- Проверка документов, - объявил Конрад.
      - Битте! - открыв дверцу, полковник протянул свое удостоверение.
      Кальтенберг внимательно просмотрел документ и вдруг заметил, что в нижнем правом углу второго листа нет секретной пометки, которую делали всем офицерам, находящимся в действующей армии.
      - Вынужден вас задержать. Выходите! - приказал Кальтенберг,
      - В чем дело? - заволновался полковник. Конрад объяснил.
      - Это недоразумение. Я только вчера прибыл на Восточный фронт. Мне еще не успели как следует оформить документы, - пытался оправдаться полковник.
      - Выходите! - крикнул Конрад и поднял автомат. Делать было нечего. Стараясь сохранить достоинство, полковник медленно вышел из машины: он не сомневался в благоприятном исходе инцидента. Но шофер и ефрейтор, очевидно, были иного мнения: когда Кальтенберг приказал им оставить оружие в машине, они кинулись к придорожным кустам. Соколов первой же очередью из автомата скосил обоих.
      - Что вы делаете?! - в ужасе закричал полковник.
      - Расстрел при попытке к бегству. С вами будет то же самое, если вздумаете бежать. Сдайте оружие! - и Конрад вынул у полковника из кобуры парабеллум.
      Затем Соколов скрутил ему за спиной руки, использовав его же брючный ремень, и втолкнул в машину. Яничек сел за руль, и обе машины тронулись.
      Проехав с километр, машины свернули на проселочную дорогу и быстро покатили в сторону леса, черневшего вдали.
      Глава десятая
      Остальные партизаны тем временем занялись устройством базы для своего отряда. Ввиду того что между людьми не были распределены обязанности, Турханов временно разбил их на три группы. Первой, куда вошла половина всего личного состава, он поручил оборудовать две землянки под жилье и одну под склад. Второй группе поручили приготовить обед из двух блюд: мясной суп на первое и овсяную кашу на второе. Третья группа взялась за организацию охраны лагеря. Летчики же занялись установлением связи с Большой землей, использовав для этой цели радиостанцию Евы, и поиском посадочной площадки на случай, если связь будет установлена и командир авиатранспортного полка, в котором они служили, согласится прислать за ними самолет. В противном случае они решили тоже воевать в рядах партизан.
      Со вчерашней ночи Турханов успел исходить эту часть леса вдоль и поперек, поэтому довольно четко представлял, с какой стороны ждать опасности и куда отходить в случае нападения карателей. О принятии боя пока не могло быть и речи. Партизаны очень плохо вооружены, боеприпасов у них не хватило бы даже для отражения первой атаки. Больше всего беспокоило полковника отсутствие дисциплины, в чем он убедился при распределении обязанностей: всем хотелось попасть в группу поваров, никто не хотел работать на расчистке землянок и блиндажей, выставление же постов многие считали пустой затеей. "Зачем нам полевой караул? Для того чтобы поднять по тревоге спящих партизан, достаточно иметь дневального. "Лес большой, если что - беги в любую сторону", - заявил один из них. Надо полагать, партизанскую войну он представлял себе как обычную охоту, где роль охотника исполняли каратели, а роль зайца - партизаны. Турханов назначил его наблюдателем на опушке леса, откуда утром сам следил за приближением подводы с полицейскими. Чтобы выяснить, как партизан выполняет поручение, полковник решил посетить его пост через два часа.
      Теперь он шел туда. Надо отдать должное: тот замаскировал свой пост превосходно, - если бы Турханов не знал, где он находится, наверняка прошел бы мимо.
      - Ну как? Ничего не видно на горизонте? - спросил Турханов.
      - Вижу две автомашины - легковую и грузовую. Грузовик как будто наш, а вот чья легковая - ума не при ложу.
      - Может, волостное начальство по просьбе Соколова выслало карету "скорой помощи"? Красного креста незаметно? - пошутил полковник.
      - Пришлет оно, так и ждите, - сплюнул наблюдатель.
