- Какие? - не понял полковник.
      - Наши бывшие конвоиры. Требуют Яничека. Я послал его с тремя автоматчиками.
      - Как они нашли нас?
      - Говорят, пришли по следу.
      - Вот те на! - развел руками командир отряда. - Значит, с таким же успехом нас могут разыскать и немецкие каратели, как только узнают о пропаже целого эшелона военнопленных.
      - Это еще не все. В штаб пришли неизвестная женщина. Она беспрепятственно миновала все наши посты, в том числе и первый, у входа в штабной блиндаж. Я хотел ее допросить, но она по-русски не знает ни слова. Плачет, без конца крестится, поминает Христа.
      - Где она?
      - За дверью, под охраной Мурзаева.
      - Пропустите сюда, я поговорю с ней сам, а вы рас порядитесь усилить охрану.
      Савандеев ушел, и в сопровождении Мурзаева появилась немолодая женщина, одетая как крестьянка. Она низко поклонилась полковнику, потом, путаясь и сбиваясь, поведала следующую историю. Живет она в деревне за лесом. Рядом, через болото, - хутор пана Карпинского. Собрал этот пан разбойников и вот уже который год терроризирует всех жителей небольшой деревушки: грабит, насилует женщин, устраивает незаконные поборы, а кто сопротивляется или грозится пожаловаться властям, того убивает. Только за последние два года преступники вырезали три семьи. Люди обращались за помощью в полицию и в немецкую комендатуру, но там только насмехаются.
      - Теперь вот увели нашу Эсфирь и грозятся выдать ее немцам, если село не уплатит за нее выкуп в сто тысяч злотых. А у нас таких денег не было даже до войны, - заплакала женщина.
      - Кто такая Эсфирь? - спросил Турханов.
      - Еврейка. Дочь нашего аптекаря. Родителей немцы увели еще в тридцать девятом году, а дочку мы спрятали и всем селом поклялись спасти. Ради благодарности отцу: был он очень добрым, внимательным, помогал чем мог. Если у кого не было денег, отпускал лекарства в кредит или совсем бесплатно. Погубили его немцы, а теперь может пострадать и дочка. Вот ксендз и послал меня за вами. Найди, говорит, партизан, приведи сюда. Если власти не помогают, должны помочь партизаны.
      - Откуда вы узнали, где партизаны?
      - Как откуда? - удивилась женщина. - В лесу они, конечно. Это все знают. Вот я пришла в лес. А тут чужие люди ходят. Спросила, где ихний начальник. Они и показали.
      - Много этих бандитов?
      - Кто их знает. Нас они в хутор не пускают, а кто случайно забредет, назад не выпускают. Таков уж у них закон.
      - Вы сами, своими глазами видели хоть кого-нибудь из разбойников, кроме хозяина хутора?
      - Видела не раз. Некоторых даже знаю по имени. Приходили в село, отбирали у мужиков хлеб, сало, мясо и бимберу.
      - Вот теперь посчитайте всех, кого знаете.
      Женщина начала считать по пальцам, называя шепотом имена или приметы бандитов. Процедура эта длилась несколько минут.
      - Сосчитала! - просияла она. - Всего одиннадцать мужиков и три бабы. Пане начальник, пожалуйста, пришлите к нам своих молодцов! Избавьте нас от этих про клятых дармоедов, спасите нашу Эсфирь!
      Турханов задумался. Борьба с бандитизмом не входила в его планы и обязанности, но если отказать мирным жителям в помощи, что подумает народ о партизанах? Надо было принять какое-то решение.
      - Ладно, что-нибудь придумаем, - пообещал Турханов. - Вы пока подождите, посидите на солнышке. - По том, взглянув на Мурзаева, добавил по-татарски:
      - Присмотри за ней. Пока не вернусь, никуда не выпускай.
      Алим увел женщину. Турханов пошел в штаб. Скоро со второго поста возвратился Яничек.
      - Ну и дела! - засмеялся он. - Надпоручик Майоров слезно умоляет инженер-полковника Грюгера скорее оформить документы о приеме военнопленных.
