-- Вспомни, сколько было мне, когда я выходила за тебя замуж.
      -- Это совсем другое дело, клянусь Богом! По тем временам ты была достаточно взрослой, да и выглядела старше своих лет. Но времена меняются. Спешить некуда, придет черед и для этих ваших женских разговоров, клянусь Богом! Жених для Тесс? Нет, ты совсем из ума выжила, женщина! И надо же, заговорить о таком среди ночи! Вот что, чтобы я этого больше не слышал, не то придется ремню прогуляться по твоим бокам. -- Он гневно повернулся к ней спиной, ткнул кулаком подушку и закрыл глаза.
      -- Хорошо, Тайлер, -- ответила Лиза, улыбаясь в темноте. Она не осуждала супруга за те нечастые случаи, когда ей доставалось от него. Он никогда не бил ее со зла или в пьяном гневе. Да и было это уже давно. Двадцать лет прожила она с ним и была довольна своим мужем.
      -- Лиза, девочка, -- осторожно заговорил Брок, все так же лежа лицом к стене, -- а Тесс знает о... ну, об этих "вещах"?
      -- Разумеется, нет, -- оскорбленно ответила она. -- Девочку воспитывали как подобает!
      -- Ну что же, клянусь Богом, приспело время тебе отвести ее в сторонку и все ей объяснить, -- сказал он, разволновавшись, и опять сел на постели. -- И лучше тебе присматривать за ней повнимательнее. Клянусь Крестом Господним, если я увижу, что кто-то крутит носом вокруг нашей Тесс... А почему ты решила, что она уже достаточно взрослая? Девочка что, говорила тебе что-нибудь? Может, она ведет себя как-то по-другому?
      -- Конечно, на нее заглядываются. Смешно думать иначе. Смешно! -фыркнула Лиза. -- Все вы, мужчины, одинаковы. Ха! Только от вас и слышишь, что угрозы, да "сделай то, сделай это", да бог весть еще какую ерунду, а ведь девочка просто-напросто подрастает и вступает в гот возраст, когда пора уже подумать о помолвке! И я буду очень вам благодарна, мистер Брок, если вы станете поменьше сквернословить. Очень это некрасиво и неприлично.
      -- Ну, ладно, хватит об этом, клянусь Господом, все, конец!
      Лиза самодовольно улыбнулась про себя. Теперь дальше, подумала она, кто же это будет? Уж только не Нагрек Тум, клянусь Богом! Кто? Молодой Синклер? Ни гроша за душой, больно спесив и слишком набожен. Но здоровья отменного, и, без сомнения, у него есть будущее, да и сейчас он приближенное лицо проклятого Лонгстаффа. Нет ничего лучше, чем сын священника в семье. Возможно. Американец Джеф-ферсон Купер? Этот позавиднее. Достаточно богат. Достаточно могуществен. Вот только чертов иностранец, который ненавидит нас, англичан. Но даже если и так, из Брока и Купера-Тиллмана, соединенных вместе, получится славный нож в брюхо "Благородного Дома". Горт подошел бы, но он ее сводный брат, так что он отпадает. Жаль.
      Она перебрала в уме тех многих, из кого могли бы получиться хорошие мужья. Мужчина должен иметь деньги, власть и уверенность в будущем. А также железную волю и крепкую руку, чтобы держать жену в узде. Да, подумала Лиза, этой девчонке время от времени будет нужна хорошая порка. Такая упрямая, что только держись. Нелегко будет ее приручить. Лонгстафф был бы для нее идеальной парой. Но он женат, хотя я слышала, что у его жены слабое здоровье и к тому же она в Лондоне. Так что, может быть, нам следует подождать?
      В конце концов список сократился до двух человек. Только вот кто же из них?
      -- Тайлер.
      -- Ради Бога, дай же ты человеку поспать. Ну, что теперь?
      -- Что этот дьявол сделает с Кулумом Струаном?
      -- Откуда мне знать. Может, убьет его. Не знаю. Но это будет что-то ужасное, можешь мне поверить.
      -- Кулум, видно, не робкого десятка парень, если решился на такое.
      Брок рассмеялся.
      -- Жаль, что ты не видела лица Дирка. Этот сукин сын прямо окаменел от изумления. Вот так взял и окаменел на месте.
