Беспутный и желанный (Клятва верности)

      Патрик! Воспоминание о том, как он вдруг узнал, что брат Патрик жив и даже процветает, вызвало мягкую улыбку на его посуровевшем за последние годы лице.
      Покинув Карсон-Сити в 1870 году, он вложил призовые деньги в приобретение чистокровных лошадей для скачек и стал партнером Бью Дженсона. Слава о Рори как об отличном тренере распространилась довольно быстро по всем западным штатам.
      Однажды он отправился в Сан-Франциско, чтобы выставить на аукцион нескольких своих питомцев. Лучшего его скакуна купил через агента какой-то богатый судовладелец. Когда Рори доставил покупку новому хозяину в его имение, то узнал в новоявленном миллионере своего давно оплакиваемого брата.
      Патрик, оказывается, не был на борту судна, утонувшего в океане, хотя и числился там в списке команды. По счастливой случайности он отплыл в Китай на другом корабле и, прослужив несколько лет на разных судах, заработал достаточно денег, чтобы начать потом в Сан-Франциско собственное дело. Знания заморского рынка и полезные знакомства в среде китайских торговцев помогли ему очень быстро достичь успеха. Он отправился в Нью-Йорк за младшим братом, но уже не нашел Рори в сиротском приюте, опоздав всего на несколько недель.
      Воссоединившись после долгих лет разлуки, оба брата усердно трудились над преумножением своего совместного благосостояния. Патрик, используя свои контакты на Тихоокеанском побережье, с большой прибылью вел морскую торговлю, строил и покупал все новые и новые корабли, а Рори осваивал районы в глубине материка, приобретая богатые лесом земельные угодья и поставляя крепежное дерево для шахт Комстока и шпалы для все расширяющейся сети железных дорог.
      Вскоре его операции с недвижимостью принесли ему настолько значительную прибыль, что он купил большое ранчо в долине Орлиной реки близ Карсон-Сити и предался своей единственной страсти, которой оставался верным с молодости, – разведению и воспитанию скаковых лошадей высшего класса.
      Патрик управлял главной конторой их совместной компании в Сан-Франциско, а Рори – филиалом в Виргиния-Сити. Находясь здесь, он мог неотступно следить за деятельностью Амоса Уэллса и готовить его крах. И, разумеется, крах Ребекки Уэллс.
      Сам Уэллс, став одним из двух сенаторов от Невады, большую часть времени вместе с супругой проводил в Вашингтоне, лишь изредка навещая столицу штата Карсон-Сити. Пути его и Рори непосредственно не пересекались ни в быту, ни в деловой сфере, однако Мадиган все глубже проникал в суть его тайных финансовых операций. Встречаться со своим врагом лично пока не входило в планы Рори, но мысли его постоянно возвращались к этой супружеской паре.
      За четыре года Ребекка могла измениться, растолстеть и поблекнуть. Такое превращение произошло, например, с ее старшей сестрой. Рори иногда сомневался, что Ребекка узнает его. Сам он считал, что изменился очень сильно. Несмотря на, казалось бы, удачно складывающуюся судьбу, Рори начисто лишился способности чему-либо радоваться в жизни. И сейчас, во время, казалось бы, беспечного светского праздника, злобная усмешка кривила его лицо. Наступит день, Ребекка… Наступит день, когда…
      За эти годы он научился многому, но главным образом терпению.
      – Ты похож на голодного кота, который намерен сожрать малиновку.
      Доротея Пейсли тронула Рори за рукав обтянутой в элегантную перчатку ручкой. Пальчиками другой руки она кокетливо поправила безукоризненно уложенную прическу.
      Очаровательная брюнетка была замужем за старым сенатором, пережившим все превратности Гражданской войны и пользовавшимся, ко всеобщему удивлению, оставаясь демократом, определенным влиянием в сенате, где подавляющее большинство составляли республиканцы.
      Доротея, как и ее муж, была осведомлена о всех «скелетах в шкафах» вашингтонской знати. Уже неделя прошла с тех пор, как Рори занял вакантное место ее любовника.
