Первый экзамен отряд выдержал неплохо. В пути группа Кальтенберга несколько раз встретилась с немцами, дважды проехала через контрольно-пропускные пункты, установленные при въезде в крупные населенные пункты, и, заехав в расположение зенитной батареи, заправила автомашину горючим. Нигде она не вызвала никаких подозрений.
      "Что еще сделать?" - думал Конрад, подъезжая к реке Танев. Вдруг он заметил бронетранспортер, одиноко стоявший на берегу метрах в шестидесяти от дороги. Людей в машине не оказалось.
      - Подъедем поближе, - сказал Кальтенберг, - посмотрим, что там.
      Подъехали. На травке возле машины было разбросано солдатское обмундирование и оружие, а люди, оказывается, спустились с крутого берега вниз и барахтались в воде. Всего их было двенадцать человек. Судя по разбросанному обмундированию, среди них находился один лейтенант и один обер-ефрейтор. Партизаны собрали оружие и одежду, погрузили в кузов вездехода, а сами подошли к обрыву.
      - Эй вы, водяные крысы! - грозно крикнул Кальтенберг. - Почему бросили оружие без присмотра? Почему не выставили охрану? Вы что, забыли, где находитесь? А ну, старший, ко мне!
      Все подплыли к берегу, вышли из воды. Один из них, долговязый молодой человек, подошел к партизанам.
      - Кто вы? - спросил Кальтенберг.
      - Лейтенант Штурм. Командир взвода сто второй мехбригады. Простите, господин гауптштурмфюрер, жара не выносимая, людям захотелось искупаться. Я разрешил.
      - А почему не выставили охраны? Разве не знаете, кругом партизаны?
      - Днем они не выходят из леса. Мы остановились только на полчаса.
      - Где стоит ваша бригада?
      - В Билгорае.
      - Вы знаете, что положено командиру за потерю бдительности? У вас есть семья?
      Человек, назвавший себя лейтенантом, затрясся от страха.
      - Дома остались мать-старуха, жена и двое малышей. Господин гауптштурмфюрер, простите! Больше такого ни когда не повторится, я обещаю! взмолился он.
      - Чтобы все знали, как вы опозорились, возвращайтесь в Билгорай нагишом. Сохраняю вам жизнь только из-за ваших малышей, - процедил сквозь зубы Конрад. Потом обернулся к своим товарищам:
      - По машинам! - скомандовал он.
      Увидев, что "эсэсовцы" уехали, оставив их без одежды и обуви, без оружия и бронетранспортера, лейтенант упал на землю и заплакал...
      Если забыть об осторожности, успех может вскружить голову. Так получилось и с Кальтенбергом. Окрыленный удачей, он решил попробовать свои силы при встрече с каким-нибудь офицером высшего ранга. Зная, что высшие Офицеры разъезжают в комфортабельных легковых машинах, Кальтенберг остановил одну из них под видом про верки документов.
      - Хайль Гитлер! - гаркнул он. Офицеры ответили тем же.
      - Господин штандартенфюрер! - обратился Конрад к эсэсовскому офицеру, чье лицо показалось ему знакомым.
      -Из военно-строительного управления неизвестными угнан "мерседес". Поэтому вынужден побеспокоить вас. Разрешите проверить документы у шофера. Эсэсовец внимательно смотрел на него.
      - Можете проверить, - махнул он рукой, а сам продолжал смотреть на Конрада. - А между прочим, господин гауптштурмфюрер, лицо ваше мне знакомо. Вы не из Мюнхена?
      - Так точно, господин штандартенфюрер! - отчеканил Кальтенберг, возвращая шоферу документы.
      - Не помните, где мы могли там встречаться? - не унимался офицер СС.
      - В пивной у моего папаши. Помните "Веселую Баварию"?
      - Ну как же! - заулыбался эсэсовец. - Значит, вы - сын Отто Кальтенберга? Как ваше имя?
      - Конрад Кальтенберг.
