- Я никуда не уеду, я останусь здесь, - твердо заявила молодая женщина.
      - Да, пока все мы останемся здесь. Но если немцы разгромят повстанцев?
      - Разве такая возможность существует?
      -Все может быть. Союзники далеко, а русские пока что-то не очень нам помогают...
      - А вы просили их о помощи? - не без ехидства спросила сестра.
      - Мы не можем унижать себя просьбами.
      - А откуда же русским знать, в чем мы нуждаемся?
      - У твоих новых друзей есть радио. Скажи мужу, пусть он передаст.
      - Что?
      - Пускай они скорее переходят в наступление и заставят немцев покинуть город.
      - Что это? Официальная просьба штаба повстанцев или же твое желание?
      - Я же сказал, что мы не можем унижаться перед большевиками. Пусть Соколов и его коллеги от своего имени сообщат в свой центр, что население Варшавы истекает кровью и ждет не дождется, когда Красная Армия поможет ему изгнать из города фашистов.
      Марианна сверкнула глазами.
      - Ах, вот оно что! - воскликнула она. - Вы хотите, чтобы русские помогли вам захватить власть в Варшаве, прежде чем сюда явятся из Люблина представители Польского комитета национального освобождения. Так ли я тебя поняла?
      - Примерно так, - усмехнулся брат. - С тех пор как ты стала боевой подругой большевика, ума у тебя прибавилось.
      - Не смейся, Тадеуш, Соколов и его товарищи все время упрекают нас, что восстание мы начали, не посоветовавшись с командованием Красной Армии. Теперь я поняла, что они правы. Вы затеяли эту кровавую бойню втайне от русских, а теперь вам стыдно обратиться к ним за помощью. Отбросьте этот ложный стыд! Признайте перед всем миром свою ошибку и открыто попросите советское командование выручить нас из беды. Иначе народ Варшавы никогда не простит вам...
      Поручик Бохеньский чувствовал, что правда на стороне сестры, но, как один из командиров Армии Крайовой, он не мог в этом сознаться. Поэтому решил не продолжать неприятный разговор.
      - Мне пора на службу, но я не прощаюсь. Вечером зайдем вместе с Чернецким. Только прошу тебя, будь с ним осторожна. Разведчики и контрразведчики - народ бдительный. Думаю, что ему будет не очень приятно, если ты выскажешься в таком же духе...
      Предстоящий приход Чернецкого пробудил в Марианне противоречивые чувства. С одной стороны, было приятно сознавать, что такой преуспевающий человек не забыл их знакомства в Карлсбаде, где они с матерью находились перед войной. С другой стороны, ей не хотелось иметь дело с людьми, связанными с разведкой.
      К счастью, встреча оказалась совсем безобидной. Они поболтали с полчасика о том о сем, вспомнили старые времена, пребывание в Карлсбаде, когда Марианна была еще девочкой-подростком, но о политике не говорили ни слова. Хозяйка предложила ужин из партизанской кухни, но оба гостя отказались, закурили сигары и, окутанные ароматным дымком, погрузились каждый в собственные мысли. Вдруг полковник вскочил на ноги и посмотрел в окно.
      - Не знаете, кто это? - спросил он у Марианны, показывая на молодую женщину, проходящую по улице.
      - Ева Болеславская, наша радистка, - ответила Марианна. - Разве вы знаете ее?
      - Знал когда-то. Удивительно! Как это она, дочь известного архитектора, попала к большевикам?
      - Ничего удивительного я тут не нахожу. Попала же к ним моя сестра, дочь известных аристократов.
      - Говорят, их командир спас Еву от верной гибели, а девушки такое не забывают...
      Но Чернецкий не слушал их. Он вспоминал те времена, когда Болеславские и Чернецкие были соседями. Отец полковника генерал Чернецкий служил тогда в генштабе, а сам он учился в военной академии. Две семьи собирались породниться, но помешала война. Чернецкие выехали во Францию, а оттуда в Лондон. Болеславский с дочерью попал в СССР. За эти годы образ красавицы Евы стерся из памяти генеральского сына, но теперь, когда он увидел ее, в нем вспыхнуло прежнее чувство.
