Торопясь домой, Ребекка перебирала в памяти каждое мгновение ее короткого свидания с Рори Мадиганом. Он был первым в ее жизни поклонником. Но был ли он таковым? Она вспомнила свой недавний разговор с Селией, произошедший на прошлой неделе. Хотя они были ровесницами, Селия обладала более трезвым взглядом на жизнь, чем ее подруга. Они обсуждали последнего из ухажеров Селии – Ньюта Бейкера.
      – По всей вероятности, Ньют – охотник за приданым, – тут Селия вздохнула. – Мне он, конечно, нравится, но ему нравятся лишь мои денежки. Мастерская его папаши совсем не приносит дохода, и у Ньюта нет никаких перспектив. Как бы ни был он хорош, придется дать ему отставку.
      Ребекка поразилась. Откровения подруги открывали ей глаза на оборотную сторону того, что представлялось ей всегда чистым и сияющим миром любви. Она не ожидала подобных прозаических рассуждений от пухленькой, внешне наивной и романтичной Селии.
      – Трудно предположить, что в ухаживании за мной каждого молодого человека не замешан денежный интерес, – безжалостно продолжала Селия. – Зачем я нужна мужчине? Почему они все волочатся за мной? Я не строю о себе никаких иллюзий. У тебя, например, роскошные волосы и фигура гораздо лучше моей. Я тебе проигрываю наперед сто очков. Разве я это не чувствую! – Селия опять вздохнула.
      – Но ведь моя сестра Леа вышла замуж за Генри Снейда по любви? – попыталась возразить Ребекка.
      – Да она была готова выскочить замуж за кого угодно! У нее фигура расположена к полноте. Через год она так раздобреет, что на нее никто и не посмотрит. А тут как раз подвернулся Генри Снейд.
      – А ты не ревнуешь его, Селия? – не удержалась от язвительного вопроса Ребекка. – То, что он предпочел тебе Леа…
      – Мне такой муж не нужен! – резко произнесла, словно отрезала, Селия. – Его положение в обществе зависит от Амоса Уэллса. Если б мистер Уэллс не приблизил его к себе и не назначил управляющим своим ранчо и шахтой, то Генри так и остался бы немытым ковбоем.
      – Амос Уэллс тоже холостой мужчина, – намекнула Ребекка и тут же прикусила себе язык. Старания Селии обратить на себя внимание Амоса были известны всему Уэлсвиллу, но до сих пор девушка не добилась никакого успеха.
      – У него еще не кончился траур по усопшей жене. – Так Селия объясняла и себе и подруге неотзывчивость Амоса на ее заигрывания.
      – Но ты же подумай, Селия! Он древен, как египетская мумия, и вот-вот рассыплется в прах, – ужаснулась Ребекка.
      – Ему всего сорок три. Самый цветущий возраст для мужчины. Он богат и знатен. Его предки основали Новую Англию. Скоро он станет сенатором от нашего штата. Так говорит мой отец. Его жену будет приглашать на чай супруга самого губернатора в Карсон-Сити, а поселятся они в Вашингтоне.
      – Даже чтобы уехать отсюда на Восток, я бы не согласилась выйти замуж без любви, – заявила Ребекка.
      – Разве кто-нибудь из мужчин в нашем городе достоин большой любви?
      В тот день Ребекка согласилась с этим пессимистическим высказыванием подруги, но теперь, после встречи с ирландцем, она смогла бы возразить ей.
      В состоянии ли она полюбить Рори Мадигана? Сама мысль об этом была уже безумна. Ребекка тотчас же отогнала ее и занялась обдумыванием более насущных проблем. Что она скажет матери, когда та спросит: «Где ты была, дочка?» Конечно, она могла обмануть ее, заявив, что просто гуляла в парке, замечталась и поэтому опоздала на дневную трапезу. Рори Мадиган, наверное, всех девушек, за которыми ухаживал, заставлял забыть про время. Но ведь это гадко – лгать матери и отцу!
      Надеяться на то, что мать не заметит ее отсутствия, было глупо. С тех пор как Леа вышла замуж и зажила своим домом, Ребекка всегда помогала матери на кухне. Она чистила картофель, шинковала капусту и отбивала мясо для жаркого. Приготовление самих кушаний мать брала на себя, считая, что старшая дочь превосходная повариха, а у Ребекки лишь ветер в голове. В какой-то степени мать была права. Муж Леа, например, с похвалой отзывался о кулинарных способностях молодой хозяйки.
      Ребекка миновала сверкающее свежей побелкой здание пресвитерианской церкви и подошла к скромному жилищу священника. Она собиралась проникнуть в дом через черный ход, но услышала громкие голоса в гостиной. Доркас Синклер подвергала допросу с пристрастием несчастного Зека Спрингера.
      – Скажи, что было в письме? – Доркас держала мальчишку за ухо.
      При этом присутствовали отец и старшая сестра Ребекки.
      – Ты его и так напугала до смерти, – вмешался Эфраим Синклер, но это мало помогло Зеку.
