Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Жизнь замечательных людей - Сталин и заговор Тухачевского

ModernLib.Net / Биографии и мемуары / Лесков Валентин / Сталин и заговор Тухачевского - Чтение (стр. 2)
Автор: Лесков Валентин
Жанр: Биографии и мемуары
Серия: Жизнь замечательных людей

 

 


Итак, можно ли усомниться «в преданности этих людей Советской власти», зная, какие должности они занимали, какие ордена от правительства страны имели? Действительно, казалось бы, абсурдная ситуация: с одной стороны, Тухачевский имеет орден Ленина и Красного Знамени, Якир, Уборевич и Путна — по 3 (!) ордена Красного Знамени, Корк — 2, Эйдеман — 2, нет орденов лишь у Фельдмана, а с другой — все они — «враги народа». Как такое может быть?! Разве не глупость?! Не клевета?!

Увы, ордена ни о чем еще не говорят! Ими награждают в армии не за преданность, а за военные подвиги, за успешное командование доверенными войсками. Но степень успешности командования означает просто карьеру, а в ней всякий командир кровно заинтересован. Будь другая власть (царская), вся восьмерка, попав на руководящие посты, командовала бы столь же энергично и старалась отличиться. А старый режим отличал умелых и талантливых командиров, энергично продвигал их, прекрасно обеспечивал материально (деньгами, землей). Напомним, что маршал Егоров в царской армии был полковником, Корк — подполковником, Бонч-Бруевич, Свечин и др. были генералами. Точно так же многие офицеры и генералы получали ордена от царя, а потом с легкостью изменяли ему и монархии.

Еще меньше доказывают «преданность» казенные речи с трибун (достаточно вспомнить речи Хрущева с прославлениями Сталина!). Эти речи — всего лишь непременное условие карьеры, одно из «правил игры»! Поэтому совершенно нелепо и смехотворно выглядит утверждение Тухачевского о его отношении к Троцкому и троцкизму: «Я всегда, во всех случаях выступал против Троцкого, когда бывала дискуссия, точно так же выступал против правых». Это ровно ничего не значит, так как ровно ни к чему не обязывает! Ведь и Хрущев выступал с пламенными панегириками в пользу Сталина, а после смерти последнего быстро обнаружилось, что он — остервенелый антисталинец. Лицемерие Хрущева не знало никаких границ, но он, конечно, не составлял какого-то исключения.

Итак, оставим в покое нелепые разговоры о «преданности» и «настоящих большевиках-ленинцах». Посмотрим, что предлагает Б. Викторов своим читателям дальше.

ГЛАВА 3. КОМАНДУЮЩИЙ ПРИВОЛЖСКИМ ВОЕННЫМ ОКРУГОМ

Кто сеет ветер, пожнет бурю.

Пословица

Тухачевский оставил Москву и отправился в Куйбышев, главный город округа, не сразу после своего смещения с поста первого заместителя наркома (11 мая 1937). В день рокового смещения Ворошилов вызвал его к себе в кабинет, сухо объявил ему о новом назначении, велел сдать дела и выезжать немедленно. От каких-либо объяснений он категорически отказался.

То, что случилось, для маршала явилось неожиданностью, хотя чего-нибудь неприятного он ждал. По наркомату уже шли разные слухи, дискредитировавшие его. Личного общения с ним демонстративно избегали. Приказания исполнялись неохотно или под всякими предлогами саботировались. На посланное Сталину письмо с просьбой объяснить причину изменения отношения к нему — ответа не последовало. Как человек опытный в делах политики, маршал отлично понимал, что это означает.

При таких обстоятельствах, с самым мрачным лицом и в очень плохом настроении, он отправился навестить больного Гамарника. Тот находился дома, но продолжал усиленно работать с помощью своих секретарей, непрерывно доставлявших ему служебные бумаги. С ним Тухачевский наедине обсудил ситуацию, а затем отбыл к себе на подмосковную дачу. Видимо, предлогом он избрал то, что «ждет ответа от Сталина».

