И они начали устраивать по всякому поводу и даже без повода приемы, куда приглашали молодых людей, главным образом офицеров, которые, хотя многим из них не было и тридцати, успели получить высокие чины и награды. Но, к великому огорчению родителей, Эльза никем из них не увлеклась. Более того, все эти летчики, моряки и пехотинцы казались ей переодетыми палачами, так как всегда хвастались, что сбивали самолеты, топили корабли и расстреливали десятки и сотни людей из пулеметов и автоматов.
      Иногда мать спрашивала у дочери, понравился ли ей тот или иной герой, на что Эльза неизменно отвечала: "Герой-то он герой, но не моего романа..."
      "А что, если показать ей военного не на приемах и не в гостиных, а на фронте, когда он совершает подвиги?" - спросил однажды Ганс.
      Эта мысль понравилась родителям. Вот тогда-то ее и привезли в Польшу. Однако она и здесь интересовалась только живописью. В конце концов брат не выдержал и как-то попросил прямо:
      - Эльзхен, милая, хватит тебе писать пейзажи. Хотя бы на память о своем пребывании на фронте возьми и напиши портрет нашего доблестного героя.
      - Я бы написала, да нет подходящей натуры, - засмеялась сестра.
      - Не говори глупости! - поморщился брат. - Было бы желание - я тебе найду хоть десяток...
      - Например? - недоверчиво посмотрела на брата Эльза.
      - Возьми хотя бы моих следователей. Ну чем не герой Альтаус? Или Петерс? Или Хеттель?
      - Эти троглодиты? - удивилась девушка. - Чем они тут занимаются?
      - Весьма нужным делом. Разведку и контрразведку принято называть невидимым фронтом. Они - рыцари этого фронта. Познакомься с их деятельностью, и, может, тебе захочется написать картину под названием "Рыцари невидимого фронта".
      - Хорошо, я попытаюсь, - подумав, согласилась Эльза.
      Через несколько дней ее пригласили в кабинет старшего следователя майора Альтауса.
      - Садитесь, фрейлейн Эльза! - показал на мягкое кресло хозяин кабинета. - Мне приказано познакомить вас с работой следователя. Должен признаться, в ней мало внешних признаков благородства, но работа эта очень трудная, нужная и, стало быть, полезная. Меньше обращайте внимания на внешнюю сторону дела, постарайтесь уловить ее суть.
      - Благодарю вас! - сдержанно ответила Эльза, садясь. - Сделаю, как смогу.
      - Самое важное в деятельности следователя - умение допрашивать. Поэтому мы и начнем с допроса. Вы убедитесь, как трудна наша работа. Иногда кажется, что легче целый день рубить дрова, чем один час допрашивать врага.
      - Не понимаю, - пожала плечами девушка. - Что тут может быть трудного? Следователь задает вопросы, а арестант отвечает.
      - Эх, фрейлейн! Вы еще не видели настоящего врага, поэтому говорите так. К нам попадают чаще всего коммунисты, а они страшнее дьявола. Для начала я вам покажу одну девицу...
      Он нажал на кнопку, и через несколько минут надзиратель, похожий на гориллу, ввел в кабинет девушку с кандалами на руках. Платье на ней было изорвано, и видно было, что все тело ее в синяках. До сих пор Эльза представляла себе арестантов как людей пугливых, униженно просящих о снисхождении у тюремщиков. Эта же девушка явно не собиралась вымаливать пощады. Лицо ее со следами побоев было спокойно, только немножко дрожали руки да глаза горели ненавистью.
      - Доброе утро, Ева! - притворно сладким голосом приветствовал ее Альтаус. - Сядьте, и поговорим нормаль но, по-человечески.
      Девушка опустилась на табуретку, положила закованные руки на голые колени, после чего ответила, не поднимая глаз:
      - Нам не о чем говорить.
      - Да будьте вы наконец благоразумной! - воскликнул следователь. Поймите, ради бога, то, что мы вам Предлагаем, - в ваших же интересах. Помните, я предлагал вам написать письмо командиру партизанского отряда Турханову. Вы тогда отказались. Надеюсь, теперь передумали?
