Герои без вести не пропадают

      - Наблюдатели засекли вражеский зенитный пулемет, - доложил он Турханову. - По советскому самолету стреляли с колокольни вон той церкви, показал он на костел.
      Этот костел давно вызывал подозрение. Он возвышался как раз на границе двух зон, занимаемых партизанами и батальоном АК, которым командовал поручик Бохеньский. Причем вход в костел был расположен в зоне батальона АК, алтарь же выходил на сторону партизанских позиций.
      Взяв с собой два отделения автоматчиков, Турханов и Соколов направились к костелу. Туда же позвали Тадеуша.
      - Дорогой шурин! - обратился к нему Соколов. - Что находится в этом костеле?
      - Ничего. Наше командование строго запретило занимать под военные объекты здания религиозных учреждений, - с заметным раздражением ответил Тадеуш.
      -А если мы там обнаружим зенитный пулемет да еще в придачу вражескую радиостанцию?
      - Называйте тогда меня ротозеем, - рассердился поручик. - Но учтите, если ничего не обнаружите, будет большой скандал.
      Дверь на винтовую лестницу была заперта на замок. Пришлось разыскать звонаря. Тот клялся и божился, что на колокольне никого нет, но по требованию Бохеньского вынужден был открыть дверь. Как только партизаны в сопровождении Тадеуша начали подниматься по чугунной лестнице, из верхнего окна выглянул человек.
      - Пане Кричевский, кто там поднимается? - тихо спросил он у звонаря.
      - Поручик Бохеньский с каким-то генералом и его свитой, - ответил тот.
      Ответ, должно быть, удовлетворил человека, он спокойно отошел от окна. Тем, временем партизаны поднялись по винтовой лестнице и открыли маленькую дверь, ведущую на чердак. Внутри было темно. Турханов зажег карманный фонарик. Пучок яркого света выхватил - из темноты небольшой столик, вокруг которого стояли три человека в гражданской форме. На столе стояла переносная радиостанция. Щурясь от яркого света, вперед вышел толстый мужчина.
      - С кем имею честь разговаривать? - спросил он.
      Тарханов сразу узнал его. Это был плютуновый Глоба, с которым они на одном самолете летели в Польшу. "Что ж, встреча вполне закономерная, подумал полковник. - Рано или поздно любой предатель должен понести наказание".
      - Руки вверх! - крикнул он по-русски, наставив на него пистолет.
      Глоба и еще один из его шайки испуганно подняли руки, а третий бросился бежать к двери, но растянулся на полу после первой же автоматной очереди. Два партизана перевернули его лицом вверх, убедились, что он мертв, и, быстро обыскав, изъяли немецкий пистолет и документы. Остальные в это время скрутили двум другим руки.
      - Отведите в штаб! - приказал Турханов.
      Соколов с товарищами отправились выполнять приказание.
      - Ну, пане полковник, не поспешили ли вы арестовать их? - только теперь опомнился Тадеуш. - Ведь у вас нет доказательств для обвинения этих людей во вражеской деятельности?
      Вместо ответа Турханов направил фонарь в сторону - слухового окна. Там на турелях стоял крупнокалиберный зенитный пулемет со спаренными стволами, а на полу валялось множество стреляных гильз.
      - По-моему, немецкой рации и этого пулемета вполне достаточно, чтобы их арестовать. Но это не все. Один из них мой старый знакомый. Я его давно знаю как предателя. Посмотрите и на документы убитого. Они выписаны на имя Герхарта Шлихтинга, лейтенанта немецкого сто семнадцатого отдельного минометного дивизиона. Однако меня беспокоит другое: каким образом они могли свить гнездо на стыке наших подразделений? Кто несет ответственность за потерю бдительности? Впрочем, все это выяснится на допросе задержанных. Если хотите, можете прийти к нам завтра утром.