Конечно, там он не тратил времени впустую: ставкой являлась собственная голова! Надо было что-то предпринимать И он, ясное дело, предпринимал. Такой вывод следует даже из весьма скупого рассказа сестры. Она, как и другая сестра Тухачевского и мать, несмотря на привилегированное положение мужей, была совсем не в курсе дел брата. Зиму 1936 г. Арватова вспоминала так: «Никто (из домашних. — B.JI.) и заподозрить не мог, что над нашей жизнью собираются черные тучи». О последующем она рассказывает таким образом: «Перед отбытием (в Куйбышев. — В.Л.) маршал поехал на несколько дней на дачу в Петровское (!) — провести время с семьей. Туда мы и нагрянули вместе с мужем (Юрием Ивановичем Арватовым. — В.Л.) и Николаем Николаевичем (братом маршала. — В.Л.).

И до этого в его служебной судьбе бывали назначения и перемещения. И ни у кого из нас не вызывало сомнений очевидное. Но когда я увидела Мишу, поняла, что происходит нечто экстраординарное. Я никогда до того не видела его столь подавленным и удрученным. И обед за столом, обычно веселый и оживленный, происходил с ощущением неясного беспокойства. И самое удивительное, прежде приветливые женщины, обслуживающие маршала и его семью, были надменны и откровенно враждебны. Они тоже что-то чувствовали или знали уже о происшедших переменах. Больше я никогда не видела Мишу.

Пришла и наша черная пора (арестована 14 июля 1937 г. — В.Л.). Моего мужа, военного летчика, героя гражданской войны, обвинили в присвоении орденов и шпионаже. Меня в том, что я была связной между двумя шпионами — братом и мужем. Позднее, года через два, подобрали мне формулировочку хоть и более жесткую, но и более «правдивую». Она обозначалась ЧСИР, что расшифровывалось — член семьи изменника Родины. Иначе говоря, 58 статья».

Ясно, что после тревожного обеда (мужчины имели достаточно информации ввиду исключительной опасности положения) они уединились, отправившись на прогулку, чтобы не было подслушивания. И обсуждали ситуацию вполне откровенно. А затем Тухачевский дал им свои указания, и они тут же вернулись в город, чтобы встретиться с нужными людьми.

13 мая вдруг позвонили из секретариата Сталина. И сообщили, что генсек Михаила Николаевича все-таки примет, сегодня. Действительно, 13 мая («зловещее» число, на которое Сталин предпочитал ставить всякие неприятные вопросы) он принял опального маршала. И в разговоре обнадежил и успокоил. Перемещение маршала в округ он объяснил необходимостью замять страшный скандал: ведь его, Тухачевского, порученец — арестован НКВД вместе со «знакомой» Кузьминой, как иностранные шпионы, вина их неоспоримо доказана.

Тухачевский Сталину, понятно, не поверил. И какие-то действия продолжал предпринимать. Сомнительно, однако, что их сопровождал успех: противная сторона тоже действовала, имея большое преимущество, будучи официально признанной властью.

20 мая, перед самым отъездом, маршал зашел в Наркомат, в партбюро, заплатить партийные взносы. Он был мрачнее тучи. Сказал в разговоре, что сегодня уезжает. Некоторые верные друзья высказали желание проводить его. Он попросил, однако, проводы не устраивать. (Слишком бы напоминало проводы Троцкого в ссылку и грозило таким же скандалом, совершенно не нужным!) В тот же день Тухачевский отбыл, как частное лицо.

21 мая, в первый день работы партийной конференции Приволжского военного округа, Тухачевский прибыл в Куйбышев. Вот тут-то и начинается самое интересное.

По вполне официальным данным, еще 15 мая (когда маршал находился в Москве) был арестован его лучший друг, бывший начальник его штаба, а в то время заместитель командующего Московским военным округом Б. Фельдман. Уже 19 мая (всего через 3 дня!) он дал показания против Тухачевского, как главы заговора, и рассказал в НКВД много «интересного». Конечно, Тухачевский, при его связях, тут же об этом узнал. Следовательно, оснований к тому, чтобы быть темнее тучи, имелось с избытком!