      - Никаких партизан и их командира Турханова я не знаю. Никаких писем писать не буду. Мой ответ можете считать окончательным.
      - Не торопитесь! Еще раз предлагаю вам быть благо разумной. Поймите, ничего плохого мы не желаем ни вам, ни Турханову. Мы просто хотим установить с вами дело вые отношения.
      - Такие же деловые отношения, которые существуют между пчелами и медведями? Не ищите дураков, господин следователь, вы их не найдете, усмехнулась девушка.
      - Жаль, - вздохнул Альтаус. - Сегодня я всерьез надеялся договориться с вами. Видимо, придется отправить вас опять в карцер.
      Ева побледнела, но больше ничем не выдала волнения. В комнате воцарилась напряженная тишина. Наконец следователь не выдержал.
      - Молчите? - спросил он. Девушка не ответила. - Нет! Я и не таких заставлял говорить! Ты будешь не только говорить, но и делать все, что я хочу. Слышишь?
      - Бить, калечить и убивать вы научились, но вам ни когда не удастся превратить честного человека в предателя, - решительно сказала Ева.
      - Нет, удастся! Мы можем! Мы все можем! - истерически закричал следователь. Потом вытянул руку и с силой ударил девушку по лицу.
      Ева вскочила на ноги и вдруг плюнула следователю в лицо.
      - Если бы не эти цепи, вы получили бы от меня другой ответ! - крикнула она, потрясая кандалами. - Но запомните мои слова: придет время, и оно уже близко, когда вас, палачей, призовут к ответу. Ох и плохо же вам придется тогда! Народы Европы спросят с вас сполна за наши муки и слезы, за наши загубленные жизни! Знайте же, вас уничтожат как бешеных собак!..
      Следователь сжал зубы. Видно, готов был растерзать девушку, но не мог; в кабинете была сестра его начальника. Он вытащил из кармана носовой платок, вытер с лица плевок, после чего вызвал надзирателя.
      - В карцер! - крикнул он. - На три дня. Без воды, без еды и без сна. Жалоб не принимать! На вызовы не отвечать!..
      Эльзе стало дурно. Прибежала Берта и отвела ее в спальню. Там она повалилась на кровать и весь день проплакала. Тогда-то она и задумала отомстить "бешеным собакам", как назвала та арестантка Альтауса и других абверовцев. И она написала картину, изобразив допрос пленной партизанки следователем абвера. Измученная пытками, но гордая партизанка стояла перед майором, гневно потрясая кандалами. Следователь же, хотя с виду и смахивал на сильного, откормленного жеребца, сидел жалкий и пришибленный, стыдливо пряча глаза, вытирая лицо платком.
      Полковник Планк долго стоял перед картиной сестры.
      - Что он делает? - спросил он наконец, показывая на майора, чье сходство с Альтаусом было поразительным.
      - Стирает с лица плевок партизанки, - ответила сестра, усмехаясь.
      - И как ты думаешь назвать картину?
      - Как ты заказывал: "Рыцари невидимого фронта".
      - Я бы назвал ее "Позорное поражение на невидимом фронте". Знаешь что, милая сестра, сожги-ка ты ее пока не поздно. Если увидит Альтаус, тут же донесет на тебя в гестапо. А там шутить не любят, - посоветовал сестре полковник Планк...
      Теперь, когда неизвестные эсэсовцы арестовали их, Эльза сразу вспомнила историю с этой картиной. "Проклятие! Не иначе как кто-то донес на нас в гестапо, - с возмущением думала она. - И я тоже хороша. Вместо того чтобы послушаться совета брата и тут же уничтожить картину, оставила ее в своей комнате. И надо же быть такой беспечной! Ведь знала, что вокруг одни шпионы и доносчики! Что же мне придумать в свое оправдание?"
