-- Струан рывком сел на кровати, и она торопливо проговорила, повысив голос: -- Нет, не надо сейчас спорить, клянусь Богом, сейчас ты слушай, а потом и я буду тебя почитательно слушать. Вот почему он и делается безумно больной -- бедный мальчик лежит всю ночь холодный, измученный, никого не покрывший. Это правда. Почему ты не говоришь это открыто, хейа? Я говоришь это открыто. Он весь горит, как в огне. Почему и слушает, высунув язык, всю сумасшедшую болтовню Горта. Я, будь я на его месте, делала бы то же самое, потому что всякий брат имеет власть над сестрой! Но ты отдай сыну Кулуму его девушку, и тогда будет твой Кулум проводить час за растреклятым часом, выслушивая брата Горта? Нет, клянусь Богом! Он станет каждую минуту проводить в ее постели, тиская ее грудь, фантастически изнуряя себя и делая малышей. И он возненавидит любого, кто попробует его отвлекать от этих занятий -- тебя ли, Брока, или Горта. -- Она нежно посмотрела на него. -Нет?
      -- Да, -- сказал он. -- Я обожаю тебя за твою проницательность.
      -- Ты обожаешь меня, потому что я безумно свожу тебя с ума, но при этом и сплю с тобой, сплю, пока ты не лопаешься. -- Она рассмеялась, очень довольная собой. -- Дальше: пусть они начнут строить свой дом. Завтра же. Направь их мысли на свой дом, и они забросят слушать фан-квэя Горта. Она ведь совсем юная, да? Поэтому мысль о собственном доме фантастически займет весь ее ум. Это разозлит Броков, и они начнут долго решать, что за дом и так дальше, а это разозлит ее и приведет ее к тебе, кто дал ей дом. Горт должен абсолютно противничать быстрому браку -- почему и Кулум отвернется от него, потому что он лишится своего -- как вы это говорите? -- "валета в рукаве".
      -- Туза в рукаве. -- Он восторженно обнял ее. -- Ты фантастическое создание! Я должен был бы сам до этого додуматься. На следующей неделе проводится еще одна распродажа земли. Я куплю для тебя прибрежный участок. За твою мудрость.
      -- Ха! -- сердито воскликнула она. -- Ты думаешь, я оберегаю своего мужчину из-за клочка паршивой гонконгской земли? Одного единственного разнесчастного пригородного участка? Из-за серебряных тэйлов? Нефрита? Кто, по-твоему, эта бесценная Т'чунг Мэй-мэй, хейа? Грязный ломотик продажного собачьего мяса?
      Она продолжала тараторить и возмущаться и лишь с большой неохотой позволила ему успокоить себя, гордясь тем, что он так хорошо понимал значение собственной земли для цивилизованного человека, и благодарная ему за то, что он дал ей такое лицо, притворившись, будто не понял, как она довольна в глубине души его предложением.
      В комнате теперь было тихо, только комары звенели чуть слышно.
      Мэй-мэй свернулась калачиком рядом со Струаном и задумалась над третьей проблемой Тай-Пэна. Она решила думать об этом на мандаринском, а не на английском, потому что не знала достаточного количества слов с правильными оттенками значений. Например, "тонкость", подумала она. Как бы ты сказала это на варварском языке? Или "искусность"? Решение третьей проблемы требовало истинно китайской тонкости и величайшей искусности.
      Все так восхитительно просто, радостно думала она. Нужно убить Горта. Подстроить его убийство так, чтобы никто даже не заподозрил, будто его убийцы могут быть кем-то, кроме пиратов или разбойников. Если проделать все это тайно и именно таким образом, одной опасностью для моего Тай-Пэна будет меньше, Кулум окажется защищен от явной угрозы в будущем, а старый Брок ничего не сможет поделать, потому что он по-прежнему будет связан по рукам и ногам той поразительной, невероятной окончательностью, с которой все варвары воспринимают свои "священные" клятвы. Очень простое решение. Но чреватое опасностью. Я должна быть очень осторожна. Если мой Тай-Пэн когда-нибудь узнает об этом, он сам притащит меня к одному из этих варварских судей -может быть, к этому отвратительному Mayccy! Мой Тай-Пэн обличит меня перед ним -- даже меня, свою обожаемую наложницу. И меня повесят. Какая нелепость!