Следственная машина, подгоняемая Ежовым, работала полным ходом. Одного за другим участников заговора, связанных с Фельдманом, Корком и другими крупными руководителями — оппозиционерами, подвергали аресту и отправляли на допросы. Заговор рушился буквально на глазах. Находить полноценную замену арестованным командирам становилось все труднее, появилось много колеблющихся, учащалось неповиновение.

Тухачевский появился на заседании конференции к вечеру 21 мая. До этого он уже успел побывать в штабе округа и там провести совещание с командирами соединений. При этом своему старому сослуживцу Я.П. Дзениту он предложил пост начальника штаба округа. Дзенита, бывшего в 1920 г. начальником разведотдела штаба Западного фронта, позже крупного штабного работника, генерал-лейтенанта, он знал очень хорошо. Тот имел крепкие антисталинские убеждения и вполне находился под влиянием своего начальника. Это явно чувствуется по его воспоминаниям. «Михаил Николаевич, — пишет он, — обладал счастливым даром: сразу находить общий язык с подчиненными, подключался к их работе и подключал их к своей».

«Судьба сводила меня с ним неоднократно. На моих глазах протекала почти вся его практическая деятельность по подготовке и осуществлению наступления войск Западного фронта весной 1920 года. В том же году осенью я выполнял боевые приказы М.Н. Тухачевского как командир 12-й стрелковой дивизии. Затем, уже после Гражданской войны, меня назначили в одно из управлений Штаба РККА, и по характеру своей новой работы мне опять очень часто приходилось встречаться с тогдашним начальником этого высокого учреждения М.Н. Тухачевским».

Дзенит вполне разделял взгляды маршала на генсека. Это видно из такой вот его реплики: «Сталин всегда с ревнивой предубежденностью относился к деятельности и мыслям Тухачевского. Михаил Николаевич не заблуждался на сей счет».

И тем не менее даже Дзенит, при очень сложной и тревожной обстановке, решил, что следует держаться осторожно. И когда в конце совещания с командирами соединений (все уже разошлись) Тухачевский вдруг предложил ему занять пост начальника штаба округа, тот, несмотря на явную лестность предложения, ответил, что «предпочел бы пока остаться на должности командира дивизии». Во время разговора вдруг раздался звонок из Москвы. Маршал взял трубку. «От моего внимания не ускользнуло, что, разговаривая с Москвой, Тухачевский становился все более мрачным. Положив трубку, он несколько минут молчал. Потом признался, что получил недобрую весть: арестован начальник Главного управления кадров Фельдман. — Какая-то грандиозная провокация! — с болью сказал Михаил Николаевич».

Дзенит, понятно, не знал, что маршалу была уже известна эта «новость»! Он знал ее еще накануне отъезда из Москвы! Но теперь имелись все основания думать, что Ежов эту «новость» сделал уже общим достоянием. Чтобы подорвать таким образом его репутацию, оттолкнуть от него людей, поставить перед необходимостью сдачи или немедленного выступления!

С совещания Тухачевский отправился на конференцию. Сохранился еще один ценный фрагмент воспоминаний, принадлежащий генерал-лейтенанту П.А. Ермолину, бывшему в 1937 г. начальником штаба корпуса, который возглавлял Ефремов (1897-1942). О первом дне конференции он рассказывает так: «Это (замена Дыбенко Тухачевским. — В.Л.) казалось странным, маловероятным. Положение Приволжского военного округа было отнюдь не таким значительным, чтобы ставить во главе его заместителя наркома, прославленного маршала.

Но вместе с тем многие командиры выражали удовлетворение. Служить под началом М.Н. Тухачевского было приятно.

