Герои без вести не пропадают

Немецкое командование поставило перед этими войсками задачу окружить и полностью уничтожить отряды советских партизан и части Армии Людовой, действующие на Люблинщине. По показаниям пленного, численность немецких частей и соединений достигла тридцати тысяч человек. Эти данные Турханов немедленно сообщил в Штаб партизанского движения.
      Неприятные сообщения продолжали поступать и ночью. Из роты Айгашева еще накануне исчез один боец, часто выполнявший обязанности связного при штабе отряда. Поиски не увенчались успехом, а командир роты, боясь неприятностей, своевременно не доложил об этом в штаб. Установили, что боец в отряд прибыл один, назвался Назаровым, бежавшим из лагеря советских военнопленных. По словам товарищей, он часто распространял среди партизан слухи, пытался вызвать у них паническое настроение. Обо всем этом партизаны не раз докладывали своему командиру, но тот ограничивался разговорами, которые он называл "воспитательной работой".
      - По-моему, он перебежал к карателям, - высказал свое предположение Савандеев.
      - Не перебежал, а просто ушел к своим хозяевам, которые его подослали к нам, - поправил его Соколов.
      К утру в отряд прибыл Базыль Каракоз. Он сообщил, что гестаповцы арестовали его сестру Ванду и немецкого диспетчера Манфреда Купермана, а сам он смог скрыться лишь потому, что сестра успела сообщить о приходе гестаповцев в управление дороги. Это был весьма чувствительный удар для отряда Турханова, так как с арестом этих двух лиц разведка лишилась надежного источника информации.
      В последующие два-три дня как партизаны, так и немцы деятельно готовились к решающим боям. К карателям подходили все новые и новые силы. Появились танки и самоходки, над лесом почти непрерывно висели самолеты-разведчики - двухфюзеляжные "фокке-вульфы", которых на фронте называли "рамами". Они, несомненно, производили аэрофотосъемки, но иногда, разбрасывали листовки, написанные на русском, польском и украинском языках. Враги призывали партизан немедленно прекратить борьбу и сложить оружие, обещая взамен сохранить жизнь. Разумеется, никто не верил обещаниям немцев по собственному опыту давно уже знали, как немцы сохраняют жизнь военнопленным.
      Радовало Турханова то, что рота лейтенанта Волжанина, несмотря на неблагоприятную обстановку, продолжала выполнять свои обязанности. Донесения о продвижении немецких воинских эшелонов продолжали поступать по-прежнему. Правда, некоторые из них сильно запаздывали. Кроме того, появились потери среди личного состава, особенно среди связных. Это затрудняло работу разведчиков, и все же зашифрованные донесения о движении по четырем железным дорогам регулярно передавались в эфир.
      14 июня произошло два знаменательных события. Утром на берегу реки Бранев начались крупные кровопролитные бои. Фашисты напали на партизан, но народные мстители отбили атаки с большими потерями для врага, а когда ряды карателей значительно поредели, с мощным возгласом "Ура!" бросились в контратаку. Началась ожесточенная схватка. Регулярные немецкие войска не выдержали яростного натиска и, побросав оружие, обратились в паническое бегство. На поле боя осталось две тысячи фашистов и огромное количество военного имущества.
      Второе событие имело прямое отношение к отряду Турханова. На рассвете была получена шифровка от генерала Барсукова. Это была не обычная радиограмма. В шифровке говорилось, что бойцы и командиры Интернационального отряда первую часть боевого задания выполнили успешно, разведданные, присланные в Штаб партизанского движения, сыграли положительную роль в планировании и подготовке будущих наступательных боев, за что всему личному составу объявлялась благодарность. Теперь отряд должен форсировать Вислу, войти на территорию Келецкого воеводства я создать новую партизанскую базу на лесистых отрогах Свентокшиских гор в треугольнике между городами Островец - Кельце - Скаржиско-Каменна. По некоторым данным, немцы готовят в этом районе крупную акцию против советских партизан. Перед отрядом Турханова ставилась задача установить характер этой акции, а также - кто непосредственно занимается подготовкой и кому поручено проведение, затем совместно со Штабом партизанского движения разработать план ее срыва.
