Поэтому Дзин-куа не сделал того, что поначалу намеревался сделать выбрать самый маленький дим сум с креветками и предложить его собеседнику на весу, повторяя жест Струана на корабле Ву Квока. Это явилось бы изящным и тонким намеком на то, что Дзин-куа во всех деталях известно о разговоре Струана с Ву Квоком. Вместо этого он взял палочками один из обжаренных в масле пельмешков, положил его себе на тарелку и не торопясь съел. Он чувствовал, что на данный момент разумнее скрыть свою осведомленность. Позже, если у него будет желание, он может помочь Тай-Пэну избежать нависшей опасности и показать, как спастись от надвигающейся катастрофы.
      И, пережевывая дим сум, он в который раз подумал о невероятной тупости мандаринов и маньчжуров. Черепашье дерьмо! Презренные, питающиеся навозом, не знающие своей матери идиоты! Пусть отсохнут у них члены и пусть внутренности их источат черви!
      Все было подготовлено и осуществлено так хитроумно, думал он. Мы заставили варваров воевать там, где это было нам удобно, и в нужное для нас время. Война решила их экономические проблемы, но мы, проиграв ее, не уступили им ничего значительного. Торговля, как и раньше, продолжалась только через Кантон. Таким образом. Срединное Царство по-прежнему оставалось недоступным для настырных европейских дикарей. И получили они лишь крохотный вонючий островок, который, едва только на него ступила нога первого кули, мы уже начали отвоевывать обратно.
      И Дзин-куа принялся смаковать нюансы изумительного по тонкости плана, который строился на жадности императора и его страхе, что Ти-сен может стать угрозой трону, и заставил императора своими руками уничтожить собственного брата. Божественный замысел! Ти-сену расставили такую красивую ловушку, с такой проницательностью наметили его в жертвы еще задолго до последних событий. Он явился идеальным инструментом для сохранения лица императора и всего Китая. Но после стольких лет терпения и интриг, после полной победы над врагами Срединного Царства этот алчный, грязный, шелудивый пес -император -- совершил чудовищную, невероятную глупость, отвергнув столь выгодный договор!
      Теперь эти британские варвары по-настоящему разозлились, и это понятно: они потеряли лицо перед своей дьяволицей-королевой и ее бестолковыми приспешниками. А нам сейчас придется начинать все с начала, и выполнение древнего предназначения Срединного Царства -- облагородить варварский мир, вывести его из Тьмы к Свету: одна земля с одним правительством и одним императором -- опять отсрочено.
      Дзин-куа не огорчался, что придется начать все заново, ибо знал, что дело это растянется на века. Он был лишь слегка раздражен ненужной задержкой и тем, что была упущена прекрасная возможность.
      Ладно, сейчас самое главное Кантон, напомнил он себе. Прежде всего нужно выкупить наш любимый Кантон. Какой минимальной суммы следует добиваться? Какой?..
      Струан весь кипел внутри. Он ожидал, что Дзин-куа возьмет один из дим сум с креветками и предложит ему, держа на весу. Должен ли я заключить, спрашивал он себя, что старику не известно о том, что Ву Квок использовал первую из четырех монет? Он ведь не может не понимать, что означают поданные к столу дим сум? Гляди в оба, парень.
      -- Многа бум-бум корабаль, хейа? -- произнес Дзин-куа после долгого молчания.
      -- Много еще у Лонгстаффа есть, беспокойся нет. Очень плохо когда мандарин худой голова иметь.
      -- Ай-йа, -- закивал Дзин-куа. -- Мандарин Чинь-со сильно худой голова есть. Император говорить одинаковый, что Ти-сен. -- Старик провел пальцем по горлу и рассмеялся. -- Пффт! Когда Лонгстафф уступать нет, война есть -толговать нет.
      -- Война есть, торговлю брать можно. Лонгстафф сильно злой есть.
      -- Скок'ка тэйлов помогать сильно злой доблый есть, хейа? -- Дзин-куа спрятал руки в рукава своего шелкового халата, откинулся на спинку кресла и терпеливо ждал.
      -- Не знаю. Сто лаков, может.
