Герои без вести не пропадают

      Действительно, паника прекратилась. Снова открылись учреждения, начали работать предприятия. Отряды, охраняющие важные в военном отношении объекты, получили значительные подкрепления. Словно желая показать, что немцы не собираются сдавать город без боя, гитлеровцы многие стратегические пункты в городе обнесли колючей проволокой, строили укрепления. Через город перебрасывались на восток свежие войска, в том числе танковые дивизии. Хотя где-то далеко на востоке гремели артиллерийские залпы, по всему было видно, немцам удалось отразить наступление. В этой ситуации кое-кто из кругов, связанных с эмигрантским правительством в Лондоне, стал настойчиво призывать к восстанию. По городу ходили слухи, будто Красная Армия подготовилась внезапным ударом с севера и юга захватить Варшаву, чтобы вместо правительства Миколайчика поставить у власти недавно созданный Польский комитет национального освобождения. 27 июля командование Армии Крайовой отдало приказ о приведении всех своих частей и подразделений в боевую готовность. На следующий день уже весь город говорил, что восстание начнется в пять часов вечера.
      - С тех пор, если верить слухам, срок начала восстания переносился чуть ли не пять раз. Вчера вечером один мой знакомый адвокат божился, что восстание начнется сегодня в пять часов вечера, - закончил свой рассказ о политическом положении в городе Ярослав Козловский.
      - Как вы относитесь к этим слухам? - спросил Турханов.
      - Скептически, - ответил собеседник. - Хотя нам кое-что известно о плане "Буря", а он предусматривает такое восстание, не думаю, что на это решатся...
      - Почему?
      - Потому что для успеха восстания мало одной ненависти к врагу и желания скорее изгнать его из города.
      Нужны еще специфические военно-политические условия, которые, на наш взгляд, далеко еще не назрели. Думать, что можно победить немцев без непосредственной помощи Красной Армии и Войска Польского, было бы глупо. А армии Рокоссовского и Берлинга еще далеко от Варшавы, и когда они дойдут, неизвестно. Кроме того, всякий, кто мало-мальски знаком с военным искусством, знает, что восстание должно начаться совершенно неожиданно для врага. А о какой неожиданности, внезапности может идти речь, когда весь город вот уже пятый день только и делает, что говорит о восстании?
      - Вы упомянули о плане "Буря". Скажите, в чем его сущность? - спросил полковник.
      - Год назад поляки, примыкавшие к лондонскому лагерю, понесли две тяжелые утраты: при весьма загадочных обстоятельствах в авиационной катастрофе над Гибралтаром погиб генерал Владислав Сикорский, а здесь, в Варшаве, немцы арестовали генерала Горт-Ровецкого. Ходят слухи, что оба они выступали за согласование действий Армии Крайовой с советскими войсками. В руководство пришли новые люди с правыми убеждениями, в одинаковой степени ненавидящие и Советский Союз и прогрессивные силы внутри Польши. Однако они не могли не учитывать реальные перспективы освобождения Польши Красной Армией и разработали для своей армии оперативный план под названием "Буря". Согласно этому плану, по мере перемещения Восточного фронта по территории Польши Армия Крайова должна включиться в прифронтовой зоне в борьбу против тыловых, отступающих частей немцев для захвата отдельных экономических и административных центров с тем, чтобы ко времени появления советских войск там уже действовали органы власти, находящиеся в руках правых сил и делегатуры эмигрантского правительства в Лондоне. Если бы Красная Армия разбила немецкие войска, обороняющие Варшавский стратегический район, и гитлеровцы стали покидать город, то, в соответствии с планом "Буря", командование Армии Крайовой, пожалуй, и начало бы восстание, чтобы до прихода советских войск передать власть в городе представителям эмигрантского правительства. Но в том-то и дело, что немецкая армия не разбита и пока не собирается оставлять Варшаву, наоборот, подтягивает к городу свежие силы, в том числе и танковые дивизии. Слышите, как грохочут по улицам тяжелые танки? - открывая окно, проговорил Козловский.
