Тай-Пэн - Роман о Гонконге

      -- Слуга уходить! Уходить поселение вон. Все уходить!
      Глава 6
      Струан сидел в закрытом паланкине, легко покачиваясь в такт торопливой грусце носильщиков, пробиравшихся пустынными улочками. Обивка внутри паланкина была засаленной, в темных пятнах пота. Время от времени он выглядывал в занавешенное окошечко, выходившее на улицу. Неба он не видел, но чувствовал, что до рассвета оставалось совсем немного. Ветер доносил до него вонь гниющих фруктов, испражнений, навоза, а также ароматы готовящейся пищи и специй; ко всему этому примешивался запах пота носильщиков.
      Прежде чем расстаться, они с Дзин-куа договорились о более безопасном способе доставки серебра на Гонконг. Они решили, что Дзин-куа погрузит ящики со слитками на вооруженную лорку. На вторую ночь лорка будет тайно доставлена к причалу поселения. Ровно в полночь. Если это станет невозможным, лорку оставят неподалеку от южного края причала с зажженными фонарями на носу и на фок-мачте. Чтобы полностью исключить возможность ошибки, Дзин-куа сказал, что выкрасит глаз лорки на ближнем к берегу борту в красный цвет. На тиковой обшивке носа каждой лорки непременно вырезались два глаза. Это делалось на счастье, а также чтобы помочь душе лорки смотреть вперед. Китайцы верили, что ни одна лодка не может жить без глаз, которыми она могла бы видеть.
      Но что означает этот жест Дзин-куа, отдающий Гонконг в полное мое распоряжение, спрашивал себя Струан. Без сомнения, Дзин-куа должен понимать значение мандарина на острове. И зачем старику понадобился сын, получивший образование в Лондоне? Неужели Дзин-куа, единственный из всех китайцев, с которыми встречался Струан, оказался настолько дальновиден, что понял в конце концов неизбежность долгого и прочного соединения судеб Китая с судьбами Британии?
      Он услышал лай собак и сквозь щель в занавесях увидел, как они, оскалив зубы, атаковали ноги переднего носильщика. Но тут кули, бежавший с фонарем впереди паланкина, повернулся и с большой ловкостью прошелся по собачьим спинам своим шестом с железным наконечником. Собаки с визгом бросились врассыпную.
      Потом на перекрестке далеко впереди Струан заметил пеший отряд "знаменосцев", человек около ста. Они были вооружены и имели с собой фонари. Весь отряд сидел на земле, в их спокойной неподвижности было что-то зловещее. При виде паланкина несколько солдат поднялись на ноги и направились в их сторону. Носильщики, к огромному облегчению Струана, круто свернули в переулок. Теперь все, что тебе осталось сделать, парень, это доставить серебро на Гонконг в целости и сохранности. Или хотя бы на Вампоа, где ты сможешь погрузить его на "Китайское Облако". Но пока последний ящик не окажется на борту, ты не можешь чувствовать себя в безопасности.
      Паланкин нырнул вниз: один из носильщиков едва не упал, угодив ногой в рытвину, которых было полным-полно на дороге. Струан вертелся в тесной кабинке, пытаясь хоть как-то сориентироваться в лабиринте улочек. Вскоре он смог разглядеть над домами верхушки корабельных мачт. Впереди по-прежнему не было ничего знакомого. Носильщики свернули за угол, направляясь к реке, затем, срезая путь, прошли каким-то узким переулком, вышли в другой. Наконец, впереди над крышами лачуг появились очертания зданий поселения, посверкивающих в лунном свете стеклами окон.
      Внезапно паланкин остановился и в следующую секунду рухнул на землю. Струана швырнуло набок. Он рванул шторки в сторону и выпрыгнул наружу с ножом в руке как раз в тот момент, когда три копья пронзили тонкие стенки насквозь. Пока копьеносцы отчаянно пытались освободить застрявшее оружие, Струан метнулся к ближайшему из них, всадил ему нож в бок и повернулся к другому, который, бросив копье, взмахнул двуострым боевым топором. Лезвие топора полоснуло Струана по плечу, и он сморщился от боли, но, скользнув в сторону, успел перехватить топор за рукоять и попытался завладеть им. Сильно дернув топор к себе, он вырвал его из руки противника, а тот издал дикий вопль, пронзенный копьем, нацеленным в Струана. Струан прижался спиной к стене. Третий копьеносец, держась от него на расстоянии длины копья, двинулся по кругу, часто и хрипло дыша и бормоча проклятия. Струан сделал обманное движение, рубанул топором, но промахнулся, и китаец выбросил копье вперед. Острый наконечник зацепил сюртук шотландца, однако Струан одним движением освободился от него и по рукоятку вонзил нож в живот нападавшему, потом повернул, выпуская ему кишки.
      Отпрыгнув подальше от тел, Струан опять прижался к спасительной стене и замер. Человек, которого он ранил в бок, громко стонал. Второй лежал неподвижно. Третий, держась рукой за живот, отползал в сторону.
      Струан подождал мгновение, переводя дыхание, и стрела ударилась в стену над самой его головой. Быстро пригнув шись, он подобрал одно из копий и бросился бежать по узкой улочке к поселению. Позади он услышал топот чьих-то ног и побежал быстрее. Повернув за угол, он увидел прямо перед собой улицу Тринадцати Факторий. Он бросил копье, пробежал по ней зигзагом, повернул на Хог Стрит, миновал ее и припустил через площадь, заполненную все прибывающими "знаменосцами".
      Прежде чем они успели сообразить, что к чему, он добежал до ворот парка и проскользнул внутрь. В живот ему уперлось дуло мушкета.
      -- А, это ты, Дирк, -- раздался голос Брока. -- Где это ты был, черт возьми?
      -- Гулял. -- Струан судорожно ловил ртом воздух. -- Кровь Христова, на меня напали грабители с большой дороги, черт бы их побрал!
      -- Это твоя кровь или их?
      При свете фонаря Струан стащил с раненного плеча сюртук и разорвал рубашку. На плечевой мышце алел порез, ровный и неглубокий.
      -- Комариный укус, -- пренебрежительно фыркнул Брок. Он достал фляжку с ромом, плеснул на рану и улыбнулся, увидев, как скривилось от боли лицо Струана. -- Сколько их было?
      -- Трое.
      -- И тебя подрезали? Да ты, как видно, стареешь! -- Брок налил два стакана рома.
      Струан выпил и почувствовал себя лучше.
      -- Я-то думал, ты спишь. Дверь у тебя заперта. Где ты был?
      -- Что тут у вас творится?
      -- Примерно час назад исчезли все слуги. Вот так-то. Я решил, что лучше никого сюда не вытаскивать, пока не рассветет. Когда ты там бежал, тебя прикрывали стволов пятьдесят, не меньше.
      -- Тогда какого дьявола было совать мушкет мне в брюхо?
      -- Да просто захотелось поприветствовать тебя, как подобает. -- Брок отхлебнул из своего стакана. -- Чтобы ты вроде как знал, что мы не дремлем.
      -- Кто-нибудь знает, почему исчезли слуги?
      -- Нет. -- Брок подошел к воротам. Потревоженные "знаменосцы" опять укладывались спать. На горизонте нерешительно подрагивал первыми лучами нервный рассвет. -- Выглядит все это до омерзения скверно, -- тяжело проговорил он. -- Не нравятся мне эти сукины дети, ох как не нравятся. Сидят себе, ничего не делают, только иногда в эти свои барабаны стучат. Думаю, нам лучше отступить, пока для этого еще есть хорошая возможность.
      -- Как минимум несколько дней нам ничего не грозит. Брок покачал головой:
      -- У меня дурное предчувствие. Что-то здесь не так. Лучше бы нам уйти.
      -- Это хитрость, Брок. Обман. -- Струан оторвал кусок рубашки и вытер со лба пот.
      -- Может, и хитрость. Но на душе у меня не спокойно, а когда меня одолевают такие предчувствия, значит пора уносить ноги. -- Брок ткнул большим пальцем в сторону "знаменосцев": -- Мы их тут пересчитали. Сто пятьдесят штук. Хау-куа говорит, их больше тысячи вокруг поселения.
      -- Я видел, может быть, сотни две-три. К востоку отсюда.
      -- Что ты там делал?
      -- Так, прогулялся. -- Струану вдруг захотелось рассказать ему обо всем. Только делу это не поможет, подумал он. Брок сделает все, что в его силах, чтобы помешать тебе доставить серебро на Гонконг. А без этого серебра ты, дружок, мертвее мертвого. -- Тут рядом, за углом, живет одна девочка, -развязно сообщил он.
      -- Девочка, черта с два! Не такой ты дурак, чтобы рисковать своей шкурой из-за юбки. -- Брок раздраженно подергал себя за бороду. -- Сменишь меня через час?
      -- Хорошо.
      -- В полдень мы отчаливаем.
      -- Нет.
      -- А я говорю, в полдень.
      -- Нет.
      Брок нахмурился.
      -- Что это, интересно, так тебя здесь держит?
      -- Если мы покинем поселение прежде, чем начнутся настоящие неприятности, мы страшно потеряем лицо.
      -- Верно. Это я знаю. Не думай, что мне нравится удирать. Но что-то подсказывает мне, что так будет лучше.
      -- Мы подождем пару дней.
      -- Ты знаешь, что я никогда не ошибался насчет того, когда следует смазывать пятки. -- Брок смотрел на него с глубоким подозрением. -- Почему ты хочешь остаться?
      -- Эта лиса Ти-сен просто опять взялся за свои старые трюки. На этот раз твое предчувствие тебя обманывает. Я сменю тебя через час, -- пообещал Струан и вошел в здание фактории.
      Ну, Дирк, что ты задумал на этот раз, размышлял Брок. Он громко прокашлялся. Его нос улавливал в воздухе тошнотворный запах опасности, который испускала умирающая ночь.
      Струан поднялся по мраморной лестнице к себе наверх. Стены вдоль лестницы украшали произведения Квэнса и китайские картины на шелке. На площадках стояли огромные драконы эпохи Мин из тикового дерева и тиковые же сундуки. В коридорах, ведущих с первой площадки, висели изображения кораблей и морских сражений -- все в богатых рамах; небольшой пьедестал венчала выполненная с изумительной точностью модель корабля Ее Величества "Виктория".
      Дернув за дверную ручку своей комнаты, Струан обнаружил, что она заперта.
      -- Открывай немедленно, -- приказал он. А Тип впустила его внутрь.
      -- Где ты, черт побери, была, Мэй-мэй? -- спросил он, стараясь скрыть за раздраженным тоном чувство глубокого облегчения.
      Она стояла в тени портьер у окна. Сказав А Гип несколько фраз по-китайски, Мэй-мэй жестом приказала ей удалиться.
      Струан запер дверь на задвижку.
      -- Где ты была, черт побери? -- повторил он. Она шагнула вперед, свет фонаря упал на нее, и Струан был поражен ее бледностью.
      -- Что случилось?
      -- Ходят слухи, Тай-Пэн. Много слухов. Говорят, всех варваров собираются преда гь мечу.
      -- Ну, в этом-то нет ничего нового. Где ты была?
      -- Новое есть в том, что появились "знаменосцы". Говорят, что Ти-сен впал в немилость. Что он приговорен к смерти.
      -- А вот это уже просто ерунда. Он доводится двоюродным братом самому императору и только ему во всем Китае уступает богатством.
      -- По слухам, император так в господа бога мать разозлился, когда Ти-сен заключил этот договор, что Ти-сена ждет публичная пытка.
      -- Это безумие. -- Струан встал у огня и снял сюртук и рубашку. -- Где ты была?
      -- Что с тобой случилось? -- воскликнула она, увидев кровь.
      -- На меня напали разбойники.
      -- Ты виделся с Дзин-куа?
      Струан на мгновение онемел от изумления.
      -- Откуда ты знаешь о Дзин-куа?
      -- Я ходила поклониться и засвидетельствовать свое почтение его Верховной Госпоже. Она сказала мне, что он только что вернулся в Кантон и послал за тобой.
      Струан впервые услышал, что Мэй-мэй была знакома с первой женой Дзин-куа, но он был настолько взбешен, что даже не стал об этом думать.
      -- Какого дьявола ты не предупредила меня, куда идешь?
      -- Ты бы не пустил меня, если б узнал, -- резко ответила Мэй-мэй. -- Я всегда с таким удовольствием навещаю ее.
      К тому же, там я могу привести в порядок волосы и посоветоваться с астрологом.
      -- Что?
      -- У нее есть ужасная хорошая цирюльница, которой пользуются жены Дзин-куа. Уж-жасно полезно для волос. Эта женщина известна на весь Квангун. Очень дорогая. Астролог сказал, йосс хороший. Очень хороший. Но быть осторожным при строительстве домов.
      -- Ты запросто рискуешь жизнью, чтобы послушать прорицателей и вымыть голову? -- взорвался он. -- Какого дьявола, что не так с твоими волосами? Они и без того прекрасны!
      -- Ты ничего в этом не понимаешь, Тай-Пэн, -- холодно ответила она. -Именно там я и узнаю обо всех слухах. У цирюлъницы. -- Она взяла его руку и провела ею по своим волосам -- Вот, видишь. Они стали гораздо мягче, нет?
      -- Нет! Не стали! Смерть господня, если ты еще хоть раз посмеешь уйги, не предупредив меня, куда ты направляешься, получишь такого шлепка, что не сможешь потом сидеть целую неделю.
      -- Только попробуй, Тай-Пэн, клянусь Господом, -- ответила она. и ее глаза сверкнули, поймав его негодующий взгляд.
      Он тут же схватил ее в охапку, невзирая на бешеное сопротивление, подтащил к кровати, задрал платье и нижние юбки и шлепнул ее пониже спины так, что зазвенела рука, а ее саму швырнуло на постель. Он никогда раньше не бил ее. Мэй-мэй как ветром сорвало с кровати, она бросилась к нему и злобно вцепилась в лицо своими длинными ногтями. Фонарь полетел на пол. Струан опять поднял ее и шлепнул еще раз. Она вывернулась у него из рук и полоснула ногтями по глазам, промахнувшись на какую-то долю дюйма и оставив на щеке глубокие царапины Он сжал ее кисти, повернул к себе спиной, сорвал с нее платье и все, что было под ним, и в третий раз ударил по голым ягодицам открытой ладонью. Она яростно сопротивлялась, ткнув его локтем в пах и опять вцепившись в лицо ногтями. Собрав всю свою силу, он прижал ее к постели, но она высвободила голову и вцепилась зубами в предплечье его левой руки. Он задохнулся от боли и вновь с размаху ударил ее по ягодицам. Она только крепче сжала зубы.
      -- Клянусь Господом, ты кусаешь меня в последний раз, -- процедил он сквозь сжатые зубы. Ее зубы еще глубже вонзились в предплечье, но он специально не отдергивал руку. Его глаза стали влажными от боли, но он лишь хлестал Мэй-мэй все сильнее и сильнее, каждый раз по ягодицам, пока не заболела рука. В конце концов она разжала зубы.
      -- Не надо... больше... пожалуйста... пожалуйста, -- прерывистым голосом пробормотала она и, беззащитная, заплакала, уткнувшись лицом в подушку.
      Струан перевел дыхание.
      -- А теперь попроси прощения за то, что ушла без разрешения.
      Ее багровые истерзанные ягодицы напряглись, и она вздрогнула, ожидая нового удара, однако он не поднял руки. Он знал, что нрав чистокровной лошади должен быть только укрощен, но не сломлен.
      -- Я даю тебе три секунды.
      -- Я... прости меня. Ты сделал мне больно. Больно, -- рыдала она.
      Он поднялся с кровати и, поднеся руку к свету, осмотрел рану. Зубы Мэй-мэй проникли очень глубоко, выступила кровь.
      -- Подойди сюда, -- повторил он, но на этот раз его голос прозвучал как удар плетью, и она, вздрогнув, вскочила на кровати. Он не смотрел на нее. Торопливо собирая вокруг себя обрывки платья, она начала спускаться с кровати.
      -- Я не велел тебе одеваться! Я сказал, подойди сюда.
      Она быстро засеменила к нему Ее глаза покраснели от слез, лицо было перепачкано размокшей пудрой и потеками туши.
      Он положил руку на стол, куском ткани промокнул сочащуюся кровь и налил бренди в каждую ранку. Чиркнув спичкой, он передал ее Мэй-мэй.
      -- Опусти пламя в раны, в каждую по очереди.
      -- Нет!
      -- По очереди, -- повторил он. -- Человеческий укус так же ядовит, как укус бешеной собаки. Живее.
      Ей понадобилось три спички, и всякий раз она плакала чуть-чуть громче, и к горлу подступала тошнота от запаха паленого мяса, но рука у нее не дрожала. И всякий раз, когда вспыхивало бренди, Струан скрежетал зубами и не произносил ни слова.
      Когда процедура закончилась, он плеснул еще бренди на почерневшие ранки, а Мэй-мэй отыскала ночной горшок, и ее сильно вырвало. Струан быстро налил из чайника горячей воды на полотенце, легонько похлопал Мэй-мэй по спине и, когда приступ рвоты прошел, нежно обтер ей лицо горячим полотенцем и заставил ополоснуть рот остатками горячей воды. Затем поднял ее на руки, положил на кровать и собрался уходить. Но она прижалась к нему и заплакала тем глубоким, идущим от самого сердца плачем, который прогоняет из души всякую ненависть.
      Струан качал ее на руках и успокаивал, пока она не уснула. Потом он вышел и сменил Брока в саду.
      В полдень состоялся еще один общий сбор. Многие высказывались за то, чтобы уехать немедленно. Но Струан взял верх над Броком и убедил коммерсантов подождать до завтра. Они, ворча, согласились и решили перебраться в его факторию
      для общей безопасности. Купер и все американцы вернулись к себе.
      Струан поднялся наверх.
      Мэй-мэй приняла его со страстью. Потом они уснули, умиротворенные. Один раз оба проснулись на мгновение, и она прошептала, целуя его в полусне:
      -- Ты был прав, наказав меня. Я была виновата перед тобой, Тай-Пэн. Но никогда не бей меня без вины. Потому что когда-нибудь ты уснешь -- должен же ты спать, -- и тогда я убью тебя.
      Среди ночи их покой был нарушен. В дверь громко забарабанили, и раздался громовой голос Вольфганга Маусса:
      -- Тай-Пэн! Тай-Пэн!
      -- Да?
      -- Быстро! Вниз! Скорее!
      Теперь и до них доносился шум толпы, заполнявшей площадь.
      Глава 7
      -- Отец предупреждал вас всех, черт бы побрал вашу слепоту! -выругался Горт, отвернувшись от окна и проталкиваясь через торговцев.
      -- Толпу мы видели и раньше, -- резко возразил Струан -- И ты знаешь, что толпа никогда не собирается сама по себе, это делается исключительно по приказу мандаринов.
      -- Да, но только не такая, -- буркнул Брок.
      -- Всему этому отыщется какое-нибудь самое простое объяснение. Пока нам не о чем беспокоиться.
      Площадь внизу напоминала потревоженный муравейник. Некоторые из китайцев держали в руках фонари, другие -- факелы. Несколько человек пришли с оружием. И все они в один голос что-то кричали.
      -- Этих пакостников там, должно быть, две или три тысячи, -- проворчал Брок, потом крикнул: -- Эй, Вольфганг! Что орут эти дьяволы-язычники?
      -- Смерть дьяволам-варварам.
      -- Подумать только, какая наглость! -- воскликнул Роуч, маленький, похожий на нахохлившегося воробья человечек, сжимавший мушкет, который был выше его самого.
      Маусс повернул голову и снова посмотрел на толпу. Сердце его тревожно стучало, рубашка взмокла от пота. Это ли время Твое, о Господи? Время Твоего беспримерного мученичества?
      -- Я пойду и поговорю с ними, обращусь к ним с проповедью, -- хрипло произнес он, всей душой желая покоя, который сулила ему эта жертва и одновременно ужасаясь ей.
      -- Достойнейшая мысль, мистер Маусс, -- часто кивая, сказал Румаджи, его черные глаза беспокойно косили то на Маусса, то на толпу. -- Они не могут прислушаться к словам человека, наделенного таким даром убеждения, сэр.
      Струан заметил капли пота на лице Маусса, его смертельную бледность и перехватил его у двери.
      -- Никуда вы не пойдете.
      -- Время пришло, Тай-Пэн.
      -- Вам не купить спасения такой дешевой ценой.
      -- Кто вы такой, чтобы судить об этом? -- Маусс попытался протиснуться в дверь, но Струан не дал ему пройти.
      -- Я хотел сказать, что путь к спасению долог и исполнен страданий, -мягко проговорил он. Дважды раньше замечал он у Маусса эту странность. Оба раза это было перед схваткой с пиратами и потом, во время схватки. Маусс бросал оружие и шел навстречу противнику, охваченный религиозным экстазом, открыто ища смерти. -- Это очень долгий путь
      -- Мир... мир Господа Бога нашего... тяжко обрести, -- пробормотал Маусс. Слова застревали у него в горле. Он радовался, что его остановили, и ненавидел себя за эту радость. -- Я просто хотел...
      -- Совершенно верно. Я и сам все знаю про спасение, -- вмешался в разговор Мастерсон. Он сложил ладони перед грудью и умильно смотрел на них. -- Господи, защити нас от этих чертовых язычников! Я целиком с вами согласен, Тай-Пэн. Черт бы побрал весь этот шум, ну?
      Маусс усилием воли взял себя в руки, ему казалось, что он голым стоит перед Струаном, который опять смог заглянуть в самую глубину его души.
      -- Вы... вы правы... Да. Правы.
      -- В конце концов, если мы вас лишимся, кто останется проповедовать Слово Божие? -- добавил Струан, решив про себя не спускать с Маусса глаз, если дело дойдет до стычки.
      -- Абс-солютно правильно, -- согласился Мастерсон, сморкаясь в горсть -- Какой смысл бросать ценного христианина на растерзание волкам? Эта чертова шайка разбойников довела себя до бешенства и не в настроении сейчас выслушивать проповеди. Господи, защити нас! Дьявольщина, Тай-Пэн, ведь я же говорил вам, что будет нападение.
      -- Как бы не так. Ни черта ты не говорил! -- отозвался Роуч с другого конца комнаты.
      -- А кто, дьявол тебя растряси, спрашивал твоего мнения, клянусь Господом? Когда мы тут спокойно беседуем с Тай-Пэном и преподобным Мауссом? -- крикнул в ответ Мастерсон. Он повернулся к Мауссу: -- Почему бы вам не прочесть молитву за всех нас, а? Мы ведь в конце концов христиане, клянусь Богом! -- Он ринулся к окну, расталкивая торговцев. -- Что, уже нельзя человеку и посмотреть, что тут происходит?
      Маусс вытер пот со лба. О Господь вседержитель и благословенный Иисус, единственный Сын Твой, коею ты зачал в благости Своей, ниспошли мне мир Твой. Ниспошли мне учеников и миссионеров, чтобы мог я сложить с себя ношу свою. И пребуди благословен за то, что послал мне Тай-Пэна, который -совесть моя и видит меня таким, каков я есть. -- Спасибо, Тай-Пэн.
      Дверь распахнулась, и в комнату ввалились еще торговцы. Все они были вооружены.
      -- Какого дьявола? Что туг творится? Что случилось?
      -- Никто не знает, -- ответил Роуч. -- В один момент все было тихо, потом, ни с того ни с сего, они вдруг стали прибывать.
      -- Бьюсь об заклад, нам никогда больше не увидеть несчастного старину Эликсена. Бедный чертяка. Наверное, уже лежит где-нибудь с перерезанным горлом, -- произнес Мастер-сон, со зловещим видом ковыряясь в запале своего мушкета. -- Сегодня ночью мы все умрем в своих постелях.
      -- О, ради всего святого, заткнешься ли ты наконец? -- взмолился Роуч.
      -- Ты сегодня прямо ни дать ни взять провозвестник благости и утешения. -- Вивиен, быкообразный торговец, сердито посмотрел на Мастерсона. -- Почему бы тебе не помочиться в шляпу?
      Раздался взрыв хохота. Когда он утих, Горт стал плечом прокладывать себе дорогу к двери.
      -- Я возьму своих ребят, и мы разнесем их всех к чертовой матери!
      -- Нет! -- Возглас Струана щелкнул, как удар бича. В комнате воцарилась тишина. -- Они пока что не причинили нам никакого вреда. В чем дело, Горт? Ты испугался кучки людей, кричащих проклятия в твой адрес?
      Горт покраснел и двинулся к Струану, но Брок встал у него на дороге.
      -- Ступай вниз, -- приказал он. -- Будешь охранять парк, снесешь башку первому же китайцу, который вздумает туда сунуться!
      Горт с видимым усилием обуздал свой гнев и вышел. Все опять разом заговорили.
      -- Нехорошо это -- так цепляться к парню, Дирк. -- Брок налил себе кружку пива и выпил ее большими глотками. -- Он мог запросто подарить тебе твою же голову.
      -- Может быть. А может быть, получил бы урок хороших манер.
      -- Извините, мистер Струан, -- прервал его Румаджи, взвинченные нервы заставили его забыть о вежливости. -- А у задней двери есть охрана?
      -- Да. Три моих человека. Они сумеют справиться с целой армией этого отребья.
      Среди торговцев вспыхнул горячий спор, и затем Роуч сказал:
      -- Я согласен с Гортом. По-моему, нам нужно немедленно пробиваться отсюда.
      -- Мы так и сделаем. Если возникнет надобность, -- спокойно ответил Струан.
      -- Согласен, -- поддержал его Брок. -- Делать это сейчас значило бы напрашиваться на неприятности. Будем ждать и нести охрану, пока не рассветет. Может, к этому времени их уже и след простынет.
      -- А если нет? А? Что тогда, хотел бы я знать!
      -- Тогда мы сделаем им большое кровопускание Я тайком переправил трех ребят на нашу лорку, и они вывели ее на середину реки. С десятифунтовкой на борту.
      Струан рассмеялся.
      -- Я думаю, мистер Брок заслуживает вотума доверия за свою предусмотрительность.
      -- Клянусь Богом, мистер Брок, это вы здорово придумали, -- воскликнул Мастерсон. -- Ура в честь мистера Брока!
      Грохнуло троекратное "гип гип ура", и Брок довольно ухмыльнулся.
      -- Благодарствуйте, ребятки. Ну, а теперь лучше всего немного поспать. Тут нам, как будто, ничего не грозит.
      -- Gott im Himmel! Смотрите! -- Маусс, вытаращив глаза, показывал рукой в окно.
      Под звуки гонгов и барабанов с Хог Стрит на площадь вливалась процессия с фонарями. Перед ней шли "знаменосцы" и цепами прокладывали дорогу в густой толпе. Во главе процессии шествовал неимоверно толстый человек в богатых одеждах, но босой и с непокрытой головой. Он едва переставлял ноги под весом опутывавших его цепей.
      -- Смерть господня! -- вырвалось у Струана. -- Это же Ти-сен!
      Процессия приблизилась к центру площади и здесь остановилась. В ней шли все купцы Ко-хонга, за исключением Дзин-куа. У всех с шапочек были спороты церемониальные пуговицы, свидетельствовавшие об их ранге, и все они дрожали и пошатывались. В толпе раздались издевательские выкрики и свист. Тогда начальник "знаменосцев", высокий чернобородый воин, ударил в огромный гонг, и толпа опять утихла.
      На площадь внесли открытый паланкин, впереди и, позади него ехали конные "знаменосцы". В паланкине в полном церемониальном серо-алом облачении восседал Хипиа-хо -- императорский Хоппо. Это был приземистый и толстый маньчжурский мандарин, почти без шеи. В руке он держал императорский веер слоновой кости, инкрустированный нефритом -- символ своей должности
      Паланкин Хоппо поставили в центре площади, и начальник "знаменосцев" что-то громко прокричал. Каждый человек на площади пал на колени и трижды коснулся лбом земли, потом все поднялись на ноги.
      Хоппо развернул свиток и при свете фонаря, который держал один из стражников, начал читать высоким голосом.
      -- Что он говорит? -- спросил Брок у Маусса.
      -- Посмотрите-ка, вон старик Хау-куа,-- сказал Мастерсон со смешком. -Здорово же его трясет, прямо как...
      -- Пожалуйста. Тише. Я ничего не слышу, hein? -- попросил Маусс. Он высунулся из окна. Все замолчали, прислушиваясь.
      -- Это императорский указ, -- быстро заговорил Маусс. -- "...И изменник Ти-сен, наш бывший родственник, подлежит немедленному закованию в цепи и отправке в нашу столицу как приговоренный к смерти, и..." Я не слышу, hein? Подождите минутку. "...Позорный договор, именуемый соглашением Чуэн-пи, который он подписал без нашего повеления, аннулируется. Варварам приказывается немедленно покинуть пределы нашей империи, оставить Кантон и Гонконг под страхом немедленной и мучительной смерти, и..."
      -- Я прямо ушам своим не верю, -- усмехнулся Роуч.
      -- Заткнись! Как Вольфганг может расслышать что-нибудь?
      Маусс напряженно вслушивался в жуткий высокий голос, прорезавший гнетущую тишину на площади.
      -- Нам приказано убираться, -- перевел он. -- И мы должны возместить весь ущерб, нанесенный стране по нашей вине. Никакой торговли, кроме как по Восьми Правилам. Королеве Виктории приказано прибыть в Кантон в трауре... что-то... что-то еще вроде того, что за наши головы назначена награда, и... "как знак нашего неудовольствия, преступник Ти-сен будет подвергнут публичному бичеванию, и все его имущество конфискуется. Да убоится этого всякий и, дрожа, подчинится!".
      Начальник "знаменосцев" приблизился к Ти-сену и показал кнутом на землю. Ти-сен, белый, как мел, опустился на колени, а начальник "знаменосцев" поднял руку и обрушил кнут на его спину. Потом еще, еще и еще. Вся площадь замерла в молчании, был слышен лишь свист рассекающего воздух бича. Ти-сен повалился вперед, лицом вниз, а "знаменосец" все продолжал хлестать его.
      -- Я не могу в это поверить, -- проговорил Мастерсон.
      -- Это невозможно, -- сказал Маусс.
      -- Если они способны сделать такое с Ти-сеном, клянусь распятием, они перережут нас всех.
      -- Чепуха! Мы можем захватить весь Китай, когда только пожелаем.
      Брок захохотал.
      -- Что тут смешного, hein? -- нетерпеливо спросил Маусс.
      -- Это означает, что у нас опять война на руках, -- ответил Брок. -- А я так скажу: вот и хорошо. -- Он с издевкой посмотрел на Струана. -- Ведь говорил я тебе, парень. Вот куда завело нас твое желание заключать с отребьем договоры помягче.
      -- Это какая-то хитрость, -- спокойно возразил Струан. Но внутри он был не менее их потрясен тем, что сейчас происходило на площади. -- Ти-сен -самый богатый человек в Китае. Императору просто понадобился мальчик для побоев, козел отпущения. Ну и, конечно, богатство Ти-сена. Это вопрос лица. Император просто сохраняет свое лицо.
      -- Катись ты к черту со своим лицом, парень. -- Брок уже не смеялся. -Вот оно уже где сидит, твое лицо. Договору конец, торговле конец, Гонконгу конец, тебе самому конец, а ты тут все разглагольствуешь о каком-то лице.
      -- Ты ошибаешься, Тайлер. Гонконг только начинается, -- сказал Струан. -- Многое еще только-только начинается
      -- Верно Война, к примеру, разрази меня гром.
      -- А если и будет война, где ты отыщешь базу для нашего флота? Макао нас не спасет, как никогда не спасал -- это часть материка, и китайцы могут захватить город в любой момент. Но наш остров -- другое дело, клянусь Господом. До него им не добраться, пока там стоит наш флот. Я готов согласиться, что без Гонконга нам действительно конец. Что без него мы не сможем снарядить экспедицию на север Никогда. Не сможем защитить те порты и поселения на материке, которые появятся у нас в будущем. Слышишь, Тайлер? Гонконг -- это ключ к Китаю. Без Гонконга мы связаны по рукам и ногам.
      -- Клянусь Создателем, я и сам знаю, что нам нужен остров-крепость, -голос Брока загремел, перекрывая одобрительный гул, которым были встречены слова Струана. -- Я просто говорю, что Гонконг не единственное место. Цюшан лучше.
      -- Ты никогда не сможешь защищать Цюшан так же успешно, как Гонконг, -с торжеством возразил Струан, понимая, что и для Брока нет пути назад, как не было его ни для кого из них. -- Эта "голая проклятая скала", как ты его называешь, заключает в себе все твое чертово будущее.