      - Неужели этот осел до сих пор не понял, что сдал военнопленных не немцам, а партизанам? - удивился Турханов.
      - Понял. Ситуацию разъяснил тот бородач, которого я ночью стукнул. Он подслушал выступления на нашем митинге и, когда ему развязали руки, разыскал командира и все ему рассказал. Майоров понял, что попал в ловушку, а теперь хочет выбраться из нее: представить своим хозяевам документы о сдаче военнопленных.
      - Хочет, значит, одурачить немцев? Конечно, Кальтенберг может написать расписку на чистом бланке управления ТОДТ. Но едва ли это спасет его от виселицы, - высказал сомнение полковник.
      - Пускай напишет. Среди немцев немало ослов. Может, один и примет от Майорова липовую расписку, подошьет к делу, и на этом все закончится.
      Пригласили Кальтенберга. Услышав историю с Майоровым, он захохотал.
      - Браво, надпоручик! - смеялся он. - Подобно петуху, которому отрубили голову, ты все еще хлопаешь крыльями!.. Что ж, снабдим его оправдательными документами. Рано или поздно, конечно, обман обнаружится, но, возможно, тогда Майоров будет недосягаем.
      - А как конвоиры? - спросил Савандеев.
      - Половина из них дезертировала. По словам Майорова, они надеются пробраться в Словакию, чтобы присоединиться к местным партизанам. Остальные вместе со своим командиром решили остаться на прежней службе.
      Кальтенберг от имени инженер-полковника Грюгера написал два документа: один на прием семисот военнопленных, другой на прием конвоиров. Причем число конвоиров и количество оружия не проставил.
      - На, отнеси этому идиоту, - сказал Конрад, вручая документы Зденеку.
      - Послушайте, - вмешался в разговор Комиссаров, - а не приведет он к нам карателей?
      - Не должен, - уверенно сказал Турханов. - Тогда ему пришлось бы сознаться, что он сам передал военнопленных партизанам, за что, как ему известно, полагается смерть. Но все же мы примем соответствующие меры, что бы предотвратить всякие неожиданности.
      Затем он рассказал о просьбе крестьян. Комиссаров сразу высказался за оказание им помощи в борьбе с кулацкой бандой Карпинского. Савандеев, на которого посланница сельчан произвела неприятное впечатление, выступил против.
      - Кто знает, чем они дышат. Родичи, как говорится, между собою ссорятся, а на чужих вместе бросаются. Не наше это дело...
      - Нет, именно наше, - возразил Комиссаров. - Наше выступление на стороне крестьян может иметь большой политический резонанс.
      Они заспорили. Остальные, выслушав обоих, тоже высказали свое мнение.
      - Надо уничтожить банду! - решительно заявил Кальтенберг.
      - Правильно! - поддержал его Громов.
      - Дайте мне пяток вооруженных бойцов, и к утру пан Карпинский, живой или мертвый, будет у ваших ног! - заверил Соколов.
      - Нам он не нужен ни живой, ни мертвый, - улыбнулся Турханов, которому нравились в Соколове пылкость и решительность. - Но банду действительно надо обезвредить. Пошлем туда десять человек под командой Яничека. Пусть они арестуют пана Карпинского с его приспешниками и передадут в руки крестьян. Они натерпелись от этих негодяев, пускай они же творят суд над ними.
      - Товарищ полковник, почему хотите послать Яничека, а не меня? спросил Соколов обиженно. - И вчера его взяли с собой...
      - Не обижайся, дружище! Во-первых, Яничек знает польский язык, и, следовательно, ему будет легче договориться с крестьянами. Во-вторых, я не хочу тратить силы своих заместителей на мелочи. Подожди малость, подвернется настоящее дело, тогда и ты покажешь, на что способен...
      Глава семнадцатая
      Маленький отряд во главе с Яничеком вышел с партизанской базы вечером, когда заходящее солнце окрасило горизонт в яркие пурпурные краски. Партизаны были настроены по-боевому. Ведь они шли на настоящее дело. Правда, никто из них не переоценивал значения этой операции, но они понимали, что выполнение задания, несомненно, принесет пользу людям.
