-- By Квок -- старший сын By Фан Чоя.
      -- Пиратского предводителя? Белого Лотоса? -- Струан изобразил на лице удивление.
      -- Я обожаю шокировать вас, -- весело сказала она. -- Так вот, император через Хоппо в Кантоне тайно предложил By Квоку и By Фан Чою должности мандаринов. И еще генерал-губернаторство в провинции Фукьен -- и на Формозе. В обмен за нападение на корабли в гавани Гонконга. Всем их флотом.
      -- На какой день назначено нападение? -- На этот раз его шок был неподдельным.
      -- Они еще не приняли предложения. Как говорят китайцы, "переговоры продолжаются".
      Может ли быть так, что By Квок просил об услугах лишь я отвода глаз, спрашивал себя Струан. Дьявольская интрига внутри еще одной интриги, чтобы усыпить его бдительность и покрепче захлопнуть дверцу западни? Причем здесь тогда монета? Стали бы они рисковать всем своим флотом? Три тысячи джонок с пиратским сбродом на боргу могли бы -покончить с нами -- может быть!
      -- А ты узнаешь, если они примут... если нападение все-таки состоится?
      -- Я не уверена, но думаю, что да. Однако это еще не все, Тай-Пэн. Да будет вам известно, что вознаграждение за вашу голову удвоено. Назначено вознаграждение и за Кулума тоже. Десять тысяч долларов. Вообще за каждого англичанина. Джорджа Глессинга, Лонгстаффа, Брока. -- Ее голос упал: -- И за Мэй-мэй, Дункана и Кейт. Если их захватят живыми.
      -- Что?!
      -- Я услышала об этом три дня назад. Вас здесь не было, поэтому я с первым же судном поспешила в Макао, но вы уже уехали оттуда. Так что я отправилась прямо к Мэй-мэй. Я сказала ей, что меня послали вы, что вам стало известно, будто ей и детям грозит опасность. Затем я повидала вашего компрадора и передала ему, от вашего имени, чтобы он забрал Мэй-мэй с детьми к себе, добавив, что если с ними случится что-нибудь до вашего возвращения, вы повесите его самого, его детей и детей его детей.
      -- Что ответил Чен Шень?
      -- Он просил передать, что вам нечего бояться. Я проводила Мэй-мэй и детей в его дом, потом вернулась на Гонконг. Думаю, на время они в безопасности.
      -- Он знает про серебро?
      -- Разумеется. Часть его, очень маленькая часть, принадлежит ему. Разве он мог бы найти более выгодное применение своим деньгам?
      -- Кто еще давал серебро?
      -- Я знаю о Чен Шене, Дзин-куа, купцах Ко-хонга -- каждый внес свою долю. Это составило около пятнадцати лаков. Насчет остального я не уверена. Вероятно, маньчжурские мандарины.
      -- Ти-сен?
      -- Нет. Он в совершенной немилости. Все его богатство отошло в императорскую казну. Купцы Ко-хонга считают, что оно оценивалось в две тысячи лаков. Золотом.
      -- Так Чен Шень сказал, что присмотрит за Мэй-мэй и детьми?
      -- Да. Теперь, когда вы снова богаты, он готов отвечать за них жизнью своей матери. По крайней мере, какое-то время.
      -- Подожди меня здесь, Мэри. -- Струан повернул к пляжу. Он нашел глазами Маусса, окрикнул его, подзывая рукой, и заторопился ему навстречу.
      -- Вольфганг, разыщи Орлова и отправляйся на "Китайском Облаке" в Макао. Забери Мэй-мэй и детей и привези их вместе с амой сюда. На всех парусах. Оставь Кьюдахи присматривать за палаткой.
      -- Привезти их сюда, на остров?
      -- Да. Вы должны вернуться к завтрашнему дню. Они живут у Чен Шеня.
      -- Привезти их сюда? Открыто?
      -- Да, клянусь Богом! Отправляйся немедленно.
      -- Я не стану этого делать, Тай-Пэн. В открытую -- нет. Вы же этим погубите себя. Вы ведь знаете, что перед вами захлопнутся все двери, вы станете изгоем.
      -- Мандарины назначили награду за их головы. Торопись!