      - Пани Марианна, не сможете ли вы мне помочь в одном деле? - обратился полковник к хозяйке.
      - Я вас слушаю...
      - Мне хотелось бы поговорить с пани Болеславской по очень важному вопросу.
      - Это вы можете сделать и без моей помощи. Ева сейчас пошла ужинать, а через полчаса вернется назад. Чтобы встретиться с ней, вам достаточно выйти из дома... Чернецкий так и сделал. Он был в элегантном гражданском костюме, но манера держаться, четкий шаг выдавали в нем военного. Вот вдали показалась Ева. Она шла, опустив голову и глядя в землю.
      - Вечер добрый, пани Болеславская! - галантно поклонился полковник, неожиданно преградив ей путь. - Я даже не мечтал о такой встрече. Как поживаете? Давно ли в Варшаве?
      В первое мгновение Ева растерялась. В голосе бывшего соседа, во всем его облике было что-то такое, что сразу насторожило девушку.
      - Живу, как все. Вместе с другими поляками боремся за освобождение родного города от фашистской нечисти, - строго ответила она.
      - Эх, пани Ева, я по всему свету искал вас, а вы говорите мне о какой-то борьбе. Станьте хотя бы на несколько минут прежней милой девушкой! - со вздохом проговорил Чернецкий.
      - Милой девушки давно уже нет. По милости фашистов, в Польше остались только борцы и покорные слуги чужеземных завоевателей. Надеюсь, вы среди первых.
      - О да! Я служу в Главном штабе АК. А о вас говорят, будто вы стали советской партизанкой. Правда это?
      - А не говорят, что я стала еще и женой командира партизан? Если скажут, поверьте, что это так.
      - Неужели вы обвенчались с ним?
      - Мой муж признает только гражданский брак.
      - Тогда ваш брак не является законным. Это оставляет для меня возможность надеяться на вашу благо склонность в будущем.
      - Нет, не надейтесь! Ничего не выйдет! - решительно заявила Ева.
      - Почему вы так непреклонны? Я хочу вам только добра. В жизни могут встретиться всякие трудности. Тогда стоит вам только кликнуть, и я прибегу на помощь. Поверьте, говорю это от чистого сердца.
      -Можете не утруждать себя. У меня есть более надежные защитники. Всего хорошего!
      Когда-то Еве нравился этот человек, теперь же он вызвал у нее только чувство неприязни. Будучи всегда честной и откровенной с людьми, она не могла лицемерить и сейчас. Ева повернулась и пошла прочь.
      Это возмутило Чернецкого. "Ишь какая гордячка! - прошептал он, глядя вслед удалявшейся Еве. - Но ты еще поплатишься за это! Я не злой человек, но, когда надо, умею мстить. Ты скоро убедишься в этом..."
      Глава десятая
      Весь август на улицах Варшавы шли кровопролитные бои. Против плохо вооруженных повстанцев и невооруженных мирных жителей немцы применяли самые варварские методы ведения войны. Тяжелая артиллерия методично разрушала квартал за кварталом в районах, занятых повстанцами. Мины, выпущенные из минометов крупного калибра, падали, как бомбы, превращая в развалины даже многоэтажные дома.
      Особенно страшным было ракетное оружие, которое поляки называли "коровами". Каждая "корова" одновременно выпускала по шесть реактивных снарядов большой разрушительной силы. Были также бензольные и зажигательные "коровы", сеявшие панику среди мирного населения.
