- Ах, этот? Я уже забыла его фамилию... До утра мы сидели с ним у костра, а когда рассвело, он ушел по своим делам. С тех пор я о нем ничего не слыхала.
      - Так и не слыхали? - впился глазами в лицо девушки Дубовский. - Нет уж, извините, милая Ева! Я вам выложил правду о себе, теперь и вы говорите правду.
      - Я говорю такую же правду, как и вы, пане поручик.
      Начальник полиции больше не мог сдерживаться.
      - Последний раз спрашиваю! Скажешь правду или нет?
      - Не понимаю, о какой правде вы говорите, пане полицай, - на немецкий лад, чтобы подчеркнуть, кому он служит, назвала его Ева.
      - Ах, ты еще и оскорблять меня? - закричал начальник полиции. - Сука большевистская! Думаешь, мы не знаем, где ты была все это время? Не слепые мы и не глухие! Ты была не только радисткой партизанского отряда, но и любовницей его командира Турханова.
      - Если знаете, чего спрашиваете? - вскочила со стула Ева. - А если уж говорить правду, то вот она: вы были и остались цепным псом санации <Санация - наименование фашистского режима, существовавшего в Польше в 1926-1939 гг.>, а теперь - немецкого фашизма, залившего нашу родину кровью...
      - Молчать! - заорал поручик. - Я польский офицер! За оскорбление чести мундира - получай, что заслужила!
      И поручик дал девушке пощечину.
      - Мужчина, поднявший руку на женщину, не может называть себя не только офицером, но и вообще человеком. Запомни мои слова: тебе еще придется ответить за эту пощечину. Ох и посмотрю же я тогда на тебя, как змеей будешь извиваться, просить пощады у моих друзей! - воскликнула Ева.
      - Нет, этого ты никогда не увидишь. Я тебя передам немцам, а они расправятся с тобой скорее, чем твои друзья доберутся до меня...
      Глава восьмая
      Угроза Евы подействовала на Дубовского. Он знал, что партизаны рано или поздно узнают об аресте своей радистки и постараются отомстить. Не зря же их называют народными мстителями. Предателям они не дают пощады. Поэтому прежде всего он выставил круглосуточную охрану не только в здании полицейского отделения, но и возле своего дома. Потом написал немецкому уездному коменданту подробный доклад, в котором высказал предположение, что Турханов при переправе отряда через Вислу был ранен, подобран жителями деревни Камень-гура, где и находится в настоящее время на лечении. Комендант связался с местными органами гестапо, где на Турханова уже было заведено досье. Там имелось донесение одного из агентов, проникших в партизанский отряд. В нем тоже говорилось об отсутствии в отряде командира. Поэтому с Дубовским согласились и решили провести в Камень-гуре повальный обыск.
      Рота эсэсовцев численностью почти в двести человек окружила деревню рано утром. Солдаты согнали мужчин в центр деревни. Командир роты объявил, что кто-то, из них скрывает у себя партизанского главаря - советского полковника Турханова - и предложил выдать его добровольно. На размышление он дал тридцать минут. По истечении этого срока, если партизанский вожак не будет выдан, во всех домах произведут тщательный обыск.
      - Если найдем полковника, те, кто его укрывал, будут расстреляны на месте, а все жители деревни, как враги рейха, отправлены в концентрационные лагеря. Засекаю время. Разойдитесь по домам и к указанному сроку приведите Турханова или укажите место, где он скрывается! - оповестил штурмбанфюрер.
      Все почувствовали, какая страшная угроза нависла над деревней. Подобные массовые репрессии давно проводились немцами, и крестьяне об этом знали. Теперь, значит, наступила и их очередь. Спасения не было. Разве только человек, который скрывает у себя партизанского командира, ради своих односельчан выдаст его немцам. На это нельзя было рассчитывать. И действительно, прошли назначенные тридцать минут, а местопребывание раненого партизана оставалось неизвестным. Тогда эсэсовцы приступили к обыску. Они разбились на три группы и пошли по домам. Первая группа во главе с командиром роты подошла к крайнему дому.