      Он счел выгодным для себя, отказавшись от прочих амурных знакомств, ограничиться постоянной связью с женщиной, старше его по возрасту и более опытной. Она избавила его от всех эмоциональных ловушек, и душа Рори пребывала в полном покое, так как Доротея не вызывала в нем никаких сильных чувств, да и сама, по-видимому, их не испытывала.
      Но охота за Рори Мадиганом шла. Какая же ирония судьбы! В недавнем прошлом отверженный нищий ирландец превратился теперь в одного из самых желанных для девиц на выданье холостяков, причем на всем пространстве от Сан-Франциско до Вашингтона. Однако жениться он не собирался. Ни сейчас, ни в будущем. Один раз в жизни он поддался сладостному обману и уже был готов к бракосочетанию, но его жестоко обманули. Одного предательства, одной нарушенной клятвы ему было вполне достаточно.
      – Я говорила с женой сенатора Хардбриджа по поводу законопроекта о горных разработках. Если ты заглянешь ко мне сегодня попозже вечером, мы могли бы этот законопроект обсудить…
      Она скользнула рукой за борт его сюртука, желая узнать, не забилось ли его сердце чуть сильнее от этой хорошей новости.
      – У нас будет достаточно времени. Горас будет отсутствовать всю ночь, – добавила она с кривой усмешкой, уже отбросив все светские приличия.
      – Теа, милая, мне доставляют удовольствие беседы с тобой на любые темы, – без особого оживления произнес он и тут же осекся.
      Он увидел, что в зале появились они – Амос и Ребекка.
      Теа сразу же заметила перемену в настроении своего кавалера. Как будто в Рори ударила молния. Она проследила за его взглядом. Сенатор Уэллс шествовал по залу под руку со своей молодой женой.
      – Разве ты не встречался раньше со своим выдающимся коллегой из Невады? – Тон ее был приторно-сладок, она явно давала ему понять, что догадывается, кем он интересуется больше. Конечно, не сенатором, а женщиной, сопровождающей его.
      – Я знаю Уэллса… и его супругу, – произнес Рори.
      Он не мог оторвать глаз от Ребекки. Минувшие годы сделали свое дело. Прелестная юная девушка превратилась в зрелую красавицу, при виде которой перехватывало дыхание. Черты лица, некогда по-детски расплывчатые, обрели определенность, яснее обозначились высокие скулы, рот стал более чувственным, губы полнее. Очарование, словно незримое облако, окутывало ее, следуя за ней неотступно, когда она шла через толпу грациозной, но уверенной походкой. Сановные гости и их супруги невольно выстраивались в ряд, освобождая проход для столь блистательной пары, и даже сам президент Грант и первая леди сразу же обратили внимание на вновь прибывших, прервав на полуслове светскую беседу.
      Рори испытал такой приступ злобы, что сам себе удивился. Ему едва удалось сохранить самообладание. Годами он учился прятать свои чувства, свою боль, свою ненависть, обуздывать свой взрывной темперамент. Он проглотил комок, внезапно застрявший в горле, сжал и тут же разжал кулаки. Улыбка вновь заиграла на его губах, но глаза горели мрачным огнем.
      Давно вынашиваемая в мозгу идея была близка к осуществлению. Возможно, Ребекка окажет ему услугу, сама того не желая. Интересно, насколько она осведомлена о подлых махинациях своего супруга?
      – Если ты позволишь мне, дорогая, я хотел бы возобновить старое знакомство. Как ты верно заметила, мы теперь с сенатором Амосом коллеги.
      Доротея холодно кивнула, и Рори покинул ее. По пути его останавливали приятели и их невыразительные жены. Ему приходилось вступать в разговоры, выслушивать пустую болтовню и говорить что-то самому. В общем, вести себя как ни в чем не бывало. Он знал, что Ребекка его заметила и теперь следит, как он медленно приближается к ней.
      Для нее не была неожиданностью встреча с Рори на этом приеме. Накануне она слышала разговор Амоса с сенатором Брокманом о вновь избранном конгрессмене от штата Невада и гадала, когда их дороги пересекутся.
