- Ладно, пусть дрыхнет. Приведете, когда проснется. А пока скажите Альтаусу, пускай явится ко мне с его документами.
      Глава двадцать восьмая
      Соколов, прибывший в абвергруппу 505 вместо капитана Астахова, конечно, не был пьян, а только притворялся. Расчет его был прост: на Западе многие привыкли смотреть на русских как на отпетых пьянчуг, а офицеры-предатели из армии Власова, словно стараясь доказать правильность такого взгляда, пили напропалую, о чем очень хорошо знали немцы. Расчет оказался правильным; даже у Альтауса, склонного к излишней подозрительности, не возникло никаких сомнений, хотя сам "власовец" ему не понравился.
      -Не знаю, способен ли он еще на что-нибудь, кроме пьянства, - закончил он свой доклад шефу.
      - Это мы проверим. У нас нет иного выхода. Надо торопиться с выполнением нашего плана. Красная Армия уже вступила на территорию Польши. Вчера мы оставили Люблин. Если мы ее не остановим на рубеже Вайсхель <Вайсхель - немецкое название реки Вислы>, боюсь, как бы все дело не пошло насмарку.
      - А как вы хотите его проверить? - поинтересовался Альтаус.
      - Специальный экзамен устраивать не будем, некогда, проверим на деле. Вчера из лагеря военнопленных доставили двух типов; сотрудничавших с администрацией. Оба земляки Астахова. Хочу их забросить в отряд Турханова.
      Пусть наш инструктор прощупает их и выяснит, есть ли смысл заниматься с ними.
      - После обеда я доставлю их к нему. Где ему отвести рабочее место?
      - Закрепите за ним одну из следственных камер, где есть установка для подслушивания. У аппарата посадите Юманова. Он тоже чуваш. Пусть он тщательно все прослушивает и докладывает вам... У меня что-то разболелась голова. Пойду отдохну часок, - сказал Планк, зевая.
      ...Соколов решил, что надо по-прежнему разыгрывать тупого, неотесанного человека. Он видел, с каким презрением смотрели на него капитан Нордау и майор Альтаус. Это было в порядке вещей. Соколов даже немного вздремнул, но, услышав команду строиться на обед, поднялся с постели и вышел из комнаты. Дежурный, предупрежденный, что в одном здании вместе с солдатами и унтер-офицерами будет жить русский капитан, сотрудничающий с немцами, увидев сонного и растрепанного власовского офицера, подошел к нему.
      - Вам куда? - спросил он.
      - Куда царь пешком ходит, - ответил Соколов. - Где у вас тут уборная, мужская комната, нужник, туалет или, по-вашему, кажется, ватерклозет?
      Солдаты, с интересом наблюдавшие за ними, прыснули. Соколову это и надо было. Он продолжал в том же духе. Вошел Альтаус и, увидев, как хохочут солдаты, сам не удержался от смеха.
      - Пойдемте, я покажу вам, - предложил он, взяв Соколова под руку. - А после обеда сразу зайдите ко мне!
      - Слушаюсь, господин майор! - щелкнул каблуками Соколов.
      Получив надлежащую инструкцию от старшего следователя, Соколов сразу приступил к делу. Он вошел в следственную камеру и попросил доставить к нему двух военнопленных, намеченных на роль провокаторов. Скоро в камеру в сопровождении дежурного вошли два человека и, увидев капитана, вскинули руки в фашистском приветствии.
      - Садитесь! - показал им на скамейку Соколов. - Мне говорили, что вы оба чуваши. Я сам тоже чуваш, по этому, если хотите, можем говорить на родном языке.
      - Ну конечно! - согласились те.
      - Тогда давайте познакомимся. Начнем с вас, - кивнул Соколов бородатому мужчине средних лет. - Расскажите о себе.