На вечернем заседании Михаил Николаевич появился в президиуме конференции. Его встретили аплодисментами. Однако в зале чувствовалась какая-то настороженность. Кто-то даже выкрикнул: «Пусть объяснит, почему сняли с замнаркома!» (Ответ на реплику лицемерно опускается! — В. Л.)

Во время перерыва Тухачевский подошел ко мне. Спросил, где служу, давно ли ушел из академии. Непривычно кротко улыбнулся: «Рад, что будем работать вместе. Все-таки старые знакомые».

Чувствовалось, что Михаилу Николаевичу не по себе. Сидя неподалеку от него за столом президиума, я украдкой приглядывался к нему. Виски поседели, глаза припухли. Иногда он опускал веки, словно от режущего света. Голова опущена, пальцы непроизвольно перебирают карандаши, лежащие на столе.

Мне доводилось наблюдать Тухачевского в различных обстоятельствах. В том числе и в горькие дни варшавского отступления. Но таким я не видел его никогда. На следующее утро он опять сидел в президиуме партконференции, а на вечернем заседании должен был выступить с речью. Мы с нетерпением и интересом ждали этой речи. Но так и не дождались ее. Тухачевский больше не появился».

22 мая, пробыв в новой должности всего два дня, Тухачевский был арестован сотрудниками НКВД (или, вернее сказать, «временно задержан»).

* * *

Мы постепенно приближаемся к правде, продираясь сквозь громадные завалы умолчаний, лицемерия и самой бесстыдной лжи. В течение десятилетий их сооружали шкурно заинтересованные лица и толпы «ученых» карьеристов. Казалось бы, Тухачевский давно умер (прошло более 60 лет), можно, наконец, сказать правду, хотя бы по некоторым вопросам, если уж не по всем! Куда там! Замалчиваются факты, даты, документы, реальные политические и дружеские связи, подлинные причины личных недовольств и взаимных претензий, карьеристские поступки разных лиц, факты тайного доносительства, порожденные трусостью или желанием «свалить» конкурента. История намеренно «подчищается» и обезличивается, сводится к общим фразам, голословным заверениям и сомнительным прославлениям. Так, если говорят о Тухачевском, то его величают обязательно «человеком с твердым характером и независимостью суждений» — и, разумеется, доказательств никаких не дают. Или лицемерно именуют его «высоко образованным». А между тем отлично известно, что он имел за плечами всего лишь (!) Александровское военное училище, где учился меньше трех лет (1912-1914), вышел оттуда с уровнем знаний подпоручика, которые расширил лишь постепенно, путем самообразования и общения с теми генералами царской армии, которые перешли на сторону Советской власти. К ним, однако, никакой благодарности он не чувствовал. За период с 1920 по 1937 г. будущий маршал не удосужился даже закончить Академию им. М. Фрунзе, не говоря уже об Академии Генерального штаба! В 1920 г. он, правда, оказался переведен в Генштаб и даже «причислен к лицам с высшим военным образованием», но это было лишь весьма условно и опиралось только на сильно раздутые успехи периода Гражданской войны, да еще на личное расположение высокого начальства (Троцкого, Склянского, Фрунзе и др.).

Подобного рода лицемерные умолчания и махинации порождают к реабилитации Тухачевского глубочайшее недоверие. Ведь если бы «за кормой» все было чисто, не приходилось бы брать на вооружение такую сомнительную политику!

Известно, что когда Тухачевский приехал в Куйбышев, в связи с назначением его на пост командующего Приволжским военным округом, его предшественником там являлся П. Дыбенко (1883-1938, чл. партии с 1912), бывший матрос, председатель Центробалта, герой Октября и Гражданской войны, видный военачальник, один из его личных друзей. Естественно, они встречались и беседовали, ибо Дыбенко предстояло сдать ему дела. Известно и то, что он являлся свидетелем ареста маршала. (В лицемерных «Воспоминаниях» об этом, разумеется, умалчивается!) О чем же они тогда говорили? Что делали совместно и каждый в отдельности за время, предшествовавшее аресту Тухачевского? Ни в одной биографии или статье найти ответа нельзя. А где свидетельские показания Дыбенко, которые он давал руководству НКВД сразу после ареста маршала?! Их нет, их бесстыдно скрывают, стараясь читателей обмануть! Для прояснения того, что происходило в действительности, их следует немедленно опубликовать! Вместе с другими показаниями, которые давались в НКВД другими работниками данного округа.