      О, Рори! Как он изменился. Он стал старше – это естественно, но во всем его облике произошла разительная перемена. Он приобрел внешний лоск, и строгий, пошитый у престижного мастера костюм не выглядел на нем чем-то чужеродным. Она мало знала о его финансовых операциях на Западе, но предчувствовала, что деловые интересы ее мужа и Мадигана неминуемо должны столкнуться. Внутренний голос нашептывал ей, что схватка будет беспощадной.
      «Что бы сказали сейчас папа и мама по поводу такого жениха, как Рори?»
      Она пыталась отвести взгляд, не замечать ни его улыбки, ни того, как он, смеясь, резко вскидывает голову, ни его высокой гибкой фигуры – всего того, что напоминало ей о прежнем Рори.
      Она провела эти годы в полной изоляции от подруг и знакомых, оставшихся в Неваде. На этом настаивал Амос, и она была вынуждена ему повиноваться. Поездки в Неваду он совершал без нее. Ребекка и ее маленький Майкл оставались одни в столичном особняке. Чем больше вырастал мальчик, тем более сходства она находила в нем с его истинным отцом. Он являл собой постоянное и горькое напоминание о человеке, которого она любила и потеряла. Сын был ее единственным утешением, а день, когда он появился на свет, единственным радостным днем за все годы, прожитые ею после предательства Рори.
      Как несправедливо распорядилась судьба, заставив ее вновь мучиться воспоминаниями! Жизнь с Амосом и так была наказанием слишком тяжким, и вот теперь на ее пути возник человек из прошлого, предатель, не понесший никакого наказания за грех клятвопреступления, хотя и виновный во всех ее бедах.
      Ребекка вздрогнула, когда он подошел совсем близко, явно с намерением заговорить с ней. Она взглядом искала Амоса, но тот удалился в компании нескольких сенаторов в заполненный табачным дымом коридор для беседы о не терпящих отлагательства делах. Две супруги министров, развлекавшие Ребекку светскими новостями, прервали свое щебетание и восторженно уставились на приближающегося мужчину.
      – О-о, дорогая! Этот дьявольски красивый молодой обольститель собирается подойти к нам! Он ваш земляк – конгрессмен Мадиган из Невады. Среди столичных леди он собрал обильную жатву. Они падают перед ним, словно скошенная пшеница. – Все это торопливо шептала на ухо Ребекке Бернис Гулд.
      – …хотя он всего лишь ирландский выскочка! Глупышки без ума от его смазливой физиономии и забывают, что он, ко всему прочему, еще и демократ, – вставила свое замечание подруга Бернис, видимо, убежденная, что принадлежность к оппозиционной партии ставит на человеке позорное клеймо, а вообще все демократы – это не что иное, как дикие полчища гуннов.
      – Я встречала мистера Мадигана несколько лет тому назад, – произнесла Ребекка, стараясь выглядеть невозмутимой.
      Впервые в жизни она пожалела, что Амоса нет рядом. Супруг мог бы оградить ее от тесного общения с Рори.
      Когда ирландец заговорил, Ребекка ощутила, что время повернуло вспять…
      – Добрый вечер, миссис Гулд, добрый вечер, миссис Стоув… – Прежде чем поклониться Ребекке, он сделал паузу. – Добрый вечер, миссис Уэллс. Как приятно увидеть знакомое лицо. Сразу вспоминается родная Невада. Разрешите пригласить вас на танец.
      Не дав ей возможности отказаться, Мадиган при первых же звуках музыки обвил рукой талию Ребекки и увел ее прочь от несколько удивленных дам. Несомненно, сплетня об этом незначительном происшествии не замедлит шумной волной прокатиться по столице.
      Ребекка напряглась, как только его руки коснулись ее тела, но, чтобы избежать унизительной сцены ссоры и скандала, она покорилась. Амос будет вне себя, узнав, что она танцевала с Мадиганом.
