От имени жителей города выступил представитель районного комитета Польской рабочей партии, чью фамилию по вполне понятным причинам Комиссаров не стал называть.
      - Товарищи партизаны! Дорогие друзья варшавяне! Столица Польши лежит в развалинах. Погибли тысячи ее жителей. Но те, кто остался в живых, еще скажут свое слово. Они призовут к ответу истинных виновников трагедии, и над всем миром прозвучит их суровый приговор. Виновниками являются не только авантюристы типа Бур-Коморовского и его покровителей из лондонского эмигрантского правительства, но и польская реакция и немецкий фашизм. На скамье подсудимых они будут сидеть рядом, и никто из них не уйдет от ответственности.
      Товарищи! Теперь, когда наша страна в трауре, мы обращаем свой взор на восток. Оттуда идут победоносные армии Советского Союза и новой, демократической Польши. Они придут. При поддержке народа они освободят не только Варшаву, но и все города и села, всю польскую землю. Да здравствует свободная Польша! Да здравствует нерушимый союз польского и советского народов!
      Последние слова оратора потонули в буре аплодисментов.
      Глава шестнадцатая
      Наступил момент расставания. Партизаны тепло попрощались со своими друзьями, и затем Соколов по специально прорытому каналу повел их в канализационный туннель. Кальтенберг со своей переодетой командой вывел поляков на улицу и построил в колонну, чтобы провести через районы, занятые немецкими войсками. Мимо уже прошло несколько таких колонн под конвоем жандармов или эсэсовцев. В подвале остались командиры отряда и руководители антифашистских организаций района, которым предстояло перейти на нелегальное положение. За время двухмесячных боев они успели крепко подружиться и теперь обнимались как родные, желая друг другу скорейшей победы. Ева подошла к Турханову.
      - Володя, с тобой хотят поговорить. Можно? - спросила она.
      - Кто? Времени в обрез. Зови быстрей!
      Ева обернулась, ища глазами женщину, которая назвалась Иреной. Но там, где она стояла во время митинга, ее не оказалось. Вдруг Ева увидела, что она целится из пистолета в Турханова. Раздумывать было некогда. Ева вскрикнула и бросилась к нему, прикрыв его своим телом. В пустом подвале прогремели три выстрела, и Ева повисла на руках у Турханова.
      В тот же момент убийца разбила лампу и бросилась к выходу. В темноте началась свалка. На улице зашумел народ. Послышались выстрелы. Комиссаров тянул полковника к туннелю.
      - Идемте, Владимир Александрович! - звал он. - Быстрее идемте!
      Освещая дорогу карманным фонарем, они вошли в туннель. К ним подбежала Алина Вольская с санитарами. Еву положили на носилки. Алина даже не стала прощупывать пульс - покачала головой, тяжело вздохнула и закрыла глаза Евы.
      - Смерть наступила сразу. Мы уже ничем не можем помочь... Несите ее дальше! - распорядилась Алина.
      Сзади послышался шум, топот ног, ругань. Подошла группа прикрытия. В случае преследования она должна была задержать врага. Турханов осветил партизан фонарем. С ними была женщина. Она отбивалась ногами, кусалась, царапалась, стараясь вырваться из рук партизан, но те держали ее крепко.
      - Товарищ полковник! - обратился командир группы прикрытия. Террористку задержали. Вот она. Настоящая бешеная собака. Всю руку искусала.
      Осветив женщину фонарем, Турханов внимательно взглянул на нее. Это была хозяйка шкатулки с адской машиной, которая тогда назвалась "дочерью Голембы".
      Значит, она не впервые покушалась на его жизнь. "Надо выяснить, чью волю она выполняла, - подумал полковник. - Личных счетов я здесь ни с кем не имел, значит, тут что-то серьезное..."
      - Почему ты убила Еву? - спросил он как можно спокойнее.
      - Она сама виновата. Я хотела застрелить вас, а она сунулась под пули, - злобно сверкая глазами, пробормотала женщина.
      - Что будем делать? - спросил Комиссаров. - Возиться с ней нет времени, у партизан и без нее дел и забот по горло. Может, расстреляем?
      - Нет, товарищ замполит! - возразил командир группы прикрытия. Расстрел - слишком дешевая плата за нашу радистку. Она, несомненно, агент гестапо, а мы знаем, как расправляются с нашим братом ее хозяева. Надо поступить с ней так же.