      Биография этого человека оказалась весьма характерной. Родился он в Похвистневском районе Куйбышевской области в семье арендатора мельницы. В тридцатом году их раскулачили, а затем выслали в казахстанские степи, но через пять лет, восстановив в правах, разрешили вернуться в родную деревню, где они всей семьей должны были вступить в колхоз. Когда началась война, он попал в Красную Армию, а скоро и на фронт. Служил он рядовым и при первой же возможности перебежал на сторону немцев. В лагере военнопленных его назначили старшим по бараку.
      Второй, безусый юнец, до войны занимался мелкими кражами, за что трижды был присужден народным судом к лишению свободы. Когда началась война, вместе с другими заключенными он подал заявление с просьбой отправить его на фронт, обещал искупить свою вину перед обществом честной службой. Попав в окружение, он сдался в плен. В лагере военнопленных работал платным осведомителем и выдавал своих товарищей, которые собирались бежать или тайно занимались антифашистской агитацией.
      - Прошлое ваше нас устраивает. Вы оба подходите нам, - подбодрил их Соколов. - Теперь пойдете к партизанам. Должен вас предупредить, работа эта очень сложная, поэтому надо со всей серьезностью подготовиться к ней. Вы, наверное, еще не представляете себе всей опасности...
      -Господин капитан, скажите, пожалуйста, кроме вас здесь еще кто-нибудь знает чувашский язык? - спросил бывший кулак.
      - Нет! - решительно ответил Соколов, хотя полагал, что их разговор наверняка подслушивают специально по добранные люди.
      - Тогда разрешите быть с вами откровенными...
      - Пожалуйста! Я сам с вами откровенен и от вас хочу того же.
      - Мы слышали, что партизаны разоблаченных шпионов и провокаторов подвешивают за ноги и поджаривают на медленном огне. В случае провала нам тоже пощады не будет.
      - Если вы так боитесь, почему же тогда добровольно изъявили желание пойти к партизанам?
      - А кто вам сказал, что мы идем туда добровольно? Нам предложили, вот и идем, - сердито проворчал бывший кулак,
      - Попробуй отказаться - сразу в штрафной лагерь, где люди мрут как мухи, - добавил бывший жулик.
      - Тогда почему вы не пошли к нам, в армию Власова?
      - А разве у вас гарантируют от смерти? - с ехидством спросил воришка. Мы хотим жить не только сего дня, но и завтра. Хорошо вам, офицерам. Вы получаете чины, награды, а мы только пули в сердце или осколок в голову.
      - Да, положение у вас, как говорится, хуже губернаторского. Я вам сочувствую, но помочь не могу, - развел руками Соколов.
      Наступило тягостное молчание. Некоторое время предатели сидели опустив головы, потом переглянулись между собой.
      - При желании вы могли бы нам помочь, - сказал бывший кулак. - Скажите, как вы смотрите на исход войны?
      - Так же, как и вы, - неопределенно ответил Соколов.
      - Если бы это было так, вы не сидели бы здесь и не вербовали нас в шпионы. Ведь после войны и нас, провокаторов, и вас, власовцев, ждет расстрел или, в лучшем случае, лишение свободы на четверть века...
      - Напрасно вы смотрите на будущее так мрачно. Вот увидите, мы победим, - заверил Соколов.
      - Да, видим мы, как вы побеждаете, - презрительно процедил кулак. Скоро отступать будет некуда...
      - А что вы предлагаете? Сложить оружие и сдаться красным? Вам что, вы против своих открыто не воевали. Можете, в случае чего, изобразить из себя невинных жертв немецкого фашизма и после войны вернуться к родным и детям. А нас, власовцев, домой не пустят, сразу поставят к стенке. Поэтому остается нам только одно - продать свою жизнь как можно дороже, - вздохнул Соколов.
      - Домой мы тоже не собираемся. Социализм у нас в печенках сидит... Но если бы вы согласились помочь нам, может, мы нашли бы другой выход, подходящий не только для нас, но и для вас, власовцев.
      - Господин капитан, и правда, помогите, - слезно попросил бывший жулик. - Мой отец говорил, что люди, говорящие на одном языке, должны помогать друг другу не только в этой жизни, но и на том свете - в раю или в аду, все равно...