      Перед гитлеровской авиацией повстанцы были совершенно беспомощны. Не имея зенитной артиллерии и пулеметов, они не могли оказать никакого сопротивления воздушным пиратам. Налеты нередко продолжались целыми часами. От пятисоткилограммовых бомб не было спасения. Под обломками разрушенных домов были погребены заживо тысячи ни в чем не повинных жителей Варшавы. Во второй половине августа немцы нанесли сильный удар по району Старе-Място. Прекрасные старинные дома, каждый из которых представлял собой бесценный архитектурный памятник, превратились в сплошные руины. Не получая помощи извне, испытывая острый недостаток в оружии и боеприпасах, понеся огромные потери в живой силе, повстанцы в конце месяца вынуждены были покинуть Старе-Място. Часть из них по канализационным коллекторам пробралась в Жолибож, а основные силы прорвались в Срюдместье.
      Хотя санационное руководство не обращалось к Красной Армии с просьбой о помощи, но, чтобы хоть как-то облегчить участь восставших, советское командование решило вывести правое крыло 1-го Белорусского фронта на рубеж Нарев - устье Западного Буга - Прага. Турханов узнал об этом 9 сентября.
      А накануне он стал случайным свидетелем интересного события. В подвале одного из домов происходил митинг. Мужчина лет тридцати, очевидно профессиональный пропагандист санационного толка, хорошо поставленным голосом зачитал лондонское коммюнике, опубликованное в "Информационном бюллетене" - официальном органе Армии Крайовой. В нем говорилось о том, что польское правительство в Лондоне рассматривает вопрос о помощи борющейся Варшаве. Уже создан специальный комитет, куда вошел сам вице-премьер. Комитет приступил к действию и вчера провел богослужение в честь героев Варшавы... Эти слова оратора потонули в буре возмущенных выкриков. Люди с негодованием спрашивали: почему эмигрантское правительство сначала бросило народ в кровавую бойню, а только теперь заговорило о помощи? Почему польскую парашютную бригаду до сих пор держат в Шотландки, а не высадили в Варшаве, как обещали? Неужели они серьезно думают, что немцев можно разгромить богослужениями?..
      Недовольство наблюдалось и среди части офицеров АК. Из вполне заслуживающих доверия источников Турханов узнал, что группа офицеров обратилась официально к своему командующему Бур-Коморовскому с заявлением в котором констатировалось, что восстание потеряло политический смысл еще в первой половине августа, а теперь потеряло смысл и в военном отношении, из вооруженной борьбы оно превратилось в обыкновенную резню солдат АК и беззащитных жителей Варшавы. От имени многочисленного офицерского корпуса и сотен тысяч варшавян авторы обращения требовали от командующего АК установления немедленного контакта с командующим Армией Людовой генералом Роля-Жимерским.
      Все это натолкнуло Турханова на мысль лично встретиться, с генералом Бур-Коморовским и попытаться убедить его в необходимости связаться с командованием Красной Армии. Обстоятельства благоприятствовали встрече. Неделю назад батальоны Адама Краковского и поручика Бохеньского оказались ближайшими соседями. Между ними установились хорошие отношения. Командиры встречались почти ежедневно, разрабатывали планы совместных боевых действий. Пользуясь этим, Владимир Александрович попросил Тадеуша устроить ему встречу с командующим Армией Крайовой. Тот согласился и 10 сентября привел к нему офицера связи.
      - Полковник Турханов, майор Межинский, - представил их друг другу поручик Бохеньский. - Прошу любить и жаловать.
      - Рад с вами познакомиться, - сказал майор, с поклоном пожимая руку полковника. - Генерал Монтер <Монтер - псевдоним бригадного генерала Антони Хрусцеля, командующего Варшавским округом Армии Крайовой> согласился принять вас у себя в штабе сегодня, в восемь ноль-ноль.
      - Я хотел встретиться с графом Бур-Коморовским, - сказал Турханов.
      - Ему нездоровится.