      - Здесь живет семья нашего полицейского Станислава Славинского. Люди вполне благонадежные. Можно не обыскивать, - сообщил поручик Дубовский.
      Но штурмбанфюрер СС с ним не согласился.
      - Знаю я эту вашу синюю полицию, - отмахнулся он, - За исключением отдельных преданных нам работников, вроде вас, все там либо аполитичные чистоплюи, либо скрытые противники рейха. Обыскать!
      Одни эсэсманы <Эсэсман-рядовой войск СС> заняли все входы и выходы, другие вошли в дом, третьи начали осматривать все надворные постройки. Особенно усердствовал командир взвода, голубоглазый верзила в звании унтерштурмфюрера СС, до войны работавший в строительных организациях инженером. Он обошел все четыре комнаты дома Славянских, Пересчитал окна и двери, выстукал стены, а потом тщательно измерил длину дома снаружи и изнутри, после чего огорошил всех, заявив:
      - В доме имеется еще одна комната. Надо только разыскать вход в нее.
      Сначала никто ему не поверил, но, когда произвели соответствующие измерения, убедились в его правоте. Эсэсовцы насторожились. Офицеры выхватили пистолеты, Солдаты взяли автоматы. Подозрение пало на кухню. Одна стена была там загорожена огромным шкафом. Штурмбанфюрер приказал открыть его. Пани Франтишка - а дома она была одна - дрожащими руками, то и дело путаясь в связке ключей, открыла дверцы шкафа. Сначала ничего подозрительного там не обнаружили. Все полочки шкафа сверху донизу были заставлены посудой, но, когда убрали эту посуду, выяснилось, что задняя стенка шкафа одновременно служила дверью, ведущей в пятую комнату.
      Теперь уже никто не сомневался, что в этой комнате прятались люди.
      - Сколько их там? - спросил командир роты.
      Хозяйка с минуту молчала, потом опустила глаза и ответила жалобно:
      - Тринадцать.
      Услышав это, немцы всполошились. Солдаты наставили на потайную дверь оружие, некоторые приготовили ручные гранаты, встали по обе стороны.
      Штурмбанфюрер сделал знак, чтоб открыли дверь, Франтишка поспешила выполнить приказание.
      - Выходи по одному! Руки вверх! - крикнул командир роты.
      В ответ не раздалось ни звука. Тишина.
      - Видно, там русские, не понимают по-немецки, - предположил Дубовский. - Разрешите, я переведу вашу команду на русский.
      - Пожалуйста! Скажите им, что я буду считать до трех, а затем открываем огонь.
      Поручик перевел слова штурмбанфюрера, но и на этот раз из темной комнаты не последовало ответа. Тогда немец начал считать:
      - Раз...
      - Подождите, не стреляйте! - закричала пани Франтишка. - Перебьете всех! Сейчас я их сама выгоню.
      Она зажгла лампу и вошла в дверь. Послышалась какая-то возня, - видимо, кто-то не хотел идти, упирался.
      - Иди, иди! - подгоняла Франтишка. - Выходи, ми лая, всех-то не съедят. И ты тоже!
      В дверях появилась корова. Помотав головой, она выскочила на кухню. За ней выбрался из темной комнаты теленок. Должно быть, он впервые видел столько людей сразу и с недоумением оглядывался вокруг.
      Пани Франтишка продолжала гонять скотину.
      - Идите, идите! - ладонью шлепала она кого-то. - Покажитесь и вы господам хорошим.
      Послышалось ленивое похрюкиванье свиньи, и скоро из двери высунулось свиное рыло. Тут только все вспомнили, что давно уже почувствовали резкий, запах навоза. Теперь штурмбанфюрер смело подошел к двери и заглянул в потайную комнату, оказавшуюся обыкновенным хлевом. Свинья, только что высунувшая рыло, отступила назад. Кроме нее там еще была одна свиноматка, кормившая маленьких поросят, и огромный хряк килограммов на двести - такой раскормленный, что, несмотря на удары пани Франтишки, никак не хотел вставать и на пинки отвечал только ленивыми вздохами и тихим хрюканьем.
      - Ладно, не трогайте, хозяйка, - махнул рукой немецкий офицер. - От кого вы так спрятали эту скотину? Не от нас ли?
      - Да что вы, пане начальник, разве от своих хоронят? - расплылась в улыбке пани Франтишка. - Прячем мы их здесь от партизан. Весною вот нагрянули в деревню, отняли весь скот. Только тут и удалось сберечь немного...
      - Очень хорошо, - похвалил немец. - Всегда так де лайте. Ауфвидерзейн!
      На этом у Славинских обыск закончился, но в деревне он продолжался до двух часов дня. Однако, несмотря на все старания, никаких партизан не обнаружили. Только у шинкарки пани Урсулы в спальне под кроватью нашли неизвестного молодого человека, но при проверке он оказался немецким ефрейтором, сбежавшим из воинского эшелона, который на прошлой неделе проследовал на фронт через ближайшую железнодорожную станцию. Дезертира эсэсовцы арестовали, у шинкарки выпили все вино и опустошили склады, а шинок приказали закрыть на три месяца. В два часа дня каратели, а вместе с ними и начальник полиции Дубовский покинули деревню Камень-гура.
      Глава девятая
      Станислав Славинский, младший сын пани Франтишки, поступил служить в полицию по заданию местной подпольной антифашистской организации, которой руководил его отец, бывший сельский учитель Онуфрий Славинский. В задачу Станислава входило предупреждение подпольщиков о возможных обысках и арестах, а также получение различной информации, необходимой для развертывания антифашистской работы в глубоком тылу у немцев. Сын выхлопотал Онуфрию разрешение на рыбную ловлю для "розничной торговли на дому, что давало возможность в любое время дня и ночи беспрепятственно переплывать на лодке Вислу, что было очень важно для поддержания прочной связи с центром, который находился в городе Красьнике на правом берегу Вислы. Славинский часто перевозил с одного берега на другой партизанских связных и других Нужных людей. То, что обыск в деревне Камень-гура оказался безрезультатным, было прямым следствием тайной работы этой организации. О предстоящем обыске в деревне Станислав узнал из телефонного разговора поручика Дубовского с немецким комендантом. Об этом он немедленно сообщил отцу, а тот, еще накануне, предупредил членов своей организации. Поэтому все, что надо было скрыть от Немцев, ночью было либо вывезено из деревни, либо надежно припрятано.
      Примерно через час после того, как последние грузовики с эсэсовцами покинули деревню, пани Франтишка зашла с фонарем в закут, прогнала ленивого борова, разгребла солому и потянула кончик веревки, тщательно спрятанной под ней. Где-то внизу зазвенел звонок, и тут же Легко откинулась крышка люка. Освещая себе дорогу фонарем, пани Франтишка спустилась по деревянной лестнице в подземелье.
      - День добрый, пане полковник! День добрый, пане доктор! приветствовала она двух мужчин.
      Полковник Турханов - а это был он - при виде приветливой хозяйки вскочил на ноги, поцеловал ей руку. То же самое проделал и человек, которого Франтишка назвала доктором. Это был действительно врач: Славинские пригласили его для лечения командира партизанского отряда,
      - Вы, наверно, умираете с голода. Швабы ушли, собаку я спустила с цепи. Теперь можете выйти. Идемте, я вам приготовила поесть, - пригласила хозяйка.
      Турханов не помнил, как попал в это убежище, которое члены подпольной организации называли "малиной".
      В то утро, когда батальон Армии Людовой и отряд советских партизан переправлялись через Вислу, Онуфрий с сыном как раз вынимали сети и оказались свидетелями обстрела немецкой артиллерией хвоста партизанской колонны. Они хорошо видели, как один из снарядов разорвался позади командира, стоявшего возле лошади. Когда рассеялся столб дыма и пыли, лошадь и ее хозяин уже лежали на земле.