      - Никак не могу понять, чем я мог бы помочь вам? - сказал Соколов, давая в то же время понять, что не прочь выслушать их.
      - Поклянитесь, что не выдадите нас, даже если не согласитесь пойти с нами! - попросил кулак.
      Соколов поклялся честью офицера РОА, и предатели посвятили его в свои планы. Узнав о недавних победах Красной Армии в Белоруссии и на Украине, предатели, открыто или тайно сотрудничавшие с лагерной администрацией или с гестапо, почувствовали, что приближается конец, и всполошились не на шутку. Среди них оказался бывший моряк-балтиец, участник многих заграничных плаваний. Он и предложил бежать в нейтральную Швецию. С ним согласились тридцать три изменника и выработали подробный план, согласно которому все они должны были бежать из немецкого лагеря, затем организовать фальшивый партизанский отряд и, пользуясь симпатией польского народа к партизанам, при содействии подпольных организаций Сопротивления добраться до Балтийского побережья, захватить там либо катер погранохраны, либо небольшое рыболовное судно и переправиться через море в Швецию. Осуществление плана застопорилось из-за трудности побега. Предатели просили власовского капитана под каким-нибудь благовидным предлогом вывести их из лагеря и возглавить ложный партизанский отряд.
      Весь этот план Соколову сначала показался бредом, но, поразмыслив немного, он понял, что предателям действительно остается только два выхода: либо склонить покаянную голову перед советскими органами, либо искать защиты за пределами Германии, куда не придет победоносная Красная Армия. "Значит, от справедливого возмездия вы хотите укрыться под небом Швеции, - со злобой думал он, глядя на преступников. - Что ж, я помогу вам. Только не бежать, а получить заслуженное наказание..."
      - Опасное дело вы задумали, братцы, - покачал он головой. - Конечно, под видом мобилизации в армию Власова я легко мог бы вывести ваших товарищей из лагеря. Но если среди них окажется хоть один негодяй и донесет в гестапо, то и эти погоны не спасут меня от виселицы...
      - О, насчет этого не сомневайтесь! - горячо зашептал кулак. - Выдать нас мог бы только большевистский агент, а среди наших таких нет и быть не может, ведь на совести у каждого не один десяток казненных антифашистов. Все они только и мечтают, что о Швеции! Ради бога, помогите нам!
      Соколов поднялся со стула и начал шагать из угла в угол. Предатели смотрели на него как на бога.
      - Хорошо, я рискну! - согласился он. - Но смотрите не подведите меня. Пока вы останетесь здесь. Я вам дам прекрасную характеристику. Завтра же поеду в ваш лагерь якобы вербовать заговорщиков в русскую освободительную армию. Поговорю с каждым персонально. Если они согласятся со мной, к вечеру всех выведу из лагеря и приеду за вами. Послезавтра вы присоединитесь к остальным. Идет?
      - Спасибо, господин капитан! Мы никогда не забудем вашей услуги. Ну, теперь уж успех нам обеспечен! - обрадовался бывший кулак.
      - Господин капитан, возьмите меня к себе ординарцем! - воскликнул бывший жулик. - Будете довольны, честное слово!
      Соколов улыбнулся.
      - А теперь, друзья, продиктуйте мне список заговорщиков? - сказал он.
      - Зачем? - с подозрением взглянули на него предатели.
      - А как я их найду в лагере? Не буду же спрашивать перед строем, кто собирается бежать в Швецию!
      Оба изменника явно растерялись.
      - Вы что, не доверяете мне? - сердито проговорил Соколов. - Тогда какого же черта затеяли весь этот раз говор?
      - Мы поверили бы, если бы вы как-то доказали, что согласны с нами и не собираетесь нас выдавать. А дать весь список...