      -- Gott im Himmel! -- Маусс нервно подергал себя за бороду. -- Я тайно доставлю их на корабль и возьму с Орлова клятву держать язык за зубами. Gott im Himmel, прости меня, несчастного грешника.
      Струан вернулся к Мэри.
      -- Кто сообщил тебе о похищении, Мэри?
      -- Вы не знаете этого человека.
      -- Ты подвергаешь себя большой опасности, девочка. Получаешь информацию, а потом сама же начинаешь действовать.
      -- Я очень осторожна.
      -- Оставь Макао раз и навсегда. Избавься от той жизни, пока у тебя есть эта. Твой йосс не может длиться вечно.
      -- Давайте лучше поговорим о вас, Тай-Пэн. Вы не можете выставлять здесь напоказ свою любовницу.
      -- Она и дети будут в безопасности на борту моего клипера, а это единственное, что имеет значение
      -- Только не в нашем обществе, клянусь Богом, и вы это знаете. Они уничтожат вас, Тай-Пэн, -- даже вас, -- если вы пойдете против их проклятых правил. Они должны будут сделать это. Она китаянка.
      -- Чума на них!
      -- Да. Но это проклятие прозвучит одиноко, а вам нужно думать о своем доме. Пока Мэй-мэй существует только для вас; им она не опасна -- то, чего не видно, не существует. Я не могу давать вам советы -- вы знаете это лучше, чем кто-либо, но я умоляю вас, пусть о ней никто не узнает.
      -- Я следовал этому правилу раньше, буду следовать ему и впредь -- до тех Пор, пока им ничто не угрожает. Я обязан тебе услугой, Мэри.
      -- Да. -- В ее глазах вспыхнул странный огонек. -- Я согласна ее принять.
      -- Назови ее.
      -- Все, что я попрошу?
      -- Назови ее.
      -- Не теперь. Когда она мне будет нужна, я обращусь к вам. Да. Когда-нибудь мне понадобится ваша помощь. -- Потом она добавила небрежно: -Вам следовало бы быть более осторожным с такими обещаниями, Тай-Пэн. Я женщина, а женский ум очень не похож на мужской.
      -- Это верно, -- ответил он и улыбнулся.
      -- У вас такая чудесная улыбка, Тай-Пэн.
      -- Благодарю вас, добрая леди. -- Он изящно поклонился. -- Это такая высокая похвала для бедного Тай-Пэна. -- Он взял ее под руку, и они направились к пляжу. -- Кто сказал тебе о Мэй-мэй и о детях?
      -- Мы договорились два года назад, что источники моей информации священны и неприкосновенны.
      -- Постарайся обойтись без таких длинных слов.
      -- Я рада, что наконец встретилась с Мэй-мэй. Она так прекрасна. И дети тоже. -- Мэри чувствовала себя согретой прикосновением его руки.
      -- А есть хоть какая-нибудь вероятность, что твоя информация неверна?
      -- Нет. Похищение за выкуп -- древний китайский обычай.
      -- Гнусный обычай. Покушаться на женщин и детей. -- Струан какое-то время шел молча. -- Как долго ты собираешься пробыть здесь?
      -- Несколько дней. Горацио... Горацио немного теряется, когда остается один. Кстати, Чен Шень, конечно, знает, что я говорю на кантонском. Теперь об этом знает и Мэй-мэй. Я попросила ее сохранить это в секрете. Она ведь никому не расскажет, правда?
      -- Нет. На этот счет можешь не беспокоиться. Но я ей напомню о твоей просьбе. -- Он заставил себя не думать о Мэй-мэй, детях, By Квоке, брандерах и оставшихся трех половинках монет. -- Один секрет заслуживает другого. "Благородный Дом" дает бал через тридцать дней. Разумеется, вы приглашены.
      -- Какая замечательная идея!
      -- Мы назначили приз. Тысяча гиней для леди в самом красивом платье.
      -- Боже милостивый, Тай-Пэн, да вам глаза выцарапают!
      -- Судьей будет Аристотель.
      -- Все равно выцарапают. -- Ее глаза вдруг словно поменяли цвет. -- Вам не следует забывать об одной вещи: вы теперь самый завидный жених во всей Азии.
      -- Что?
      Ее смех прозвучал почти насмешливо.