      По Вольской и Хлодной улицам в сторону Электоральной и Сенаторской улиц, сотрясая мостовые, двигалась танковая колонна. Словно желая лишний раз напомнить о силе и мощи фашистского рейха, танкисты то и дело поворачивали башни танков, направляя жерла пушек на окна жилых домов, где, притаившись за занавесками, за ними следили тысячи варшавян.
      Турханов собирался было составить краткое сообщение о предгрозовой обстановке в Варшаве, чтобы передать его генералу Барсукову, но доводы Козловского показались ему разумными, и он решил пока воздержаться от подобного сообщения.
      К сожалению, командование Армией Крайовой во главе с генералом Тадеушем Бур-Коморовским в данном случае руководствовалось не доводами разума, а узкими политическими интересами и отдало приказ начать восстание во вторник 1 августа 1944 года. Ровно в 5 часов вечера со стороны Вокзальной площади послышался мощный взрыв, явившийся, как выяснилось потом, сигналом к началу восстания.
      Как раз в это время на улице появилась автомашина с жандармами. Из двора напротив выбежал юноша с бело-красной повязкой на рукаве и с криком: "Нех жие Армия Крайова!" <Да здравствует Армия Крайова!> метнул в машину ручную гранату. Она разорвалась в кабине шофера. Потеряв управление, грузовик врезался в каменную стену. Шофер и сидевший с ним рядом жандармский офицер погибли, но остальные немцы, а их было двенадцать человек, быстро соскочили на землю и, спрятавшись за грузовиком, начали отстреливаться. На улицу выбежали пятеро юношей и три девушки с такими же красно-белыми повязками на рукавах. Они открыли огонь из пистолетов, а одна из девушек подбежала к грузовику, тоже метнула ручную гранату и тут же упала, сраженная немецкой пулей. Превосходство было явно на стороне врагов, хотя они и потеряли еще четырех человек. Вот на землю упала вторая девушка, потом третья. Юноши начали отступать, огонь из пистолетов уже не достигал цели, в то время как винтовки и автоматы немцев вносили опустошение в ряды поляков. По всей вероятности, они либо погибли бы, либо сдались, так как отступать уже было некуда, а патроны кончались, но тут произошло чудо. Одна из девушек, упавшая на мостовую, пропустив мимо себя жандармов, неожиданно вскочила на ноги и сзади метнула во врагов две гранаты. Ее смелости и ловкости мог бы позавидовать любой профессиональный военный. Уложив еще четырех жандармов, она бросилась к открытым воротам дома, где находился штаб партизан. Немцы кинулись за ней. Тут на улицу выскочил Соколов с двумя партизанами. Все четыре немца, погнавшиеся за девушкой, растянулись на мостовой после первых же автоматных очередей, а девушка благополучно добежала до ворот и смешалась с толпой, собравшейся возле дома, когда на улице, началась стрельба.
      - С кем вы будете, если аковцы <Аковцы - сторонники Армии Крановой (от начальных букв АК)> действительно начнут восстание? - спросил Ярослав Козловский.
      Некоторое время Турханов постоял молча, вслушиваясь в нарастающий шум боя. Выстрелы уже гремели на Жолибоже, в Срюдместье, в Старе-Място, Мокотуве и других районах города. Слышалась артиллерийская канонада. Сомневаться не приходилось: в Варшаве вспыхнуло восстание.
      - Вот наш ответ! - сказал полковник, показывая на трупы жандармов.
      Глава четвертая
      Опасаясь немецких пеленгаторов, радиостанция Евы не работала весь день, хотя Турханов мог бы сообщить Барсукову о многих событиях. Теперь полковник составил подробный отчет о начале восстания и отнес к Еве для передачи в эфир. К сожалению, он еще не мог сообщить в Штаб партизанского движения ни о том, какими силами располагают повстанцы, ни о целях, которые ставит перед собой командование Армии Крайовой. Надо было раздобыть эти сведения. Но как это сделать, если отсутствует всякая связь с Главным штабом повстанцев? Не известно также отношение к восстанию со стороны других подпольных антифашистских организаций и их боевых групп, не подчиненных командованию АК. Ярослав Козловский ушел за дальнейшими указаниями и больше в штаб не вернулся. Надо самим собирать необходимые сведения. Нужно также подготовить людей к возможным столкновениям с карателями. Поэтому Турханов и Адам Краковский вызвали в штаб командиров рот.