      - Тихо! - перебил бывшего кулака Соколов. - Я думал, вы люди серьезные и задумали настоящее дело. Если так, давайте забудем этот детский лепет о бегстве к индейцам на Аляску... Вы мне ничего не говорили, и я ничего не слышал. Понятно?
      - Господин капитан, не сердитесь на нас! - взмолился воришка.
      - Да мы вовсе не хотели вас обидеть. Поймите и нас, ведь осторожность первое дело... Ну, хорошо, записывайте...
      И бывший кулак продиктовал список тридцати трех негодяев.
      Первое занятие на этом закончилось. Соколов сдал своих "учеников" дежурному, а сам возвратился в казарму, где сначала тщательно переписал список на отдельный лист, а потом позвал дежурного. Тот все еще смотрел на него иронически, но под его сердитым взглядом тут же принял стойку "смирно".
      - Водки! - крикнул Соколов.
      Дежурный, не понимавший по-русски, захлопал глазами. Тогда Соколов жестом показал, что хочет пить. Тот выбежал из комнаты и тут же принес графин воды. Соколов, подражая пьяницам, осторожно налил полстакана, поднял его, подержал против света, придал лицу умильное выражение и опрокинул стакан в раскрытый рот, но тут же с шумом выплюнул.
      - Сукин сын! Чего ты принес мне? Это же вода, а не водка! Водку мне! Водку! Понимаешь, тринкен шнапс! - заорал он, замахиваясь стаканом.
      Перепуганный унтер пулей вылетел из комнаты. Через несколько минут в дверях появился улыбающийся Альтаус.
      - Что случилось? - спросил он. - Кто обидел нашего дорогого гостя?
      - Спросите у него, - показал Соколов на дежурного. - Я прошу у него водки, а он мне сует воду. Неужели здесь нечем горло промочить?
      - Есть, есть... Пойдемте, с вами хочет познакомиться наш шеф. А там будет и водка, и коньяк, - пообещал старший следователь.
      Полковник Планк принял "господина Астахова" в своем кабинете, пожал ему руку, хотя при этом презрительно поморщился, затем посадил против себя и для приличия спросил, как он доехал. Соколов повторил ему рассказ Астахова, который сам слышал во время неоднократных допросов предателя. Потом шеф абвергруппы перешел к делу.
      - Как вам понравились ученики? - спросил он. - Можно им доверить ответственное задание?
      - Не люди - мразь. Я им не доверил бы даже чистить солдатские уборные. Трусы и шкурники! Мой вам совет - не цацкайтесь с ними, не теряйте зря времени.
      Я же их больше и видеть не хочу.
      Юманов, тайно слушавший разговор Соколова с провокаторами, еще не успел перевести свои записи на немецкий язык, поэтому Планк ничего не знал о его содержании. Слова Соколова озадачили шефа.
      - Что такое? - удивился он. - В чем их вина?
      - Они всех нас водят за нос. Вот послушайте! - И Соколов рассказал о заговоре предателей, а для подкрепления своих слов выложил на стол список участников.
      Ни Планк, ни Альтаус не только ничего не знали о заговоре - им и в голову не приходило, что он возможен. Сообщение Соколова поразило их. Быстро переглянувшись со своим помощником, шеф поспешил закончить первое свидание с новым инструктором.
      - Хорошо. Мы проверим все это. Пока вы свободны. Встретимся завтра утром. До свидания! - сказал он.
      Через четверть часа начальник абвергруппы и старший следователь уже сидели за столом в железобетонном бункере, специально оборудованном для допросов с применением пыток. Там же находились звероподобный фельдфебель, исполнявший в абвергруппе обязанности палача, и его четыре помощника.
