Пересекая шоссе южнее деревни Вугартен, немцы услышали смех и разговоры. Под деревьями на обочине дороги цыганским табором расположились на ночлег люди.
Веселый женский голос окликнул немцев по-французски:
- Quelle pays passe par la?*
_______________
* - Какая страна проходит здесь?
Не получив ответа, молодая француженка, стоявшая, прислонившись к дереву, с папироской во рту, начала вглядываться в тусклые очертания человеческих фигур и вдруг, выплюнув папираску, произнесла по-немецки:
- Оо!.. Дас дритте райх!.. - и минуту погодя выкрикнула: - Хайль Шикльгрубер!*
_______________
* "Дас дритте райх" - третья империя. Ш и к л ь г р у б е р
настоящая фамилия Гитлера.
Раздался оглушительный свист. Под этот свист немцы торопливо пересекли дорогу, прошли по вспаханному полю и, все более ускоряя шаг, укрылись в роще. Они еще услышали позади себя чьи-то слова, произнесенные с комической торжественностью:
- Also entrann Zaratustra!*
_______________
* Так удрал Заратустра.
- Божье наказание... - бормотал высокий старик, шедший рядом с Винкелем.
В Ландсберге Винкель отстал от других и пошел искать явочную квартиру.
Не без труда нашел он нужный ему трехэтажный дом с огромной белой простыней на длинном флагштоке. Дом этот стоял, погруженный в тишину и темноту.
Винкель отворил парадную дверь и прислушался, потом поднялся на второй этаж. Здесь было темно. Он зажег спичку и сразу же увидел аккуратную белую дощечку:
Карл Вернер, зубной врач
Винкель позвонил. Звонок не работал. Винкель постучал. Никто не отозвался. Винкель толкнул дверь. Дверь оказалась незапертой. Винкель вошел и зажег еще одну спичку. В квартире все было поднято вверх дном. На полу валялись раскиданные вещи и битая посуда. Блеснул никель зубоврачебного кресла.
Винкель приоткрыл дверь в следующую комнату и, испуганный, отпрянул. Там что-то шевелилось, большое и безмолвное. Винкель после минуты напряженного ожидания решился снова заглянуть в комнату. Дрожащими руками он зажег спичку.
В дальнем углу лежала огромная собака сенбернарской породы. Она пошевелилась, но не встала, только задышала тяжело. Старый пес умирал.
Винкель быстро покинул комнату, притворил за собой дверь и вышел из квартиры обратно на лестничную клетку. Он уже собирался вовсе оставить этот дом, как вдруг из темноты послышался женский голос:
- Не к господину ли Вернеру вы стучали?
- Да, - сказал Винкель.
- Вы не родственник его?
- Родственник жены.
- Вас не зовут ли Карл Визнер?
- Нет.
- Вы не из Силезии?
- Нет.
Покончив с этими вопросами, говорившая зажгла спичку, довольно долго, пока вся спичка не выгорела, оглядывала Винкеля, потом сказала:
- Зайдите.
Винкель вошел в квартиру, расположенную напротив квартиры Вернера. Женщина, оказавшаяся старухой с нечесанными седыми волосами, придвинула ему стул, а сама ушла за ширму и стала там что-то готовить при свете коптилки.
- Так вы, значит, родственник фрау Гильды Вернер? - спросила она из-за ширмы и, не дожидаясь ответа, продолжала: - Так вот, если вы когда-нибудь встретитесь с фрау Гильдой, передайте ей привет от фрау Клайнердинг. Она знает меня, соседи, слава богу. И передайте ей, что господин Вернер ушел в прошлую пятницу, накануне прихода русских. Ночью ушел. А также, что квартиру он хотел оставить на мое попечение, но у меня своих забот хватает, и я наотрез отказалась. Наотрез. Так ей и передайте. А если она вернется когда-нибудь и найдет часть своих вещей у фрау Мюллер и у фрау Зельвиц с первого этажа и свои чулки на кривых ногах фрау Ленц с третьего этажа, чтобы на меня не обижалась... Я не обязана охранять чужие вещи в такое время. Вот что я имею передать фрау Гильде. Она, насколько мне известно, эвакуировалась в Штеттин... - Старуха вышла из-за ширмы с коптилкой в руках, поставила коптилку на стол, стала перетирать полотенцем тарелки и спросила: - А вы куда направляетесь?
- Не знаю, - сказал Винкель.
Старуха громко загремела тарелками и с внезапной злостью проговорила:
- Не знаете?! Сначала весь мир против нас восстановили, все уничтожили, а потом "не знаю"!.. Боже мой, что они натворили! Молодежь перебита на войне, города разрушены!.. Попадись мне кто-нибудь из н и х, из вашего начальства, я бы его сразу русским выдала!.. И не пожалела бы его, будь он хоть какой разнесчастный на вид, - закончила она, пристально взглянув на Винкеля.
- Я не нацист, - пробормотал Винкель.
Старуха сардонически скривила губы и сказала:
- Все теперь не нацисты! Вот и господин Вернер перед бегством зашел ко мне - все насчет своей квартиры - и тоже говорил: "Я не нацист"... Еще русские не вошли в город, а он уже перестал быть нацистом. Меня принудили, говорил он мне... Еще и русских даже не было. Он мне еще и свою собаку хотел вдобавок оставить... Она-то на нацистка, это верно... Да кормить ее нечем...
Светало. Сквозь чёрную бумажную штору маскировки пробивался рассвет. Старуха погасила коптилку и отворила штору. Серое дождливое утро скучно заглянуло в комнату.
Винкель сказал:
- Нельзя ли мне поспать у вас, фрау Клайнердинг, до вечера? Вечером я уйду...
- Спать, спать! - сварливо забормотала старуха. - Заснуть бы навеки и не видеть всего этого!.. - Она резким движением распахнула дверь в соседнюю комнату и сказала: - Там можете поспать. Только уж прошу извинить, на кровать не ложитесь... Наверно не мылись от самого Сталинграда!..
Винкель лег на полу, но, несмотря на усталость, довольно долго не мог заснуть. Ему все чудилось, что старуха уже идет к русскому коменданту, с тем чтобы выдать его, Винкеля.
XIV
Вечером Винкель покинул дом фрау Клайнердинг и вышел на улицу. Через город проходили русские войска. Лил дождь, но было совсем тепло и пахло весной. Винкель шел медленно, хоронясь в тени домов.
Вскоре он очутился за городом. Где-то, справа и слева, на ближних дорогах, тарахтели машины и раздавался неровный топот ног.
Винкель ускорил шаги, чтобы поскорее очутиться под защитой видневшегося невдалеке леса. Достигнув опушки, он пошел медленнее. В какой-то ложбине он услышал тихие голоса. Раз говорили шёпотом, значит говорили по-немецки. Действительно, тут отдыхала группа немцев и немок. Заслышав шаги Винкеля, они и вовсе притихли. Потом поняли, что и он немец - по белому пятну на рукаве и по его настороженной, пугливой повадке.
Узнав, что Винкель идет из Ландсберга, они стали расспрашивать, что там слышно. Встречал ли он там группы иностранцев? Сильно ли разрушен город?
Ответив на вопросы, Винкель в свою очередь осведомился, нет ли тут людей, идущих в Кенигсберг в Неймарке? Здесь таких не было, но были люди, идущие в Зольдин и Бад-Шенфлис, а это как раз по дороге в Кенигсберг.
- Далеко до Кенигсберга? - спросил Винкель.
- Семьдесят километров...
- Там уже русские или...
- Русские. Всюду русские...
- А наши далеко?
- Наши?..
- Армия?..
- Да, наши. Армия.
- Далеко...
- Очень далеко.
Винкель присоединился к людям, идущим в нужном ему направлении.
Всю дорогу плакала какая-то женщина. Она шла сзади и тихо скулила.
Шли, как водится, до утра. На рассвете разбрелись по окрестностям, ели, спали.
Винкель достал из кармана кусок хлеба и жевал, сидя под деревом. Было сыро, но тепло. Под соседним деревом тоже сидел немец и тоже что-то жевал. Становилось все светлее. Винкель заснул, потом проснулся, снова заснул и опять проснулся.
Немец под соседним деревом спал.
Взгляд Винкеля бесцельно блуждал по лесу, по ровным просекам, по деревьям, издающим крепкий смолистый запах. Наконец он посмотрел и на спящего соседа, и лицо этого человека - длинное, безбровое, угреватое показалось Винкелю знакомым.
Человек был одет в грязное старое пальто. В руке он зажал палку с костяным набалдашником. Ноги его были обуты в рваные ботинки. Одной рукой он крепко прижимал к себе рюкзак.
"Гаусс!" - узнал его Винкель, обрадованный и пораженный.
Винкель подполз к нему, присмотрелся и уже уверенно позвал:
- Гаусс!
Гаусс проснулся, испуганно взглянул на Винкеля, но не узнал его. Винкель улыбнулся - впервые за пять недель.
- Гаусс, - сказал он, - здравствуй, Гаусс! Это я, Гаусс. Я, Винкель...
Гаусс ахнул. Они обнялись, потом уселись рядом, и Винкель начал торопливо рассказывать о своих злоключениях. Он говорил начистоту, совсем начистоту, не так, как тогда, с Ханне.
- Всё пошло к чёрту, это ясно, - сказал он напоследок. - Всему конец. Надо спасать свою шкуру.
- Пст!.. - сказал Гаусс, оглядываясь. - Тише!..
- Чего бояться? - возразил Винкель. - К чёрту! - Произнес он это, однако, пониженным голосом.
- Тише, - повторил Гаусс. - Молчи! - Он придвинулся ближе к Винкелю: - Такие мысли надо держать про себя, не то... Ты откуда идешь?
- Из Ландсберга. Заходил к Вернеру.
- Он давно удрал.
- Мне сказали. А ты что?
Гаусс усмехнулся:
- Продолжаю служить отчизне... Тут у нас руководитель новый. Может, слышал про такого? - голос Гаусса еще больше понизился, - Фриц Бюрке... Эсэсовец, штурмбанфюрер. - Помолчав, он начал рассказывать о том, что приключилось с ним за последний месяц. - В Гнезно я пожил только два дня, еле спасся; кто-то из соседей - немец, между прочим, - сообщил советскому командованию о моей персоне. По дороге я выдавал себя за чеха, родом из Судет... Даже пристал к группе чехов, хотел пробираться с ними вместе, но напился пьяный и наговорил чёрт знает чего. Чуть не убили. А в Брайтенштайне меня застукал этот Бюрке. Теперь я бегаю кругом, как собака, и приношу шефу данные о передвижениях русских... Вот какие дела!.. - Он огляделся и шепнул Винкелю в самое ухо: - Этот Бюрке - страшный тип!.. Убийца. Берегись, ни звука про свои настроения!..
- Так уйдем, - сказал Винкель. - Мы офицеры вооруженных сил, не эсэсовцы...
Гаусс покачал головой:
- Этот Бюрке, - знаешь... Он говорит, что мы в ближайшие дни заключим мир с англичанами и американцами и ударим всеми силами по русским... В Берлине на это здорово надеются.
Помолчали. Потом Винкель спросил:
- А где Крафт?
- Крафт? - Гаусс махнул рукой. - Застрелился в Познани.
Опять помолчали.
- У тебя табаку нет? - спросил Гаусс.
- Нет.
- Умно сделал, - сказал Гаусс, подразумевая Крафта. - Я и сам хотел, но смелости нехватило.
Гаусс внимательно посмотрел на Винкеля:
- Тебя узнать нельзя. Очень изменился. Что ты собираешься делать?
- Не знаю.
- Куда ты шел?
- В Кенигсберг в Неймарке, на явочную квартиру.
- Старые явочные квартиры все разгромлены. Многих из наших захватила русская контрразведка.
- Что же делать?
- Не пойдешь со мной в Зольдин?
- К этому Бюрке?
- А куда ж идти?
Вечером немцы снова собрались вместе и пошли дальше. Винкель безвольно следовал за Гауссом.
К рассвету прибыли в Зольдин. Гаусс повел Винкеля на западную окраину городка. Шли задними дворами. Перелезали через низкие ограды, палисадники. Наконец очутились в пустынном переулке со сплошь разрушенными зданиями.