      – Как ты согласился пойти с письмом Ребекки в самый мерзкий район города? Она тебя подкупила? Признайся! – кричала на мальчика Леа, в девичестве мисс Синклер, а теперь миссис Снейд.
      Она схватила Зека за другое ухо. Две женщины приподняли его за уши над табуретом.
      Ребекка больше всего желала, чтобы земля тотчас же бы разверзлась и поглотила ее. Ее будущая судьба теперь зависела лишь от стойкости Зека Спрингера. Бедный Зек! Леа в допросах была настоящим инквизитором. Если она не добьется у него признания сейчас, то отправит на пытку розгами к родителям. Рано или поздно Зек выдаст Ребекку. Ведь даже святой Петр однажды проявил слабость и отрекся от Христа. Жалея мальчугана, Ребекка распахнула дверь и предстала на пороге перед семейным судилищем.
      – Это я упросила Зека отнести записку ирландскому боксеру. Вся вина на мне.
      Пальцы двух хищных гарпий разжались, и мальчик упал на табуретку. При виде Ребекки лицо Доркас Синклер побагровело. Невзрачная, с расплывшейся бесформенной фигурой, каким чудом она когда-то вышла замуж за представительного Эфраима Синклера? В те времена многие в Бостоне удивлялись этому странному браку. Священника отличало изящество манер, хорошее происхождение и недюжинный ум. Кое-что Ребекка унаследовала от него.
      Сейчас Эфраим понял, что ему пора сказать свое веское отцовское слово.
      – Это очень серьезный проступок, Ребекка. Уже само по себе плохо, что ты связалась с недостойным человеком. Но хуже всего то, что ты втянула в свои дела невинного ребенка. – Эфраим осторожно, но решительно отстранил от испуганной жертвы жену и старшую дочь. – Беги домой, малыш, и покайся своему отцу, когда он придет с работы. И, пожалуйста, не пропусти следующие занятия в воскресной школе.
      – Да-да-да, сэр! Я обязательно буду на уроке, – дрожащим голосом ответил мальчик. Он был полон благодарности к седовласому джентльмену, который так милостиво отпустил его на волю. Последний его взгляд был обращен к Ребекке. Он безмолвно просил у нее прощения за то, что так глупо попался. Затем он покинул дом священника с быстротой молнии.
      – Мы ждем от тебя объяснений, – заявила Леа.
      Подобные семейные разборки доставляли ей удовольствие. Удачно выйдя замуж, она уже чувствовала себя главой семьи. Безвольный отец не был ей конкурентом, да и мать в последнее время стала сдавать свои позиции. Ростом Леа не вышла и была пониже Ребекки, но гонора в ней было хоть отбавляй. Тем более что сейчас она была одета в новехонькое модное платье и могла покрасоваться перед сестрой. Генри был на редкость расточительным супругом и покупал ей всяческие обновы. Постукивая каблучками изящных туфелек, Леа с ехидным ожиданием сверлила взглядом младшую сестру, которой не светит в ближайшем будущем подобное выгодное замужество. Все, что мог выделить дочерям бедный священник в качестве приданого, она забрала себе.
      – Надеюсь, что ты не запятнала позором наше доброе имя? – Ее голос был сладостен, как у Змия в раю.
      – Разумеется, нет! – твердо заявила Ребекка в ответ на провокацию сестры. – Моим христианским долгом было предупредить мистера Мадигана. Преступный заговор грозил его жизни.
      Ребекка отвернулась от инквизиторских глаз Леа, скользнула взглядом по тупому, заплывшему жирком лицу матери и встретилась глазами с отцом. Его забота, его доброта, его тревога за дочь всегда вызывали в ней волну раскаяния. Мать могла оставить ее без ужина или запереть на сутки в комнате, но отец лишь печально смотрел на нее, а для Ребекки это было самым страшным наказанием.
      – Мистер Мадиган? Это тот боксер, что выступает сейчас в Комстоке? – тихо спросил Эфраим.
      Доркас и Леа разом вздрогнули, услышав это имя.
      – Ты связалась с папистом?!
      – Да, папа, – призналась Ребекка, отвечая лишь отцу, не обращая внимания на мать и сестру. Отец медленно опустился в глубокое кресло. Женщины остались стоять. Он сделал знак, чтобы они сели. Все опустились на жесткие стулья с высокой спинкой. Начался семейный совет. Ребекка предпочла бы исповедоваться отцу наедине. Присутствие матери и сестры лишало ее дара речи. Она бормотала что-то невнятное, но отец уловил смысл.
      – Мотивы твоего поступка мне понятны, – заключил он. – Но как ты оказалась накануне в этом районе, где не место благовоспитанной девушке? Как ты могла подслушать разговор двух негодяев?
      Ребекка хранила молчание, не желая бросить тень на свою лучшую подругу.
      – И еще… – разгадав причину молчания дочери, продолжил Эфраим. – …Ведь ты могла ограничиться письменным предупреждением мистеру Мадигану, а не встречаться с ним в безлюдном парке наедине.