      Первым под конвоем доставили бывшего мелкого воришку. Тот сразу понял, в чем дело, и затрясся как осиновый лист. Еще бы! Ему не раз приходилось бывать в подобных бункерах, правда, в качестве не обвиняемого, а разоблачителя на очных ставках, когда пытали антифашистов, выданных им гестапо. Он много раз видел, как подпольщики умирали под пытками, но не называли имен своих товарищей. Сам же он не выдержал и трех ударов плетки, запросил пощады и, шмыгая носом и всхлипывая, рассказал о заговоре все, что знал. За ним добросили бывшего кулака. Этот проявил некоторую стойкость. Свое участие в заговоре он признал после десяти ударов, а фамилии сообщников назвал только после еще двадцати ударов. Правда, потом выяснилось, что некоторых он забыл с перепугу, поэтому, когда ему зачитали список, продиктованный Соколову, без всяких колебаний подтвердил его правильность.
      - Вот тебе и пьянчужка! - с восхищением сказал Планк о новом инструкторе. - За три часа шутя раскрыл заговор, зревший больше шести месяцев под самым носом гестапо. Передай капитану Нордау, пусть переведет его из казармы во дворец. Угловая комната на первом этаже, предназначавшаяся раньше для гостей, свободна. Скажите также, чтобы, еду ему носили из столовой в эту комнату, а водку и коньяк выдавать по потребности.
      - Да, сначала он мне не понравился, но теперь я понял, что он нам еще пригодится. Для такого человека водки не жалко. Просто приставим к нему кого-нибудь из унтер-офицеров, чтобы своевременно предупреждали дебоши, согласился с Планком Альтаус.
      Глава двадцать девятая
      Соколов, сам того не желая, избавил полковника Планка от крупных неприятностей. Всесильные враги Канариса после его ареста обрушили удары на его друзей и сподвижников. Один из этих врагов, бывший к тому же далеко не последней спицей в колесе 4-го управления имперского ведомства безопасности и давно точивший зубы на Планка, уже собирался выехать в Польшу, чтобы, как он говорил, покопаться в делах абвергруппы 505, но тут был получен специальный доклад из генерал-губернаторства о раскрытии заговора тридцати трех. В докладе деятельность Планка и его группы характеризовалась в весьма лестных выражениях, ей приписывалась заслуга в деле ликвидации "опасного заговора". Тайному врагу Планка пришлось оставить свой коварный замысел и ждать более удобного момента. Обо всем этом стало известно фрау Маргарите Планк из разговоров с надежными друзьями в Берлине, и она тут же сообщила сыну.
      Начальник абвергруппы 505 воспрянул духом. Прежде всего он с удвоенной энергией принялся за осуществление плана "Финдлинг". К этому времени уже были выяснены все триста пятьдесят три человека, лично знавшие Казимира Бохеньского. Из них 141 человек, находившиеся за пределами, Польши главным образом в лагерях для польских и французских военнопленных, по приказу Канариса были уничтожены еще в начале года. 212 человек все еще находились в Польше. Причем, кроме одного, а именно Тадеуша Бохеньского, избежавшего ареста, всех их можно было ликвидировать в любое время. Все дело задерживалось из-за того, что никак не удавалось натравить советских партизан на жителей деревни Бохеньки и, кроме того, захватить Тадеуша. Оставлять его на свободе - значит обречь весь план "Финдлинг" на провал. Надо было во что бы то ни стало найти беглеца. Мать и сестра, вероятно, знают, где он скрывается, но, конечно, ни за что не скажут об этом немцам. "А что, если подослать к ним Астахова? - подумал Планк. - С русским поляки скорее найдут общий язык. Он наверняка вызовет у них доверие, тем более что за девять месяцев строгой изоляции они смертельно соскучились по живому человеку..." С этой мыслью Планк приказал вызвать капитана Астахова.
      Соколов явился быстро, но вид его обеспокоил начальника абвергруппы: он был небрит, в помятом обмундировании, но, главное, от него за версту несло перегаром. Полковник Планк покачал головой.
      - Мне передали, что вы за сутки потребляете не меньше литра спиртного. Зачем вы так много пьете? - спросил он, ответив на приветствие вошедшего.
      - Я возмещу вам все расходы. Можете удержать из моего жалованья или, если хотите, сейчас же внесу наличными, - сказал Соколов, доставая бумажник.