Оглядевшись, Гаусс юркнул в полуподвальное окно одного дома. Винкель молча последовал за ним. В полуподвале оказалась дверца, за ней другая, и вскоре оба очутились в длинном сыром коридоре, где пахло прелью и мышами.
Шли долго. Наконец очутились в квадратном подвальном помещении. Здесь повсюду стоял острый винный запах. Кругом громоздились большие бочки. На одной из них горела коптилка. Два человека спали на полу на соломе. Третий, поправлявший фитиль коптилки, о чем-то вполголоса спросил у Гаусса. Гаусс успокоительно сказал:
- Да, да...
Они пошли дальше, миновали сырой темный коридор и, приоткрыв большую железную дверь, вступили в другой винный подвал, сплошь заставленный бочками. Тут было светло, горела маленькая электрическая лампочка, провод от которой покоился на бочках, а сама лампочка свисала с огромной, многоведерной бочки, освещая головы двух людей, сидевших у стола.
Гаусс, оставив Винкеля у двери, подошел к столу, уставленному кружками, нагнулся к одному из сидящих людей и прошептал что-то.
Человек, с которым разговаривал Гаусс, был маленький, худенький, с острой куньей мордочкой. Он громко произнес:
- Винкель! Подойдите!
Винкель подошел. Второй человек, сидевший за столом, оказывается, спал, положив голову на руки. Большая нечесаная голова с круглой плешью покоилась среди кружек.
- Садитесь, - сказал человек с куньей мордочкой.
Винкель сел.
- Еще один офицер из вермахта? - вдруг произнесла голова с круглой плешью.
- Да, - ответил человек с куньей мордочкой.
- Обер-лейтенант Конрад Винкель, - представился Винкель.
Голова еще с минуту полежала на столе, потом приподнялась. На Винкеля смотрели в упор маленькие проницательные глазки. Голова была посажена на огромные жирные плечи, шея почти отсутствовала.
С минуту посмотрев на Винкеля, человек вдруг громко захохотал.
- Э!.. Посмотри на него, Макс! - крикнул он. - Ну и вид! Где это ты такой платок достал? Шелковый, по-моему! Настоящая фрау!.. Хо-хо-хо! Садись к столу, фрау Винкель! Кушай, пей, а потом в кроватку, хо-хо-хо!..
Этот взрыв веселья погас так же внезапно, как и вспыхнул.
- Садись, - сказал человек мрачно, хотя Винкель уже сидел. - Что? Плохо тебе? Плохо, - ответил он сам себе и, помолчав, проговорил: - Будем знакомы. Я Фриц Бюрке. Слышал про такого? А это Макс Диринг, мой помощник... Далеко пойдет, если русские не задержат, хо-хо-хо!.. Ну, Винкель, что ты будешь делать?
Винкель пробормотал что-то насчет необходимости доложить начальству.
- Начальству! - усмехнулся Бюрке. - Какому начальству? Ты переходишь под мое начальство... Или, может быть, тебе как офицеру вермахта не подобает состоять под эсэсовским начальством? Работали, мол, вместе, а подыхает пусть СС? Может быть, тебя больше устраивает рейхсвер, такие господа, например, как фон Витцлебен или Бек, если ты их еще помнишь? Учти, вот эти руки, - он положил на стол две огромных красных волосатых руки, унизанных кольцами, - эти руки сперли Бенито Муссолини у англичан из-под самого их носа. Понял? Вот кто такой Фриц Бюрке! Я при Штюльпнагеле в Париже работал по мокрым делам, в России - при Кохе. Я еще с Штрассером и Ремом работал, если ты помнишь про таких... Пей, чего сидишь? Вина тут хватит до победы!
Винкель выпил кружку вина, и у него закружилась голова. Он со страхом исподлобья глядел на эсэсовца. Тот налил ему еще кружку. Винкель выпил и эту. Ему хотелось быть пьяным.