      Но не успела Эльза что-нибудь решить, как автомашина, круто свернув с шоссе, помчалась по еле заметной лесной дорожке. Это уже было совсем непонятно. Хотя Эльза плохо разбиралась в военных делах, она знала, что такие организации, как гестапо, в лесах не размещаются. "Что же это такое? недоумевала она. - Уж не хотят ли они завезти нас в лес и надругаться?"
      Тем временем дорога кончилась, и машина некоторое время двигалась по лесу, лавируя между огромными стволами деревьев, а потом остановилась.
      - Дальше немножко пройдем пешком, - объявил Конрад. - Вам это будет не совсем удобно. Прошу извинить!
      Идти по густому лесу, заросшему кустарником, действительно оказалось делом нелегким для женщин, у которых на ногах были только пляжные туфельки. В этот день они впервые испытали силу комариных укусов, узнали, что такое обжечься крапивой и как больно впиваются в тело шипы обыкновенной ежевики. Наконец все остановились на довольно крутом берегу реки.
      - Думаю, вам никогда не приходилось кататься на лодке по такой бурной реке, - сказал Кальтенберг, показывая на мутную бурлящую воду. - Острое ощущение! Предупреждаю по-дружески; когда сидите в лодке, не вздумайте вставать или даже шевелиться. Лодка легко теряет равновесие и переворачивается, а спасать утопающих - занятие не из приятных.
      С этими словами Конрад вывел своих "гостей" на песчаную отмель. Скоро от того берега отчалила узкая длинная лодка и минут через десять причалила к песчаной косе. Лодочник в форменной одежде лесника выпрыгнул на землю, втащил лодку на песок и пригласил женщин садиться. Те молча уселись. После этого лодочник столкнул лодку в воду, потом трое мужчин - Кальтенберг с автоматчиком и лодочник - вскочили в лодку и с бешеной скоростью понеслись по течению. Перепуганные женщины сидели как прикованные. К счастью, путешествие по воде тоже закончилось благополучно. Скоро лодка зашла в тихую заводь, и мужчины перенесли женщин на берег, а человек в форменной одежде лесника, попрощавшись с Конрадом и его автоматчиком, с трудом поплыл на своей лодке вверх по течению. Когда он скрылся за ближайшим поворотом, Кальтенберг громко два раза свистнул. Вскоре прибежал еще один молодой человек в форме эсэсмана. Он доложил, что по неизвестной причине подвода еще не прибыла, и пригласил всех к себе.
      - А покушать найдется? - спросил Кальтенберг.
      - Могу приготовить уху из свежей рыбы, - ответил эсэсман.
      - Прекрасно! - ободрил Конрад. - Конечно, мои да мы не привыкли есть из солдатского котелка, но это все - таки лучше, чем ничего. Пойдемте!
      Они прошли по тропиночке шагов сто и оказались возле небольшой землянки. Хозяин землянки сначала угостил их рыбацкой ухой, потом два раза подносил горячий чай, густо заваренный свежими цветами зверобоя. Только когда солнце скрылось за горами, прибыла пароконная повозка. Кальтенберг не стал допытываться у ездового, почему тот опоздал, а велел поскорее нарвать травы, положить ее на дно, накрыть сверху плащ-палаткой и посадил женщин.
      - Дальше вам придется ехать по чужим владениям. По правилам войны противникам в таких случаях завязывают глаза. Вот вам платки. Завяжите глаза сами, но как следует. Имейте в виду, всякая попытка подглядеть пресекается самым решительным образом...
      Эльзе все это казалось увлекательным приключением. Она вспомнила, как в старинных книгах описывались романтические похождения разбойников, похищавших девиц из благородных семейств и увозивших их в дремучие леса. "Нас тоже похитили! - думала она. - Разбойники, как и полагается, теперь могут разъезжать только в форме эсэсовцев. Их атаман в мундире гауптштурмфюрера. Это несомненно храбрый, умный и обходительный человек... Как интересно!"