      Дзин-куа знал, что сократить эту сумму вдвое к общему удовлетворению не составит труда. А пятьдесят лаков для Кантона не так уж разорительно, если учесть, что город беззащитен. Но и в этом случае он изобразил на лице ужас. И тут же услышал, как Струан сказал:
      -- Добавить сто лаков. Выкуп.
      -- Добавить сто чего? -- Теперь ужас старика был неподдельным.
      -- Выкуп мне, -- резко проговорил Струан. -- Нет нравится награда за голову моей рабыни и моих чилло маленький. Мандарин Чинь-со очень сильно плохой.
      -- Награда за голова чилло? Ай-йа! Оч-чень сильно плохой господа мать мандарин, оч-чень! -- возмутился Дзин-куа, притворяясь удивленным. Он молча возблагодарил свой йосс за то, что вовремя услышал про назначенную награду и сумел быстро и толково все уладить: сразу же известил через посредника английскую шлюху, -- а значит, и Струана -- на случай, если кто-нибудь попытается получить деньги за Мэй-мэй и ее детей прежде, чем они будут в безопасности.
      -- Дзин-куа устлоит! Нет беспокойся, хейа? Дзин-куа устлоит для длуг челез несколько день всего. Очень господа мать мандарин Чинь-со. Плохо, плохо, плохо.
      -- Сильно плохо, -- кивнул Струан. -- Трудно устроить, может, много лак нужно. Поэтому нет добавить сто лак. Добавить двести лак!
      -- Дзинь-куа устлоит для длуг, -- успокаивая его, повторил китаец. -Нет добавить сто, нет добавить двести! Устлоить сильно быстло мозна. -- Он довольно улыбнулся тому идеальному решению, которое нашел и уже начал осуществлять. -- Оч-чень простой. Писать другой имя на список Чйнь-со. Одноглазый корова чилло и два корова чилло маленький.
      -- Что?! -- взорвался Струан.
      -- Почему плохо, хейа? -- Что, во имя неба, здесь не так, удивленно спрашивал себя Дзин-куа. Он подготовил простую замену: никчемная варварская женщина и две никчемные девочки, принадлежащие человеку, который поклялся уничтожить Струана, в обмен на безопасность его собственной семьи. Что здесь может быть не так? Кто в состоянии понять разум варвара?
      Во имя Господа, думал Струан, как ты сможешь когда-либо научиться понимать этих языческих дьяволов?
      -- Нет нравится список, -- сказал он вслух. -- Нет мой чилло нет Одноглазый Дьявол чилло, нет никакой чилло. Очень сильно плохо.
      Разумеется, похищение -- ужасная вещь, ужасная, согласно подумал Дзин-куа, который и сам жил в постоянном страхе, что его детей или детей его детей похитят, чтобы запросить за них выкуп. Но чьи-то имена все равно должны быть внесены в список. Вот только чьи же?
      -- Дзин-куа нет писать корова чилло на список, ладна. Я устлоить. Ладна, хейа?
      -- Двести лак мой налог, добавить, ладно. Дзин-куа сделал глоток чая из чашки.
      -- Завтла Ко-хонг Лонстаф говорить, мозна?
      -- Чинь-со можно.
      -- Чинь-со добавить Ко-хонг, хейа?
      -- Завтра Чинь-со можно. Следующий день Ко-хонг можно. Говорить, сколько тэйлов. Пока говорить, мы чай покупать-продавать можно.
      -- Говорить конец, толговать мозна.
      -- Говорить торговать сразу можно.
      Дзин-куа спорил, умолял, рвал на себе волосы и, в конце концов, уступил. Он уже получил согласие Чинь-со немедленно открыть торговлю и передал ему половину установленной мзды. Они договорились, что вторая половина будет выплачена через шесть месяцев. И Дзин-куа уже подсказал наместнику сохраняющее лицо извинение, которым Чинь-со воспользуется, чтобы защитить себя от гнева императора за неповиновение приказам Сына Неба: переговоры следовало затягивать до тех пор, пока последний корабль не будет загружен чаем и пока не будет выплачен последний тэйл серебра, после чего Чинь-со сразу же нападет на поселение, сожжет и разграбит его и пошлет брандеры против торговых кораблей варваров и очистят от них Жемчужную реку. Торговля убаюкает европейских дикарей, и они поверят, что им ничто не грозит; к тому же, торговля даст китайцам время стянуть к Кантону подкрепления, в которых они так очевидно нуждались. Таким образом, варвары окажутся беззащитными, и Чинь-со одержит великую победу.