      -- Мальчишка-то поступил хитро, что отдал землю Церкви. Избавил отца от опасности. Да и тебя тоже.
      -- Не смеши меня, женщина. Уж никак не меня, клянусь Богом. Дирку этот пригорок был нужен, как воздух. Он бы повышал и повышал цену, пока она не задушила бы его, тут-то я бы и отступился. Не будь этого молокососа, Дирк бы сейчас стоял на коленях. Разоренный дотла.
      -- Или предоставил бы тебе самому задыхаться в этой петле.
      -- Ну нет. Уж очень он хотел заполучить этот холм.
      -- Но разорить тебя он хотел еще больше.
      -- Heт. Ты ошибаешься. Ложись-ка спать.
      -- Как он поступит с Кулумом?
      -- Не знаю. Обид он не прощает. Они оба теперь ненавидят друг друга. Никогда не видел Дирка в таком бешенстве. Вражда между ним и мальчишкой может оказаться нам на руку.
      На какое-то мгновение Лизу охватил страх. Страх за мужа. Страх перед той ненавистью, которую он и Струан испытывали друг к другу. Ненавистью, которая могла умереть только со смертью одного из них. Или обоих. Господи милосердный, помолилась она уже в несчетный раз, пусть между ними будет мир. Затем страх оставил ее, и она сказала себе то, что всегда говорила. "Чему быть, того не миновать". Это напомнило ей "Гамлета" и Уилла Шекспира, который был ее страстью.
      -- Почему бы тебе не построить театр, Тайлер? На Гонконге. Мы ведь теперь останемся здесь, не так ли?
      -- Да.-- Брок просветлел, сразу перестав думать о Струане. -- Эго хорошая мысль, Лиза. Просто замечательная. Построим театр, пока это исчадие ада не подумал о том же. Да, завтра же я поговорю со Скиннером. И создам специальный фонд. Мы выпишем сюда актерскую труппу. Поставим пьесу к Рождеству. Подумай, какую лучше выбрать.
      Лиза прикусилa язык. Она едва не назвала "Ромео и Джульетту", а это было бы глупо, поскольку она ни минуты не сомневалась, что муж тут же разгадает ее тайные намерения. Да, именно Тесс станет ключом к проблеме Броков и Струанов. Только этот брак не закончится трагедией. Не как у этих Монтекки и Капулетги.
      -- Если бы Горт поступил так с тобой, отнял бы у тебя холм, что бы ты сделал?
      -- Не знаю, дорогая. Я рад, что это не был Горт. А теперь давай спать
      Лиза Брок отдалась свободному течению мыслей. Так который же из двух будет лучше всего? Лучше для нас и лучше для Тесс? Кулум Струан или Дирк Струан?
      Туман накрыл корабли, мирно стоявшие на якоре. В его молочно-белых космах тенью проскользнул сампан. Лодка на мгновение ткнулась в носовой якорный канат "Белой Ведьмы". Ловкие руки быстро вцепились в него, топор поднялся и опустился, и сампан исчез так же бесшумно, как и появился.
      Те, кто был на палубе -- вооруженные матросы и Нагрек, стоявший эту вахту, -- не заметили ничего необычного. В густом тумане, когда не видно ни берега, ни других кораблей, легкий ветерок, спокойное море и тихий прилив увлекали корабль с собой, ничем не выдавая его движения. "Белую Ведьму" сносило к берегу.
      Боцман отбил восемь склянок, и Нагрека охватила паника: риск, на который он был готов пойти через несколько минут, казался ему теперь неимоверным. Чертов ты болван, в смятении думал он. Ты подвергаешь себя смертельной опасности, договариваясь с Тесс о таких свиданиях, как это. Не ходи туда! Останься на палубе -- или иди к себе и ложись спать. Но не ходи к ней! Забудь ее и забудь сегодняшний день и вчерашнюю ночь. Уже много месяцев Нагрек постоянно чувствовал ее присутствие, но прошлой ночью, во время вахты, он заглянул в иллюминатор каюты, которую она делила со своей сестрой. Он увидел Тесс в ночной рубашке, молящуюся на коленях возле кровати подобно ангелу. Пуговицы рубашки были расстегнуты, соски грудей напряглись под тонким белым шелком. Закончив молитву, она открыла глаза, и на какое-то мгновение ему показалось, что она его заметила. Но она отвернулась от иллюминатора, собрала рубашку на спине и завязала ее узлом, так что тонкая ткань словно прилипла к ее телу. Затем она провела по себе руками. Нежно. Томно. По груди, бедрам, лону. Потом выскользнула из рубашки и встала перед зеркалом. Дрожь пробежала по ее телу. Она медленно оделась, вздохнула, задула лампу и забралась в постель.