      После всех этих лет, что я изучаю их -- учу их язык и изо всех сил стараюсь понять их, -- некоторые представления варваров и сейчас остаются для меня абсолютно непостижимыми. Как глупо иметь один закон для всех -- и для богатых, и для бедных. Зачем же тогда работать, исходить потом, чтобы становиться богатым и могущественным?
      Ну ладно, так какой же способ будет наилучшим, спросила она себя. Я так мало знаю об убийствах. Как это сделать? Где? Когда?
      Мэй-мэй не смыкала глаз всю ночь. С первыми лучами солнца она наконец решила, что ей следует предпринять. Потом погрузилась в сладкий сон.
      Глава 4
      К Иоаннову дню вся Счастливая Долина пребывала в полном отчаянии. Малярия продолжала распространяться, но в эпидемии нельзя было выделить никакой закономер ности. В одном и том же доме не обязательно заболевали все его обитатели. В одном и том же месте не все дома оказывались пораженными.
      Кули теперь появлялись в Счастливой Долине, только когда солнце поднималось уже высоко, и возвращались в Тай Пинь Шан еще засветло. Струан, Брок и все торговцы тщетно ломали головы в поисках выхода. Они ничего не могли поделать -- кроме как переехать на новое место, а переезд для них был равносилен катастрофе. Отказ же от него мог обернуться еще худшей катастрофой. И хотя находилось немало людей, которые настаивали, что отравленная почва и вредоносный ночной воздух не могут вызывать малярию, болезни подвергались только те, кто ночевал в долине. Люди богобоязненные видели в лихорадке, как и Кулум, волю Божью, и с удвоенной страстностью молили Создателя защитить их; безбожники, напуганные не меньше их, пожимали плечами и произносили только одно слово: "Йосс". Тонкий ручеек семей, возвращавшихся на корабли, превратился в сплошной поток, и Куинз Таун стал городом призраков.
      Однако это отчаяние не коснулось Лонгстаффа. Он вернулся из Кантона на флагмане прошлой ночью, весь сияя от успеха, и, поскольку он жил на корабле и не имел намерения переселяться в Счастливую Долину, ядовитые ночные испарения были ему не страшны, и он это прекрасно знал.
      Он добился всего, чего хотел, -- и даже больше.
      Уже через день после того, как началась операция по захвату Кантона, шесть миллионов тэйлов выкупа, которые он потребовал, были выплачены полностью, и он отменил приказ о штурме. Но тут же распорядился немедленно начать приготовления к полномасштабной войне на севере. И на этот раз не будет уже никаких остановок -- до полной ратификации договора. Через несколько недель должны были прибыть обещанные подкрепления из Индии. А затем вся армада вновь отплывет на север к Пей Хо -- к Пекину, -- и Восток будет открыт для англичан раз и навсегда.
      -- Да, абсолютно, -- довольно хмыкнул Лонгстафф. Он был один в своей каюте на флагмане Ее Величества "Возмездие" и, держа в руке зеркало, восхищался собой. -- А ты и в самом деле умен, мой милый, -- вслух говорил он своему отражению. -- Именно, именно. Гораздо умнее, чем Тай-Пэн, а уж он-то воплощенная мудрость. -- Лонгстафф положил зеркало и, плеснув на ладонь немного одеколона, протер лицо, потом взглянул на карманные часы. Струан должен был появиться через несколько минут. -- Но и в этом случае не стоит позволять твоей правой руке ведать, что творит левая, а? -- весело фыркнул он.
      Лонгстафф до сих пор едва мог поверить, что ему с такой легкостью удалось устроить закупку чайных семян. То есть, довольно напомнил он себе, устроил-то ее Горацио. Интересно, почему этот человек так расстроен желанием своей сестры выйти замуж за Глессинга. Я бы подумал, что для нее это наоборот отличная партия. В конце концов, она действительно бедновата и робка, как мышка, -- хотя на балу выглядела поразительно. Но, Черт побери, какая удача, что Горацио ненавидит Глессинга, ну? И мне дьявольски повезло, что он всегда ненавидел торговлю опиумом. А как ловко я подбросил ему эту идею, наживив на крючок возможную отсылку Глессинга домой.
      -- Чес-с-слово, Горацио, -- говорил он неделю назад в Кантоне, -проклятое это дело, торговля опиумом, ну? А все потому, что нам приходится расплачиваться за чай серебром. Жаль, что Британская Индия его не выращивает, ну? Тогда и опиум стал бы не нужен. Мы бы просто объявили его вне закона, спасли бы язычников для достойных устремлений, ну? Сеяли бы семена добра среди них вместо этого гибельного зелья. Тогда флот мог бы вернуться домой, а мы бы зажили здесь в мире и спокойствии на веки вечные.
      Через день Горацио отвел его в сторону и стал взволнованно развивать перед ним мысль о приобретении чайных семян у китайцев и отправке их в Индию. Лонгстафф изобразил глубокое и искреннее удивление и позволил Горацио убедить себя в перспективности этой идеи.
      -- Но, Господи милостивый, Горацио, -- сказал он, -- как же можно заполучить эти чайные семена?
      -- Вот мой план, ваше превосходительство: я частным образом поговорю с наместником Чинь-со. Скажу ему, что вы страстный садовод и имеете намерение превратить Гонконг в цветущий сад. Я попрошу у него по пятьдесят фунтов семян тутового дерева, хлопка, риса, камелий и других цветов, а также несколько сортов чая. Это отвлечет его внимание от собственного чая, собьет со следа.
      -- Но, Горацио, он ведь очень умный человек. Он должен понимать, что лишь немногие из этих растений приживутся на Гонконге, а, скорее всего, вообще ни одно.
      -- Разумеется. Но он воспримет это как самую обычную варварскую тупость.
      Горацио был вне себя от возбуждения.
      -- Но как вам удастся заставить его хранить все это в тайне? Чинь-со расскажет мандаринам или Ко-хонгу, а те непременно передадут торговцам. Вы понимаете, что эти чертовы пираты перевернут небо и землю, чтобы помешать тому, что вы предлагаете. Они обязательно догадаются, что у вас на уме. И потом, как быть с Тай-Пэном? Вы не можете не понимать, что ваш план оставит его не удел.
      -- Он и так достаточно богат, ваше превосходительство. Опиум -- это зло, и мы должны покончить с ним. Это наш долг.
      -- Да. Но и китайцы, и европейцы однозначно воспротивятся этому плану. А когда Чинь-со поймет, что вы в действительности задумали, -- а это неизбежно произойдет -- ну, тогда вы вообще можете забыть про ваши семена.
      Горацио на мгновение задумался. Потом сказал:
      -- Да. Но если бы я мог пообещать ему, что в обмен на эту услугу мне -ведь я просто хочу сделать вам, моему начальнику, приятный сюрприз -- я, который должен пересчитывать сундуки с серебром и расписываться за них, возможно, пропущу один сундук, тогда он точно не станет никому об этом рассказывать.
      -- Что стоит один сундук?
      -- Сорок тысяч тэйлов серебром.
      -- Но эти деньги принадлежат правительству Ее Величества, Горацио.
      -- Конечно. Во время переговоров вы могли бы "в частном порядке" оговорить, что к установленному количеству сундуков следует добавить еще один, не регистрируя его, в этом случае Корона не пострадает. Семена были бы вашим подарком правительству Ее Величества, сэр. Я почел бы за честь, что бы вы объявили, что это была ваша идея. Я уверен, что она и есть именно ваша Что-то в ваших словах тогда натолкнуло меня на нее. И вся заслуга с полным Правом должна принадлежать вам. В конце концов, ведь это вы являетесь полномочным представителем.
      -- Но если ваш план удастся, тогда вы разорите не только Китайских торговцев, вы и сами потеряете работу. Это уж вовсе лишено всякого смысла.
      -- Опиум -- ужасный грех, сэр. И я пошел бы на любой риск, чтобы искоренить его. Но моя работа зависит прежде всего от вашего успеха, а не от опиума.
      -- Кроме того, при удачном исходе дела вы подрываете сами основы новой колонии.
      -- Но ведь потребуется много лет, чтобы чай прижился и разросся на новом месте. На ваш срок Гонконгу ничего не грозит, сэр. Остров по-прежнему останется центром торговли с Азией. Кто знает, что произойдет за эти годы?
      -- Значит, насколько я понимаю, вы хотите, чтобы я par зузнал у вице-короля Индии, какими возможностями для выращивания чая он располагает?
      -- Кто, кроме вас, ваше превосходительство, мог бы довести эту идею -вашу идею -- до ее совершенного конца?
      Лонгстафф с видимой неохотой позволил уговорить себя и еще раз предупредил Горацио о необходимости держать весь план в строжайшей тайне.
      Уже на следующий день Горацио со счастливым видом доложил:
      -- Чинь-со согласился! Он сказал, что через полтора месяца, самое большее через два, ящики с семенами будут доставлены на Гонконг, ваше превосходительство. Теперь для полного счастья мне не хватает лишь одного: чтобы Глессинга немедленно отослали домой. Я считаю, что Мэри просто потеряла голову. Жаль, что нельзя дать ей хотя бы год, чтобы она разобралась в своих чувствах и с абсолютной уверенностью могла сказать, что знает, что делает. Если бы я только мог избавить ее от его каждодневного влияния...
      Лонгстафф снова усмехнулся, вспомнив об этой прозрачной попытке молодого человека завуалировать свою просьбу. Он причесался, открыл дверь каюты и вошел в свой кабинет. Порывшись в бумагах в сейфе, он отыскал письмо, которое Горацио перевел для него несколько недель назад. "Теперь в нем уже нет надобности", -- сказал он вслух, разорвал бумагу, высунулся в окно, швырнул обрывки в море и проводил их взглядом, когда они поплыли по воде.
      Возможно, Глессинга и в самом деле следует отослать домой. Девушка еще не достигла совершеннолетия, и Горацио очутился в очень трудном положении. Ну ладно, я еще подумаю об этом. После того, как семена отправятся в Индию.
      Он увидел приближающийся баркас Струана. Тай-Пэн с хмурым видом сидел в середине. Его мрачное настроение напомнило Лонгстаффу о малярии. Дьявол меня забери, что же нам с ней делать, а? Она нарушает всю стратегию Гонконга, ну?
      Струан смотрел в кормовые окна каюты и терпеливо ждал, когда Лонгстафф закончит говорить.
      -- Чес-с-слово, Дирк, у меня было такое чувство, будто Чинь-со заранее знал о нашем намерении потребовать у него шесть миллионов тэйлов. Выкуп был представлен незамедлительно. До последнего пенни. Наместник выразил глубочайшее сожаление по поводу грабежей и поджогов в поселении. Он сказал, что это были все те же проклятые анархисты -- Триады. Им назначено тщательное и обширное расследование, и он надеется раздавить их раз и навсегда. Кажется, один из их лидеров попал к нему в руки. И уж если Чинь-со ничего не сможет от него добиться, значит этого вообще никто не сможет. Он пообещал немедленно сообщить мне имена всех Триад на Гонконге.
      Струан отвернулся от окон и сел в глубокое кожаное кресло.
      -- Это очень хорошо, Уилл. Я бы сказал, что вы проделали выдающуюся работу. Выдающуюся. Лонгстафф был очень доволен.
      -- Должен сказать, все действительно прошло по плану. О, кстати. Касательно той информации, которую вы прислали мне о пирате By Квоке. Я бы предпочел видеть вас во главе флотилии, но адмирал был непреклонен. Он сам возглавил экспедицию.
      -- Что ж, это его привилегия. Будем надеяться, он славно поработает сегодня ночью. Мне дышалось бы гораздо легче, если бы этот дьявол By Квок отправился на дно.
      -- Совершенно с вами согласен.
      -- Теперь все, что вам осталось сделать, это спасти Гонконг, Уилл. Только вам это под силу, -- сказал Струан, моля Бога, чтобы ему и на этот раз удалось заставить Лонгстаффа принять тот план, который наконец созрел у него, ибо другого пути спасти их всех он просто не знал. -- Я полагаю, вам следует отдать приказ о немедленном переселении из Счастливой Долины.
      -- Господи милосердный, Дирк, -- воскликнул Лонг-стафф, -- если я это сделаю, то... ведь это же равносильно тому, чтобы оставить Гонконг!
      -- Куинз Таун заражен малярией. По крайней мере, ею заражена Счастливая Долина. Так что город должен быть оставлен.
      Лонгстафф дрожащей рукой взял понюшку табаку.
      -- Я не могу сделать этого своим приказом. В этом случае я буду нести ответственность за все вложенные в город средства.
      -- Да. Вы приняли решение использовать эти шесть миллионов тэйлов на то, чтобы возместить убытки всем, кто их понесет.
      -- Боже милостивый. Я не могу пойти на это! -- вырвалось у Лонгстаффа. -- Серебро принадлежит Короне. Корона -- только Корона -- может указывать, куда оно должно быть направлено!
      -- Вы решили, что Гонконг представляет собой слишком большую ценность, чтобы вы могли рисковать им. А обстоятельства вынудили вас действовать быстро. Это будет жест, достойный губернатора.
      -- Я абсолютно не могу, Дирк! Ни под каким видом. Это невозможйо!
      Струан подошел к буфету и налил два бокала шерри.
      -- От этого зависит все ваше будущее. -- Да? В самом деле? Каким образом? Струан протянул ему бокал.
      -- Ваша репутация при дворе напрямую связана с Гонконгом. Вся ваша политика в Азии -- а это политика Короны в Азии -- имеет своим центром Гонгонг. И это справедливо. Не обеспечив безопасности Гонконга, губернатор не сможет именем Ее Величества управлять Азией как должно. Без города на острове нельзя говорить о такой безопасности ни для вас, ни для Короны. Счастливая Долина мертва. Значит, должен быть построен новый город, и быстро. -- Струан сделал глоток шерри и задержал вино во рту, атакуя его. -Если вы безотлагательно возместите убытки всем, кто вел строительства, вы сразу же восстановите веру в себя. Вас поддержат все торговцы до единого -это очень пригодится вам в будущем. Не забывайте, Уилл, что многие из них, имеют большое влияние при дворе. Это будет великолепный жест, как раз достойный вас. К тому же, в любом случае, все возмещение убытков фактически оплачивается китайцами, а не Короной.
      -- Не понимаю.
      -- Не позже чем через три месяца вы будете у ворот Пекина -главнокомандующий непобедимой армадой. Экспедиция обойдется вам, скажем, в четыре миллиона. Добавьте еще шесть миллионов за разорение поселения. Итого десять миллионов. Но вы попросите четырнадцать миллионов, что будет только справедливой контрибуцией. Дополнительные четыре миллиона станут основой губернаторской казны Гонконга, которая, таким образом, станет одной из самых богатых колониальных сокровищниц империи. На самом же деле вместо четырнадцати миллионов вы потребуете двадцать: еще шесть возместят те шесть, которые вы -- со свойственной вам дальновидностью -- вложили в Гонконг от имени Короны. Не забывайте: не имея в тылу надежной базы, вы ни за что не посмеете предпринять наступление на север, Без Гонконга для Англии нет в Азии будущего. Без Гонконга нет будущего для вас. Вы сейчас определяете дальнейшую судьбу всей Британской империи, Уилл. Ни больше ни меньше!
      Струан чувствовал, как разум Лонгстаффа мечется, лихорадочно прорабатывая все мыслимые последствия такого шага. Это было единственно возможное решение. Единственный способ, позволявший сохранить каждому свое лицо и спасти остров. И в тот момент, когда Струан увидел, как Лонгстафф открыл рот, чтобы заговорить, он быстро добавил:
      -- И последнее, Уилл. Вы тут же получите деньги назад, большую их часть.
      -- А?
      -- Вы немедленно проведете земельную распродажу. Торговаться за новые участки будут бешено. Куда пойдут эти деньги? В вашу правительственную казну. Вы выигрываете во всех случаях, Земля, которую вы продаете, не стоила вам ни гроша. Вы знаете, как отчаянно вам нужны деньги на управление колонией: тут и выплата жалования служащим и полиции, и строительство губернаторского дворца, дорог, зданий суда, кораблей для обслуживания гавани, и тысяча других проблем; а вы, разумеется, не можете прямо использовать на это полученный вами с Кантона выкуп. Я бы сказал, что это будет гениальный ход истинного государственного деятеля. Вам все равно придется принимать решение сейчас, потому что ждать полгода, пока депеша достигнет Англии и заведомо утвердительный ответ вернется обратно, для вас невозможно. Вы спасете Гонконг, и это ничего не будет вам стоить. Но прежде всего вы однозначно продемонстрируете Сергееву, что Англия намерена остаться в Азии навсегда. Я бы сказал, Уилл, что ваше умение одним ходом решать сразу столько проблем произведет впечатление на весь Кабинет. И, безусловно, на Ее Величество королеву. А за высокой оценкой, как правило, следуют высокие титулы.
      Корабельный колокол пробил восемь склянок. Лонгстафф достал свои карманные часы. Они отставали, и он поставил стрелки на полдень, напряженно тем временем размышляя и пытаясь отыскать какой-нибудь изъян в логике Струана. Она безукоризненна, признал он наконец. У него закружилась голова, когда он вдруг осознал, что, не будь Тай-Пэна, он так ничего и не предпринял бы в отношении лихорадки. Просто держался бы подальше от долины, надеясь, что врачи найдут какой-нибудь способ бороться с болезнью. Он, как и все, был встревожен эпидемией, но считал, черт побери, более важным сначала выиграть войну с Кантоном.
      Да. Изъяна нет. Черт, ты едва не упустил момент, открывающий самые блестящие перспективы. Разумеется, это превышение его письменных полномочий, но, с другой стороны, губернаторы и полномочные представители наделяются властью и сверх той, что доверена бумаге. Следовательно, такая поспешность будет расценена лишь как вынужденная мера. Мы не можем ждать до следующего года, чтобы утвердить волю Ее Величества среди язычников. Решительно не можем. И его замысел с чайными семенами чудесно вписывается в общую картину и говорит о дальновидности, превышающей даже дальновидность Тай-Пэна.
      Лонгстафф почувствовал необоримое искушение тут же рассказать Струану о семенах. Но огромным усилием воли сумел справиться с ним.
      -- Думаю, вы правы. Я немедленно объявлю об этом.
      -- Почему бы вам не собрать у себя завтра всех тай-пэнов? Дайте им два дня на то, чтобы представить вашему казначею счета на землю и строительство. Назначьте новую распродажу земли через неделю. Это даст вам время, чтобы промерять все участки. Я полагаю, вы захотите видеть новый город рядом с Глессинг Пойнтом?
      -- Да. Именно так я и подумал. Это будет самое удачное место. В конце концов, его мы и рассматривали в свое время. -- Лонгстафф поднялся, налил себе еще шерри, потом дернул шнур звонка. -- Как всегда, я был рад выслушать ваш совет, Дирк. Вы, разумеется, останетесь отобедать.
      -- Боюсь, что мне лучше вернуться. Завтра с отливом Сара уезжает домой на "Махарадже Калькутты", и дел очень много.
      -- Ужасное несчастье. Я о Роббе и о вашей племяннице. Дверь открылась.
      -- Да, сэр-р? -- спросил дежурный офицер.
      -- Поинтересуйтесь у генерала, не присоединится ли он ко мне за обедом.
      -- Слушаюсь, сэр-р. Прошу прощения, сэр-р, но здесь миссис Квэнс, ожидает встречи с вами. И мистер Квэнс. Потом еще все эти вот, -- он протянул Лонгстаффу длинный список имен, -- которые прибыли с просьбой принять их. Сказать миссис Квэнс, что вы заняты?
      -- Нет. Лучше уж мне принять ее прямо сейчас. Пожалуйста, не уходите, Дирк. Боюсь, мне понадобится моральная поддержка.
      В каюту вошла Морин Квэнс. Следом за ней появился Аристотель. Под его безжизненно потухшими глазами лежали черные тени. Теперь он был просто маленьким тусклым человечком. Даже одежда его выглядела неопрятной и какой-то серой.