      Все были крайне взволнованы. Многие уже успели переговорить с жителями Варшавы. Оказалось, что поляки давно с нетерпением ждали этого дня. Большинство из них одобряло действия командования Армии Крайовой. Многие считали, что в течение нескольких дней и даже часов немцы будут изгнаны из города если и не самими повстанцами, то Красной Армией, которая, по их мнению, вот-вот должна появиться на окраинах Варшавы. "Восточный фронт немцев трещит по всем швам, - утверждали они. - Гитлеровцы бегут без оглядки. Наша победа не за горами!" Некоторые говорили, что будто еще вчера своими глазами видели в Праге <Прага - правобережная часть Варшавы> группы разведчиков маршала Рокоссовского. Поэтому участники совещания в первую очередь спросили командира, где находятся в настоящее время передовые части Красной Армии и когда они вступят в город.
      - Наши части пока освободили города Луков, Седлец, Бяла-Подляска и Брест, - сказал Турханов, - а двадцать восьмого июля переправились через Вислу в район Магнушева и Яновца. Таким образом, на сегодняшний день они находятся в сорока - сорока пяти километрах от города. Но наступление развивается медленно, ибо немцы оказывают сильное сопротивление с севера и с северо-востока. Поэтому ни в коем случае не обнадеживайте местных жителей, что советские войска появятся в городе с минуты на минуту. Вообще, товарищи, поменьше говорите об операциях Красной Армии.
      - Но неужели расстояние в сорок - сорок пять километров наши войска не преодолеют хотя бы за неделю? - спросил Волжанин.
      - Дело не в расстоянии, - вздохнул Турханов. - Смотрите на карту. Войска Первого Белорусского фронта вы шли на Вислу только на узком участке от Гарволина до Казимежа, а такой огромный город, как Варшава, лобовым ударом не освободить. Надо обойти его с севера и с юга и окружить. Для этого и создают плацдармы на западном берегу реки. А это, как показывает практика форсирования Днепра и других рек, дело не одного дня. Надо еще иметь в виду, что за два месяца наступления Красная Армия продвинулась на запад более чем на шестьсот пятьдесят километров. При таких темпах, как известно, возникает необходимость подтянуть резервы, подвезти боеприпасы и вооружение, дать войскам передышку, чтобы восполнить потери, набраться сил для последующих наступательных боев.
      - Да, это, конечно, так, - согласился Волжанин. - Выходит, поспешили поляки с началом восстания.
      - Мы это узнаем в ближайшие дни.
      - Что же нам делать? - спросил Байдиреков. - Не сидеть же сложа руки, когда в городе льется кровь.
      - Бездействовать не будем, - заверил Турханов. - Пока мы наметили следующие мероприятия. Командир батальона товарищ Краковский свяжется с Главным штабом повстанцев и определит наше место в общем строю борцов за освобождение Варшавы. Товарищ Комиссаров установит контакт с городским комитетом Польской рабочей партии. Товарищи Соколов и Кальтенберг вместе со своими польскими коллегами организуют разведку. В местах, указанных штабом батальона, отрыть окопы полного профиля, соединив их ходами сообщений. Подготовить убежища, где можно было бы укрыться во время артобстрела и воздушного налета противника. Построить баррикады. Патроны раздать по подразделениям. В дальнейшем задачи для каждого подразделения будут уточнены и конкретизированы.
