- Если у вас действительно к нам дело, поговорим здесь. Мы не можем доверяться незнакомым людям, - решительно заявила пани Матильда.
      Но дочь не согласилась с ней. Она обратилась к матери по-французски с просьбой разрешить ей погулять хотя бы минут двадцать с мсье Астаховым. "Кто знает, - говорила она, - может, это будет последняя прогулка в моей жизни. Дайте мне посмотреть на сад, на деревья, на зеленую траву, на божий мир... Возможно, я их больше никогда не увижу". Но мать была непреклонна. Тогда Марианна впервые в жизни ослушалась ее.
      - Пойдемте, господин Астахов, я с удовольствием прогуляюсь с вами! сказала она, решительно шагнув к двери.
      Часовой молча пропустил их, и скоро они очутились в саду Бохеньских. Увидев прямую аллею с широкой дорожкой, посыпанной желтым песком, чистый пруд с прозрачной проточной водой, по которому плавали белые лебеди, огромные липы, кроны которых образовали настоящий шатер, Марианна пришла в восторг. Она подбегала к деревьям, срывала листья, подносила их к лицу.
      Соколов заметил, что, когда они вышли в сад, поблизости сразу появились немцы. Все они были вооружены и, хотя делали вид, что вышли на прогулку, однако, по всей вероятности, интересовались только ими. Правда, никто из них ближе чем на тридцать шагов не приблизился, но в случае необходимости они могли очутиться рядом, а то и скосить первой же автоматной очередью.
      - Пани Марианна! - обратился Соколов к девушке, когда та немного успокоилась. - Знаете, зачем я вас вывел в сад?
      - Наверно, хотели дать мне возможность подышать свежим воздухом.
      - Да, но это не главное. Мне надо сообщить вам кое - что по секрету, а в доме этого делать нельзя.
      - Вы боитесь моей матери?
      - Нет. Немцы подслушивают все ваши разговоры. В стене установлены микрофоны. А то, что я хочу сказать вам, посторонние не должны слышать.
      - Вы пугаете меня, - побледнела Марианна. - Но скажите, пожалуйста, зачем им подслушивать наши разговоры?
      - Чтобы узнать кое-что, для них очень важное. Главным образом их интересует, где находится ваш брат Тадеуш. Иногда вы с матерью упоминаете его близких друзей, а иногда называете их адреса. Немцы разыскивают их и сажают в тюрьму. Некоторых уже нет в живых. Недавно во время пыток скончался профессор Бурковский.
      - О боже, неужели? Да, да, мы как-то говорили о нем... Значит, немцы узнали о нем из нашего разговора?
      - К сожалению... И это не единственный случай. Прошу вас, в дальнейшем не называйте имен своих знакомых и друзей. В крайнем случае говорите о них только шепотом.
      - Хорошо, мы так и сделаем. Спасибо, что предупредили... Вы не знаете, почему немцы держат нас в заточении?
      - Знаю. В ближайшее время они хотят отделаться от вас.
      - Как отделаться? - не поняла девушка.
      - Убить.
      - Нас с мамой?..
      - Всех Бохеньских. Казимира давно уже нет в живых. Теперь очередь за Тадеушем, а потом наступит и ваш черед...
      Девушка замерла от ужаса. У нее подкосились ноги, и она опустилась на скамью. Соколов остался стоять и следил, чтобы немцы незаметно не подошли сзади.
      - Неужели все это правда? - простонала Марианна.
      - К сожалению, да. Я хочу спасти вас, но для этого требуется ваша помощь.
      - Какая? - удивилась девушка. - Мы сами совершенно беспомощны. Как же мы можем помочь вам?
      - Немцев надо ввести в заблуждение. Напишите два письма, а остальное я сделаю сам.
      - Какие письма? Кому?
      - Тадеуш, конечно, знает ваш почерк?
      - Да. Мы всегда переписывались с ним, когда он уезжал из дома.