      Дзин-куа мысленно поцокал языком, восхищаясь изяществом своего плана. Он-то знал, что варвары будут далеко не беззащитны. И что налет на поселение приведет их в ярость. И тогда они немедленно двинутся на север и через ворота Пей Хо подойдут к Пекину. А в тот момент, когда их флот появится в устье Пей Хо, император запросит мира, и старый договор опять вступит в силу. Совершенный договор. Это произойдет, потому что "совершенный" договор нужен Тай-Пэну, а "Торчащий Пенис" -- всего лишь пес Тай-Пэна.
      И таким образом мне удастся избавить наш любимый Кантон от выкупа сейчас и не придется платить вторую половину мзды через полгода, потому что Чинь-со и его семья, разумеется, уже подведены за руку к самому краю могилы. где им и место -- да останется этот мерзкий ростовщик из провинции Фукьен немощным на те несколько месяцев, что еще остались ему на этой земле! "Выкуп", который придется изыскать, чтобы умилостивить сейчас императора, а позже -- варваров, сложится из прибыли от продажи чая, шелка и опиума в этом году. И немало еще останется. Поистине, жизнь полна радостей и захватывающей остроты!
      -- Нет волноваться чилло, хейа? Дзин-куа устлоить. Струан поднялся на ноги.
      -- Добавить двести лак, мой налог. -- Потом прибавил с любезной улыбкой: -- Дзин-куа говорит Чинь-со: "Трогать один волос корова чилло мой, Тай-Пэн приводить огнедышащий морской дракон. Съест Кантон, беспокойся нет!".
      Дзин-куа улыбнулся, но по спине у него побежали мурашки от этой угрозы. Он сыпал проклятиями всю дорогу домой. Теперь мне придется нанять еще больше, шпионов и охранников и потратить еще больше денег, чтобы оберегать детей Струана. Не только от явных похитителей, да поглотит земля этих скотоложцев, но и от любого бродяги, который в глупости своей решит, что может заработать легкий доллар. О горе, горе!
      Поэтому, очутившись в безопасности своего дома, он наградил пинками свою любимую наложницу и раздавил тисками большие пальцы двум девушкам-рабыням, после чего почувствовал себя гораздо лучше. Некоторое время спустя он потихоньку выскользнул из дома и отправился в место тайных собраний, где сменил свой халат на багряное церемониальное облачение своей должности. Он был Тай Шан Чу -- Верховным руководителем Хун Мун Тонга в южном Китае. Вместе с нижестоящими руководителями гонга он выслушал первое донесение от недавно образованной гонконгской ложи. И утвердил Гордона Чена ее главой.
      Итак, к восторженной радости и облегчению китайских купцов и европейских коммерсантов, торговля возобновилась. Все солдаты, кроме отряда в пятьдесят человек, были отосланы назад на Гонконг. Туда же вернулся и флот. Только корабль флота Ее Величества "Немезида" продолжал патрулировать реку, изучая подходы к Кантону и нанося на карту все протоки и рукава, которые ему попадались.
      А в поселении и на морских путях от Вампоа все бурлило от яростного соперничества, не прекращавшегося ни днем, ни ночью. Торговые корабли нужно было подготовить для такого нежного товара, как чай: заново покрасить трюмы, вычистить льяла и привести их в порядок. Нужно было запасти провизию на весь долгий путь домой. Разобраться с распределением грузового пространства.
      Торговцы, не имевшие собственных кораблей, а таких было немало, осаждали судовладельцев и дрались за лучшие грузовые места на самых быстрых и надежных кораблях. Цены за фрахт устанавливались сумасшедшие, но принимались сразу и без возражений.