А почему биографы Тухачевского избегают говорить о самом округе, его командных кадрах, о заместителе командующего, фигуре очень важной? Особенно интересно это замалчивание имени и дел последнего. Чем это заслужил он такую ненависть, такое нерасположение, что о нем и говорить не хотят?!

Но, может, все дело в том, что просто мало данных? Ничуть не бывало! Данных более чем достаточно! А фигура — одна из интереснейших, и даже исключительных по героизму!

Имя этого человека — Иван Семенович Кутяков (1897-1942). До своей гибели он был человеком исключительной известности и популярности. Последние же определялись количеством орденов и геройскими подвигами. В РККА высший орден Красного Знамени имели около 15 тысяч бойцов и командиров, два ордена — 300 человек, три — более 30, четыре — 9, 5 (!) орденов — всего два человека — Буденный и Кутяков. Следовательно, Кутяков по количеству орденов Красного Знамени опережал даже очень разрекламированных Якира и Уборевича (те имели их по 3!). Легко поэтому представить, какой он имел в армии неформальный авторитет!

Какова его биография? Кутяков родом из бедной семьи, а родился в селе Красная Речка Самарской губернии. При царской власти работал пастухом, в армию призван в 1916 г. Но в военных действиях Первой мировой войны почти не участвовал (сначала находился в качестве унтер-офицера в запасном пехотном полку в Астрахани и Царицыне, затем, как командир взвода, — на Румынском фронте).

После Февраля 1917 г., всего двадцати лет, избран председателем полкового комитета. В декабре 1917 г. участвовал в работе II Всероссийского съезда крестьянских депутатов. Исполнял обязанности командира и комиссара Туркестанского полка, председателя волостного ревкома. Затем во главе красногвардейского отряда, им сформированного (200 человек), влился в полк Чапаева, ставший вскоре дивизией. В этой дивизии стал командиром бригады и близким другом своего начальника.

В 1918 г. Кутяков получил первый орден Красного Знамени за выдающуюся храбрость и распорядительность (Уфимская операция). После гибели Чапаева командовал его дивизией до ранения. Получил почетное революционное оружие, затем второй орден (1922), потом третий (1924) В 1923 г. окончил Военную академию РККА. Последующая служба имела такие этапы: помощник командира стрелкового корпуса (1925-1926), командир стрелковой дивизии (1927), командир и комиссар стрелкового корпуса в Витебске (1928). Кончил Курсы усовершенствования высшего начсостава РККА (1931). С апреля 1931 по декабрь 1935-го — начальник корпуса Московского военного округа (МВО). С 1935 г. — член Военного совета при наркоме обороны. В августе 1935 г. присутствует на военных маневрах чехословацкой армии в составе военной делегации (возглавляет ее Шапошников). Был делегатом III съезда Советов СССР и членом его президиума, избирался членом Совета ЦИК СССР (1935), участвовал в работе II чрезвычайного съезда Мордовской республики (ноябрь 1936). В начале 1936 г. прибыл в Куйбышев, чтобы занять пост заместителя командующего округом.