      Как только немцы прекратили обстрел и ушли, Славинские подбежали к тому месту, где упал командир. Лежал он на спине, весь в крови. Но когда его вытащили из-под убитой лошади, выяснилось, что он жив и даже не ранен, а только оглушен и потерял сознание. Его быстро перенесли на лодку и доставили в этот погреб, привели в сознание, а вечером Станислав привез из города врача; давно связанного с подпольщиками. Контузия оказалась серьезной. Целую неделю полковник не мог вставать с постели. Однако опытный врач поднял его на ноги. Правда, ему еще требовался полный покой, он заметно заикался, но, учитывая сложную обстановку, врач согласился "выписать" его из "госпиталя" с условием соблюдения определенного режима, хотя, по правде говоря, никто не верил, что это осуществимо.
      Связные, посланные Славинским на поиски Интернационального отряда советских партизан, вернулись еще вчера и доложили, что через штаб третьего обвода Армии Людовой им удалось установить местонахождение отряда, но партизаны по неизвестной причине не только не пустили их на территорию своей базы, а даже отказались вести с ними переговоры. Это удивило Турханова, и он решил как можно быстрее ехать в отряд. Подпольщики сказали, что нашли безопасный путь и по лесным тропинкам могут доставить его за две ночи к передовым постам партизан. Владимир Александрович с благодарностью принял это предложение и, тепло попрощавшись со Славинскими, выехал из деревни в сопровождении трех вооруженных подпольщиков.
      Боевое охранение партизанской базы со стороны селения Смелово встретило их на открытой местности, у подножья крутой горы. Турханов по достоинству оценил прекрасную позицию, которую заняло боевое охранение. Партизан, замаскировавшихся на опушке густого елового леса, совершенно не было видно даже с близкого расстояния, их же наблюдатели своевременно могли заметить всех приближающихся к лесу, так как окрестности хорошо просматривались.
      - Стой! Кто идет! - окликнули конников, когда они подъехали к лесу метров на сто.
      Полковник узнал голос. Он принадлежал бойцу второй роты Ятманову, который в Яновских лесах не раз стоял часовым у штаба.
      - Свои, - ответил Турханов по-чувашски. - Ятманов, или ты не узнал меня?
      Крайний кустик зашевелился, и через мгновение на открытое место выскочил вооруженный человек.
      - Товарищи! - закричал он, размахивая рукой. - Товарищи! Приехал командир! Полковник жив!
      - Турханов жив! - послышались радостные голоса, и опушке леса появились еще человек десять.
      Кавалеристам пришлось сойти с лошади. Первым прибежал Ятманов. Он хотел отрапортовать, как полагается по уставу, но Турханов не выдержал - обнял бойца, горячо прижал его к груди, как самого близкого друга.
      Командир боевого охранения выделил проводника, и через полчаса Турханов был уже в штабе. Его появление обрадовало всех. Только капитан Савандеев чувствовал некоторую скованность: не представлял себе, как воспримет полковник неприятные новости, которые придется ему сообщить.
      - Н-ну, как в-в-вы тут бе-без м-меня? - сильно заикаясь, спросил командир отряда. Потом, заметив, с каким удивлением посмотрели на него товарищи, добавил:
      - Не обращайте внимания. Это от контузии. Скоро п-п-пройдет. Расскажите, что у вас нового?
      Все повернулись к Савандееву. По старшинству он должен был доложить о состоянии дел. И. капитан подробно рассказал, что произошло в отряде после переправы через Вислу.
      - Т-так, - вздохнул Турханов. - Значит, Айгашев отказался подчиниться п-п-приказу о присоединении роты к отряду. Этого можно было ожидать. П-п-придется прекратить переговоры через связных и выехать к нему кому-нибудь из ответственных к-к-командиров.