      "Благородный Дом" и "Брок и сыновья" всегда приобретали много чая, шелка и пряностей для себя. Однако, будучи людьми практичными, и Струаны и Броки перевозили также и чужой груз, выступая не только перевозчиками, но и маклерами, банкирами, агентами на комиссии как по пути в Англию, так и обратно. На обратном пути они даже старались взять чей-то попутный груз: большей частью это были хлопчатобумажные ткани, пряжа, спиртные напитки, а в общем все, что производила промышленная мощь Англии, плюс любой товар, который, по мнению его владельца, мог найти сбыт на Востоке. Иногда другие английские фирмы отправляли им свои корабли с грузом на консигнацию, и они принимали на себя обязательство распродать его в Азии, каким бы он ни был, и, опять же за комиссионные, подыскивали на эти корабли груз для отправки в Англию. Сами Струаны и Броки везли на Восток только опиум, пушки, порох, ядра и картечь.
      Начало переходить из рук в руки серебро, и Струан с Броком заработали небольшие состояния, снабжая других торговцев наличными под чеки, выписанные на лондонские банки. Правда, по условиям договора серебро передавалось не раньше, чем через сутки после того, как корабль и его груз благополучно проходили через Бог и оказывались в открытом море.
      В этом году Струан не стал слушать советов Робба и придержал все грузовое пространство "Голубого Облака" для одного лишь "Благородного Дома", оставив себе весь закупленный компанией чай и шелк. Четыреста пятьдесят девять тысяч фунтов чая, бережно упакованного в пятидесятифунтовые ящики, обшитые изнутри кедровыми планками, и пять с половиной тысяч штук шелка начали круглосуточно заполнять трюмы клипера: шестьсот тысяч фунтов стерлингов при условии благополучной доставки в Лондон -- если корабль придет первым; сто шестьдесят тысяч фунтов чистой прибыли -- если корабль придет первым.
      "Серая Ведьма" Брока в этом году тоже взяла на борт только груз своей компании. Клипер должен был доставить в столицу Англии полмиллиона фунтов чая и четыре тысячи штук шелка. Как и Струан, Брок знал, что теперь не будет спать спокойно, пока пакетбот не доставит ему через полгода весть о благополучном прибытии корабля в Лондон -- и о благополучной распродаже товара.
      Лонгстафф сиял от гордости: ведь это он и никто другой с такой легкостью добился возобновления торговли и заставил наместника Чинь-со лично сесть с ним за стол переговоров. "Но, мой дорогой адмирал, зачем же еще я бы отсылал эти три депутации, ну? Все дело в лице. Нужно понимать "лицо" и образ мыслей этих язычников. Переговоры и торговля почти без единого выстрела! А торговля, мой дорогой сэр, торговля -- это для Англии главный источник жизненной силы". Он отменил штурм Кантона, чем еще больше обозлил и армию, и флот. Он повторил военным то, что, как напомнил ему Струан, он, Лонгстафф, сам часто говаривал в прошлом: "Мы должны быть великодушны к побежденным, джентльмены. Должны защищать слабых и кротких. Англия не может строить свою торговлю на крови беззащитных, ну? Переговоры закончатся через несколько дней, и Азия будет усмирена раз и навсегда".
      Но переговоры не закончились. Струан хорошо понимал, что они и не могут закончиться в Кантоне. Только в Пекине или у ворот Пекина. К тому же он пока и не нуждался в их завершении. Сейчас его интересовала одна лишь торговля. Было жизненно необходимо закупить чай и шелка этого года и сбыть весь доставленный на Восток опиум. Прибыль от торговли в этом сезоне поможет всем Китайским торговцам восполнить потери предыдущих лет. Прибыль вернет им надежду, и тогда они решат остаться здесь еще на год и постараются расширить дело. А расширяться теперь можно только на Гонконге. Прибыль и торговля дадут англичанам столь нужное им время. Время построить пакгаузы, причалы и дома на их новом островном приюте. Время до лета, когда ветры позволят флоту вновь двинуться на север. Время переждать любую непогоду и дотянуть до нового торгового сезона в будущем году. Время и деньги, чтобы обезопасить Гонконг и сделать его открытой дверью в Азию.
