Герои без вести не пропадают

Кибек Митри (Афанасьев Дмитрий Афанасьевич)
Герои без вести не пропадают

      Кибек Митри
      (По-настоящему Афанасьев Дмитрий Афанасьевич)
      Герои без вести не пропадают
      Перевел с чувашского автор
      Аннотация издательства: В романе известного чувашского писателя М. Кибека "Герои без вести не пропадают" рассказывается о совместной героической борьбе советских, польских и чехословацких партизан против войск фашистской Германии. В основу сюжета произведения положены действительные события, происшедшие в 1944-1945 гг. на территориях Польши, Чехословакии и Австрии. В 1970 г. роман "Герои без вести не пропадают" на республиканском конкурсе, посвященном 100-летию со дня рождения В.И. Ленина, 50-летию Чувашской АССР, удостоен премии Совета Министров ЧАССР, а в 1982 г. автору присуждена Государственная премия имени К.В. Иванова.
      Содержание
      Часть первая
      Часть вторая
      Часть третья
      -- Мама, а мам! Правда, что мой отец был героем?
      -- Правда, сынок, правда.
      -- Тогда почему говорят, что он пропал без вести?
      -- А ты не верь. Герои без вести не пропадают...
      Из блокнота военных лет
      Часть первая
      Глава первая
      Снег почти весь сошел, косогоры, обращенные к солнцу, покрылись нежной зеленью, на деревьях начали, распускаться почки. Но неожиданно подул северный ветер, ясное небо заволокло тучами. Оказывается, злая зима еще не отступила. Таков уж у нас апрель! И в этом, 1944 году, в начале месяца, как всегда, наступила оттепель, зажурчали ручьи, забурлила вода в речках, с юга потянули стаи перелетных птиц. Весна была в полном разгаре, но в середине второй недели погода изменилась: резко похолодало, мелкий дождичек сменился мокрым снегом. Уныло стало вокруг. Замолкли скворцы, тревожно закричали работяги-грачи.
      Но людям нельзя было предаваться унынию: шла война... Враг был еще силен и, хотя отступал, все еще огрызался, не собирался сдаваться. Надо было загнать фашистского зверя в его логово и там добить.
      ...Большой прифронтовой город. Раннее утро. На улицах полно народу: одни возвращаются с ночной смены, другие спешат на работу. К железнодорожному вокзалу тянется колонна новобранцев. В строю много юношей. Это молодые рабочие, всего год-два назад окончившие ремесленное училище. Рядом с ними шагают мужчины постарше. Фронтовая жизнь для них не новость: многие из них уже были ранены и сейчас, после выздоровления, возвращались в армию. Рядом с колонной семенят женщины. Многие плачут, не вытирая слез. Это матери, сестры, жены и невесты новобранцев.
      Издали доносится гул моторов. Люди останавливаются, поднимают головы и с тревогой всматриваются в небо. Но воздушная тревога не объявляется: должно быть, наши воздушные патрули отогнали вражеские самолеты.
      В пригородном лесу на высоком берегу Днепра стоят двухэтажный особняк. До войны в нем был дом отдыха местного авиамоторного завода, во время оккупации немцы использовали его для размещения офицерского резерва. Теперь здесь отделы и службы Штаба партизанского движения. Отсюда тянутся невидимые нити, связывающие штаб с партизанскими отрядами, действующими в глубоком тылу немецких войск. Тут собирают и обрабатывают данные о противнике, составляют сводки, разрабатывают рекомендации для будущих боевых действий партизанских отрядов и их соединений, отправляют транспортные самолеты с оружием и боеприпасами через линию фронта.
      В полдень к колоннаде особняка, когда-то белой, а теперь в целях маскировки выкрашенной в серо-зеленый цвет, подкатил маленький юркий "виллис" и остановился возле самой лестницы. Рядом с шофером сидел молодой офицер - стройный мужчина среднего роста, широкоплечий, крепкий, как большинство кадровых военных. Таким мужчинам очень идет военная форма, - по всему было видно, молодой офицер знал об этом, ибо носил ее не только с явным удовольствием, но и с заметным удальством: каракулевая папаха лихо заломлена, а пуговицы на драповой шинели блестели так, будто были не из обыкновенной желтой меди, а из настоящего червонного золота.
      Дежурный офицер хорошо знал его в лицо, поэтому пропуск проверил только формально.
      - Товарищ полковник! - обратился он к нему. - Мне приказано передать вам, чтобы вы явились не к инструктору, а прямо к начальнику отдела.
      - К генерал-лейтенанту Барсукову?
      - Так точно, товарищ полковник! - щелкнул каблуками дежурный.
      Молодой полковник снял шинель и папаху, передал их гардеробщице, перед зеркалом поправил прическу, проверил заправку. Дежурный стоял неподвижно, глядя как завороженный на его грудь, обвешанную орденами и медалями. "Везет же людям, - с завистью подумал он. - Годами моложе меня, а обогнал по всем статьям. Он и полковник, и Герой Советского Союза, и кавалер нескольких боевых орденов. Я же как был капитаном, так, должно быть, и останусь до конца жизни..."
      Тем временем полковник поднялся на второй этаж, по красной ковровой дорожке прошел до конца коридора, повернул направо, подошел к двери с табличкой: "С. В. Барсуков", некоторое время постоял в задумчивости и тихо постучал.
      - Войдите! - послышался ответ.
      В просторном кабинете генерал был один. Сидел он за огромным дубовым письменным столом и что-то отмечал на топографической карте. Обычно он встречал подчиненных вежливо, даже дружелюбно, но панибратства не допускал, сам всегда строго соблюдал требования устава и другим не позволял нарушать их. Однако на сей раз он нарушил эту привычку - при виде вошедшего сразу вышел из-за стола и, даже не дав полковнику сказать слова, заключил его в объятия. Некоторое время они стояли так молча. Потом генерал положил руки на плечи полковника, внимательно посмотрел ему в лицо. Только после этого заговорил взволнованно:
      - Здравствуй, друг мой! Гляжу я на тебя, и душа радуется: ты нисколько не изменился за эти годы. Такой же сильный и бодрый, такой же молодой. Уж не открыл ли ты секрет сохранения молодости?
      - Никакого секрета, товарищ генерал, - улыбнулся полковник. - Вы просто ~не заметили морщин. Они появляются на лице, когда у меня неприятности, а встреча с вами, в этом я уверен, не может испортить мне на строение.
      - Садись, дорогой, рассказывай, - предложил генерал, указывая на мягкое кресло, и сам занял прежнее место за письменным столом. - Как живешь, как себя чувствуешь? Как дела?
      - Живу неплохо, самочувствие хорошее, дела идут своим чередом. Да вы их знаете из моего послужного списка не хуже, чем я.
      Полковник не любил распространяться о себе. Даже в рапортах и докладах об итогах выполнения того или иного задания на первый план выдвигал других людей, с которыми приходилось вместе работать, а свою роль освещал весьма скупо. Барсуков знал об этом, и ему нравилась такая скромность.
      - К сожалению, в послужном списке отражается далеко не все, лишь те или иные факты и события, а мне бы хотелось заглянуть глубже... Расспросить о твоих личных делах, посоветоваться по некоторым вопросам. Как видишь, тем для разговора достаточно. Действительно, тем было много...
      - Да мы живем в знаменательное время: каждый прожитый день равен году, а год - целому веку. Ты вот за семь лет проделал путь от курсанта до полковника. Виданное ли дело? - Генерал достал из сейфа папку с бумагами, давая понять, что неофициальная часть беседы закончена.
      - Должно быть, ты еще не знаешь, чем вызвана наша сегодняшняя встреча?
      - Догадываюсь, - улыбнулся полковник. - По всей вероятности, приходит конец моему безделью.
      - Почему же безделью? - не согласился генерал. - За такой короткий срок изучить историю, географию и язык чужой страны да еще заниматься парашютным спортом - разве это безделье?
      - И все же это - не настоящее дело. К тому же историю и географию Польши я знал раньше, а в последнее время занимался только повторением пройденного. Что касается языка, то научиться читать и говорить - это еще не значит изучить его.
      - Ну хорошо, не будем спорить. Ты прав, время учебы кончилось, пора приступать к настоящему делу.
      - Приказывайте, я готов, - вскочил полковник.
      - Не торопись. И успокойся... Значит, так. Во-первых, нам пришлось изменить первоначальный план некоторых летних операций советских партизан на территории Польши. В связи с этим решили выбросить тебя не в районе Варшавы, а в Парчевские леса, севернее Люблина. Во-вторых, кроме основного задания тебе придется выполнить другое, отдельное поручение.
      - Какое? - спросил полковник.
      - Через три дня в Парчевских лесах откроется конференция руководителей антифашистских организаций Люблинщины, куда приглашен и наш представитель. Этим представителем решили назначить тебя. Не возражаешь?
      Полковник задумался. Подобные дела обычно поручали политработникам, а не строевым командирам. Но, очевидно, командование решило не посылать за линию фронта специального человека, а поручить это дело ему как дополнительное задание.
      "Что поделаешь - людей не хватает. Приходится экономить силы и средства".
      - Я - военный, приказ для меня - закон. Скажите, что я должен там делать?
      - Прежде всего, рассказать делегатам о положении на фронтах. Красная Армия приближается к государственной границе. Летом развернутся бои за окончательное освобождение Белоруссии и Украины, а потом Польши. На советско-германском фронте немецкая армия испытала удары, от которых никогда не оправится. Но фашисты еще не разбиты, они будут сопротивляться. Каждый день войны - это лишние жертвы, лишние разрушения. Пусть польские товарищи тоже не сидят сложа руки. Передай им, чтобы сильнее раздували огонь партизанской войны. Пусть везде и всюду, в тылу и на фронте, горит земля под ногами оккупантов. Скажи антифашистам, что они всегда могут рассчитывать на нашу моральную поддержку и материальную помощь.
      - Понятно.
      Часть стены кабинета была завешена, Барсуков дернул за шнурок, и темное полотнище раздвинулось, обнажая большую топографическую карту восточной части Польши. Люблинское воеводство занимало почти половину этой карты. Разноцветными кругами были указаны районы действий советских партизан, частей и подразделений Армии Людовой и Армии Крайовой, а также некоторых отрядов самообороны.
      - Как видишь, силы Сопротивления контролируют довольно значительную часть оккупированной территории, - обводя указкой закрашенные места на карте, пояснил генерал. - Но города и основные транспортные узлы противник удерживает прочно. С выходом наступающих частей Красной Армии на государственную границу Люблинщина становится фронтовым тылом немецких войск. Значит, интерес к этому району у нас увеличится; Поэтому мы решили усилить разведывательную деятельность наших партизанских отрядов.
      Подобное решение вытекало из военной обстановки на данном участке фронта и не могло вызвать сомнений. Полковник кивнул. Он уже начал догадываться о своей роли в предстоящих событиях.
      - Здесь имеется лагерь военнопленных, - ткнул указ кой Барсуков в карту рядом с кружочком, обозначающим город. Полковник прочел название Бяла-Подляска. - Там в основном содержатся выходцы из национальных республик Поволжья, в том числе и твои земляки. Они установили связь с партизанами, действующими в районе Парчевских лесов. Командование партизан и польские товарищи подготовили операцию по освобождению военнопленных из лагеря. Большинство бежавших, несомненно, вступят в действующие партизанские отряды, организуют и новые. Тебя мы рекомендуем в качестве командира одного из этих отрядов.
      - В котором будут мои земляки? - спросил полковник.
      - Само собою разумеется, - кивнул генерал. - У своих земляков ты, конечно, будешь пользоваться особым авторитетом. Потому-то, собственно говоря, выбор и пал именно на тебя.
      - Спасибо за доверие. Какие задачи ставятся перед моим отрядом?
      - Прежде всего - непрерывное наблюдение за работой железнодорожного узла Луков. Там у тебя должен быть постоянно действующий пост. Через польских подпольщиков постарайся держать связь с работниками других железнодорожных станций, дабы знать, что, в каком количестве и в каком направлении перевозят немцы. Ра боту по уничтожению военных объектов и живой силы противника планируйте сами, исходя из положения дел на месте.
      Затем, генерал рассказал о способах связи со Штабом партизанского движения, показал на карте местонахождение посадочной площадки для легких самолетов, сообщил имена командиров партизанских отрядов и некоторых руководителей польских подпольных организаций, с которыми следовало поддерживать связь.
      - Задача ясна? - спросил генерал в заключение.
      - Ясна, - ответил полковник. - Как долго будет продолжаться моя командировка?
      - Это зависит от общего положения на фронтах. С приходом наших войск большинство советских, партизан присоединится к частям Красной Армии, но некоторые отряды могут быть переброшены в глубь Польши. В таком случае наша следующая встреча состоится не раньше чем через несколько месяцев.
      - Постараемся, чтобы война быстрее закончилась.
      - Вот это дело, - засмеялся генерал. - Разобьем фашиста - и по домам. А пока... Вылет назначен на завтра. Все ли у тебя готово?