      Турханов хорошо знал этого командира. До мобилизации в армию он был сельским учителем и пользовался славой добрейшего малого, который и мухи не обидит. А теперь вот готов растерзать женщину. "Война ожесточила людей, подумал с горечью Турханов. - Скоро наступит мир, и мы сделаем все, чтобы люди снова стали людьми..."
      - Мы не фашисты, пытать и истязать не наше дело. Сначала надо основательно допросить ее, а потом решим, как быть, - распорядился он.
      - Но она плохо говорит по-русски, - сказал командир группы.
      - Разрешите, я ее допрошу по-польски! - вызвался Зденек.
      Турханов согласился, предложил выяснить мотивы преступления, его организаторов и участников, затем, вместе с Комиссаровым, поспешил за основной частью отряда.
      Передвигаться по туннелю было неимоверно трудно. К отвратительной вони постепенно привыкли, но, помимо этого, не хватало кислорода, нечем было дышать. Кружилась голова, многих то и дело тошнило. Под ногами чавкала грязь. Скоро она превратилась в жижу, которая, становясь все глубже, сначала дошла до колен, а потом и до пояса. Мокрая одежда прилипала к телу, ноги скользили как на гладком льду. Бойцы брели в темноте, вытянув руки вперед, словно слепые. Особенно доставалось тем, кто нес носилки с тяжелоранеными. И все же люди хотя и медленно, но упорно продвигались вперед.
      Турханов догнал Соколова, который шел впереди отряда.
      - Долго еще нам плавать в этой жиже? - спросил он.
      - Скоро кончится, - заверил лейтенант. - Дальше туннель пойдет под уклон. Там будет легче.
      Действительно, грязная вода постепенно стала все мельче, но, когда под ногами перестала чавкать грязь, появилось новое препятствие: на стыке с параллельным туннелем немцы установили пулемет и обстреливали сразу три коллектора, ведущие в сторону Вислы. Пули, ударяясь о каменную стену туннеля, высекали огонь. Пришлось остановиться. Измученные люди сразу повалились на каменный пол, покрытый липкой грязью. Скоро выяснилось, что направление огня меняется регулярно через каждые пять минут. Значит, можно перебежать опасное место небольшими группами, надо только строго соблюдать порядок. Пока партизаны отдыхали, Турханов и Соколов дважды пересекли зону огня, потом пропустили весь авангард,
      - Я останусь здесь следить за порядком, а ты двигайся дальше, предложил Турханов своему заместителю. Тот согласился и пошел вперед с группой разведчиков.
      Пулемет, как заводной, продолжал стрелять то в одну, то в другую сторону, строго придерживаясь пятиминутного интервала. Турханов объяснил партизанам, как преодолеть зону обстрела и после короткого отдыха начал продвигать отряд. Люди, дойдя до опасного места, строго по команде стремительно бросались вперед. Пули врага не задели ни одного из партизан. Осталось пропустить группу прикрытия. Она подошла с некоторым опозданием. Полковник и им объяснил, что надо делать, и, как только пулемет переменил направление огня, махнул рукой. Все партизаны благополучно преодолели опасную зону. Замешкались только Яничек и женщина, стрелявшая в Еву. Когда они добежали до центра перекрестка, женщина что-то сказала Яничеку, и оба вдруг остановились.
      - Скорее! - крикнул Турханов.
      Зденек рванулся вперед, но террористка схватила его за ремень и потянула к себе. Началась отчаянная борьба. Она продолжалась больше полминуты, но этого оказалось достаточно, чтобы Яничек попал под пулеметный огонь. В следующее мгновение оба уже лежали на полу туннеля. Как только наступил интервал, полковник подбежал к ним, но помочь ничем не мог: и Зденек и женщина были изрешечены пулями.
      Глава семнадцатая
      В лицо пахнуло свежим воздухом, сразу стало холодно. По всему чувствовалось, что конец пути близок. Действительно, впереди замаячил неправильный овал светло-серого цвета. Это был выход из туннеля. Когда-то на самом берегу стояло здание насосной станции, но теперь его разрушило бомбой. Партизанам предстояло выбраться наружу через воронку, образованную этой бомбой, и спрятаться в развалинах. Соколов хорошо знал местность.
      - Приготовить ножи! - тихо скомандовал он. - Стрелять лишь в исключительных случаях.