      Тетка Халина - так звали женщину, пришедшую к партизанам за помощью, взялась провести группу Яничека прямо к хутору Карпинского, однако она оказалась довольно бестолковым проводником. Утром, когда шла к партизанам, долго блуждала по лесу, металась из стороны в сторону и каким-то, только ей известным, способом запомнила свой путь, состоящий из огромных зигзагов и петель, а теперь по этому же пути повела партизан. Зденек несколько раз осторожно спрашивал ее, хорошо ли она помнит дорогу, не заблудилась ли она, но женщина отвечала, что иного пути к хутору нет, и упрямо продолжала петлять и кружить, из-за чего дорога до хутора удлинилась по крайней мере в два раза. Поэтому к своей цели партизаны добрались далеко за полночь.
      Хутор спал. Кругом царила такая тишина, что слышно было, как, с дерева падал прошлогодний засохший лист. Должно быть, бандиты чувствовали себя в полной безопасности, ибо даже не подумали выставить охрану. Это было на руку партизанам. Они быстро и бесшумно окружили дом, заняли все входы и выходы, после чего тетка Халина постучала в окно. Ответа не последовало. Пришлось постучать еще раз, громче и настойчивее. Тогда кто-то внутри завозился, зажег лампу, приоткрыл окошко.
      - Кто там? - раздался сердитый женский голос.
      - Я Халина Красницка, - ответила женщина.
      - Чего тебе?
      - Принесла выкуп за Эсфирь. Открой, хозяюшка, сделай милость! Прими деньги и отпусти девушку.
      - Дура ты старая, - проворчала женщина, но голос ее заметно смягчился. - Могла принести завтра утром.
      - Я-то могла, но пан не захотел подождать. Грозился отправить Эсфирь рано утром в город к немцам, если не доставим выкуп. Вот и пришлось поспешить.
      - Ладно, подойди к крыльцу.
      У крыльца стояли Яничек и два автоматчика. Вот послышалось шлепанье босых ног, и дверь открылась. На крыльцо вышла полуодетая молодая женщина с растрепанными волосами.
      - Халина, где ты? - спросила она, опасливо озираясь по сторонам.
      В это время к ней подскочил Яничек и наставил на нее пистолет.
      - Не кричать! - предупредил Зденек. - Говорите тихо. Где ваш муж?
      Женщина отшатнулась в ужасе, прислонилась к стене. На освещенную площадку вышли еще четыре вооруженных партизана. Женщина, видимо, поняла, что кричать бесполезно.
      - Спит в спальне, - прошептала она, стуча зубами как при ознобе.
      - Остальные где?
      - В зале. Тоже спят.
      - Пойдем, покажешь.
      Шатаясь как пьяная, она прошла через сени и открыла дверь в переднюю. Тут горел ночник. В его тусклом свете партизаны сразу увидели оружие: на толстых гвоздях, вбитых в стену, висели пять винтовок и два автомата. Из передней вели внутрь четыре двери. Яничек вопросительно посмотрел на хозяйку.
      - Эта дверь на кухню, эта в зал, эта в нашу спальню, а эта - в детскую, - пояснила женщина.
      Яничек сначала заглянул на кухню. Там никого не было. Потом открыл дверь детской. На кровати лежали две маленькие девочки, очевидно близнецы.
      - Идите к ним! - приказал Зденек женщине. - А ты охраняй ее! - позвал он одного из партизан.
      Женщина и ее охранник скрылись в детской. Сквозь матовые стекла двух других дверей пробивались яркие лучи света.
      - Я в спальню, а вы - в зал. Пошли! - скомандовал Яничек.
      Обе двери раскрылись разом. В спальне на широкой кровати лежал бородатый мужчина.
      - Встать! Руки вверх! Вы арестованы! - крикнул Зденек, наставив на него пистолет. - Живее! Ну! Слышишь? Кому говорю?