      Взяв с собой пять автоматчиков, Турханов отправился в путь. Хотя было еще рано, немцы уже начали обстреливать город. Мины со свистом пролетали над головой. Пришлось идти ходами сообщений, которыми были изрыты улицы и площади. Иногда дорога приводила их в подвалы, которые для многих варшавян стали постоянным местом жительства. Тут они спали, ели и даже ухитрялись заниматься домашними делами. Люди ко всему привыкают. В одном подвале, в углу на старом диване, сидели две молодые пары и, не обращая ни на кого внимания, самозабвенно целовались. В другом месте акушерка принимала новорожденного. "Первое, что услышит этот ребенок, появившись на свет, будет, наверное, взрыв снаряда", - с грустью подумал Турханов.
      Без четверти восемь они уже были у цели. Дежурный офицер проверил пропуск у майора Межинского, потом, пошептавшись с ним, пропустил Турханова с сопровождающими его автоматчиками без проверки документов. Межинский оставил их в просторной приемной генерала. За тяжелыми портьерами слышались приглушенные голоса. Скоро оттуда вышел полковник Чернецкий. Извинившись, он попросил у Турханова удостоверение личности. Тщательно проверив его, сотрудник разведки АК пригласил советского полковника к пану генералу.
      Одновременно с Турхановым через другую дверь в кабинет вошел генерал Монтер. Межинский представил их друг другу. Появились еще два человека: маленький, сухощавый старичок в штатском и католический епископ.
      - Прошу садиться! - пригласил хозяин кабинета. Поляки заняли места по одну, а Турханов по другую сторону огромного стола. Наступило молчание.
      -Господин полковник имеет что-то сообщить нам, - сказал наконец Монтер. - Мы вас слушаем.
      - Господа! - обратился ко всем присутствующим Турханов. - В каком тяжелом положении очутились повстанцы и население Варшавы, вы знаете сами. Хотя командование Армией Крайовой не поставило об этом в известность советские войска, однако, желая облегчить участь повстанцев, войска Первого Белорусского фронта сегодня перешли в наступление в общем направлении на Прагу. Через несколько дней они могут освободить правобережную часть Варшавы.
      Лица присутствующих оживились. Епископ что-то зашептал, перебирая длинными пальцами четки. Маленький старичок повернул голову к востоку, словно прислушиваясь, не раздаются ли там звуки артиллерийской канонады.
      - Но немцы при отступлении могут взорвать мосты через Вислу. Это может надолго задержать дальнейшее продвижение советских войск.
      - Что вы предлагаете? - спросил генерал.
      - Внезапным ударом Армии Крайовой и Армии Людовой захватить эти мосты у немцев и удержать их до подхода наступающих частей Красной Армии.
      - То есть вы предлагаете сотрудничество двух армий - Армии Крайовой и Красной Армии? - спросил Монтер.
      - Не двух, а четырех: Красной Армии, Армии Крайовой, Армии Людовой и Войска Польского, одна из дивизий которого в настоящее время наступает на Прагу.
      - Такому сотрудничеству должно предшествовать решение политических проблем. Имеете ли вы полномочия для ведения переговоров по политическим вопросам? - спросил худенький старичок.
      - Нет, не имею, - ответил Турханов. - Но никакие переговоры мосты через Вислу не спасут. Чтобы их сохранить, надо действовать немедленно.
      - Но мы должны знать, во имя чего действовать. Может ли командование Красной Армии гарантировать беспрепятственное прибытие в Варшаву правительства Польши, возглавляемого премьер-министром Станиславом Миколайчиком?
      - Советские войска, в том числе и партизаны, имеют твердое указание не вмешиваться во внутренние дела Польши.
      - А у нас есть все основания сомневаться в этом. Через линию фронта к нам доходят сведения о том, что Красная Армия, очистив тот или иной район от немецких войск, всю власть на местах передает в руки люблинских самозванцев. Не случится ли нечто подобное и в Варшаве, если по мостам, которые вы нам предлагаете отбить у немцев, ворвутся в город советские войска? - спросил человек в штатском.