      Поэтому Струан всячески охлаждал восторженное нетерпение Лонгстаффа и затягивал переговоры, ввязавшись тем временем в отчаянную конкуренцию с Броком за лучший чай и шелка, за наиболее выгодные фрахтовые контракты. Нужно было загрузить и отправить восемнадцать клиперов. Решить проблемы восемнадцати команд и восемнадцати капитанов.
      Брок первым закончил погрузку "Серой Ведьмы", и корабль полетел вниз по реке с переполненными трюмами. Последний грузовой люк на "Голубом Облаке" был задраен на полдня позже, и клипер Струана бросился следом. Гонка началась.
      Горт громко возмущался и негодовал, потому что его корабль отправился в плавание с новым капитаном, но Брок был неумолим.
      -- С такой раной, как у тебя, ничего путного из твоего капиганства не выйдет, к тому же ты понадобишься мне здесь.
      Горт подчинился и решил, что должен стать Тай-Пэном до срока. Тай-Пэном над всеми тай-пэнами, клянусь Богом! Он отправился на "Немезиду". С тех пор как корабль, дымя трубой, вошел в гавань, он проводил на нем все свое свободное время. Учился управлять им, драться на нем, узнавал его возможности, достоинства и недостатки. Потому что понимал, как понимал и его отец, что "Немезида" означала смерть паруса -- и, если поможет йосс, смерть "Благородного Дома". Им обоим было известно, с каким отвращением Струан относился к пароходам, и, хотя они понимали, что переход от парусников к пароходам сопряжен для их компании с огромным риском, они решили крупно поставить на будущее. С тем же ветром и с тем же отливом, которые "Немезида" преодолела на пути в гавань Гонконга, в Англию отправился пакетбот. Корабль уносил с собой письмо Брока его сыну Моргану. В этом письме отменялся сделанный ранее заказ на два клипера, вместо них Брок распорядился заложить первые два судна новой пароходной линии компании "Брок и сыновья". Ориент Куин Лайн.
      -- Тай-Пэн, -- раздался в темноте голос Мэй-мэй: они лежали на уютной кровати в их спальне, -- могу я съездить в Макао? На несколько дней? Детей я возьму с собой.
      -- Тебе надоела жизнь в поселении?
      -- Нет. Только трудно здесь без всех моих одеждов и детских игрушек. Всего на несколько дней, хейа?
      -- Я уже говорил тебе о том, что за вас назначена награда, и я...
      Она остановила поток его слов поцелуем и теснее прижалась к его теплому телу.
      -- Ты так приятно пахнешь.
      -- Ты тоже.
      -- Эта Мэ-ри Син-клер. Она мне понравилась.
      -- Она... она очень смелая девушка.
      -- Странно, что ты послал женщину. Это на тебя не похоже.
      -- У меня не было времени искать кого-то другого.
      -- Она фантастически хорошо говорит на кантонском и мандаринском.
      -- Это тайна для всех. Ты никому не должна говорить об этом.
      -- Конечно, Тай-Пэн.
      Темнота сгустилась для них, и на время каждый погрузился в свои сокровенные мысли.
      -- Ты всегда спал без одеждов? -- спросила она.
      -- Да.
      -- Как же у тебя нет простуды?
      -- Не знаю. В горах Шотландии холоднее, чем здесь. В отрочестве я был очень беден.
      -- Что такое "отрочество"?
      -- Детские годы. Она улыбнулась.
      -- Мне нравится думать о тебе, как о маленьком. Но теперь ты больше не бедный. И две из трех вещей уже осуществились. Не так ли?
      -- Каких вещей? -- спросил он, вдыхая ее тонкий аромат и ощущая телом гладкий теплый шелк ее ночной рубашки.
      -- Первая была -- перевезти серебро, помнишь? Вторая -- отвести от Гонконга все опасности. А какая третья?
      Она повернулась к нему и положила ногу поверх его ноги. Он продолжал лежать неподвижно; через шелк он чувствовал прикосновение ее бедра и ждал с внезапно пересохшим горлом.
      -- Безопасность Гонконга еще под вопросом, -- выговорил он.
      Ее рука отправилась путешествовать по его телу.