      "Дома считают меня без вести пропавшим. Если этот хлыщ что-нибудь пронюхал, столкновения не миновать", - подумал переодетый лейтенант и мельком взглянул на Юлека. Тот был начеку. Остальные партизаны тоже.
      - Рад встретиться со своим земляком, - сказал штандартенфюрер, вылезая из машины. - Господа, отдохните немного, я прогуляюсь с сыном своего старого друга, - добавил он, обращаясь к своим спутникам.
      Те согласились, а штандартенфюрер пожал руку Конрада и, отойдя с ним в сторону, начал прохаживаться взад-вперед.
      - Давно не были дома? Как поживают родители? - спросил он, понизив голос.
      - После, ранения дали отпуск. Зимою провел один месяц с родными. Тогда скрипели помаленьку, а теперь вот заболела матушка. Пишут, совсем плоха. Попросил отпуск.
      - Как относится начальство?
      - Обещали отпустить дней на десять.
      - Это хорошо. А я вот застрял в этой проклятой дыре. С сорокового года не был дома. С головой ушел в работу. Даже вздохнуть некогда. Я вам завидую.
      - Да, жизнь тут не очень-то сладкая.
      - Послушай, Конрад, - вдруг, доверительно взяв его под руку, перешел на шепот штандартенфюрер, - скажи откровенно, как ты относишься к тюрьме?
      Кальтенберг насторожился, внимательно посмотрел на земляка.
      - Как все: сам не хочу туда попасть, а кое-кого посадил бы с удовольствием, - процедил он сквозь зубы.
      - Ты меня не понял, - засмеялся фашист. - Я хотел узнать, как ты относишься к людям, работающим в тюремной администрации?
      "Должно быть, он по дружбе хочет предложить мне должность палача, подумал Конрад. - Нет, дорогой мой, если и буду убивать, то не тех, кого бы ты хотел".
      - До сих пор мне не приходилось иметь с ними дела, но, думаю, каждый для славы родины делает то, что может, - неопределенно сказал он.
      - Спрашиваю к тому, что я сам возглавляю одну из служб, связанных с тюрьмой на Замковой площади в Люблине. А это, как известно, после Майданека - самое крупное предприятие такого рода. Надеюсь, ты не сожалеешь, что мы познакомились...
      - Наоборот, я очень рад, - засмеялся Кальтенберг. - Если случится попасть к вам, надеюсь, вы мне, как земляку, уступите лучшую камеру.
      Штандартенфюрер тоже рассмеялся.
      - Ты мне положительно нравишься, мой юный друг! - сказал он, прижимая локоть Конрада к себе. - Если я попрошу, не откажешь мне в небольшой услуге?
      - Что за вопрос? Сделаю все, что в моих силах.
      - Если поедешь в отпуск, мне хотелось бы переслать с тобой подарочек жене.
      Конрад чувствовал, что разговор затянулся. Два раза мимо проехали автоколонны с войсками. Если офицер заподозрит что-нибудь, то легко может остановить следующую колонну и натравить солдат на отряд разведчиков. Правда, в таком случае живым штандартенфюрер отсюда не уйдет, партизаны следят за каждым его движением, но и им не поздоровится... Надо было кончать беседу.
      - Приготовьте посылку, сообщите мне свой адрес и Телефон, и, как только получу отпуск, я заеду к вам.
      - Заезжать, пожалуй, не стоит. Свои знакомства я не афиширую.
      Конрад сделал вид, что обиделся:
      - Простите... Конечно, вам неудобно принимать человека с низшим званием...
      - Не в том дело, дорогой мой! Я хочу, чтобы о посылочке никто не пронюхал. Знаешь, есть любопытные... Нам следует остерегаться их...
      - Почему?
      - Скажу потом. А пока не спрашивай.
      - Вы меня пугаете! - с деланным удивлением воскликнул Кальтенберг. - Я вынужден предупредить: ни за что не соглашусь перевозить подрывную литературу или еще что-нибудь в этом роде. Даже от вас, господин штандартенфюрер!
      Эсэсовец засмеялся и хлопнул Конрада по спине:
      - Узнаю школу старого Кальтенберга! Каков сам, таким и сына воспитал. Но тебе нечего опасаться. Я посылаю некоторые сувениры в память о своем пребывании в Польше и больше ничего. Кроме моей супруги, они ни у кого не могут вызвать интереса.
      - Тогда другое дело, - согласился Конрад. - Но как и где вы их мне передадите?
      - Когда получите отпуск, позвоните мне. Причем учтите, что телефоны часто подслушивают. Поэтому не говорите о предстоящей поездке, даже себя не называйте, а скажите только, что звонит Манфред Куперман и приглашает меня на рыбалку. Там договоримся, где встретиться.
      - А кто этот Манфред?
      - Один из многочисленных родственничков моей супруги. Служит на железной дороге, страстный любитель рыбной ловли. Часто приглашает меня, один боится выезжать за город.
      - Понял. Все будет исполнено в точности, - пообещал Кальтенберг.
      Эсэсовец достал из сумки блокнот, записал номер телефона, оторвал листочек и протянул его Конраду:
      - Звони по этому телефону, попроси Вильгельма Шмидта. До свидания!
      - Счастливого пути!
      - Что за тип? - спросил Юлек, когда эсэсовцы отъехали на приличное расстояние. - Знакомый?
      - Знал когда-то. С моим приемным отцом на пару возглавляли районную организацию штурмовиков в Мюнхене. Сын известного скотопромышленника Шмидта. Отец прославился как мясник, а сын, должно быть, как палач. Работает в Люблинской тюрьме, - ответил Кальтенберг.
      Глава двадцать девятая
      Доклад Кальтенберга о пробном выезде разведгруппы из Яновских лесов вызвал большой интерес у руководителей партизанского отряда. Товарищи похвалили разведчиков за смелость и находчивость. Рассказ о реквизиции бронетранспортера под видом наказания за потерю бдительности развеселил всех, но по поводу встречи с тюремщиками из Люблина мнения разошлись.
      - Надо было уничтожить эту свору, - решительно сказал Савандеев.
      - Или взять в плен, - добавил Соколов.
      - Да, дорогой Конрад, здесь вы, кажется, немного оплошали, присоединился к ним Комиссаров.
      - Не спешите с выводами. Видимо, Конрад отпустил эсэсовцев не из жалости. Давайте выслушаем его соображения на этот счет, - вмешался Турханов.
      - Мне захотелось посмотреть, что посылают палачи своим женам, а уничтожить этого негодяя можно будет и потом, когда он привезет мне посылку, - сказал Кальтенберг.
      - А где и как вы договорились с ним встретиться? - спросил Яничек.
      - Я должен позвонить и от имени Манфреда Купермана пригласить на рыбалку.
      Савандеев засмеялся:
      - Дело за маленьким - нам остается провести только телефон в гестапо!
      - А он, случайно, не родственник этого Манфреда? - спросил Зденек.
      - Да. Будто бы Манфред - родственник его жены.
      - Товарищи! - воскликнул Яничек. - Дело принимает интересный оборот. Ведь речь идет о диспетчере, к которому нам удалось подсунуть в секретари-машинистки своего человека.
      - Ну и что? - пожал плечами начальник штаба.
      - Приедет этот палач к своему родственничку, и вдруг ему взбредет в голову забрать к себе в тюрьму на службу нашего агента. Что тут интересного?
      - Мне вспомнилась одна беседа с Куперманом. Разговор шел о драгоценностях. Тогда он упомянул некоего Шмидта, своего родственника, который награбил уйму ювелирных изделий, золото в слитках, иностранную валюту. Припрятал часть в надежном месте, но никак не может переслать домой, так как гестапо что-то пронюхало и установило за ним тайную слежку.
      - Тогда это он! - обрадовался Кальтенберг. - Моего знакомого тоже зовут Шмидтом.
      - Да, Зденек прав. Дело действительно принимает интересный оборот. Награбленные ценности надо изъять и, если невозможно вернуть их хозяевам, сдать в фонд обороны. Операцию эту мы поручим товарищам Кальтенбергу и Яничеку. Пусть они разработают план и доложат нам, - предложил Турханов.