      - Да, могу выехать хоть сейчас.
      - Тогда займемся техническими вопросами. Прежде всего зайди в секретную часть, сдай все документы, личное оружие, орденские знаки и взамен получи новые на имя Турханова Владимира Александровича. Как видишь, имя осталось прежнее, фамилия же... Отныне друзья и враги должны знать тебя только под этой фамилией. Сам понимаешь, законы конспирации следует соблюдать строго.
      - Дело знакомое, еду не в первый раз.
      - Никаких выписок из приказов и инструкций на руки не положено. Внимательно проштудируй их в секретной части. Деньги и обмундирование выписаны еще вчера. Если у тебя вечер сегодня свободный, просим к нам на ужин. Анастасия Варламовна будет рада. Она всегда живо интересуется твоими делами...
      - Благодарю за приглашение. Приду обязательно, - пообещал полковник.
      Глава вторая
      Город был сильно разрушен. В сорок первом году, когда гитлеровцам не удалось с ходу ворваться в него, они подвергли его варварской бомбардировке и артобстрелу. Лучшие административные здания и многоэтажные жилые дома превратились в груды развалин. То, что уцелело, было уничтожено осенью сорок третьего года, когда немцы перед отступлением заложили под дома мины замедленного действия. Только благодаря героизму наших саперов удалось спасти часть зданий, в том числе и здание гостиницы "Советская". Барсуков со своей супругой жил здесь около месяца.
      Между Барсуковым и Владимиром существовала давняя и прочная дружба, которая для многих оставалась загадкой, ибо как по возрасту и служебному положению, так и по происхождению и воспитанию люди они были совершенно разные. Сергей Васильевич родился и вырос в семье профессионального военного. Дед его вышел в отставку в чине кавалерийского ротмистра, отец дослужился до полковника, но в 1904 году погиб во время Ляоянского сражения. Сережа воспитывался в кадетском корпусе.
      Владимир же родился в чувашской деревне, разбросавшей свои бревенчатые избушки с подслеповатыми окнами и соломенными крышами на левом берегу реки Свияги. Собственно говоря, эту деревню к тому времени уже нельзя было назвать чувашской, ибо еще в начале века она срослась со своими ближайшими соседями-с татарским аулом с одной стороны и с русским селом с другой. Правда, до революции все три общины жили самостоятельно: отдельно созывались сходки, общинным земельным фондом распоряжались строго по национальному признаку, соблюдали свои религиозные обряды, но дети играли вместе, ходили в одну общую школу и между собой разговаривали на всех трех языках. Поэтому для юного Володи и чувашский, и татарский, и русский языки были родными.
      В 1921 году народы Поволжья испытали страшное бедствие - в результате небывалой засухи наступил голод.
      Смерть косила людей сотнями и тысячами. Особенно трудно приходилось детям. Надо было сохранить молодое поколение, и по указанию Ленина детей начали вывозить из пострадавших районов в другие республики и области. Маленький Володя попал в один из московских детских домов, открытых специально для чувашских детей. Это его спасло от верной смерти. Когда он вернулся домой, отца и двух братьев уже не было в живых. Сестра тоже была в детском доме. "Если бы не Советская власть, - сказала мать, - и я бы давно протянула ноги. Весною выдали немножко муки, обеспечили семенами. Вот и выжила. Не забудь об этом. Когда вырастешь, отплати Советской власти добром..."
      Володя не забыл. Еще в школьные годы он старался отблагодарить государство как только мог: собирал для аптеки лекарственные травы, заготовлял кору, в школьном саду сажал деревья, развешивал дуплянки для птиц, а когда вступил в комсомол, вместе со взрослыми стал строить новую, колхозную жизнь.
      Правда, не всегда он занимался общественными делами. Как всякий здоровый ребенок, он увлекался и играми. Специальных спортивных сооружений тогда не было, и сельские ребята довольствовались самыми простыми и доступными видами спорта: игра в лапту, городки, бабки. Самой же интересной была игра в войну. В ней принимали участие даже девочки, выполняя роль медсестер. Играли во время большой перемены. Наступали группа на группу, класс на класс. "Ранеными" и "убитыми" считались те, кто падал на землю. Побеждала та "армия", в рядах которой к началу урока оставалось больше "живых" бойцов, и командиров. Учителя тоже принимали участие в этих играх. Они исполняли роль арбитров, следили, чтобы, как говорят чуваши, игра не превратилась в бой быков. Победа обычно доставалась той "армии", во главе которой стоял не только самый сильный и храбрый, но и умелый командир, способный сплотить вокруг себя товарищей, маневрировать силами, воодушевлять бойцов. Володя считался одним из таких лучших командиров. Впоследствии именно это обстоятельство и определило его судьбу.