Бюрке, помолчав, сказал:
- Не бойся, со мной не пропадешь! Мне знаменитая парижская гадалка мадам Ригу предсказала, что я умру генералом. А мне до генерала далеко, так что придется еще пожить... И вот я прибыл сюда, работать в русском тылу, так сказать! В русском тылу - на германской территории! Никогда не думал!.. И что же я вижу? Я вижу, что немцы наложили в штаны, вот что я вижу... Где здоровые силы нации? Я их не вижу... Мы как в чужой стране. Каждый раз боимся, чтобы нас не выдал какой-нибудь пруссак... - Его глаза вдруг помутнели и налились злобой. Он продолжал: - И в эту, так сказать, эпоху меня направляют на работу в русский тыл!.. Мокрое дело, пожалуйте, Фриц Бюрке!.. Мы в вас верим, Фриц Бюрке!.. Это по вашей части, Фриц Бюрке!.. Что ж, поборемся! Фриц Бюрке - чернорабочий национал-социалистской идеи. Он не неженка, не дипломат, не оратор, а работник. Я всех убью!.. А тебя, Винкель, я тоже убью! - закончил он неожиданно. - Я тебе не чистенький офицерик из вермахта! Вырву руки и вставлю спички, понял?.. И сними свой платок, старый зад! Быстро! Побрить его и напихать национал-социалистской идеей до отказа!.. Пей, Винкель!
Винкель торопливо снял платок, выпил еще кружку и совсем захмелел. Он чувствовал, что Бюрке нравится ему все больше и больше. "Вот это человек! - бормотал он, чуть не плача от пьяного умиления. - Рр-решительный! Н-н-н-настоящий!.." - он глядел в свинцовые глазки эсэсовца с выражением рабской преданности.
Всё окружающее он теперь видел как сквозь туман. Вот Диринг исчез, потом вернулся, подошел к Бюрке и шепнул ему что-то на ухо. Бюрке встал и нетвердыми шагами пошел к входу в подвал.
Гаусс шепнул Винкелю:
- Вот он какой!..
- Хор-р-р-роший! - пролепетал Винкель. - Зам-м-мечательный!.. Всех убьет!..
Вдруг ему померещилось нечто страшное: из открытой двери подвала к нему медленно шел русский солдат! Винкель отшатнулся, помотал головой, но видение не пропало. Винкель вскочил с места и начал отступать к бочкам. Человек в русской форме покосился на Винкеля, подошел к столу, выпил залпом кружку вина и сказал на чистом немецком языке:
- Я иду спать, шеф... Мне пора спать.
И он быстро исчез в раньше не замеченной Винкелем дверце за бочками.
- Что такое? - пробормотал Винкель.
- Молчать! - тихо сказал Бюрке. - Отправьте его спать, этого пьянчужку!
Гаусс подхватил еле стоящего на ногах Винкеля, вывел его из комнаты и с трудом уложил на солому в каком-то подвальном углу.
- М-м-м, настоящий мужчина! - лепетал Винкель.
XV
Привиделся ли Винкелю русский солдат в эсэсовском шпионском гнезде или он на самом деле приходил сюда?
Проснувшись утром, Винкель склонен был думать, что ему все померещилось. Трещала голова после выпитого вина, и Винкель, лежа на соломе, не мог в точности определить, что из пережитого за прошлую ночь было сном и что действительностью.
Вокруг него стояли огромные бочки, из-за которых пробивался мигающий, слабый свет ночника.
Очевидно встреча с Гауссом и разговор с Бюрке были явью. Теперь, протрезвившись, Винкель уже не был в таком восторге от эсэсовца. "Придется опять тянуть лямку, - думал он. - А если русские захватят меня вместе с Бюрке, тогда лагерем для военнопленных не отделаешься!.."
За бочками послышались негромкие голоса:
- На севере большое сражение.
- Да, слышно, как артиллерия гремит.
- Наши бросили в бой много танков.
Кто-то спросил шёпотом:
- Ты видел этого... Петера?
- Пст! - прервал его другой.
Потом они зашептались так тихо, что Винкель ничего не мог расслышать, кроме отдельных слов и часто повторяемого имени "Петер". Впрочем, Винкель и не пытался подслушивать. В голове шумело. Пахло винной кислятиной.
За бочками послышались шаги, и голос Гаусса произнес:
- Винкель, где ты тут?