      Однообразно поскрипывала повозка, храпели лошади, щелкала плеть, посвистывал возница... Эльза давно уже потеряла представление о времени. Ей казалось, что они едут всю ночь, а то, что ночь настала, она не сомневалась, ибо стало совсем свежо, и она так продрогла, что начала стучать зубами. В это время кто-то осторожно накинул ей на плечи китель, она коснулась рукой офицерского погона и, снова вспомнив о романтических разбойниках, улыбнулась.
      Девушка чувствовала, что за ней наблюдают, иначе не заметили бы, как она озябла, и не накинули бы китель. А теперь стало приятно и тепло. Кто-то заботится о ней! Ей хотелось выразить свою благодарность, но она не знала, как это сделать. Постепенно она успокоилась, и ее начало клонить ко сну.
      - Тпру! - неожиданно остановил возница лошадей.
      - Приехали! - послышался голос офицера. - Можете снять повязки!
      Женщины быстро сбросили с глаз повязки. Оказывается, повозка остановилась перед одиноким деревянным домиком в глухом лесу. Свет луны, с трудом пробиваясь сквозь густые кроны многовековых дубов, еле освещал вход в старенькую избушку, заваленную разбитыми ульями. Тут же валялись рамы с сотами.
      - Некоторое время вам придется пожить здесь, - объявил Кальтенберг. Для вас приготовлено все необходимое. Заходите и располагайтесь как у себя дома!
      - А вы сами тоже здесь живете? - спросила Эльза.
      - Нет. Тут останавливаются только наши гости.
      - Но мы боимся одни... - протянула Берта голосом капризного ребенка.
      - О, бояться нечего! Вас будет охранять надежная стража. До свидания! Спокойной ночи!
      С этими словами Конрад взял у Эльзы свой китель, накинул его на плечи и по узенькой тропинке зашагал в лес. Скоро его фигура растаяла в ночной темноте.
      Глава двадцатая
      Руководители отряда решили не показываться членам семьи полковника Планка, поэтому допросить их поручили Кальтенбергу. Конрад вызвал к себе Берту. Вооруженный конвоир привел ее в землянку рано утром, когда лес, залитый лучами восходящего солнца, был наполнен чудесным ароматом и птичьим гомоном.
      - Доброе утро, фрау Планк! Как провели ночь? Надеюсь, никто вас не беспокоил? - спросил Конрад, как учтивый хозяин.
      - Благодарю вас! - иронически поблагодарила Бер та. - С непривычки я не могла уснуть.
      - О, не беспокойтесь! Вы быстро привыкнете и, если мы договоримся, будете потом с удовольствием вспоминать о пребывании здесь.
      - А если не договоримся? - сверкнула она глазами.
      - Тогда вам ничего вспоминать не придется, - много значительно сказал Кальтенберг.
      Берта съежилась. Нервы у нее были взвинчены до предела. Эльза, как только добралась до постели, заснула как убитая, а Берта не могла уснуть всю ночь. С той минуты, когда машина свернула с шоссейной дороги в лес, она не сомневалась, что попала в плен к партизанам, но никак не могла понять, почему их не расстреляли вместе с солдатами из охраны, а когда привезли в лесную избушку, решила, что партизаны, прежде чем убить, хотят их изнасиловать. Эта мысль не давала ей покоя. При каждом шорохе казалось, что вот-вот в избу ввалятся мужики, охваченные животной страстью... Но проходило время, а никто в избу не заходил, никто не нарушал их покоя. Когда в маленькое окошечко проникли первые лучи восходящего солнца, страх ее прошел. "Преступники для своих черных дел обычно выбирают ночь, - подумала она. Если нас не тронули ночью, днем наверняка не тронут". Эта мысль ее успокоила, и она начала было засыпать, но в это время за ней пришел вооруженный боец.
      - Скажите, о чем нам надо договориться? - опуская глаза, спросила она.
      - Вы должны нам рассказать о вашем муже, о его сослуживцах, о том, чем они занимаются, чего хотят добиться и что уже успели сделать. Предупреждаю заранее, ваша дальнейшая судьба во многом будет зависеть от правдивости этого рассказа. Начинайте!