      С ним согласились. Два друга, Зденек и Конрад, тщательно обдумали план действий и через несколько дней доложили Турханову. Командир отряда в общем согласился с планом, но внес некоторые маленькие изменения. Например, Конрад на встречу с Шмидтом хотел выехать втроем, а полковник предложил взять из разведгруппы не меньше десяти человек и устроить засаду по всем правилам.
      В назначенный день из леса выехали две машины - легковая, захваченная еще у инженер-полковника Грюгера, и бронетранспортер. На передней ехал Кальтенберг, а за рулем сидел Зденек. На бронетранспортере были десять переодетых партизан во главе с Юлеком. Они благополучно миновали несколько населенных пунктов и остановились в местечке Шпачек, где была почта и, следовательно, телефон. Яничек подкатил свою машину прямо к зданию почты, а Юлек замаскировал бронетранспортер в соседнем дворе.
      На почте оказалось всего три человека - два служащих и один посетитель. Служащие - мужчина и девушка - при появлении офицера эсэсовских войск встали, а посетитель поспешил уйти.
      - Телефон работает? - спросил Конрад.
      - Да, господин капитан, - ответил мужчина.
      - Соедините меня с Люблином.
      - Посидите минуточку, - предложил _ служащий. - Сейчас проверим. Если провод не занят, можете назвать нужный номер.
      Девушка вызвала город Красьник и попросила телефонистку срочно соединить немецкого капитана с Люблином. Дальше Конрад говорил сам. Он назвал номер. В трубке раздался незнакомый мужской голос.
      - Дежурный спецслужбы слушает, - ответил, кто-то.
      - Пригласите штандартенфюрера Шмидта! - тоном, не допускающим возражений, сказал Конрад.
      - Кто просит?
      - Его родственник Манфред Куперман, - ответил Кальтенберг.
      - Я вас слушаю, - послышался голос.
      - Установилась хорошая погода. Ожидается прекрасный клев. Приглашаю вас, как мы условились, на рыбалку.
      - Благодарю. С удовольствием принимаю приглашение. Где встретимся?
      - В местечке Шпачек, если не возражаете. - Отсюда до Вислы рукой подать. Дорога хорошая. Поужинаем под открытым небом...
      - Минуточку, - в трубке послышалось шуршание бумаги. Очевидно, Шмидт развернул карту. - Шпачек? Подъеду через час. Какие снасти брать?
      - Как всегда, возьмите спиннинг, набор блесен.
      - Ждите. Приеду обязательно.
      Кальтенберг повесил трубку, поблагодарил служащих и вышел на улицу. Там его поджидали Юлек и Яничек. Он рассказал им о разговоре со Шмидтом.
      - Не подведет нас этот стервятник? - усомнился Юлек.
      - Не должен. Если он действительно задумал отправить посылку жене, то другого такого подходящего случая едва ли дождется. Красные с каждым днем все ближе. Он понимает, что тюрьму придется эвакуировать или, бросив все, удирать. Тогда нелегко будет ему спасти ценности, предназначенные для фрау Шмидт...
      - Никак не могу поверить, - не успокаивался Юлек. - Мне кажется, он вместо ценностей привезет сюда взвод эсэсовцев.
      - Тогда будем с боем прорываться вон в тот лес, - Показал Конрад на рощу позади крестьянских огородов.
      Однако ровно в назначенное время машина Шмидта подъехала к зданию почты, где ее поджидал Кальтенберг.
      Штандартенфюрер был в штатском. "Друзья" обменялись приветствиями.
      - Ты один? - с тревогой спросил фашист.
      - Нет, со мной шофер и два солдата. Пошли в магазин.
      - А где тут магазин?
      - Вон за тем двухэтажным домом, - махнул Кальтенберг на высокое здание метрах в двухстах от почты.
      - Кстати, нам тоже нужны сигареты, - обращаясь к своему шоферу, сказал Шмидт. - Вот деньги, сбегай принеси пару пачек.
