Ребекка схватила ирландца за руку и дернула его изо всей силы, увлекая в грязную лужу, образовавшуюся вокруг них. Но этим не ограничилась. Она еще толкнула его, и он чуть не уткнулся носом в кочаны капусты.
– Ты, значит, предпочитаешь грязную борьбу, негодяйка? – произнес он с нарочитым ирландским акцентом и с усмешкой придвинулся к ней, скользя на коленях по грязи.
И вдруг он навалился на нее!
Рори почувствовал сквозь тонкую ткань платья мягкость ее груди. Несмотря на худобу, Ребекка была очень женственна.
«Слава Господу, что он одарил преподобного священника такой дочерью!» – мелькнула шальная мысль в голове у Рори. Он скалил зубы в улыбке, глядя сверху на ее исказившееся в изумленной гримасе лицо, и больше уже не сдерживал себя, потому что не в правилах Рори Мадигана было подавлять природные инстинкты, особенно когда их пробуждали в нем красивые девушки. Он обхватил ладонями ее голову и прижал свой рот к ее трепетному рту.
Ребекка понимала, что он собирается поцеловать ее, причем произойдет это в ее же собственном огороде среди капустных грядок. Любой, кто пройдет в этот момент по улице, мог наблюдать за ними. Если вдова Приит, соседка, была бы дома – а ее, слава Богу, сейчас дома не было, то она увидела бы эту сцену из окна своей кухни. Ребекка поступила так же, как любая юная леди, воспитанная в нежности и ласке, но оказавшаяся в подобных обстоятельствах. С целью спасти себя она решила первой поцеловать грубого насильника и тем самым умиротворить его.
Рори по-джентльменски предоставил ей достаточно времени, чтобы она могла утвердиться в своей девичьей скромности и побороться против его натиска, но Ребекка весьма удивила его, когда обвила его шею руками и в свою очередь на один краткий миг прижалась твердыми губами к его губам.
Несомненно, ее предшествующий опыт был приобретен в невинном общении с мальчиками-ровесниками после занятий в воскресной школе. Там коснуться губами девичьей щеки уже казалось великим достижением. Рот Ребекки был плотно сжат, и вся ее страсть выражалась в давлении на его губы. Неумение целоваться с лихвой компенсировалось энтузиазмом, таким, что Рори стал опасаться за сохранность своих зубов. Он взялся одной рукой за ее нежный подбородок и придерживал голову Ребекки, проводя языком по ее губам. Описывая такие дразнящие круги, он намекал, что желает проникнуть языком между ее сжатых губок. Когда они чуть раскрылись – то ли для вдоха, то ли для изумленного возгласа, – он воспользовался моментом и ринулся в атаку. Кончик его языка теперь уже скользил вдоль ровного ряда ее маленьких жемчужно-белых зубов, потом направился глубже, дразня ее язычок и сплетаясь с ним.
Он проделал эти манипуляции мастерски. Две молоденькие «голубки» с весьма испачканными перышками обучали его в «Жемчужном дворце» в Денвере различным тонкостям в искусстве поцелуев и разрешили ему практиковаться на других особах женского пола только после того, как он усвоил все их уроки и достиг совершенства. Рори всегда был прилежным учеником и неустанно оттачивал свое мастерство в этом деле, как и в боксе и в верховой езде.
Ребекка ощутила, как кровь бросилась ей в голову, когда он прикосновениями своих губ, смелыми ласками языка доставил ей такое наслаждение, что она чуть не задохнулась. Наука, которую он ей преподавал, усваивалась без слов. Следуя его разумным наставлениям, она также устремилась вперед, ее язык принялся ласкать, дразнить рот Рори. Внезапно кровь ее отхлынула куда-то вниз, голова стала легкой, освободившись от всяких мыслей, зато в груди, а затем и в животе разгорелся пожар. Длинными, сильными ногами Рори обхватил ее ноги, а его бедра плотно прижались к ее бедрам, и такое медленное, словно бы исполненное блаженной лени движение, вправо-влево, вверх-вниз, завораживало. В животе стало совсем горячо.