      -- Лучше вам поторопиться с выбором супруги, пока еще есть время. Немало красоток будут вертеть у вас перед носом кружевными панталончиками, и немало мамаш принарядят своих дочек, чтобы пропихнуть их к вам в постель.
      -- Как только у тебя язык поворачивается говорить такое?
      -- Ну что же, смотрите не говорите потом, что вас не предупреждали. Тысяча гиней? Думаю, я бы хотела выиграть такой приз. -- Ее настроение неожиданно изменилось. -- У меня есть деньги, чтобы купить такое платье, как вам хорошо известно, но если я это сцелаю, то... то что станется с той Мэри Синклер, к которой все привыкли? Каждому известно, что мы бедны, как кули.
      -- Но я не вижу, что мешало бы мне подарить тебе красивое, модное платье. По крайней мере, ничто не запрещает мне предложить его тебе через Горацио. Как ты думаешь?
      -- Кровь господня, Тай-Пэн, неужели вы бы это сделали? Я верну вам деньги.
      -- Если ты прекратишь сквернословить, да. Только никаких денег: подарок есть подарок. -- Он задумчиво посмотрел на нее: -- Ты когда-нибудь вспоминаешь о своей бабушке Вильгельмине?
      -- О ком, о ком?
      -- О двоюродной тете твоей матери, которая в свое время уехала к мужу. В Голландию.
      -- Кто это?
      -- Наследница своего мужа. Как раз такая, которая могла бы оставить тебе много денег.
      -- У меня нет родственников в Голландии.
      -- Наверное, мать просто забыла рассказать тебе о ней. Может быть, какой-нибудь адвокат из Амстердама смог бы известить тебя, что ты получила наследство. -- Он закурил сигару. -- Став богатой наследницей, ты смогла бы тратить деньги открыто. Разве нет?
      -- Но... но... -- У нее перехватило дыхание. -- А как же быть с Горацио?
      -- Тетя Вильгельмина могла бы оставить ему две тысячи гиней. Основной капитал -- тебе. По-настоящему она любила только отпрысков женского пола. Твоя матушка была ее любимицей. Странно, что никто не говорил о ней ни тебе, ни Горацио. Бедная тетушка Вильгельмина. Она скончалась вчера.
      Глаза у Мэри сделались огромными от возбуждения.
      -- Неужели это возможно, Тай-Пэн? Вы бы взялись за это?
      -- Письмо до Лондона идет три месяца. Месяц на то, чтобы все подготовить в Голландии. Три месяца на ответ. Через семь месяцев ты станешь наследницей. Но до того времени тебе лучше прилежно играть роль церковной мышки. И не забудь очень удивиться, когда все это произойдет.
      -- Да. Простите, я... все это так... о, не беспокойтесь. Не беспокойтесь. Если я сейчас немножко сойду с ума и разрыдаюсь или закричу... Я боготворю вас, Тай-Пэн.
      Его улыбка погасла.
      -- Пожалуйста, прошу, не говори таких вещей!
      -- Я никогда не говорила этого раньше и. возможно, никогда не повторю этого впредь. Но для меня вы -- Бог -- Она повернулась и пошла в глубь острова одна.
      Струан несколько мгновений смотрел ей вслед, потом направился к Гордону Чену. С каждым днем мальчик все больше становится похож на китайца, подумал он. В море баркас с Орловом и Мауссом был все еще далеко от "Китайскою Облака". Торопитесь, клянусь Богом!
      Его перехватил Скиннер. Редактор выглядел озабоченным.
      -- Добрый день, мистер Струан.
      -- О, здравствуйте, мистер Скиннер.
      -- Сегодня великий день для Востока, не правда ли?
      -- Да. Извините, но мне нужно...
      -- Я задержу вас буквально на секунду, мистер Струан. Я пытался увидеться с вами вчера вечером. -- Скиннер понизил голос. Он потел больше обычного, и пахло от него так же невыносимо, как и всегда. -- Если память мне не изменяет, сегодня истекает срок векселям "Благородного Дома".
      -- Не изменяет? В самом деле?
      -- Они будут оплачены?
      -- У вас вдруг возникли какие-то сомнения на этот счет мистер Скиннер?
      -- Ходят слухи. О серебре.