Гаусс показался среди бочек, уже готовый в путь. За спиной висел рюкзак. На пальто были нашиты разноцветные лоскутки.
- Сегодня я буду чехом, - сказал он, показав пальцем на эти лоскутки.
Винкель пошел провожать Гаусса. В конце коридора они остановились.
- Что я должен делать, не знаешь? - спросил Винкель.
- Ходить будешь, как я... Ну и хорош ты был вчера!..
- Отвык от вина. - После непродолжительного молчания Винкель спросил: - Что это, померещилось мне или...
Гаусс сразу прервал его:
- Ладно, не спрашивай... Ничего я не знаю. Темное дело... Специальное задание из Берлина... До свидания.
Они постояли еще некоторое время друг подле друга. Им не хотелось расставаться. Все-таки они были старые знакомые, еще с тех, теперь казавшихся прекрасными, времен, когда оба служили в штабе, а войска стояли на Висле и вся жизнь имела видимость какого-то смысла.
Винкель вернулся в погреб. Вскоре его вызвал Диринг. Задание на первый раз было дано довольно несложное. Вместе с неким Гинце Винкелю надлежало сходить за пятнадцать километров на станцию Липпенэ, побывать у одного железнодорожника, запомнить все, что тот расскажет, и вернуться с этими сведениями обратно.
- Пойдете вечером, - сказал Диринг. - И смотрите, задание выполнить точно и к утру вернуться. Шеф приказал предупредить вас, чтобы вы не вздумали... исчезнуть... У нас всюду глаза есть, учтите это.
Вечером Винкель покинул подвал.
Гинце оказался молодым парнем лет двадцати пяти. На фронте он не был: его отцу удавалось через своего старого друга Юлиуса Штрайхера как-то спасать Гинце от военной службы. До последнего времени Гинце работал "молодежным фюрером" в одном из округов провинции Ганновер. При формировании батальона фольксштурма он отличился столь патриотическими речами, что его в один прекрасный день без всякого предупреждения, так, что он даже не успел ни о чем сообщить отцу, перебросили на сугубо секретную работу сюда. Это было за неделю до прихода русских войск.
Он прибыл вместе с Бюрке и считался одним из самых надежных работников. Однако работой своей он был недоволен: очень опасная и, по правде говоря, почти бесцельная работа. Об этом он откровенно сказал Винкелю. Правда, они добывают здесь важные сведения о сосредоточениях и передвижениях русских войск, вызывают авиацию, но авиация не прилетает... Нужна взрывчатка, а взрывчатки нет. Даже табаком не могут нас снабдить... который день не курим... В общем там, в Берлине, здорово обделались!..
О Бюрке Гинце отзывался с уважением и оттенком страха.
- Если бы все немцы были такие, как Фриц, - сказал Гинце (он называл эсэсовца по имени, желая похвастаться перед Винкелем своей близостью с Бюрке), - было бы неплохо... Убить кого-нибудь, зарезать, избить - это для него пустяки!.. Он и Диринга бьет по рылу, - со злорадством сообщил Гинце, потирая между тем свою скулу. - Он сподвижник Отто Скорцени и в каких только делах не участвовал! Его, говорят, сам фюрер хорошо знает, Бюрке служил одно время в его личной охране. Большой человек!
Они медленно шли по мягкой, сырой хвое.
- Нас тут много? - спросил Винкель.
- Какое много! Всего, наверно, человек пятьдесят разных агентов... Остальные разбежались кто куда.
"Ну и разведчик, - подумал Винкель презрительно. - Болтун!.."
- А Петера вы знаете? - решился спросить Винкель.
Гинце зашептал:
- Видел его однажды... "Петер" - это кличка. А кто он, неизвестно. Тоже крупная птица... Это особая группа... Они русским языком владеют и действуют, переодевшись в русскую форму. Я слышал о них кое-что...
Сделали привал. У Гинце оказались две фляги с вином. Выпили и закусили. Гинце сказал:
- Они ликвидируют отставших русских солдат-одиночек и... - Гинце приблизил рот к самому уху Винкеля, - и не только русских... Только смотрите, никому не рассказывайте, что я вам сказал... Да, да, хотите верьте, хотите нет... немецких женщин и детей...