      А потом сегодня, когда она неслась по пляжу и юбки ее развевались, он увидел ее ноги, и ему до боли захотелось провести по ним рукой, и в этот момент он решил сделать ее своей. Сегодня днем на борту, цепенея от ужаса и желания, он прошептал ей несколько слов и увидел, как она вспыхнула, и услышал ее ответный шепот: "Да, Нагрек, сегодня в восемь склянок".
      На палубу поднялась новая вахта
      -- Иди вниз, Нагрек, -- сказал Горт, вступая на ют. Он оправился в шпигаты, зевнул, занял свое место на квартердеке у накгоуза и встряхнулся почти по-собачьи.
      -- Beтер поменялся на ост.
      -- Я это почувствовал. -- Горт раздраженно нацедил себе чарку рома. -Проклятый туман!
      Нагрек спустился в свою какюту Он снял гуфли и сел на койку, чувствуя, как по спине струится холодный пот Полузадушенный собственной глупостью, но не в силах справиться с нею, он выскользнул в коридор и бесшумно прокрался на цыпочках к корме. Он остановился снаружи ее каюты. Влажной рукой осторожно попробовал ручку двери. Едва дыша, проник внутрь и закрыл дверь за собой.
      -- Тесс? -- позвал он шепотом, почти молясь про себя, чтобы она его не услышала.
      -- Чш-ш-ш, -- ответила она, -- а то разбудишь Лиллибет. Его страх усилился -- "Уходи!", кричал ему рассудок, -- но боль внизу живота заставила его остаться.
      -- Это страшно опасно, -- проговорил он, чувствуя, как ее рука проскользнула из темноты, сжала его руку и подвела его к койке.
      -- Ты хотел поговорить со мной? Чего ты хотел? -- прошептала она, воспламененная темнотой, таинственностью и присутствием Нагрека, ужасаясь этому разбуженному внутри нее огню и одновременно наслаждаясь им.
      -- Теперь не подходящее время, милая.
      -- Но ты хотел поговорить наедине, чтобы никто не знал. Как же еще мы можем встретиться наедине? -- Она села в постели и плотнее закуталась в рубашку, оставив свою руку в его руке и чувствуя, что ее тело становится будто бы чужим.
      Он присел на койку, задыхаясь от желания. Его рука потянулась вперед, он коснулся ее волос, потом шеи.
      -- Не надо, -- прошептала она и задрожала, когда он стал ласкать ее грудь.
      -- Я хочу жениться на тебе, любовь моя.
      -- О да, о да.
      Их губы соприкоснулись. Рука Нагрека заскользила по ее телу, жадно повторяя его изгибы. И вслед за этим прикосновением пришел лихорадочный жар и ужас. Огненный смерч подхватил их, увлекая все выше, выше...
      Горт перестал всматриваться в туман, услышав, как боцман отзвонил одну склянку, и неторопливо подошел к нактоузу. Он взглянул на компас в подрагивающем свеге фонаря и не поверил своим глазам. Горт потряс головой, словно пытаясь проснуться, и нагнулся к нактоузу еще раз
      -- Этого не может быть!
      -- Что случилось, сэр? -- удивленно посмотрел на него боцман.
      -- Ветер, клянусь Богом. Ветер западный! Западный!
      Боцман подбежал к нактоузу, но Горт уже несся по палубе, расталкивая матросов.
      Забежав на нос, он перегнулся через борт и увидел перерубленный канат.
      -- Эй, на вахте! Нас сносит! -- прокричал он, запаниковав от неожиданности, и на корабле поднялся переполох. -- Отдать кормовой якорь! Скорее, в тригоспода бога магь!
      Моряки бросились к кормовому клюзу, но в этот миг киль заскреб по каменистому дну, корабль содрогнулся и словно вскрикнул.