      - Вместе с советскими войсками наступают дивизии Первой армии Войска Польского под командованием генерала Берлинга. По-моему, этот вопрос уместно было бы адресовать генералу Берлингу, - ответил Турханов.
      - Так называемая Первая армия Войска Польского подчиняется Польскому комитету национального освобождения, который мы не признаем. Поэтому мы не можем иметь с ними никаких отношений, - решительно заявил старик.
      - Все это - ваше внутреннее дело. Мне хотелось бы услышать ваш ответ на мое предложение о совместных действиях по захвату и удержанию до подхода советских войск мостов через Вислу.
      Поляки посмотрели на Монтера, но тот молчал. Тогда заговорил служитель культа.
      - Все мы ходим под богом, - произнес епископ, воз дев руки к небу. - Он один знает, как поступать польскому народу. Господь бог добр, нет предела его милостям. Мы ему помолимся, и он не оставит нас в беде.
      На этом переговоры закончились. Все встали. Сделав общий поклон, Турханов вышел в приемную, где его ждали автоматчики. Они уже направились к выходу, но генерал Монтер задержал Турханова.
      - Поручик Бохеньский нам рассказывал, как ваши люди спасли не только его семью, но и крестьян ближайшей деревни. Мы благодарны вам за это. Хотелось бы, чтобы наша встреча не была последней, - сказал он вежливо.
      - Я уверен: господь, бог сделает так, как вы захотите, - улыбнулся в ответ Турханов. - Честь имею кланяться!..
      На улице партизаны заметили необычное оживление. Люди смотрели на восток, откуда доносился гул артиллерийской канонады. У одних лица озарялись надеждой, у других в глазах появился страх. Наблюдая за варшавянами, Турханов заметил странную пару - стройного офицера Армии Крайовой, стоявшего к нему спиной, и бедно одетую молодую женщину, у которой на пальцах сверкали бриллиантовые перстни. Фигура офицера показалась ему знакомой, а женщина обращала на себя внимание не только бриллиантами, но и тем, что в правой руке держала шкатулку из красного дерева, на крышке которой была изображена Спасская башня Московского Кремля. Уловив на себе взгляд Турханова, женщина что-то шепнула своему собеседнику, и тот сразу смешался с толпой и исчез. Тогда странная особа подошла к Турханову.
      - Здравствуйте, пане полковник! Как я рада видеть вас! Боже мой, как я счастлива! - заговорила она по-русски, но с сильным акцентом. - Разрешите представиться. Я - дочь известного польского коммуниста Голембы. Зовут меня Ружичкой. До роспуска Компартии Польши отец мой был членом ЦК партии и в начале тридцатых годов работал в Исполнительном комитете Коминтерна в Москве. Перед смертью он попросил меня передать вот эту шкатулку первому советскому офицеру, который появится в Варшаве. Возьмите ее и перешлите в Москву. Там весьма ценные документы и фотопластинки с негативами из личного архива моего отца. Они проливают свет на многие стороны деятельности распущенной в тридцать восьмом году Компартии Польши.
      Шкатулка была довольно тяжелой. Полковник хотел открыть ее, чтобы убедиться, действительно ли там находятся только письменные документы и фотопластинки, но женщина сказала, что ключ забыла дома и открыть ее можно лишь ножом. Мелькнуло подозрение, не вложена ли в ящичек адская машина. Турханов приложил его к уху, но тиканья часового механизма не услышал. "Хорошо, проверим после", - подумал он и, пообещав женщине выполнить ее просьбу, поспешил в батальон.
      В штабе с нетерпением ждали его возвращения. Всем хотелось поскорее узнать, чем закончились переговоры с командованием АК. Но Турханов пригласил к себе командира подрывников майора Громова.
      - Надо проверить содержимое этого ящичка, - сказал он. - Нам сказали, что там находится архив одного старого коммуниста, однако осторожность не повредит. Откройте шкатулку с соблюдением правил безопасности.