      Глава тринадцатая
      В эту ночь Тадеушу не спалось. Тяжкие думы ни на минуту не оставляли его. Все происходило не так, как он хотел. А хотел он многого. В юности любил читать о великих полководцах всех времен и народов. Александр Македонский, Ганнибал, Юлий Цезарь, Суворов, Наполеон будили его богатое воображение, звали к подвигам. Поляки тоже имели своих полководцев. Ян Собесский - победитель турок, Сигизмунд III, побывавший в Москве, Юзев Понятовский, сподвижник Наполеона... Их статуи возвышаются на площадях и в парках столицы, напоминая о доблести предков. В роду Бохеньских было много генералов и полковников, но в истории они не оставили заметного следа. Почему? "Потому что все они просидели в штабах, - думал Тадеуш, тщательно изучая родословное дерево графов Бохеньских. - А слава достается тем, кто отличается на поле брани. Я пойду иным путем. Боже! Помоги мне стать полководцем и выиграть битвы с врагами, помоги создать великую Польшу!"
      Окрыленный этой мечтой, Тадеуш окончил офицерскую школу, а затем и военную академию. Теперь он понимал, что одного желания недостаточно, чтобы стать великим полководцем. Нужны еще экономические и политические условия, нужна историческая необходимость, не говоря уже о личных выдающихся способностях. Сентябрь тридцать девятого года показал, что ни одно из этих условий еще не созрело. Особенно возмущали молодого поручика бездарность, трусость и продажность генералитета. Немцы еще не дошли до Варшавы, а польские генералы, побросав свои войска, буквально удрали из Польши. За этим последовал полный разгром всех вооруженных сил, приведший к уничтожению Польши как независимого государства. Однако поляки не теряли надежду поднять родину из руин. Лучшие люди ушли в подполье и начали накапливать силы для нанесения решающего удара по врагу. Когда поручику Бохеньскому предложили перевести свой батальон в столицу, он решил, что час расплаты приближается, а узнав о предстоящем восстании в Варшаве, он уже, подобно многим молодым офицерам Армии Крайовой, мысленно торжествовал победу. Теперь он убедился, что восстание потерпело поражение. По его мнению, виноваты в этом были опять генералы. "Бур-Коморовский оказался не стратегом, а жалким политиком, ориентирующимся в военных вопросах не лучше, чем любой из моих солдат. Окулицкий, Монтер, Певучинский и другие генералы - лишь слепые исполнители чужой воли. А мы, рядовые офицеры? Пешки на шахматной доске, которые бездарный шахматист без конца подставляет под удары противника!" - думал Тадеуш, ворочаясь с боку на бок.
      На рассвете он забылся тяжелым тревожным сном, но скоро его разбудил шум в коридоре. Выглянув из двери, Тадеуш увидел солдата из второй роты, который отнимал у женщины банку сгущенки. В одной руке женщина держала грудного младенца, другой прижимала к себе банку. В конце концов солдат вырвал сгущенку из рук женщины, а та, потеряв равновесие, упала с ребенком на пол.
      - Караул! Грабят! - закричала она.
      - Не ори, дура! Если я умру от голода, кто будет защищать тебя и твоего двуногого щенка? - огрызнулся солдат.
      - Не защитники вы, а мучители, - простонала женщина. - О боже! Зачем только я дожила до такого времени, зачем увидела такой позор!
      - Что тут происходит? - спросил поручик, подойдя к ним.
      - Из продуктов, что русские ночью сбросили с самолетов, мне досталась эта банка молока. Хотела ребенка накормить, а этот солдат отнял. Пане поручик, прикажите ему вернуть банку! - попросила женщина.
      Офицер ничего не сказал, только обернулся к солдату и строго посмотрел на него. Тот понял, что шутить с ним не станут, и швырнул злополучную банку к ногам женщины.
      - На, подавись, сука! - процедил он сквозь зубы и, не попросив разрешения у командира, вышел на улицу.