Будущий маршал Г.К. Жуков знал Кутякова очень близко: по его словам, их связывала «близкая дружба». И отзывался он о нем так: «Знал я Ивана Семеновича более 20 лет и всегда восхищался им и как командиром, и как сильным и волевым человеком». Очень лестными были отзывы и других людей. Жена С. Вострецова (1883-1932, чл. партии с 1920), знаменитого героя Гражданской войны, командира корпуса, имевшего три Георгиевских креста за храбрость и четыре (!) ордена Красного Знамени, хорошо знавшая его в силу дружбы с мужем, отзывалась о нем так: «Его простота в обхождении, отсутствие рисовки, какой-либо позы (все же герой) сразу же располагали к себе. Его смех, громкий, раскатистый, какой-то открытый, делал его лицо добрым. А глаза, когда улыбались, всегда были с лукавинкой, хитринкой. Коренастая, ладно скроенная фигура говорила о физической силе, тренировке. Все эти внешние качества в нем привлекали, вызывали чувство симпатии».

Бывший командир бригады И. Занин вспоминает так: «Все бойцы дивизии, от рядового до командира, непоколебимо видели в Кутякове преданного борца за советскую власть, а командиры особенно восхищались его природными способностями — настолько он был сообразителен, находчив, с такой здравой логикой, что даже приходилось завидовать».

Очень интересную черту выделяет в характере мужа его жена К.Т. Додонова, бывшая гимназистка, работавшая во время Гражданской войны в штабе чапаевской дивизии: «Требуя честности от других, он сам был во всем честен. Его боязнь — использование служебного положения — была беспредельной, болезненной щепетильностью».

Сын же Кутякова Владимир Иванович выделяет в личности отца следующее: «Сколько я помню, он всегда чему-нибудь учился. У него уже была своя большая библиотека, а он продолжал выписывать академические издания. Книги он любил безгранично. Не меньшая страсть была у него к театру. Восхищался балетом, посещал Малый театр, но больше всего преклонялся перед оперным искусством. В Большом театре он не пропускал ни одной постановки. И всякий раз, когда я приезжал домой из Ленинграда, где учился в военно-морском училище, встречая меня, он говорил: „Сегодня ты пойдешь в театр. Я слушал эту оперу, а ты нет!“ Если я начинал возражать, он нередко принимал артистическую позу и шутливо затягивал:

О дайте, дайте мне свободу,

Я свой позор сумею искупить!

Отец любил эту арию и часто ее пел. А когда в нашем доме бывали чапаевцы, после долгих воспоминаний и серьезных разговоров, пелись песни степные, Гражданской войны, о Чапаеве. Отец как-то затихал, опускал голову, пел с болью, обняв кого-нибудь за плечи. А когда песня обрывалась, он говорил: «Вот она жизнь». Но стоило кому-нибудь затянуть маршевую, победную, он преображался неузнаваемо. Любил он и веселую удаль.

Но таких минут становилось у него все меньше и меньше: то он уезжал на учения, то спешил в издательство, то на конференцию какую-нибудь».

Кутяков был искренне предан делу социализма. И сам о себе любил говорить: «Я всего лишь солдат моей партии и моего народа». Как выходец из деревни и бывший батрак, Кутяков охотно поддерживал связь с сельским миром (брат его продолжал жить и работать в родной деревне). Он признавал значимость коллективизации. И ничуть не сомневался в большом ее значении для страны в будущем. «Колхозный строй, — говорил Кутяков в 1936 г., — создаст такой твердый, крепкий тыл в нашей стране, что мы можем выдержать не только любую продолжительную войну, но и обеспечить Красной Армии возможность победить не только отдельно взятую какую-либо капиталистическую страну на востоке или западе (Германия или Япония), но и вести продолжительную борьбу со многими государствами».

Как же, благодаря чему Кутяков погиб, почему он попал в списки военачальников, репрессированных в 30-е годы? Объяснение заключается (в самой общей форме) в близких отношениях с Тухачевским, которого он рассматривал как своего уважаемого начальника, с Эйдеманом и многими другими сторонниками опального маршала. Жена Вострецова, вспоминая события 30-х годов, в связи с подготовкой Кутяковым его военно-исторических книг (а он создал ряд книг очень интересных), пишет: «Собирались главным образом у нас в номере, куда частенько наезжал и Борис Миронович Фельдман (друг Вострецова по Дальнему Востоку, начальник штаба Ленинградского военного округа). Приезжал и Иван Федорович Федько, тоже герой (4 ордена Красного Знамени) — помощник командующего. А уж Михаил Николаевич Тухачевский, отличавшийся особым хлебосольством, собирал своих боевых друзей у себя на квартире. Обсуждения, споры порой бывали горячими, критика дружеская, но порой острая — в спорах рождалась истина». Та же жена Вострецова замечает еще (с. 106), что к мнениям Тухачевского Кутяков «всегда прислушивался с особым вниманием».