      С величайшей осторожностью разведчики выбрались на край воронки. Казалось, малейший шорох может оказаться роковым... Враги находились совсем рядом. Один из них сидел возле станкового пулемета, установленного на краю защитного вала, который тянулся вдоль берега, преграждая путь водам Вислы во время весеннего и осеннего разлива. Второй немец расхаживал взад и вперед на противоположном краю развалин.
      - Этого я беру на себя, - сказал шепотом Соколов. - С сидящим расправьтесь вы, - кивнул он двум товарищам. - Когда уберем их, прикончим остальных. Они спят вон в тех окопах! Пошли!
      Двое поползли к сидящему возле пулемета немцу, а Соколов, спрятавшись за углом разрушенного здания, стал ждать, когда фашист приблизится.
      Прошли мгновения, показавшиеся целой вечностью. Наконец немец подошел к самому углу и начал расстегивать брюки. "Сукин сын! - обрадовался Соколов. Сколько вас учат, чтобы на посту не занимались посторонними делами. Вот тебе урок за нерадивость!" И он вонзил нож в немца. Тот свалился на землю, не издав ни звука.
      Со вторым немцем расправились так же быстро. Оказывается, он спал и ничего не слышал. Затем, разделившись на две группы, разведчики ворвались во вражеские окопы и быстро прикончили спящих солдат. До ближайших немецких постов было не меньше двухсот метров. Соколов знал это хорошо, так как, изучая вражеские позиции, провел здесь целый день. Таким образом, разведчикам без лишнего шума удалось очистить от немецких часовых довольно значительный участок берега. Теперь надо было выставить свою охрану, чтобы предупредить внезапное появление вражеских патрулей.
      Покончив с этим, Соколов перебрался через защитный вал, сел на землю и, загородив фонарь с боков полою куртки, замигал зеленым светом. С противоположного берега замигали красным. Это был условный сигнал, установленный генералом Барсуковым, для вызова перевозочных средств. Убедившись, что сигнал принят, Соколов вернулся к выходу из туннеля. Там его уже поджидали Турханов, Комиссаров, Алина Вольская, Волжанин и другие командиры. Лейтенант не без гордости доложил, что разведчики точно выполнили поставленные перед ними задачи и люди генерала Барсукова уже идут на помощь.
      - А как ваши дела? - спросил он. - Что-то я не вижу моего друга Зденека.
      - Он убит пулеметным огнем, - коротко ответил полковник.
      Соколов пошатнулся, потом без сил опустился на землю. Он вспомнил их утренний разговор. Яничек тогда ему поведал свою сокровенную мечту: приехать в Советский Союз, разыскать Эсфирь, которая уже наверняка выписалась из госпиталя, жениться на ней, а потом обоим поступить добровольцами в Чехословацкий корпус генерала Свободы. Значит, этим мечтам не суждено сбыться. Ненавистные враги навсегда разлучили Зденека и Эсфирь, добрых, честных, любящих друг друга людей, заслуживших настоящего счастья...
      Турханов понимал Соколова, ибо сам только что испытал такое же горе. Поэтому он оставил его одного и распорядился перенести носилки с ранеными поближе к берегу. Партизаны быстро и четко выполнили это распоряжение. Из туннеля вышли последние группы бойцов. Все стали приводить себя в порядок: выжимали мокрую одежду, проверяли оружие. В это время из тумана, низко стелившегося над водой, неожиданно вынырнули лодки. Их было много. Первым на берег вышел сержант Измайлов. Он доложил, что генерал Барсуков ждет на том берегу, что советская артиллерия готова в случае надобности поддержать переправу своим огнем. Для этого стоит только просигналить двумя красными ракетами. И Измайлов передал ракетницу Турханову.
      Началась посадка на лодки. Сначала устроили больных, раненых и не умеющих плавать, за ними женщин и бойцов послабее. Не хватало мест для двадцати человек. Им роздали спасательные пояса, они должны были добраться до берега вплавь. Турханов еще раз проверил, все ли готовы к отплытию.
      - Вы поедете с нами? - спросил Комиссаров.
      - Нет. Сначала отправлю всех, а сам доберусь вплавь. Отчаливай! скомандовал полковник.
      - До скорого свидания!
      Лодки отошли от берега. Оставшиеся партизаны сбросили обувь и верхнюю одежду.