      - Я давно предлагал, чтоб послали к нему меня с десятью бойцами, но товарищи не согласились, - глядя на Савандеева, сказал Соколов. - Самый правильней выход из положения - арестовать Айгашева.
      - Зачем же п-предлагать? - спросил Турханов. - Ты - заместитель командира отряда, по-поэтому в интересах дела мог действовать самостоятельно. - Это я его удержал, - признался Савандеев. - Айгашев объявил себя командиром отряда. Мне казалось, что его арест люди могут воспринять как борьбу за пост...
      - Вот это уж напрасно, - укорил его полковник. - В таких случаях надо д-действовать решительно. Люди, подобные Айгашеву, при отсутствии надлежащего контроля могут натворить все, что угодно. Заготовьте п-приказ о его аресте. Я думаю, п-приведут его в исполнение товарищи Комиссаров и Соколов.
      Против этого никто не возразил.
      - Я не вижу товарища Яничека. Где он? - спросил полковник после того, как приказ был написан.
      - Вы его послали снять наблюдателей с железных дорог. С тех пор он не появлялся в отряде, - доложил начальник штаба.
      - П-подождем, - сказал Турханов. - Он не подведет. Ему давно хотелось спросить о Еве. Он думал, что, узнав о его прибытии, она сама прибежит в штаб, но девушка не появилась, а товарищи ни словом не упомянули о ней. Больше того, создавалось впечатление, что они умышленно избегают разговоров на эту тему. Чутье подсказывало полковнику, что это все неспроста. Им овладело беспокойство, и наконец он не выдержал и спросил, как осуществляется связь со Штабом партизанского движения, надеясь, что речь сама собой зайдет и о радистке. Так оно и произошло.
      - Связь с генералом Барсуковым нам не удалось установить, - со вздохом ответил Савандеев.
      - Почему?
      - Мы потеряли радистку, - ответил начальник штаба. Потом, заметив, как побледнел командир, тихо добавил:- Она ушла из отряда. Мы справлялись о ней везде, где могли, но ничего не узнали. Словом, как в воду канула.
      Турханов уловил какое-то смущение, неловкость в голосе и тоне Савандеева. "Может, ее обидел кто-нибудь", - подумал он, но не стал спрашивать. "Спешить не нужно, - успокаивал он себя. - Надо все обдумать как следует".
      - Рация цела? - спросил он после некоторого молчания.
      - Да. Мы поместили ее в специальный блиндаж. Личные вещи Евы тоже находятся там. Если хотите, я вам покажу, - предложил Савандеев.
      - Покажите. Попытаюсь сам установить связь со Штабом.
      Затем Турханов посоветовал Соколову быть осторожным при аресте Айгашева, во всяком случае не доводить дело до кровопролития, но и ни в коем случае не упустить "этого карьериста и авантюриста". Соколов и Комиссаров обещали выполнить его указания и через день привести сюда не только Айгашева, но и всю его роту. Пожелав им успеха и доброго пути, полковник вышел из штабной землянки. Тут его ожидал почти весь отряд. Партизаны поздравляли его с выздоровлением, жали ему руку, спрашивали, как он себя чувствует, кто и как спас его от смерти, каким образом он разыскал отряд. Интересовали партизан и вопросы общего порядка.
      - Мы тут много спорили о втором фронте, - сказал один молодой партизан. - Есть такие, которые говорят, что Мы в течение трех лет одни воевали против немцев, по этому сейчас нам надо прекратить наступательные бои и по всему фронту перейти к обороне. Пусть дальше воюют с фашистами союзники, без нас. Другие считают, что союзники видели, как нам тяжело, и искренне решили помочь, Поэтому мы тоже должны помогать им. Третьи утверждают, что армии Англии и Америки - это буржуазные армии, что они после разгрома Германии нападут на Советский Союз, так как мира между империализмом и социализмом не может быть. Скажите, товарищ полковник, кто из нас прав, кто ошибается?