      - Скажи, Володя, правда, что ты собираешься поступать в землеустроительный техникум? - спросил директор, вручая Володе документ об окончании школы.
      - Мама хочет, чтобы я выучился на межевика, - ответил Володя.
      - А ты сам?
      - Не знаю. Мне нравится работа учителя. Люблю возиться с ребятами.
      - Учителя бывают разные. Одни занимаются с детьми, другие со взрослыми.
      - В ликбезе?
      - Не только там. В армии тоже. Для красноармейцев командир является таким же учителем, каким я был для тебя. Ты мог бы выучиться на командира.
      - Что вы говорите! - с удивлением воскликнул Володя. - Разве на командира учатся?
      - А как ты думаешь? - улыбнулся директор школы.
      - Я думал, что их выбирают или назначают.
      - В годы гражданской войны и выбирали и назначали, а теперь готовят в специальных военных школах. По моей рекомендации райвоенкомат может тебя послать учиться в танковую школу. Подумай, поговори с матерью, потом решим сообща.
      Мать есть мать: ей не хотелось отпускать сына, но ради него она готова была на любые жертвы. И вот осенью Володя поступил на первый курс бронетанкового училища, а через четыре года ему присвоили звание лейтенанта. Как раз в это время усиленно развивалось техническое вооружение Красной Армии. В сухопутных войсках появились мотомехчасти и соединения, кавалерийским частям придавались бронетанковые подразделения. Для правильного взаимодействия различных родов войск нужно было подготовить новые кадры. С этой целью некоторых выпускников бронетанкового училища назначили преподавателями в пехотные и кавалерийские училища. Володя попал в кавалерийское, начальником, которого был комдив Барсуков.
      - К сожалению, танки к нам еще не поступили. Обещают к началу следующего учебного года. Поэтому использовать вас по специальности пока не можем. Если не возражаете, временно могу предложить другую должность, сообщил начальник училища, просмотрев документы молодого лейтенанта.
      - Какую?
      - Мой адъютант уехал учиться. Думаю, при желании вы вполне могли бы справиться с его обязанностями.
      Владимир растерялся. В училище его готовили к строевой службе в танковых подразделениях, штабная работа ему была неизвестна. Об адъютантах он знал только из прочитанных книг: там их обычно изображали ловкими малыми, умеющими угождать не только своим начальникам, но и их женам. За ним же, как он полагал, подобных талантов не наблюдалось.
      - Боюсь я, - откровенно признался он, - справлюсь ли?
      - Вот это уже напрасно. Не боги горшки обжигают. Я прочитал вашу автобиографию. Пишете вы грамотно, а для меня это главное. Остальное приложится потом... Ну как, принимаете мое предложение? - спросил комдив.
      Володя не стал возражать...
      В то время Барсуков писал воспоминания. В будущей книге он хотел рассказать о том, как из офицера царской армии стал красным командиром, воевал против белых, а теперь отдает свои силы и знания подготовке командирских кадров для Красной Армии. Надо признаться, почерк у него был ужасный, а работать на пишущей машинке он не умел. Поэтому грамотный помощник, способный привести в порядок рукописи, представлял для него особую ценность.
      Работали они в неслужебное время. Сергей Васильевич ходил по комнате и диктовал, а Владимир записывал. После правки рукопись перепечатывалась на машинке. Так продолжалось почти целый год. За это время начальник и подчиненный хорошо узнали, полюбили друг друга. Скромный и трудолюбивый лейтенант понравился не только своему начальнику, но и его супруге Анастасии Варламовне, работавшей тогда в гарнизонном госпитале зубным врачом, а их сын, шестилетний Коля, просто души в нем не чаял.