      Этот дикий поступок с утра испортил настроение поручику. Он знал, что в Армии Крайовой зреет недовольство, что многие солдаты, да и офицеры уже не верят в победу, а есть и такие, что вообще сомневаются, надо ли было начинать восстание. Теперь он увидел собственными глазами, как высокие порывы сменились у солдат животным инстинктом самосохранения. Еще семь недель назад он обещал им славу победителей, а привел их к той грани, после которой следует уже настоящее мародерство.
      В последнее время, когда особенно скверно было на душе, он уходил к Соколову или Турханову. "Эти люди никогда не унывают, - думал он. - Они знают, к чему стремятся и куда идут. Им все ясно. Интересно было бы вызвать их на откровенность и узнать, как они расценивают положение повстанцев".
      С этой мыслью он пришел в штаб Интернационального отряда.
      - Хотите послушать, что рассказывают враги, которых задержали ночью? спросил Турханов после вежливого ответа на приветствие.
      - Да, - кивнул Тадеуш.
      - Тогда зайдем вон в ту комнату. Как помните, мы арестовали вчера двух. Один из них - мой старый знакомый. Он признался, что давно был завербован агентами абвера, и рассказал много интересного. Второй оказался немецким радистом. Пойдемте послушаем! - пригласил полковник.
      Допрашивал Кальтенберг. Перед ним, опустив голову, сидел немецкий ефрейтор. При появлении Турханова и Бохеньского оба вскочили на ноги, но полковник остановил их жестом и велел продолжать допрос.
      - Дело ваше проиграно, - говорил ефрейтор. - Армия Крайова - все равно что муха, застрявшая в паутине. Начиная от штаба батальона и кончая Главным штабом повстанцев, везде работают наши агенты. О приказах и распоряжениях генерала Бора наша разведка узнает раньше, чем сами повстанцы. В таких условиях ни одна армия не может победить.
      - Тогда чего же вы тянете?
      - Мы спрашивали об этом своих командиров. Они объяснили это так: под предлогом подавления восстания легче разрушить город. По крайней мере, никто не обвинит нас в умышленном уничтожении польской столицы, а фюрер приказал сровнять ее с землей. Восстание не мешает, а только помогает нам выполнить его волю.
      - Теперь расскажите, как вы попали в костел? - спросил Конрад.
      - Очень просто. Лейтенант Шлихтинг приказал мне взять радиостанцию и следовать за ним. Перед позициями повстанцев нас ждали четыре человека с зенитным пулеметом. Скоро к нам подошел Глоба. Он знал пароль, и поляки пропустили нас беспрепятственно. Больше до костела нас никто не останавливал. Звонарь отпер дверь. Так мы очутились на чердаке костела, где и обосновались, - ответил ефрейтор.
      - Какую задачу поставили перед вашей группой?
      - Не одну, много задач. Лейтенант Шлихтинг корректировал огонь минометов. Я обеспечивал связь по радио. Зенитчики должны были мешать советской авиации доставлять оружие повстанцам. Глоба с раннего утра до позднего вечера сидел у слухового окна со снайперской винтовкой, поджидая какого-то русского полковника.
      - Куда делись пулеметчики?
      - После того как подожгли русский самолет, лейтенант послал их куда-то. Я не расслышал приказ, так как в это время сообщал по радио об уничтожении самолета.
      - Знал ли о вас командир батальона повстанцев?
      - Если бы знал, наверное, не выдал бы нас партизанам. Ведь мы пришли туда, как не раз говорил Глоба, по прямому приглашению некоего полковника из Главного штаба повстанцев. Теперь наверняка комбату придется отвечать перед этим полковником за то, что мы провалились...
      Бохеньский догадался, о каком полковнике шла речь. Дело принимало нежелательный оборот. С Чернецким шутки плохи. Он достаточно силен, чтобы устранить со своего пути любое препятствие. Надо было подумать, посоветоваться с друзьями... Тадеуш больше не стал слушать допрос и поспешил в Главный штаб повстанцев, где у него было немало верных друзей.