      С содержанием шифровки полковник ознакомил только трех товарищей Комиссарова, Савандеева и Соколова. Все они согласились, что задача, поставленная перед отрядом, сложная, очень важная, что ее выполнение потребует исключительного напряжения всех физических и моральных сил. Исходя из этого, они выработали план действий на ближайшие дни.
      Еще накануне, на совещании командиров всех отрядов и частей Армии Людовой, было решено покинуть Яновские леса. Причем, зная, что немцы без боя не выпустят из огненного кольца, некоторые командиры предлагали сосредоточить все наличные силы на восточной стороне леса, затем, на рассвете, объединенными силами нанести мощный удар по обороне врага на узком фронте, прорвать окружение и под прикрытием специально выделенного арьергарда уйти в Билгорайские и Липские леса. Турханов не согласился с этими предложениями, мотивируя тем, что, если попытаться прорвать вражеское кольцо лишь в одном месте, немцы, имея моторизованные войска, легко перебросят подкрепления на решающий участок и сорвут планы партизан. Турханов предложил рассредоточить силы и нанести ряд мощных ударов на нескольких участках фронта, что наверняка дезориентирует врага и помешает ему преследовать отряды партизан и части Армии Людовой.
      После жарких споров предложение Турханова все же приняли. Наметили основные направления ударов, которые должны были наносить отдельные отряды или группы из нескольких отрядов. Турханову и Адаму Краковскому досталось западное направление, которое считалось особенно неудобным, так как после прорыва окружения партизанам, чтобы попасть в лесные массивы, необходимо было повернуть либо на восток, либо на юг и преодолевать открытое пространство под огнем противника. Турханов знал, что самый легкий путь не всегда самый верный. И теперь, получив распоряжение прорваться в Келецкое воеводство, он даже поблагодарил судьбу за то, что ему выпало как раз то направление, которое совпадало с указаниями Штаба партизанского движения.
      Немецкое командование недооценивало опасность на западном направлении. В самом деле, трудно было предположить, что партизаны попытаются вырваться из окружения именно здесь, а не там, где легче пройти к Билгорайским лесам. Поэтому, планируя ликвидацию партизан в Яновских лесах, они оставили на западе только слабое прикрытие. Турханову стало известно об этом еще к исходу 14 июня. Это, конечно, значительно облегчало выполнение предстоящей задачи для его отряда и батальона Адама Краковского, в то же время задачи остальных отрядов усложнялись. Чтобы облегчить положение партизан, прорывающихся на восток, надо было часть сил противника оттянуть на себя. Поэтому Турханов и Адам Краковский решили начать штурм вражеских позиций не перед рассветом, как было предусмотрено общим планом, а на час раньше, о чем без широкой огласки было сообщено командирам остальных партизанских отрядов. При этом Турханов учитывал следующее: если среди партизан имеются агенты немецкой разведки, они наверняка уже успели сообщить о начале штурма, и когда этот штурм начнется раньше, для немцев это будет неожиданностью. Факт же внезапности, как известно, всегда помогает нападающей стороне.
      Штаб разработал детальный план всей операции, предусмотрев местонахождение каждого подразделения на определенном этапе боя. Так, например, прорыв должны были совершить 1-я рота батальона Армии Людовой и 2-я рота Интернационального отряда советских партизан под общим командованием полковника Турханова, после прорыва, не задерживаясь, осуществить марш-бросок к берегу Вислы и там захватить понтонный мост, недавно построенный немцами, обеспечив тем самым форсирование водного рубежа всеми остальными ротами. Чтобы дать возможность основным силам оторваться от преследования, рота Айгашева и два взвода из последней роты батальона Краковского должны были вести арьергардные бои. Все тыловые подразделения партизан, в том числе запасы оружия и боеприпасов, лазарет с больными и ранеными, отделение связи, полевую кухню и продсклад, охраняла на марше неполная рота Волжанина. Двадцать бойцов из первого взвода этой роты, исполняя обязанности наблюдателей на железных дорогах, находились вдали от Яновских лесов и ничего не знали о предполагаемом уходе оттуда своего отряда. Их надо было предупредить, чтобы они самостоятельно перешли Вислу и прибыли в определенный пункт, где намечалось сосредоточение отряда Турханова. Стал вопрос, кому поручить это.