      -- Вы торговали в этом году, значит этот вопрос решен, разве нет? Так что вторая вещь скоро осуществится.
      -- Если йосс будет к нам благосклонен.
      Его рука неторопливо приоткрыла ее рубашку и заскользила по нежной коже. Он помог ей раздеться, зажег свечу и откинул шелковые простыни в сторону. Он смотрел на нее, завороженный загадочной, чудесной красотой ее тела, напоминающего своей ровной светящейся прозрачностью растаявший фаянс.
      -- О, это волнует меня -- когда ты смотришь вот так, а я знаю, что нравлюсь тебе.
      И они предались любви -- неспешно, с томной негой. Позднее она спросила:
      -- Когда ты намерен вернуться на Гонконг?
      -- Через десять дней. -- Десять дней, подумал он. Потом я отберу для нас людей Ву Квока в Абердине, а на следующий вечер -- бал.
      -- Я поеду с тобой?
      -- Да.
      -- А новый дом уже будет готов к тому времени?
      -- Да. Там вы будете в безопасности. -- Его рука покоилась на ее бедре, кончиком языка он легонько пробежал по ее щеке и дальше, к шее.
      -- Я рада, что буду жить на Гонконге. Там я смогу чаще видеться со своим учителем. Я уже много месяцев толком не разговаривала с Гордоном. Может быть, у нас опять получится начать еженедельные уроки? Мне нужно выучить много новых и красивых слов. Как он поживает?
      -- Прекрасно. Я видел его перед самым отъездом. После недолгого молчания она мягко заметила:
      -- Это нехорошо, что ты поссорился со своим первым сыном.
      -- Знаю.
      -- Я поставила три свечи, чтобы твой гнев улетел на Яву и ты простил его. Когда ты простишь его, я бы хотела познакомиться с ним.
      -- Познакомишься. Со временем.
      -- Можно мне съездить в Макао перед Гонконгом? Пожалуйста. Я буду очень осторожна. Детей я оставлю здесь. Здесь им не будет грозить никакая опасность.
      -- Что это тебе так понадобилось в Макао?
      -- Ну, разные вещи и... это секрет, очень хороший, сюрпризный секрет. Всего на несколько дней? Пожалуйста. Если хочешь, пошли со мной Маусса и еще кого хочешь.
      -- Это слишком опасно.
      -- Теперь не опасно, -- возразила Мэй-мэй, зная, что их имена вычеркнуты из списка, и до глубины души удивляясь, почему Струан не захлопал в ладоши от восторга, -- как это сделала она, -- когда сообщил ей, что Дзин-куа уладил дело с наградой за их головы. Ай-йа, подумала она, европейцы очень странные люди. Очень. -- Теперь опасности нет никакой. Но даже и так я буду очень осторожна.
      -- Почему это вдруг стало важно? Что за секрет?
      -- Сюрпризный секрет. Я скажу тебе очень скоро. Но пока секрет.
      -- Я подумаю об этом. А теперь -- спать.
      Мэй-мэй довольно расслабилась, уверенная, что через несколько дней она отправится в Макао и что существует много способов, с помощью которых женщина может добиться своего в споре с мужчиной -- хорошим или плохим, умным или глупым, сильным или слабым. Мое бальное платье будет наилучшейшим, самым наилучшейшим из всех, думала она в радостном возбуждении. Мой Тай-Пэн будет гордиться мной. Очень сильно гордиться. Он будет гордиться мной так, что женится на мне и сделает своей Тай-тай -- Верховной госпожой.
      И ее последняя мысль, перед тем как она погрузилась в сладкий сон, была о ребенке, зреющем в ее чреве. Ему всего несколько недель. Мой ребенок будет мальчиком, пообещала она себе. Сыном, которым он будет гордиться. Два изумительных сюрпризных секрета для него, которыми он будет гордиться.
      -- Не знаю, Варгаш, -- просительно произнес Струан. -- Тебе лучше справиться об этом у Робба. Он понимает в цифрах лучше меня.
      Они находились в личном кабинете Струана, на столе лежал раскрытый гроссбух. В широко распахнутые окна врывался гул Кантона, тучи мух носились по комнате. Стоял теплый весенний день, и по сравнению с зимой заметно усилилась вонь.