Винкель широко раскрыл глаза.
- Зачем? - спросил он.
- Особое задание, - веско сказал Гинце, весьма довольный тем, что ему удалось поразить профессионального разведчика. - Прекрасный материал для министерства пропаганды... Знаете, общественное мнение - это важная штука...
Пошли дальше. Кругом было очень тихо, только далеко на севере гремела артиллерия и по небу изредка бегали бледные лучи прожекторов.
- Мы тут недалеко в лесу оборудовали посадочную площадку, - сказал Гинце. - Но самолеты еще не прилетали ни разу. Я их жду с нетерпением... Может быть, отец добьется, чтобы меня перевели на другую работу... Жду приказа, а его все нет.
Вскоре показалось селение Липпенэ, расположенное между двумя озерами, на железной дороге. Винкель и Гинце пробирались в тени железнодорожной насыпи. На рельсах стояли составы, груженные артиллерией и танками. По-видимому, поезда, шедшие на фронт и захваченные русскими. Так и стояли эти орудия на платформах, ни разу не выстрелив. Возле платформ прогуливались русские часовые с автоматами в руках.
Гинце и Винкель осторожно перебрались через рельсы и пошли к видневшемуся неподалеку озеру. На берегу его, возле мельницы, стоял домик. Они вошли. Хозяин, местный житель, железнодорожник, встретил их не особенно гостеприимно, даже сесть не пригласил, а сразу плотно закрыл за собой дверь и с места в карьер начал выкладывать свои новости: прошло по дороге на Пириц столько-то русских машин, танков, пехоты. На днях неподалеку расположился русский аэродром, там не меньше полусотни самолетов, двухмоторных. В озере Вендельзее вчера утром купались русские солдаты... Да. Несмотря на холод... Русские осматривали железную дорогу, говорят, пустят ее в ход в ближайшее время.
Нервозность хозяина вскоре объяснилась. Когда Гинце, рассевшись на диване, выразил желание часок-другой отдохнуть здесь, хозяин посоветовал им поскорее убираться, так как он вчера зарегистрировался у советского коменданта как член национал-социалистской партии.
Гинце вскочил, как ужаленный.
- Зачем вы это сделали? - спросил он.
- Приказ советского командования, - сказал хозяин угрюмо. - А не выполнить я не мог. Все равно донесут соседи.
Гинце и Винкель поторопились покинуть дом железнодорожника. Обогнули озеро, потом еще одно озеро и леском пошли по направлению к деревне Цоллен. Оказалось, что Гинце имел поручение побывать в этой деревне. Вероятно, там их будет ожидать Диринг, который направляется куда-то по важным делам.
В крестьянском домике на восточной окраине деревни никого не оказалось. Дверь была не заперта, и они вошли туда. Гинце удивленно протянул:
- Куда же все подевались?
Они вышли во двор и совсем уже собрались уходить, когда дверца расположенного во дворе каменного погреба приоткрылась и оттуда появился не кто иной, как сам Фриц Бюрке.
- Кто там пришел? - спросил он.
- Это мы, Гинце и Винкель, - робко ответил Гинце.
Вслед за Бюрке из погреба вышли хозяин и хозяйка. Они молча прошли мимо разведчиков и скрылись в доме. Гинце и Винкель, вытянувшись, ждали, что им скажет "шеф". Бюрке тяжело уселся на валявшуюся возле погребка колоду и прохрипел:
- Кончено. Засыпались. Я ранен в руку... Что же вы стоите? продолжал он, помолчав. - Садитесь. Подумаем, что делать. Макс убит. Петер убит. Лебе и еще четверо захвачены. Кто-то нас выдал...
Бюрке поднялся и, пошатываясь, пошел к погребу. Гинце и Винкель двинулись вслед за ним. В погребе было сыро и воняло гнилой капустой. Впрочем, хозяева, видимо, пытались создать здесь какой-то уют: в углу стояли столик, кресло. Горела лампа. Тень Бюрке причудливо колыхалась на сводчатом потолке.
Бюрке сказал:
- Нам надо уходить поскорее. Уже теперь русским наверняка известны все наши явочные квартиры.