      - Никто лучше меня не знает расположение этих постов. Давайте я сам сниму своих бойцов, и через неделю мы все вместе догоним отряд, - предложил Волжанин.
      Турханов, да и другие руководители с ним не согласились.
      - Командир должен быть с основными силами своего подразделения, объяснил полковник. - Пусть этим займется Яничек. Он знает польский язык и, в случае необходимости, может выдать себя за местного жителя.
      Яничек, как всегда, согласился с командиром отряда. В предвидении всевозможных осложнений, Турханов снабдил его иностранной валютой и золотыми монетами царской чеканки из своего запаса, предоставив право расходовать их по собственному усмотрению.
      Зденек должен отправиться после выхода партизан из окружения. Времени оставалось много, он подробно расспросил у Волжанина, где находятся наблюдательные, посты, нанес их на свою карту, получил пароль и другие необходимые сведения. Закончив подготовку, пошел попрощаться с Эсфирью. В ожидании похода подразделения сосредоточились ближе к западной опушке леса. Девушку он с трудом разыскал в расположении третьей роты. Она укладывала в двуколку медикаменты и перевязочные материалы.
      - Ты почему здесь? - с тревогой спросил Зденек.
      - Так распорядилось начальство. Сама Алина пойдет с передовой ротой. Там в ней будут больше нуждаться. А здесь, в тылу, достаточно и санитарки, ответила Эсфирь.
      - Но ты же не санитарка, а начальник аптеки, - воз разил Зденек.
      - Я умею делать перевязки...
      - Не нравится мне, что ты попала в эту роту, - вздохнул чех.
      - Ничего страшного, милый, - успокоила его Эсфирь. - После того случая Турханов крепко наказал Айгашева, и он стал относиться ко мне по-другому. Увидишь, мы с ним сработаемся. По крайней мере, я буду стараться. А как твои дела?
      - Пока будем прорывать блокаду, я хочу быть с тобой. А потом уйду для выполнения спецзадания.
      - Опять уходишь, - погрустнела Эсфирь. - А задание опасное? Может, придется отбиваться? Возьми меня с собой! Если вдруг ранят, я помогу тебе.
      Яничек улыбнулся.
      - Нет, не могу, - покачал он головой. - Там ты мне не помощница.
      - Почему?
      - Потому что мне придется иметь дело не только с добрыми, но и со злыми людьми. А они сразу догадаются, что ты еврейка...
      - Опять! - воскликнула Эсфирь. - Какие, однако, мы несчастные! Ну чем я отличаюсь от других? Ведь у меня такое же сердце, такой же ум, такая же душа! Разве только лицом я не похожа на полек или чешек... А вот жить, как они, не могу... За что такое наказание!
      - Потерпи, осталось совсем немного... Скоро, скоро мы вобьем в могилу нацизма осиновый кол.