      Глава пятая
      Район, где размещался батальон Краковского, в первые дни оказался в тылу у повстанцев, поэтому подразделения, по существу, не участвовали в боях, если не считать отдельные стычки разведчиков и обстрел из стрелкового оружия низколетящих самолетов противника. В штабе вели журнал боевых действий. Вот некоторые записи в этом журнале:
      "Среда, 2 августа
      Второй день Варшавского восстания. Бои вчера начали подразделения Армии Крайовой, но ненависть к немецким оккупантам настолько сильна, что сегодня к войскам присоединились значительные группы населения Варшавы, особенно патриотически настроенная молодежь. Кто не имеет оружия, строит баррикады, на головы немцев из окон высоких Домов обрушивает тяжелые предметы. Фашистов подстерегают в закоулках, бьют велосипедными цепями и железными прутьями. Борьба принимает народный характер.
      Четверг, 3 августа
      Нам не удалось установить связь со штабом повстанцев. Руководители АК отказались принять командира батальона. Один из офицеров Главного штаба, который не назвал ни свою должность, ни фамилию, прямо заявил: "В помощи Армии Людовой не нуждаемся. Где хотите, там и воюйте. Можете вообще уйти из города..." Все мы возмущены таким наглым заявлением. Пока не совсем ясно, высказал он свое личное мнение или же это и мнение большинства руководителей АК.
      Вечером со стороны железной дороги подошли три тяжелых танка. Бойцы Байдирекова встретили "тигров" как положено. Один из них подорвался на мине, во второй была брошена противотанковая граната, а третий отступил под улюлюканье мальчишек, следивших за ходом боя из-за каменной стены. Это первая значительная победа партизан. Пленные танкисты сообщили, что в Варшаву прибыла танковая дивизия "Герман Геринг" и на подходе находятся еще две дивизии. Очевидно, скоро начнутся жаркие бои.
      Появились у нас первые жертвы. Вражеский самолет сбросил несколько бомб. Одна из них попала в дом, где разместились бойцы Волжанина. Вместе с двенадцатью жильцами дома погибли два партизана...
      Пятница, 4 августа
      В районе Воли происходят тяжелые бои. Наши разведчики случайно оказались участниками ожесточенного сражения, которое вели молодые поляки из батальона Армии Людовой под названием "Чвартакув". Они сражались как львы, и фашисты, которые численно превосходили поляков почти в три раза, отступили. Во время затишья командир этих храбрецов Густав, молодой парень лет семнадцати, заявил нашим разведчикам, что командование АЛ отдало приказ своим частям сражаться на баррикадах плечом к плечу со всеми повстанцами, сплотить все демократические силы народа в борьбе против немецких оккупантов. "Мы сознаем, что восстание вспыхнули преждевременно и Цели его организаторов не совпадают с нашими целями, но когда народ идет на баррикады, Армия Людова не может оставаться в стороне", - сказал юный герой".
      Сделав эту запись в журнале боевых действий, Соколов взял с собой трех партизан и вышел на улицу. Была ясная звездная ночь. Пахло гарью. Над районами Воли и Срюдместья стояло багровое зарево. С наступлением ночи бои затихают, однако кое-где еще раздавались выстрелы и короткие пулеметные очереди. Башенные часы пробили двенадцать. Соколов повел своих бойцов в сторону железной дороги, откуда днем не вернулись три разведчика. На улицах было тихо. Темные окна на фасадах казались пустыми глазницами. Пройдя два квартала, партизаны остановились в тени дома. Осмотрелись, прислушались. Чуткий слух Соколова тут же уловил приглушенные звуки шагов. Скоро из-за углового дома показались три человека. Они осторожно продвигались в сторону Млынарской улицы. Впереди шел офицер, за ним, чуть сгорбившись, шагали два солдата. Не доходя до перекрестка, они остановились.
      - Далеко еще? - по-украински спросил офицер.
      - Нет, где-то совсем рядом. Надо бы прочесть название улицы. Я тут был всего один раз, - ответил солдат тоже по-украински.