      - Одно письмо будет для него. Ни имени, ни адреса, ни подписи не указывайте. Напишите просто: "Мама и я просим сделать так, как скажет податель этой записки". Второе письмо адресуйте профессору Бурковскому.
      - Но вы сказали, что он скончался...
      -Да. Потому ваше письмо к адресату не попадет. Я на это и рассчитывал. Оно нужно, чтоб обмануть немцев. Попросите пана Бурковского устроить мне встречу с вашим братом для важных переговоров. Рекомендуйте меня с наилучшей стороны. Можете выдумать все, что угодно...
      Марианна долго молчала. Она уже было согласилась выполнить просьбу этого странного человека, который ни с того ни с сего сообщил столько секретов, что, узнай о них немцы, ему не снести бы головы, но, поразмыслив немного, решила воздержаться. "Кто знает, с какой целью он добивается этих писем. А вдруг его подослали к нам немцы? Если на самом деле профессор Бурковский жив и находится на свободе, то, получив мое письмо, он может устроить им свидание. А немцам только это и нужно, чтобы схватить Тадеуша".
      - Простите, господин Астахов, мне не хотелось бы обидеть вас, но выполнить вашу просьбу я не могу, - на конец сказала она.
      - Значит, вы не доверяете мне?
      - Сами подумайте, разве можно доверить судьбу целой семьи...
      Девушка замолчала, подыскивая подходящее слово.
      - Первому встречному, хотели вы сказать? - усмехнулся Соколов.
      - Нет, я хотела сказать "неизвестному человеку"...
      - Вы правы. На вашем месте, пожалуй, каждый поступил бы так же. Не правда ли, мое поведение произвело на вас весьма странное впечатление? Я это предвидел, но надеялся, что вы должным образом оцените мою откровенность. Если эта надежда не оправдалась, нам с вами больше не о чем говорить... Впрочем, если вам хочется еще побыть на воздухе, можем продолжить прогулку.
      - Вы угадали, мне действительно не хочется возвращаться в нашу темницу. Если вы не спешите, пройдем до конца аллеи и вернемся назад. Там уж можете сдать меня часовому.
      Она встала. В это время вдали показался полковник Планк. Соколов сразу заметил его.
      - Марианна, сюда идет командир немецкой воинской части. Хотите поразить его?
      - Как? - впервые за все время встречи лукаво улыбнулась она.
      - Разыграем перед ним влюбленную парочку.
      - А почему бы и нет? - неожиданно согласилась она. - Пусть тюремщики знают, что мы тоже люди...
      Соколов обнял ее за талию, а девушка, прижавшись к нему, положила голову на его плечо, при этом лоб ее касался его щеки. Увидев это, полковник, очевидно, решил не мешать им и свернул в другую аллею. Теперь "влюбленные" могли прекратить игру, но не сделали этого. Только в конце аллеи, когда надо было повернуть обратно, девушка встрепенулась, подняла голову и, словно нехотя, медленно освободилась из его объятий. Обратно шли еще медленнее, Марианна несколько раз пыталась завязать разговор, но Соколов, погруженный в свои мысли, отвечал только односложным "да" или "нет". Не доходя до часового, девушка остановилась.
      - По всей вероятности, это была последняя моя прогулка, - проговорила она, чуть не плача.
      - Если бы вы согласились помочь мне, заверяю вас, она стала бы началом вашего освобождения, - заметил Соколов.
      - Ну хорошо, я поговорю с мамой и окончательный ответ дам завтра.
      - Только не забывайте, что каждое ваше слово подслушивается. Зайду утром. А пока до свидания!
      Он проводил ее до калитки, передал часовому и ушел. Марианна вошла в дом.
      - Ну, что он сказал? - спросила мать.
      - Мама, у меня от свежего воздуха разболелась голова... Поговорим потом, а пока я полежу, отдохну, - нарочито громко ответила она. Затем бросилась на койку так, что затрещали ржавые пружины, но тут же осторожно поднялась, обняла мать и шепнула ей на ухо:
      - Нас подслушивают. Говори шепотом...