      - Не бойтесь, если течением отнесет вниз. Там из воды торчат фермы разрушенного моста, они вас дальше не пропустят. Желаю успеха!
      Бойцы вошли в воду и поплыли. В это время на берег вышли еще четыре человека. Среди них был и Соколов.
      - В чем дело? - недовольно спросил полковник.
      - Рацию вон принесли, - сказал лейтенант, показывая на два ящика. Забыли у выхода из туннеля. Надо спасать.
      - Теперь поздно. Бросайте их в воду, а сами плывите!
      - Может быть, все-таки попытаемся забрать? - не уверенно проговорил Соколов.
      - Они потянут вас на дно. Бросайте!
      Соколов махнул рукой, и тяжелые ящики плюхнулись в воду. Партизаны последовали за своими товарищами.
      - А ты чего ждешь? - обратился Турханов к своему заместителю.
      - Жду вас.
      - Плыви с ними, ты же за них отвечаешь! - строго приказал Турханов. - Я вас догоню.
      Соколов хотел еще что-то сказать, но, заметив нетерпеливое движение начальника, больше не стал раздумывать, тоже прыгнул в воду.
      "Надо проверить, не остался ли еще кто-нибудь", - подумал Турханов и оглянулся. За защитным валом действительно послышались голоса. Разговаривали по-чувашски. Полковник поспешил к ним. У станкового пулемета стояли два партизана.
      - Вы что тут делаете? - спросил Турханов.
      - Ждем, когда вы поплывете. Командир приказал не оставлять пулемета, пока все партизаны не покинут берег, - словно оправдываясь, виноватым голосом ответил один из бойцов.
      - А если покажутся фашисты?
      - Мы их из пулемета, - вмешался другой. - Пока наши не переправятся, ни один фашист не выйдет на берег.
      "Молодцы! - с восхищением посмотрел на них полковник. - Таким надо живым памятники ставить".
      - Боевую задачу вы выполнили с честью. Благодарю вас! А теперь быстрее, догоняйте...
      Молодые бойцы бросились к реке.
      "Наконец, кажется, все, - с облегчением вздохнул Турханов. - Пора и мне в дорогу..."
      Он уже спустился к воде, когда показались немцы. Их было человек двадцать. Шли они прямо на него. Полковник посмотрел на Вислу. Полная луна, вынырнувшая из-за темной тучи, освещала всю поверхность реки. Лодки с партизанами успели отплыть на порядочное расстояние, но еще были хорошо видны. "Надо выиграть хотя бы минут пять", - подумал Турханов и бросился к пулемету.
      Вот он уже застрочил. Фашисты заметались. Меткие пули не знали пощады. Когда кончилась первая лента, в живых осталось всего несколько немцев. Они принялись отвечать огнем из автоматов. Сменив ленту, полковник снова стал поливать их свинцом. Скоро автоматы умолкли один за другим.
      Но внезапная стрельба всполошила немцев. Из ближайших улиц на набережную выбегали солдаты. Взвились осветительные ракеты. Там и тут начали строчить пулеметы. Полковник обернулся назад. Ни лодок, ни пловцов не было видно. "Пора!" - подумал он и одну за другой выпустил две ракеты, а сам побежал к воде. И тут перед ним, как призраки, возникли два солдата в касках.
      - Хальт! Хенде хох! - закричали они.
      Не теряя ни секунды, Турханов дал длинную очередь из автомата. Один из фашистов сразу упал, но другой успел выстрелить из винтовки. В то же мгновение полковник почувствовал страшный удар, в глазах сразу потемнело, а земля закачалась. Пытаясь удержаться на ногах, он сделал несколько шагов, но зашатался и рухнул на землю, как подрубленный под корень могучий дуб...
      Небо над Прагой вспыхнуло ярким заревом. Грянула советская артиллерия: заиграла "катюша", заработали минометы - и на левый берег Вислы обрушился шквал огня, уничтожая все на своем пути. Взлетали на воздух склады боеприпасов, рушились казармы с немецкими солдатами, взрывались танки и самоходные артиллерийские установки. Буря бушевала недолго, но огневые точки противника на всем протяжении от Чернякова до Жолибожа сразу замолчали. Теперь уж никто и ничто не могло помешать партизанам добраться до Праги, где их ожидала теплая встреча с бойцами и командирами родной Красной Армии и Войска Польского.