      - Черт бы побрал этого пьянчужку Хижняка. Никогда толком не допросит пленного. Как распалится, так сразу забьет до смерти или расстреляет. А нам потом расплачиваться...
      - Может, никакого партизанского отряда и в помине нет. Давайте, братцы, вернемся и доложим, что нигде его не нашли, - предложил один из солдат.
      - Дудки! Так тебе и поверят... Раньше чем через неделю Хижняку и не показывайся. Придется идти, иначе всем нам крышка.
      - Да черт с ним, с этим Хижняком! - выругался солдат и сплюнул. - Ну поругает, погрозит пистолетом, а убить побоится. Зато партизаны, если узнают, с чем мы к ним пришли, будьте уверены, повесят как пить дать...
      - А ты поменьше болтай! Пошли, ребята! - позвал офицер.
      И они пошли вперед.
      - Офицера оглушите, остальных скосим из автоматов, - шепнул товарищам Соколов.
      Когда провокаторы поравнялись с ними, партизаны выскочили из укрытия. Один ударил прикладом по голове офицера, Соколов короткой очередью из автомата уложил обоих солдат. Затем, взяв оружие, все вместе поволокли оглушенного офицера в штаб. Там его окатили из ведра холодной водой; тот сначала застонал, потом открыл глаза.
      - Встаньте! - крикнул ему Соколов.
      Офицер медленно поднялся и сел на табуретку. Он был в форме лейтенанта вермахта, но с нарукавной повязкой с надписью "РОА".
      - Власовец, значит! Предатель!.. - впился в него глазами Соколов.
      - А где остальные? - озираясь по сторонам; спросил предатель.
      - На том свете дожидаются тебя. Как зовут-величают?
      - Охримец, Грицко Онуфриевич. Зачем вы их убили? Мы же шли к вам, чтобы вместе бить фрицев, - пряча глаза, пробормотал власовец.
      - Лжешь, сволочь! Мы знали, что вы придете, вот и устроили торжественную встречу. Где и кем служишь?.
      - Товарищи, не убивайте меня! - взмолился Охримец. - В армию Власова я вступил с единственной целью - чтобы при первой же возможности уйти либо в партизаны, либо в Красную Армию. Сегодня, когда узнал, что здесь советские партизаны, уговорил двух солдат, и мы сбежали... Поверьте мне: в плену я только и думал, как бы поскорее вырваться из лагеря и воевать с проклятым немецким фашизмом.
      Слова его звучали фальшиво, глаза бегали. Соколов не выдержал и стукнул по столу.
      - Молчать, собака! - закричал он. - Ты будешь отвечать на вопросы или нет?
      Власовец понял, что партизаны ему не верят. Но сдаваться так быстро не хотел.
      - А что сделаете, если не отвечу? - оскалил он зубы, подобно волку, попавшему в капкан.
      - Шашлык сделаем! - спокойно ответил Алим, который сидел на подоконнике и точил друг о друга кинжалы.
      - Режьте, жгите, но не добьетесь больше ни слова! - запальчиво крикнул Охримец.
      Соколов ненавидел власовцев. Каждый власовец - презренный изменник, предатель. Это всем известно. "Кто поднял руку на свою Родину, тот не человек и жить не имеет правд", - убежденно говорил он. К власовцам Соколов был беспощаден. Вот и сейчас он обернулся к партизанам и коротко бросил:
      - Расстрелять!
      Власовец побледнел, затрясся. Он кричал отчаянно, сопротивлялся, но партизаны поволокли его к выходу.
      -Подождите! - крикнул он. - Я расскажу все, что знаю... Армия Власова входит в группу немецких армий "Центр". Узнав о готовящемся восстании в Варшаве, Власов послал сюда бригаду Каминского. Я служил там командиром взвода.
      - С какой целью послали вас сюда?
      - Захватить "языка"... Теперь я понял свою вину... Если оставите в живых, буду служить своей Родине до самой смерти, - лепетал Охримец.
      - Опять? - схватил его за шиворот Соколов.