Успехи маршала в «обработке» и привлечении на его сторону людей удивления не вызывают. Он имел громкую славу, устойчивую репутацию, большой моральный авторитет, имел подход. Сестра Тухачевского Арватова так характеризует брата: «Понимал человека и обладал редким даром разговорить любого. Для него не было закрытых людей. И при всем том был Очень прост в общении».

Итак, Кутяков являлся твердым военно-политическим сторонником Тухачевского. По прошлому считал себя учеником М. Фрунзе и В. Чапаева, поскольку их дивизия входила в 4-ю армию М. Фрунзе и он поддерживал с ним тесные отношения. Поскольку Кутяков являлся старостой влиятельного чапаевского землячества, Тухачевский был очень заинтересован, чтобы привлечь его вместе со всеми соратниками на свою сторону. И это ему удалось. Уже отсюда ясно, что Кутяков пострадал не «просто так».

Но в чем конкретно заключалась его вина? На этот вопрос можно ответить с полной уверенностью: выполняя секретные указания Тухачевского, он пытался завербовать в оппозиционную организацию еще некоторых высших командиров округа, без поддержки которых выступление являлось невозможным, и подтолкнуть войска округа к военному мятежу.

Правильно ли такое утверждение? Чтобы ответить на данный вопрос, придется сначала вкратце описать сам округ и его командные кадры.

Приволжский военный округ по тем временам считался второстепенным, поскольку являлся внутренним. Значительными военными силами он не располагал. Этому способствовала и недавно проведенная военная реформа, уменьшившая его размеры. В сентябре 1937 г. в военных маневрах участвовали 24 тыс. солдат и офицеров, 105 танков, 29 самолетов, более 400 автомашин. Резерв вооруженных сил составляли войска ПВО (только в Саратове их числилось более 10 тыс. человек), милиция и пожарная охрана! Лагеря Осоавиахима за лето пропускали до 3 тыс. человек. И работа по отбору и подготовке кадров велась с большой энергией.

За все время существования до войны с Германией округ имел опытных и уважаемых командующих: Г.Д. Базилевича (1927-1931), командарма 1-го ранга Б.М. Шапошникова (1931-1932), командарма 2-го ранга И.Ф. Федько (1932-1935), давнего друга Кутякова, с которым они жили в одной комнате во время учебы в академии, командарма 2-го ранга П.Е.Дыбенко (1935-1937), маршала М.Н. Тухачевского (1937), комкора М.Г. Ефремова (1937), комкора П.А. Брянских (1937-1938), комкора К.А. Мерецкова (1938-1939).

Кто входил в то время еще в руководство округом? Назовем некоторые важные фигуры: член Военного совета комиссар 2-го ранга А.И. Мезис (1933-1937), затем — Р.Л. Балыченко (1937-1938), начальник штаба Н.В. Лисовский, Н.Е. Варфоломеев, заместитель начальника штаба— В.Д.Соколовский, П.С. Кленов, командующий ВВС Ф.А. Астахов, начальники тыла — Милуцкий, Н.А. Гаген, командир 12-го стрелкового корпуса — М.Г. Ефремов, командиры дивизий — Ф.И. Голиков, И.Б. Болдин, А.И. Баринов, Я.П. Дзенит и др..