      Громов взвесил шкатулку на ладони, молча покачал головой и вышел из штаба, а полковник спросил у Комиссарова, не помнит ли он среди деятелей Коминтерна некоего Голембу.
      - Нет, не помню, - сказал, подумав, замполит. - Если нужно, я могу узнать у польских товарищей, - добавил он.
      Но необходимость в такой справке тут же отпала. Вернулся Громов.
      - Вот вам сундучок, - сказал он, поставив шкатулку на стол. - Вот вложенный в него "архив" из динамитных шашек. Взрыватель должен был сработать при попытке открыть крышку. Если бы мы это сделали без соблюдения правил безопасности... Сами понимаете, что тогда было бы.
      Услышав это, Турханов вдруг вспомнил военного, который стоял на улице вместе с "дочерью Голембы". Теперь он уже не сомневался, что это был тот самый полковник, который в приемной генерала проверил его документы. В связи с этим "подарок" неизвестной женщины приобретал символическое значение. "Да, господа, - подумал командир партизанского отряда, - мы с вами расходимся и, пожалуй, никогда не сойдемся не только по идеологическим вопросам, но и по методам борьбы. Хороший урок задали вы нам сегодня..."
      Глава одиннадцатая
      За три дня части и соединения 47-й армии при участии 1-й армии Войска Польского разгромили гитлеровцев на правом берегу Вислы и к 14 сентября полностью освободили Прагу. Как и ожидалось, немцы при отступлении взорвали все мосты через Вислу. Если бы объединенные силы повстанцев сумели вовремя захватить эти мосты, армия генерала Берлинга на плечах отступающего противника могла бы ворваться в Варшаву и судьба повстанцев была бы иной, но командование АК. в решительный момент отказалось от помощи и со стороны Советского Союза, и со стороны вооруженных сил Польского комитета национального освобождения.
      В ночь на 16 сентября одна из дивизий, входящих в состав 1-й армии генерала Берлинга, при поддержке советской артиллерии начала форсирование Вислы. На левый берег реки в район Чернякова был высажен десант в составе до шести батальонов. Второй десант был высажен севернее Жолибожа в районе высоты Пекелка. В это же время командование советских войск обратилось к руководству Армии Крайовой с предложением начать совместные действия, а именно: под прикрытием советской авиации и артиллерии переправить на правый берег Вислы сначала гражданское население Варшавы, а затем и самих повстанцев. Но командующий войсками Варшавского округа Армии Крайовой генерал Монтер отверг это предложение под смехотворным предлогом отсутствия у представителя советского командования полномочий на политические переговоры. Это выглядело так, будто утопающему бросили веревку, но вместо того чтобы ухватиться за ее конец, он стал требовать от своих спасителей официальной справки, дающей им права на спасение!
      Но и после отказа командования АК солдаты 9-го полка Войска Польского под командованием майора Станислава Латышонка продолжали удерживать плацдарм на левом берегу Вислы. 23 сентября, исчерпав все возможности обороны, они вынуждены были оставить свои позиции. С ними вместе на правый берег реки переправились некоторые отряды повстанцев. Бои в Чернякове прекратились. Так пал третий по счету район Варшавы, который повстанцы удерживали месяц и двадцать три дня. Бои теперь шли в рабочем Жолибоже, в Мокотуве и в центре города. Советские войска продолжали оказывать помощь повстанцам. Советские истребители и зенитные батареи, расположенные на правом берегу Вислы, систематически отражали воздушные атаки фашистов. Немецкая авиация понесла значительные потери и вынуждена была сократить воздушные налеты на город. По просьбе отдельных отрядов повстанцев советская артиллерия подавляла своим огнем огневые точки немцев или участвовала в отражении их атак. Начиная с 14 сентября летчики 9-й гвардейской авиационной дивизии под командованием полковника Рассказова регулярно появлялись над Варшавой на своих ночных бомбардировщиках, которые пехотинцы прозвали "кукурузниками", и сбрасывали для повстанцев оружие, боеприпасы, медикаменты, продовольствие и одежду. Но санационное руководство либо умалчивало об этой помощи, либо всячески старалось преуменьшить ее значение. В то же время о любом, даже незначительном жесте союзников польские реакционеры трубили на весь мир. Показательным в этом отношении было событие, происшедшее 18 сентября. В тот день Турханов, Соколов и поручик Бохеньский были в гостях у Марианны, которая отмечала день своего рождения. Неожиданно в открытое окно ворвались крики с улицы: "Над городом самолеты союзников! Помощь, идет помощь!"