      - Вопрос важный и сложный. На эту тему мы проведем в ротах специальные беседы, а пока скажу следующее: открытие второго фронта - несомненный шаг вперед на пути полного разгрома гитлеровцев. Каждый день войны стоит всем народам неисчислимых жертв, с войной поэтому надо покончить как можно скорее, а значит, объединить усилия всех стран антигитлеровской коалиции. Мы должны помогать союзникам, а союзники - нам. Можно ли верить в искренность союзников? Трудно ответить на этот вопрос. Если бы они открыли второй фронт два года назад, как было обещано, мы верили бы им безусловно. Но они не сделали этого. Будущее покажет, насколько они искренни, а пока будем довольствоваться поговоркой; "Лучше поздно, чем никогда". Возможность нападения армий союзников на нас сразу же после разгрома фашистской Германии исключается. В империалистических кругах Англии и Америки сторонники такой авантюры, конечно, имеются, но народы обуздают их. Словом, воевать мы должны так же, как прежде, даже еще лучше, ибо никто за нас не убьет того фашиста, которого мы должны убить сами. Правильно я говорю? - спросил Турханов.
      - Правильно!
      - Конечно, правильно! - согласились с ним партизаны.
      Глава десятая
      Весь остаток дня Турханов провел у рации. Сначала он составил короткий рапорт на имя Барсукова, в котором изложил все важнейшие события, происшедшие в жизни отряда после прорыва фашистской блокады Яновских лесов. Потом зашифровал его, достал таблицу позывных, настроил рацию на нужную волну и начал передавать в эфир группы чисел по азбуке морзе. В переводе на обычный язык эти числа означали: "Утес"! "Утес"! Я "Сокол-5". Я "Сокол-5". Как слышите? Как слышите? Прием. Прием", Потом он переключил радиостанцию на прием, но слышал только шум и свист. Через несколько минут он снова переключал рацию на передачу и опять стал выстукивать ключом шифровку. Только вечером, когда солнце уже нырнуло в темно-синюю пучину Свентокшиских гор, долгожданный "Утес" откликнулся. Полковник передал радиограмму. Ответ пришел через два часа. Барсуков поздравлял его с выздоровлением и установлением связи со Штабом партизанского движения. Далее он напоминал о всей важности поставленной перед отрядом боевой задачи по выявлению характера подготовляемой немцами провокации против советских партизан. "Держите нас в курсе всех событий. Радируйте не реже двух раз в сутки. Желаю успеха", - говорилось в конце шифровки.
      "Радировать два раза в сутки, - прошептал Турханов. - Это значит не меньше двух-трех часов сидеть у рации.
      А кто же в это время будет заниматься моими делами? Эх, Ева, Ева, где же ты? Куда ты ушла? Почему?"
      И вдруг он вспомнил о рассказе Станислава Славинского, которому он тогда не придал значения. Вернувшись со службы, молодой подпольщик между делом рассказал об аресте, одним из полицейских какой-то странной женщины, которая за большую плату упросила людей разрыть свежие могилы на кладбище. По словам Станислава, начальник полиции долго допрашивал ее, а потом передал немцам. Когда в полиции спросили его, что это за женщина, тот якобы ответил: "Душевнобольная. Вбила себе в голову, что должна выйти замуж за мертвеца. Вот и ходит по кладбищам, роется в могилах..." Славинский возмущался начальником полиции, который, вместо того чтобы отправить больную в лечебницу, вызвал немецких солдат и передал ее им.
      Турханов тогда был занят другими мыслями, и рассказ Станислава пропустил мимо ушей. Теперь ему вдруг почудилось, что больной этой была Ева и разыскивала она не какого-то жениха, а его, Турханова. Он понял, почему Ева ушла из отряда. "Рискуя, она ходила, искала меня, я же в это время спокойно сидел в доме Славинских. Как жестоки удары судьбы! Надо что-то делать, надо выяснить, действительно ли синей полиции удалось арестовать Еву", - подумал он.