      Когда подъехали довольно близко, Турханов узнал Кальтенберга, сидящего за рулем легковой машины, потом Яничека и Мурзаева, ехавших на вездеходе, а затем и остальных - кроме женщины и немецкого полковника. Теперь можно было выйти на дорогу.
      Увидев Турханова, Конрад остановил машину. Соколов первым выскочил из машины. Его лицо сияло.
      - Товарищ полковник, ваше задание выполнено, - начал было докладывать он, но Турханов остановил его.
      - Кому вы рапортуете? - спросил он. - Разве забыли, кто здесь командир отряда?
      - Кто старший по званию, тот и командир. Разрешите, товарищ командир отряда, закончить доклад?
      Полковник улыбнулся и махнул рукой.
      - Хирурга мы нашли. Зовут ее Алиной Вольской. Она добровольно согласилась поступить в наш отряд. По дороге произошла небольшая стычка. С нашей стороны потерь нет, у противника двое убитых, один пленный. Наши трофеи: один пулемет, два автомата, один пистолет и легковая машина.
      - Молодцы, ребята! Рад поздравить вас с победой. Врача отвезите к больным, пленного сдайте под охрану, а вы с товарищем Кальтенбергом останьтесь здесь. До лагеря пойдем пешком. По пути расскажете все подробности.
      Конрад передал руль Яничеку, а сам, захватив толстый портфель, подошел к Турханову. Остальные на машинах отправились в лагерь.
      По просьбе Турханова Соколов и Кальтенберг, перебивая и дополняя друг друга, рассказали о своем походе в волостной центр. Полковник в общем одобрил их действия, но счел необходимым заметить, что при выполнении боевой задачи надо уметь сосредоточить внимание на главном, не отвлекаясь случайными, второстепенными делами.
      - Но захват немецкого полковника нельзя считать второстепенным делом, возразил Соколов.
      - Да, так, однако это не входило в вашу основную задачу. Представьте себе на минуту такую возможность: когда вы остановили машину немецкого полковника, к вам подъезжают жандармы или эсэсовцы. Смогли бы вы тогда доставить в отряд врача?
      - Вряд ли... - вздохнул Соколов.
      - Теперь о пленном. Что это за птица?
      - Весьма высокого полета, - ответил Конрад. - Сна чала он поверил, что мы - немецкие жандармы. Потом понял, что попал в западню. По его словам, он является одним из трех руководителей военно-строительной организации, занятой возведением оборонительных сооружений вдоль советско-польской границы на участке между городами Хелм-Хрубешув - Рава-Русская. В этом портфеле имеется довольно подробный план расположения основных строительных объектов.
      - Неужели гитлеровские генералы надеются остановить наступление Красной Армии на нашей границе? - спросил Соколов.
      - Надолго остановить им, конечно, не удастся, но в Европу они нас без боя не впустят. Сведения о будущей оборонительной линии представляют для командования Красной Армии большую ценность. Сейчас вы идите обедать, а потом допросите его еще раз. А я пойду познакомлюсь с содержимым портфеля. Желаю успеха!
      И, взяв у Кальтенберга портфель с трофейными документами, Турханов направился к блиндажу, а Соколов и Кальтенберг пошли искать "столовую".
      Глава одиннадцатая
      Мысли Турханова то и дело возвращались к Еве. Жалко было девушку. Действительно, судьба обошлась с ней чересчур жестоко. Еще не видела противника в глаза, а уже ранена, да еще в тылу врага, - есть о чем призадуматься. Правда, теперь уже смерть ей не угрожает, но, чтобы поставить ее на ноги, потребуется время и покой, чего, как известно, в условиях партизанской войны добиться не очень-то просто. Хорошо еще, что об отряде не пронюхали каратели, а если они предпримут наступление и придется отходить в глубь леса? Как быть тогда с ранеными и больными? Нести с собой - нужны люди, оставить здесь - значит обречь на верную смерть. Причем если раненых мужчин немцы пристреливают, то над женщинами так издеваются, что при одной мысли об этом волосы встают дыбом. Остается один выход - отвезти ее в деревню к надежным людям. Но опять вопрос: как их найти? "Может, врач поможет? - вспомнил Турханов о женщине, прибывшей с группой Соколова. - Она местная, должна многих знать".