      Глава четырнадцатая
      Хотя слова "лучше смерть, чем капитуляция" были на устах почти у всех повстанцев, по приказу генерала Бур-Коморовского 30 октября Жолибож капитулировал. Турханов немедленно сообщил об этом генералу Барсукову. Тот уже третий день находился в Праге и изучал возможность эвакуации из центра Варшавы группы Турханова. "Вы выполнили свой долг. Ваше дальнейшее пребывание в Варшаве может привести к излишним жертвам. Необходимо перейти на правый берег Вислы. Сообщите свои соображения по этому поводу", говорилось в радиограмме.
      - Твое мнение? - спросил полковник, показывая рас шифрованную радиограмму Соколову.
      - Мнение может быть только одно: надо вырваться из этого ада и соединиться с частями Красной Армии, - ответил тот.
      - Легко сказать - вырваться, - задумчиво покачал головой Турханов. Нас отсюда не выпустят не только немцы, но и Армия Крайова.
      - Не выпустят, это верно. Но мы уйдем подземными каналами.
      - Ты забыл повстанцев, которых на прошлой неделе полуживыми вытащили из канализационного колодца?
      - Нет, не забыл. Они и натолкнули меня на мысль, что мы можем воспользоваться подземными коммуникациями для выхода из немецкого окружения. Правда, эти два офицера заблудились и, чтобы добраться из Мокотува в Срюдместье, потратили больше недели.
      - А где гарантия, что с нами не случится нечто подобное? К тому же, говорят, немцы взорвали многие канализационные туннели.
      - Мы не заблудимся. У меня тут на примете имеется один человек. Двадцать лет проработал инженером по ремонту и строительству канализационных коллекторов. Схему всех подземных коммуникаций знает не хуже, чем собственную квартиру. Он нам поможет.
      - Что это за человек? Можно на него положиться? - усомнился полковник.
      - Кальтенберг уверяет, что можно. Они - земляки. Познакомились сразу же, как мы приехали в Варшаву. Конрад очень скучает по своим, вот и разыскал здесь единомышленника-немца. Свободное время часто проводит с ним.
      - Все же, прежде чем повести весь отряд, надо проверить дорогу. Возьми с собой несколько вооруженных человек и пройди с этим инженером до берега Вислы и обратно. Не забудь отмечать маршрут на стенках туннеля - мелом или каким-нибудь иным способом. На берегу Вислы постарайся узнать расположение немецких огневых точек, возможность их подавления. Было бы неплохо переправить на правый берег своего представителя для связи с генералом Барсуковым.
      - Будет сделано! - заверил Соколов.
      Было три часа утра 1 октября. Проводив Соколова, полковник разыскал замполита. Комиссаров спал на кушетке, завернувшись в плащ-палатку. Командир познакомил его с последними новостями.
      - Что-то очень тихо. Уж не капитулировал ли и центр города? забеспокоился Комиссаров.
      - Пока нет, но имеются точные данные о том, что Бур-Коморовский ведет переговоры с немцами за спиной у повстанцев. В принципе он уже не против капитуляции, но старается выторговать кое-какие льготы, в частности признание за офицерами и солдатами Армии Крайовой прав комбатантов <Комбатант - военнопленный союзных армий> союзных армий.
      - А за нами?
      - Партизаны и Армия Людова его мало беспокоят. Он их отдаст на милость победителей, а милость фашистов нам известна: концентрационные лагеря и печи крематориев.
      - Тогда чего же мы ждем? - возмутился Комиссаров. - Не лучше ли уйти отсюда, пока враги не очухались?
      - Такая мысль и мне пришла в голову. Об этом же сообщает в последней радиограмме Барсуков. Но сейчас я думаю иначе...
      - Почему?
      - Пока между Бур-Коморовским и фон дем Бахом идет торг, немцы могут перейти в решительное наступление, чтобы разгромить повстанцев или вынудить их принять условия капитуляции. Если мы оставим свои позиции перед началом сражения, генералы АК могут обвинить нас в предательстве: дескать, партизаны открыли немцам ворота нашей обороны.
      - Это верно, - согласился Комиссаров. - Побежденный всегда ищет козла отпущения, чтобы оправдать свое поражение. Но как же нам быть? Неужели принять еще один бой?
      - Давай поговорим с народом. Соберем коммунистов, политработников, командиров, расскажем им все и спросим, что они думают.
      Замполит согласился, и связные побежали к своим командирам и начальникам. Скоро в штабе собралось человек тридцать. Они чувствовали, что предстоит какое-то важное дело, лица у всех были серьезные. Командир сжато изложил боевую обстановку. За ним выступил замполит. Он дал политическую оценку текущему моменту. Мнения присутствующих разделились. Одни высказались за то, чтобы драться до последнего. Таких оказалось большинство. Их точку зрения Байдиреков сформулировал в следующих словах:
      - Будем сражаться как львы, погибнем, но не позволим оклеветать советских партизан. Пусть генералы Армии Крайовой за свое поражение отвечают сами...
      Другие предлагали прекратить раз и навсегда всякие отношения с авантюристами из Армии Крайовой и вместе с подразделениями Армии Людовой, сражающимися на Повисле, прорваться к реке и попытаться переправиться на правый берег к своим. Кто-то даже сказал, что лучше уж быть живой собакой, чем мертвым львом. Жаркому спору не видно было конца, каждая сторона приводила все новые и новые доводы. Наконец всё обратились к Турханову с просьбой сообщить мнение командования, обещая поддержать его, каким бы оно ни было.
      - Я думаю, что советскому партизану не к лицу быть собакой, ни живой, ни мертвой... Мы не бросим в беде жителей Варшавы и, пока они держат в руках оружие, будем вместе с ними сражаться с фашистами. Вы согласны? - спросил полковник, внимательно глядя на своих соратников.
      - Да! - прозвучал решительный ответ.
      - Тогда слушайте боевой приказ!
      И командир поставил перед каждым подразделением конкретную боевую задачу в предстоящем бою...
      Предположение Турханова оправдалось: немцы с утра начали штурмовать позиции повстанцев. Сначала авиация нанесла бомбовый удар, от которого главным образом пострадало мирное население города. Страшное опустошение произвели немцы во время артиллерийской подготовки. Сотни снарядов и мин накрывали кварталы города, превращая жилые массивы и комплексы административных зданий в сплошные дымящиеся развалины. В нескольких местах вспыхнули пожары. Тушить их было некому и нечем, и огонь пожирал то, что пощадили снаряды и бомбы. Тучи черного дыма и красной кирпичной пыли закрыли солнце, на улицах стало темно, словно после ясного утра сразу же надвинулись вечерние сумерки. Но все это не сломило волю повстанцев к сопротивлению. Штурмовые отряды немцев везде встречали ожесточенный отпор защитников баррикад.
      Вступил в бой и батальон Адама Краковского. Раньше перед ним стояла рота вермахта, но за две недели она понесла такие тяжелые потери, что командование немцев вынуждено было вывести ее в тыл. Несколько дней ТОМУ назад произошла смена. Вместо роты вермахта позиции перед партизанами заняли эсэсовцы оберфюрера Дирливангера, об исключительных зверствах которых давно рассказывали легенды. Как и подобает извергам, бой они начали с омерзительной подлости. Как только немецкие артиллеристы перенесли огонь в глубину обороны повстанцев, на улице с противоположной стороны площади появилась толпа женщин с грудными детьми на руках. Их было не меньше ста. Женщин эсэсовцы гнали перед колонной. Дети плакали, матери кричали, чтобы повстанцы не стреляли в них. Создалось исключительно сложное и опасное положение. Если не отделить колонну фашистов от мирных граждан, противник может подойти вплотную к партизанским позициям и под защитой этой живой стены ворваться в расположение отряда. Тогда начнется такая резня, исход которой даже трудно предсказать. В то же время стрелять по фашистам, не рискуя попасть в несчастных матерей и их детей, было невозможно.