      Близость Рори причиняла ей почти физическую боль, будто открылась старая рана.
      – Почему ты здесь? – спросила она машинально, не успев еще побороть возникший в голове хаос.
      – По воле избирателей нашего штата, – усмехнулся он. – Ты еще помнишь Неваду? Я знаю, что ты редко навещаешь родные края. Жизнь в Вашингтоне тебя больше устраивает?
      «Деньги, власть, успех в обществе – все это тебе очень нравится», – хотел добавить Рори. Она без труда прочла его мысли. Боже, он так же жесток и бесцеремонен, как и Амос. Холод во взгляде, жесткая маска на лице. Он не похож на того юношу, который был когда-то влюблен в нее. Сейчас он смотрел на Ребекку, словно на противника по рингу, выискивая слабое место, куда можно нанести удар побольнее.
      Она споткнулась, сбившись с ритма.
      – От пустой болтовни перейдем к сути дела, – сказал он. – Теперь я почти так же богат и влиятелен, как Амос Уэллс. Примет ли меня в свое лоно твое семейство? Что ты думаешь по этому поводу? – Интонация, с которой Рори произносил слова, явно была издевательской.
      Ребекка поняла, что дурное предчувствие, охватившее ее сразу же, как только, войдя в зал, она увидела там Мадигана, оправдалось. Беда нависла над ней. Ей придется больше всех пострадать в задуманной им жестокой игре.
      – Мнение моей семьи уже не имеет значения. Примет она тебя или нет – неважно. Я бы не приняла тебя никогда, обладай ты хоть всеми акциями проклятого Комстока!
      Рори не ощущал в ней прежней мягкости и податливости. Он в танце прижимал ее к себе, Ребекка же чуть ли не вырывалась. Ненависть полыхала между ними, словно степной пожар. Огненная граница явно разделяла их.
      – О! Ты не уйдешь от меня так легко! – Тон его был ровным, но явно угрожающим.
      Рори провел ее, кружа в танце, через весь зал.
      – Подумай, какой будет скандал, если ты начнешь вырываться от меня посреди танца.
      Ребекка поняла, что он уводит ее из зала. Сердце ее бешено забилось. Лицо вспыхнуло ярким румянцем.
      – Скандал будет еще страшнее, если ты не прекратишь…
      Он грубо прервал ее:
      – Трусишь? Боишься, что болтуны и шпионы донесут Амосу? Я представляю, каково ему выслушивать о тебе сплетни. Человек, уплативший за жену денежки, вправе рассчитывать на то, что она будет ходить у него по струнке. – Он понял, что задел больной нерв, но все же задал ехидный вопрос: – Разве браки не заключаются на небесах?
      Она вздрогнула, но промолчала.
      Он втолкнул ее за кадки с пальмами возле широко распахнутых дверей в патио.
      Ребекка отчаянно сопротивлялась.
      – Отпусти меня!
      – Бесполезно бороться, дорогая! Раньше тебе нравилось обниматься со мной где угодно, даже среди лужи на огороде. А здесь прекрасный сад! Летние ночи в Вашингтоне благоуханны и… темны… Мои поцелуи дороже всех денег – не ты ли мне это говорила?
      Она не могла высвободиться из его цепкий объятий. Затащив ее во дворик посольства, Рори буквально припечатал ее к теплой, нагретой за день кирпичной стене, навалившись на нее всем телом.
      – Мне нравится, как пахнут твои духи. Очень дорогие, наверное? Французские, не так ли? А это? – Он кончиками пальцев слегка потрогал ее платье из зеленоватого шелка, более элегантного и строгого, чем золотистый наряд, в котором он видел ее на свадебном балу. – …Вполне пристойное одеяние. Выбрано со вкусом… С каких пор ты не позволяешь Амосу одевать себя как куклу и обвешивать драгоценностями?
      Его рука протянулась к ее шее и дотронулась до единственной нити жемчуга, украшавшей Ребекку в этот вечер.