      Этот крик пробил толщу деревянных настилов и перегородок и проник в горнило их каюты. Нагрека и девушку на мгновение парализовало. Потом он оторвался от ее льнущей к нему теплоты, выскочил в коридор и кинулся на палубу. Брок распахнул дверь своей каюты и мельком увидел, как Нагрек поднимается по трапу. Краем глаза он заметил, что дверь в каюгу его дочерей открыта, но тут же забыл об этом в лихорадочной спешке наверх. Лиза выбежала за ним следом, пересекла коридор и скрылась в этой открытой двери.
      Когда Брок появился на юте, кормовой якорь отдали, но было уже слишком поздно. "Белая Ведьма" вскрикнула в последний раз, слегка завалилась на левый борт и тяжело села на мель. В тот же миг из тумана выскользнули многочисленные сампаны, абордажные крючья впились в борты, и пираты начали карабкаться наверх.
      Они были вооружены мушкетами, ножами и абордажными саблями. Первым на палубу спрыгнул Скраггер. И вот уже команда "Белой Ведьмы" дралась за свою жизнь.
      Горт увернулся от бросившегося на него китайца, схватил его за горло и одним движением сломал ему шею. Нагрек подобрал боевой цеп и врезался в наседающую орду, заметив среди китайцев Скраггера и других европейцев. Он изувечил одного пирата и поспешил к Броку, который прикрывал трап, ведущий к каютам внизу. И к серебру в трюме.
      Скраггер ударом сабли свалил матроса и отпрыгнул назад, окидывая взглядом атакующих пиратов. "Пробивайтесь вниз, клянусь Богом!" -- прокричал он и бросился с несколькими людьми на Брока. Остальные ринулись вперед и уничтожили первых из вахтенных матросов, пытавшихся выскочить на палубу снизу.
      Брок выстрелом в упор разнес голову одному из европейцев, с размаху сунул разряженный пистолет в пах другому и описал грозный полукруг своей саблей. Он сделал выпад в сторону Скраггера, тот скользнул вбок и нажал на курок наведенного пистолета, но в эту секунду в него врезался Нагрек, и пуля, просвистев мимо, улетела в туман. Скраггер, рыча, круто обернулся и рубанул наотмашь, достав Нагрека концом клинка и легко его ранив. Потом он бросился в общую схватку, вновь пытаясь добраться до Брока. Его сабля вонзилась в грудь матросу, и в этот момент Брок схватил его за горло, и они рухнули на палубу, молотя друг друга кулаками и ногами. Брок задохнулся от боли, когда гарда сабли Скраггера врезалась ему в лицо. Огромным усилием он поднялся, швырнул пирата себе под ноги и взмахнул саблей. Скраггер едва успел откатиться в сторону; клинок звякнул о палубу и переломился. Брок погрузил обломок в живот китайца, вцепившегося ему в шею, а Скраггер метнулся назад, в безопасное место, прикрытый своими людьми.
      Горт дрался в людском водовороте на главной палубе, рубя, уворачиваясь, снова нападая, когда в бок ему вонзился нож, и он рухнул, хватая ртом воздух. Брок видел, как упал его сын, но остался у трапа, продолжая сражаться и убивать.
      Внизу Лиза затолкала Тесс и Лиллибет в свою каюту.
      -- Ну, девочки, смотрите не пугайтесь, -- сказала она, захлопывая дверь снаружи.
      Она встала в проходе -- по пистолету в каждой руке и еще два в кармане. Если враг начнет спускаться по трапу, прежде чем сражение закончится, это будет означать, что ее муж убит или лежит без сознания. Но четыре пирата умрут, пока им удастся пройти дальше.
      Предводительствуемые Скраггером, пираты еще раз атаковали матросов Брока и снова были отбиты. Кучка матросов прорвалась наверх из полубака. Трое из них присоединились к Броку у трапа, и вместе они ринулись на пиратов, отбросив их назад.
      Кофель-нагель врезался Скраггеру в спину, и он понял, что схватка проиграна. Он тут же прокричал что-то по-китайски, и его люди прекратили атаку, как крысы, хлынули вниз по бортам в сампаны и стали уходить, Скраггер прыгнул с носа в море и исчез под водой. Брок выхватил мушкет у одною из магросов и подскочил к борту. Когда голова Скраггера на мгновение показалась на поверхности, Брок выстрелил, но промахнулся, и голова опять исчезла. Брок выругался и швырнул бесполезный теперь мушкет в темноту.