      С этой мыслью он вошел в блиндаж. Ева лежала на спине. При его появлении она повернулась на бок и приподнялась на локтях. Это обрадовало Турханова.
      - Как себя чувствуешь? - спросил он.
      - Гораздо лучше. Температура почти нормальная. Врач разрешила лежать на спине.
      - Она была здесь?
      - Да. Осмотрела рану, сменила перевязку. Знаешь, она похвалила тебя.
      - За что?
      - За обработку раны. Говорит, ты сделал это не хуже специалиста. Уверяет, что моя жизнь действительно была в опасности. Я так благодарна тебе.
      - Вот видишь, я был прав, а ты не хотела, - улыбнулся Турханов. - Надо слушаться старших!
      - Теперь я всегда буду слушаться тебя. Но тогда мне было стыдно.
      Девушка спрятала лицо в складках парашюта, служившего ей и одеялом и простыней. В это время послышались тяжелые шаги за дверью. Скоро в землянку вошел Мурзаев. В руках он держал котелок и миску.
      - Принес обед. Хороший обед. Вкусный обед. Много мяса, много каши, много хлеба, - с неподдельной радостью сообщил Алим.
      - Много соли, - со смехом добавил полковник, отхлебнув ложку супа. Кто тебя послал сюда?
      - Сам послал. Вижу, все обедают. Соколов обедает. Яничек обедает. Конрад обедает. Турханов не обедает. Панночка не обедает. Нога не работает. Я решил помочь. Кушайте на здоровье, а я подожду за дверью. Потом помою посуду, - с характерным татарским акцентом проговорил Мурзаев и быстро вышел из землянки.
      - Славный какой, - сказала Ева.
      Суп был пересолен, а каша, наоборот, недосолена. Турханов подумал о том, что необходимо организовать пищеблок, подыскав людей, знакомых с кулинарным делом. Да, везде требовались люди...
      После обеда Мурзаев принес ключевой воды.
      - Повар наш влюблен. Он пересолил суп. Надо много воды пить. Хорошая вода. Бьет из-под земли. Пейте на здоровье!
      - Слушай, Алим, как ты думаешь: не лучше ли нам говорить по-татарски? спросил полковник.
      - Конечно, лучше, - обрадовался Мурзаев. - Ты татарский знаешь?
      - Знаю, - по-татарски ответил полковник. - Теперь можешь идти.
      - Еще один вопрос. Можно стать твоим ординарцем?
      - Об этом поговорим позже, а теперь иди. Когда понадобишься, позову.
      - Ну, ты наконец свободен? - спросила Ева, когда за Алимом захлопнулась дверь. - Отдохни хоть немного.
      - Некогда, Ева. Надо просмотреть вот эти документы, - открывая портфель и показывая бумаги, проговорил полковник.
      - Боже мой, сколько их! Неужели все надо прочесть?
      - Решительно все. Некоторые даже по два или потри раза.
      - Вот наказание! Скажи, у вас, в Красной Армии, все офицеры так заняты?
      - Да. Свободного времени почти не бывает. Поэтому никогда не выходи замуж за офицера, - пошутил Турханов.
      Ева ничего не ответила, повернулась на другой бок, притихла.