      Как она могла признаться отцу, что хотела видеть Рори Мадигана? И что он целовал кончики ее пальцев?
      – Ты все делаешь для того, чтобы испортить себе репутацию. – Синклер горестно вздохнул. – Сегодняшний твой проступок возглавил список предыдущих твоих грехов.
      – Неужели ты подписалась под письмом, отправленным в мерзкий салун? – подала голос мать.
      Гроза в гостиной вот-вот должна была разразиться.
      – Я хочу поговорить с дочерью с глазу на глаз, – выручил Ребекку отец. Ему нелегко досталось это заявление. Он редко говорил приказным тоном.
      Жена не удержалась от ядовитого укола.
      – Не беспокойся, обед на столе будет вовремя. Но я не смогу лично съесть ни кусочка. Я так расстроена.
      Обиженные женщины удалились. Отец и дочь остались вдвоем. Наступила тягостная пауза.
      – Я очень сожалею, папа, – произнесла Ребекка, – мне стыдно за мое поведение. Сможете ли вы с мамой простить меня?
      – Не в этом дело, дочка. Ты подвергала себя большой опасности. Никогда не знаешь, что ожидать от таких испорченных людей, как этот боксер.
      – Нет-нет. Рори не такой… – Ребекка в страхе замерла. Имя «Рори» нечаянно сорвалось у нее с языка. Когда же она научится сдерживать себя?
      – Рори? Ты уже настолько близко с ним познакомилась, что называешь его по имени? Я чувствую, что ты увлеклась этим молодым человеком и поэтому назначила ему свидание.
      Отец поднял бледную с голубыми венами руку, будто загораживаясь от страшного видения.
      – Нет, папа, то есть да… Я не знаю… почему я… – Все смешалось в сознании Ребекки. Она была не в силах солгать отцу, но и поведать ему правду о том, как ей понравилось гибкое тело Рори Мадигана и его жгуче-черные волосы, она не осмеливалась.
      – Он был так почтителен со мной… – «Лжешь, Ребекка, – нашептывал ей внутренний голос. – Он целовал кончики твоих пальцев и этим покорил твое сердце!»
      – Но он же как призовой петух кочует по салунам! – воскликнул отец. – Он ирландский эмигрант и, несомненно, католик. Подумай, Ребекка, куда это увлечение приведет тебя.
      «Прямой дорогой в ад», – мысленно согласилась с отцом Ребекка.
      – Я только хотела предостеречь его. Я больше никогда не увижу мистера Мадигана.
      – А тебе хочется с ним увидеться? Я вижу, как ты мучаешся. Поразмысли, дитя мое. Он человек не твоего круга. Ирландцы, большей частью, горькие пьяницы и привержены, к сожалению, римско-католической церкви. Ты воспитана в лоне другой религии, и я надеялся, что ты будешь ей верна так же, как и я.
      Глаза его излучали печаль, и Ребекка тонула в этом тихом грустном ручье. Она уже готова была отказаться от Рори Мадигана и вновь стать послушной дочерью.
      – Мистер Мадиган очень скоро покинет этот город. Не думаю, что для моей веры от него исходит какая-то опасность.
      Казалось, что ей удалось успокоить отца. Эфраим был защитником всех слабых и обиженный жизнью – пьянчуг-золотоискателей, бессловесных батраков, белых, черных, желтых, краснокожих – всех бедолаг, кого приютил обширный и гостеприимный штат Невада. Но единственно, кого он ненавидел всей душой, – это упрямых католиков-ирландцев.
      На словах отказываясь от Рори, Ребекка лицемерила перед отцом, но, слава Богу, он об этом не догадывался.
      Эфраим вдруг переменил тему разговора.
      – Я знаю, дочь, что пришла пора, когда ты уже подумываешь о замужестве. Бог благословляет подобные мысли у юной девушки. Важно только сделать правильный выбор. У меня есть на примете достойный богобоязненный человек. Пусть тебя не ввергнет в трепет упоминание его имени. Я пригласил Амоса Уэллса к нам в дом на воскресный обед.
      Если бы Ребекку стукнули кузнечным молотом по голове, она и то была бы меньше поражена. Амос Уэллс был основным благодетелем пресвитерианской общины Уэлсвилла, самым уважаемым прихожанином отцовской церкви и к тому же сказочно богат.
      – Он владеет половиной нашего города. Кто я ему? – прошептала Ребекка.
      – Ты не знаешь себе цены, дочь. Ты настоящее сокровище.
      – Это мамина затея, – возмутилась Ребекка и тут же пожалела о произнесенном. Опять ее несдержанный язык ввел ее в грех. – А ты сам желаешь этого брака, папа?
      – Мистер Уэллс уже давно носит траур по своей усопшей жене. Наследников у него нет. Поэтому он хочет жениться вновь. Ты ему нравишься. Конечно, окончательное решение за тобой.
      – Селия Хант увлечена им, – робко возразила Ребекка.
      – Может быть. Но он считает, что Селия ему не пара. