Кей Скарпетта (№10) - Черная метка

Я заварила крепкий эспрессо, который Люси прислала мне из Майами, и, глядя на яркую красно-желтую пачку, снова ощутила боль. Мы отнесли чашки с кофе в кабинет. Я попробовала войти в Интернет с именем и паролем Раффина и испытала неимоверное облегчение, когда все получилось.

– Путь свободен, – объявила я.

Марино подвинул стул и заглянул через мое плечо. Раффину пришла почта.

В почтовом ящике было восемь сообщений, но я не смогла понять, от кого.

– Что будет, если их открыть? – осведомился Марино.

– Они останутся в ящике, если сохранить их как новые.

– Я хочу сказать, он не узнает, что ты их открывала?

– Нет. Но отправитель сможет. Он может проверить состояние письма и увидеть, в какое время его открыли.

– Ха! – презрительно сказал Марино. – Ну и что? Сколько, по-твоему, людей будут проверять, в какое время открывалась их паршивая почта?

Я не ответила и вошла в папку "Входящие". Наверное, мне следовало стыдиться того, что я делала, но я была слишком сердита. Четыре письма пришли от жены, которая давала указания и домашние поручения, рассмешившие Марино.

– Да она не считает его за мужика, – с веселым злорадством сказал он.

Пятое письмо отправил человек под именем МЕЙФЛР – несомненно, имелось в виду "Мейфлауэр"[2], – который просто написал: «Нужно поговорить».

– Это интересно, – заметила я. – Давай проверим письма, которые Раффин отправлял этому Мейфлауэру, кто бы он ни был.

Я вошла в папку "Отправленные" и обнаружила, что Чак за последние две недели почти ежедневно посылал сообщения этому человеку. Мы с Марино быстро просмотрели письма, и нам стало совершенно очевидно, что мой смотритель морга встречался с отправителем, возможно даже – завел роман.

– Интересно, кто она? – сказал Марино. – Это будет хорошим способом приструнить сучонка.

– Вряд ли это будет легко.

Я быстро вышла из системы, чувствуя себя так, словно выбежала из дома, который только что ограбила.

– Давай заглянем на "Планету чатов", – предложила я.

Единственная причина, по которой я была знакома с чатами, заключалась в том, что иногда мои коллеги со всего мира использовали их для виртуальных встреч, прося о помощи в особенно трудных случаях или поделиться полезными сведениями. Я вошла в Интернет, загрузила программу и зашла на сайт "Планета чатов" анонимом, чтобы меня никто не "видел".

Просмотрела список чатов и выбрала тот, что назывался "Дорогая Доктор Кей". Сеанс, в котором участвовали шестьдесят три человека, вела сама Доктор Кей.

– Вот чертовщина. Дай мне сигарету, – напряженно обратилась я к Марино.

Он вынул сигарету из пачки, пододвинул стул и сел рядом, чтобы вместе со мной "подслушивать" разговор.

Трубочист. Дорогая Доктор Кей, правда ли, что Элвис умер в сортире и что там умирает много людей? Я водопроводчик, поэтому, естественно, интересуюсь. Заранее спасибо. Заинтересованные из Иллинойса.

Дорогая Доктор Кей. Дорогие Заинтересованные из Иллинойса, да, как ни прискорбно, Элвис умер на унитазе. Это не единичный случай, поскольку люди, сидя там, часто сильно тужатся и сердце не выдерживает. Элвиса доконали многие годы плохого питания и неразборчивый прием лекарств. Как ни жаль, он умер от остановки сердца в своем роскошном туалете в Грейсленде. Это должно служить уроком для всех нас.

Студмед. Дорогая Доктор Кей, почему вы решили работать с мертвыми пациентами, а не с живыми? Псих из Монтаны.

Дорогая Доктор Кей. Дорогой Псих из Монтаны, я плохо себя веду у постели больного, и мне не нужно беспокоиться, как себя чувствует пациент. Обучаясь в медицинской школе, я поняла, что живые пациенты хуже геморроя.