      Турханов начал знакомиться с документами. Чего тут только не было! Топографические карты Люблинского воеводства с прилегающими районами СССР, на которых разноцветными карандашами были отмечены строящиеся объекты оборонительных линий, сметы строительства, чистые и заполненные бланки отчетности по произведенным работам, письма и телеграммы - всего и не перечислишь. Турханова особенно заинтересовала одна телеграмма. Некто Эрдман, обергруппенфюрер СС, сообщал штандартенфюреру СС Вернеру о том, что, по просьбе генерального директора ТОДТ <ТОДТ - военно-строительная организация>, начальник управления лагерей военнопленных распорядился дополнительно выделить в его распоряжение 10 тысяч работоспособных советских военнопленных для использования их на строительстве оборонительных сооружений в районе Хрубешув. После окончания работ оставшиеся в живых военнопленные подлежали уничтожению "в целях сохранения военной тайны", как было сказано в телеграмме. Далее сообщалось, что первый эшелон военнопленных в количестве 700 человек прибудет на железнодорожную станцию "X" 12.4.44 г. в 22.00, куда следует выслать уполномоченного. К телеграмме была приколота доверенность на имя инженер-полковника Грюгера, которому поручались прием и доставка к месту работы указанных военнопленных.
      - Вот оно что, - догадался полковник. - Значит, захваченный нами инженер-полковник ехал за военнопленными. А что, если... Что, если подменить его кем-нибудь из наших. Скажем, Кальтенбергом? Пусть он примет военнопленных и приведет их в лес, а мы обезоружим конвой. Остается только выяснить, что это за железнодорожная станция "X". Это мы спросим у Грюгера".
      Турханов скинул кожаное пальто, накрыл им Еву и вышел из блиндажа.
      Пленного немца допрашивали в одной из очищенных от мусора и пыли землянок. У входа стоял вооруженный часовой.
      - Вызовите Соколова! - приказал полковник.
      Часовой вошел в землянку и тут же вышел вместе с лейтенантом.
      - Ну что у вас?
      - Ничего, - вздохнул Соколов. - Молчит, словно в рот воды набрал. Мы к нему и так и эдак, и с лаской и с угрозой. А. когда стало совсем невтерпеж, даже отвесили пару оплеух. Не помогает. Уж не знаем, что и делать.
      - Били зря, - твердо сказал Турханов. - Когда допрашиваете, ни в коем случае нельзя выходить из себя. Враг заговорит, если только надеется, остаться в живых.
      - Товарищ полковник, поговорите с ним сами, - попросил лейтенант.
      - Хорошо. Но сначала ответьте мне на один вопрос: можем мы доверить Кальтенбергу самостоятельное задание?
      - Можем, товарищ полковник. Любое задание. Я ему верю, как самому себе.
      Турханов коротко изложил свой план освобождения военнопленных. Соколов пришел в восторг.
      - Вот это дело! - воскликнул он. - Ради того, чтоб спасти стольких людей, не грех и погибнуть... Конрад, конечно, согласится. А какую роль вы отведете мне в этой операции?
      - Одну из самых важных, конечно. Впрочем, роли распределим позже, а пока покажите мне немца.
      Появление человека в форме советского полковника произвело на Грюгера ошеломляющее впечатление. До сих пор он считал, что находится в руках кучки военнопленных, какие бродят повсюду в польских лесах. При этом он понимал, что спасения для него нет. "Чем меньше отряд, чем дальше он от регулярных войск, тем больше в нем беззакония, - думал он. - Мне остается одно умереть с достоинством".
      Теперь в нем зашевелилась надежда. Поэтому он довольно бодро вскочил с места, приветствуя равного по званию.
      - Садитесь! - сказал Турханов. - Говорите по-русски?
      - Очень плохо.
      - Тогда будем говорить по-немецки. Мне доложили, что вы не желаете отвечать на вопросы моих офицеров. Правда это?
      - Сначала позвольте мне задать вам один вопрос.
      - Я вас слушаю.
      - Что вы со мной сделаете? Только отвечайте честно.
      - Это целиком и полностью зависит от вас.
      - Не понимаю.
      - В вашем портфеле мы обнаружили много документов, касающихся планов немецкого командования относительно летней кампании-этого года. Они требуют пояснений. Если вы согласитесь дать их, я обещаю сохранить вам жизнь.
      - Каким образом? Не будете же вы меня возить с собой до конца войны?
      - Я переправлю вас через линию фронта.
      - Как? - удивился Грюгер.
      - Так же, как я сам переправился сюда.
      Это произвело на пленного полковника соответствующее впечатление.
