Глава 23

Эдуард III собрал огромное войско для войны с французами. Две сотни судов должны были перевезти двадцать тысяч солдат. Для этого кораблям предстояло несколько раз пересечь пролив — ведь солдатам требовались кони, обозу — упряжки мулов, а всему воинству — боеприпасы и амуниция.

Военачальники, рыцари и члены благородных семейств носили остроконечные стальные кольчуги с длинными рукавами и капюшонами, доходившими до колен и перепоясанными поясом, за который были заткнуты меч, нож и секира. Каждый имел щит, острые металлические края и конец которого могли в случае надобности послужить оружием.

На некоторых кораблях везли шатры, корм для животных, лекарства и еду и, конечно, шлюх, всегда находивших там укромное местечко, чтобы спрятаться.

Многие солдаты участвовали в прежних французских кампаниях и знали, чего ожидать, но остальные были еще совсем неопытными. Хоксблад постарался передать свои знания принцу Эдуарду и другим молодым дворянам которые должны были впервые в жизни командовать людьми в бою.

Хоксблад был убежден: нет необходимости повторять, что храбрость — наивысшая добродетель и что перед лицом опасности» нужно забыть о страхе. Бесконечные тренировки и учения изнуряли воинов, зато теперь Кристиан не сомневался, что его люди не подведут в бою. А его опыт в военном деле может оказаться для них бесценным. Вглядываясь в их лица, он с удовлетворением думал: они понимают, что им предстоит убить или быть убитым, изувечить или быть изувеченным. На войне нет места сомнениям и тревогам. Хоксблад широко улыбнулся Черному Принцу и, заканчивая речь, объявил:

— Боевые действия всегда основаны на обмане, а рыцарь силен лишь тогда, когда здоров его конь.

— Кажется, вся моя жизнь была подготовкой к этому моменту, — признался принц Эдуард.

— Тогда сделаем так, чтобы она прошла не даром, — ответил Хоксблад, сжимая правую мускулистую руку Эдуарда, словно принося клятву верности.

Когда английские корабли пришвартовались в Шербуре, Уоррик отвечал за высадку авангарда войск. Естественно, король и принц, а также его собственные сыновья остались на борту. Французы пытались сопротивляться, но вскоре, обезоруженные, были вынуждены бежать.

После сигнала Уоррика чересчур угодливый молодой де Монтекьют и Роберт де Бошем снесли короля на берег. Когда они добрались до суши, король попытался встать на ноги, но споткнулся и упал. Прежде чем это могло быть истолковано как дурной знак, сообразительный Эдуард протянул испачканные глиной руки, как сделал Вильгельм Завоеватель[49] при вторжении в Англию, и повторил его знаменитые слова:

— Смотрите, друзья мои, самой французской земле не терпится обнять меня, как законного хозяина. Это предзнаменование послано небесами!

Король Эдуард, человек крайне суеверный, хотя не был сам убежден в сказанном, все же хотел, чтобы армия поверила ему. Отведя Уоррика и принца Уэльского в сторону, он обратился к сыну:

— Я собираюсь немедленно посвятить тебя в рыцари Эдуард. Если я паду в битве, у людей будет новый вождь, за которым они пойдут.

— Иисусе, отец, нет! Я хочу заслужить шпоры! Но Уоррик знаком велел ему замолчать.

— Вы заслужите их, ваше высочество, тысячу раз заслужите, не беспокойтесь.

Вскоре отыскались сундуки со знаками отличия для вновь посвященных в рыцари, и через час после того, как король ступил на французскую землю, Уильям де Монтекьют, Роберт де Бошем и принц Эдуард прошли обряд посвящения. Король велел им стать на колени, коснулся мечом спины каждого и прикрепил им золоченые шпоры.

Годфри де Аркур немедленно выслал вперед разведчиков, начертив им самые удобные маршруты и сообщив сведения о количестве и расположении французских войск. День спустя после высадки начался поход вглубь Франции. Первые несколько недель англичане почти не встречали сопротивления, покоряли французские города один за другим: Гарфлер, Валонь и Кариньян пали. Обозы, набитые военными трофеями — доспехами, гобеленами, серебряными флакончиками и флягами, золотыми подсвечниками и распятиями, а также великолепной французской мебелью, коврами и картинами, — направлялись на побережье, где добычу грузили на суда и везли в Англию. Богатые пленники были отправлены в Бордо, где дожидались, пока родные внесут за них выкуп.

Кристиан Хоксблад вел солдат на осаду Сен-Ло. Он был так хорошо знаком с городом и замком, что они буквально свалились в его руки, как спелый плод. Он взял в плен барона Сен-Ло и его соблазнительную сестру. Пэдди привел их в шатер, но Хоксблад нисколько не удивился, когда Лизетт бросилась в его объятия в отчаянной попытке отдать свое тело в обмен за жизни, свою брата. Он лишь цинично улыбнулся, узнав, что она даже не попыталась спасти мужа.

— Он уже воспользовался раз твоим телом, — презрительно бросил Пэдди. — Предложи ему что-нибудь ценное.

— Пэдди, — тихо вымолвил рыцарь, но этого оказалось достаточно, чтобы оруженосец немедленно замолчал.

— Винные погреба замка! — горячо воскликнула Лизетт. — В них тысяча бочек вина.

— Иисусе, — присвистнул Пэдди, — в каждой бочке двести пятьдесят галлонов[50].

— Немедленно сотри улыбку с лица, Пэдди, и вели отправить бочки в мой дом в Бордо.

Кристиан отвел жадно шарившие по его телу руки Лизетт, двумя пальцами приподнял ее подбородок.

— Я пошлю туда тебя и барона, пока не получу выкуп. — И с иронией добавил: — Если муж не сочтет тебя достойной выкупа, я найду тебе другое применение.

Добравшись до Кана, англичане были удивлены, обнаружив, что город охраняет небольшое войско под командованием коннетабля Франции[51]. Началась жестокая битва, но англичане проложили дорогу к замку, согнали со стен арбалетчиков и принесли деревянные лестницы для штурма.

Солнце уже садилось, когда крепость пала. Король Эдуард отправился в комнату, где собирался Военный Совет под предводительством коннетабля, и обыскал ее сверху донизу. Обнаружив план захвата Англии, составленный норманнами, король пришел в бешенство. В плане подробно излагалось, как должна быть разделена Англия между победителями. Эдуард вручил этот план Черному Принцу, унаследовавшему вспыльчивость отца. Синева в глазах короля яростно сверкала.

— Завтра истребишь все население Канна, — приказал он.

— Мы отомстим за этот план, не сомневайся, — выкрикнул взбешенный принц.

Взгляд Уоррика тут же предостерегающе метнулся к Хоксбладу. Старый воин хорошо знал характер Плантагенетов и, хотя видел много смертей, все-таки совсем не получал удовольствия от убийства женщин и детей. Коннетабль Франции и его армия разгромлены, многие мертвы. Ни к чему проливать лишнюю кровь.

Хоксблад, сразу и без слов поняв Уоррика, прошептал отцу:

— Попробуй убедить короля, а я поговорю с Эдуардом.

Он вывел принца на крепостной вал. Жители города еще тушили дома, подожженные англичанами. Женщины рыдали, дети плакали при виде того, как грабят их город и все, имеющее хоть малейшую ценность, грузят на телеги.

— Успех кампании зависит от быстроты, ваше высочество. Мы должны пройти по всему северному побережью, прежде чем французы соберутся с силами и начнут отражать атаки. Казнь жителей Канна займет не один день. Мужчины, прежде чем прикончить женщин, начнут их насиловать, а потом допьются до бесчувствия. Мы потеряем целую неделю, а ведь у нас ушло две только на то, чтобы добраться сюда.

Эдуард глубоко вздохнул. В воздухе пахло дымом, кровью и смертью.

— Погаси огонь своего гнева с тем, чтобы он вновь разгорелся в битве, — добавил Хоксблад.

Черный Принц медленно кивнул. Он стал рыцарем овеем недавно, но пронесет верность рыцарским обетам через всю жизнь.

Уоррику выпала задача гораздо труднее — усмирить кровожадность короля, который снова и снова отказывался забыть о мести. Уоррик говорил о необходимости торопиться, чтобы в короткий срок как можно ближе подойти к французской столице, но бушующая ярость короля не унималась. Только когда двое разведчиков Годфри де Аркура прибыли с известием, что Филипп охвачен паникой и готовит Париж к осаде, король заколебался. Разведчики донесли: Филипп сносит все здания у городской стены. Эдуард громко расхохотался при мысли, что сумел вселить страх в сердце французского короля. Однако другие новости были не столь отрадными. Монарх собирал огромную армию на равнине Сен-Дени, между Парижем и Пуасси, причем войско увеличивалось с каждым днем. Разведчики не знали точного количества солдат, но были твердо уверены в одном — французская армия гораздо больше английской.

Король Эдуард забыл о жажде мести и созвал Военный Совет, где было решено выступать на рассвете, но, вместо того чтобы продолжать марш вдоль побережья, наметили взять Лизье и города, лежавшие на пути в Париж.

Двадцать восемь дней растаяли, прежде чем англичане достигли Пуасси. Теперь они находились в каких-нибудь двенадцати милях от Парижа, но нужно было еще пересечь широкую Сену. Неожиданно поступили различные сведения относительно численности французской армии: одни разведчики доносили о пятидесяти тысячах, Другие клялись, что французов не менее шестидесяти — семидесяти тысяч. Одно было ясно: Филипп, скорее всего, отозвал войска с юга. Король Эдуард поэтому решил, что осада Парижа будет непростительной глупостью. Совет постановил: сэр Уолтер Мэнни поведет небольшую армию на юг, подальше от Сены, и вернется кружным путем к Парижу, чтобы обмануть врага, пока через реку наведут мосты.

На это ушло три дня, и военачальники облегченно вздохнули, оставив препятствие позади. Только молниеносная скорость могла спасти теперь англичан, поскольку, если верить слухам, на одного английского солдата приходилось трое французских. Такой оказалась цена, которую они должны были платить за то, что так долго задержались в Нормандии, грабя местных жителей.

Король и Уоррик прекрасно сознавали грозившую опасность. Все дороги позади них были забиты французскими войсками. Король подгонял тяжело нагруженных солдат так, что они прошли через Векше в Нормандии и покрыли шестьдесят миль — невероятное расстояние! — всего за четыре дня. Но самое серьезное препятствие ждало впереди. Широкая река Сомма с болотистыми берегами, а кое-где и с трясиной, вселяла ужас в сердца даже закаленных воинов. Король приказал обоим маршалам ехать вперед и обеспечивать переправу. Уоррик взял с собой обоих сыновей, но предупредил, что все должны подчиняться приказал! де Аркура, поскольку французский рыцарь лучше всех знал эту предательскую местность. Они: обнаружили, что все мосты уничтожены, а броды охраняются пикардийскими солдатами. Дважды людям де Аркура не удавалось захватить броды. Наконец Уоррик послал сына Роберта, командовавшего людьми герцога Кларенса, но и они ничего не добились. Хоксблад рвался в бой и решил сам повести людей. Но и их постигла неудача — лошади провалились в трясину, люди с трудом выбирались из топи. Прибывший с остальной армией король Эдуард разгневался, узнав, что мосты через предательскую Сомму еще не наведены.

Хоксблад вместе с оруженосцами удалились в походной шатер. Али и Пэдди знали, что ему необходимо петь в состояние, чем-то напоминающее транс, прежде явится одно из его видений. Кристиан лег навзничь пол, пока Али зажигал маленькую курильницу. Хоксблад собрал в кулак всю свою волю и силу духа, напряг мозг и сосредоточился на будущем. Очистил сначала мысли от ненужных наслоений и только потом, преодолев барьер страха перед временем и пространством, воздухом, землей и водой, обрел новое зрение. Тогда тайное стало явным, далекое — близким, а невозможное — достижимым.

Выйдя из транса, Хоксблад заметил стоявшего рядом принца Эдуарда.

— Где король?

— Он созвал Военный Совет. Я пришел за тобой.

Принц не отрывал от Кристиана вопрошающего взгляда, но они с Хоксбладом были достаточно близкими друзьями, чтобы тратить лишние слова, и Эдуард промолчал.

Подойдя к шатру, они услышали громкие, перебивающие друг друга голоса: очевидно, последние неудачи и опасное положение, в которое попали англичане, окончательно истощили терпение военачальников.

— Ваше Величество, — взял слово Хоксблад, — я узнал, что французская кавалерия уже достигла Амьена и сейчас на пути к Абвилю. Армия Филиппа находится на марше и идет в параллельном нашему направлении. Можно без преувеличения сказать, что числом они превосходят нас вчетверо.

Снова поднялся крик, и в голосах присутствующих на этот раз явственно слышался страх. Показывая на карту, король Эдуард дал волю своему гневу.

— Черт бы взял Филиппа! Он оттесняет нас в треугольник, образованный его армией, непроходимой Соммой и водами Ла-Манша.

Но тут вмешался Роберт де Бошем, подсказывая неизбежный выход:

— Мы должны бежать через Ла-Манш и вернуться в Англию.

Принц Эдуард окинул его взглядом, исполненным такого презрения, что Роберту страстно захотелось пронзить его мечом.

— Мы велели нашему флоту пришвартоваться у границ принадлежащей нам провинции Понтье, на другое берегу Соммы. Но корабли еще не появились, — вмещался Уоррик.

Де Аркур стоял, беспомощно опустив руки, чувствуя себя виноватым в том, что английское войско оказалось в ловушке.

Роберт де Бошем, переглянувшись с двумя рыцарями Лайонела, процедил сквозь стиснутые зубы:

— Откуда у араба эти сведения?

— Как знать, не в заговоре ли он с французами? — немедленно поддержал Роберта один из рыцарей.

При этом ужасном обвинении взгляды всех присутствующих обратились на Хоксблада — семена подозрения были посеяны. Дадут ли они всходы?

Хоксблад посмотрел в глаза отцу.

— Эти сведения я получил от пойманного шпиона, — солгал он. — Пытки заставили его развязать язык и выдать вполне проходимый брод рядом с устьем Соммы.

Король и Уоррик вздохнули с явным облегчением. Роберт де Бошем пытался побороть нарастающую панику:

— Что, если это ловушка? Кто-нибудь еще слышал признание француза?

— Я, — спокойно ответил Эдуард.

— Покажи нам брод на карте, — велел король Кристиану.

Хоксблад выступил вперед и пальцами прочертил линию, изображающую реку Сомму.

— Это место называется Бланш Так. При хорошей погоде и низком приливе реку можно пересечь вброд.

— Бланш Так означает «белый камень», — задумчиво протянул де Аркур. — Возможно, это что-то вроде вехи и межевого знака. Король Эдуард поднял руку, призывая к молчанию.

— Вы должны понять: надежды на то, что мы сможем соединиться с фламандскими союзниками, практически никакой. Единственным выходом остается переправа через Сомму в нашу собственную провинцию Понтье.

— Нужно продержаться, пока не прибудут суда и не доставят нас в Англию, — поддержали короля графы Нортумберленд и Ланкастер.

Взгляды короля и Черного Принца встретились. Оба знали, что король не покинет Францию, пока не сразится с Филиппом. Наследник, выступив вперед, встал рядом с отцом.

— Хоксблад и я поведем авангард через Сомму.

Король с гордостью воззрился на сына и отдал приказ выступать, хотя на землю уже спустились сумерки. К полуночи авангард достиг Бланш Така, но прилив был высок, переправиться через Сомму оказалось невозможным. В ожидании пока улягутся волны, Хоксблад тихо сказал принцу:

— Благодарю за доверие, ваше высочество.

— У тебя бывают видения, что даровано лишь избранным. — Принц задумчиво смотрел на черную бушующую воду. — Они бывали у тебя и раньше.

Это прозвучало не вопросом, а скорее утверждением.

— Да. Я узнал о том, что французский флот находится у Слейса благодаря видению, а сам никогда там не был, — признался Кристиан.

— А Уоррик знал это?

— Я не говорил ни одной душе. Да и кто бы поверил? — отозвался Кристиан.

— Я верю тебе, друг.

Оба знали: в эту минуту узы дружбы между ними стали такими крепкими, что никакие невзгоды уже не разорвут их и всю оставшуюся жизнь они будут уверены в этой дружбе.

В конце концов все войско короля Эдуарда добралось до берегов Соммы. Река была невероятно широка глубока, к тому же на противоположном берегу их поджидали две тысячи пикардийцев. Английские солдаты устали от постоянного напряжения. Многие уже не надеялись вернуться домой. Повсюду раздавались гневные крики и сетования: люди боялись утонуть или быть затянутыми в бездонную трясину. Все измучились, а при виде Бланш Така еще и отчаялись.

С наступлением рассвета волны прилива улеглись. На лицах затеплилась смешанная со страхом надежда. Все выглядело так, словно библейское Красное море расступилось, но вода по-прежнему доходила до пояса, и опасность того, что рыцари, обремененные доспехами, и тяжело нагруженные телеги попросту утонут или зыбучие пески неумолимо поглотят их, все еще была велика.

Король и Уоррик с изумлением наблюдали, как Хоксблад и принц Уэльский без колебаний направили коней в воду. Подковы застучали по белым камням, устилавшим дно брода.

Король немедленно приказал лучникам следовать за рыцарями. Лучники осыпали пикардийцев градом стрел и заставили их отступить. Уоррик велел начать переправу. Оказалось, что дно и в самом деле устлано твердой галькой.

Французы гнались за ними по пятам, но тут все произошло, как в библейском сказании: вода забурлила, и начался прилив, прежде чем враги успели переправиться. Единственное, что потеряли англичане, это несколько телег, попавших в руки преследователей.

Все присутствующие считали, что свершилось чудо. Король и маршалы отвели армию в деревню Креси, расположенную близ побережья. В этот день, двадцать пятого августа, англичане наслаждались короткой передышкой. Они знали, что французы смогут пересечь Сомму только на следующий день.

И теперь король Эдуард занимался тем, в чем по праву ему не было равных — сплачивал войска. Он действовал решительно, с твердым намерением поднять боевой дух, и это у него великолепно получилось. Он велел воздвигнуть огромный лазурный с золотом шелковый шатер, поднять штандарт, на котором вышиты английский леопард и лилии французского королевского дома.

Король выбрал хорошее место для битвы, разместив войска на зеленых вздымавшихся холмах и низком скалистом гребне, которые было легко оборонять от вражеской армии, накатывающейся из долины. Позади королевского шатра раскинулся лагерь и туда же отвели обозы. К полудню разожгли костры, и вскоре в воздухе разлились ароматы жарившегося на вертелах мяса.

Де Аркур разослал разведчиков, и корнуольцы Хоксблада, вооруженные длинными ножами, отправились за ними следом. Полученные сведения оказались и плохими и хорошими. Французы перешли Сомму по мосту в Абвиле. Между обеими армиями простирался густой Кресийский лес — непроницаемый барьер, который означал для французов лишние восемнадцать миль пути в обход. Позади лагеря англичан вилась узкая тропа, через лесную чащу к самому морю. Разведчики подтвердили, французское войско насчитывает сто тысяч солдат, и король Филипп велел поднять над своим шатром кроваво-красную орифламму в знак того, что они будут драться до последней капли крови.

Французы заняли монастырь Святого Петра в Абвиле, и к ним присоединились союзники — король Богемии с немецкими рыцарями и наемниками. На стороне французов были также Карл Люксембургский, король Майорки Хайме, герцог Лоррейн и граф Фландрский. Король Эдуард, окруженный благородными военачальниками, выслушивал донесения, не выказывая ни малейшего страха.

Маршал Годфри де Аркур внимательно осмотрел ведущую к морю лесную тропинку и в конце концов посоветовал увести армию на побережье и там ожидать врага. Уоррик и Хоксблад обменялись понимаю-1Цими взглядами, а король Эдуард уверенно заявил, обводя рукой окружающую местность:

— Это земля моей матери. Мы дождемся врагов здесь те, кто находился рядом, мгновенно смолкли, а Эдуард, как это ни казалось невероятным, громко расхохотался:

— Можете вы представить себе, как невыносимо трудно разместить на ночлег и прокормить стотысячную армию! А столкновения и ссоры между гордыми и честолюбивыми правителями и монархами из разных стран! И эти проклятия на немецком, французском, итальянском и испанском, когда дождь, собиравшийся весь день, наконец хлынет и им никаким способом не удастся сохранить сухими тетивы своих луков!

Заразительным смехом король Эдуард рассеял тучи неуверенности и страха.

— Уверяю вас, Филипп проведет в монастыре бессонную ночь — его совесть слишком обременена грехами, чтобы хладнокровно встретить смертельный бой.

Уоррик приказал воздвигнуть баррикаду из стволов деревьев позади телег, оруженосцы поспешили приготовить рыцарю доспехи.

Большинство солдат боялись, что попали в ловушку, словно крысы. Когда с неба начал сеяться непрерывный дождь, они добавили к этому выражению словечко «мокрые».

Глава 24

Вот уже больше месяца женщины Виндзора прекрасно обходились без мужчин, воюющих во Франции. Жизнь шла гораздо спокойнее и размереннее без их назойливого присутствия и высокомерия. Правда, время тянулось невыносимо медленно, и каждый вечер с приближением темноты женщин терзали беспокойство и тревога за братьев, мужей, отцов, сыновей и возлюбленных, сражавшихся за морем.

Королева Филиппа и принц Лайонел регулярно получали депеши и донесения из Пяти Портов, и до сих пор новости были хорошие. Военная добыча прибывала в огромных количествах, так что корабли едва успевали перевозить ценности, а слуги королевы с радостью начали готовиться к переезду в Бордо, который должен был произойти сразу, как только король Эдуард изгонит выскочку Филиппа Валуа.

Брайенна Бедфорд наслаждалась свободой, которой не знала с того дня, когда связала судьбу с мужчинами дома Уорриков.

Виндзорские дамы проводили день на соколиной охоте, но Брайенна ускользнула от фрейлин и сокольничих принцессы Изабел и пришпорила лошадь, чтобы побыстрее пересечь залитую солнцем долину Темзы.

Брайенна понимала, что с ее стороны бессердечно чувствовать себя такой свободной и счастливой, когда ее мужчины — то есть мужчина, быстро поправила она себя, — сражается в чужой стране. Но почему она должна испытывать угрызения совести? Война стала для рыцарей образом жизни — они проводили все время в воинских забавах, мечтая лишь о битвах, окровавленных мечах и позолоченных шпорах. Рыцарство было куда важнее для мужчин, чем семья и брак.

Многие заботились о боевых конях гораздо больше, чем о женах! Они гордились шрамами, как знаками отличия, считали себя бесстрашными, закаленными людьми и мерились силой на турнирах, когда не было войны.

От быстрой езды волосы разметались и стелились по ветру золотым покрывалом. Длинные пряди на скаку задевали за бока лошади, но Брайенна, не обращая ни на что внимания, с почти безумным самозабвением мчалась вперед. Когда она выйдет замуж, придется закрывать Волосы и распускать их только в уединении спальни.

И тут нахлынули непрошеные воспоминания и вновь воскресили живую картину: Кристиан Хоксблад, стоя на Коленях, расчесывает ей волосы.

Девушка закрыла глаза, прогоняя незваные мысли, а когда вновь подняла ресницы, заметила, что на неб собираются синевато-черные облака, значит, в эту ночь будет гроза.

Ночь…

Она старалась не думать о ночах. Днем ни на секунду не оставалась без дела, вечером рисовала и работала над рукописями, но ночи… Ночи были полны сладостных чувственных грез, и ни одна из них никак не напоминала о будущем муже.

Чувство вины зажгло щеки багровым пламенем, при мысли о Кристиане горло сжималось и хотелось плакать. Брайенна, нерешительно вздохнув, повернула лошадь и направилась домой. У конюшни стояла кобылка принцессы Изабел, и девушка поняла, что охотники уже успели вернуться. Отдав сокола сокольничему, Брайенна, немного поколебавшись, вошла в конюшню, чтобы поискать Саломе. У нее ушло немного времени на то, чтобы найти великолепного кречета, и Брайенна тихо заговорила с птицей, восхищаясь нежными переливами красок на ее спине и у основания крыльев.

Хищник при звуках воркующего голоса взъерошил перья.

— Ты так же тоскуешь по нему, как и я? — еле слышно вырвалось у Брайенны.

Она осторожно погладила птицу по голове, но та молниеносно вцепилась когтями ей в пальцы. Брайенна тревожно вскрикнула, однако Саломе, как ни странно, не пыталась причинить боль, просто несколько мгновений не отпускала ее. Брайенна знала, что кречет мог в мгновение ока превратить ее руку в кровавые лохмотья, и винить за это было бы некого, кроме самой себя. Как похожа птица на хозяина — такая же зловеще неукротимая!

По пути назад Брайенна остановилась у массивной Круглой Башни, выстроенной из прекрасного бедфордского камня, провела рукой по шершавой поверхности, ощущая бесчисленные впадины и выбоины и находя в этом странное удовольствие.

— Я вернусь, — прошептала она. — Мои дети родятся в Бедфорде. Мы будем одной счастливой семьей.

Она не чувствовала себя глупо потому, что обращается к камню. Делить мечты, надежды и желания с частью природы казалось ей самой естественной вещью на свете.

Молния прорезала небо и ударила в башню. Брайенна испытала не столько страх, сколько чувство благоговения Это знак. Добрый или дурной? Ответа не было. Кто подал этот знак? Бог? Дьявол? Мать? Драккар?

Но тут о землю ударились первые крупные капли дождя, и девушка, забыв обо всем, побежала к себе. Она нашла убежище от ливня, но можно ли спрятаться от самой себя, от странных мыслей и переживаний?

Адель уже ушла в трапезную. Брайенна, зная, как тетка боится грозы, обрадовалась, что та решила поужинать с фрейлинами королевы в большом зале, где музыка и смех заглушают раскаты грома. Сама Брайенна решила остаться у себя. Одиночество было ей по душе. Она сделает наброски и, возможно, успеет их раскрасить. Девушке не терпелось запечатлеть нежное оперение Саломе и мрачное величие бедфордширского камня.

Вскоре она уже сидела за своим рабочим столом с хрустящим яблоком в одной руке и кусочком угля в другой и сосредоточенно работала. Постепенно на пергаменте появились Каменная Башня, а потом кречет, слетающий с зубчатых стен на протянутую руку рыцаря.

Упрямые неотвязные мысли снова возникли в голове. Что-то настойчиво призывало ее. За кругом света, отбрасываемого свечами, комната была погружена в полумрак. Что-то ждало ее там, в окружавшей тьме.

Что-то. Или кто-то.

Молния вновь расколола тьму, стало светло как днем, Брайенна увидела, что в комнате не было никого, кроме нее, с ее тревожными мыслями, витавшими в воздухе. Она может создать картину на пергаменте, причем настолько реальную, что станет ощущаться шероховатость камней, будет слышен свист крыльев и уловим запах кожи, исходящий от нагрудника рыцаря. Но суме ли она так же создать подлинную живую сцену в то святилище, куда осмеливается вступить, и в ближайшее время стать частью этой сцены?

Эта идея интриговала девушку, искушала постепенно попытаться. Порывшись в сундуке, она нашла серый бархатный плащ матери, к которому не прикасалась со дня турнира, и нерешительно встала перед зеркалом Брайенна сознавала: глупость, которую она собирается совершить, в тысячу раз безрассуднее заигрывания с кречетом. Но противиться уже не могла.

Вызывающе подняв подбородок, она решительно накинула плащ на плечи, и вдруг перед глазами все смешалось и завертелось. Она оказалась в башне, за стенами которой оглушительно гремел гром, сверкали синие молнии. Какой-то рыцарь держал ее в объятиях, большие руки шарили по ее телу, абсолютно нагому под серым бархатным плащом, и, хотя Брайенна вся сжималась от грубых прикосновений мужчины, все же соблазнительно выгнулась навстречу ему. При свете молнии она увидела, как аквамариновые глаза расширились от вожделения, и протянула тонкую руку, чтобы пригнуть светлую голову к пересохшему от желания рту.

— Роберт… муж… — выдохнула она в его губы, и почувствовала, как они стали мягкими в ожидании любви.

Он лихорадочно-поспешно пытался освободиться от одежды, прижаться к шелковистому телу девушки, глубоко войти в нее. Раздевшись, притянул Брайенну к себе. Нежная, дразняще-прохладная ручка скользнула по его широкой груди, погладила живот; пальцы сомкнулись вокруг напряженной мужской плоти.

Низкий хриплый стон наслаждения-боли сорвался с его губ, он опустился на колени, покрывая поцелуями гладкую кожу, пока наконец губы не замерли, коснувшись золотистых завитков манящего треугольника. Брайенна опустила глаза, увидела его лицо. Из уголка чувственного рта стекала струйка крови. Веки плотно сомкнуты. Навсегда.

Брайенна подняла взгляд.

— Я знал, что ты сможешь заманить его сюда.

Голос был, словно темное дурманящее вино. Брайенна зачарованно наблюдала, как Драккар вырвал изогнутый ятаган из тела Роберта. Теперь между ними действительно кровные узы. Мысль о том, что он убил брата, чтобы получить ее, наполняла Брайенну дикой, необузданной радостью. Его мрачный свирепый смех отдавался в ушах Брайенны, когда Кристиан, подхватив ее на руки, понес к постели.

Она не могла насытиться его силой и тоже смеялась, видя багровые капли на своих белых бедрах, и даже разбрызгивала их по его каменно-твердому телу, зная, что через несколько секунд смех превратится в вопли наслаждения. Ничто больше не существовало для них обоих в мире, кроме ослепляющей, опьяняющей, безумной страсти.

Адель нашла племянницу лежащей на полу без сознания, едва прикрытую серым бархатным плащом, и в ужасе начала трясти ее за плечи. Брайенна очнулась, откинула с лица спутанные волосы. Она была так бледна, что даже губы казались бескровными.

— Что случилось, мой ягненочек? Ты больна? — встревожилась Адель.

— Нет… нет… просто кошмарный сон. — Брайенна рухнула в кресло.

Адель заметила ее расширенные от ужаса глаза и поняла: племянница что-то скрывает от нее.

— Святая Мария, неужели ты беременна?

— Нет, — твердо сказала Брайенна, но сама мысль об этом заставила ее вздрогнуть.

Адель перекрестилась и возблагодарила Матерь Божью.

— Я схожу за Глинис. Здоровая молодая женщина не должна ни с того, ни с сего падать в обморок. Пусть даст тебе выпить травяного настоя.