      -- Я их тоже слышал.
      -- Надеюсь, они подтвердятся. Я бы расстроился, если бы у "Ориентл Тайме" сменился владелец.
      -- Я бы тоже. Сегодня вечером у меня будет для вас нечто интересное. А сейчас, надеюсь, вы извините меня?
      Скиннер увидел, как Струан подошел к Гордону Чену и пожалел, что не может слышать их разговора. Тут он заметил Брока и его семейство, беседующих с Нагреком Тумом. Это действительно великий день, радостно подумал он, грузно зашагав в их сторону. Кому же достанется круглый холм?
      -- Я был так огорчен, узнав о вашей утрате, сэр, -- говорил между тем Гордон Чен. -- Я пытался увиделся с вами, но не сумет исполнить свой долг. Я вознес молитву.
      -- Спасибо.
      -- Мать просила передать вам, что будет соблюдать положенные сто дней траура.
      -- Пожалуйста, скажи ей, что в этом нет нужды, -- попросил Струан. зная, что Кай-сун все равно сделает по-своему. -- А теперь, как идут твои дела со времени нашей последней встречи?
      -- Ничего особенного не произошло. Я старался помочь Чен Шеню отыскать кредит для компании, сэр. Но боюсь, наши старания не увенчались успехом. -Beтep взметнул ею косичку и стал играть ею.
      -- Найти кредит -- очень трудное дело, -- заметил Струан.
      -- Да, действительно. Мне очень жаль. -- Гордон Чен подумал о невероятном количестве серебра в трюме "Китайского Облака", и его охватило чувство восхищения своим отцом. Сегодня утром до нею дошли слухи о серебре, и они совпадали с теми, которые еще раньше просочились в Тай Пинь Шан, слухи о том, что Тай-Пэн вывез слитки из Кантона под самым носом у ненавистных маньчжуров. Но Гордон ни словом не обмолвился о возрождении "Благородного Дома", поскольку это было бы невежливо.
      -- Возможно, пришло время открыть и тебе небольшой кредит. Может быть, мне удастся ею устроить. Скажем, один лак серебром.
      Гордон Чен часто заморгал, открыв рот.
      -- Это огромный кредит, сэр.
      -- Ты возьмешь себе одну четвертую часть прибыли, я возьму три.
      -- Это было бы очень справедливо, сэр, -- произнес Гордон, приходя в себя и быстро собираясь с мыслями. -- Очень щедро. В такие тяжелые времена, как теперь, просто очень справедливо. Но если бы я должен был получать две трети, а вы одну, это помогло бы мне значительно увеличить вашу прибыль Очень значительно.
      -- Я и так ожидаю, что прибыль будет значительной. -- Струан отбросил сигару и заговорил серьезно: -- Мы станем партнерами. Прибыль будем делить поровну. Мы заключим с тобой джентльменское соглашение. Для всех оно должно оставаться тайной. Ты будешь вести книги и отчитываться предо мной ежемесячно Согласен?
      -- Согласен. Поистине, вы слишком щедры ко мне, сэр. Благодарю вас.
      -- Приезжай сегодня вечером, я передам тебе необходимые бумаги. Я буду на "Китайском Облаке".
      Гордон Чен был так счастлив, что ему хотелось прыгать и кричать от радости. Он не знал, чем объяснить такую невероятную щедрость отца. Но был уверен, что свой лак он теперь обязательно получит, и эти деньги умножатся во сто, в тысячу крат. Если йосс поможет, добавил он быстро. Тут он вспомнил о Хун Мун Тонге и задумался, не вступит ли верность тонгу в противоречие с преданностью отцу. И ее ни это случится, какое из чувств возобладает. -- Я не могу найти слов, чтобы выразить вам свою благодарность, сэр. Может ли это соглашение вступить в силу теперь же?
      -- Да. Полагаю, ты захочешь принять участие в аукционе.
      -- Я уже думал... -- начал было Гордон Чен и вдруг замолчал.
      К ним с решительным выражением лица приближался Кулум.
      -- Привет, Кулум, -- сказал Струан.
      -- Здравствуй, отец.
      -- Познакомься, это Гордон Чен. Мой сын Кулум, -- представил их друг другу Струан, чувствуя на себе изумленные взгляды притихшей толпы на пляже.
