себе телефон и набрал номер Лоры в «Дарнтоне».

— Я скучаю по вас. Вчера вечером я звонил вам из Сан-Франциско, но никто не знал, где вы были.

— Я помогала Келли с Джоном разыскивать четырехлетнего ребенка, который убежал из столовой, поело того как родители сказали ему, что он не получит свой десерт. Никто не пошел за ним — я не знаю, из-за чего решили наказать — но час спустя они обнаружили, что он исчез.

— И вам стало его жалко.

— Ужасно. — Она рассмеялась. — Бедного ребенка нашли на пристани. Он плакал, потому что думал, что ему предстоит ночевать в лодке, раз родители не хотят, чтобы он вернулся.

— Потому что он без разрешения ушел из столовой?

— Потому что он не доел форель под чесночным соусом, что и послужило поводом для наказания. Почему взрослые так относятся к детям? Почему они пичкают их едой, которая им не нравится, а потом наказывают их тем, что лишают своей любви?

— Черт, если бы я знал. Неужели родители больше любят детей, которые хорошо кушают? Я не очень в этом разбираюсь. У меня нет детей. Вы наверняка принесли его на руках, а он обнимал вас за шею своими маленькими ручонками, а головку положил на плечо.

— Точно. А откуда вы знаете?

— Потому что я завидую ему.

В трубке он услышал низкий смех:

— Вы все еще в Сан-Франциско?

— В Чикаго. Я взглянул на «Сэлинджер».

— Да?

— Он в плохом состоянии, Лора.

— Мы знаем — я знаю это. Многие годы его не ремонтировали. Вы обнаружили что-нибудь еще?

— Трудно сказать, я очень бегло его осмотрел, а нам нужны точные данные. Насколько это важно для вас, я имею в виду этот отель?

— Я хочу купить именно его. Я уже видела документацию на него, Уэс. Он расположен в идеальном месте. То, что я хочу с ним сделать, организовать будет не очень трудно, а само здание довольно крепкое.

— Вы не можете этого знать, пока мы не провели инженерные исследования.

— Год назад здание было крепкое — я же сказала, что видела документацию. Нужно будет только обновить его.

— Это обойдется в миллион долларов, а может, и больше.

Наступила пауза.

— А мы думали, что такой будет цена за него.

— Если Сэлинджер еще захочет продать его. Я собираюсь послать моего сотрудника, чтобы он разузнал это.

— Уэс, пожалуйста, сделайте все, чтобы мое имя нигде не фигурировало.

— Потому что финансирую я? Дорогая, меня нисколько не смущает, что я останусь в тени; я всегда в тени, когда финансирую какой-то проект. Это — все ваше. Вся слава принадлежит вам. Все, что мне нужно, чтобы вы начали получать прибыль.

— Мне не нужно никакой славы. Я собираюсь основать корпорацию, в которую войдут несколько отелей… Она замолчала на полуслове, и Карриер нахмурился:

— Сколько отелей мы собираемся покупать?

— Пока я попросила вас помочь мне только с одним.

— Но у вас есть другие на горизонте?

— А разве у вас на горизонте ничего не появляется? По-моему, именно так вы добились того положения, которое сейчас занимаете.

— Так сколько отелей собирается иметь ваша корпорация?

— Четыре.

Они помолчали. Потом, видимо приняв какое-то решение, она сказала:

— Уэс. Я все расскажу вам, когда мы встретимся. Вы скоро вернетесь?

Он надеялся услышать, что она скучает по нему так, как он скучал по ней, но она ничего не добавила.

— Сегодня вечером я буду в Нью-Йорке. Видимо, смогу приехать к вам в пятницу к ужину. Хотя… У меня есть предложение получше. Почему бы вам самой не приехать ко мне в Нью-Йорк?

На этот раз пауза была недолгой.

— С удовольствием, — сказала она просто.

Карриер был удивлен, насколько это его взволновало, он почувствовал себя, как мальчишка, но старался, чтобы голос не выдал его волнения.

— Тогда до пятницы. Встречаемся в полшестого в «Русской чайной». Сообщите моему секретарю номер вашего рейса, и он пошлет за вами моего шофера, который отвезет вас в мою квартиру, а потом в «Чайную». Если вы не сможете позвонить…

— Уэс! — перебила она его. Он почувствовал, что она улыбается. — Я найду дорогу. До встречи.

— До пятницы, — сказал он.

— До пятницы, — эхом отозвалась она. Повесив трубку, она судорожно вздохнула. Она должна была рискнуть. Она не могла иметь тайн от Уэса. Они собираются вместе работать, и он хочет доверить ей двадцать миллионов долларов. Он был настоящий бизнесмен. Он сам только что сказал ей, что хочет от нее одного — чтобы она делала деньги.