      Его прикосновение заставило вдруг затрепетать каждую клеточку ее тела, пронизало каждый нерв. Прошлое ожило в памяти, но не события, не слова любви и клятвы, а ощущения, которые она испытывала тогда. Ее тело помнило о них, и вот теперь они обрушились на нее водопадом.
      У нее вырвалось сдавленное рыдание, горестный жалобный звук, который нашел отклик и в его сердце.
      Рори с хриплым проклятием, ненавидя в этот момент и себя, и весь мир, склонил голову и прижался губами к ее рту.
      Дикая необузданная страсть овладела им. Едва ее губы чуть разжались, он просунул сквозь них язык, коснулся зубов, потом ее языка, и они слились в поцелуе, как когда-то в прежние времена. Рори обхватил рукой ее голову, погрузив пальцы в чудесно пахнущие волосы. Его губы, его язык, его горячее дыхание требовали от женщины подчинения грубому животному порыву страсти. Она могла сражаться с ним, кусать его, царапаться – ему было все равно. Для него не существовало никаких преград. Вкус ее поцелуя, ее запах пробудили в нем нестерпимый плотский голод и жажду обладания. Она отравила его мозг и тело любовным дурманом.
      Ребекка чувствовала это кипение взбудораженной крови в нем. Таким был он и раньше – настойчивым, грубым перед тем, как взять ее и доставить ей незабываемое наслаждение. И всегда она подчинялась его натиску. Но теперь все было по-другому. Он предал ее, и она из-за этого предательства стала женой бессердечного холодного негодяя. «Ты глупа, ты сошла с ума», – шептал ей голос разума, а ее руки уже гладили его плечи, и она прижалась к нему, позволив его языку затеять привычную игру с ее языком.
      Потом его горячий ищущий рот переместился на ее шею и плечо. Рори еще сильнее прижался к ней, вдавливая ее в стену. Ребекка ощущала движение его мускулов под одеждой. Его возбужденный член поднялся и уперся ей в живот. Жар волнами пробегал по ней, словно уснувший кратер вулкана внезапно ожил.
      Ее молодое тело, помнившее, что такое наслаждение, истосковалось по плотской любви. Ребекка услышала чей-то жалобный скулеж и не поняла, что это ее собственный голос. В этих звуках выражалось мучительное желание отдаться мужчине. Голос ее прорывался с трудом сквозь затяжной поцелуй и вылился в громкий протяжный стон, когда Рори оторвал свои губы от ее губ.
      Он терял над собой контроль. Водоворот сладостных воспоминаний против воли захватил его. Руки невольно тянулись, чтобы сорвать шелковую ткань, обтягивающую выпуклые упругие груди, и, выпустив эту плоть на свободу, он ласкал бы ее ртом, покусывал и дразнил ее соски. Ему хотелось задрать ей юбки и добраться до бархатистого местечка, откуда исходит весь жар и весь соблазн.
      Ведьма! То, что началось как попытка наказать ее, кончилось мучением для него самого.
      Он так резко отшатнулся от нее, что несколько вырванных золотых волосков остались у него в пальцах.
      Они стояли в двух-трех дюймах друг от друга, их взгляды встретились и застыли, будто соединенные невидимой нитью. Тьма безлунной ночи не могла скрыть выражение их лиц. Каждый из них знал, что думает и чувствует его душа, а главное, тело. Оба они – мужчина и женщина – желали одного, но не имели права исполнить это желание.
      Отдышавшись и уняв дрожь, они, как-то вдруг обессилев, расстались. Ребекка скользнула вдоль стены. Рори отступил на шаг, давая ей дорогу. Она ощутила острую боль там, где он вырвал у нее волосы. Прическа кое-где растрепалась. Избавившись от колдовства, она поспешно принялась приводить себя в порядок.
      «Женщине легче прийти в себя после подобной сцены, чем мужчине», – с некоторой обидой подумал Рори. Он благодарил ночную тьму за то, что она скрыла неистовое восстание мужского органа, которому было тесно в обтягивающих брюках. Черт побери, какую адскую боль оставляет после себя неудовлетворенное желание! Рори знал, что она так же желала его.