      -Вы меня не так поняли, господин Астахов, - вздохнул Планк. - Водки мне не жалко, она нам ничего не стоит. Жалко мне вашего здоровья. Зачем вы губите себя?
      Соколов, разумеется, был абсолютно трезв. Водку, которую ему доставляли по приказанию шефа, он выливал в раковину, а чтобы сохранить за собой дурную славу пьяницы, перед выходом из своей комнаты прополаскивал рот водкой или коньяком, а также натирал глаза, отчего они становились красными, как у хронических алкоголиков.
      - А зачем мне беречь здоровье? Когда наступит час расплаты, на здоровье не посмотрят, все равно повесят или расстреляют.
      - О чем вы говорите? - насторожился шеф.
      - Красная Армия продвигается. И значит, близится мой конец. Водка мне помогает забыть об этом.
      - Выходит, Советскую власть вы ненавидите так же, как и мы.
      - Нет, я ненавижу ее больше, чем вы, - сказал Соколов, не моргнув глазом.
      - Положим, вы преувеличиваете. Как говорится, нельзя быть роялистом больше, чем сам король, - недоверчиво посмотрел на собеседника Планк.
      Соколов сделал вид, что не понял:
      - Не знаю, какой там из королей играл на рояле, но зато твердо знаю, что Советскую власть можно ненавидеть больше, чем любой король...
      Планк усмехнулся:
      - Я хотел сказать, что больше немцев нельзя ненавидеть Советы...
      - Вы счастливее нас. Если Красная Армия подойдет к вашим границам, Германия может заключить мир. При этом Советское правительство в качестве одного из условий, несомненно, потребует от вас интернирования и выдачи всей армии генерала Власова. Вот тогда нам и придет каюк. А пока есть время, надо брать от жизни все, что она может дать. Я довольствуюсь водкой и беру ее столько сколько мне надо.
      "А ведь он прав, - подумал Планк. - В случае заключения мира наше правительство, конечно, передаст власовцев и других изменников своему народу. Поэтому у них есть все основания опасаться победы большевиков. Этим обстоятельством нам следует непременно воспользоваться".
      - Есть и другой выход, - сказал он.
      - Какой? - живо заинтересовался Соколов.
      - Усилить борьбу, остановить продвижение Красной Армии и тем самым дать нашему командованию возможность отмобилизовать еще пару сотен дивизий и двинуть их против Советов. Тогда не исключено, что Красная Армия откатится снова до Волги, а может быть, и дальше, за Урал.
      - Да, это было бы неплохо! - согласился Соколов. - Но вопрос заключается в том, как остановить продвижение красных?
      - Об этом думают лучшие умы Европы, и кое-что уже придумано. Я не открою вам секрета, если скажу, что поляки русских боятся, больше, чем немцев. Более того, они ненавидят их, как своих извечных врагов. Нам следует разжечь эту ненависть еще больше, чтобы, в результате вторжения русских войск на территорию Польши, в тылу у них разгорелась партизанская война. Тогда не выдержав двойного удара с фронта и с тыла, большевики, несомненно, откатятся назад. Обстановка сейчас накалена до предела. Стоит поднести зажженную спичку, и пороховой погреб взлетит на воздух.
      - Это было бы замечательно. Но кто зажжет эту спичку?
      - Мы с вами.
      - Мы? - удивился Соколов. - Поясните, я не понимаю.
      -Я уже говорил, что большинство поляков ненавидит русских. Чтобы эту ненависть превратить в открытую войну, необходим сильный толчок. Таким толчком могла бы послужить массовая резня поляков, учиненная советскими партизанами. Для этого следовало бы натравить партизан на жителей какой-нибудь деревни, скажем, к примеру, на крестьян соседнего села Бохеньки... Об этом мы тут же оповестили бы весь мир.
      Полковник ждал, что собеседник горячо поддержит его план и тут же попросит разрешения лично участвовать в провокации. Однако Соколов оставался спокойным.