      Берта ничего подобного не ожидала. Она думала, что этот молодой человек, очарованный ею, прежде всего предложит вступить с ним в интимную связь. Она растерялась.
      - О муже я ничего такого не знаю. Он является начальником полевой авторемонтной мастерской и, по-моему, делает свое дело, как полагается каждому офицеру, - ответила она, не поднимая глаз.
      - Сказки об автомастерских рассказывайте кому-нибудь другому. Мы знаем, что это только маскировка, что бы скрыть от посторонних преступные дела, которыми давно занимается ваш муж и его шайка. Скажите, с какой целью прибыла в Польшу абвергруппа 505, которой руководит полковник Ганс Планк?
      - Я об этом слышу впервые. Мой муж в свои дела никого из членов семьи не посвящает. Связан он с какой-нибудь абвергруппой или нет, мне неизвестно, - решительно заявила фрау Планк.
      Она действительно была невероятно красива. Кальтенберг долго разглядывал идеальные черты ее лица, пышные волосы, окаймлявшие это прекрасное лицо подобно золотой раме. "Такая красавица, избалованная жизнью, несомненно больше всего боится смерти, - думал он. - У нее не может быть идеи, ради которой она пошла бы на смерть. Значит, надо поставить ее перед выбором: или пусть расскажет правду и останется в живых, или тут же погибнет".
      - Надеюсь, это не последние ваши слова, - испытующе посмотрел на нее Кальтенберг.
      Берта побледнела как полотно. Под пронизывающим взглядом Конрада она почувствовала себя совсем плохо, но, собрав последние силы, решила не сдаваться.
      - Я сказала все, что мне известно. Пытайте, бейте, хоть жгите на огне, но добавить мне нечего, - сказала она дрожа всем телом.
      - Ни бить, ни пытать, ни тем более жарить на огне мы не станем. Я верю, вы действительно ничего не знаете о преступлениях вашего мужа. Но тогда вы нам просто не нужны. Вернер! - позвал Конрад. В дверях показался конвоир. Выведите ее из землянки, отведите подальше и расстреляйте, а сюда приведите вторую.
      - Слушаюсь! - стукнул каблуками боец.
      Приказание он принял всерьез, поэтому, щелкнув затвором, вставил патрон в патронник, потом подтолкнул женщину прикладом:
      - Пошли!
      Берта похолодела. Она кинулась к Кальтенбергу, но тот уже сидел к ней спиной и возился со своим пистолетом.
      - Господин гауптштурмфюрер! Господин гауптштурмфюрер! - закричала она. - Ну хоть дайте мне собраться с мыслями!
      Кальтенберг резко повернулся, но посмотрел не на женщину, а на конвоира.
      - Вы слышали мое приказание? - спросил он.
      - Так точно! - снова стукнул каблуками боец.
      - Тогда чего же торчите здесь? Идите и исполняйте!
      Конвоир схватил женщину за руку и поволок к выходу. Но у самой двери Берта вырвалась, упала на колени и закричала не своим голосом:
      - Не убивайте меня! Я все расскажу! Ради бога, не убивайте!
      Конвоир снова схватил ее и потянул к двери, но офицер остановил его:
      - Подождите, Вернер! Пока выйдите, но далеко не уходите! А вы, фрау Планк, садитесь!
      Умело разыгранная сцена убедила Берту, что ее жизнь и правда висит на волоске. Теперь, услышав об отсрочке, она с трудом поднялась с земляного пола, потом, обессиленная, повалилась на нары и громко зарыдала.
      Конрад знал, что в таких случаях твердость помогает куда лучше, чем сочувствие. Поэтому он спросил резко:
      - Долго мне еще ждать?
      И действительно, Берта медленно поднялась и села. Придерживая одной рукой полы халата, другую протянула к Кальтенбергу:
      -Простите, пожалуйста! Я сейчас... Нет ли у вас глоточка воды?
      Конрад поднес к ее рту котелок. Дробно стуча зубами о край, она сделала несколько глотков, после чего заметно успокоилась и вытерла слезы.