      Тот медленно поднял голову, встряхнулся, прогоняя сон, но не встал, а быстрым движением сунул руку под подушку и вытащил парабеллум. Однако выстрелить не успел: Зденек опередил его.
      В зале обошлось без стрельбы. Шестеро мужчин и три женщины не оказали никакого сопротивления. Партизаны не спеша скрутили им руки.
      - Тетка Халина! - громко позвал Яничек, открыв окно. - Сходи в деревню, приведи сюда всех мужиков и баб. Будем судить этих негодяев.
      - Боюсь одна. Дайте провожатого, - попросил женский голос.
      - Возьми любого.
      - Пошел Чекмареву - доложили снаружи.
      - Пане начальник, - обратилась одна из арестованных женщин, пожалуйста, не позорьте нас. Разрешите одеться.
      - Да, - поддержала ее другая. - Нельзя же показываться людям в таком виде...
      Яничек окинул их взглядом.
      - Нет! Если вы не стыдились показываться бандитам в таком виде, покажитесь и своим судьям. Пусть они знают, кто вы такие и на что способны.
      Оставив для охраны арестованных двух товарищей, Зденек вышел в переднюю. Тут до его ушей донеслись какие-то неясные звуки. Прислушавшись, он понял, что это женский голос, но никак не мог определить, откуда он доносится. "Спрошу у хозяйки. Она должна знать", - подумал он и вошел в детскую. Та сидела на диванчике. Голова у нее была опущена, по щекам катились слезы.
      - Скажите, чей это голос? Откуда? - спросил он ее.
      - Эсфирь. Она в подвале. Хотите, я ее приведу, - предложила хозяйка, продолжая тихо всхлипывать.
      - Пойдемте вместе. Посмотрим, в каких условиях вы ее содержите.
      -Зря беспокоитесь, пане начальник. Она ведь не ждала вас, не привела себя в порядок. Девушка, может, застесняется чужого мужчины... Я бы одела ее, причесала, убрала, как невесту.
      - Уберете потом. Пошли!
      - Тогда идите сами, - уныло проговорила хозяйка и отвернулась. - Вход с кухни. Лампу возьмите, там темно.
      Яничек взял на кухне коптилку, открыл тяжелую дверь, обитую оцинкованной жестью. Пахнуло прохладой. Осторожно ступая по ступенькам деревянной лестницы, Зденек спустился на земляной пол, липкий от сырости и грязи. Кругом громоздились кадки и бочки, груды ящиков.
      - Эсфирь! - громко позвал он.
      Послышался стон, и тут же в дальнем темном углу зашевелилась куча гнилой соломы, из-под которой выползло человеческое существо, облепленное грязью и мусором. Значит, это и была Эсфирь. Очевидно, она не могла подняться на ноги и встала на колени. Подойдя поближе и осветив ее прыгающим пламенем коптилки, Яничек увидел, что девушка в одном легком платьице, ноги и руки ее связаны вместе веревкой. Но мучителям и это показалось недостаточным: на шею они надели собачий ошейник и, подобно собаке, посадили ее на цепь.
      Такая жестокость, не только причиняющая физическую боль, но унижающая человеческое достоинство, возмутила Зденека до глубины души. Он сжал кулаки, поднял их над головой и погрозил кому-то.
      - Звери, подлецы! - прошептал он сквозь зубы. - Вы за это еще ответите!
      Затем, поставив коптилку на кадку, бросился к девушке. Он хотел освободить ей руки и ноги, но пеньковая веревка отсырела и так впилась в тело, что развязать ее было невозможно. Тогда Яничек достал из кармана нож и осторожно разрезал сначала кожаный ошейник, а потом веревку.
      - Эсфирь, вставайте! Вы на свободе... Скорее идемте отсюда...
      - Кто вы? - пугливо озираясь по сторонам, спросила девушка.
      - Партизаны - защитники всех угнетенных. Еще нас называют народными мстителями. Ваши мучители обезврежены. Не бойтесь, пойдемте с нами!
      Она попыталась встать, но тут же зашаталась и упала бы, если бы ее не подхватили сильные руки партизана.