      Глава тридцать вторая
      За ночь отряд Турханова и батальон Адама Краковского полностью сосредоточились на западной опушке леса. По данным разведки, участок, намеченный для прорыва, оборонял один из батальонов 276-го немецкого пехотного полка. Причем две роты этого батальона занимали позиции по обе стороны полевой дороги, ведущей к помещичьей экономии в трех километрах от леса. Штаб батальона и резервная рота размещались в этой экономии, боевое же охранение было выдвинуто далеко вперед и находилось всего в двухстах метрах от огневых позиций партизан. Это имело и свои плюсы и минусы. С одной стороны, охранение легче окружить. С другой стороны, шум боя наверняка предупредит основные силы о надвигающейся опасности, и они заблаговременно примут надлежащие меры для отражения атаки. Стало быть, партизанам нужно снять боевое охранение бесшумно. Цель Байдирекова именно в этом и заключалась. Поэтому он, вместе с командиром первого взвода, которому надлежало уничтожить боевое охранение немцев, просидел вплоть до темноты на наблюдательном пункте и тщательно наметил пути подхода к позициям врага.
      Обстоятельства как будто благоприятствовали наступательным действиям партизан. Ночь выдалась темная. С полуночи все небо заволокло густыми тучами. Надвигалась гроза. Было душно, замолкли ночные птицы, а скоро где-то на юге засверкали молнии и послышался глухой гул, похожий на грохот колес, когда множество телег проезжает по деревянному мосту. Если хорошо знать местность, в темноте можно незаметно сблизиться с врагом и внезапным ударом опрокинуть его. Конечно, об этом знали не только партизаны, но и немцы. Поэтому все пространство перед позициями боевого охранения регулярно освещалось ракетами.
      Взвод второй роты начал продвигаться ползком. Двигались только в темноте, а как только ракета с шипением взлетала в небо, замирали, плотно прижимаясь к земле. Наконец партизаны обошли окопы немцев и залегли всего в десяти - пятнадцати шагах от них, а когда взвилась очередная ракета, при ее свете дружно бросились на врага. Стрелять без крайней необходимости было запрещено категорически, поэтому работали только ножами и штыками. К счастью, большинство фашистов спало, а те, кто бодрствовал, при неожиданном появлении противника с тыла так растерялись, что даже не успели схватиться за оружие. Боевое охранение было снято без единого выстрела.
      Бой на основных оборонительных позициях врага тоже продолжался недолго. Незаметно подойдя к немецким окопам, партизаны забросали их ручными гранатами, а потом с возгласом "Ура!" ринулись в рукопашный бой. Внезапность нападения и тут сыграла решающую роль. Немцы не выдержали и начали беспорядочно отступать. Теперь осветительные ракеты уже работали на партизан. При ярком свете бойцы преследовали отступающего врага, непрерывно поливая его свинцом. Потери были исключительно велики. Обе роты перестали существовать как боевые единицы. Большинство офицеров и солдат было перебито, многие, побросав оружие, убежали в поле, и лишь незначительные остатки двух рот добрались до помещичьего имения. Буквально на плечах отступающего противника поляки ворвались в расположение последней роты немецкого батальона. В окна двухэтажного дворца долетели гранаты и бутылки с зажигательной смесью, вспыхнул пожар. Обезумевшие от ужаса немецкие солдаты и офицеры бросились к двери, но там их встретили дружным огнем из автоматов и винтовок. Поднялась паника. Кое-кому удалось скрыться. Около полсотни фашистов остались лежать возле дворца. Захватив телефонные аппараты и штабные документы, а также трофейное оружие и боеприпасы, поляки покинули имение и присоединились к партизанам, которые форсированным маршем двигались в сторону Вислы.
      Только тогда в штабе 276-го пехотного полка стало известно о разгроме батальона и прорыве партизан в западном направлении. Командир полка доложил об этом в штаб дивизии. Оттуда поступил приказ перекрыть силами двух оставшихся батальонов все дороги, чтобы вырвавшиеся из окружения партизаны не смогли повернуть на север, а потом на восток, к Билгорайским лесам. Командир полка быстро выполнил это приказание, и плохо пришлось бы партизанам, если бы они двинулись на восток, как предполагало немецкое командование. Но в том-то и дело, что партизаны неудержимой лавиной хлынули на запад, а два батальона вермахта, вместо того, чтобы преследовать их, напрасно простояли почти два часа на дорогах, ведущих в Янов-Любельский и Билгорай. По указанию командира дивизии с восточной стороны леса была снята рота из мотобатальона войск СС, оперативно подчиненного штабу дивизии на время проведения карательной операции, но именно в это время партизаны, следующие из Яновских лесов на восток, перешли в наступление и после ожесточенного боя прорвали кольцо окружения. Мотопехота находилась далеко от места боя...