– Вот хреновое дерьмо! – выругался Марино.

Я тоже рассердилась не на шутку.

– Знаешь, – с негодованием произнес Марино, – лучше бы они оставили Пресли в покое. Мне надоело слышать, что он умер в сортире.

– Марино, успокойся, – сказала я. – Пожалуйста, успокойся. Дай мне подумать.

Сеанс чата продолжался, все в нем было отвратительно. У меня возникло искушение вломиться в разговор и сказать всем, что Дорогая Доктор Кей – это не я.

– Есть способ узнать, кто такая на самом деле Дорогая Доктор Кей? – спросил Марино.

– Если этот человек является модератором чата, то нет. Он или она знают участников сеанса, но не наоборот.

Джули В. Дорогая Доктор Кей, поскольку вы специалист по анатомии, можете ли рассказать о «точках удовольствия» – если понимаете, что я имею в виду. Моему парню скучно в постели, а иногда он даже засыпает, когда делает это! Ученица по эротике.

Дорогая Доктор Кей. Дорогая Ученица по эротике, не принимает ли твой парень препараты, которые делают его сонливым? Если нет, неплохой идеей может стать сексуальное белье. В наши дни женщины мало заботятся о том, чтобы мужчина почувствовал свою значимость.

– Все! – заявила я. – Я убью его или ее – кем бы ни оказалась эта Доктор Кей!

Я вскочила с кресла, но была расстроена и не знала, что можно предпринять.

– Ты не смеешь играть на моей репутации!

Сжав кулаки, я выскочила в гостиную, но внезапно остановилась и огляделась, как будто находилась здесь впервые.

– В эту игру можно сыграть вдвоем, – заявила я, возвращаясь в кабинет.

– Но как можно играть вдвоем, если ты даже не знаешь, кто такая Доктор Кей? – спросил Марино.

– Может быть, я ничего не смогу сделать с этим чертовым чатом, но в моем распоряжении всегда остается электронная почта.

– Какая электронная почта? – осторожно поинтересовался Марино.

– Я повторяю, в эту игру можно играть вдвоем. Просто сиди и смотри. Так. Как насчет того, чтобы проверить наш подозрительный автомобиль?

Марино отстегнул рацию от пояса и переключился на служебный канал.

– Повтори номер.

– RGG-7112. – Я помнила его наизусть.

– Номер виргинский?

– Извини, не обратила внимания.

– Ладно, начнем отсюда.

Он передал номер машины оператору сети Виргинской криминальной полиции, СВКП, и попросил код десять двадцать девять. Время перевалило за десять.

– Сделай мне пару бутербродов, пока я не уехал, – попросил Марино. – Умираю с голоду. Что-то СВКП сегодня запаздывает. Ненавижу ждать.

Я приготовила бекон с салатом, помидором и луком с горчицей в микроволновке, вместо того чтобы поджарить.

– Господи, док, зачем ты это сделала? – сказал Марино. – Он не готов и напоминает туалетную бумагу.

– У него достаточно вкуса, – заверила я. – Я не хочу, чтобы меня обвиняли в закупорке твоих артерий, хотя они и без того, наверное, полны холестерина.

Марино поджарил ржаной хлеб и намазал его маслом, русской горчицей и кетчупом. Сверху положил салат, нарезанный помидор, щедро посыпанный солью, и толстые ломти сладкого лука.

Он приготовил два таких бутерброда и заворачивал их в фольгу, когда пришел вызов по рации. Автомобиль оказался не "таурусом", а "фордом" 1998 года выпуска, темно-синего цвета. Он был зарегистрирован на фирму по прокату автомобилей "Эйвис".

– Это уже интересно, – сказал Марино. – Обычно в Ричмонде номера арендованных машин начинаются с R. Так делают, чтобы угонщики не сразу понимали, что автомобиль арендован приезжим.