      - Простите, - виновато улыбнулась девушка. - Помогите мне встать. А идти я попробую сама...
      - Не беспокойтесь. Сейчас я вас доставлю наверх. Держитесь крепче.
      Но Эсфирь уже не слышала его. Глаза у нее закрылись, она тяжело задышала и потеряла сознание. Пришлось ее нести на руках.
      - Это вы посадили ее на цепь? - спросил Яничек у хозяйки.
      - Нет, не я, - отрицательно покачала головой жена бандита. - В подвале распоряжались те три потаскухи, - добавила она, показав в сторону зала.
      - Ладно, выясним. А пока приведите ее в чувство, помогите помыться, причесаться и переодеться.
      С этими словами он положил девушку на диванчик и вместе с часовым покинул детскую...
      Колокольный звон разбудил жителей села, когда заря еще только занималась. Били в набат. Встревоженные люди выбегали на улицу, на ходу хватая кто топор, кто вилы, а кто палку поувесистей. Толпа собралась возле костела. Тут уже знали, в чем дело.
      - Пан Карпинский убит, остальные разбойники лежат связанные. Партизаны передают их нам на расправу! Пойдемте, люди добрые! - кричала тетка Халина.
      - На хутор!
      - На хутор! - закричали десятки голосов. Крестьяне двинулись в путь. Грозен был их вид. В селе не было ни одного человека, который не пострадал бы от разбойников. Теперь они требовали отмщения.
      ...Гул толпы докатился до хутора. Первая услышала его пани Карпинская. Она выглянула в окно - и задрожала. "Пришел нам конец, - прошептала она. Пощады не жди. Никто не пожалеет, никто не простит... Хоть бы детей не тронули..."
      К тому времени она уже привела. Эсфирь в порядок: надела белое платье, причесала, умыла. Сама натянула на себя скромное ситцевое платьице.
      - Эсфирь, милая, пожалей моих деток... Уговори партизан не трогать их. Они тебя послушаются... - жалобно запричитала пани, обнимая девушку.
      - Не бойся. Партизаны - не бандиты, они и сами не тронут детей. Уговаривать их не надо... Мужики тоже не звери, детей не обидят.
      - А меня? - со страхом спросила хозяйка.
      - Тебя тоже. Ведь ты мать, а мать нужна детям. Эти слова подействовали на перепуганную женщину как целительный бальзам. Она успокоилась и позвала Яничека. Тот вошел и от изумления чуть не ахнул: Эсфирь из жалкой замарашки превратилась в сказочную принцессу! Черные густые волосы зачесаны назад, красивый овал лица, большие бархатные глаза, излучающие свет, радость... Зденек готов был биться об заклад, что в жизни не видел такой милой девушки...
      - Товарищ командир, - начала было Эсфирь, но Яничек перебил ее:
      - Зовите меня просто Зденеком.
      - Хорошо. Посмотрите в окно, Зденек.
      Яничек подошел к окну. Толпа крестьян приближалась.
      - Знаете, кто эти люди? - спросила девушка.
      - Крестьяне, за которых мы воюем с фашистами. Они идут, чтобы судить бандитов, предателей, идут мстить за поруганную честь своих жен и дочерей, за слезы матерей и невест... Но это только начало...
      Толпа подошла к дому. Партизаны остановили ее у ворот.
      - Где наши мучители?
      - Где эти мерзавцы?
      - Давайте их сюда! - послышались разъяренные голоса.
      Яничек приказал вывести бандитов на улицу. Те упирались, а когда увидели Зденека, повалились к его ногам и начали слезно просить о спасении. Однако это не помогло. Прибежали мужики и всех выволокли из дома.
      - А-а, попались, голубчики! Думали, на вас не найдется управы? На колени, сволочь! - закричал пожилой мужчина, размахивая дубиной.
      Бандиты опустились на колени, покорно склонили головы.