      Таким образом, к утру 15 июня партизаны благополучно покинули Яновские леса, нанеся при этом весьма ощутимые потери противнику.
      Было еще темно, когда бойцы Интернационального отряда вышли на железную дорогу, идущую на Люблин. Здесь Яничеку предстояло расстаться с отрядом. Он обнял Эсфирь, спрыгнул с двуколки. Тревога за судьбу девушки все еще не покинула его.
      - Прощай, милая! Не падай духом. Скоро встретимся, - сказал он.
      - До свидания! - послышался из темноты слабый голос Эсфири. - Береги себя! Знай, я всегда с тобой...
      Двуколка поехала за ротным обозом, а Зденек повернул налево и осторожно зашагал вдоль полотна железной дороги...
      Рассвет только занимался, когда партизаны подошли к Висле. Две дороги, спускавшиеся с горы, соединялись у недавно построенной дамбы, проходили по понтонному мосту довольно широкую в этом месте реку, а на том берегу снова расходились в разные стороны. Одна круто поднималась вдоль обрывистого берега, а другая терялась в русле глубокого оврага. По ней партизанам и предстояло идти к Свентокшиским горам. Командирам рот Турханов еще раз показал на карте место первого привала - небольшой лес на берегу маленькой речки. Здесь они должны были дождаться ночи, а потом двигаться дальше на запад.
      Мост охранялся. Об этом можно было судить по двум блиндажам на противоположном берегу. Из трубы одного блиндажа валил дым. На каждом берегу дорогу перекрывал шлагбаум. Там стояли немецкие автоматчики. Прямо напротив моста, где дорога разветвлялась, на холмике был дзот. Из амбразуры торчал ствол крупнокалиберного пулемета. Турханов понял, что, если не захватить охрану врасплох, кровопролития не миновать. Особенно беспокоил дзот. Если бы была хоть одна пушка...
      Командир отряда подозвал Соколова и Кальтенберга.
      - Что будем делать? - спросил он.
      - Выдвинем вперед свои пулеметы и силою двух взводов начнем штурмовать, - ответил Соколов.
      - По-моему, штурмовать опасно. Мост, вероятно, заминирован, и охрана, если поймет, что не удержит его, может взорвать понтоны. Разрешите мне с бойцами попытаться снять охрану без боя, - попросил Конрад.
      Турханов согласился. Кальтенберг сел на бронетранспортер, где его ждали переодетые в эсэсовцев товарищи.
      - Желаю успеха! - махнул им рукой полковник. Бронетранспортер спустился вниз и покатил по дамбе, подавая громкие сигналы. Но часовой не открыл шлагбаум, и партизанам пришлось остановить машину.
      - В чем дело? - грозно закричал Кальтенберг. - Почему закрыли дорогу?
      - Нас только что предупредили о возможности появления здесь вооруженных партизан. Приказано без проверки документов никого не пропускать.
      - Теперь ты видишь, что мы не партизаны?
      - Так точно, господин гауптштурмфюрер.
      - То-то же! У меня дело к вашему командиру. Садитесь, подъедем к нему, а на посту постоит мой боец.
      - Курт, замени часового. Без моего приказания шлагбаум не открывать! приказал Конрад.
      Один из переодетых партизан соскочил на землю и чуть ли не насильно усадил немецкого часового в машину. Затем он открыл шлагбаум и пропустил бронетранспортер на мост.
      Все это видели на той стороне. Из блиндажей выбежали автоматчики, а ствол крупнокалиберного пулемета, торчавший из бойницы дзота, нацелился на бронетранспортер.