      Между тем работа над рукописью близилась к концу. Книга обещала быть интересной и полезной. Особенно удались автору главы, посвященные жизни и деятельности большевика-подпольщика Поливанова. Барсуков впервые встретился с ним в 1916 году на фронте, куда этот профессиональный революционер прибыл под видом добровольца и, используя массовое недовольство солдат затянувшейся войной, развернул агитацию против царизма. Среди солдат и нижних чинов началось брожение, участились случаи открытого неповиновения. Целые подразделения отказывались идти в бой, требовали вывести полк в тыл на переформирование. Командование скоро поняло, откуда грозит опасность, и решило вырвать с корнем "большевистскую заразу". Поливанова арестовали, обвинили в шпионаже в пользу немцев и предали военно-полевому суду. Расправа была крутой: большевика приговорили к смертной казни. Подобные приговоры обжалованию не подлежали и исполнялись немедленно. Обычно осужденного расстреливали перед строем, но в данном случае, учитывая общее настроение в полку, от публичной казни пришлось отказаться. Командир части вызвал дежурившего в тот день поручика Барсукова и приказал ему, без особой огласки, привести приговор в исполнение.
      Сергей Васильевич тогда ни в одной из политических партий не состоял, в отличие от многих образованных офицеров над проблемами войны и мира задумывался не так часто, но к падению морального духа в армии и разложению воинской дисциплины относился отрицательно и, хотя не был сторонником монархии, действия революционеров не одобрял. Себя он считал человеком чести, добросовестно выполняющим обязанности офицера. Поэтому приказ командира полка не вызвал в нем особых эмоций.
      Поливанова решено было расстрелять на сельском кладбище. Могилу вырыли солдаты из саперного батальона. По дороге к месту казни никаких происшествий не ожидалось: охрана была надежная, да и руки осужденного были крепко связаны. Одно удивляло Барсукова: большевистский агитатор вел себя совсем не как вражеский лазутчик - не плакал, не молил о пощаде, а, как только миновали околицу, сразу заговорил об истинных виновниках войны капиталистах, помещиках и генералах, которые наживаются на военных поставках, получают чины и награды.
      - Тебя, кажется, зовут Агафоном? - обратился он к одному из конвоиров. - Ну вот, скажи, браток, много заработал ты за эти годы? Может, дали тебе чины и ордена? Или жена твоя купается в роскоши?
      - В какой там роскоши? - сердито махнул рукой бородач. - Пишет вот, что лошадка пала, корову, забрали за недоимки, озимый клин остался незасеянным. Не знает, как прокормить детей. А их у нас пятеро, мал мала меньше.
      - А ты что заработал на войне? - спросил смертник у второго конвоира, худого малого с впалой грудью.
      - Чахотку, должно быть, харкаю вот кровью, - зло пробормотал тот и закашлялся.
      Поручик знал, что разговаривать арестанту с конвоирами строго запрещено, но поведение большевика было настолько необычным, что не могло не заинтересовать его. "Пусть наговорится досыта, - успокаивал он себя. - Ведь человеку осталось жить считанные минуты".
      - Хочется вам домой? - спросил арестант конвоиров.
      - Еще бы! - ответил Агафон.
      - Швырнул бы винтовку в Кусты и сейчас же пустился бы в путь, хоть пешком, - вздохнул худой. - Хоть перед смертью увидаться бы с родными.
      Третий конвоир молчал, но по тому, как все глядел куда-то вдаль и время от времени тяжело вздыхал, нетрудно было догадаться, что и его мысли блуждали где-то за тысячи верст от этой изрытой снарядами, давно не паханной земли.
      - А почему не уходите? - допытывался приговоренный.
      - Да кто нас пустит?
      - Сами уходите, - понизил он голос. - Ждете, когда царь-батюшка соизволит распустить войска? Нет, братцы вы мои, не дождетесь. Над ним ведь не каплет, ему некуда спешить. А может, на его министров надеетесь? Тоже пустое. И над ними пули не свистят, и они в окопах вшей не кормят. Война им выгодна, поэтому они готовы воевать до последнего русского солдата. Вот и гонят вас на немецкие штыки.
      - Тогда кто же закончит войну? - спросил Агафон.
      - Кроме вас самих, никто. Поверните ружья, бейте тех, кто гонит вас на смерть. Только так можно кончить с этой бойней. Большевики хотят заключить мир, раздать землю крестьянам, а фабрики и заводы - рабочим. Они меня послали на фронт, чтобы рассказать вам об этом, но сынки помещиков и фабрикантов, одетые в офицерские мундиры, объявили меня шпионом. Какой я шпион? Я та кой же солдат, как вы, и у нас у всех одно желание - поскорее вернуться домой.