Его грудь терлась о ее груди каждый раз, когда он наклонялся, чтобы повторить своим ртом томительную, но сладостную ласку, лишавшую ее дыхания. Тонкая промокшая ткань, разделяющая их тела, позволяла ей ощутить, как жесткие волосы на его груди щекочут и даже царапают чувствительную кожу, и это было восхитительное чувство. Таких прикосновений еще не испытывала ее нежная грудь. Ее соски отвердели. От них исходила внутрь ее тела приятная боль. Сейчас она вдруг почувствовала, что те два холма ее груди, которые ей всегда казались не соответствующими фигуре истинной женщины, выросли в размерах в тот момент, когда она, изогнувшись, выпятила их навстречу его телу, словно разнузданная потаскушка, какой ей и суждено быть. Так она подумала, но эта мысль как возникла, так и растаяла – внезапно и бесследно.
Рори был уже на грани того, чтобы сорвать с нее одежду и овладеть ею здесь же, посреди огорода, когда едва слышный ее возглас, изумленный, растерянный, подобный всхлипыванию беззащитного ребенка, пронзил его сознание. Ее никогда никто не целовал по-настоящему за все немногие прожитые ею годы. В его власти оказалась молоденькая домашняя девочка, абсолютно невинная. И он собрался бесстыдно воспользоваться ее податливой, тянущейся к любой ласке натурой, которую ее ханжеское семейство, вероятно, не жалея на это сил и времени, упорно пыталось переделать на свой лад! «Испорченный ублюдок!» – подумал про себя Рори Мадиган.
Ребекка не поняла, почему прекратились их неистовые поцелуи, почему он резко отстранился от нее. В ее затуманенном взгляде было искреннее удивление. Она увидела, что он смотрит на нее с какой-то странной озабоченностью и жалостью. Стыд алой краской залил ее лицо, щеки загорелись пламенем. Лежа в грязи, она перевернулась на живот, чтобы только больше не видеть его лица.
Рори осторожно положил руку ей на плечо.
– Я виноват, Ребекка. Я вел себя не по-джентльменски с такой порядочной девушкой, как ты.
Она дернула плечом, сбрасывая его руку.
– Я сама толкнула тебя в грязь. Разве это приличный поступок для леди? – прошептала она, безуспешно пытаясь сдержать хлынувшие из глаз слезы.
Рори достал из кармана штанов платок, старый, застиранный, но, к счастью, не пропитавшийся грязной жижей. Нагнувшись над ней, он стал вытирать ее лицо, делая это как можно аккуратнее и нежнее.
– Ты вся в грязи, да и я тоже. Могу я позаимствовать из вашего колодца воды, чтобы умыться? – Он произнес это весело, желая разрядить возникшее напряжение. Ее губы невольно растянулись в улыбке.
– Почему так получается, что мне кажется, будто я знала тебя всю жизнь?
Этот вопрос не требовал ответа.
Он пожал плечами и улыбнулся ей. Улыбка его была сияющей, и в один миг исчезли все ее страхи. Рори успокаивал ее, героически скрывая боль, которая не утихала в нижней части тела.
– Мне тоже так кажется, хотя в последний раз я общался с порядочной девушкой у Святого Винсента, когда мне было четырнадцать лет.
– Святой Винсент? Это твоя церковь? – Она на мгновение прижала его платок к своему лицу. Платок сохранял в себе острый, новый для нее мужской аромат. Он пах табаком и лошадьми.
– Нет, это сиротский приют в Нью-Йорк-Сити. Сестры-монахини взяли меня на попечение после смерти моих родителей от эпидемии инфлюэнцы. Всего несколько месяцев прошло, как мы приплыли из Ирландии.
Забыв про свои горести и двусмысленность своего положения, Ребекка преисполнилась сочувствия к парню.
– Как страшно остаться одному без семьи! Да еще в раннем детстве. Ты же был совсем маленький.
– Сначала я был не один. Нас было четверо братьев. Но самый старший – Сеан – умер от чахотки, а Райан и Патрик были слишком взрослыми для приюта. Они оставили меня там, но обещали вернуться, когда у них появятся деньги.
– А что же было дальше? – Ребекка поняла по его тону, что Рори Мадиган одинок как перст на белом свете.
– Райан погиб здесь, в Комстоке, на серебряном руднике. Его засыпало в шахте. Корабль Патрика потонул у берегов Китая. Вот что случается с ирландцами, которые хотят ухватить птицу счастья за хвост.
– Как это грустно, Рори.
Ее мягкий сочувственный голос отвлек Рори от печальных воспоминаний.
– Я никому не рассказывал о своей семье за исключением Януария.
– Это тот маленький негр, которого я видела на матче?
– Он был моим менеджером и хорошим другом – единственным до недавних пор.
Она робко улыбнулась, когда он помог ей встать на ноги среди помятой грядки.
– Мне хочется быть твоим другом, Рори.
«И больше, чем другом», – нашептывал ей внутренний голос.
Он поднес ее руку к губам и так же галантно, как в прошлый раз в парке, поцеловал кончики ее, на этот раз покрытых засыхающей грязью, пальцев.
– Я собрался порыбачить, но думаю, что мне сперва придется здорово замутить вашу прозрачную речку, прежде чем я отмою всю эту грязь. Составь мне компанию.
Ребекка, склонив голову, оглядела свое испорченное платье и разгром, который они учинили на аккуратной грядке.
– О Боже мой! Какой у меня вид! Ведь мама велела мне полить и прополоть весь огород к ее возвращению. Я должна закончить работу… Но, Боже, ведь я забью грязью всю ванну, пока отмоюсь.
Он поднял с земли откатившиеся ведра.
– Ты уже достаточно потрудилась. Разреши мне доделать остальное. Но ты права – нам надо поторопиться не только из-за твоей мамы…
В ответ на ее вопросительный взгляд Рори добавил:
– Если мы позволим этой грязи высохнуть на нас, то покроемся коркой, как ссохшиеся на солнцепеке яблоки.
Ребекка хихикнула, прикрыв для приличия рот грязным кулачком. Вскоре они трудились уже на пару. Его руки оказались проворными и умелыми. Остатки чертополоха и перечной мяты были выкорчеваны, и ущерб, нанесенный грядке с капустой, был ликвидирован.
– Ты потрясающий огородник, – заметила она.
Рори прищурил глаза, словно уйдя в воспоминания.
– Моя мать ухаживала за большим огородом и садом на родине.
– Я не думала, что ирландцы работают на земле.
– Мы выращивали не только картошку. – Он немного рассердился. – Многие издеваются часто над нами, но это неправда. Мой отец был старшим конюшим у лорда Уолхэма. Я и мои братья занимались вместе с его сыном у домашнего учителя.
– Я не собиралась чем-то обидеть твою семью… и не презираю тебя за то, что ты ирландец.
Она поняла, что Рори опасно вспыльчив, когда задевают его национальную гордость. Как часто отец говорил ей, что ирландцы – самый упрямый народ на земле и лезут в драку при малейшем поводе и даже без него.
Однако Рори тут же остудил свой гнев, увидев, что Ребекка искренне расстроена своим неосторожным высказыванием.
– Прости меня, Ребекка. Я так привык к насмешкам, что вижу их там, где их нет. У ирландцев есть одна нехорошая черта – их необузданный темперамент.
– А мне кажется, что характер не зависит от того, к какой нации ты принадлежишь.
– Это не так, Ребекка, ты еще плохо знаешь жизнь.
– Во всяком случае, я вижу, что ты на меня не сердишься и соглашаешься признать, что ошибся. Некоторые люди на это неспособны.
Ребекка собрала садовые инструменты, Рори взял пустые ведра. Все это они отнесли в сарай.
– Как насчет того, чтобы искупаться в речке? Оставь там всю грязь и пощади вашу семейную ванну.
Ребекка не знала, что ответить, пока он не добавил:
– У меня тут поблизости пасется конь, обещаю, он доставит тебя домой задолго до ужина.
– Ну конечно! Моей репутации сорвиголовы только и не хватает, чтобы меня увидели вымазанной в грязи с ног до головы и скачущей на коне с чужестранцем купаться в реке. Спасибо тебе, Рори, но я вынуждена отказаться.
– Я хочу видеться с тобой, Ребекка, хотя подозреваю, что твоя семья будет против, – сдержанно произнес он.
– Я тоже этого бы хотела. – Она некоторое время кусала губы, размышляя. – Ты прав. Ты ирландский католик. Даже мой отец, а он человек очень добрый и терпимый, не одобрит того, что я вожу компанию с кем-то, кто не нашей веры.
Она не упомянула о беспричинной нелюбви отца именно к ирландцам.
– Я рыбачу по воскресеньям вон там. – Рори указал направление, где речка огибает ольховую рощу. – Там такие громадные деревья и всегда тенисто. Если ты сможешь ускользнуть и встретиться со мной в роще, никто не будет знать о нашем знакомстве, по крайней мере до поры, когда ты сама не захочешь рассказать о нас своим родителям.
Он произнес эту тираду нарочито бесстрастно.
– Если я смогу…
– В это воскресенье, – напомнил ей Рори.
– Я постараюсь… – В жутком испуге она выдавила из себя это обещание.
Он свистнул, и огромный гнедой жеребец послушно появился из-за сарая. Ребекка даже ахнула от восторга. Рори гордо произнес:
– Вот мой Красномундирник!
– Что за странное имя для такого прекрасного коня? – Ребекка уважительно коснулась конского лба, украшенного пышным черным чубом. – Не отрицай, что это довольно злая шутка. Значит, ты не очень жалуешь английскую армию?
Рори произнес что-то по-гэльски и оскалился в усмешке. Он продолжил фразу по-английски:
– …но я все равно обожаю этого жеребца, хоть он и носит красный мундир.
Рори вскочил в седло и пустил коня шагом.
– Встретимся на реке… До воскресенья!
Ребекка была неподвижна. Ее ноги словно вросли в землю. Так она и стояла, пока Рори не скрылся из виду. В ее сознании слова Рори повторялись многократно, словно размноженные эхом: «Встретимся на реке… До воскресенья…»
«Так, наверное, сатана искушал Еву в райском саду», – подумала она, возвратившись в огород. Она бранила себя изо всех сил, но знала, что непременно будет там, на реке, в воскресенье, даже если эта тропинка ведет прямиком в ад.
4
Утром в воскресенье Ребекка одевалась для посещения церкви с особой тщательностью, радуясь, что успела дошить себе новое платье. Материал был самый дешевенький – бледно-лиловый коленкор, но зато платье было пошито именно на нее, а не на старшую сестру, чьи пропорции были несколько внушительнее.
Она собрала волосы в высокую прическу и воспользовалась железными щипцами для завивки, чтобы сделать несколько мягких колечек над ушами. Но всю эту красоту ей пришлось, к сожалению, спрятать под уродливым чепчиком, который она выбрала с отвращением из своего скудного запаса головных уборов.
И все же когда она изучила в зеркале свою тонкую фигуру и слегка тронутое загаром личико, то осталась собой довольна. Ее не портила даже россыпь крохотных веснушек на носике и скулах. Мама яростно ругала ее за то, что она работает на открытом воздухе, не оберегаясь от солнца, но Ребекка из упрямства продолжала поступать так ей назло, хотя одновременно и мучилась раскаянием. О, если б мама знала, чем занималась ее дочь накануне в огороде на открытом воздухе!
Ребекка чуть поправила платье под вырезом, чтобы мягкая ткань рельефнее обозначила грудь. Если б у нее была большая грудь и широкие бедра, а не эти жалкие бугорки и кости! Но все это вздор! Рори, например, вполне оценил то, что у нее имеется.
Но как она может размышлять о таких вещах накануне церковной службы. Плохо уже то, что она норовит удрать из дома после полудня на свидание с мужчиной. А что ей делать, если Рори попросит разрешения ухаживать за ней в открытую? Конечно, это самый верный путь, чтобы отделаться от Амоса Уэллса. Но не приведет ли это к обратному результату? Может быть, родители еще настойчивее будут требовать, чтобы она немедленно вышла замуж за этого стоика.
– Я не выйду замуж за нелюбимого человека! Никогда! – шепнула она своему отражению в зеркале.
И тут в ее воображении в который раз всплыли печальные глаза отца, такие сочувственные и любящие, даже когда он бывает вынужден упрекнуть дочь в чем-нибудь. Она понимала, какой трудный выбор ей предстоит сделать.
Сегодня она проводила занятия для подростков в воскресной школе. Класс напоминал ад кромешный, все ученики словно взбесились и бушевали как демоны. Десятилетний Тед Тейлор выпустил живую змею во время ее рассказа о Моисее и Десяти Заповедях. Мальчишки ползали на четвереньках по полу, гоняясь за ней, а девочки, забравшись на стулья и скамьи, вопили нещадно. Старая мисс Хевершем – органистка – как раз разучивала новые гимны, когда возник переполох. Услышав крики:»Змея! Змея!», она лишилась чувств, упав головой на клавиатуру, отчего прозвучал такой дисгармоничный, душераздирающий затяжной аккорд, что в нем потонули визг и вопли десятков сорванцов. Так продолжалось, пока дьякон Беккер не усадил старую леди обратно на табурет и не приложил мокрый платок к ее вискам.
Ребекка и Селия Хант, которая проводила по соседству урок для малышей, вдоволь нахохотались украдкой после того, как змея была унесена из класса. Ученики поостыли, и тогда их тоже отпустили на волю. Юные леди зашли в тень раскидистого кедра, росшего позади церкви, чтобы хоть несколько минут побыть в прохладе, прежде чем в одиннадцать часов начнется обычная воскресная служба.
Одетая в великолепное платье из желтого шелка, Селия относилась, однако, к своему наряду с царственной небрежностью, не обращая никакого внимания на кустики можжевельника, цепляющегося за ее юбку.
– Есть кое-что, о чем нам надо поговорить, Ребекка!
Сердце у Ребекки упало. «Она знает, что Амос говорил с папой насчет сватовства!»
– Селия, ты же знаешь, что мы всегда дружили…
– И как раз потому я должна тебя предупредить – ты слишком неосмотрительно вела себя!
– Я?
– Да. Старая сплетница Тэсс Конклин засекла тебя с этим жутким ирландским боксером. Он действительно целовал тебя в парке возле эстрады?
У Селии глаза горели от любопытства.
– Он только поцеловал мне руку, – повинилась Ребекка. «В тот раз… да, а в другой?» – укоризненно напомнил ей внутренний голос.
– За что укоряешь меня, Селия Хант? Разве ты возражала, когда я подала идею прогуляться до Бентон-стрит? Ты даже была в восторге. И ты сама предложила поглядеть на боксеров с галереи старого дома.
– Но не заводить с ними знакомства! – возмутилась Селия. – Послушай, Ребекка. Он никто. Нуль, пьяница, каких полным-полно среди ирландцев. Как его еще угораздило устроиться на работу в конюшню Бью Дженсона!
– Рассуждаешь точь-в-точь как моя мать… Быть ирландцем не значит обязательно быть пьяницей. – Защищая Рори, Ребекка вспомнила, что тот ни словом не обмолвился о своей службе у Дженсона. Зато он сказал, что Януарий Джонс был – именно был, а не является – его менеджером. Не означает ли это, что он покончил с боксом? Неужто он и вправду собрался осесть в Уэлсвилле?
– Почему ты сходишь с ума по этому парню? Я же вижу тебя насквозь, – продолжала Селия. – Я не отрицаю, что он смазлив, но ему нельзя верить ни на грош. И он сосунок. Я всегда думала, что ты хочешь найти солидного мужа, который обеспечит тебе покой и комфорт. Пусть даже тебе не нравится такой замечательный человек, как Амос Уэллс…
При упоминании этого имени Ребекка похолодела. Она обязана была рассказать подруге о сватовстве Уэллса, прежде чем ей донесут об этом местные сплетницы. Собравшись с духом, она произнесла:
– Я нуждаюсь в твоей помощи, Селия… Это касается мистера Уэллса.
Тень недоброжелательства мелькнула в ярких, лучистых, беззаботных глазах Селии.
– Что ты хочешь сказать по поводу Амоса Уэллса?
– Он просил у отца разрешения ухаживать за мной. – Ребекка словно нырнула в ледяную воду. Сделав признание, она схватила подругу за руку и продолжала сбивчиво: – Это застало меня врасплох. Я не давала ему повода… Я не хочу выходить за него замуж… Я знаю, ты считаешь его завидным женихом. Я так желаю тебе счастья, Селия! Пожалуйста, не сердись на меня. Я не виновата, – умоляла она.
Селия застыла на месте, ее губки сложились в некое подобие буквы О, что еще больше подчеркнуло округлость ее личика. Придя в себя, она обняла подругу.
– Не переживай так, Ребекка. Я уверена, что ты не заигрывала с Амосом, хотя он на сто голов выше твоего нищего конюха. Я никак не могу понять тебя, Ребекка.
Пропустив мимо ушей презрительное высказывание о Мадигане, Ребекка предложила:
– Может быть, мы поможем друг другу заполучить того мужчину, которого каждая из нас хочет. В следующее воскресенье состоится благотворительный аукцион, где будут продаваться наши корзинки с ленчем для пикника. Я думаю, что мистер Уэллс собирается купить мою корзинку. Я придумала, что нам надо сделать. Если, конечно, ты согласишься…
Рори смотрел на бегущую мимо него быструю речку, искрящуюся под ярким безоблачным небом. Он закинул удочку и следил за поплавком. Рябь на серебристой воде тихонько колыхала кусочек пробки. Придет ли она? И хочет ли он, чтобы она пришла? Столько сложностей возникнет сразу, если их отношения будут продолжаться.
До памятного происшествия в огороде, когда они оба вели себя столь дерзко и опрометчиво, он не представлял, как могут быть изменчивы чувства между мужчиной и женщиной. В своих странствиях он испробовал женщин больше, чем ему требовалось. Этого «товара» везде было много. Он был дешев и легкодоступен. Попадались на его пути и девчонки, мечтающие, чтобы он увез их с собой от серости будней и беспросветной нищеты, и распутные старухи с темным прошлым, которые нанимали за плату его молодое тело, чтобы развеять тоску. И были бессчетные шлюхи всех оттенков кожи и всех национальностей, но с почти одинаковыми повадками.
Но не было в его жизни девушки, подобной Ребекке, тщательно охраняемой родителями и абсолютно невинной. Он усмехнулся, вспомнив огонь, который он смог разжечь в ней, и как она была потрясена собственным искренним порывом. Она была способной ученицей, а он – превосходным учителем. Но куда бы это обучение их завело? Ее семья вряд ли сочтет его подходящим мужем для их дочки, а связь с такой девушкой, как Ребекка, означала только одно – женитьбу. Других вариантов не могло быть. Хорошо, что он хотя бы завязал с боксом и заимел постоянную работу. Деньги он получал небольшие, но это был честный труд, и Рори имел возможность продвинуться. Если Ребекка поверит в него, то они найдут вместе способ умиротворить ее семейку.
Предмет его размышлений уже приблизился к речке и прятался за стволом старой ольхи, наблюдая за Рори и набираясь мужества, чтобы заговорить с ним. Опершись коленом на лежащее у самой кромки воды бревно, Рори уставился на поплавок. Удочка была закреплена меж двух прибрежных камней.
Набрав полные легкие воздуха, она вышла из укрытия и обратилась к Рори с следующими словами:
– Вы, кажется, находитесь за миллион миль отсюда, мистер рыбак? Рыба утащит ваш поплавок, крючок, леску и удочку, а вы даже и не заметите этого.
Он мгновенно развернулся к ней, их взгляды встретились. Он наслаждался румянцем, вспыхнувшим на ее щеках. Лилового цвета наряд обрисовывал все изгибы ее фигуры и в то же время выглядел на удивление скромно.
– Рыба меня мало интересует. Я думал о тебе. Мне нравится то, что ты сотворила со своими волосами. – Он протянул руку и коснулся нежных завитков, над которыми она столько трудилась накануне с помощью нагретых щипцов. – Я боялся, что ты не придешь.
Когда Рори взял ее за руку и усадил рядом на бревно, ей показалось это вполне естественным. Она и не подумала сопротивляться или возражать.
– Мне было трудно найти момент, чтобы незаметно скрыться. Леа пригласила всех нас на обед после службы, и я должна была изобрести предлог, чтобы не пойти.
– Я рад, что ты его изобрела, – сказал он, улыбаясь все шире.
Некоторое время Ребекка нервно кусала губы.
– Боюсь, что я солгала… Вернее, преувеличила истину. Я сказала, что жара измотала меня и я не смогу вынести долгой поездки в дом Снейдов. Я сослалась на головную боль и сказала, что поднимусь наверх отдохнуть.
– Дорога до ранчо Снейдов действительно далека. Ты не солгала.
– Но я не дома и не лежу в кровати с мокрым полотенцем на лбу…
Она осеклась, заглянув в его веселые глаза, и сразу ее мелкая ложь показалась ей не стоящей внимания. Она улыбнулась ему в ответ.
– Вот так уже лучше, – сказал он, взявшись пальцами за ее подбородок и запечатлев на кончике носа легкий поцелуй. – Раз ты лишилась из-за меня званого обеда, я должен поделиться с тобой своим ленчем. Он не изыскан, но сможет нас с тобой насытить.
Он достал из сумки половину большого хлеба, внушительный кусок мягкого аппетитного сыра и несколько груш.
– Хлеб и сыр из трактира Страйкера, а груши я позаимствовал в чьем-то саду неподалеку от твоего жилища.
Он сообщил это без каких-либо признаков раскаяния.
– Стыдно, Рори, это грех, – от улыбки у нее появились ямочки на щеках.
– Я могу сходить на исповедь. Такая маленькая провинность обойдется мне в несколько прочитанных подряд молитв деве Марии.
– Ты ходишь в церковь? – спросила она уже серьезно.
Рори поежился.
– Я не был там уже очень давно. Честно признаться, я стал плохим католиком с тех пор, как умер мой отец, хотя сестра Франциска Роза билась изо всех сил, чтобы заронить что-то святое в мою душу.
– Она была добра к тебе?
Для Ребекки сестры-монахини, монастыри и вообще все, что связано с католичеством, было окутано покровом пугающей тайны.
– Добра? Не то слово! Она была воплощением доброты. Это не значит, что она прощала мне все. Очень часто ее палка гуляла по моей спине, когда я нарушал приютские правила, но она обладала удивительным чувством юмора и блефовала в покере так умело, что я подобных ей игроков не встречал потом ни в одном салуне.
Ребекка была потрясена.
– Она играла в карты со своими воспитанниками?
– Мы играли на пенни, и весь выигрыш шел в копилку для раздачи беднякам, – пояснил он, оправдывая свою любимую наставницу. – Она была удивительной женщиной. Их было всего трое, сестер-монахинь, и они опекали больше сотни сирот.
– Да, это достойно удивления. – Ребекка представила себе, что могла вытворять сотня мальчишек, собранных вместе.
– Самым удивительным был ее удар левой. Она была моим первым тренером.
У Ребекки открылся рот, а глаза расширились и стали круглыми как блюдца.
– Что? Женщина… монахиня… учила тебя боксу?
– Ну да! Ее брат был когда-то чемпионом Лондона.
Он протянул ей ломоть хлеба с сыром, а сам принялся чистить груши. Ребекку словно ударили обухом по голове. Небрежность, с которой он поведал ей о жутком поведении своей католической наставницы, повергла ее в трепет. Вероятно, ее родители и Селия были во всем правы. Она безумна, раз свела знакомство с Рори Мадиганом. Говорить с ним о его религии, чуждой и непонятной ей, означало ступить на скользкую тропу, но тема бокса была более актуальна и не грозила вспышкой ссоры. Она решила попробовать высказать свое мнение.
– Бокс – это опасный способ зарабатывать себе на жизнь. Моя подруга Селия Хант сказала, что ты устроился на конюшне у Дженсона. Значит, ты бросил этот ужасный бокс? – Все зависит от обстоятельств, – ответил он уклончиво. – Раз мой менеджер Януарий отчалил в Англию, я решил подыскать себе постоянную работу. Я умею обращаться с лошадьми, и мистер Дженсон мной доволен. Хотя я не думаю, что, объезжая мустангов, я рискую меньше, чем сражаясь на ринге.
– Ты укрощаешь мустангов? О, Рори, ты не должен этим заниматься. – Она уронила нетронутый бутерброд на платок, расстеленный Рори у нее на коленях, и крепко схватила его за руки. – Я не собирался пугать тебя, Ребекка. Сейчас я уже покончил с мустангами. Кстати, я не укрощал их так, как это делают безграмотные лихачи-ковбои. У меня свои методы. Со следующей недели я начну тренировать породистых скакунов для скачек. Со временем я смогу начать свое дело, если мои лошади будут завоевывать призы.
Он ждал, как она отнесется к его предположениям.
– Я рада, что ты остаешься в Уэлсвилле, хотя не уверена, что мой отец одобрит твое новое занятие. Он осуждает участие в скачках. Он против всего, что связано с денежным азартом.
– А одобрение твоего отца для тебя очень важно, не так ли? – Рори задал этот вопрос небрежно, как бы между прочим.
– Да. У меня чудесный отец. Добрый, воспитанный, образованный. Он окончил третьим богословский факультет в Йеле и отказался от процветающего и доходного прихода в Бостоне, чтобы здесь, на Западе, распространять Евангелие. Моя мать больше любит Леа, но папа… О, он всегда рядом, когда я нуждаюсь в нем. Я не хочу огорчать его. Но, Рори, помоги мне Господь, я не хочу потерять тебя тоже! С моей стороны бесстыдно и дерзко говорить такое вслух. Я стала похожа на распутную девицу. Мне нельзя быть здесь с тобой вдвоем в таком уединенном месте. И я не должна была целовать тебя и вести себя так, как… как мы с тобой тогда в огороде.
Она опустила глаза, не выдержав его холодного оценивающего взгляда. Ее руки нервными движениями машинально разглаживали складки на коленкоровой юбке.
– Ты не распутная девица. И не бесстыдная. И не дерзкая. Ты самое чистое существо на свете. Выслушай это от человека, который в жизни достаточно нахлебался всякой дряни. Я повидал столько распутных девиц… – Он с некоторым удовлетворением отметил про себя, что в ее глазах вспыхнула искорка ревности. Зрачки засветились по-кошачьи – зеленью с золотым ободком.
Рори потрепал ее по щеке.
– За тобой раньше никто не ухаживал, Ребекка? И ни один мужчина тебя не целовал до меня? Она вздохнула.
– Все мужчины больше интересовались моей сестрой. У нее по-настоящему женственная фигура. А волосы похожи на серебристое облако. И она настоящая леди, умеющая себя вести в обществе. Она не позволяет себе совершать необдуманные поступки.
– А ты? Какого ты о себе мнения? – Рори задавался вопросом, почему такая красотка, как его Ребекка, оказывается, всегда была на вторых ролях.
– Я слишком высокого роста, и у меня маленькая грудь. – Она залилась пунцовой краской и, заторопившись, перечислила остальные недостатки: – У меня волосы гораздо темнее, чем у Леа, и совсем не вьются. Они такие жесткие и прямые, что мне приходится подвивать их щипцами – вот, например, как накануне. А что касается моего поведения, то все мужчины в Уэлсвилле знают, что я своевольная барышня.