      "Не доверяет даже собственному шоферу. Должно выть, ему везде мерещатся соглядатаи", - подумал Конрад.
      Шофер тотчас отправился в магазин.
      - Так будет лучше, - с облегчением вздохнул эсэсовец. - Надеюсь, отпускной билет у тебя с собой?
      Такой вопрос был предусмотрен планом операции. Кальтенберга обеспечили фальшивым документом, написанным на одном из пустых бланков, обнаруженных в свое время партизанами в портфеле Грюгера. Шмидт тщательно изучил его и вернул Конраду.
      - Полный порядок! - констатировал он, весьма довольный таким началом. Теперь погрузим мои сувениры в твою машину. Только будь другом, никому не говори об этом. Услышат мои недруги и начнут болтать, будто я служу не фюреру, а своей жене.
      С этими словами он вытащил из своей машины кожаный чемодан, перенес его на заднее сиденье автомобиля Конрада, затем подозвал его, оглянулся и, убедившись, что вокруг никого нет, осторожно открыл крышку. В чемодане оказался второй, со множеством сургучных печатей.
      - Убедись, что все печати целы. Прошу передать его моей жене точно в таком виде. Могу я на тебя положиться?
      "Подлец! - подумал Конрад. - Втягивает меня в грязную авантюру, за которую, попадись я в лапы гестапо, непременно получу пулю в затылок, и сам же еще не доверяет. Поистине все негодяи видят в других самих себя".
      - Да, все печати целы. Постараюсь передать вашу посылку в таком же виде, - пообещал Кальтенберг.
      Тут же по его сигналу к ним подбежали переодетые партизаны. Штандартенфюрер схватился за кобуру, но не успел вытащить пистолет. Зденек стукнул его по голове, и он сразу потерял сознание. Затем Шмидта уложили в его же машину.
      Через минуту все три машины на большой скорости выехали из местечка.
      По первоначальному плану штандартенфюрера СС предполагалось доставить в расположение партизанского отряда, но, увидев, что на шоссе слишком большое движение, партизаны решили не рисковать. Отъехав, на несколько километров, они завернули в лес. Там Шмидта, который так и не пришел в сознание, пристрелили и бросили в канаву, а машину привели в негодность.
      Глава тридцатая
      Тяжелый чемодан внесли в штабную землянку. Пока Кальтенберг рассказывал, как партизаны разделались с мерзавцем Шмидтом (его уже иначе и не называли), Яничек вскрыл первый, а потом и второй чемодан. Во втором были аккуратно уложены шесть мешочков с чем-то Сыпучим, на ощупь похожим на фасоль, и коробка.
      - Вот так клад! - поморщился Соколов. - Похоже, что этот негодяй Шмидт собирался послать своей фрау продовольствие. Неужели она такая любительница фасолевого супа?
      - Почему только супа? В коробке могут быть шоколадные конфеты, усмехнулся Савандеев. Зденек взял один мешочек и взвесил на ладони.
      - Не меньше килограмма. Нет, товарищи, в такой маленький мешочек кило гороха не насыплешь, - сказал он и развязал мешок. На стол посыпались золотые коронки. - Так я и думал. Эсэсовцы, прежде чем расстреливать, снимают золотые коронки.
      В трех мешочках оказалось то же, что и в первом, а в остальных двух были кольца и перстни всевозможных форм и размеров, золотые монеты различных стран.
      - Сколько же человек надо убить, чтобы собрать такое количество зубов? - удивился Комиссаров.
      - Если учесть, что не у каждого есть золотые зубы, десятки, а может, даже сотни тысяч, - ответил Яничек
      - Что же нам делать с этим добром? Не носить же с собой? - спросил Комиссаров.
      - Золото не портится. Зароем в каком-нибудь приметном месте. Пусть хранится до конца войны. А там выроем и сдадим, - предложил Соколов.
      Вскрыли коробку, которая занимала почти половину чемодана. Чего тут только не было! Часы и браслеты из золота и платины, кулоны и колье из драгоценных камней, ожерелья тончайшей работы, цепочки, медальоны,
      - Прямо как у сказочного Али-Бабы! - воскликнул Комиссаров. - Помните: "Сезам, откройся!"