      - Да, мой муж является начальником абвергруппы 505, - поспешила она признаться. - Сюда мы прибыли в октябре прошлого года. По указанию адмирала Канариса из дивизии "Бранденбург" в распоряжение мужа выделили неполную роту солдат с офицерами. Офицеров всего двадцать, половина из них работает непосредственно у мужа, остальные в Охране.
      - Чем занимается абвергруппа?
      - Подбирает из военнопленных людей и после подготовки засылает в различные партизанские отряды. Там они собирают нужные сведения и присылают в абвергруппу. Мой муж составляет сводные отчеты на основе этих донесений. Потом представляет их в штаб армии, какой именно, я не знаю.
      - Назовите мне фамилии агентов абвера, засланных к партизанам.
      - Я плохо запоминаю имена русских и поляков. Кроме того, у нас их называют не по фамилиям, а только по номерам.
      Далее, по требованию Конрада, Берта дала подробную характеристику каждому офицеру, служащему у ее мужа, рассказала о расположении отдельных служб абвергруппы. Очень неохотно отвечала она на вопросы о тюрьме на территории господского двора, о заключенных, там содержащихся.
      - Есть среди них женщины? - спросил Кальтенберг.
      - Зимою было много. Теперь как будто бы осталось две или три.
      - Кто они такие?
      - Я их не видела, не интересовалась. Слыхала, что польки. Вообще в тюрьме содержатся в основном поляки. Правда, попадаются и русские.
      - Какова судьба заключенных?
      - Точно не скажу. Одних увозят куда-то, других засылают к партизанам, а третьи умирают.
      - Сами?
      - Откуда мне знать? Я же там не бываю. Вижу из окна, как хоронят.
      - Еще что вы знаете?
      - Больше ничего. Поверьте мне, ничего больше не знаю.
      Кальтенберг сделал недовольную мину, хотя и получил довольно определенное представление о характере деятельности полковника Планка и его приближенных. Но интуиция подсказывала ему, что Берта выложила далеко не все. Поэтому он решил еще раз испытать на ней действие, страха. Сложил листы бумаги, куда записал показания, аккуратно вложил их в полевую сумку, мельком взглянул на Берту, словно давая понять, что потерял к ней всякий интерес, медленно встал.
      - Ничего нового вы мне не сообщили. Все это я давно знал. Вернер! крикнул он, не глядя на женщину.
      Берта снова насмерть перепугалась.
      -Подождите, господин гауптштурмфюрер! - закричала она, протягивая к нему руку. - Кажется, я еще кое-что вспомнила.
      В дверях показался конвоир, но Конрад сделал ему знак удалиться.
      - Я слушаю, - сказал он, садясь с явной неохотой и не доставая бумаги из сумки, что означало: ничего интересного от дальнейшей беседы он не ожидает.
      - Я вам сообщу что-то очень важное, но обещайте, что вы не убьете меня! - попросила Берта, чуть не плача.
      - Хорошо, обещаю. Только учтите: обмануть меня вам не удастся. Я тщательно проверю ваши показания.
      - О, можете не затруднять себя! Я скажу вам только правду... Вот, слушайте... Моему мужу поручено подготовить физическое уничтожение всех, кто вышел из рода графов Бохеньских. Об этом я узнала совершенно случайно. Как-то недели две назад Ганс встал очень рано и, не одеваясь, сел писать письмо. Я подумала, что письмо это частное, так как все служебные бумаги он составлял в служебном кабинете и писал их не от руки, а диктовал машинистке. Когда-то у него была в Берлине любовница, я знала, что он до сих пор не порвал с ней. Меня разбирало любопытство. Когда он, закончив писать, пошел умываться, я быстро встала, вытащила письмо из незаклеенного конверта и прочла...
      Берта замолчала. Видно было, что она сильно волновалась, в ней происходила борьба - продолжать рассказ или нет? Надо было помочь ей, и Конрад спросил:
      - Что же вы там прочли?