      Глава тридцать первая
      В эту ночь Соколов спал плохо. На душе было неспокойно. Он ругал себя за то, что рассказал слишком много совершенно незнакомому человеку, да еще графской дочери. Если немцы выпытают у нее признания, его наверняка посадят за решетку. А там - допросы, расстрел. Хуже всего, что он не успел сообщить Турханову о тех тайных планах абвера, ради которых прибыл сюда. Рискованный шаг может привести не только к гибели его самого, но и к срыву плана партизан по уничтожению "Осиного гнезда". Да, было от чего лишиться сна! Правда, где-то в глубине души все же теплилась надежда на благоприятный исход.
      Утром он первым делом решил посетить домик садовника. Приняли его там весьма холодно. Графиня даже не ответила на приветствие и, сославшись на головную боль, села в кресло, закрыла лицо платком и сделала вид, что задремала. Марианна хотя и кивнула головой, но сесть не предложила.
      - Я чувствую, мне здесь нечего делать, - с горечью произнес Соколов.
      - Да, мы не можем удовлетворить вашу просьбу. Пожалуйста, не сердитесь на нас! Мы вам ничего плохого не желали... Поверьте!
      - И на том спасибо. Прощайте!
      Соколов взялся за дверную ручку, но девушка остановила его.
      - Постойте! Неужели вы даже не попытаетесь уговорить нас? - спросила она изменившимся голосом.
      - Нет! - ответил он, не оборачиваясь. - Сожалею, что напрасно причинил вам беспокойство. Прощайте.
      Она схватила его за руку:
      - Подождите, господин Астахов! Ведь это было лишь испытание... Если бы вы начали упрашивать или, не дай бог, угрожать, я ни за что не отдала бы вам это... Вот возьмите. Судьба брата и наша судьба в ваших руках. Прошу лишь об одном: если узнаете о моей смерти, пожалуйста, не считайте меня доверчивой дурой, как окрестила меня пять минут назад мама.
      Она подала записку Тадеушу и письмо на имя Бурковского. Соколов прочитал их. Это было то, что он хотел. Записку он спрятал в блокнот, а незапечатанное письмо положил в карман.
      - Скоро вы будете на свободе, - шепнул он ей. - Если услышите выстрелы, забаррикадируйте дверь, ложитесь на пол и ждите меня. Я приду обязательно. До скорого свидания!..
      Полковник Планк ожидал Соколова в своем кабинете.
      - Как успехи? - сразу же приступил он к делу.
      - Кажется, все в порядке, - сказал Соколов, подавая ему письмо Бурковскому. - Поеду, договорюсь с профессором о времени и месте свидания с неуловимым поручиком. Устроить засаду и задержать его - это уж ваше дело.
      Шеф абвергруппы чуть не лопнул с досады, когда прочитал письмо и адрес на конверте.
      - К сожалению, господин Бурковский там уже не живет, - со вздохом сказал он. - Придется придумать что-нибудь другое...
      - Значит, все мои старания были напрасными. Черт побери! А как трудно было уломать старую графиню! Да и дочка ее согласилась не сразу... Куда же мог переехать этот старый хрыч Бурковский? - проворчал Соколов.
      - Мы его арестовали. Видно, поспешили - настаивал старший следователь. Жаль, я согласился с ним... Что же нам теперь предпринять? Вы не смогли бы предложить какой-нибудь другой план?
      - Можно было бы придумать что-нибудь, но не теперь. Вчерашняя прогулка в саду мне напомнила о том, что в мире существуют... Ну, вы сами понимаете... Хочу съездить на пару дней в город, проветрить мозги. Надеюсь, вы не возражаете?
      - Желание ваше мне понятно, но сейчас прошу повременить. Если пани Марианна так вас взволновала, можете взять ее себе на ночь, - предложил шеф.
      - Плаксивые девки не в моем вкусе, - отказался Соколов. - Лучше уж заплатить хорошие деньги и повеселиться в ночном кабачке со шлюхой. Прошу отпустить хотя бы на одну ночь.
      - Ну, что поделаешь, - развел руками полковник. - Не хочется вас стеснять... Если не случится непредвиденного, после обеда можете выехать в Кельцы. Деньги у вас есть?
      - Если бы жалованье выдали вперед, не стал бы отказываться, осклабился "власовец".
      - За этим дело не станет. Конечно, желательно, чтоб одолжение было взаимным.
      Но когда после завтрака начались переговоры, Планку пришлось порядком поволноваться. Сначала он торжественно объявил, что мысль капитана Астахова о создании ложного партизанского отряда для уничтожения жителей деревни Бохеньки понравилась всем руководителям абвергруппы 505 и они разработали подробный план, по которому предусматривалась передача отряда в распоряжение самого Астахова. Соколов с этим согласился без особых возражений. По плану предусматривалось, что в отряд войдет от шестидесяти до восьмидесяти военнопленных, главным образом чувашей, так как немцы хотели добиться хотя бы видимого объединения ложного отряда с отрядом Турханова, где, как они знали, по количеству чуваши занимали первое место. Для того чтобы договориться о слиянии отрядов, Астахов должен был посетить Турханова. Затем, в ближайшее же воскресенье, немцы должны загнать всех жителей деревни Бохеньки в костел, а бойцы ложного партизанского отряда забросать их ручными гранатами и поджечь костел. В это время капитан Нордау нападет на них. Большинство ложных партизан будет перебито, а их руководитель с несколькими бойцами сдастся в плен. Тут Соколов высказал опасение, что в пылу сражения немцы по ошибке могут убить и его. Поэтому план изменили: он, Астахов, с пятью-шестью бойцами попадет в плен до начала сражения. Основное разногласие возникло при обсуждении заключительной части плана. Немцы хотели предать Астахова и его бойцов гласному суду, где им, в присутствии многочисленных представителей польской и мировой общественности, прессы, радио и кинофоторепортеров, пришлось бы сознаться в совершенных зверствах.
      - Какой приговор вынесет нам суд? - спросил Соколов.
      - Смертную казнь через повешание, - ответил Планк.
      - Это меня не устраивает, - усмехнулся Соколов. - Ищите другого командира.
      - Да никто и не думает вас вешать! Перед казнью мы подменим вас другим человеком, - успокоил его шеф.
      - А если забудете или по какой-то причине не успеете? Нет, господин полковник, я не согласен предстать перед судом. Лучше уж вернусь на свое прежнее место, в штаб армии Власова. Если суждено погибнуть, так лучше сложить голову в бою, чем сунуть ее в петлю.
      Спор продолжался долго. Наконец Соколов согласился, но при следующем условии: полковник Планк дает письменное обязательство, что сразу же после суда предоставит Астахову возможность тайно выехать в Швейцарию, обеспечив иностранной валютой в сумме 25 тысяч долларов. Кроме того, шеф абвергруппы тут же выдал Соколову 10 тысяч оккупационных марок на "проветривание мозгов" в ночных кабачках. На этом они расстались. Капитан Нордау, которому полковник Планк поручил следить за Астаховым в Кельцах и, если он будет замешан в пьяном дебоше, выручить при содействии патрулей военного коменданта, а затем, наутро, доставить в хутор Сепатовского и познакомить с тремя будущими помощниками, повез его в город на своей машине.
      Глава тридцать вторая
      Поистине коварству абвера не было предела. Мало того, что он согласился создать фальшивый партизанский отряд, начальник абвергруппы 505 решил предать самого автора этого коварного плана. Когда Нордау увез Соколова в город, Альтаус спросил у Планка:
      - Неужели вы и правда дадите Астахову письменную гарантию? Ведь после суда он будет находиться в гестаповской тюрьме, а там едва ли захотят выпустить его на свободу.
      - Конечно, я как раз на это и рассчитываю. После суда нам Астахов уже не понадобится, а от живых свидетелей лучше всего избавиться вовремя, ответил шеф.
      - Выходит, виселицы ему не миновать?
      - Выходит так, - согласился полковник. - Что поделаешь? Жизнь разведчика похожа на азартную игру, а в игре всегда кто-то выигрывает, кто-то проигрывает. В дан ном, конкретном случае проигравшим окажется господин Астахов. Вот и все...
      Так рассчитывал воспитанник хитрейшего адмирала Канариса, но, желая обмануть других, обманулся сам. Соколова потянуло в город, конечно, не желание кутить в ночных кабачках, как он объяснил Планку, а необходимость сообщить о себе Турханову, для чего ему надо было срочно встретиться с Яничеком.
      -Вам, случайно, не довелось слышать о некоем пане Янковском? - спросил он Нордау, когда подъехали к городу.
      - Кажется, это валютчик? Как-то пришлось заехать к нему вместе с фрау Планк. Она приобрела у него какие - то золотые побрякушки.
      - Он самый. Мы с ним вместе ехали из Варшавы. Всю дорогу играли в карты. Тогда познакомились. Богат, сукин сын. Я тогда выиграл у него довольно приличную сумму. А что, если захватить его с собой в ресторан?
      - Думаете, он расплатится за нас?
      - А как же! Ему офицеры делают честь, приглашая в свою компанию. Умный поляк должен ценить это. К тому же он мне должен, а картежный долг не прощается, ибо тогда кредитора навсегда покинет счастье.
      Нордау согласился, и скоро машина остановилась напротив нарядного двухэтажного домика, утопающего в саду.
      - Вы посидите минуточку, я пойду позову его, - сказал Соколов и, не дожидаясь ответа, взбежал по лестнице на второй этаж.
      К счастью, Яничек оказался дома. Соколов коротко проинформировал его о делах и попросил передать Турханову, чтобы готовились к окончательной ликвидации "Осиного гнезда".
      - Фальшивый отряд будет размещаться в хуторе Сепатовского. Я постараюсь превратить его в настоящий. Дня через два буду на базе, и тогда договоримся о последующих действиях, - сказал Соколов.
      Чтобы усыпить бдительность капитана Нордау, они решили продать ему по сходной цене дамские часы.
      - Пан Янковский не может принять участие в нашем походе, - сказал Соколов, выходя из дома, капитану. - Ждет какого-то генерала, который часто покупает у него ювелирные изделия. Со мной он расплатился полностью. Кстати, у него есть прекрасные золотые дамские часики. Может, хотите сделать подарок жене? Уступит всего за три тысячи, а в Германии такие часы стоят в три раза дороже.
      Нордау оживился. Он давно мечтал послать жене какой-нибудь ценный трофей, но до сих пор не удавалось достать ничего подходящего.
      - К сожалению, сегодня я не при деньгах, - вздохнул капитан.
      - Возьмите у меня. Потом рассчитаетесь, - предложил Соколов. Нордау согласился, и они вошли в квартиру Яничека.
      - Мой друг хочет сделать подарок жене. Покажите-ка ему часики, - сказал Соколов.
      Зденек вручил немцу часики с браслетом. У Нордау загорелись глаза. Он сразу оценил вещь. "Не в три раза дороже, а пять! - подумал он. - Вот обрадуется моя милая Гретхен!"
      На радостях он наклюкался в первом же ресторане, а потом вместе с Соколовым побывал еще в трех кабачках. Проснулся он утром в объятиях пьяной женщины. Они сидели на заднем сиденье автомашины. Впереди сидел Соколов и сосредоточенно курил. Машина стояла в кустах. Нордау силился вспомнить, как он сюда попал, но в голове гудело, будто в пустой бочке.
      - Где мы? - с тревогой спросил он. Соколов обернулся к нему и весело улыбнулся.
      - Ах, вы уже проснулись? Доброе утро! Я думал, вы проспите целый день. Мы в десяти километрах от графского имения, - ответил он.
      - А что это за скотина со мной? - брезгливо поморщился капитан, снимая голые руки женщины со своей шеи.