Будущий маршал А.М. Василевский служил в этом округе при Федько и Дыбенко (1935-1936) и как раз в 1937 г. закончил Академию Генерального штаба, став в Великую Отечественную войну выдающимся штабным работником, близким соратником И.В. Сталина. В своих воспоминаниях («На службе военной») будущий маршал писал, что он «с большим удовольствием и удовлетворением» вспоминает два года работы «в составе замечательно подготовленного, дружного и работоспособного коллектива штаба окружного аппарата Приволжского военного округа того времени».

В 1937— 1938 гг. почти все руководство этого округа, за исключением нескольких «счастливцев», погибло от репрессий Ежова. Как эти «счастливцы» уцелели? Нетрудно догадаться, как и о том, что в округе происходило.

В течение многих лет в округе на верхах шла свирепая и закулисная борьба — между сторонниками Сталина и его противниками. Последние старались прибрать к рукам округ, господствовавший на Волге, очень важный экономический и продовольственный район, что показала уже Гражданская война, где с 1933 г. работали две бронетанковые школы (Ульяновская, Саратовская). Начальником Политуправления этого округа в силу нового назначения стал Аронштам (1896-1937, чл. партии с 1915), бывший военком инспекции артиллерии и бронетанковых сил РККА, бывший член РВС и начальник Политуправления Белорусского военного округа, то есть правая рука Уборевича! Очень, конечно, интересное «совпадение»! Не мешало бы особой статьей и сборником документов пояснить, как он попал на эту должность, сколько на ней продержался, каким образом пал, какие показания давал в НКВД!

Кто сыграл в победе Сталина в Куйбышевском военном округе самую главную роль? Сомнений нет: генералы Ефремов и Голиков. Именно они проявили в критические дни много ума, хитрости и храбрости (вполне могли убить из-за угла!) в изобличении местной оппозиции Тухачевского. Сразу после завершения «операции» они резко пошли «в гору». И в самый короткий срок сделали блестящую карьеру. Такую карьеру могли обеспечить лишь серьезные тайные заслуги — перед партийным и государственным руководством во главе со Сталиным.

В таком выводе нет преувеличений. Это доказывают факты биографий названных лиц. Вот они:

М.Г. Ефремов (1897-1942, чл. партии с 1919) — генерал-лейтенант (с 1940). Участник Первой мировой войны (закончил школу прапорщиков) и вооруженного восстания в Москве в Октябре 1917 г. А в Гражданскую войну командовал ротой, батальоном, бригадой, дивизией (Южный и Кавказский фронты), отрядом бронепоездов. После Гражданской войны — командир стрелковой дивизии и корпуса. Был военным советником в Китае (1927). Возвратившись, вновь командовал корпусом, затем руководил округами: Приволжским (с мая 1937!), Забайкальским (с ноября 1937), Орловским (с июня 1938), Северо-Кавказским (с июня 1940), Закавказским (с августа 1940). С января 1941 г. работал на посту Первого заместителя генерального инспектора пехоты РККА. В Отечественную войну — командующий армией и заместитель командующего фронтом.

Ф.И. Голиков (1900-1980, чл. партии с 1918) — маршал Советского Союза (с 1961 г.). Участник Гражданской войны, в армии с 1918 г. Прошел обычный путь политического и военного работника. В Приволжском военном округе прослужил 10 лет (1927-1936). Был командиром и комиссаром лучшего 95-го стрелкового полка, за успешную работу в 1933 г. награжден орденом Красной Звезды. Пользовался в округе большим авторитетом. Позже занимал посты командира 61-й дивизии (1933— 1936), механизированного корпуса (1937-1938). В 1938 г. переведен в Белорусский военный округ членом Военного совета. Его тяжелую руку испытал на себе маршал Жуков. С ноября 1938 г. — в Киевском военном округе, командует Винницкой армейской группой. С июня 1940 г. — заместитель начальника Генштаба, начальник Главного разведывательного управления (!). В Отечественную войну — командующий армиями и фронтами (Воронежским, Сталинградским, Брянским). С апреля 1943 г. — заместитель наркома обороны по кадрам! Оставил интересное литературное наследство, не все еще опубликованное.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42