За машиной не числилось ни неуплаченных штрафов, ни заявления об угоне.

Глава 17

На следующий день, в среду, в восемь часов утра я едва втиснулась на свободное место на платной автостоянке. На противоположной стороне улицы за коваными витыми решетками высился Капитолий Содружества, построенный в восемнадцатом веке.

Доктор Вагнер, другие члены правительства штата и окружной прокурор работали в административном здании на Девятой улице, и охрана стала такой строгой, что я, приходя сюда, чувствовала себя преступницей. Сразу за входной дверью стоял стол, на котором охранники Капитолия проверяли содержимое сумок.

– Если найдете что-то, – сказала я, – дайте знать, потому что мне это не удается.

Лицо улыбчивого полицейского показалось очень знакомым. Это был невысокий плотный человек лет тридцати пяти с редеющими волосами. Судя по всему, прежде чем начали сказываться годы и набранный вес, он был по-мальчишески бойким.

Он взял мое удостоверение, но лишь едва взглянул на него.

– Оно мне не требуется, – весело сказал он. – Не узнаете меня? Пару раз я выезжал к вам на вызовы.

Он махнул рукой в направлении нашего старого здания на Четырнадцатой улице, находившееся в пяти кварталах к востоку.

– Меня зовут Рик Ходжес. В то время все боялись радиоактивного заражения. Помните?

– Как я могу забыть? Не самый приятный момент моей жизни.

– Кроме того, мы иногда встречались с Уинго. Если здесь не происходило ничего особенного, я заходил к нему, и мы шли обедать.

Его лицо потемнело. Уинго был лучшим, самым ответственным смотрителем морга, с которым мне приходилось работать. Несколько лет назад он умер от оспы. Я положила руку Ходжесу на плечо.

– Мне его не хватает, – призналась я. – Не представляете, как не хватает.

Он оглянулся и, наклонившись ко мне, негромко спросил:

– Вы поддерживаете связь с его семьей?

– Время от времени.

Из-за моего тона он понял, что родители не желали говорить о своем сыне-гомосексуалисте и им не нравилось, когда я им звонила. И определенно им не хотелось, чтобы звонил Ходжес или бывшие друзья Уинго. Ходжес кивнул и улыбнулся, хотя в его глазах появилась боль.

– Вы безумно нравились Уинго, док. Я давно хотел сказать вам об этом.

– Это о многом говорит, – ответила я с чувством. – Спасибо, Рик.

Я спокойно прошла через металлоискатель, и он протянул мне сумочку.

– Не задерживайтесь.

– Не буду, – произнесла я, глядя в его голубые глаза. – С вами я чувствую себя в безопасности.

– Знаете дорогу?

– Наверное, знаю.

– Ну хорошо, только помните, что у нас капризный лифт.

Я поднялась по стертым гранитным ступеням на шестой этаж к кабинету Синклера Вагнера, который выходил окнами на площадь перед Капитолием. В это сумрачное дождливое утро конный памятник Джорджу Вашингтону был едва виден. За ночь температура упала градусов на шесть, моросил мелкий колкий дождик.

Приемная секретаря департамента здравоохранения и социального обеспечения была приятно обставлена изящной колониальной мебелью и украшена флагами, не совсем соответствуя стилю доктора Вагнера. В его тесном кабинете царил беспорядок, говоривший, что в нем напряженно работал человек, который недооценивал меру своей власти.

Доктор Вагнер родился и вырос в Чарлстоне, штат Северная Каролина. Он получил образование психиатра и юриста и курировал психиатрические клиники, службы, следящие за злоупотреблением алкоголя и наркотиков и занимающиеся социальным обеспечением и льготным медицинским страхованием инвалидов и пенсионеров. Перед назначением в правительство штата он преподавал в Виргинском медицинском колледже. Я всегда чрезвычайно его уважала и знала, что он тоже относится ко мне с уважением.