      Все засмеялись.
      - Зденек, как ты думаешь, много бы выручила фрау Шмидт, если бы ей удалось продать все это? - спросил Турханов.
      - Трудно сказать, но думаю, не один миллион. Вот, например, за это бриллиантовое колье жена американского миллионера без слов выложила бы пятьдесят тысяч долларов, а за этот кулон и того больше.
      - Вот что, товарищи, - сказал решительно Турханов. - О захвате этих трофеев не говорить никому. Закапывать их в землю тоже нет смысла. Мы все это отправим на Большую землю, сдадим в фонд обороны. А пока начальник штаба вместе с товарищами Кальтенбергом и Яничеком пусть оприходует их по акту, опечатает чемоданы и сдаст под охрану. Я сообщу об итогах операции в Штаб партизанского движения и попрошу прислать самолет...
      Комиссия работала допоздна. Савандеев своим четким почерком записал в акт все ювелирные изделия по отдельности. Яничек, как человек, знакомый с ювелирным делом, определял примерную стоимость изделий, а Конрад распределял их по группам. Закончив работу, все трое подписали акт, положили его в чемодан вместе с ценностями, опечатали и сдали часовому. Одновременно Савандеев усилил охрану штаба станковым пулеметом и добавил в команду специальной охраны штаба на марше еще трех бойцов, которые должны были нести опечатанный чемодан. Только после этого члены комиссии пошли отдыхать.
      Ночь была тихая и теплая. Свежий воздух, пропитанный ароматом трав, цветов и листвы, вливался в грудь как сказочный эликсир жизни. Слабый свет мерцающих звезд, пробиваясь через густую листву, рисовал на земле фантастические узоры.
      - Конрад, давай погуляем часок-другой. Что-то не хочется спать, предложил Зденек, когда они дошли до своего блиндажа.
      - А я засыпаю на ходу. Пойду вздремну немножко, ответил Кальтенберг.
      - Как хочешь. Тогда я посижу здесь, - устраиваясь на пенечке, сказал Яничек. - Спокойной ночи!
      - Смотри не засни сидя! - предупредил Конрад и скрылся в блиндаже.
      Зденек остался один. На душе было так хорошо, что не хотелось ни о чем думать, даже шевелиться. Весь партизанский лагерь погрузился в сон. Только изредка с глухим хрустом ломалась сухая ветка под сапогом часового у крайней землянки, и снова наступала тишина.
      Вдруг Зденек почувствовал у своего виска что-то твердое и острое. В ту же минуту кто-то шепотом приказал:
      - Ни с места! Руки вверх! Стрелять буду!
      Зденеку почудилось, что к его виску приставили дуло пистолета, и он в первую секунду даже похолодел от ужаса, но, услышав шепот, тут же успокоился: ведь это был женский голос. Тогда он быстрым движением схватил твердый предмет, который так внезапно коснулся его виска. Оказалось, что это - тоненький палец с острым ногтем. "Эсфирь! - догадался он. - Ах ты проказница! Ну и получишь же ты у меня!"
      - Как тебе не совестно. Ты же испугала меня насмерть.
      - Испугаешь тебя! Отпусти, а то сломаешь, - не сказала, а прямо проворковала девушка.
      - Нет, милая, ты от меня так легко не отделаешься!
      - Пусти. Я же пошутила.
      - За такие шутки знаешь что полагается? Наказание полагается. На, получай, чего заслужила!
      С этими словами он обнял девушку и начал целовать. Эсфирь сделала слабую попытку вырваться, но, конечно, это ей не удалось, и она обвила руками его шею. Сколько они так простояли, прижавшись друг к другу, никто не знает. Но всему наступает конец. Зденек выпустил девушку из объятий.
      - Нас увидят, уйдем отсюда! - потянула Эсфирь его за руку.
      - Ну и пускай видят, что тут плохого!