      – Старик Амос, должно быть, никудышный любовник, – со злой вкрадчивостью произнес он. – Вероятно, мне стоит взять тебя на руки, отнести в сад и там хорошенько отделать, как в прежние времена.
      Стрела попала в цель. Даже если он не намекал на мужское бессилие Амоса, о чем он, конечно, не мог знать, все равно его откровенная, циничная грубость все перевернула в ее душе. Большего оскорбления он не мог ей нанести, и это повергло ее в ярость. Ребекка вскинула руку, и звук хлесткой пощечины не мог заглушить даже оркестр в бальном зале посольства.
      – Не смей даже приближаться ко мне, Рори Мадиган, иначе… да простит меня Господь, я… я натравлю на тебя полицию, негодяй! – Последнюю нелепую фразу она добавила уже тише.
      – Не давай обещаний, которых не выполнишь, дорогая, – продолжал дразнить ее Рори.
      Ее глаза наполнились слезами.
      – Тебе ли говорить о нарушенных обещаниях, подлый ирландский лгун. Все, что мой отец рассказывал о твоем лживом племени, – правда.
      Она видела, как в гневе заволоклись темной дымкой его голубые глаза, как заиграли желваки, когда он стиснул зубы. В какой-то момент она подумала, что он ударит ее в ответ на полученную пощечину.
      Ребекка приготовилась дать отпор, но атаки не последовало. Он ограничился злобным напутствием:
      – Ты сделала правильный выбор. Такой ведьме, как ты, только и пристало путаться с ублюдками вроде Амоса. Вы друг другу под стать. Что ж, радуйся, что нашла себе пару, но я не думаю, что он способен удовлетворить твой адский аппетит.
      Словно подстегнутая плетью, Ребекка устремилась под спасительный кров здания посольства. Стыд за то, что она открыла ему свою слабость, свою неутоленную позорную похоть, сжигал ее.
      Раньше ее поддерживали в жизни воспоминания о счастливых днях их любви, пусть омраченных впоследствии его предательством, но теперь своей жестокостью он отнял у нее и это утешение.
      Уже в дверях ее настиг его режущий, словно острая бритва, голос.
      – Мы еще встретимся, Ребекка. Ты сама придешь ко мне! И уж это мое обещание обязательно исполнится!
 
       Невада, 1874 год
      С точки зрения Патрика Мадигана, не было на Божьем свете грязнее и омерзительнее дыры, чем Виргиния-Сити. Как Господь допустил такое безобразие, чтобы этот разросшийся до размеров города злачный притон еще и процветал? Он с тоской смотрел на голые склоны гор, изрытые бесчисленными отверстиями шахт, на убогие домишки, лепящиеся друг к другу как попало в глубокой пыльной котловине, и вспоминал Сан-Франциско.
      Это был его город! Широкие улицы, белые здания, округлые зеленые холмы и омывающий их голубой океан. Насилие, беспорядок, безвкусица – все это постепенно исчезло из города за десятилетия цивилизованной разумной жизни.
      Виргиния-Сити не суждено обрести подобную неизменность и прочность жизненных устоев. Так считал Патрик. А для существования и развития города это самое важное условие – сколько ни строй в Виргиния-Сити кирпичных домов, все равно ощущение временности и нестабильности останется, и глазу здесь не на чем отдохнуть.
      «Что это ты ударился в философию, парень?» – посмеялся сам над собой.
      Он отошел от громадного окна в офисе «Мадиган энд Мадиган лимитед» и опустился в кресло. Он приехал сюда из Сан-Франциско заключить сделки на поставку крепежного леса, замещая младшего брата, который на долгое время застрял в Вашингтоне. Могли ли их родители даже мечтать, что их младший сын станет членом конгресса Соединенных Штатов?
      Конечно, избрание Рори прибавило хлопот им обоим, но именно работа составляла главный смысл их жизни. Работа и еще будущая месть. Они расстались с юношеской беззаботностью навсегда. После смерти родителей и Сеана, после отъезда двух других братьев на поиски счастья Рори страдал от одиночества и жил только надеждой на то, что они вновь воссоединятся. Среди всех братьев он был самым большим оптимистом. Известие о гибели одного брата в шахте, а другого в море он воспринял как несправедливость судьбы. Он решил не позволить ей довершить свое злое дело и расправиться с ним. Он вступил в схватку с судьбой, но, видимо, на каком-то этапе проиграл. С тех пор в ирландском парне произошла перемена. Что послужило причиной, кто был виновником – Рори скрывал это даже от Патрика. Но однажды, в один из редких вечеров, когда они позволяли себе расслабиться и напиться от души, Рори нарушил обет молчания.
      Так Патрик узнал о Ребекке Уэллс. О миленькой дочери священника, бросившей его брата ради положения в обществе и больших денег. Она нанесла Рори рану, которая со временем внешне стала незаметной, но внутри снедала его, терзая невыносимой болью. Одержимость Рори росла день ото дня. Это была навязчивая идея сокрушить империю Амоса Уэллса, погрузить его по уши в трясину и, насладившись его страданиями, полностью уничтожить. А затем наступит очередь и жены этого негодяя.
      Патрик тоже хотел, чтобы Амос был наказан, но по закону. В ненависти, сжигающей душу Рори, и, словно рак, разъедающий ее, он узрел опасность. Как бы его брат сам не сгорел в костре, приготовленном им для своего врага. Несомненно, Амос Уэллс был их врагом. Алчность «серебряных баронов» и их прихвостней на бирже и в банках стала причиной смерти их брата Райана.
      Райан погиб в подземном штреке при взрыве, устроенном самими владельцами шахты. Такое практиковалось весьма часто, особенно на приисках Комстока, где спекуляция акциями, игра на понижение и повышение велась без всяких правил и достигла смертельно опасной черты. На взрыв шахты можно было списать долги или снизить стоимость акций, чтобы скупить их по дешевке. Патрик не тешил себя иллюзиями, что у политиков в Калифорнии чистые руки, но полностью разделял мнение одного шутника: «Если Калифорния в 1849 году была прихожей ада, то Невада в семидесятых – это тронный зал самого сатаны».
      Бессовестные шахтовладельцы придерживали сведения об открытии богатой жилы, пока не скупят по низкой цене все акции, пущенные на продажу. Чтобы новость не просочилась наверх до того, как рынок будет выпотрошен, они держали горняков под землей по целым неделям, прибегая к подкупу, а если деньги не помогали, взрывами заваливали проходы, заживо замуровывая людей на глубине. Слух о таких «случайных» катастрофах еще больше снижал стоимость акции, к выгоде спекулянтов. Патрик выяснил, что подобный инцидент произошел десять лет назад на шахте, где погиб Райан, но доказать преступный умысел он не смог.
      Он принялся за поиски старшего брата, как только его корабль бросил якорь в гавани Сан-Франциско. Он появился на «Серебряной леди» – шахте, куда нанялся Райан, через десять дней после взрыва, унесшего его жизнь. Пока спасатели с жуткой медлительностью откапывали тела погибших, Патрик целую неделю слонялся по Виргиния-Сити и успел возненавидеть этот город. Заливая горе дешевым виски в салунах, он ненароком прислушиваясь к разговорам о том, как шахтовладельцы в сговоре с калифорнийскими банкирами, играя на понижение, намеренно организовали катастрофу. Подобные вещи высказывались пугливым шепотом даже в самой пьяной компании, но у Патрика был острый слух.
      Когда работы на «Серебряной леди» возобновились, Амос Уэллс и его когорта мгновенно разбогатели. Патрик поклялся, что когда-нибудь отыщет доказательства преступления и добьется судебного приговора злодеям, но сначала он решил выполнить обещание, данное старшими братьями младшему, забрать его из приюта.