      - Кто у вас начальник охраны? - спросил Конрад у часового.
      - Лейтенант Баумвольд, - ответил тот. - Но его здесь нет. Вчера он ушел в город и пока не вернулся. Вместо него остался фельдфебель Циррер.
      - Зачем ходит лейтенант в город?
      - Не могу знать, - улыбнулся солдат.
      - Врешь! - строго сказал Конрад. - По глазам вижу, что врешь. Скажи правду: зачем он ходит туда?
      - Видать, обзавелся кралей, - подсказал Юлек!
      - Так точно, господин гауптштурмфюрер! - подтвердил солдат.
      - Как зовут красотку?
      - Руженой, господин гауптштурмфюрер. Она из семьи фольксдойче. По слухам, отец ушел к красным и грозится отомстить за позор дочери. Поэтому лейтенант с собой всегда берет трех автоматчиков.
      Кальтенберг презрительно поморщился. "Ты, оказывается, не только трус, но и доносчик", - подумал он и приказал шоферу:
      - Поехали!
      Увидев, что на приближавшемся бронетранспортере, улыбаясь, сидит между двумя офицерами СС часовой, солдаты, собравшиеся у шлагбаума на том берегу, один за другим опустили винтовки и автоматы, а когда шофер дал сигнал, поспешно открыли шлагбаум. Выехав на дамбу, машина остановилась, и Конрад сошел на землю. Солдаты, опасливо озираясь, подошли к нему.
      - Лейтенант Баумвольд не вернулся? - строго спросил Кальтенберг.
      - Нет еще, - ответил один из солдат.
      - Позвать сюда фельдфебеля Циррера! - последовала команда.
      - Он не может встать.
      - Почему? - рассвирепел "эсэсовец".
      - Спит, господин гауптштурмфюрер. Ночью проезжие угостили шнапсом.
      - Господин фельдфебель хватил лишнее, - подсказал шепотом часовой.
      - Сволочи! - процедил сквозь зубы Конрад. - Раз жирели тут, в тылу! Но это вам так не сойдет. Кто тут из вас умеет командовать? Немедленно соберите всех.
      Теперь никто из охраны уже не сомневался, что перед ними настоящие эсэсовцы. Двое побежали в блиндаж, один в дзот. Через минуту все уже выстроились перед бронетранспортером, и ефрейтор доложил, что в строю находится пятнадцать человек, а пять человек отсутствует.
      - Слушайте все! - гаркнул Конрад. - За моральное разложение, за связь с семьей перебежчика, за самовольную отлучку именем фюрера отстраняю от занимаемой должности начальника охраны и под конвоем отправляю в штаб четвертого полка СС для предания суду. Господин штурмбанфюрер, - обратился он к Юлеку, - обязанности начальника охраны временно возлагаю на вас. Приступай те к делу.
      - Слушай мою команду! - крикнул Юлек. - Сложить оружие!
      Перепуганные солдаты растерянно смотрели на эсэсовцев, которые наставили на них не только автоматы, но и пулемет с бронетранспортера. Неизвестно, поняли они, что произошло в действительности, или нет, но приказ Юлека выполнили все. После этого партизаны без особых усилий скрутили им руки и закрыли в блиндаже. Теперь уже путь через Вислу был открыт, о чем Кальтенберг дал понять Турханову, помахав над головой фуражкой...
      Гроза, которая приближалась еще до рассвета, наконец-то разразилась! Засверкали молнии, загремел гром, совсем близко раздался мощный удар, словно одновременно взорвались сотни бомб, хлынул дождь. В это время на понтонный мост вступила первая польская рота. Бойцы перебежали на левый берег и один за другим быстро скрывались в овраге. За батальоном Адама Краковского на мост вступили советские партизаны. За каждой ротой следовал обоз из пяти-шести повозок. Они затрудняли переправу, но, несмотря на это, первые две роты перешли реку благополучно. Несколько замешкалась рота Айгашева. Командир роты суетился, ругал бойцов, грозился кого-то расстрелять.