      Его люди открыли огонь по сампанам, которые быстро растаяли в тумане. Когда больше некого было добивать, Брок приказал выбросить всех пиратов, и мертвых и раненых, за борт и подошел к Горту.
      Кровь сочилась из раны, которую Горт прикрывал сжатым кулаком. Брок отстранил руку сына. Нож глубоко вошел под мышку по косой к спине.
      -- Ты харкал кровью, парень?
      -- Нет, Па.
      -- Хорошо. -- Брок вытер пот с лица и поднялся на ноги. -- Принесите смолу. И ром. Шевелитесь, черт возьми! Всем, кто ранен, собраться на корме. Остальные пусть сядут в лодки и стащут нас с мели. Прилив закончился. Торопитесь!
      Нагрек пытался прогнать невыносимую головную боль, распоряжаясь спуском лодок на воду. Рана на плече сильно кровоточила.
      Брок протянул Горту кружку рома. Как только смола забулькала на жаровне, он окунул в нее кофель-нагель и стал заталкивать смолу в рану. Лицо Горта перекосилось, но он не издал ни звука. Затем Брок принялся лечить ромом и смолой остальных.
      -- А я, сэр? Вы забыли про меня, -- простонал один из матросов. Он держался за грудь. На губах у него выступила кровавая пена, воздух с шипением вырывался из раны.
      -- Ты уже мертвец. Тебе лучше приготовиться к встрече с твоим Создателем.
      -- Нет! Нет, клянусь Богом! Прижгите ее смолой, сэр, как и всем. Ну же, клянусь Богом! -- Он закричал. Брок ударом кулака сбил ею с ног, матрос повалился на палубу и остался лежать там неподвижно, воздух хлюпал в ране, выходя наружу вместе с кровавыми пузырями.
      Брок помог сыну подняться. Выпрямившись, Горт твердо встал на ноги.
      -- Я в порядке, клянусь Господом!
      Брок оставил его и посмотрел назад. Лодки понемногу стащили корабль с мели и теперь выгребали подальше от берега. Вода стояла, прилив еще не сменился отливом.
      -- Навались! -- прокричал он гребцам. -- Готовь носовой якорь, Нагрек!
      Корабль вывели на глубокую воду -- лоцман громко называл каждый промер, -- и когда Брок убедился, что корабль в полной безопасности, он приказал бросить якорь.
      Клипер качнулся, подхваченный отливом, и замер.
      -- Парусный мастер!
      -- Здесь, здесь, сэр-р -- откликнулся старый матрос.
      -- Сшей им саваны, -- распорядился Брок, показывая на семь тел. -Возьми грот. Цепь к ногам, и с рассветом -- за борт. Я отслужу панихиду, как обычно.
      -- Есть, слушаюсь, сэр.
      Брок опять повернулся к Горгу:
      -- Сколько времени прошло от твоего заступления на вахту до того, как мы сели на мель?
      -- Не больше нескольких минут... Нет! Ровно одна склянка. Я отчетливо помню.
      Брок на секунду задумался.
      -- Нас не могло снести с места нашей стоянки до самого берега за одну склянку. Никак не могло. Значит, в дрейф нас пустили во время предыдущей вахты. -- Брок посмотрел на Нагрека, и тот отшатнулся. -- Твоей вахты. Двадцать плетей на рассвете каждому, кто был на палубе.
      -- Есть сэр -- холодея от ужаса, ответил Нагрек.
      -- Если бы не ты, я был бы уже на том свете от пули того растреклятого пирата, так что я подумаю о тебе, Нагрек. С этими словами он спустился вниз.
      -- Все хорошо, милая, -- сказал он. Лиза, наклонив голову, стояла перед дверью детской каюты, незыблемая, как
      скала.
      -- Спасибо, Тайлер. -- Она опустила пистолеты. -- Тяжело
      было?
      -- Очень тяжело. Все из-за серебра. Видано ли это, чтобы пираты нападали на нас в гавани! В гавани! Среди них были англичане. Я прикончил одного, но главарь, черт бы его побрал, ускользнул. С детьми все в порядке?
      -- Да. Они внутри. Уже спят. -- Лиза замолчала в нерешительности. -Наверное, мне следует поговорить с тобой.
      -- Так вот мы же и разговариваем, не так ли.
      Она мрачно прошла по коридору к главной каюте. Он
      последовал за ней, она пропустила его в каюту и закрыла за
      собой дверь.