      - Товарищи! - вышел вперед Яничек. - Разрешите приветствовать вас с победой. Вы обратились к партизанам с просьбой избавить вас от этих негодяев. Мы арестовали их и теперь передаем в ваши руки. Судите судом народным и воздайте каждому по заслугам. По вашей же просьбе мы освободили дочку аптекаря. Конечно, партизаны всегда придут к вам на помощь. Но посмотрите и на себя, посмотрите, какая у вас у самих огромная сила! Только выступайте всегда дружно, и никакие враги не устоят перед вами. Не склоняйте головы - и вы победите!
      - А где жена
      - Главаря ихнего? - выкрикнула молодая женщина.
      - Она сдалась нам без сопротивления. Кроме того, мы пожалели ее маленьких детей. Поэтому решили ее пока не трогать. Думаем, вы согласитесь с нами, - ответил Зденек.
      - Пускай живет!
      - Пощадим ее ради детей! - поддержали люди партизан.
      -Скажите, пане начальник, - обратился к Яничеку пожилой человек, - что нам делать с добром, которое они у нас награбили?
      - Верните владельцам. Часть оставьте пани Карпинской, а весь излишек поделите между собой по справедливости.
      С этим тоже согласились. Затем крестьяне раскрыли ворота. Народ вошел во двор. Отперли амбары и кладовые, конюшни и хлева.
      -Моя Пеструшка! - опознала свою корову одна из женщин.
      - Наша лошадка! - схватил уздечку паренек.
      - Наш бугай! - узнал старик своего бычка. - Увели на прошлой неделе, когда пришлось платить выкуп за племянницу...
      Все опознанное собрали на середине огромного двора. Но имущества осталось еще много. Только лошадей было около двадцати, примерно столько же коров, а амбары буквально ломились от зерна и муки. Часть хлеба погрузили на повозки.
      - Половину берите себе, - предложили крестьяне партизанам.
      - А самим хватит? - спросил Яничек.
      - Мы пока не голодаем, а вам в лесной жизни пригодится. Берите, не отказывайтесь. Пусть это будет нашим вам подарком.
      Партизаны тепло попрощались с крестьянами и на пяти пароконных повозках выехали со двора. В это время к передней повозке, на которой сидел Яничек с одним из партизан, подбежали запыхавшиеся Халина и Эсфирь.
      - Пане начальник, - закричала Халина, - возьмите к себе в отряд Эсфирь! А то трудно будет уберечь ее... У вас ей будет лучше.
      - В отряд мы принимаем только желающих. А хочет ли она? - вопросительно посмотрел Зденек на девушку.
      - Конечно, хочу! - ответила Эсфирь.
      Яничек задумался. От Турханова он не получил полномочий принимать в отряд новых людей, тем более женщин. Но тут случай особенный: любую девушку другой национальности можно было бы устроить у местных жителей, но она же еврейка... И сама в любое время может стать жертвой предательства, и могут жестоко пострадать люди, укрывавшие ее...
      - Ну как, пане начальник? - беспокоилась тетка Халина.
      - Зденек, возьмите, пожалуйста, меня. Я буду стирать белье, ухаживать за больными и ранеными, готовить обед, а если научите стрелять, вместе с вами пойду в бой. Возьмите, не пожалеете, - просила Эсфирь.
      - А лекарства изготовлять умеешь?
      - Умею. Отец научил.
      - Тогда садись! - разрешил Яничек.
      Девушка просияла, на прощанье обняла, поцеловала тетку Халину, даже всплакнула. Зденек протянул руку, и она взобралась на мешки с мукой.
      - Поехали! - махнул рукой Яничек.