      Там, где узкая улица выходила на площадь, в двух полуразрушенных домах были замаскированы огневые точки боевого охранения партизан. К ним можно было добраться по ходам сообщений, прорытым через площадь. Туда и поспешил лейтенант Волжанин, чтобы лично руководить маневром, рассчитанным на отделение колонны эсэсовцев от толпы женщин. К командиру взвода боевого охранения он добежал как раз вовремя: тот совсем растерялся и не знал, что делать.
      - Приготовиться к бою! - скомандовал Волжанин. - Женщин пропустите по улице, а когда фашисты поравняются с нами, откроете по ним ураганный огонь из всех видов оружия. Без команды не отходить ни на шаг!
      Затаив дыхание, следили бойцы за фашистами. Два ручных пулемета и больше двух, десятков автоматов и винтовок были нацелены на улицу. Слово команды - и они зальют врага свинцовым дождем. Приготовлены были также и ручные гранаты. Вот плачущие женщины поравнялись с бойцами боевого охранения. За ними, как на параде, маршировали эсэсовцы. Волжанин поднял руку и, когда толпа женщин прошла мимо, крикнул:
      - Огонь! Женщины, бегите вперед! Живее! Не бойтесь, вас не убьют!
      Гром выстрелов заглушил его слова. Неизвестно, услышали ли их женщины, но все они бросились бежать, а фашисты заметались под огненным ливнем. Многие упали на мостовую, другие отступили, и лишь некоторые пытались отстреливаться, но в них тут же полетели ручные гранаты. Обстрел на так называемой "ничейной земле" оказался для фашистов полной неожиданностью. Ведь их разведчики ночью обшарили здесь все закоулки и не обнаружили ни одной живой души: по приказанию Турханова взвод боевого охранения выдвинулся сюда лишь на рассвете.
      Первая неудачная атака, очевидно, перемешала все карты противника. Целый час он не подавал никаких признаков жизни. Но вот вдали показались самолеты. Девятка "юнкерсов" приближалась к городу с запада, направляясь к партизанским позициям. Но их перехватили советские истребители, внезапно появившиеся из-за Вислы. Воздушные пираты, потеряв два самолета, вынуждены были поспешно удалиться.
      Партизаны знали, что дело этим не кончится. Скоро над районом завыли мины и артиллерийские снаряды. К счастью, основной удар немцы направили туда, где была отбита их первая атака. Бойцы боевого охранения, понеся потери, вынуждены были отойти, но основные силы партизан от обстрела почти не пострадали.
      У партизан было одно 45-миллиметровое орудие. Выполняя заказ Турханова, его удачно спустили на землю советские летчики. Были в отряде и артиллеристы. Командиром орудия назначили сержанта Васильева.
      Васильев вместе со своими артиллеристами поставил орудие в одну из комнат первого этажа, в двухметровой толще стены пробил амбразуру и оттуда начал обстреливать фашистов. На счету партизанских артиллеристов уже были два уничтоженных танка и несколько бронемашин. Но немцы, видимо, решили разделаться с этим орудием и затем, выведя свои танки на площадь, расстрелять партизан в упор. На сей раз штурмовой группе придали самоходное орудие "фердинанд", которое немцы называли "подвижной крепостью". Действительно, "фердинанду" не были страшны ни противотанковые ружья, ни мелкокалиберная артиллерия. Ударный кулак фашистов включал еще и два средних танка.
      Посылая снаряд за снарядом, "фердинанд" и два танка вышли на площадь и с близкого расстояния начали бить по огневым точкам партизан. Должно быть, танкисты и экипаж самоходки хорошо знали местность. Бронированные чудовища благополучно миновали все опасные места и заняли весьма выгодные огневые позиции. Началась артиллерийская дуэль. Расчет Васильева бил по танкам. Пятым снарядом он поджег один из них. Второй отошел в сторону. "Фердинанд" же продолжал обстрел. На третьем этаже дома, превращенного партизанами в неприступный форт всей системы обороны, начался пожар. Но два первых этажа держались крепко. Тогда "фердинанд" направил огонь против орудия Васильева. Тяжелые фугасные снаряды хоть и причиняли большие разрушения дому, но пробить двухметровую стену не могли. Но вот один из снарядов влетел в амбразуру и разорвался внутри здания. Когда Васильев пришел в себя, его глазам представилась ужасная картина: орудие разбито, артиллеристы погибли...