      -- Дзин-куа очень торопит нас с окончательным заказом, сеньор, и...
      -- Это я знаю. Но до тех пор, пока он не передаст нам свой окончательный заказ на опиум, мы не можем назвать ему точную цифру. Мы даем лучшую цену за чай и лучшую за опиум, так в чем же задержка?
      -- Не знаю, сеньор, -- ответил Варгаш. Он не спросил, хотя ему очень хотелось, почему "Благородный Дом" платит Дзин-куа за чай на десять процентов больше остальных торговцев и продает ему отборный индийский опиум из Падвы на десять процентов ниже текущей рыночной цены.
      -- А, к дьяволу все это! -- воскликнул Струан, наливая себе чаю. Он жалел, что отпустил Мэй-мэй в Макао. Он послал с ней А Сам, а также отрядил им в охрану Маусса и нескольких ма гросов. Она должна была вернуться вчера, и до сих пор еще не появилась. Конечно, ничего тревожного в этом не было: время пути от Макао до кантонского поселения никогда нельзя было рассчитать точно. Как и любой переезд по морю вообще. Когда ты целиком зависишь от воли ветра, подумал он с сарказмом. Если бы она была на этом ночном горшке с трубой, все было бы иначе. Пароходы могут ходить по расписанию, им дела нет до ветров и отливов, черт бы их побрал.
      -- Да? -- Он резко обернулся на стук в дверь.
      -- Извините, мистер Струан, -- сказал Горацио, входя в кабинет. -- Его превосходительство хотел бы видеть вас у себя.
      -- Что-нибудь стряслось?
      -- Видимо, его превосходительство лично сообщит вам обо всем, сэр. Он в своих апартаментах. Струан захлопнул гроссбух.
      -- Мы утрясем все это с Роббом сразу же, как только вернемся, Варгаш. Вы будете на балу?
      -- Я бы лишился покоя на следующие десять лет, сеньор, если бы моя супруга, мой сын и моя старшая дочь не были там.
      -- Вы собираетесь привезти их из Макао?
      -- Нет, сеньор. Их препровождают в Гонконг друзья. Я же отправлюсь гуда прямо отсюда.
      -- Как только вернется Маусс, дайте мне знать. -- Струан вышел, Горацио зашагал рядом с ним.
      -- Не знаю, как мне благодарить вас, мистер Струан, за подарок для Мэри.
      -- Что?
      -- Бальное платье, сэр.
      -- А-а. Вы уже видели, что там у нее вышло?
      -- О нет, сэр. Она отплыла в Макао на следующий день после распродажи. Вчера я получил от нее письмо. Она шлет вам свои наилучшие пожелания. -Горацио знал, что с таким подарком у Мэри появился очень хороший шанс выиграть приз. Если бы только не Шевон. Вот бы Шевон заболела! Ничего серьезного, конечно, просто, чтобы ее не было там в этот день. Тогда Мэри достанется тысяча гиней. Какие удивительные вещи они смогут позволить себе, имея такие деньги! Съездить домой на лето. Жить, окружив себя рос кошью и великолепием. О Господи, сделай так, чтобы она выиграла этот приз! Я рад, что ее нет на Гонконге, пока я здесь, подумал он. В Макао она недоступна для Глессинга. Проклятый Глессинг. Интересно, он действительно намерен просить ее руки? Каков нахал! Он и Кулум... а, Кулум... бедняга Кулум.
      Горацио отстал на шаг от Струана, когда они начали подниматься по лестнице, поэтому ему не нужно было скрывать свое беспокойство. Бедный, храбрый Кулум. Он вспомнил, каким странным показался ему юноша на другой день после аукциона. Он и Мэри тогда долго искали Кулума и нашли его на борту "Отдыхающего Облака". Кулум пригласил их остаться на ужин, и всякий раз, когда они пытались завести речь о Тай-Пэне в надежде примирить их, Кулум уводил разговор в сторону. Затем, в конце концов, он сказал им:
      -- Давайте забудем о моем отце, хорошо? Я забыл.