      - Меня еще никто не целовал... Милый, прошу тебя, уйдем поскорее!
      Вместо ответа он прижал ее к себе и увлек в глубь старого ельника. Зная точное расположение постов, они благополучно миновали часовых. Теперь Эсфирь не боялась. Тут было так тихо, что слышно было, как падает засохший лист или хвоя. На какое-то время ей показалось, что в мире, кроме них, нет больше никого: что ж, любовь эгоистична и не выносит свидетелей... Зденек снова прижал Эсфирь к груди, и она, не сопротивляясь, всем своим существом отдалась новому и прекрасному чувству...
      Незаметно подкралась предрассветная мгла. С низин со стороны реки Сан поднимался туман. Он быстро окутывал звездное небо. Пора было возвращаться. Эсфирь вспомнила об этом первая. Они поднялись и медленно пошли обратно.
      - Скажи, Зденек, ты меня любишь по-прежнему? - со страхом и печалью спросила Эсфирь.
      - Что за вопрос! - возмутился Яничек. - Разве между нами произошло что-нибудь такое, за что можно было бы меньше любить?
      - Но говорят, есть такие мужчины, которые девушку любят, а когда женятся на ней, вовсе перестают любить или любят меньше.
      - Я не из таких, да и ты сама не такая, чтобы тебя можно было меньше любить. Теперь ты для меня еще дороже, и, если понадобится отдать за тебя жизнь, я сделаю это без колебаний.
      - Я верю тебе. Но все же... Скажи откровенно, если бы здесь была другая девушка, ну совершенно такая же, как я, только чешка по национальности, может быть, ты полюбил бы ее, а не меня?
      - Любят человека, а не национальность. Конечно, я чех, и мне дорога чешская культура, чешская музыка и искусство... Но это не значит, что я полюбил бы девушку только за то, что она моя землячка. У любви другие законы.
      - А мне однажды сделали предложение только потому, что я еврейка. Я отказала.
      - И правильно сделала, - одобрил Яничек. - Говорю это не потому, что, если бы согласилась, ты не стала бы моей женой!
      - Эх, если бы все думали, как ты, - с тоской прошептала Эсфирь...
      По пути Яничек решил зайти к наблюдателям, проверить, как обстоят там дела. Наблюдательный пост находился на краю леса. Надо было только свернуть налево и перейти довольно глубокую балку. Девушка согласилась: она была готова идти хоть на край света, лишь бы побыть с ним как можно дольше.
      Наблюдатели должны были окликнуть их и спросить пароль, но, хотя они подошли совсем вплотную, никто их не остановил. Это встревожило Яничека. В самом деле, мало ли что могло случиться за ночь? Выйдя на опушку леса, Яничек явственно услышал мерный стук множества лопат. Взглянув в ту сторону, откуда доносились эти звуки, Зденек увидел: по всему полю рассеялись люди, которые копали что-то.
      - Видишь, - спросил он Эсфирь, показывая в сторону открытого поля.
      - Вижу, - дрожа от страха, ответила девушка. - Это не призраки?
      - Нет, люди. Немецкие солдаты копают траншеи.
      - Зачем?
      - Кто их знает! Может, хотят выгнать нас из леса, а может, наоборот, готовятся блокировать лес со всех сторон. Надо скорее предупредить командование.
      - Ас наблюдателями как быть?
      - Пойдем посмотрим, что с ними.
      Когда они дошли до вышки, уже рассвело. Наблюдателей на месте не оказалось. Яничек знал, где их землянка, и хотел пойти туда, но споткнулся и чуть не упал.
      - Осторожно! - проворчал мужской голос. - Тарас, это ты?.
      На земле, прикрывшись плащ-палаткой, лежали два человека. Яничек узнал в одном из них партизана, который вместе с ним пришел в отряд Турханова.
      - Нет, Галимов, это Яничек. Кто у вас на посту?
      - Я, - ответил тот и быстро вскочил на ноги. - Простите, товарищ командир, я чуть-чуть задремал. Пожалуйста, не говорите об этом полковнику!