      "Действительно, шпион ли он? - усомнился Сергей Васильевич. - Может, судьи ошиблись? Исполнение неправосудного приговора равносильно совершению нового, еще более тяжкого преступления. Я не был и никогда не буду преступником".
      И после недолгих раздумий и колебаний Барсуков приказал солдатам развязать руки арестанту. Те охотно исполнили приказание.
      - Значит, вы не шпион? - спросил он, в упор глядя на Поливанова.
      - Нет, господин поручик, я не шпион и не предатель. Россию я люблю, как все русские, но люблю её без помещиков и капиталистов.
      - Что ж, идите. И больше не попадайтесь. Мне приказано казнить шпиона, а не патриота.
      Настоящий преступник при таких обстоятельствах поспешил бы скрыться, а Поливанов сперва поблагодарил офицера, потом, на прощание, пожал руки конвоирам и только после этого не спеша зашагал в сторону леса.
      - А теперь за дело, - сказал поручик, когда Поливанов исчез среди деревьев. - Подойдите к могиле. Заряжайте! За веру, царя и отечество огонь!
      Солдаты, сразу догадавшись о намерениях командира, весело засверкали глазами. Тут же воздух потряс дружный залп.
      - Молодцы, ребята! - похвалил офицер. - Теперь засыпьте могилу. Но только запомните раз и навсегда: если кто-нибудь узнает, что могила пуста, ее заполнят нашими телами. Поняли?
      - Так точно, поняли! - хором ответили конвоиры.
      - Болтать нам не резон. Благодарим за доверие! - добавил солдат, молчавший всю дорогу...
      Вернувшись в штаб, Барсуков продиктовал писарю рапорт на имя командира полка об исполнении его приказа.
      Потом он долго ничего не слышал о спасенном большевике. Встретились они в октябре 1917 года. К тому времени поручик смотрел на мир уже иными глазами. Они вместе громили Колчака, сражались с бандами Деникина, били белополяков, штурмовали Перекоп, а после гражданской войны были посланы на борьбу с басмачами. Когда отгремели последние выстрелы в Средней Азии и народы приступили к мирному строительству, Поливанова послали учиться в Москву, а Барсукова назначили начальником кавалерийского училища...
      Обо всем этом узнал Владимир, работая вместе с Барсуковым над книгой. История спасения Поливанова еще больше возвысила Барсукова в его глазах, еще больше сблизила их.
      Вскоре начальника училища перевели в Генштаб. Через некоторое время Владимира тоже вызвали в Москву и, по рекомендации бывшего начальника, отправили в Испанию - воевать с фашистами в рядах Интернациональной бригады. В боях он проявил смелость и отвагу, умело руководил танковыми подразделениями республиканцев, за что удостоился высокого звания Героя Советского Союза.
      Хотя встречались они редко, дружба между ними продолжала расти и укрепляться. Сергей Васильевич всегда был внимателен к своим подчиненным, а к Владимиру относился, как к родному сыну. Об Анастасии Варламовне и говорить не приходится... Вот и теперь, когда они встретились в номере гостиницы за дружеским столом, хозяйка подкладывала Владимиру лучшие куски, то и дело приговаривая:
      - Кушай, Володя, подкрепись. Еще неизвестно, чем будут потчевать тебя там...
      - Э, стоит ли заранее беспокоиться? Говорят, волка ноги кормят. С голоду не умрем, если у самих не будет, у немца отнимем, полушутя-полусерьезно сказал Владимир.
      - Не понимаю, как ты еще можешь шутить? В такое - то время!
      - А мы и не шутим, - ответил за гостя генерал. - Партизаны и правда часто так делают...
      - То партизаны, а Володе надо их еще найти, - не согласилась хозяйка.
      - На всякий случай мы ему дали немножко денег, - успокоил ее муж.
      - Это другое дело, - с облегчением вздохнула Анастасия Варламовна. Надеюсь, вы ему дали не только рубли?
      - Конечно. На рубли там много не купишь. Обеспечили его иностранной валютой.
      - Мне хотелось бы посмотреть, как ты уложил вещи. Не позабыл ли чего-нибудь...
      - Ничего не забыл, Анастасия Варламовна. Оружие, боеприпасы, перевязочные материалы. В буфете даже обещали приготовить пару бутербродов. Словом, все карманы будут набиты до отказа.
      - Карманы? - удивилась хозяйка. - Разве ты чемодан не берешь?
      - Не беру, - улыбнулся Владимир. - Если понадобится, Сергей Васильевич пришлет потом.