      - Письмо было адресовано адмиралу Канарису. Муж докладывал, что подготовка к физическому уничтожению членов рода графов Бохеньских и всех, кто лично знал Казимира Бохеньского, в основном закончена. Остается только захватить младшего сына графини, Тадеуша Бохеньского, который находится на нелегальном положении и командует батальоном подпольной Армии Крайовой. Дальше в донесени говорилось, что приняты меры для скорейшей поимки поручика Тадеуша Бохеньского, после чего можно будет приступить к выполнению основной части плана "Финдлинг" <Финдлинг - подкидыш>. Потом это письмо муж запечатал сургучной печатью, лично передал своему адъютанту Остерману, а тот повез его в Берлин к Канарису... - Но позвольте, - прервал ее Конрад. - Ведь адмирал Канарис с февраля не работает в абвере, зачем же начальнику абвёргруппы 505 посылать свои донесения ему, а не полковнику Ганзену, заменившему его на посту начальника абвера?
      - Не знаю, - покачала головой Берта. - Об этом я не могла спросить мужа, а сам он ничего не сказал.
      - Что вам известно о плане "Финдлинг"?
      - Ничего. О нем я прочитала только в этом донесении.
      - Не знаете, почему абвер собирается уничтожить весь род Бохеньских? Насколько мне известно, фашисты воюют не против дворянства...
      - Да, обычно дворян щадят, особенно богатых. Но члены семьи Бохеньских нередко выступали против нас. Казимир Бохеньский написал книгу антифашистского содержания, а его младший брат Тадеуш служит в Армии Крайовой, которая тоже собирается напасть на нас.
      - Кроме Казимира и Тадеуша, кто еще жив из семьи Бохеньских?
      - Графиня Матильда, которую наши прозвали старой ведьмой, и ее дочь Марианна. Они живут в домике садовника и находятся под охраной.
      То, что рассказала Берта, несомненно представляло интерес, поэтому Кальтенберг достал из своей сумки листки бумаги и все подробно записал. Это успокоило фрау Планк. Теперь она поняла, что опасность миновала и этот странный офицер сдержит обещание сохранить ей жизнь. А это для нее было главное. Она даже вспомнила о своих неотразимых чарах и как бы случайно приоткрыла полы халата. "Только бы остаться живой, а там посмотрим, - думала она, уже без стеснения разглядывая Кальтенберга, который писал, не поднимая головы. - Он еще совсем молодой, почти юноша, а у таких кровь кипит в жилах и выдержки хватит ненадолго. Пройдет несколько дней, и он еще будет валяться у моих ног, как я сегодня валялась в его ногах".
      Закончив писать, Конрад поднял голову и сразу же заметил хитроумные проделки фрау Планк. Но это не вызвало у него раздражения, наоборот, он даже повеселел.
      - Знаете что? - улыбнулся он. - Если бы не война и если бы вы не были замужем, я вряд ли сумел бы говорить с вами только о деле...
      - Вы меня удивляете. Разве мое замужество может служить помехой нашим добрым отношениям? - спросила она, еще больше открывая халат.
      - Думаю, да! У офицеров не принято оскорблять старших по званию.
      - Вы думаете, мой муж узнает о том, что здесь происходило?
      Кальтенберг не ответил. Он собрал свои бумаги, опять положил их в сумку и встал.
      - Пока на этом закончим. В лесной избушке вас ожидает завтрак. Идите, поешьте, отдохните, подумайте на досуге.
      - Тогда вы меня снова вызовете? - спросила Берта.
      - Если вспомните еще что-нибудь об абвере, возможно, вызову.
      - Постараюсь к вечеру вспомнить, - сверкнула она глазами. - До свидания!
      Конрад передал ее на попечение конвоира, предупредив, что до допроса Эльзы их надо изолировать, чтоб они не могли разговаривать друг с другом, но тот его не понял и тут же привел девушку. Кальтенберг как раз собирался завтракать.
      - В чем дело? - спросил он у конвоира.