      Гордон Чен поклонился:
      -- Для меня большая честь познакомиться с вами, сэр.
      -- Гордон -- твой сводный брат, Кулум, -- произнес Струан,
      -- Я знаю. -- Кулум протянул руку. -- Рад нашему знакомству.
      Оглушенный словами Струана, Гордон слабо пожал протянутую руку. -Спасибо. Спасибо вам большое.
      -- Сколько вам лет, Гордон? -- спросил Кулум.
      -- Двадцать, сэр.
      -- Сводным братьям полагается называть друг друга по имени, не так ли?
      -- Если вам так угодно.
      -- Мы должны ближе узнать друг друга. -- Кулум повернулся к Струану, глубоко пораженному тем, что его сын вот так при всех, открыто признал молодого евразийца своим братом. -- Извини, что помешал вам, отец. Я просто хотел познакомиться с Гордоном, -- сказал он и удалился.
      Струан почувствовал, как окружавшая их тишина лопнула и замерший было пляж снова ожил. И он с удивлением заметил, что по щекам Гордона катятся слезы.
      -- Простите... мне... я ждал этого всю свою жизнь, мистер Струан. Благодарю вас. Благодарю вас, -- произнес Гордон едва слышно.
      -- Большинство людей зовут меня Тай-Пэном, парень. Давай забудем "мистера Струана".
      -- Да, Тай-Пэн. -- Гордон поклонился и зашагал прочь.
      Струан направился вслед за Кулумом, но вдруг увидел, как к берегу подошел катер Лонгстаффа. В катере, кроме капитан-суперинтенданта, находились адмирал и группа морских офицеров. А также Горацио.
      Хорошо, подумал Струан. Теперь Брок. Он помахал рукой Роббу и показал на Брока. Робб кивнул, оставил Сару и догнал Кулума. Вместе они присоединились к Струану.
      -- Бумаги у тебя с собой, Робб?
      -- Да.
      -- Тогда пошли. Пора нам заполучить наши векселя обратно. -- Струан бросил взгляд на Кулума: -- Нервничать нет причин, парень.
      -- Да, отец.
      Некоторое время они шли молча, потом Струан заговорил, обращаясь к сыну:
      -- Я рад, что ты не отказался от знакомства с Гордоном. Спасибо.
      -- Я... хотел увидеть его сегодня. Вместе с тобой. Знаешь... на людях.
      -- Зачем?
      -- Разве это не дает тебе лицо, которое всегда для тебя так важно?
      -- Кто рассказал тебе о Гордоне?
      -- До меня дошли слухи, когда я вернулся из Кантона. Люди всегда с готовностью распространяют дурные вести. -- Он вспомнил довольные, ехидные усмешки большинства торговцев и их жен, с которыми он встречался. "Так обидно, парень, что ты приехал в столь несчастливое время. Жаль, право, что вашему торговому дому конец. Без "Благородного Дома" здесь будет уже не то", говорили все они, каждый на свой лад. Но Кулум видел, что эти люди ликовали в душе, упиваясь их унижением. О Гордоне он узнал от тети Сары. Она первая по-настоящему открыла глаза его наивности. Они тогда шли вместе по Куинз Роуд, и по дороге на глаза им попались евразийцы -- Кулум видел их в первый раз -- мальчик и девочка. Он спросил у нее, какой они национальности и из какой страны приехали.
      -- А, эти, -- ответила тетя Сара. -- Это полукровки: наполовину англичане, наполовину язычники. Многие из торговцев имеют здесь незаконных детей от своих языческих любовниц. Все эго, конечно, держится в секрете, но об этом тут знает каждый. У твоего дяди Робба тоже есть одна.
      -- Что?
      -- Я спровадила ее подальше вместе с ее отродьем еще много лет назад. Полагаю, все было бы не так скверно, если бы эта женщина была христианкой и красавицей. Это я еще могла бы понять. Но такое -- нет.
      -- А у... у отца есть... другие дети?