      Он выглянул на улицу. По площади уже бежали фашисты, а самоходка подошла совсем близко к дому и начала разворачиваться. У артиллеристов на всякий случай были заготовлены три связки гранат. Васильев решил метнуть их под гусеницы "фердинанда", но тут понял, что правая рука не действует. Удивила его и полнейшая тишина. В первое мгновение он подумал, что бой вдруг затих, но потом сообразил, что потерял не только правую руку, но и слух.
      - Сволочь! - крикнул он. - Искалечил меня, но и сам не уйдешь!
      Он сунул две связки гранат под пояс, третью взял в левую руку, через амбразуру выскочил на площадь и бросился под гусеницы "фердинанда"...
      Раздался невиданной силы взрыв. От детонации взорвались боеприпасы, находившиеся внутри самоходки. Стальное чудовище разлетелось на куски. Все это произошло на глазах у партизан и наступающих на них фашистов. Подвиг Васильева воодушевил товарищей. С криком "Ура!" они бросились в контратаку. На площади завязался рукопашный бой. Бойцы Волжанина и Байдирекова дрались как львы. К ним присоединились солдаты и офицеры АК из батальона поручика Бохеньского. Эсэсовцы не выдержали натиска объединенных сил советских партизан и польских повстанцев. Они дрогнули, начали отступать, а потом обратились в бегство...
      Глава пятнадцатая
      Еще днем, когда повстанцы отражали яростные атаки немцев, Ева приняла радиограмму Барсукова. Генерал сообщал в ней о благополучном прибытии на правый берег сержанта Измайлова, посланного Соколовым. Сам Соколов возвратился из разведки с наступлением ночи. Таким образом, путь для эвакуации отряда был найден. Это обрадовало партизан. Предстояло вывести из Варшавы почти сто человек, из них двадцать три тяжелораненых. Последние особенно беспокоили Турханова. Оставить их - значит обречь на верную гибель. Стало быть, придется унести на носилках. Штаб приступил к разработке подробного плана эвакуации, которая должна была начаться, как только повстанцы окончательно капитулируют. По всему чувствовалось, ждать этого момента осталось недолго.
      С наступлением ночи бои прекратились и в городе установилась тревожная тишина, лишь изредка прерываемая одиночными выстрелами или разрывами шальных мин. Город погрузился в тяжелый сон. Спали и свободные от службы партизаны. Турханов решил обойти посты, проверить дозоры. Было бы непростительно, если бы сейчас, когда до выхода из Варшавы осталось несколько часов, отряд понес потери из-за внезапного нападения фашистов. Но часовые оказались на месте. Они бдительно несли свою нелегкую службу. Саперы под руководством майора Громова рыли канаву, по которой можно будет прямо из подвала, превращенного партизанами в казарму и бомбоубежище, попасть в канализационный туннель. Свободные от наряда бойцы спали тут же в подвале, повалившись на кучи тряпья и всякого хлама. Спали неспокойно. Некоторые тяжело стонали, другие то и дело вскрикивали или разговаривали во сне, видимо еще раз переживая страшные минуты боя, который произошел днем. Здесь же лежали легкораненые.
      Турханов знал, что все они прибыли в Варшаву добровольно. Все они с честью выполнили свой долг перед Родиной. Они верят в него. И он отвечает за их жизнь.
      Он должен вывести их отсюда. "Мы сделаем все, что только в человеческих силах", - как клятву, произнес про себя Турханов, покидая подвал.
      На улице он столкнулся с поручиком Бохеньским.
      - Что нового? - спросил полковник.