      - Думаю, обыкновенная проститутка, хотя и выдавала себя за генеральшу. Мужа якобы убили партизаны. Вы подцепили ее в последнем кабачке. Обещали выгнать Гретхен и жениться на ней. Мои попытки отговорить вас были безуспешны, а когда я попытался высадить ее, вы набросились на меня с пистолетом. Во избежание неприятностей, пришлось обезоружить вас. Возьмите свой парабеллум, - сказал Соколов, протягивая ему пистолет через плечо.
      Нордау начал припоминать: действительно, все было так, как рассказывал Соколов. Но, кажется, были еще какие-то женщины, одну он вроде бы пытался раздеть где-то в танцевальном зале... Потом кому-то показывал документы. Со страхом он ощупал карманы, но они были пусты. Там не было ни документов, ни денег, ни золотых часов...
      - А... что еще было? Кажется, я кого-то раздевал...
      - Да. Вы пригласили танцевать жену какого-то лейтенантика с интендантскими погонами. Не знаю, что у вас там случилось, вдруг вы, под хохот публики, стали рвать на ней платье... Разъяренный муж побежал к телефону, чтобы вызвать из комендатуры офицерский патруль. С большим трудом удалось мне уговорить его уладить дело миром. Пришлось заплатить ему тысячу марок отступного. Пока я вел с ним переговоры, вы в зале показывали свои документы каким-то подозрительным типам, называя себя шефом абвергруппы 505. К счастью, мне удалось отобрать у них все. Вот, проверьте, - сказал Соколов, вручая капитану документы.
      - Слава богу, ничего не пропало. Спасибо вам, дорогой друг! А не знаете, куда я дел часики?
      - Подарили одной шлюхе. Сначала она ни за что не хотела вернуть, но когда я заплатил ей десять марок и пообещал расквасить морду, если будет артачиться, согласилась.
      У Нордау даже руки затряслись, когда он взял часы.
      - Сколько же я должен вам в общей сложности? - спросил он.
      - Черт с ними, с деньгами! Лучше проверьте, все ли у вас в порядке.
      - Кажется, все. А почему мы здесь стоим?
      - Не мог же я везти вас к шефу в таком виде, а дорогу на хутор Сепатовского я не знаю.
      - Ах, да! Сейчас мы туда поедем. Но сначала надо избавиться от этой генеральши. Я знал ее мужа. Отвратительный был человек. Выбросить ее, что ли, в кусты?
      - А она знает вас?
      - Встречались раза два тайком от мужа.
      - Тогда поднимет шум, а это не в ваших интересах. Выедем на шоссе, остановите какую-нибудь машину, заплатим хозяину, пусть отвезет ее домой, предложил Соколов.
      Так они и сделали. Теперь Нордау наконец вздохнул с облегчением. "Однако, какой он хороший человек! - думал он, глядя на Соколова. - Даже родной брат за весь век не сделал бы столько добра, сколько он сделал для меня в одну ночь. За пьяные дебоши, утерю документов и болтовню об абвергруппе если бы и не отдали под суд, то, во всяком случае, отправили на фронт с понижением в чине, а там в живых остаются редкие счастливчики... Астахов спас меня, надо и для него сделать что-то".
      - Господин Астахов, вы спасли меня. Я никогда этого не забуду. Хочу отплатить вам добром за добро. В хуторе Сепатовского живут три ваших земляка. Будьте с ними осторожны. Все они - наши осведомители. Что бы вы ни делали и ни говорили, они тут же передадут Альтаусу, а он вас почему-то недолюбливает. Особенно следует опасаться Юманова. Этот, кажется, служит нам не за страх, а за совесть.
      - Спасибо на добром слове, но мне бояться нечего, я не собираюсь выступать против вас!
      - О, не говорите так! - воскликнул Нордау. - Мы тоже не собираемся, а иногда по пьянке ляпнешь такое... Узнай об этом сам фюрер - костей не соберешь. И у вас может сорваться что-нибудь с языка, тогда уж эти негодяи вас не пожалеют.
      Предостережение было излишне. Соколов и без того понимал, что Планк окружил его всевозможными подонками, работающими на абвер.