      Необходимо было с кем-то посоветоваться. Обычно в таких случаях он обращался к Соколову, Яничеку или Кальтенбергу. Но Соколов уже ушел к Айгашеву, Яничек еще не вернулся в отряд со спецзадания. Кальтенберг же должен был находиться где-то здесь. За ним и послал Турханов своего связного, который, к его удивлению, пропадал всю ночь и только на следующее утро появился вместе с Конрадом.
      - Товарищ полковник, ваше приказание выполнено! - доложил он.
      - А ты не мог немножко поторопиться? - недовольно проворчал командир отряда.
      - Я почти всю дорогу бежал, - стал оправдываться связной.
      - Ничего не понимаю, - пожал плечами Турханов и вопросительно посмотрел на Конрада.
      - Мы находимся вместе с обозом в пятнадцати километрах отсюда. Никаких дорог к нам нет. Поэтому посыльные иногда ищут нас по нескольку дней, а бывает, совсем не находят...
      - Почему так далеко расположились?
      - Из-за отсутствия дорог сюда не может пробраться никакой транспорт, в том числе и наш бронетранспортер. Вот и вынуждены жить на отшибе.
      - И чем вы там занимаетесь?
      - Было указание: без специального приказа не предпринимать никаких боевых действий, чтобы каратели по нашему следу не смогли разыскать обоз отряда. Ребята от скуки бегают в ближайшие деревни, а я рисую лесные пейзажи.
      Турханов улыбнулся: он вспомнил, что Конрад увлекался живописью. Но ему было непонятно, почему тогда партизаны выбрали такое неудачное место для своей базы. "Надо будет спросить у Савандеева", - решил он, потом, отпустив связного, поведал Кальтенбергу, что его беспокоило.
      - Да, похоже на то, что женщина, которую начальник синей полиции назвал сумасшедшей, была нашей радисткой. Иначе он ее не передал бы гестаповцам, сказал Конрад после некоторого раздумья.
      - Вы считаете, что Ева попала в лапы гестапо?
      - А куда же еще? Синяя полиция давно сотрудничает с гестапо. Впрочем, партизанская радистка может заинтересовать и военную разведку.
      - Абвер?
      - Да. Если из полиции ее забрали солдаты вермахта, она, по всей вероятности, попала в абвер, если же эсэсовцы, то в гестапо. Об этом может сказать только сам начальник полиции. С вашего разрешения, я съезжу к нему, - предложил Конрад.
      - Это идея. Но, кажется, в волостном центре сейчас находятся настоящие эсэсовцы. Встреча с ними может перепутать наши карты.
      -Да, такая встреча нежелательна, но что поделаешь, придется рисковать.
      - Нет, - не согласился с ним полковник. - Риск без крайней необходимости равносилен баловству. Мы на это никогда не пойдем. По-моему, лучше самим вызвать начальника полиции.
      Кальтенберг с недоумением посмотрел на своего командира:
      - Каким образом?
      - Пусть его пригласит начальник "карательной экспедиции", которую возглавит переодетый партизан. Думаю, он не откажется.
      - Это другое дело! - согласился Конрад. - Остается только обмозговать, куда и как его вызвать.
      - В деревне Камень-гура у меня есть знакомые. Их сын служит в полиции. Он и передаст своему начальнику наше приглашение. Мы подождем его в их доме. Само собою разумеется, чтобы не навлечь на себя и на них неприятностей, начальника полиции после допроса придется уничтожить.
      - Разумеется! Предатель вполне этого заслужил. Когда мы выедем?
      - Вечером.