      В три склянки Брок вновь появился на палубе. Туман поредел но и ветер упал. Он принюхался попробовал воздух и определил, что ветер вскоре опять наберет силу, так что к утру туман рассеется.
      -- Горт, пойдем-ка вниз, проверим груз.
      -- Но Па, ни один из этих грязных висельников даже не
      побывал внизу!
      -- Все равно пойдем посмотрим. Ты тоже, Нагрек. Брок взял фонарь, и они спустились в трюм.
      -- Вот смотри! Дверь по-прежнему заперта, -- раздраженно сказал Горт, которого мучила его рана.
      Брок отпер замок, и они вошли внутрь. Он осторожно поставил фонарь на слитки, вернулся к двери и запер ее снова.
      -- Ты лишился разума, Па! -- вскинулся Горт. Брок в упор смотрел на Нагрека.
      -- Что случилось, мистер Брок? -- спросил Нагрек, замирая от ужаса.
      -- Похоже, что Нагрек щупал твою сестру, Горт. Тесс.
      -- Я не... я не делал этого, клянусь Господом! -- вскричал Нагрек. -Не делал ничего подобного.
      Брок снят со стены кошку-девятихвостку.
      -- Похоже, что он забрался к ней в каюту, когда она спала, разбудил ее и стал играть с ней.
      -- Я не трогал ее, ничего ей не сделал, ничего, клянусь Господом! -кричал Нагрек. -- Она сама позвала меня в свою каюту. Она позвала. Сегодня днем она позвала меня. Сама, клянусь Господом!
      -- Так, значит, ты все-таки был в ее каюте!
      Горт бросился на Нагрека и тут же чертыхнулся от боли -- рана в боку разошлась. Нагрек метнулся к двери, но Брок отшвырнул его назад.
      -- Ты покойник, Нагрек!
      -- Я ничего не сделал ей, как перед Богом клянусь, как перед...
      -- Ты совал свои грязные лапы к ней под рубашку! Плеть жалила Нагрека снова и снова -- Брок загонял его глубже в трюм.
      -- Совал ведь, клянусь Богом, разве нет?
      -- Как перед Богом клянусь, я не трогал ее. Не надо, мистер Брок. Пожалуйста. Никакого зла не свершилось... простите меня... я только дотронулся до нее... больше ничего... совсем ничего.
      Брок остановился, часто дыша.
      -- Так это правда. Ты слышал, Горт? -- Оба, отец и сын, прыгнули к Нагреку одновременно, но Брок оказался быстрее, и от удара его кулака Нагрек свалился без сознания. Брок оттолкнул Горта в сторону. -- Погоди!
      -- Но, Па, эта свинья...
      -- Погоди! Твоя матушка сказала, что бедная девочка поначалу боялась даже рот раскрыть. Тесс думает, что раз он ее потрогал там, у нее теперь будет ребеночек. Но Лиза говорит, что Тесс еще невинна. Он только лапал ее, благодарение Богу!
      Когда Брок перевел дыхание, он раздел Нагрека донага и подождал, пока тот придет в себя. Потом он оскопил его. И забил до смерти.
      Глава 6
      -- Ты хотел меня видеть, отец? -- Лицо Кулума было белым, как мел,
      Струан стоял на вершине холма с биноклем на шее и ножом за поясом. У его ног лежал сложенный боевой цеп. Он неотрывно наблюдал за Кулумом с того самого момента, как юноша прибыл на берег, и видел, как тот вошел в долину и поднялся на холм. Ветер к утру разогнал облака, и солнце, встававшее на горизонте, обещало ясный день.
      Струан показал рукой вниз:
      -- Вид отсюда замечательный, а? -- Кулум не ответил. От пламени, полыхавшего в глазах отца, у него подгибались колени. -- Ты не согласен со мной?
      -- Церковь будет... все будут...
      -- Не нужно рассказывать мне о церкви, -- прервал его Струан. -- Ты слышал про Брока? -- Его голос звучал слишком мягко, слишком спокойно.
      -- Что с ним?
      -- Ночью на него напали. Пираты перерезали якорный канат, и судно вынесло на берег. Потом они взяли его на абордаж. Разве ты не слышал выстрелов?