      -- Ты не должен, Кулум, -- расстроилась Мэри. -- Он удивительный человек.
      -- Мы теперь враги, Мэри, нравится вам это или нет. Я не думаю, что его отношение ко мне переменится, а до тех пор не изменюсь и я.
      Бедный, храбрый Кулум, думал Горацио. Я знаю, что это такое -ненавидеть своего отца.
      -- Тай-Пэн, -- заговорил он, когда они вышли на площадку перед дверью, -- Мэри и я ужасно сожалеем о том, как все получилось с холмом. Но еще больше нас расстраивает то, что произошло между вами и Кулумом. Кулум, видите ли, стал нашим близким другом, и...
      -- Благодарю вас за заботу, Горацио, но попрошу вас впредь не касаться этой темы.
      Горацио и Струан молча пересекли площадку и вошли в приемную Лонгстаффа. Комната была большая и роскошная. Лепной потолок украшала роскошная люстра в центре, под нею стоял огромный стол, отсвечивающий полированной поверхностью. Во главе стола сидел Лонгстафф, справа о г него расположился адмирал, слева -- генерал, лорд Рутледж-Корнхилл.
      -- Добрый день, джентльмены.
      -- Очень хорошо, что вы присоединились к нам, Дирк, -- приветливо встретил его Лонгстафф. -- Присаживайтесь, любезный друг. Я счел, что ваше мнение может оказаться полезным.
      -- Что случилось, ваше превосходительство?
      -- Ну... э... я также попросил мистера Брока составить нам компанию. Дело может подождать до его прихода, тогда мне не придется повторяться, ну? Шерри?
      -- Благодарю вас.
      Дверь открылась, и в комнату вошел Брок. Взгляд у него стал еще более настороженным, когда он увидел за столом Струана и офицеров в великолепных мундирах.
      -- Я вам понадобился, ваше превосходительство?
      -- Да. Пожалуйста, садитесь: Брок кивнул Струану.
      -- Привет, Дирк. Добрый день, джентльмены, -- добавил он, зная, что взбесит этим генерала. Он с угрюмым удовольствием принял в ответ их холодные кивки.
      -- Я пригласил вас обоих, -- начал Лонгстафф, -- потому что... э... помимо того факта, что вы являетесь признанными лидерами торговцев, ну?.. э... ваш совет может оказаться весьма ценным. Похоже, чго на Гонконге обосновалась группа анархистов.
      -- Что?! -- взорвался генерал.
      -- Вог те на! -- воскликнул Брок, удивленный не меньше его.
      -- Вы только вообразите себе: самые настоящие анархисты, черт бы их побрал! Следует полагать, что даже среди язычников на нашем острове уже есть эти дьяволы. Да-да, если мы не будем смотреть в оба, Гонконг превратится в настоящий рассадник этой заразы. Только этого нам, черт возьми, не хватало, ну?
      -- А что за анархисты? -- спросил Струан. Анархисты означали беспорядки. Беспорядки мешали торговле.
      -- Эти, как их... э... что там было за слово, Горацио? Танг? Тунг?
      -- Тонг, сэр.
      -- Да, гак вот, этот тонг уже действует под самым нашим носом. Ужасно.
      -- Действует каким образом? -- спросил Струан, начиная проявлять нетерпение.
      -- Возможно, вам лучше рассказать все сначала, сэр, -- заметил адмирал.
      -- Прекрасная мысль. На сегодняшнюю встречу наместник Чинь-со прибыл в полном расстройстве. Он сообщил мне, что китайским властям только что стало известно, будто эти анархисты -- это тайное общество -- устроили свой штаб в Тай Пинь Шане -- этом отвратительном бельме на нашем глазу. У этих анархистов много, очень много разных имен, и они... Горацио, расскажите-ка лучше вы.
      -- Чинь-со заявил, что это группа революционеров-фанатиков, поклявшихся свергнуть императора, -- начал Горацио. Он передал его превосходительству около полусотни названий, под которыми в разное время и в разных местах проходило это общество: Красная Партия, Красное Братство, Общество Земли и Неба, Триады и так далее, часть названий даже невозможно перевести на английский.