      - Простите! - замахал обеими руками изменник. - Скажу правду, сейчас скажу... Нам было приказано проникнуть к вам под видом перебежчиков, завоевать доверие, узнать все необходимое и, захватив командира, возвратиться в свою бригаду.
      - Все?
      - Завтра в бои вступают регулярные войска.
      - Какие конкретно?
      - На Волю обрушит мощный удар группа войск под командованием генерала Рейнефарта, в районы Мокотува и Охота вступят войска генерала Рора. Севернее вас будут наступать эсэсовские части под командованием оберфюрера Дирливангера. Они глубоко врежутся в расположение повстанцев, выйдут к Висле и соединятся с дивизией генерала Штагеля. Сегодня нам об этом зачитали приказ. Это не секрет. Даже по городской радиотрансляционной сети его передали. Призывали повстанцев сложить оружие.
      - А если повстанцы не послушаются?
      - Это тоже предусмотрено в приказе. Выполняя директиву рейхсфюрера Гиммлера, город разрушат до основания, всех жителей перебьют. На месте Варшавы останется пустыня...
      -Не может быть! - закричал Соколов. - Выдумываешь, хочешь напугать нас. Но нервы у нас стальные.
      - Посетите завтра район Воли и убедитесь, что я сказал правду. А лучше всего бросьте этих поляков, они же наши исконные враги, и пойдемте вместе с нами в бригаду Каминского.
      Соколов посмотрел на него и еле-еле удержался, чтобы не плюнуть ему в лицо.
      - Щенок! Ишь чего вздумал - завлечь нас в команду покойников! Не выйдет! Алим, покажи ему дорогу в ад, пусть приготовит там местечко и для своего Каминского, и для Власова, и для всех их прихвостней!..
      О показаниях пленного власовца Соколов доложил командованию. На всех это произвело большое впечатление.
      - Неужели они посмеют уничтожить Варшаву? - усомнился Яничек.
      - Нет преступления, на которое не пошли бы фашисты, - сказал Комиссаров. - Если бы могли, они уничтожили бы все столицы мира.
      - Да, дело серьезное, - согласился с ним Турханов. - Нечто подобное они действительно передавали сегодня по радио. Надо проверить и сообщить обо всем генералу Барсукову. Поговорите с Кальтенбергом, можно ли пробраться в тыл карателям и посмотреть все своими глазами...
      - Слушаюсь, товарищ полковник! - щелкнул каблуками Соколов. - Мы с Конрадом обдумаем это дело.
      Глава шестая
      Как всегда, уходя, в расположение немцев, Кальтенберг и три поляка из его разведывательного отряда переоделись в эсэсовскую форму, взяли заранее подготовленные документы и немецкое оружие. На рассвете они подошли к пустырю, через который пролегал путь в тыл карателей Дирливангера. Их сопровождал Соколов, переодетый в мундир власовца. Кроме немецкого автомата у него были две гранаты с длинными деревянными ручками, документы на имя Астахова и безымянный пропуск для свободного хождения по улицам Варшавы, отобранный у лейтенанта Охримца.
      На этом пустыре в тридцать девятом году шли упорные бои между немецкими войсками и защитниками Варшавы. И сейчас здесь валялись разбитые повозки, грузовики без колес и рыжие от ржавчины танки. Спрятавшись за разбитым санитарным автобусом, заваленным всяким хламом, партизаны начали внимательно осматривать дома, где, по их предположению, находились немцы. Простояли они минут десять, но ничего подозрительного не заметили. Улицы были пустынны. Они уже хотели было двинуться в путь, как вдруг совсем близко послышались одиночные выстрелы. В ответ затрещали автоматные очереди. Скоро из-за крайнего дома один за другим выбежали три человека в гражданском и, оборачиваясь назад и стреляя на бегу из пистолетов, бросились к каменному забору возле пустыря. За ними гнались четыре жандарма с автоматами. Двое беглецов благополучно добежали до забора, перелезли через него и скрылись из виду. Третьему не повезло. После очередной автоматной очереди он вдруг остановился, и, сильно припадая на левую ногу, захромал в сторону разбитого автобуса, за которым прятались партизанские разведчики. Очевидно, преследователи решили взять его живьем - они уже не стреляли. Расстояние между ними все сокращалось. Беглец уже совсем выбился из сил и через каждые три-четыре шага останавливался, чтобы перевести дыхание. Один из жандармов крикнул:
      - Хальт! Хенде хох!