      -- Слышал. -- Кулум был в подавленном настроении. Бессонные ночи, пришедшее вслед за ними понимание, что только он один может спасти компанию, решение обмануть Лонгстаффа, которое он принял и осуществил -- он чувствовал себя выжатым, как лимон. -- Только я не знал, что это были пираты.
      -- Они самые. В гавани Гонконга. Как только туман рассеялся, я побывал у Брока. Он сказал, что потерял семерых и капитана.
      -- Горта?
      -- Нет. Нагрека Тума. Бедняга умер от ран. Горта тоже ранили, но не опасно. -- Кулуму показалось, что лицо Дирка Струана сделалось жестче. -Капитан погиб, защищая свой корабль. Вот как должен умирать мужчина.
      Кулум закусил губу и окинул взглядом холм. Сердце бешено колотилось у него в груди.
      -- Ты хочешь сказать, что это моя Голгофа?
      -- Я не понимаю тебя.
      -- Я о капитанах, которые умирают, защищая свои корабли. Это мой корабль -- вот этот холм, -- разве ты не это хотел сказать? Ты спрашиваешь меня, хочу ли я умереть, защищая его?
      -- А ты хочешь?
      -- Я не боюсь тебя. -- Слова царапнули пересохшее горло Кулума. -- Есть законы против убийства. Я знаю, мне не справиться с тобой, и ты можешь убить меня, но тебя за это повесят. Я пришел без оружия.
      -- Ты думаешь, я бы смог убить тебя?
      -- Если бы я встал на твоем пути -- да. А я встал на твоем пути, не так ли?
      -- В самом деле?
      -- Ты всегда был для меня Богом. Но за тридцать дней, что я прожил здесь, я узнал, кто ты на самом деле. Хищник. Убийца. Пират. Торговец опиумом. Прелюбодей. Ты покупаешь и продаешь людей, вертишь ими, как хочешь. Ты наплодил ублюдков и гордишься ими, и от твоего имени разит так, что порядочным людям приходится затыкать нос.
      -- Кто эти порядочные люди?
      -- Ты хотел меня видеть. Я пришел. Говори, чего ты хочешь, и давай покончим с этим. Я устал играть роль мышки перед твоей кошкой.
      Дирк Струан поднял свою сумку и повесил ее на плечо.
      -- Пошли.
      -- Куда?
      -- Мне нужно поговорить с тобой наедине.
      -- Мы сейчас одни.
      Струан показал головой на корабли в гавани.
      -- Там есть глаза. Я чувствую, что они смотрят на нас. -- Он показал на берег, пестревший фигурками китайцев и европейцев. Торговцы меряли шагами свои участки. Дети уже играли. -- За нами наблюдают отовсюду. -- Он вытянул руку к вершине утеса на западе. -- Вот куда мы пойдем.
      Утес был почти горой. Он поднимался на четыреста ме-гров, скалистый, одинокий, угрюмый.
      -- Нет.
      -- Тебе не под силу туда подняться? -- Струан прочел ненависть на лице Кулума и подождал ответа. Кулум упорно молчал. -- Ты, кажется, сказал, что ничего не боишься.
      Он повернулся и зашагал вниз с холма, а потом стал взбираться по склону утеса. Кулум, снедаемый страхом, постоял в нерешительности, потом, увлекаемый волей Струана, двинулся следом.
      Карабкаясь вверх, Струан понимал, что затеял еще одну опасную игру. Он не останавливался и не оглядывался назад, пока не добрался до самой вершины. Она была покатой, и по ней вовсю гулял ветер. Он обернулся и увидел далеко внизу Кулума, с трудом поднимающегося по каменной круче.
      Он повернулся спиной к сыну.
      Панорама, открывшаяся перед ним, была необъятна. И величественно прекрасна. Солнце сияло высоко в голубом небе, Тихий океан расстилался под ним сине-зеленым ковром. С этого ковра поднимались вверх коричнево-зеленые горы островов: Поклью Чау на юго-востоке, Лан Тао, огромный, больше Гонконга, остров в пятнадцати милях к западу, и сотни маленьких пустынных островков и голых скал, окружавших архипелаг Гонконг. В свой бинокль он отчетливо видел каждый корабль в бухте, к северу лежал Большой Китай. Он видел флотилии джонок и сампанов, лавировавших в проливе Лан Тай, они направлялись к западным подходам к Гонконгу. Еще большее их количество возвращалось к устью Жемчужной реки. На севере и на юге, на востоке и на западе -- везде он наблюдал на море оживленное движение: патрулирующие воды острова фрегаты; джонки и сампаны, занятые промыслом рыбы, но ни одного торгового судна.