      - Не выйдет! - коротко резюмировал он.
      - Что не выйдет? - подозрительно покосился на него полковник.
      - Не удастся нам натравить советских партизан на крестьян. Я знаю по своему опыту, а он у меня не малый, что коммунисты так забили голову партизанам своими идеями братства и дружбы между народами, что их никогда не заставишь убивать поляков только за то, что они поляки. Устроить же резню крестьян - просто абсурд, ибо большинство партизан - это те же крестьяне!
      Подобные мысли иногда посещали и самого Планка, поэтому поколебать его уверенность было не так уж трудно. Слова Соколова расстроили его. Он помрачнел, глаза его потухли.
      - Неужели вы считаете наш план неосуществимым? - тихо спросил он.
      - Почему же? Его можно осуществить, но за дело надо взяться иначе, как говорится, с другого конца.
      - Именно?
      - Можно было бы создать специальный партизанский отряд, поставить руководителями своих людей, распространить слух о его боевых подвигах, а когда все будет готово, поручить командованию ввести отряд в деревню Бохеньки и устроить там резню. Нечто подобное мы однажды проделали в Белоруссии, когда против партизан надо было восстановить латышских крестьян.
      - Это идея! - чуть не подпрыгнул от радости шеф абвергруппы. - Над ней стоит поработать. Скажите, чем закончился ваш белорусский эксперимент?
      - Сначала все было хорошо. Латыши перестали снабжать партизан хлебом, мясом, самогоном, переловили всех своих подпольщиков и передали их в руки полиции. Но мы допустили одну ошибку: создали фальшивый отряд из переодетых жандармов и полицаев. Этим воспользовались коммунисты и примерно через месяц разоблачили нас. Тогда обозленные крестьяне переловили уже наших лжепартизан, опознали их и всех, кто не успел сбежать, прикончили. Поплатился головой и руководитель отряда, мой друг капитан Агамалов.
      - Да, да! Отряд мы создадим, но учтем и вашу ошибку. Я подумаю, поговорю со своими сотрудниками. Потом обсудим с вами все детали... А пока у меня к вам есть одна просьба. Нам надо выяснить, где скрывается Тадеуш Бохеньский. Об этом, несомненно, знают его мать и сестра, но не выдают тайны. Не сможете ли вы добиться, чтобы они написали и передали через вас письмо этому хлыщу? Он здорово мешает нам! Ведь в его распоряжении целый батальон Армии Крайовой.
      - Попытка не пытка, - согласился Соколов. - Одурачить старушку и неопытную барышню, думаю, будет не так сложно. Но говорят, у Тадеуша есть брат по имени Казимир. Он может отомстить, а мне бы не хотелось наживать еще одного врага.
      - Такой опасности не существует: с божьей помощью, Казимир еще в конце прошлого года ушел, как говорится, в мир иной, - усмехнулся Планк и, поймав на себе недоверчивый взгляд Соколова, добавил:
      - Да, мой друг, старшего сына графини нет ни среди живых, ни среди мертвых: его сожгли в крематории, а прах развеяли по ветру.
      Полковник говорил правду: выполнение плана "Финдлинг" они с адмиралом Канарисом начали именно с уничтожения старшего Бохеньского. Тогда он находился в лагере военнопленных офицеров. Люди Канариса подбили его написать книгу под названием "По какому пути пойдет послевоенная Польша?". Агенты абвера тайно переправили рукопись в Лондон, а польские эмигрантские круги издали эту книгу сначала на польском, потом на английском и французском языках. Книга разошлась большим тиражом, и до того никому не известный кавалерийский ротмистр неожиданно стал одним из популярнейших людей Польши. Дальнейшая судьба его сложилась печально. По распоряжению Канариса над ним устроили громкий процесс, обвинив в подпольной антифашистской деятельности в лагере военнопленных. Все ожидали от фашистского суда сурового приговора, но на сей раз гитлеровцы отнеслись к своему врагу с непонятной мягкостью. Казимир был приговорен к переводу в штрафной лагерь на три месяца. Но в штрафной лагерь вместо него прибыл Ежи Матковский, а самого Бохеньского после оглашения приговора прямо из зала судебного заседания отправили в газовую камеру, а труп сожгли в крематории.