Но это была неправда. Он ждал от нее значительно большего. Но она была согласна даже на это, потому что ей было интересно с Уэсом Карриером. Он всегда был в центре самых важных событий и принимал участие в том, чтобы эти события совершались на международном уровне. Все это подогревало ее интерес к нему и к чувствам, которые он испытывал к ней. «Может быть, я уже созрела для этого приключения? — думала она. — И для человека, который считает мошенника честным человеком. Может быть, пришло время честно все рассказать ему?».

Но сейчас она разволновалась по другой причине, и она знала, по какой. Она уже знала это, когда услышала, что Карриер заговорил о «Чикаго Сэлинджер» Несмотря на все перечисленные им недостатки, он уже решил, что купит его. Иначе он не стал бы заводить разговор о том, что надо провести обследование дома, тем более, если бы считал, что это выброшенные деньги, или что идея приобретения «Чикаго Сэлинджер» была глупой, или что она не сможет справиться с этим. Он отнесся к делу серьезно, а это означало только одно — значит, это должно было случиться.

«Оуэн, — сказала она про себя. — Мы скоро снова получим твой отель».

Шел сильный октябрьский дождь, когда такси остановилось напротив Сан-Джеймс Тауэр, поэтому Лора не успела ничего заметить, кроме неясного очертания здания, прежде чем швейцар быстро впустил ее в подъезд, а потом в лифт, который довез ее до апартаментов Карриера. Она немного опоздала, вернее, опоздал ее самолет; кроме того, они не ехали, а просто ползли от Ла Гардия, поскольку движение было таким сильным. У нее едва оставалось несколько минут, чтобы распаковать свои вещи в его спальне, привести себя в порядок в черной хромированной ванной комнате. Ей пора было выходить.

— Шофер мистера Карриера отвезет вас куда пожелаете, — сказал ей секретарь, помогая надеть плащ. — Если вы подождете здесь или в холле, ему хватит пяти минут, чтобы из гаража приехать сюда.

Она намеревалась пройтись пешком до «Русской чайной», чтобы побыть одной перед встречей с Карриером и вновь почувствовать город, который не видела почти шесть лет. Но ее опоздание и дождь, а также перспектива доехать в теплой сухой машине, где за рулем сидел кто-то другой, заставили ее изменить свое первоначальное решение.

— Я подожду здесь, — ответила она. Как только он вышел, чтобы позвонить в гараж, с откровенным любопытством она окинула взглядом квартиру. Комнаты были большими и удобными, с мягкими диванами вокруг низкого квадратного журнального столика, гибкими итальянскими напольными лампами из нержавеющей стали с черными металлическими абажурами, вращающимися вокруг своей оси. Квартира имела современный и дорогой, но какой-то нежилой вид. «Здесь не хватает немного беспорядка, — подумала она, — и несколько смятых подушек на диване. Но хороший дворецкий никогда бы не позволил этого».

Она заглянула в столовую, где двенадцать стульев окружали блестящий полированный стол, который годился скорее для конференц-зала, и наконец, в кабинет Карриера, а потом еще раз вернулась в спальню. Именно здесь она впервые почувствовала тревожное волнение. До этого момента она все время спешила и думала только о том, что самолет долго кружил над аэропортом из-за дождя, что ей нужно быстро принять душ и переодеться, чтобы не заставлять Карриера ждать. Но сейчас, разглядывая его бюро из черного дерева и ночные тумбочки около широкой кровати, покрытой белым с черным стеганым одеялом, она поежилась от предчувствий перемен в ее жизни.

В этот момент вернулся секретарь и сообщил, что машина ждет внизу. Она направилась к дверям.

Карриер был уже там, когда она приехала, и разговаривал с метрдотелем, хотя маленькое помещение перед залом было забито промокшими шумными группками людей, ожидающих, когда освободятся столики.

— Как раз вовремя, — улыбнулся он ей, когда она подошла к нему. Взяв ее за руку, он поцеловал ее в щеку. — Мы не смогли бы больше сдерживать толпу.

В мгновение ока они уже сидели в кабинке, обитой красной кожей, в зале таком же красивом, как и картины на стенах, — Вы чудесно выглядите, — сказал он, беря ее руку в свои. — Я все думал, вдруг вы передумали и не приедете.

— Мне это даже в голову не приходило, — откровенно ответила Лора. Она с интересом осматривалась вокруг, а Карриер, заказав вино и блины с икрой, ждал, когда она повернется к нему и наверняка с восхищением сообщит, что здесь шикарная обстановка, много звезд и других знаменитостей, которых она узнала, и что она очень рада оказаться в Нью-Йорке вместе с ним.