      Все выбежали из комнаты. Во дворе уже собралась огромная толпа. Запрокинув головы, люди смотрели вверх. По безбрежному воздушному океану, на высоте примерно четыре тысячи метров, проплывало около ста самолетов "летающая крепость" в сопровождении истребителей "мустанг". Самолеты шли сомкнутым строем. Скоро в ясном небе над городом появились четыре снопа парашютов штук по пятьдесят в каждом.
      - Сбросили воздушный десант! - радостно закричали со всех сторон.
      - К нам прибыла парашютная бригада из Шотландии! - подхватили солдаты АК.
      - Наконец-то! - с облегчением вздохнули люди.
      Но скоро восторг сменился сомнением, а потом разочарованием.
      Десанта не было. Над городом парили контейнеры с грузом. Эскадрильи американских бомбардировщиков удалялись на восток, за ними потянулись и парашюты с контейнерами. По мере приближения к земле они все больше рассеивались и опустились далеко за пределами районов, занятых повстанцами. Во всяком случае, ни Турханов, ни поручик Бохеньский не увидели на земле ни одного парашюта. Каково же было удивление Турханова, когда он в официальном органе повстанцев прочитал благодарность в адрес англо-американских летчиков, "умело и точно сбросивших парашюты с богатыми дарами союзников". Полученное продовольствие, говорилось в сообщении, спасет тысячи варшавян и варшавянок от голодной смерти, а оружие и боеприпасы помогут повстанцам выиграть битву за польскую столицу.
      Турханов не удержался и зашел к своему соседу на наблюдательный пункт. Поручик Бохеньский пробежал глазами то место из газеты, которое показал ему Турханов.
      - Поощряем союзников, чтобы еще больше расщедрились, - улыбнулся он.
      - Но это же ложь?
      - Нет, своеобразный прием пропаганды.
      - А когда ваш "Информационный бюллетень" ни словом не обмолвился о советской помощи - это тоже прием пропаганды? - спросил полковник.
      - Конечно! Знаете, как дорого обходится нам ваша помощь?
      - Полякам? - удивился Владимир Александрович.
      - Нет, не всем полякам, а только Армии Крановой.
      - Объясните...
      - С тех пор как советские самолеты начали доставлять нам оружие, боеприпасы и продовольствие, целые подразделения Армии Крайовой изъявляют желание перейти в Армию Людову. По мнению некоторых наших руководителей, это опаснее, чем потери, понесенные в боях с немцами. Правда, лично я не разделяю подобное мнение, - заключил поручик Бохеньский.
      Глава двенадцатая
      Варшавское восстание агонизировало. 27 сентября капитулировал Мокотув. Комендант АК подполковник Кароль, потеряв власть над подчиненными, бросил своих солдат и по подземным каналам бежал в центр города. Гражданское население и повстанцы этого района понесли огромные потери.