      -- Насчет детей не знаю, Кулум. У него есть сын, который работает на его компрадора Чен Шеня. Его зовут Гордон Чен. У твоего отца, должно быть, странное чувство юмора, раз он решил дать ему клановое христианское имя. Я слышала, впрочем, что мальчика крестили, и он христианин. Полагаю, это уже кое-что. Может быть, мне и не следовало говорить тебе всего этого, Кулум. Но кто-то должен это сделать, и, наверное, лучше узнать правду от близкого человека, чем услышать ее в перешептываниях за своей спиной. О, да. В Азии у тебя есть, по крайней мере, один сводный брат.
      В ту ночь он не мог уснуть. На следующий день он в отчаянии отправился на берег. Несколько морских офицеров, Глессинг среди них, играли в крикет, и Кулума попросили дополнить команду. Когда наступила его очередь стоять у калитки, он перенес всю свою злость на мяч, вкладывая в удары максимум силы, словно хотел убить его и вместе с ним свой стыд. Он играл великолепно, но игра не доставила ему удовольствия. Позже Глессинг отвел его в сторону и спросил, в чем дело. Кулум выпалил все, как есть, дрожа от возмущения.
      -- Я не одобряю твоего отца, как тебе, без сомнения, известно, -сказал ему тогда Глессинг. -- Но это не имеет никакого отношения к его личной жизни. У меня и у самого та же проблема, что и у тебя. По крайней мере, мне известно, что у моего отца есть любовница в Майда Вэйл. А также два сына и дочь. Он никогда не говорил мне о них, хотя, полагаю, он знает, что я знаю. Все это чертовски осложняет жизнь, но что может поделать мужчина? Вероятно, дожив до его лет, я поступлю так же, как он. Что ж, подождем, там видно будет. Конечно, я согласен, дьявольски это неловко -знать, что у тебя есть брат-полукровка.
      -- Ты с ним знаком?
      -- Я его видел. Никогда с ним не разговаривал, хотя, если верить слухам, он славный малый. Послушайся моего совета -- не принимай слишком близко к сердцу то, что делает твой отец в своей личной жизни. Он твой единственный отец, другого не будет.
      -- Ты его не любишь и при этом принимаешь его сторону. Почему?
      Глессинг пожал плечами.
      -- Может быть, потому, что я усвоил одну истину: грехи отцов -- это их проблемы, а не их сыновей. Или потому, что мне никогда не стать таким мореходом, как Тай-Пэн, и он управляет лучшим флотом самых красивых кораблей на свете и обращается со своими матросами как должно: хорошие пища, жалованье, жилье. В то время как нас вынуждают обходиться теми крохами, что выделяет нам этот проклятый парламент: денег, черт побери, ни фартинга, а вместо команды висельники да насильно завербованные остолопы. Может быть, еще из-за Глессинг Пойнта -- или потому что он Тай-Пэн. Может быть, потому, что им восхищаются Синклеры. Не знаю. Я открыто заявляю тебе, что если я когда-нибудь получу приказ преследовать его, я пойду на все, что только будет в рамках закона. Но даже так, я от всей души надеюсь, что он сумеет снова перехитрить этого проклятою грубияна Брока. Я бы не перенес, если бы Тай-Пэном стала эта свинья.
      С того дня Кулум часто виделся с Глессингом. Их отношения переросли в тесную дружбу...
      -- Сегодня, -- продолжал Кулум, обращаясь к Струану и чувствуя себя крайне неуютно, -- ну, когда я увидел тебя вместе с Гордоном Ченом, я спросил о нем у Джорджа Глессинга. Он был достаточно честен, чтобы рассказать мне все, как есть.
      Струан остановился.
      -- Ты хочешь сказать, что с моей стороны было нечестно скрыть это от тебя?
      -- Нет. Тебе не нужно оправдываться в своих поступках. Передо мной. Отец не должен ни в чем оправдываться перед сыном, не так ли?
      -- Гордон -- хороший парень, -- встревоженно вставил Робб.
      -- Почему тебе захотелось узнать, сколько ему лет? -- спросил Струан.
      -- Мы ведь с ним одного возраста, не правда ли?
      -- И что из того?
      -- Это не имеет значения, отец.
      -- Имеет. Для тебя. Так почему?
      -- Я бы предпочел...
      -- Почему?
      -- Наверное, это вопрос этики. Раз мы одного возраста,
      получается, что мать Гордона носила своего сына... в одно
      время с моей.