      В хуторе Сепатовского их встретили три негодяя, о которых говорил Нордау. Соколова он представил им как верного союзника немцев, который пользуется полным доверием у полковника Планка, а поэтому заслуживает большого уважения и приказал во всем беспрекословно повиноваться ему. Предатели рассыпались перед новым начальником мелким бесом.
      Комендант абвергруппы стал собираться в обратный путь...
      - Как вы полагаете, следует мне чистосердечно рас сказать шефу о ночных похождениях или лучше скрыть? - спросил он на прощание у своего неожиданного "друга".
      - Советы давать не могу. Но если бы я рассказывал начальству о всех своих проделках, думаю, давно бы лежал в сырой земле...
      - Вы правы! - обрадовался капитан такой поддержке. - Я тоже не скажу шефу ни слова. А там будь что будет...
      До момента стимулированного нападения на колонну военнопленных оставалось три часа, и Соколов решил получше познакомиться со своими будущими "помощниками". Он пригласил их на завтрак, где они и разговорились. Юманов оказался среди них старшим и по возрасту, и по званию. Еще в начале первой мировой войны он сдался немцам в плен и до девятнадцатого года прожил в Германии, работая у богатого торговца то кучером, то дворником, а в последнее время даже продавцом. В плену, же научился говорить по-немецки. Возвратившись домой, сначала спекулировал промышленными товарами, а в период нэпа открыл собственную бакалейную лавку. В тридцатом году его раскулачили. С тех пор он возненавидел советскую власть лютой ненавистью и, когда в сорок первом году началась война, при первой же возможности перебежал на сторону немцев. С тех пор служит фашистам верой и правдой, чего и сам не скрывает.
      Второго, звали Шалтайкиным. Этот когда-то работал преподавателем истории в педагогическом техникуме, но за националистические выпады был исключен из партии и снят с работы. Пришлось ему переквалифицироваться в бухгалтеры. Попав в армию по мобилизации, он сначала служил казначеем полка, но потом сдался в плен и стал платным осведомителем гестапо в различных лагерях военнопленных. Планк выпросил его у гестапо для засылки к советским партизанам, а теперь передал Соколову для использования в качестве помощника в фальшивом партизанском отряде.
      Фамилия третьего была Шашков. До войны он вместе с матерью - научным работником - жил в городе. После окончания средней школы два года подряд пытался поступить в институт, но с треском проваливался на экзаменах. На работу же не устраивался, сидел на шее у матери и пьянствовал вместе с другими великовозрастными дармоедами. Денег не хватало, он связался с воровской шайкой. Как раз в это время мать выиграла по займу крупную сумму. Он решил похитить у матери облигацию, но та заметила, завязалась борьба, и он ударом ножа перерезал у матери сонную артерию, та скончалась, а сын-убийца, захватив с собой облигацию, уехал на Западную Украину. Очутившись на временно оккупированной территории, он поступил на службу в немецкую полицию, а оттуда попал к полковнику Планку.
      Соколов рассказал им биографию капитана Астахова, за которого он выдавал себя. Преступная жизнь этого выродка у слушателей вызвала восхищение, а его карьера - зависть.
      Ровно в назначенное время Соколов привел их к развилке дорог, где было намечено Планком место для засады. Вскоре на дороге показалась колонна военнопленных. Шли они под конвоем немецких солдат и одного из офицеров абвера. Свернув с шоссе на проселочную дорогу, ведущую к хутору Сепатовского, начальник конвоя устроил привал. Усталые люди сразу же повалились на землю, а конвоиры собрались в голове колонны, но, как только загремели выстрелы, все они, отстреливаясь из автоматов и бросая гранаты, быстро отступили в лес. Соколов и его "помощники", прекратив преследование, подошли к военнопленным, объявили, что они - партизаны, и повели на "свою базу". При опросе все освобожденные изъявили желание поступить в партизанский отряд. Тогда им выдали специально подготовленное старое оружие.