      - Тогда и в самом деле особой опасности нет. Где находятся эти женщины? - спросил Соколов.
      - В домике садовника.
      - Разрешите мне поговорить с каждой из них по отдельности.
      - Доступ к ним вы получите, но, к сожалению, там всего одна комната, и поговорить с каждой по отдельности невозможно.
      - Я постараюсь вывести барышню на прогулку в сад.
      Планк было заколебался, но, подумав немного, согласился.
      - Вам надо переодеться. Гражданского костюма у вас нет? - спросил он. Соколов отрицательно покачал голо вой. - Ничем, капитан Нордау принесет вам свой. Сейчас я к вам пришлю парикмахера. Только прошу вас, перед тем как идти к графине, постарайтесь не употреблять водки...
      Глава тридцатая
      Парикмахер потрудился на славу: сбрил бороду и усы, постриг, сделал модную прическу, надушил дорогими французскими духами, а когда Соколов к тому же надел гражданский костюм, он превратился в настоящего щеголя. Капитан Нордау отвел его в дом садовника, предупредив часового, чтоб пропускал господина Астахова в любое время дня и ночи, а если он захочет прогуляться с кем-нибудь из дам, выпустить их в сад. Часовой так был удивлен последним распоряжением, что даже переспросил, решив, что ослышался, но начальник слово в слово повторил приказание.
      Домик садовника был превращен в настоящую тюрьму. На окнах стальные решетки, дверь снаружи закрывалась на замок, а ключ находился у часового. Кругом домика был выстроен сплошной забор четырехметровой высоты. В окно видны были только посеревшие доски и маленький кусочек неба. Ни солнце, ни луна не заглядывали в комнату. Похоже, забор этот выстроили не столько для предотвращения возможного побега узниц, сколько для их физического и психического угнетения. В эту миниатюрную тюрьму не поступали газеты и книги, там не работало радио, узницам не передавали письма, не разрешали свидания. Они были полностью оторваны от внешнего мира и не имели никакого представления о том, что происходит на белом свете. Поэтому появление молодого человека в гражданском костюме не столько насторожило, сколько изумило и обрадовало их. Они поднялись ему навстречу, глядя на него так, словно он пришел с того света.
      Пожелав узницам, доброго дня, Соколов поинтересовался, поймут ли они его, если он будет говорить по-русски, так как ни немецким, ни польским языками не владеет, или же придется прибегнуть к услугам переводчика. Пани Матильда сообщила, что в молодости она долго жила в России и русский язык знает хорошо, а дочь ее, Марианна, хотя и говорит с сильным акцентом, понять ее можно.
      - Тогда разрешите вам представиться: ваш друг Астахов, - с легким поклоном обратился он к женщинам.
      Графиня назвала себя и представила дочь.
      - Хотя среди своих друзей не помню человека с таким именем, я готова выслушать вас, - произнесла пани Матильда.
      - С некоторых пор меня интересует история польского дворянства, в том числе и история рода Бохеньских. Командир немецкой воинской части полковник Планк любезно разрешил мне повидаться с вами...
      - Я ничего не понимаю, - развела руками графиня. - Что вы хотите от нас?
      - Я хотел бы задать вам несколько вопросов о ваших далеких предках. Буду очень благодарен вам, если вы согласитесь ответить на них... Но здесь душно. Не согласились бы вы прогуляться со мной по саду? Там и поговорили бы.
      - Нам не разрешают выходить из дома, - вмешалась в разговор Марианна.
      - Со мной разрешат, - коротко сказал Соколов.
      Такая уверенность удивила графиню. "Не иначе как замышляется заговор против нас, - подумала она и взглянула на гостя с явным подозрением. - Надо быть осторожными".