      - Скажите, что я конкретно должен сделать?
      - Напишите на мое имя письмо и расскажите самым подробным образом все, что вам известно о планах немец кого командования. Если выяснится, что вы располагаете ценными сведениями, которые могут понадобиться командованию Красной Армии, я сделаю все, чтобы вы сами сообщили им там, за линией фронта.
      - А если вы сочтете мои сведения недостаточно ценными или ложными? глядя Турханову в глаза, спросил Грюгер.
      - Думаю, вы сами догадываетесь, что будет в последнем случае.
      Немец опустил голову. Он понял, что обмануть этого полковника невозможно, а не принять его предложения - значит подписать себе приговор. Оставалось одно - заинтересовать командование красных. "Может быть, они в самом деле захотят выслушать меня. Тогда я спасен", - решил он:
      - Хорошо, я напишу. Дайте мне бумагу, - попросил он.
      - Спешить не будем, - предупредил Турханов. - Пока ответьте устно на следующие вопросы, - и он достал из портфеля телеграмму обергруппенфюрера СС Эрдмана.
      Глава двенадцатая
      Железнодорожная станция "X" находилась в пятнадцати километрах от партизанской базы.
      Исходное положение решили занять в заброшенном хуторе в двух километрах от станции. Места эти хорошо знал Зильберман - в этом хуторе он скрывался от полиции перед поступлением в партизанский отряд. Решили взять его в качестве проводника, на что он охотно согласился. С наступлением вечера тронулись в путь. Впереди на легковой машине ехали трое: Кальтенберг в мундире Грюгера, Яничек и Турханов, исполнявшие роли его шофера и телохранителя. Остальные семь человек, тоже переодетые в немецкую форму, ехали сзади на вездеходе. По пути они дважды встретились с небольшими автоколоннами противника, но никто на них не обратил внимания. Поэтому, когда в третий раз попался одинокий грузовик, Кальтенберг смело остановил его и попросил офицера, сидевшего рядом с шофером, поделиться горючим. Тот не стал возражать, и двадцать литров бензина тут же перекачали из бака грузовика в бензобак легковой машины. Пока шоферы занимались этим, Конрад успел рассказать новому "приятелю" довольно сомнительный анекдот о Геббельсе. Хотя тот покатился со смеху, Турханов потом выговорил Кальтенбергу за ненужный риск.
      События дня убедили Турханова, что партизан нельзя упрекнуть в отсутствии смелости и отваги - наоборот, их надо было удерживать от необдуманных, рискованных действий, всячески прививать чувство ответственности и самодисциплины.
      На станции "X" творилось что-то неладное. Стоило прибыть товарному поезду, как тут же машинист требовал несколько часов для устранения каких-то неисправностей в машине. Правда, хозяйство дороги давно находилось в плачевном состоянии и частая порча паровозов, казалось, никого не должна была удивлять, но начальник станции пан Бродзиловский нервничал. "Проходят же они через другие станции, а у меня останавливаются. Ох, чует мое сердце, добром это не кончится", - думал он, с тоской глядя в окно. Свободных путей становилось все меньше и меньше.
      Вот два паровоза, пыхтя и шипя, притащили тяжелый состав с цистернами, в которых было несколько сот тонн авиационного бензина. Просмотрев документы, пан Бродзиловский ужаснулся: "Не дай бог, опять налетит авиация! Всех заживо сожжет!"
      Как раз в это время к переднему локомотиву подошел смазчик.
      - Вечер добрый, пане машинист! - сказал он, приподнимая грязной рукой форменную фуражку. - С праздником вас!
      - Добрый вечер, пане смазчик! - ответил машинист. - Вас тоже с праздником. Как вы думаете, гости будут сегодня?
      - Должны быть. Сообщают, что выехали. К встрече мы уже подготовились, сказал смазчик и тихо добавил:
      - Сбор у пана Ярошевского. Выпустите пар и идите туда.
      С противоположной стороны к станции подошел эшелон с военнопленными.
      О прибытии этих двух последних составов с бензином и военнопленными начальник станции поставил в известность военного коменданта.