      Так был создан партизанский отряд, который, по мысли шефа абвергруппы 505, должен был помочь ему завершить операцию по плану "Финдлинг" и в то же время надолго поссорить поляков с их союзниками - русскими.
      Глава тридцать третья
      Приближался момент решающей схватки между советскими партизанами и абвергруппой 505. После встречи с Соколовым на своей городской квартире Яничек немедленно выехал на партизанскую базу, передал Турханову записку Марианны и рассказал о деятельности своего друга у полковника Планка. Теперь Турханову стали понятны все детали плана "Финдлинг". Полковник немедленно сообщил об этом в Штаб партизанского движения. Ответ поступил в тот же день. Генерал Барсуков рекомендовал нанести удар по абвергруппе вместе с подразделениями Армии Людовой, а если удастся, то привлечь и силы Армии Крайовой, в частности батальон Тадеуша Бохеньского.
      По просьбе Турханова Адам Краковский в тот же вечер устроил ему встречу с поручиком Бохеньским. Ссылаясь на приказ командующего Армией Крайовой генерала Бора <Подпольная кличка генерала Бур-Коморовского, главнокомандующего Армией Крайовой>, запрещающего заключать любые, временные или постоянные, союзы с другими силами Сопротивления, этот офицер сразу же отказался от совместных действий против немцев. Турханов рассказал ему о весьма опасном положении, в котором находились его мать и сестра, но и это не помогло. Только прочитав записку Марианны, он согласился через подпольную газету сообщить о своей "смерти", чтобы ввести в заблуждение немцев. Таким образом, вся тяжесть операции по ликвидации "Осиного гнезда" легла на Интернациональный отряд советских партизан и батальон Армии Людовой. В ожидании дальнейших сообщений Соколова было решено сосредоточить по одной роте в лесах, в непосредственной близости от имения графа Бохеньского. Туда же перенес свой НП Турханов, который должен был непосредственно руководить боем.
      Руководство абвергруппы тоже не сидело сложа руки. Через свою агентуру они распространили слух о появлении крупного отряда под командованием советского капитана Астахова, а чтобы этот слух имел какое-то основание, по приказанию Планка на дорогах вблизи хутора Сепатовского взорвали два старых, давно списанных танка и подожгли несколько таких же негодных грузовиков со всякой рухлядью. Кроме того, по просьбе шефа абвергруппы летчики перенесли свои учебные занятия в лес возле деревни Бохеньки, что должно было создать впечатление, будто немцы ведут ожесточенные бои с отрядом Астахова, применяя даже авиацию.
      Закипела работа и у Соколова. Неутомимый Шалтайкин в первую же ночь, подбив освобожденных военнопленных на откровенность, выявил среди них трех коммунистов и десять сочувствовавших и показал список Соколову.
      - Они подозревают что-то неладное и, кажется, собираются тайком уйти от нас.
      - Хорошо. Оставь мне список. Я отошлю его полковнику Планку, а с этими коммунистами поговорю сам. Может, удастся обойтись без скандала. В крайнем случае я их уведу в лес и там прикончу тихонько, - пообещал Соколов.
      Действительно, дело обошлось без скандала. Командир отряда вызвал к себе каждого по отдельности и договорился о дальнейших совместных действиях. С их же помощью была обезврежена тайная работа трех агентов абвера. Таким образом, фальшивый отряд незаметно для немцев превратился в настоящий партизанский отряд.
      - Радуйтесь, мой друг! - воскликнул Планк при очередной встрече с Соколовым. - Послезавтра вы можете совершить подвиг, о котором давно мечтали.
      - Неужели уже все готово? - спросил Соколов, изобразив на своем лице удивление.
      - Да. Вот посмотрите: господь бог убрал с нашего пути последнее препятствие! Теперь слово за вами...
      С этими словами Планк положил на стол свежий номер подпольной газеты, выпускаемой сторонниками польского эмигрантского правительства. На последней полосе в черной раме красовался портрет Тадеуша Бохеньского, а под ним был опубликован некролог, в котором сообщалось, что поручик Бохеньский был убит во время перестрелки с жандармами.