– Кей! – Он отодвинул кресло от стола и встал. – Как поживаете?

Он жестом пригласил меня сесть на диван, закрыл дверь и вернулся за баррикаду своего стола, что не было хорошим знаком.

– Я доволен тем, как идут дела в институте, а вы? – спросил он.

– Я тоже. Нам приходится трудно, но дела идут лучше, чем я ожидала.

Он поднял трубку и пакет с табаком с лежавшего на столе подноса.

– Мне интересно, что с вами происходит, – сказал он. – Похоже, что вы исчезли с лица земли.

– Не знаю, почему вы так говорите, – ответила я. – Я веду столько же дел, как всегда, если не больше.

– Да-да. Конечно. Я слежу за вами по новостям.

Он начал набивать трубку. В здании не курили, и Вагнер просто посасывал холодную трубку, когда ему было не по себе. Он знал, что я пришла не затем, чтобы обсуждать дела в институте или жаловаться на отсутствие времени.

– Разумеется, я прекрасно понимаю, как вы заняты, – продолжил он, – поскольку у вас даже не нашлось времени, чтобы приехать.

– Синклер, я только сегодня узнала, что на прошлой неделе вы меня вызывали.

Он внимательно посмотрел на меня, держа в руке трубку. Доктору Вагнеру было за пятьдесят, но он выглядел старше своих лет, словно на его лице отразились проблемы и тайны многочисленных пациентов, которые он хранил столько лет. У него были добрые глаза и профессиональная проницательность адвоката, о которой люди часто забывали.

– Если вы не получили мое сообщение о том, что я хотел вас видеть, Кей, значит, у вас проблемы с кадрами.

Он говорил неторопливо, низким голосом, всегда обдумывая слова, прежде чем произнести их.

– У меня есть проблемы, но не те, о которых вы, наверное, подумали.

– Слушаю вас.

– Кто-то проникает в мою электронную почту, – откровенно призналась я. – Очевидно, этот человек нашел файл с паролями и воспользовался моим.

– И это называется компьютерной безопасностью...

Я жестом остановила его.

– Синклер, компьютерная безопасность здесь ни при чем. Мне намеренно наносит вред кто-то из своих. Для меня ясно, что этот человек – или группа лиц – старается доставить мне неприятности. Возможно, добивается, чтобы меня уволили. Ваш секретарь отправила электронное письмо с вашей просьбой. Моя секретарша направила его мне и от моего имени получила ответ, что я слишком занята.

Я видела, этот рассказ привел доктора Вагнера в замешательство, но отнюдь не рассмешил.

– Есть и другое, – продолжила я, с каждой минутой испытывая все большее неудобство от этой на первый взгляд фантастической истории. – Электронное письмо с просьбой переводить телефонные звонки на моего заместителя и – что хуже всего – так называемый чат, который я якобы веду в Интернете.

– Слышал о нем, – мрачно произнес он. – И вы утверждаете, что Дорогая Доктор Кей и человек, укравший ваш пароль, – одно и то же лицо?

– Это совершенно точно один и тот же человек.

Он помолчал, посасывая трубку.

– Сильно подозреваю, что во всем этом участвует мой смотритель морга, – добавила я.

– Почему?

– Неустойчивое поведение, враждебность, исчезновения с работы. Он раздражен и что-то затевает. Список можно продолжить.

Молчание.

– Когда смогу доказать его вину, я решу проблему.

Доктор Вагнер положил трубку в пепельницу, встал из-за стола и подошел ко мне. Уселся в стоявшее рядом кресло, наклонился и пристально посмотрел на меня.

– Я знаю вас много лет, Кей, – сказал он добрым и одновременно жестким тоном. – Мне знакома ваша репутация. Вы – украшение Содружества штатов. Мне также известно, что не так давно вы пережили страшную трагедию.

– Пытаетесь играть со мной в психиатра, Синклер? – спросила я серьезно.