      - Тогда я пойду подготовлю товарищей, пока они не разошлись. Ничто так не разрушает дисциплину, как длительное безделье, а мы вот уже две недели бездельничаем... После ухода Конрада Турханов пошел в штаб. Там его ждали командиры двух первых рот и начальники служб. Он собирался выслушать подробный отчет начальника штаба о проделанной работе, но вместо этого пришлось поговорить с собравшимися командирами, которые один за другим отрапортовали о состоянии дел во вверенных им подразделениях и службах. По правде говоря, рапорты эти больше походили на жалобы, чем на боевые донесения. Волжанин и Байдиреков были недовольны, что их роты, вместо того чтобы бить фашистов, занимаются строительством блиндажей и землянок, словно им придется здесь проторчать не только летом, но и зимою. Майор Громов, Жаловался, что подрывникам, чтобы подорвать вражеские автомашины, приходится таскать на себе взрывчатку за двадцать, а то и за тридцать километров, хотя шоссейная Дорога проходит всего в восьми километрах от партизанской базы. Алина Вольская упрекала штаб за то, что аптеку отправили с третьей ротой, оставив остальных без медикаментов. Доволен был только помкомотряда по МТО Зильберман. Ему удалось создать запасы продовольствия по крайней мере на два месяца.
      - Теперь партизаны досыта едят не только хлеб и Мясные блюда из различных концентратов, но пьют чай, кофе, какао и курят вместо махорки настоящие сигареты, - с гордостью доложил он.
      - Откуда у вас такое добро? - удивился Турханов.
      - Мы разрешили реализовать часть золота и ювелирных изделий, захваченных у штандартенфюрера Шмидта, - признался Савандеев.
      - У кого вы покупаете продукты? - спросил полковник.
      -У спекулянтов, - ответил Зильберман. - А они приобретают их у немцев. Гитлеровские интенданты за золото готовы отдать не только продовольствие, но и оружие. Я уже достал десять пистолетов "парабеллум".
      Турханов знал, что среди некоторых военнопленных, пришедших к партизанам после побега из немецких лагерей, наблюдаются нездоровые настроения, существуют ошибочные взгляды, на борьбу с фашизмом. Вместо того чтобы делать все для нанесения ударов по немецкому тылу, они ставят перед собой только одну задачу: выжить во что бы то ни стало. Такие люди не рвутся в бой, не ищут врага, а наоборот, стараются не попадаться на глаза, спрятаться от него, а если уж не удается избежать встречи, уклониться от серьезного боя. Доклады и рапорты командиров навели Турханова на мысль, что за последние две недели у командования отряда возобладало именно такое настроение. Выступление Савандеева только подтвердило это. Он сказал, что место для базы выбрал в глухом лесу, вдали от дорог, чтобы затруднить передвижение танков и бронемашин, если они будут сопровождать карателей. Кухни он поместил за два километра от расположения рот, дабы надежнее замаскироваться от воздушного наблюдения немцев. Строительство блиндажей, по его мнению, обеспечивало отряду возможность избежать ненужных потерь, если враг применит авиацию; в них можно будет жить не только летом, но и зимой.
      Все это не понравилось Турханову, но он не хотел походить на тех ворчунов, которые обычно отвергают как негодное все то, что делалось до них или в их отсутствие. "Безусловно, многое нужно изменить, а кое от чего вообще отказаться, но положение мы исправим постепенно, в ходе боевых операций. Главное теперь-направить усилия всего отряда на выполнение нашей основной задачи - обнаружить и обезвредить орган, который готовит провокацию против партизан", - решил он.
      - Я выслушал вас внимательно, - сказал полковник после паузы. - Давать оценку каждому из вас не стану. Работу нашу оценит Родина, Пока же могу сказать только одно: если мы и в дальнейшем будем действовать так, как до сих пор, то нами будут довольны только...
      - Немцы, - подсказал Байдиреков.
      - Я хотел сказать: трусы и предатели, которые пекутся только о спасении собственной шкуры. Но должен признаться, лейтенант Байдиреков тоже прав. Сами подумай те, почему бы немцам не быть довольными? Ведь мы им не причинили никакого беспокойства, никакого ущерба. Разве для этого существуют партизаны? Родина требует от нас неустанной борьбы с фашистами, борьбы не на жизнь, а на смерть. Я думаю, нам следует обсудить наши дела на внеочередном партийном, а затем на общем собрании партизан...