      -- Доброе утро, миссис Квэнс, -- произнес Лонгстафф.
      -- Да хранят вас святые угодники, ваше превосходительство, сегодня и впрямь чудный денек.
      -- Доброе утро, ваше превосходительство, -- едва слышно произнес Аристотель, не поднимая глаз от пола.
      -- Добрый вам день, Тай-Пэн, -- сказала Морин. -- С благословенной помощью самого святого Патрика мы через несколько дней вернем вам по счету.
      -- Никакой спешки нет. Доброе утро, Аристотель.
      Аристотель Квэнс медленно поднял голову и посмотрел на Тай-Пэна. Его глаза наполнились слезами, и он прочел на лице Струана сочувствие.
      -- Она сломала все мои кисти, Дирк, -- с трудом выдавил он из себя, -Сегодня утром. Все до одной. И мои... она выбросила мои краски в море.
      -- Пора уж нам было прийти повидать вас, ваше превосходительство, -тяжело заговорила Морин. -- Мистер Квэнс наконец-то решил отступиться от этой своей пустой мазни. Он хочет определиться на приличную работу. Вот о работе мы и пришли с вами поговорить, ваше превосходительство, -- Она оглянулась на мужа, и на ее лице появилось уста лое выражение. -- Все что угодно. Лишь бы она была постоянной и приносила довольно денег. -- Она повернулась к Лонгстаффу: -- Может, какое-нибудь место клерка. Бедный мистер Квэнс не имеет в делах большого опыта.
      -- Это... э... вас устроит, Аристотель?
      -- Она сломала мои кисти, -- безнадежно повторил Квэнс. -- Это все, что у меня было: мои краски и кисти.
      -- Мы же обо всем договорились, дружок, не так ли, ну? Давеча еще клялись всем, что свято? А? Больше никаких картин. Приличная постоянная работа, исполнение своего святого долга перед семьей и никаких шалостей.
      -- Да, -- убито сказал Квэнс.
      -- Я буду рад предложить вам место, мистер Квэнс, -- вмешался Струан. -- Мне как раз нужен клерк. Плата -- пятнадцать шиллингов в неделю. Я добавлю к этому каюту на моем плавучем складе сроком на один год. После этого вы будете сами подыскивать себе жилье.
      -- Да охранят вас все святые, Тай-Пэн. Идет. Ну, поблагодари Тай-Пэна, -- сказала Морин.
      -- Спасибо, Тай-Пэн.
      -- Будьте в конторе завтра в семь утра, Аристотель. И без опозданий.
      -- Он придет, Тай-Пэн, уж вы не беспокойтесь. Да пребудут с вами в эти тяжкие дни благословения святого Петра за то, что вы позаботились о несчастной жене и голодных детях. Добрый день вам обоим.
      Они вышли. Лонгстафф плеснул себе глоток бренди.
      -- Боже милостивый. Я глазам своим не верю. Бедный, бедный Аристотель. Вы в самом деле намерены превратить Аристотеля Квэнса в клерка?
      -- Да. Уж лучше я, чем кто-то другой. У меня не хватает людей в конторе. -- Струан надел шляпу, очень довольный собой. -- Я не из тех, кто станет встревать между мужем и женой. Но любая женщина, которая способна сделать такое со стариной Аристотелем, называться женой не имеет права, клянусь Богом!
      Лрнгстафф вдруг улыбнулся и сказал:
      -- Я отряжу линейный корабль, если это поможет. Все, чем располагает правительство Ее Величества, к вашим услугам.
      Струан заторопился на берег. На Куинз Роуд он подозвал закрытый паланкин и объяснил кули, куда его доставить.
      -- Ждать, ясно? -- сказал он, когда его доставили в указанное место.
      -- Ясна, масса.
      Он прошел мимо ошеломленного привратника в гостиную дома. Комната была вся убрана коврами -- большие удобные диваны, портьеры из вощеного ситца, зеркала, всюду изящные безделушки. За его спиной послышался шелест платья и звук приближающихся шагов. Сквозь занавес из бус в гостиную вошла маленькая седая леди в аккуратном, туго накрахмаленном платье. У нее были большие глаза и очки на носу.