Посидели молча. Бюрке все разглядывал свою забинтованную кисть.
- Плохо, - сказал он. Он боялся заражения крови, газовой гангрены. Он был очень мнителен.
То был уже не прежний Бюрке, и Винкель сразу заметил это. Он держался довольно тихо, каждые пять минут вспоминал Диринга, которого, видимо, любил. Подробностей захвата русскими винных погребов он не стал рассказывать. Ясно, кто-то выдал или сами русские выследили. Отстреливались полчаса. Бюрке и еще двое спаслись, убежали, но в темноте потеряли друг друга. Радиостанция и важные бумаги попали к русским. Надо удирать.
- Врача нужно, - сказал Бюрке. - Как бы заражение не получилось!
Гинце поднялся с места и сказал:
- Не беспокойтесь, шеф. Я схожу за врачом.
- Куда? - подозрительно спросил Бюрке, вперяя в Гинце пристальный взгляд.
- В Липпенэ, там у меня знакомый фельдшер, по соседству со станцией. Быстро схожу. Только вот рюкзак оставлю здесь, а то тяжело с ним.
Гинце сбросил с плеч рюкзак, и это успокоило Бюрке.
Оставшись наедине с Винкелем, Бюрке долго сидел неподвижно, с закрытыми глазами. Спустя полчаса он открыл глаза и спросил:
- Не пришел Гинце?
- Нет. Еще рано.
Бюрке снова закрыл глаза. Винкель погасил лампу и лег в углу на пол, прислонившись к куче свеклы. Он вскоре задремал. Его разбудил голос Бюрке, спросивший:
- Ты здесь, Винкель?
- Да.
- Не пришел Гинце?
- Нет.
Молчание. Винкель опять задремал. Спустя некоторое время он задрожал от ужаса. Его лицо ощупывала большая мясистая потная рука - рука палача, Винкель хорошо помнил эту руку.
- Что такое, шеф? - спросил он трепещущим голосом.
- Нет Гинце? - спросил голос Бюрке.
- Нет.
- Ты почему свет погасил? Тоже хотел убежать?
- Нет, я спал.
Рука Бюрке сползла вниз, ухватила Винкеля за отвороты пальто и легко подняла с полу.
- Пойдем, - сказал Бюрке. - Не беспокойся, с Бюрке ты не пропадешь. Только чтобы заражения не было! Ты плохо знаешь Бюрке! Но ты его узнаешь. Диринг убит, ты будешь моим другом. Ты парень хороший, Винкель. Обещаю тебе "железный крест", как только мы придем. А мы придем, не беспокойся. Слышишь, артиллерия?! Это наши идут! Мы пойдем им навстречу...
И Винкель пошел вместе с Бюрке. Выйдя из деревни, Винкель остановился, вынул из кармана свой платок, завязал голову, поверх нахлобучил шляпу.
- Так будет лучше, - пробормотал он.
Бюрке ничего не сказал. Они углубились в лес и пошли на север, туда, где глухо раздавалась артиллерийская пальба.
Когда рассвело, они сели отдохнуть на траву и вдруг увидели: прямо на них по лесной просеке идут русские солдаты. Русские шли с катушками провода, разматывая и закрепляя его на сучках деревьев. Впереди шел молоденький стройный офицер. Заметив сидящих на траве двух людей в гражданской одежде, он остановился.
Бюрке встал. Он был бледен, как бумага. Но Винкель, испытавший многое такое, о чем Бюрке и представления не имел, смело пошел навстречу русским и сказал:
- Владислав Валевский... и пан... - он кивнул на Бюрке, - пан Матушевский... Польска, Польска... Домой... До Варшавы...
Лейтенант кивнул им и пошел дальше. Бюрке перевел дыхание. Краска медленно приливала к его лицу.
- Молодчина, Винкель! - пробурчал он.
Увидев вдали пустынную, покинутую смолокурню, они решили здесь остановиться и ждать.
- Наши скоро придут, - бормотал Бюрке, укладываясь спать в большом дощатом сарае смолокурни. - Наши прорвутся!.. Это важная операция. Винкель, очень важная. Танков много. Фюрер не совсем еще обделался. Не беспокойся, Винкель!