– Вы не машина.

– И не фантазерка. То, что я рассказываю, происходит в действительности. Вокруг меня творится что-то непонятное, и хотя мне на самом деле сейчас тяжело, то, о чем я говорю, не относится к переживаниям.

– Почему вы так уверены, Кей? Ведь вы, как вы выразились, переживаете. Большинство людей вообще не вернулись бы на работу после того, что вам пришлось испытать. Через сколько дней вы вышли на работу?

– Синклер, у каждого свой способ справляться с бедой.

– Позвольте мне самому ответить на вопрос. Через десять дней. И не слишком удачная среда для возвращения, нужно сказать. Трагедии, смерть.

Я не ответила, потому что изо всех сил старалась сохранить самообладание. Я жила без света в душе, словно в темной пещере, и едва помню, как разбрасывала прах Бентона над морем в Хилтон-Хеде – месте, которое он любил больше всего. Смутно припоминаю, как очищала его квартиру в кондоминиуме, а потом ящики и шкафы в своем доме. С маниакальной скоростью сразу выбрасывала все, от чего позже так или иначе нужно было бы избавляться.

Если бы не доктор Анна Циммер, я бы не смогла выжить. Эта немолодая женщина – психиатр и моя давняя подруга. Я не имела понятия, что она сделала с элегантными костюмами, галстуками, туфлями и одеколонами Бентона. Не хотела знать, что случилось с его "БМВ". Больше всего боялась услышать, куда делись полотенца из ванной и белье из нашей спальни.

Анна была достаточно мудрой женщиной, чтобы сохранить все самое важное. Она не тронула его книги и ювелирные мелочи. Оставила дипломы и благодарности в рамках на стенах его кабинета, где их никто не видел, потому что Бентон был очень скромным человеком. Она не дала мне убрать расставленные повсюду фотографии, сказав, что я должна научиться жить с ними.

– Ты обязана хранить память о нем, – говорила она со своим ярко выраженным немецким акцентом. – Это все еще в настоящем, Кей. От памяти нельзя убежать. Даже не пробуй.

– Как бы вы оценили свою депрессию по десятибалльной шкале, Кей? – раздался откуда-то издалека голос доктора Вагнера.

Я все еще была обижена и не могла простить Люси, что она ни разу не появилась у меня. В своем завещании Бентон оставил квартиру в кондоминиуме мне, и Люси была вне себя, когда я ее продала, хотя прекрасно понимала, что никто из нас не сможет войти туда. Когда я отдавала ей любимую летную куртку Бентона, которую он носил в колледже, племянница сказала, что куртка ей не нужна и она подарит ее кому-нибудь другому. Я знала, Люси никому ее не отдала. Она спрятала куртку у себя.

– Нет ничего зазорного, чтобы признаться в этом. По-моему, вам трудно признать, что ничто человеческое вам не чуждо, – донесся голос доктора Вагнера.

Мои глаза прояснились.

– Может быть, вам стоит попринимать антидепрессанты? Я помолчала, прежде чем ответить ему.

– Во-первых, Синклер, ситуационная депрессия – это нормально, волшебные таблетки вряд ли помогут горю. Во-вторых, у меня твердый характер. Возможно, мне трудно проявлять эмоции на людях и выставлять напоказ самые глубокие чувства. Мне легче сердиться, бороться и упорно работать, чем, ничего не делая, переживать свою боль. Но не нужно думать, будто я отказываюсь от всего на свете. У меня сохранилось достаточно здравого смысла, чтобы понять: горе должно исчерпать себя, его нужно пережить. А это нелегко, когда те, кому доверяешь, начинают отнимать то немногое, оставшееся у тебя в жизни.

– Вы только что перешли с первого лица на второе, – заметил он. – Интересно, осознаете ли вы...

– Не придирайтесь к словам, Синклер.