      Турханов наблюдал за переправой с левого берега. "Нет, он явно не соответствует занимаемой должности, - подумал он, глядя, как мечется Айгашев. - На новом месте поставлю вопрос на партийном бюро о снятии его с поста командира роты".
      В это время к Турханову подъехал верховой. Он был одет в форму польского жолнежа.
      - Вестовой майора Краковского, - представился он. - Командир батальона приказал вам передать эту записку.
      Турханов взял из его рук листок, и вестовой тут же умчался обратно. В записке говорилось, что квартирьеры, посланные вперед, договорились с жителями деревни Смелово о размещении бойцов батальона, а крестьяне соседней деревни приглашают к себе советских партизан. Майор Краковский предлагал принять это приглашение. "Обе деревни находятся совсем рядом с лесом. Немцы там не показываются с прошлого года. Местная полиция сотрудничает с подпольным партийным комитетом. Так что безопасность обеспечена", - писал Адам. Турханов раскрыл планшет, посмотрел на топографическую карту, нашел указанные деревни. Их расположение понравилось ему. "Надо партизанам дать возможность отдохнуть, помыться в бане, почиститься... Объявлю трехдневный отдых. Они вполне заслужили его", - подумал он и написал записку командирам первых двух рот.
      - Алим! - крикнул он. - Садись на коня и догони Байдирекова. Передай ему эту записку и скажи, чтобы он ее показал Волжанину. Сам оставайся во второй роте. Я приеду вместе с ротой Айгашева, - добавил он, вручая ординарцу записку.
      - Товарищ полковник, пошлите кого-нибудь другого. Я должен оставаться с вами, - возразил Мурзаев.
      - Ты должен выполнять мои приказания. Понял?
      - Да, понял, но радистка приказала все время быть с вами.
      - Ты кому подчиняешься, мне или радистке? - грозно посмотрел командир на Алима.
      Алим понял, что дело может кончиться плохо, и поспешил исполнять приказание полковника. Скоро он скрылся за поворотом дороги, идущей по руслу глубокого оврага.
      Неожиданно с того берега послышался гул моторов. Тут же на холме показались два немецких танка и несколько грузовиков с солдатами. В это время на мосту уже не оставалось ни одного партизана. Танки спешили к переправе, но передний наскочил на дамбе на мину и завертелся на месте. "Молодец Громов! - обрадовался Турханов. - Успел-таки поставить мину". Второй танк объехал опасное место и подошел к мосту, но в это время воздух сотряс взрыв. Взорвались три понтона на середине реки, и обломки моста поплыли по течению. Фашисты открыли бешеный огонь по левому берегу, где все еще суетились ездовые третьей роты. Один из снарядов, выпущенных из танковой пушки, попал в штабель камней, заготовленных для покрытия дороги. Турханов стоял рядом с этим штабелем. Лошадь его поднялась на дыбы, и тут же один из булыжников, разбросанных взрывом, ударил его в голову. Он потерял сознание. В следующее мгновение рядом с ним упала лошадь и забилась в предсмертной судороге.
      Все это видели бойцы третьей роты. Они хотели броситься к полковнику, но Айгашев остановил их. Кругом свистели пули, рвались снаряды, и бойцы спешили спрятаться в овраге. Никто из них не посмел ослушаться командира, хотя все понимали, что он неправ. Айгашев на одну минуту остановился возле полковника. Тот не подавал никаких признаков жизни. Увидев его окровавленное неподвижное тело, Айгашев впервые за последний месяц вздохнул свободно.
      - Допрыгался! - проговорил он со злорадством. - Разыгрывал из себя этакого Наполеончика... Полководец из тебя не вышел. Сам виноват. Если хочешь добиться успеха, не подставляй свой лоб пуле, думай не о других, а о себе. Хотел от меня избавиться? Черта с два. Теперь мне уже никто не помешает... Жаль только, ты об этом никогда не узнаешь. А то бы прямо лопнул от зависти. Да, от зависти!