      - Эшелону с горючим откройте зеленую улицу, а состав с военнопленными поставьте на десятый путь! - распорядился тот.
      Пан Бродзиловский и сам хотел сделать так, но стрелочник почему-то загнал бензоцистерны в тупик. Это выяснилось только через полчаса.
      -Паршивые собаки! - рассвирепел военный комендант. - Вы продались русским! Вас всех надо повесить! Если стрелочник не знает своих обязанностей, идите станьте сами на его место! Последний раз предупреждаю: чтобы через пять минут состав с горючим покинул станцию!
      Пан Бродзиловский решил навести порядок и выбежал на перрон. К его удивлению, там не было ни души. "Что за черт! - встревожился он. - Куда они запропастились?
      Вдруг тревожно завыли сирены. Начальник станции понял, что с распоряжением опоздал. "Теперь порядок наведут русские... Через несколько минут все взлетим на воздух".
      Он видел, как проводники, кондукторы и охранники побежали в сторону бомбоубежища. Неожиданно сирены замолкли, но тут же послышался мощный гул моторов. Он быстро приближался. Заметив возле эшелона с военнопленными какое-то движение, пан Бродзиловский бросился туда. Оказывается, кто-то открывал двери вагонов.
      - Вы сошли с ума! - закричал начальник станции. - Перестаньте сейчас же! Закройте!
      Но неизвестный юркнул под вагон. Пан Бродзиловский принялся сам закрывать двери. В ту же секунду раздался свисток паровоза, и поезд тронулся.
      Тем временем самолеты приближались с бешеной быстротой. Оставаться на станции было бессмысленно, и пан Бродзиловский побежал к будке стрелочника.
      - Иезус Мария! Спасите нас! Не дайте большевикам уничтожить станцию! молился он.
      Но бог не внял его мольбе. Одна за другой в воздух взвились осветительные ракеты. Тут же со страшным воем полетели бомбы. Одна из них угодила в здание вокзала, другие разорвались среди вагонов. Вспыхнули три цистерны с бензином. Стало светло как днем. А бомбы все падали, пожар разгорался все сильнее, мощные взрывы сотрясали воздух. Огонь перекинулся с цистерн на соседние составы, а потом на пакгаузы. Скоро горело уже все, что только могло гореть.
      Сделав свое дело, самолеты улетели на восток. В будку стрелочника начали собираться железнодорожные служащие.
      - Ну, как там? - со страхом спрашивал пан Бродзиловский.
      - Здание вокзала превратилось в руины, - доложил телеграфист.
      - На месте водокачки образовалось озеро, - сообщил механик насосной станции.
      - Мы остались без средств связи, все пути разрушены, - прохрипел дежурный по станции.
      - Велики ли жертвы? - спросил потрясенный пан Бродзиловский.
      - К счастью, не велики. Из-под развалин извлекли трупы военного коменданта и его помощника. Кроме того, убито три немецких солдата, охранявших склады. Среди поляков жертв нет, - отрапортовал дежурный по станции.
      - Значит, вы все попрятались как крысы? Вы вот, на пример, пан Пустелак? Почему вы во время тревоги покинули пост? Разве не знаете устав? обратился начальник станции к механику насоса.
      - А что толку? - развел тот руками. - Швабы не покинули свои посты, так их бог призвал к себе. Я хочу еще пожить...
      Все засмеялись.
      - И правда, пан Бродзиловский, подумайте сами: немцы погибают за своего фюрера, а нам за кого?
      - Вы мне эти разговорчики бросьте! - угрожающе поднял палец начальник станции. - Лучше подумайте, что будем отвечать, если гестаповцы спросят о ракетах.
      - О каких ракетах?
      - О тех, что указали русским летчикам дорогу к нашей станции.
      - Я не видел никаких ракет, - сказал один.
      - Знать не знаю о ракетах, - добавил другой.
      - Пан Бродзиловский, вы ошиблись. Русские при выходе на цель всегда выпускают осветительные ракеты, - вмешался дежурный.