– Кей, позвольте обрисовать вам трагедию, которая не знакома тем, кто ее не пережил. Она живет собственной жизнью. Она продолжает вызывать ярость, хотя с менее явными проявлениями и менее заметной болью, по мере того как проходит время.

– Я вижу это каждый день.

– А если посмотреться в зеркало?

– Синклер, достаточно тяжело пережить потерю близкого человека, но когда тебе не доверяют и сомневаются в твоей способности полноценно работать, это равносильно избиению и издевательству над лежачим.

Он выдержал мой взгляд. Я только что снова говорила о себе во втором лице и поняла это по его глазам.

– Жесткость процветает там, где с ней мирятся, – продолжала я.

Я знала, что такое зло. Чувствовала его и узнавала, когда встречалась с ним.

– Кто-то воспользовался случившимся как долгожданной возможностью уничтожить меня, – закончила я.

– И вы не думаете, что это похоже на паранойю? – наконец спросил доктор Вагнер.

– Нет.

– Зачем кому-то понадобилось это делать, если, конечно, этот кто-то не красивая и ревнивая женщина?

– Ради власти. Чтобы похитить мою должность.

– Интересно. Объясните, что вы имели в виду.

– Я использую свою власть во благо, – пояснила я. – Тот, кто пытается меня уничтожить, хочет присвоить ее для своих эгоистичных целей, а власть в руках таких людей опасна.

– Согласен, – задумчиво сказал он.

Зазвонил телефон на столе. Доктор Вагнер снял трубку.

– Не сейчас, – ответил он кому-то. – Понимаю. Ему просто придется подождать.

Он вернулся на место, тяжело вздохнул, снял очки и положил на журнальный столик.

– По-моему, лучше всего разослать пресс-релиз, в котором указать, что кто-то выдает себя за вас в Интернете, и попытаться как можно быстрее уладить это дело.

– Мы положим этому конец, даже если потребуется постановление суда. После этого я буду счастлива.

Он встал, и я последовала его примеру.

– Спасибо, Синклер. Слава Богу, у меня есть такой защитник, как вы.

– Надеюсь, новый секретарь будет придерживаться ваших правил, – заметил он, как будто я знала, о чем он говорит.

– Какой новый секретарь? – спросила я, ощущая, как тревога нахлынула с новой силой.

На его лице появилось странное выражение. Потом он рассердился.

– Я отправлял вам несколько писем с грифом "Для служебного пользования". Черт побери! Это зашло слишком далеко.

– Я ничего от вас не получала.

Он сжал губы и покраснел. Одно дело перехватывать личную электронную почту, и совсем другое – служебные записки секретаря штата. Их не решалась читать даже Роза.

– По-видимому, Комиссия по борьбе с преступностью при губернаторе штата не может избавиться от мысли, что мы должны перевести ваш отдел из департамента здравоохранения и социального обеспечения в департамент общественной безопасности, – сказал доктор Вагнер.

– Боже мой, Синклер!

– Знаю, знаю. – Он успокаивающе поднял руку.

Такое же невежественное предложение поступило вскоре после моего вступления в должность. Полиция и криминалистические лаборатории находились в ведении департамента общественной безопасности, а это, среди прочего, означало, что, если мой отдел также переподчинят, перестанет существовать сбалансированная система взаимопроверок.

По сути, полицейское управление будет диктовать, как вести мои дела.

– Я уже излагала свою точку зрения по этому вопросу. Много лет назад мне удалось отбиться от этого предложения, вразумив прокурора и шефа полиции. Мне даже пришлось обращаться в коллегию адвокатов. Этого нельзя допустить.

Доктор Вагнер промолчал.

– Почему сейчас? – воскликнула я. – Почему этот вопрос поднят сейчас? Его не затрагивали более десяти лет.

– По-моему, его проталкивает конгрессмен Коннорс, потому что это нужно кому-то из высокого полицейского начальства, – объяснил он. – Не знаю кому.