      -- Да. Ты верно описал ситуацию.
      -- Такое слово, как "прелюбодеяние", описало бы ее не менее верно, разве нет?
      -- Одна из истин в жизни мужчины заключается в том что прелюбодеяние так же неизбежно, как смерть или восход солнца.
      -- Вовсе нет, если следовать заповедям Божьим, -- возразил Кулум, пряча глаза от отца. -- Пора открывать аукцион -- Лонгсгафф уже прибыл, -- сказал он.
      -- Ты поэтому так нервничаешь? Встретился с Гордоном и напоминаешь мне о Заповедях?
      -- Для разговора с Броком я тебе не нужен, отец, ведь правда? Думаю, мне... если ты не будешь возражать, я лучше проверю еще раз, все ли готово.
      -- Поступай, как знаешь, парень. Я считаю, что сейчас ты должен быть с нами. Это редкий случай. Но поступай, как знаешь. -- Струан зашагал дальше по дороге. Кулум поколебался одно мгновение, потом догнал его.
      Куинз Роуд шла вдоль берега, она вела из долины прямо на запад. Примерно через милю она проходила мимо палаток морских пехотинцев, охранявших постоянно растущее количество складов королевского флота. За ними на целую милю до самого Глессинг Пойнта тянулись ряды палаток британских солдат. Здесь, у мыса, дорога заканчивалась.
      А над Глессинг Пойнтом раскинулся Тай Пинь Шан, связанный с берегом нескончаемой вереницей китайцев, согнувшихся под тяжестью своих пожитков. Эта вереница все время двигалась и постоянно пополнялась за счет без конца прибывающих джонок и сампанов.
      -- Добрый день, ваше превосходительство, -- сказал Струан, приподнимая шляпу, когда они поравнялись с Лонгстаффом и его свитой.
      -- А, добрый день, Дирк. Привет, Робб -- Лонгстафф не стал задерживаться рядом с ними. -- Разве вы не готовы начинать, Кулум? -спросил он на ходу.
      -- Буквально через минуту, ваше превосходительство. _
      -- Что ж, поторопитесь. Меня ждут дела на корабле, ну. Затем он добавил, обращаясь к Струану с оскорбительным опозданием, словно вдруг вспомнил о чем-то: -- Рад, что вы вернулись, Дирк. -- Он продолжил свой путь, здороваясь с остальными.
      -- Тон его превосходительства переменится минуты эдак через три, -заметил Струан.
      -- Глупый, презренный, насквозь прогнивший дурак. -- Голос Кулума, задетого за живое, звучал тихо. -- Благодарение Богу, сегодня последний день, когда я служу у него.
      -- Будь я на твоем месте, я бы воспользовался должностью заместителя секретаря колонии себе на пользу, -- покачал головой Струан.
      -- Каким образом?
      -- Мы вернули себе всю нашу власть. Но по-прежнему именно его рука придает бумаге силу закона. А его рукой все так же нужно управлять, нет?
      -- Я... да, наверное, -- ответил Кулум.
      Струаны подошли к Брокам, и на пляже стало тихо, возбуждение нарастало. Горт и Нагрек Тум встали рядом с Броком, Лизой и девочками.
      Скиннер принялся насвистывать что-то немелодичное и подобрался к ним поближе.
      Кисть Аристотеля Квэнса остановилась на середине мазка.
      Лишь самые юные из присутствующих не чувствовали охватившего всех волнения и потому не смотрели и не прислушивались.
      -- Добрый день, леди, джентльмены, -- произнес Струан, приподнимая шляпу.
      -- Добрый день, мистер Струан, -- мягко ответила Лиза Брок. -- Вы знакомы с Тесс и Лиллибет, не правда ли?
      -- Разумеется. Добрый день, леди, -- приветствовал их Струан. Девочки сделали книксен. Он отметил про себя, что Тесс очень выросла с того времени, когда он видел ее в последний раз. -- Можем мы уладить наше дело? -обратился он к Броку.
      -- Что же, сейчас момент подходящий, как и любой другой. Лиза, ты с девочками давайте-ка идите на корабль. И, Лиллибет, не опускай ручки в море по дороге, а то поймаешь свою смерть. И смотри не свались в воду. А ты, Тесс, голубушка, будь осторожна и приглядывай за сестренкой. Ну, бегите, да слушайтесь маму и делайте все, как она скажет.