      - Может быть, - согласился начальник станции. - Значит, договорились? Никаких ракет мы не видали!
      Никто не стал возражать. В это время в будку ворвался человек в форме офицера словацкой армии.
      - Проклятые свиньи! - заревел он басом. - Все вы - московские агенты. Где мой эшелон?
      Начальник станции встал во весь рост и, смерив вошедшего презрительным взглядом, спокойно спросил:
      - С кем имею честь разговаривать?
      - Надпоручик Майоров, - представился словак. - Начальник охраны эшелона военнопленных. Скажите, где мой эшелон?
      - Вы его охраняли, вы и должны знать, где он, - ответил начальник станции, явно издеваясь над незадачливым офицером. - Мы вас приняли, поставили, как было указано господином военным комендантом. Ищите его там, в тупике.
      Вошел еще один словак.
      - Господин надпоручик, эшелон нашелся! - доложил он. - Стоит в поле, метрах в трехстах отсюда.
      - Слава богу! - с облегчением вздохнул надпоручик. - Надеюсь, все там в порядке?
      - Половина вагонов пуста. Пользуясь отсутствием часовых, кто-то открыл двери и выпустил военнопленных.
      - Этого еще недоставало! - чуть не плача, прошептал офицер. - Теперь уж суда не миновать. Немцы за такие дела отправляют на виселицу... Но и вы не ухмыляйтесь! - крикнул он полякам. - Побег устроили вы, мы прозевали, значит, висеть будем вместе!
      "Похоже на то, - побледнел пан Бродзиловский. - Нет, не дадут нам умереть своей смертью... Либо расстреляют, либо повесят".
      И, словно в подтверждение этого, снаружи послышался шум моторов. Рядом с будкой остановился автомобиль, и тут же в дверях показался немецкий полковник.
      - Хайль Гитлер! - вскинул он руку.
      - Хайль Гитлер! - нестройным хором ответили на его приветствие.
      - Мне нужен был военный комендант, но он погиб. Служащие сказали, что его обязанности временно выполняете вы, - глядя на пана Бродзиловского, сказал полковник.
      - Верно, герр полковник. Комендант погиб смертью храбрых. Скажите, с кем имею честь говорить?
      - Инженер-полковник Грюгер. Прибыл за военнопленными. Вот мои документы, - и он выложил на стол целую кипу бумаг.
      - По этому вопросу разговаривайте с ним, - возвращая бумаги полковнику, показал на Майорова пан Бродзиловский.
      - Начальник охраны надпоручик Майоров, - представился тот.
      - Вы что, русский?
      - Нет! - испуганно замотал головой Майоров. - Я - словак, верный солдат президента Тисо, самого преданного друга фюрера.
      - Возможно, возможно, - не стал возражать полковник. - Мой шофер тоже чех. Я доволен им. Недавно даже представил к награде. Впрочем, время деньги, как говорят умные люди. Не будем терять его на пустяки. Покажите-ка мне свой товар!
      - Эшелон стоит в поле. Как прикажете: подать его сюда или сами подъедете? Вы, кажется, на машине?
      - Поедем вместе. Мне хочется как следует осмотреть их, не спеша. Знаю я вас, конвоиров: сплавите положенное продовольствие на черный рынок, а пленных довозите полуживыми. Они нужны мне для тяжелой работы, а не для того, чтобы смотреть, как они дохнут от истощения. Больных и слабых забирайте назад.
      Майоров задрожал. "Все знает, - заныло у него сердце. - Суда не миновать... Ведь я им не выдавал даже пятой части пайка... Может, половина из них не стоит на ногах... А если к ним прибавить сбежавших..."
      Автомобиль остановился у одного из вагонов.
      - Моя резиденция, - показал Майоров. - Заходите. Я вас ознакомлю с документами.
      Полковник прошел вперед, а надпоручик шепнул подбежавшему к ним помощнику: "Раздай пленным все, что осталось из съестных припасов. Живо!"