      - Ничего хорошего, - вздохнул Тадеуш, - Был в Главном штабе. Оказывается, вопрос о капитуляции уже решен. Немцы согласились распространить права комбатантов на всех солдат и офицеров Армии Крайовой, а остальных участников восстания будут рассматривать как гражданское население, если они добровольно сложат оружие. После подписания акта о капитуляции нас отправят я лагеря военнопленных, а жителей эвакуируют из города в беженские лагеря.
      - Когда ожидается подписание акта о капитуляции?
      - С часу на час. Думаю, к вечеру мы уже сложим оружие. А вы как? спросил Бохеньский, хотя и знал, какой будет ответ.
      - Мы будем бороться до конца....
      Днем 2 октября бои почти повсюду прекратились. Происходили только отдельные, случайные стычки и перестрелки. О капитуляции повстанцев уже говорили как о деле решенном. Варшавяне, обманутые в своих надеждах на быстрое освобождение, угрюмо молчали. Но были и такие, особенно среди молодежи, которые открыто ругали своих незадачливых руководителей. Вечером поступил приказ сложить оружие. Батальон поручика Бохеньского выстроился перед костелом и ждал прибытия представителей немецкого командования, чтобы сложить оружие и сдаться в плен...
      Передав последнюю радиограмму, Ева упаковала рацию.
      - Заберите! - сказала она двум партизанам, прибывшим за ней. - Будьте осторожны. Полковник хочет сдать ее в музей в исправном виде...
      Бойцы осторожно подняли рацию и унесли. Оставшись одна, Ева тяжело вздохнула. Мечта об освобождении родного города из-под фашистского ига не исполнилась. Она с тоской осмотрелась кругом, потом, взяв кусочек мела, крупными буквами написала на гладкой стене бункера, - написала на трех языках - польском, русском и немецком: "Да здравствует свободная и независимая Польша! Да здравствует наша победа! Слава советским партизанам! Смерть немецким оккупантам!"
      Закончив, она вышла из бункера. Там ее ждал вооруженный боец.
      - Полковник приказал сопровождать вас на митинг. Пойдемте скорее, все уже в сборе! - позвал он.
      В это время к ним подошла какая-то женщина.
      - Добрый вечер, Ева! - сказала она, подавая ей руку. - Какое счастье, что я застала тебя здесь!
      - Что вам нужно? - резко прервала ее Ева.
      - Разве ты меня не помнишь? Я Ирена. Мы когда-то учились вместе... Ну, вспомни...
      - Извините, я очень спешу.
      - Постой, Ева! Прошу тебя: представь меня Турханову. Я член ППР. Если останусь здесь, немцы меня убьют. Я хочу уйти из города вместе с партизанами. Помоги, ради бога! - умоляла неизвестная женщина.
      -Хорошо. Пойдемте, - подумав, согласилась Ева.
      Они вошли в бомбоубежище. Весь батальон Краковского был в сборе. Поляки переоделись в гражданское платье. Группа Кальтенберга, выполняя фиктивную роль немецкого конвоя, должна была вывести их из города. Чтобы обмануть фашистов, решено было смешать солдат с местными жителями, среди которых преобладали женщины, старики и дети. Они тоже пришли на митинг.
      Митинг открыл Комиссаров. По его предложению собравшиеся почтили память погибших товарищей минутой молчания. Слово предоставили Турханову.
      - Дорогие товарищи! Дорогие друзья! - начал он. - Сегодня мы покидаем Варшаву. Но это не означает, что мы отказались от борьбы за ее освобождение. Мы еще придем сюда. Придем не одни, а вместе с Красной Армией и войсками новой Польши. Только они смогут освободить Варшаву и весь польский народ!
      Товарищи партизаны! Сражались вы храбро и умело. Чтобы разгромить врага, вы сделали все возможное и даже невозможное. И если мы вынуждены временно выйти из боя, то не по своей вине, а по вине тех, кто предал повстанцев, предал свой народ. Вы не склонили голову перед грозным врагом и уходите из города непобежденными. Честь и слава советским партизанам!..