      Беглец бросил пистолет в траву и поднял руки. Но в плен ему не пришлось сдаться: из-за автобуса затрещали автоматы. Два жандарма сразу растянулись на земле, двое повернули назад и попытались уйти, но партизаны быстро расправились с ними.
      Беглец, обрадованный таким неожиданным исходом, заковылял к автобусу, видимо желая поблагодарить неизвестных друзей за спасение, но увидев там людей в эсэсовской форме, замер в страхе.
      - Поручик Бохеньский! - узнал его Соколов. - Какими судьбами вы очутились здесь?
      Да, это был действительно Тадеуш Бохеньский. Он тоже узнал Соколова. Правда, такая встреча его больше удивила, чем обрадовала.
      - Я уже пятый день в этом пекле. А теперь вот прострелили ногу. Нет ли у вас чем перевязать рану? - опускаясь на траву, спросил он.
      -Конечно, найдется. Товарищи, помогите пану поручику! - обратился Соколов к переодетым полякам.
      Те разрезали ему брючину, разбив ампулу с раствором йода, продезинфицировали рану и сделали перевязку. Рана оказалась неопасной. Пуля только слегка задела бедро.
      - Вы здесь одни или со всем отрядом? - спросил Тадеуш.
      - Нет, с батальоном Армии Людовой майора Краковского.
      - Никогда бы не подумал, чтобы немцы могли служить у советских партизан, - улыбнулся поручик.
      - К сожалению, некоторые люди о многом либо вовсе не думают, либо задумываются слишком поздно. Мне хотелось бы поговорить об этом более подробно, но сейчас нет времени. Если будет настроение, приходите как-нибудь к нам, - пригласил Соколов.
      - А куда вы спешите?
      - Хотим посмотреть, чем занимаются фашисты...
      - Господин Соколов, у меня к вам большая просьба. Вы хорошо знаете Варшаву?
      - Сам я в этом городе впервые, но в нашей группе есть товарищ, который прекрасно знает район Воли, куда мы направляемся.
      - Моя сестра работает там в больнице медицинской сестрой. Ночью я со взводом из своего батальона пытался пробиться в эту больницу, чтобы взять Марианну, но, как видите, мне это не удалось. Из всего взвода в живых остались только двое, и те в последнюю минуту убежали, бросив меня. Может, вы счастливее меня и вам удастся помочь моей сестре? Говорят, сегодня фашисты весь рай он Воли вместе с жителями... Пожалуйста, спасите мою сестру еще раз!
      В голосе Тадеуша звучала искренняя мольба. Его глаза, красные от бессонных ночей, а может, и от слез, смотрели на Соколова со страхом и с надеждой.
      - Что за разговор! Разве мы здесь не затем; чтобы помочь полякам? Постараемся выручить и вашу сестру, - пообещал Соколов.
      Глава седьмая
      Ожесточенное сражение, которое происходило вчера на Воле, оставило страшные следы. Многие дома были разрушены до основания, другие догорали, распространяя, запах гари. Трупы защитников Варшавы никто не убирал. Они валялись повсюду - на тротуарах и на мостовой, в подъездах домов и на лестницах. Каратели не только убивали, но и грабили. Карманы у мужчин были вывернуты, у женщин содрана кожа на пальцах, разорваны мочки ушей. Трупы женщин и даже девочек, лежавшие во дворах или в подъездах домов, сохранили явные следы насилия.