      Что же, подумал он, через несколько недель придет конец второй войне, и тогда торговцы опять станут хозяевами моря.
      Кулум взбирался вверх по тропинке, проложенной Струаном. Он почти совсем выбился из сил, и только упорство заставляло его передвигать ноги. Его одежда порвалась во многих местах, лицо было исцарапано колючками. Но он продолжал подниматься.
      Наконец он выбрался наверх. Грудь его ходила ходуном, ветер трепал полы сюртука.
      Струан сидел на земле с подветренной стороны, спустившись на несколько футов по склону. Перед ним белела расстеленная скатерть, на которой стояла еда и бутылка вина.
      -- Держи, парень, -- сказал Струаи, протягивая сыну полбокала сака.
      Не успев отдышаться, Кулум взял бокал и попробовал пить, но большая часть содержимого стекла по подбородку. Он быстро вытер его рукавом, жадно ловя ртом воздух.
      -- Садись, -- пригласил Струан.
      К огромному удивлению Кулума, его отец доброжелательно улыбнулся.
      -- Ну же, парень, присаживайся. Пожалуйста, садись.
      -- Я... я не понимаю.
      -- Отсюда вид еще лучше, правда?
      -- Только что ты был сам дьявол,-- проговорил Кулум, преодолевая острую боль в груди, -- а сейчас... сейчас... я просто не понимаю.
      -- Я захватил с собой цыпленка, хлеб, -- сказал Струан. -- И еще одну бутылку вина. Тебя это устроит?
      Кулум опустился на землю. Он вымотался до предела.
      -- Цыпленок?
      -- Ну, ты ведь не завтракал, верно? По-моему, ты вообще должен умирать с голоду.
      -- Насчет холма. Я...
      -- Отдышись, отдохни, потом поешь. Пожалуйста. Ты ведь совсем не спал эти две ночи. Разговаривать на пустой желудок вредно. Только не набрасывайся на еду, а то станет плохо. Путь сюда получился нелегкий. Я и сам устал.
      Кулум лег на спину, закрыл глаза и собрался с силами. Все его тело ныло и требовало отдыха. Он с усилием открыл глаза, ожидая, что все это окажется сном. Но нет, вот сидит его отец и спокойно рассматривает в бинокль южную сторону моря.
      -- Насчет холма. Я был...
      -- Ешь, -- прервал его Струан и протянул ему кусок цыпленка. Кулум взял куриную ножку.
      -- Я не могу есть. Пока не скажу всего. Я вынужден был сделать это. Вынужден Ты бы никогда не согласился, а это был единственный выход. Брок разорил бы тебя. В самом конце он бы отступился. Я знаю, что он бы отступился. Если бы не эта его бешеная ненависть к тебе, а твоя -- к нему, то холм был бы твоим. Ты сам довел дело до этого. Только ты. Это твоя вина. Холм теперь принадлежит Церкви, и это правильно. Ты сам довел дело до этого.
      -- Верно, -- кивнул Струан. -- Так оно и есть. И я очень горжусь тобой. Такой шаг требовал большого мужества. Робб никогда бы не сделал этого. Даже если бы мысль отдать холм церкви и пришла ему в голову, он никогда не решился бы осуществить свой план.
      Кулум онемел от изумления.
      -- Ты... ты хотел, чтобы я это сделал?
      -- Ну, конечно, дружок. Только так и можно было разрешить эгу невозможную ситуацию.
      -- Ты... ты знал, что я это сделаю?
      -- Я поставил на то, что ты это сделаешь, да. Я намекнул тебе, что это следует сделать. Когда ты так нервничал, избегая встречи с Лонгсгаффом, -- и когда не подошел ко мне в Счастливой Долине, -- я подумал, что ты все устроил. Затем меня сбило с толку то, как ты отреагировал на Гордона. Но позже Лонгстафф сказал: "И этот ваш другой жест столь же восхитителен!", и тогда я окончательно уверился, что ты сумел найти единственный правильный выход. Я очень горжусь тобой, парень. Брок вне всякого сомнения прикончил бы нас. И я ничем не мог ему помешать. Холм стал вопросом лица.