      Очередной взрыв вернул его к действительности, и, втянув голову в плечи, согнувшись, он бросился догонять бойцов.
      Часть вторая
      Глава первая
      Западнее Вислы, между городами Сандомир и Коньске, высятся Свентокшиские горы, вдоль и поперек изрезанные глубокими балками, оврагами и реками. Когда-то в былые времена здесь зеленел дремучий лес, под вековыми елями, пихтами, буками и лиственницами сердито рычали медведи, гордо бродили олени, хрюкали кабаны, прыгали горные козлы, в реках и озерах водились форель, сиг, хариус, а высоко в синем небе царственно парили орлы. Изумительно красивый и богатый край! Как магнит притягивал он всех.
      Теперь в Свентокшиских горах мало осталось мест, куда не ступила бы нога человека. Но если поискать, все же нетрудно найти укромный уголок, где в случае надобности можно надежно укрыться от чужого взора. Селение Смелово приютилось именно в такой, тихой долине вдали от больших дорог. Сюда и прибыли все четыре роты батальона Краковского и две первые роты Интернационального отряда советских партизан. Местные крестьяне встретили их с присущим им радушием. Истопили бани, выстирали белье и обмундирование, приняли раненых и больных на лечение, накормили и напоили проголодавшихся людей. С наступлением ночи, когда старики и дети легли спать, молодежь вышла на улицу - и заиграла гармоника, зазвенели цимбалы, запели скрипки, начались танцы и пляски...
      К утру прибыли группы Соколова и Кальтенберга. Деревенский староста временно уступил под штаб свой дом. Командиры собрались там.
      - Где Турханов? - спросил Соколов.
      - Это мы должны спросить у тебя, - ответил Савандеев. - Он ведь был с вами.
      - Нет. Он разрешил нам попутно устроить налет на железнодорожную станцию, и мы помчались туда, а он сам остался у моста, чтобы подтянуть роту Айгашева, сообщил Конрад.
      - Третья рота прибыла? - спросил Соколов.
      - Нет еще. Наверно, он с ними. Надо послать разведчиков, пусть укажут дорогу, - посоветовал Комиссаров.
      - Разведчиков я поведу сам. Вернемся к вечеру, - сказал Соколов и вышел из дома.
      - Как ваши успехи? - обратился Савандеев к Конраду.
      - Налет прошел успешно. Реквизировали деньги из страхкассы и местной конторы коммерческого банка, раз громили жандармский участок, разрушили телефонно-телеграфную станцию и привели в негодность насосы водонапорной станции. Вот наши трофеи!
      Кальтенберг выложил на стол целую кучу денег. Были тут главным образом немецкие оккупационные марки и бумажные злотые, попадались и советские червонцы и денежные знаки других восточноевропейских стран.
      - Марки и злотые надо отдать хозяйственникам. Пусть закупят на рынках необходимые продукты, а то запасы наши иссякают, - сказал начальник штаба.
      - Надо поделиться с польскими товарищами. Поло вину отдайте майору Краковскому, - предложил замполит.
      - Уплатим также за постой, - вставил и Зильберман. - Думаю, по сотне злотых с человека за сутки хватит.
      Все эти предложения были приняты...
      Разведчики к вечеру не вернулись, как обещал Соколов, а пришли в деревню только на следующее утро - хмурые, недовольные. Командир отпустил их по квартирам, а сам зашел в штаб.
      - Ну, как?
      - Ничего хорошего сообщить не могу, - ответил Соколов. - Оккупанты словно взбесились. По всем дорогам разъезжают мотопатрули, на каждом перекрестке и у въезда в каждый населенный пункт выставлены посты. Без пропуска и не показывайся. Дважды пришлось применить оружие. Убили трех жандармов, сами потеряли одного бойца...