      Девочки торопливо присели и побежали вперед, радуясь, что их наконец отпустили.
      -- Деги с жизнью на корабле никак не вяжутся, а? -- заметил Брок. -Никогда не уследишь, куда они деваются. С ума можно сойти
      -- Да. -- Струан протянул Горту банковский чек. -- Теперь мы в расчете, Горт.
      -- Благодарю вас, -- ответил Горт. Он внимательно осмотрел чек.
      -- Может быть, ты хочешь удвоить свой выигрыш?
      -- Как это?
      -- Ставлю еще двадцать тысяч, что один из наших кораблей обойдет тебя на пути домой.
      -- Благодарствуйте. Только говорят, у дурака деньги надолго не задерживаются. Я не дурак -- и не игрок. -- Он опустил глаза на чек. -- Это может мне как раз пригодиться. Вдруг удастся откупить кусочек круглого холма у батюшки.
      Зеленые глаза Струана потемнели.
      -- Давайте подойдем к палатке, -- предложил он и, повернувшись, зашагал вперед.
      Робб и Кулум последовали за ним, Робб радовался про себя, что не он, а его брат является Тай-Пэном "Благородного Дома". Его старые страхи вернулись. Как я смогу один справиться с Броком? Как?
      Струан остановился у палатки, не заходя внутрь, и кивнул Кьюдахи.
      -- За дело, ребятки, -- крикнул Кьюдахи небольшой группе матросов. -Шевелись!
      К огромному удивлению всех, матросы выдернули колышки и повалили палатку.
      -- Наши векселя, пожалуйста, Тайлер.
      Брок неторопливо достал бумаги из кармана:
      -- Восемьсот двадцать четыре тысячи ровно. Струан передал векселя Роббу, который тщательно сверил их с дубликатами.
      -- Благодарю, -- сказал Струан. -- Теперь, пожалуйста, распишись здесь.
      -- А что это?
      -- Расписка.
      -- А где чек вашего банка? -- подозрительно прищурившись, спросил Брок.
      -- Мы решили расплатиться наличными.
      Моряки оттащили палатку в сторону. Почти закрывая собой пустые бочонки, глазам всех открылись аккуратные ряды серебряных слитков. Сотни и сотни слитков, тускло поблескивающих в предвечернем солнечном свете. Пораженный Брок не мог отвести от них взгляда. Чудовищное молчание повисло над всем Гонконгом.
      -- "Благородный Дом" решил расплатиться наличными, -- небрежно повторил Струан. Он чиркнул спичкой и поднес ее к свернутым в трубку векселям. Достав три сигары, он предложил одну Роббу, одну Кулуму, и все трое прикурили от горящих документов. -- Здесь все взвешено. Но у нас есть весы, если вы пожелаете проверить.
      Кровь бросилась Броку в лицо:
      -- Будь ты проклят, дьявол!
      Струан уронил сгоревшие векселя на песок и раздавил их каблуком.
      -- Благодарю вас, мистер Кьюдахи. Доставьте людей на "Грозовое Облако".
      -- Есть, так точно, сэр. -- Кьюдахи и матросы кинули последний взгляд на серебро и, отирая пот со лба, бросились к своим лодкам.
      -- Ну, с этим покончено, -- сказал Струан Роббу и Кулуму. -- Теперь мы можем заняться землей.
      -- Действительно "редкий случай", Дирк, -- заметил Робб. -- Это была великолепная идея.
      Кулум посмотрел вокруг. Он увидел жадность и зависть и глаза, исподтишка наблюдающие за ними. Благодарю Тебя, о Господи, молча помолился он, за то, что Ты позволил мне быть частью "Благородного Дома". Благодарю Тебя за то, что Ты позволил мне стать Твоим орудием.
      Брок пришел в себя:
      -- Горт, давай всех своих ребят на берег и быстро.
      -- Что?
      -- Быстро, в господа бога мать, -- яростно повторил Брок низким голосом. -- И чтобы все при оружии. Не пройдет и нескольких минут, как все язычники-пираты, сколько их ни есть в Азии, будут дышать нам в затылок.
      Горт бросился бегом.