      Вагон был старый, двухосный, из трех купе. В первом расположился начальник конвоя, во втором и третьем унтер-офицеры.
      - А неплохо жилось раньше польским панам. Смотрите, в каждом купе есть душ, туалет, - показал Майоров.
      - Подумаешь, - презрительно поморщился полковник. - Обыкновенный допотопный вагон. После первой мировой войны мы их все продали финнам и полякам.
      - Да, это правда... Вы сегодня ужинали? Нам из-за бомбежки не пришлось.
      - Я тоже не успел.
      - Тогда поужинаем вместе. Что вы предпочитаете - коньяк или сухое?
      - На фронте выбирать не приходится. Что у вас есть?
      - Шампанское, коньяк, бордо. Все французское. В Тарнуве достали. Пришлось квартировать у одного графа в имении. Сам он еще в тридцать девятом бежал в Лондон. Наследники ничего не жалели - только чтобы мы не призвали их к ответственности за отца. Вот на прощание и нагрузили машину запасами из графского подвала.
      Майоров открыл буфет, достал бутылку, откупорил и налил два бокала. Гость и хозяин чокнулись, выпили, закусили.
      - Удивительное вино, не правда ли? - заискивающе улыбаясь, спросил словак.
      - Да, превосходное. Французы - большие мастера своего дела, - похвалил вино полковник.
      - Виноделы прекрасные, но вояки плохие. Проиграть войну за сорок дней величайший позор.
      - Я был там. Войну проиграли Петен и Лаваль, а народ все еще стреляет. Даже в центре Парижа по ночам лучше не выходить на улицу.
      - Убить из-за угла - дело нехитрое. В Тарнуве я потерял заместителя. Был большой бабник. Этим и воспользовались польские партизаны: завлекли к одной красотке на квартиру. Смотрим - утром не является на службу. Послал солдат. Они и принесли его. Так разделали беднягу, что родная мать не узнала бы.
      Хозяин налил еще по бокалу. На сей раз выпили не чокаясь.
      - Если вам нравится мое вино, герр полковник, могу поделиться с вами по-братски, - предложил надпоручик.
      - Не смею отказаться. Сколько я должен заплатить?
      - О, я не торгую. Дарю вам в честь нашей встречи.
      - Как говорили древние римляне: "Даю, чтоб ты дал", - засмеялся полковник. - Можете не сомневаться. Отплачу сполна.
      Майоров позвал вестового и приказал погрузить в багажник автомобиля "герра полковника" три ящика коньяка.
      - Попал я в большую беду, герр полковник, - вздохнул надпоручик. Пользуясь суматохой, во время бомбежки кто-то открыл несколько вагонов и выпустил на свободу военнопленных... Не знаю теперь, что и делать.
      - Вот как... Хм... И много сбежало?
      - Точно еще не подсчитали. Надо проверить поименно. Часа через три выясним. Думаю, не меньше двухсот пятидесяти человек.
      - Мда, плохо, - покачал головой полковник.
      - Понимаю, герр полковник. Выручите, если можете. Вовек не забуду.
      Полковник задумался.
      - Хорошо, я выручу вас, - сказал он после короткого молчания.
      - Как? - встрепенулся начальник конвоя.
      - Очень просто. Я приму пленных без подсчета. Это вас устраивает?
      - Еще как! - воскликнул обрадованный Майоров. - Мне ведь нужна только ваша подпись. Но... Не навлечет ли это на вас неприятностей?
      - Думаю, что нет. Военнопленных мне придется вести пешком свыше семидесяти километров. Среди них всегда много отстающих, которых мы обычно пристреливаем. Так же поступаем с теми, кто пытается бежать. Надеюсь, ваши подопечные дойдут до места благополучно. Бежавших же мы включим в число расстрелянных. Вам остается только подписать составленный мною документ.
      - Конечно, подпишу...
      Пока полковник Грюгер, то есть Кальтенберг, и начальник конвоя вели переговоры, Яничек собрал вокруг себя солдат-конвоиров и затеял с ними шутливую беседу.