      - Дело тут не в полковнике. Посмотри, что делается на поле!
      Галимов протер глаза и посмотрел. Сначала он никак не мог сообразить, что происходит.
      - Не пойму, откуда там взялось столько кур! - Удивленно пожал он плечами.
      - Какие куры?! Немцы роют траншеи. Видишь, скользко их!
      - Братцы, пропали мы! Нас окружили! - закричал Галимов.
      - Тихо, не паниковать! - строго приказал Зденек. - иди подними всех! Чтобы через минуту весь взвод занял огневые позиции. Пока у пулемета постою сам. Хоть и не через минуту, но довольно быстро партизаны заняли огневые позиции. Командир взвода подошел к Яничеку.
      - Что будем делать? - спросил он.
      - Предупредите командира роты. Без приказа не отходить. Огонь открывать только тогда, когда немцы подойдут на сто метров. Я пойду в штаб и доложу командованию. Кажется, это не обычные каратели из местной полицейской службы. Похоже, пришли регулярные войска...
      Глава тридцать первая
      Весной 1944 года создались исключительно благоприятные условия для дальнейшего развертывания партизанской войны во всех оккупированных странах. Людские ресурсы фашистской Германии почти иссякли, а война требовала все новых и новых дивизий. Гитлеровским генералам приходилось снимать войска с оккупированной территории, чтобы заполнять бреши на советско-германском фронте. Это значительно ослабляло оккупационный режим, который держался только на немецких штыках. Все народы, попавшие под фашистское иго, поднялись на священную войну против угнетателей, за свободу и справедливость.
      С выходом советских войск на государственные границы Люблинщина, где партизанская война приобрела особый размах, превратилась в непосредственный тыл немецких войск, входящих в группу армий "Северная Украина". Армия, как известно, не может успешно выполнять поставленные перед ней задачи, если в тылу неспокойно, а о спокойствии на Люблинщине говорить не приходилось. Советские партизаны и части Армии Людовой только в течение одного месяца нанесли сокрушительные удары по нескольким немецким гарнизонам.
      В мае и начале июня основные силы советских партизан и Армии Людовой сосредоточились в Яновских и Билгорайских лесах.
      Кроме того, немало советских и польских партизан находилось в Парчевских, Немировских и Липских лесах. Сначала оккупанты пытались обезвредить партизан силами местной полиции и жандармерии, а также частями и подразделениями вермахта, расквартированными в ближайших городах. Было предпринято несколько карательных операций, но все они окончились поражением немцев. Тогда гитлеровское командование решило до начала летней кампании очистить тылы от партизан силами регулярных войск. Солдаты, под покровом ночи копавшие траншеи, которых видели Зденек и Эсфирь, как раз входили в состав передовых частей этих войск.
      Скоро выяснилось, что к Яновским лесам со всех сторон либо уже подошли, либо подходили немецкие войска. Во многих местах произошли перестрелки и столкновения между бойцами боевого охранения партизан и разведывательными группами немцев. С обеих сторон были уже убитые и раненые. Турханов, а также командиры других партизанских отрядов и подразделение Армии Людовой, находившихся к тому времени в Яновских лесах, понимали, что это только разведка боем, а настоящие сражения еще впереди. Надо было выяснить силы и намерения противника, поэтому Турханов приказал выслать группы разведчиков с заданием во что бы то ни стало захватить "языка". К полудню в штаб привезли двух раненых солдат. Один из них скончался, не приходя в сознание, а другой упорно отказывался говорить. Из личных документов, обнаруженных при этих солдатах, удалось выяснить только то, что они служили в разных воинских частях вермахта. Вечером группа Кальтенберга доставила немецкого офицера связи. Из его показаний, а также из изъятых у него документов выяснилось следующее: 8 и 9 июня в различных пунктах южной части Люблинского воеводства выгрузились 154-я пехотная дивизия генерал-лейтенанта Альтрохтера, 174-я пехотная дивизия генерал-лейтенанта Эберхарда, некоторые части и подразделения 213-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Гешена, а также 4-й полк и один батальон войск СС.