      До площади перед Кузницей партизаны дошли благополучно. Но тут пришлось остановиться. Группа эсэсовцев, угрожая автоматами, выгоняла на улицу жителей многоэтажного дома. В центре площади другая группа фашистов выстраивала поляков по пятьдесят человек в каждом ряду. Всего набралось двадцать рядов, но эсэсовцы пригоняли еще и еще, били людей прикладами, впихивали их в строй. В основном тут были пожилые мужчины, дети и женщины. Распоряжался здесь штурмбанфюрер СС с черной повязкой на глазу, похожий на атамана пиратов, как их изображают в приключенческих фильмах.
      Люди, должно быть, догадывались, зачем их согнали сюда: все стояли молча, опустив головы. Когда количество рядов дошло до пятидесяти, одноглазый штурмбанфюрер приказал эсэсманам прекратить доставку людей.
      - Изъять ценности! - крикнул он.
      Солдаты пошли по рядам. Они заставляли людей выворачивать карманы, раскрывать сумки, снимать часы, браслеты, кольца и серьги и все это клали в каски. Закончив, они подошли к штурмбанфюреру и высыпали изъятые драгоценности из касок в специальный ящик. Вся эта процедура длилась не больше двадцати минут. После этого на людей наставили два станковых пулемета, а каждый эсэсман взял наизготовку автомат.
      Теперь уже никто не сомневался, какая трагедия начнется сейчас на площади перед Кузницей. Тогда вперед вышел пожилой ксендз в черной сутане.
      - Господин начальник, что вы хотите делать? - спросил он по-немецки.
      - В Варшаве началась революция. Фюрер велел уничтожить всех революционеров. Я исполняю его волю, - ответил штурмбанфюрер.
      - Здесь нет революционеров. Все они мои прихожане я их хорошо знаю. Отпустите невинных людей!
      - Убирайся вон! - заорал штурмбанфюрер. - Мне не когда выслушивать старческие бредни!
      Но ксендз не ушел, а опустился на колени и начал умолять не то бога, не то главаря эсэсовской банды спасти людей. Фашисту это не понравилось. Он выхватил пистолет, прицелился прямо в лицо ксендза и выстрелил. Но, очевидно, рана была не смертельной, ибо старик медленно поднялся на ноги, обернулся к своим прихожанам, воздел руки к небу и запел молитву. Люди, оцепеневшие от ужаса, вдруг зашевелились, закрестились и подхватили молитву.
      - Огонь! - махнул рукой штурмбанфюрер. Затрещали пулеметы и автоматы. Люди падали на землю ряд за рядом. К молитвенному хору присоединились стоны раненых, плач и стенания женщин, душераздирающие крики детей, угрозы и проклятия палачам. Но это длилось недолго. Фашисты пошли по рядам и тех, кто еще шевелился или стонал, убивали выстрелом в голову. Скоро стоны прекратились.
      - Следующую партию! - крикнул одноглазый фашист, и эсэсовцы побежали за очередными жертвами.
      - Пойдем! - дернул Соколов за рукав Конрада, заметив, как он медленно поднимает автомат и целится в палача. - У нас другое задание. А предотвратить расправу все равно не в наших силах...
      Кальтенберг встряхнул головой, словно отгоняя сон, и пошел за товарищем.
      - Далеко до больницы? - спросил он.
      - Вон за тем костелом, - показал Алек.
      На перекрестке улиц Ордоне и Воля пришлось еще раз задержаться. Здесь тоже происходило массовое убийство варшавян. На глазах росли курганы из трупов, а эсэсовцы все пригоняли людей...
      Партизанские разведчики пришли в больницу к десяти часам. И здесь хозяйничали эсэсовцы. У входной двери стояли часовые. Они никого не выпускали на улицу, но тех, кто хотел зайти в больницу, не останавливали. По коридору бегали люди в белых халатах, куда-то уводили больных, других несли на носилках. На углу стоял здоровенный детина в форме унтерштурмфюрера СС. Заметив вошедших, он вскрикнул от удивления, всплеснул руками и подбежал к Конраду, явно намереваясь броситься ему на шею. Но Кальтенберг предупредил его.