      После падения Мокотува все освободившиеся войска немцы бросили против рабочего Жолибожа. Фон дем Бах создал здесь огромный ударный кулак в составе 19-й танковой дивизии и двадцати батальонов вермахта, полиции и власовцев. Развернулись ожесточенные бои. Под натиском превосходящих сил противника повстанцы медленно отступали к центру района, оказывая при этом яростное сопротивление озверелому врагу. Некоторые дома по нескольку раз переходили из рук в руки. Советская артиллерия и авиация оказывали эффективную поддержку полякам, однако это не могло спасти положение. Повстанцы были обречены. Чтобы избавить их от полного разгрома и предотвратить гибель гражданского населения, командование 1-й армии Войска Польского предложило эвакуировать всех желающих на правый берег Вислы, обеспечив переправу воздушным и артиллерийским прикрытием. Были подготовлены перевозочные средства. Повстанцы приняли это предложение и совместно с ответственными командирами Войска Польского разработали конкретный план эвакуации Жолибожа. Но такой исход не устраивал генерала Бур-Коморовского и других руководителей Армии Крайовой. Они боялись, что солдаты и офицеры, переправившись на правый берег, вступят в Войско Польское и тем самым укрепят ряды борцов за новую Польшу. Поэтому Бур-Коморовский отдал приказ о капитуляции повстанцев Жолибожа.
      Бойцы и командиры батальона Краковского жили общими заботами повстанцев. Весь август и первую декаду сентября было очень плохо со снабжением. Армия Крайова отказалась выделять из своих запасов не только оружие и боеприпасы, "о и продукты питания. Приходилось в основном рассчитывать на то, что привезли с собой, и на трофейное оружие. Продовольствие же давало местное население. Но когда над городом стали регулярно появляться советские самолеты, у партизан появились и оружие, и продукты питания. Но тут возникла новая неприятность. Кто-то умышленно вносил помехи в работу радиостанции. Сначала подумали, что этим делом занимаются немцы, но скоро выяснилось другое: помехи организовали неизвестные лица, говорившие по-польски. Однажды они продиктовали открытым текстом такую радиограмму: "Еве Болеславской. Позор предательнице. Мало того, что ты развратничаешь с советскими офицерами, еще помогаешь большевикам захватить Польшу. Если не хочешь, чтобы с тобой расправились, как с изменником, сейчас же уничтожь свою радиостанцию и уходи из партизанского отряда. Завтра будет уже поздно". Радиограмма была подписана "Сын Польши".
      Ева показала радиограмму Турханову. Она догадывалась, откуда исходит предупреждение, но что-то мешало ей прямо назвать фамилию Чернецкого. Турханов решил посоветоваться со своими помощниками. Первым пришел к нему Соколов. Прочитав радиограмму, он высказал предположение, что враг этот находится где-то совсем рядом.
      - По-моему, он не только забивает нашу радиостанцию, но и корректирует огонь вражеских минометов. Вот уже четвертый день подряд немцы ведут прицельный огонь даже по одиночным бойцам, если они хоть на короткое время высунут голову из ходов сообщений, - сказал Соколов.
      Турханову и самому не раз приходила такая мысль. Теперь всякие сомнения исчезли.
      - Надо найти и обезвредить вражеский наблюдательный пункт. Скажи командирам рот, чтобы усилили контроль за посторонними лицами, а на высоких крышах вы ставили дополнительных наблюдателей, - предложил он.
      С наступлением ночи послышался шум моторов советских ночных бомбардировщиков. К этому уже привыкли и партизаны и местное население.
      - Летят наши кормильцы! - ласково говорила пожилая женщина маленькому внуку.
      - Вчера сбросили сгущенку. Распределили детям до десяти лет. Досталось по пять банок, - добавляла ее соседка.
      В условленных местах партизаны зажгли огни. Вот один за другим разгрузились два "кукурузника". Контейнеры упали на специально расчищенную площадку. Приблизился третий самолет. На фоне звездного неба четко вырисовался темный силуэт. Самолет пошел на снижение, но в это время по нему ударили из зенитного пулемета. Самолет попытался уклониться от двойной линии трассирующих пуль, но это эму не удалось: вспыхнуло пламя, и, быстро теряя высоту, он полетел в сторону Вислы. - Скоро прибежал Соколов.