Но это знала я, и пока ехала домой, меня переполняла энергия. Меня волновали оставшиеся без ответа вопросы, неочевидные факты и поиски истины. Интриганы вроде Чака Раффина и Дианы Брей не учли одного фактора: их козни раздразнили меня.

Я начала понимать сценарий, по которому они действовали. Он был очень простой. Некто хотел вывести меня из игры, чтобы впоследствии легко переподчинить отдел департаменту общественной безопасности. До меня доходили слухи, что начальник департамента, к которому я испытывала симпатию, собирается на пенсию. Вряд ли окажется совпадением, если его место займет Брей.

Поднявшись в офис, я улыбнулась Розе и весело пожелала ей доброго утра.

– Сегодня вы в хорошем расположении духа, – заметила она, необычайно довольная.

– Это все ваш овощной суп. Где Чак?

Одно упоминание его имени заставило Розу нахмуриться.

– Поехал в Виргинский медицинский колледж отвозить мозг, – ответила она.

Время от времени, в некоторых сложных или подозрительных случаях, я помещала мозг в формалин, и его доставляли в невропатологическую лабораторию для дополнительных исследований.

– Дайте мне знать, когда он вернется, – попросила я. – Нам нужно установить "люма-лайт" в декомпозиционном зале.

Она положила локти на стол, наклонилась вперед и покачала головой, не сводя с меня глаз.

– Не хочется вас огорчать, – сказала Роза.

– О Господи, что еще? И именно в тот день, который я считала удачным.

– В институте готовят учебную сцену преступления, а их "люма-лайт" в ремонте.

– Не может быть.

– Все, что мне известно – кто-то позвонил, и Чак, прежде чем уехать в колледж, взял наш прибор и отнес в институт.

– Тогда пойду скажу, чтобы его вернули.

– Эта учебная сцена преступления на местности милях в десяти отсюда.

– Кто разрешил Чаку распоряжаться оборудованием? – спросила я.

– Будьте довольны, что его не растащили, как все остальное, – заметила Роза.

– Наверное, придется подняться и поработать в лаборатории Уандера.

Я вошла в свой кабинет и села за стол. Сняла очки и помассировала переносицу. Мне показалось, что пришло время устроить встречу Брей и Чака. Я вошла в систему под именем Чака и отправила Брей электронное письмо.

"Шеф Брей, у меня есть кое-какие сведения, которые вы должны знать. Встретимся в торговом центре «Беверли-Хиллз» в 17:30. Припаркуйтесь в заднем ряду около ресторана «Бак-хед». Чтобы нас не увидели, поговорим в вашей машине. Если не сможете приехать, известите меня по пейджеру. В противном случае увидимся.

Чак".

Потом отправила ему сообщение через пейджер якобы от Брей с приглашением на встречу.

– Готово, – сказала я, поздравляя себя с успехом в тот момент, когда зазвонил телефон.

– Привет, – раздался в трубке голос Марино. – Говорит твой собственный сыщик. Что ты делаешь после работы?

– Работаю. Помнишь, я сказала, в эту игру можно играть вдвоем? Ты отвезешь меня в "Бакхед". Мы же не хотим пропустить встречу дорогих нам людей. Поэтому решила, что ты не откажешься пригласить меня на ужин, после которого мы случайно наткнемся на них.

Глава 18

Марино, как и планировалось, подъехал на нашу стоянку, и я залезла в его монстроподобный пикап "додж", потому что боялась, что Брей заметит мой "мерседес". На улице было темно и холодно, но дождь прекратился. Я сидела почти так же высоко, как встречные дальнобойщики.

Мы поехали по Паттерсон-авеню к Пархем-роуд, оживленной улице, на которой люди обедали, ужинали, делали покупки и толпились в "Ридженси-молл".

– Должен тебя предупредить, что там, где кончается радуга, не всегда закопан горшок с золотом, – заметил Марино и выкинул в окно окурок. – Кто-то из них может не появиться. Черт, они вообще могут обо всем догадаться. Но надо попробовать, так ведь?