      И здесь Патрик опоздал. Ирландское счастье изменило братьям. Рори уже покинул приют Святого Винсента и растворился в необозримых просторах Запада. Патрик вернулся в Сан-Франциско и начал сколачивать свою судовладельческую империю. Он нанял агентов для розыска брата, но Рори исчез, не оставив следов, – и так продолжалось до того дня, когда симпатичный молодой лошадник из Невады доставил в его поместье не менее симпатичного резвого скакуна. Это было четыре года назад.
      Если бы только Рори мог отказаться от навязчивой идеи отомстить жене Уэллса! Ему надо было сосредоточить усилия на добывании доказательств о преступной деятельности Амоса, воспользовавшись их общим пребыванием в Вашингтоне. Но Патрика беспокоило, что Рори будет поблизости от Ребекки на протяжении всего своего срока участия в работе конгресса. Что произойдет, если их пути пересекутся? В этом случае за Рори нельзя поручиться.
      Самый хороший способ избавиться от неприятных мыслей – это заняться делом. Так подумал Патрик. Он склонился над рабочим столом брата и углубился в деловую корреспонденцию.
      – Нет смысла заранее бить тревогу. А чему быть, того не миновать, – произнес он вслух со вздохом.
 
       Вашингтон, округ Колумбия
      Ребекка не находила себе места, мечась по широкой кровати. Ее подбородок все еще болел после удара, который нанес ей Амос в карете по дороге домой из посольства. Гораздо более жестокому избиению она подверглась уже в спальне. Амос бил жену с таким расчетом, чтобы следы побоев на теле не были потом видны даже в глубоко декольтированных туалетах. Их могла обнаружить только Пэтси. Жена служила ему в качестве роскошного обрамления его собственной персоны, и поэтому приходилось соблюдать осторожность. Иначе радужный мыльный пузырь мог лопнуть.
      Амос перебирал в памяти недавние события и все больше свирепел.
      Бернис Гулд пробралась сквозь толпу гостей с благородной целью сообщить Амосу о непристойном поведении его супруги. Новоиспеченный конгрессмен из Невады и миссис Уэллс шокировали публику, чересчур близко прижимаясь друг к другу в танце, а потом на некоторое время скрылись в уединении тенистого сада.
      Лицо Амоса залила мертвенная бледность. Его жена унизилась до общения с подонком, выходцем из низов, и сделала его, Амоса Уэллса, посмешищем. То, что это случилось на глазах у столичной элиты, для него, вероятно, было хуже, чем если бы Ребекка позволила Рори отнести себя на руках в английский парк и продлить с ней на подстриженном газоне некоторые действия, о которых ирландец говорил со столь циничной прямотой. Прямую измену супружеской верности он бы проглотил, но давать повод сплетням Амос не мог позволить своей покорной жене.
      Она чувствовала себя оскверненной, растоптанной в грязи, и в результате зверского обращения с ней мужа, и из-за жестоких издевательств бывшего любовника. Их поцелуй был омерзительным, грязным. Рори насмехался над ней, пробуждая в Ребекке животную страсть, унижая и тем наказывая неизвестно за что.
      «А ведь он прав! Я по-прежнему хочу его. Я была готова ему отдаться, если бы он того пожелал!» При этой мысли дрожь пробрала ее. Внезапно ощутив, что не может больше оставаться в одиночестве на этом фальшивом супружеском ложе, Ребекка сбросила одеяло и вскочила. Боль от полученных недавно побоев напомнила о себе. Она невольно застонала, надевая халат.
      Подойдя к окну, она, откинув легкую занавеску, прижалась лбом к стеклу. Вид за окном был великолепен. Лишь «серебряный барон» мог позволить себе приобрести особняк в таком престижном месте столицы. Но город, освещенный луной, казался ей сейчас зловещим.
      Ступая на цыпочках, Ребекка прошла в комнату Майкла. Няня спала на кушетке возле двери. С самого начала Амос настоял, чтобы новорожденный мальчик имел кормилицу, а потом чередой сменялись услужливые няни, освобождая мать от забот для выполнения ею светских обязанностей. Каждый раз, когда в детской появлялась очередная наемная воспитательница, Ребекка протестовала, но это был бунт, легко подавляемый опытным супругом.