      -- Приветствую вас, миссис Фортерингилл, -- вежливо произнес Струан.
      -- А-а, Тай-Пэн, я рада вас видеть, -- сказала она. -- Господи, вот уже столько лет мы были лишены удовольствия принимать вас у себя. Сейчас несколько рановато для посетителей, но юные леди как раз готовятся к их встрече. -- Она улыбнулась, обнажив слегка пожелтевшие вставные зубы.
      -- Э-э... видите ли, миссис Фортерингилл...
      -- Я все понимаю, Тай-Пэн, -- кивнула она с серьезным видом. -- В жизни каждого мужчины наступает момент, когда он...
      -- Речь пойдет о моем друге.
      -- Не тревожьтесь, Тай-Пэн, в этом заведении умеют держать язык за зубами. Вам не о чем беспокоиться. Соблаговолите подождать одно мгновение. -- Она торопливо поднялась и громко крикнула: -- Девушки!
      -- Сядьте и выслушайте меня! Это касается Аристотеля!
      -- О! Бедный попрошайка, вот уж кому теперь не позавидуешь.
      Струан объяснил ей, что ему от нее нужно, и сбежавшиеся на зов хозяйки девушки разочарованным взглядом проводили его до двери.
      Едва он переступил порог своего дома, как Мэй-мэй напустилась на него:
      -- Почему это ты ходишь к шлюхам, хейа? Струан вздохнул и рассказал ей все:
      -- Ты думаешь, я этому поверю, хейа? -- Ее глаза метали молнии.
      -- Да. Так будет лучше для тебя же.
      -- Я верю тебе, Тай-Пэн, -- тут же выпилила она.
      -- Тогда перестань изображать передо мной огнедышащего дракона! -- Он прошел в свою комнату.
      -- Хорошо, -- сказала Мэй-мэй, входя за ним следом и закрывая за собой дверь. -- Сейчас мы увидим, Говорил ли ты правду. Мы незамедленно займемся любовью. Я безумно желаю тебя, Тай-Пэн.
      -- Благодарю тебя, но у меня дела, -- ответил Струан, с трудом удерживаясь от того, чтобы не расхохотаться.
      -- Ай-йа на твои дела, -- сказала она и начала расстегивать пуговицы на своей золотистой пижаме. -- Мы делаем немедленную любовь. Я скоро буду видеть, если какая-ни будь сладкоречивая шлюха забрала твою силу, клянусь Богом. И тогда твоя старая Мать разберется с тобой, клянусь Богом. -- У тебя, кстати, тоже есть дела, -- заметил Струан.
      -- У меня очень много дел. -- Ее шелковые штаны соскользнули на пол, и она выступила из них. Ее серьги позвякивали, как колокольчики. -- И тебе лучше заняться делом очень сильно быстро.
      Он разглядывал ее и следил при этом, чтобы переполнявшее его счастье не вырвалось наружу. Ее живот чуть-чуть, и очень красиво, округлился после четырех месяцев, что она носила его ребенка. Быстрым движением он обнял ее и впился поцелуем в губы. Потом бережно положил на кровать и лег сверху, немного придавив ее своим весом.
      -- Будь осторожен, Тай-Пэн, -- выдохнула она. -- Я ведь не одна из твоих грудастых толсторебрых варварских великаншев! Поцелуи ничего не доказывают. Снимай одежды, тогда увидим все по правде!
      Он поцеловал ее Снова, и она сказала уже другим голосом:
      -- Ну, снимай же.
      Он приподнялся на локтях и посмотрел на нее сверху вниз, потом потерся носом о ее нос, положив конец игре.
      -- Сейчас не время. Мне скоро отправляться на вечер, посвященный помолвке, а ты начинай укладывать вещи.
      -- Укладывать вещи зачем? -- спросила она.
      -- Ты переезжаешь на "Отдыхающее Облако".
      -- Почему?
      -- Наш фен шуй здесь никуда не годится, девочка.
      -- О, как хорошо, как ужасно замечательно хорошо! -- Она восторженно обняла его. -- В самом деле уезжать отсюда? Навсегда?
      -- Да.
      Она поцеловала его, быстро выскользнула из-под его рук и начала одеваться.