Торговый центр "Беверли-Хиллз" представлял собой небольшой ряд салонов и магазин "Искусства и ремесла Бена Франклина". Казалось, что здесь вряд ли можно найти лучшие в городе рестораны.

– Я их не вижу, – сказал Марино, оглядывая стоянку, – но мы приехали на несколько минут раньше.

Он припарковался на некотором расстоянии от ресторана напротив "Бена Франклина" между двумя машинами и заглушил мотор. Я открыла дверцу.

– Куда это ты собралась? – требовательно спросил он.

– В ресторан.

– А что, если кто-то из них сейчас подъедет и увидит тебя?

– Я имею право сюда приехать.

– Что, если она сидит в баре? – забеспокоился Марино. – Что ты ей скажешь?

– Предложу выпить, а потом выйду к тебе.

– Господи, док, – Марино становился все непреклоннее, – я думал, наша задача – поймать ее с поличным.

– Расслабься и позволь мне поговорить с ней.

– Расслабиться? У меня желание сломать ей шею.

– Нам нужно быть хитрее. Если выскочим из укрытия и откроем огонь первыми, можем попасть под пули.

– То есть ты не дашь ей понять, что тебе все известно? Про письма Чака и все остальное?

Он взбешенно посмотрел на меня неверящими глазами.

– Тогда какого черта мы тут делаем?

– Марино, – попыталась успокоить я, – ты сам прекрасно знаешь. Ты опытный детектив и должен вести себя с ней подобающим образом. Она страшная женщина. Скажу тебе прямо, что силой ее не загонишь в угол.

Марино молчал.

– Наблюдай из машины, пока я проверю ресторан. Если заметишь ее раньше, отправь десять четыре и позвони в ресторан, чтобы вызвать меня – на всякий случай, если я вдруг не получу сигнал по пейджеру.

Он с сердитым видом прикурил, а я открыла дверцу.

– Это несправедливо, – заявил он. – Мы хорошо знаем, что она готовит. Я все равно считаю: нужно предстать перед ней и показать, что она не такая умная, как думает.

– Тебе же прекрасно известно, как расследуются дела. – Я снова начала убеждать его, беспокоясь, что он сорвется.

– Мы видели ее письма к Чаку.

– Возьми тоном ниже, – сказала я. – Мы не сможем доказать, что она – автор этих писем, точно так же как я не смогу доказать, что не отправляла сообщения, которые мне приписываются. Если уж на то пошло, я даже не докажу, что не вела этот ужасный чат.

– Может, мне лучше сменить работу?..

Он выпустил дым в зеркало заднего вида, осматривая территорию.

– Пошлешь сигнал по пейджеру или позвонишь, – напомнила я, вылезая из машины.

– А если ты не получишь сообщение вовремя?

– Тогда можешь переехать ее на своем грузовике, – раздраженно произнесла я и захлопнула дверцу.

По пути в ресторан я все время оглядывалась по сторонам, но не увидела Брей. Я не имела представления, на какой машине она ездит, но подозревала, что Брей ни в коем случае не появится в служебном "форде". Я с трудом открыла тяжелую деревянную дверь "Бакхеда" и услышала беззаботные голоса и звяканье льда в стаканах. За стойкой бармен смешивал напитки ловкими, рассчитанными на внимание публики движениями. На стене, в соответствии с названием ресторана, висела голова оленя. Приглушенный свет падал на темную обшивку стен и ящики с вином, возвышавшиеся почти до потолка.

– Добрый вечер. – С подиума мне удивленно улыбнулась хозяйка ресторана. – Мы давно не видели вас, но насколько я знаю из новостей, вы были немного заняты. Чем могу помочь?

– Заказан ли у вас столик на имя Брей? – осведомилась я. – А если заказан, то на какое время?