      Глава восемнадцатая
      Отряд Турханова переживал организационный период - один из наиболее важных и в то же время сложных периодов в жизни любой воинской части. Трудности встречаются почти на каждом шагу, иногда они даже кажутся непреодолимыми: приходится ведь начинать буквально на пустом месте. И все же Турханову сопутствовала удача. С помощью отряда Соколова он спас экипаж подбитого самолета, освободил, военнопленных. Не было оружия и боеприпасов, но выручили летчики. Прибывший за ними небольшой самолет доставил из Штаба партизанского движения более мощную радиостанцию и необходимые коды и шифры для установления непосредственной связи с Большой землей. На следующий день-связь уже действовала. Правда, Еве пока приходилось работать лежа на животе, и все же она принимала и передавала радиограммы. В первой шифровке генерал Барсуков сообщил, что на конференцию руководителей антифашистской организации Люблинщины вместо Турханова послан другой человек. Решение Турханова остаться в Яновских лесах одобрено Штабом партизанского движения, и в ближайшее время транспортные самолеты сбросят для нового отряда все необходимое: оружие, боеприпасы, снаряжение и продовольствие. Во второй шифровке сообщалось о судьбе инженер-полковника Грюгера. Сведения, полученные от него, командованием расценены как весьма важные, имеющие большое значение для планирования будущих наступательных операций. Всем партизанам, принимавшим участие в захвате этого инженера, генерал Барсуков объявлял благодарность, а организаторов и наиболее отличившихся бойцов предложил представить к правительственным наградам.
      Скоро, как и было обещано, авиация доставила оружие и боеприпасы, снаряжение и наиболее ценные виды продовольствия, медикаменты, перевязочные материалы. За неделю партизан одели, обули, досыта накормили, вооружили, обеспечили боеприпасами и даже шанцевым инструментом.
      Но трудности на этом не закончились. Появились новые затруднения, так сказать, психологического порядка. Турханов их предвидел. Будучи реалистом, он не идеализировал на первый взгляд романтическую партизанскую войну. Он знал, что партизаны - далеко не однородная масса. Хотя, как правило, в партизаны идут добровольно, к этому людей побуждают разные причины. Одни делают это, чтобы отомстить врагу за горе и страдания, которые он причинил народу. Таких большинство, и эти люди всегда рвутся в бой. Другие ушли в партизаны потому, что иного выхода не было (бежали из плена, линию фронта не смогли перейти, а скрываться длительное время среди местного населения опасно, почти невозможно). Таких меньшинство. Они - сторонники обороны, стараются избежать наступления и принимают бой только тогда, когда другого ничего не остается. Но есть и такие, кто оказался в партизанах чисто случайно, иногда даже по трусости. Их единицы, но, несмотря на свою малочисленность, они представляют большую опасность для отряда, ибо никогда на них нельзя положиться. Они в любое время могут покинуть отряд, оставить поле боя без приказа и даже перейти на сторону врага. Для вражеской разведки такие шкурники являются настоящей находкой. Надо уметь отличить их от честных бойцов и своевременно избавиться от них...
      Чтобы выиграть сражение, одной ненависти к врагу недостаточно. Надо еще уметь воевать. Бить врага не числом, а умением, говорил Суворов. Умение приходит не сразу. Надо учить бойца боевому мастерству. Надо добиться в отряде такой же железной дисциплины, какая отличает регулярные войска.
      Турханов приказал ввести уставной распорядок дня, ежедневно проводить занятия по изучению оружия, своего и трофейного, по тактике, строевой подготовке, изучению уставов советской и германской армий.
      Как известно, строгая дисциплина нравится не всем, даже тем, кто признает ее необходимость. Регулярно посещая занятия с целью своевременного контроля и помощи, Турханов столкнулся с явным нарушением установленного распорядка дня. Прибыв однажды в расположение третьей роты, когда по расписанию были предусмотрены занятия по строевой подготовке, он увидел такую картину: многие бойцы лежали на травке, загорали, будто на пляже, или спали беспробудным сном, другие ушли неизвестно куда. Командиров на месте не оказалось. Охрана отсутствовала. Появись тут небольшая группа карателей - и от роты осталось бы одно воспоминание. С большим трудом Турханов разыскал дневального. Увидев полковника, тот растерялся. Лишь через несколько минут подал команду "Смирно!". Однако, кроме двух-трех бойцов, случайно оказавшихся рядом, никто даже не пошевельнулся. Тогда командир отряда приказал объявить тревогу. Но, оказывается, сигналы тревоги не были разработаны. Турханов приказал сделать три выстрела в воздух. Однако на людей и это не подействовало. Многие продолжали лежать, некоторые приподняли головы, с недоумением посмотрели на дневального, стреляющего вверх, и снова улеглись. Лишь один из младших командиров крикнул из кустов:
      - Чего палишь? Чего патроны зря тратишь? Вот сменишься с наряда, я тебе покажу!