      - Вы сказали, чтобы они не переговаривались, вот я и решил их разлучить... Та, другая, здесь, у входа.
      - Хорошо, пусть зайдет.
      За ночь Эльза хорошо выспалась, отдохнула, поэтому настроение у нее было совсем не такое мрачное, как у Берты, когда та шла на допрос. Очевидно, свое пребывание в плену она все еще воспринимала как увлекательное приключение, а партизан - как смелых рыцарей. Войдя в землянку, она шутливо приложила руку к виску, как это делают военные, когда отдают честь, и звонко выпалила:
      - Здравия желаю, товарищ капитан!
      Услышав это, Конрад не удержался от веселого смеха.
      - Во-первых, - сказал он тоном начальника, делающего замечание подчиненному, - к пустой голове руку не прикладывают, как говорят в казармах. Во-вторых, с каких это пор гауптштурмфюрера СС называют товарищем?
      Девушка не растерялась. В глазах офицера она ясно прочитала, что он только делает вид, будто сердится.
      - Во-первых, голова моя вовсе не пустая, а только без шляпы, продолжала она так же шутливо. - Во-вторых, не станете же отрицать, что вы такой же эсэсовец, как я партизанка.
      - Вы догадливы, - с любопытством взглянул на нее Конрад. - А знаете, что в наш век - век фюреров и дуче - умные головы недолго держатся на плечах?
      - Я не из пугливых, - возразила девушка. - Впрочем, оттого, что моя голова слетит с плеч, ни для фюрера, ни для дуче ничего не изменится.
      "Интересное существо, - подумал офицер, не отрывая от нее пристального взгляда. - На самом деле она такая беззаботная или только притворяется?"
      Чтобы сбить ее, надо было переменить тему разговора. Конрад спросил:
      - Вы сегодня завтракали?
      - А разве здесь еще и кормят?
      - Кормят, товарищ барышня, да еще как! Если вы согласны, я могу поделиться с вами своим завтраком.
      Конрад поставил перед девушкой плоский солдатский котелок с пшенной кашей и мясом, протянул самодельную дюралевую ложку. Каша пахла дымом, ложка была велика и неудобна, но, несмотря на это, Эльза съела свою порцию с аппетитом. Вместо чая пришлось опять довольствоваться горячим настоем зверобоя. Девушке он тоже нравился.
      - Благодарю! Никогда так вкусно не завтракала. Партизан всегда так кормят? - спросила она.
      - К сожалению, не всегда. Все зависит от того, удается ли нападение на автоколонны с продовольствием, предназначенным для вермахта. Скажите, как вы догадались, что мы партизаны?
      - Очень просто! Где же еще могут быть такие смелые люди? Увезти из-под носа полковника его жену и сестру, к которым была приставлена специальная вооруженная охрана... Одно мне непонятно: зачем мы вам понадобились?
      - Затем, чтобы доказать вам смелость и отвагу партизан, - усмехнулся Кальтенберг.
      - Вы все смеетесь, а я говорю серьезно. О беззаветной отваге партизан я знала и раньше.
      - Откуда?
      - Сама видела, - и она рассказала о допросе Евы и о своей картине.
      "Она жива! - обрадовался Конрад. - Молодец Ева! Даже в тюрьме продолжает борьбу. Такое отношение Эльзы к партизанам - разве это не ее победа?"
      - Не слушайте брата, не уничтожайте свою картину. После войны мы поместим ее в музей, где будут собраны ценные экспонаты, рассказывающие об антифашистской борьбе нашего народа.
      - Нашего? Какого?
      - Немецкого.
      - Разве вы тоже немец? - изумилась Эльза.
      - Такой же, как и вы. Я родился и вырос в Германии, там же получил общее и военное образование, участвовал в африканском походе фельдмаршала Роммеля, был тяжело ранен в боях за фюрера...
      - Но как же вы стали партизаном? - ничего не могла понять Эльза.
      - Гитлер предложил немцам два пути: либо стать палачом, либо антифашистом. Я избрал второй.