      Это был настоящий скандал. Полковник приказал дневальному построить роту.
      - Приготовиться к построению! - крикнул дневальный. - Выходи строиться!
      Только тогда люди начали подниматься. Построение продолжалось десять минут, и все равно в строю оказалось только две трети личного состава.
      - Командиры, разберите свои подразделения и занимайтесь по расписанию! - распорядился полковник. - А вы, товарищ дневальный, передайте командиру роты и его заместителю по политчасти, чтобы они немедленно явились в штаб отряда!
      О положении в третьей роте командир отряда тут же проинформировал своих заместителей и начальника штаба.
      - Да, это - ЧП, - задумчиво проговорил Комиссаров. - Неужели мы ошиблись в Айгашеве? Ведь за что-то дали же ему звание майора?
      - Может быть, тогда тоже ошиблись, как и мы, - вы сказал предположение Савандеев.
      - По-моему, нужно немедленно снять этого разгильдяя с должности и выгнать из отряда, - решительно заявил Соколов.
      - Горячиться не надо, - не согласился с ним замполит. - Давайте сначала послушаем его объяснение.
      - Хорошо, - поддержал его Турханов. - Посмотрим, что он скажет в свое оправдание.
      Айгашев явился в штаб только после обеда, то есть через три часа после посещения его роты командиром отряда. Вид у него был хмурый, недовольный. Бросив всем присутствующим неопределенное "Здрасте!", он сел, не дожидаясь разрешения.
      - Почему без заместителя? - спросил Турханов.
      - Чувствую, вы собираетесь устроить мне разнос. В таком случае присутствие подчиненных считаю неуместным, ибо это может подорвать мой авторитет, - ответил Айгашев.
      - Во-первых, заместитель по политчасти не ваш подчиненный, а представитель партии во вверенной вам роте. Во-вторых, командир прежде всего должен заботиться об укреплении боеспособности своего подразделения, а не о своей славе. От этого зависит и его авторитет, - заметил Комиссаров. - Вы же, видимо, стремитесь утвердить не свой авторитет, а величие.
      - К величию я не стремлюсь, товарищ старший полит рук. Я хочу только справедливости. Да, справедливости, - проговорил Айгашев.
      - Допустим, - вмешался в их спор Турханов. - Тогда скажите, считаете ли вы справедливым, что бойцы во время занятий спят, а командиры уходят из подразделения неизвестно куда?
      - Не всегда спят и не всегда уходят, товарищ полковник!
      - Всегда спят только мертвые, - иронически уточнил Соколов.
      - Мои люди спят только на строевой подготовке. Скажите откровенно, кому она нужна? Ведь мы готовимся не к параду, а к предстоящим жестоким боям. А вы заставляете измученных людей маршировать, до отупения повторять ружейные приемы, строиться и расходиться, ложиться и вставать. Разве мы стали партизанами ради этой дурацкой муштры? Да, дурацкой муштры?
      Руководители отряда переглянулись. Никто не ожидал услышать от советского офицера подобной демагогии.
      - Вы это серьезно? - спросил Турханов.
      - Конечно, - пожал плечами командир роты.
      - Теперь мне понятно, почему для построения вашей роте требуется не меньше десяти минут, то есть столько же, сколько первой и второй ротам потребовалось бы, чтобы покинуть этот лес, захватив с собой все имущество, сказал полковник.
      Далее он объяснил, что строевая подготовка приучает людей к самодисциплине, к беспрекословному исполнению приказа, к организованности, что и обеспечивает победу над противником...
      - Можно одеть людей в военную форму, но если не приучить их ходить в строю, то вместо армии получится обыкновенная толпа, которая может разбежаться при одном только виде вражеских солдат.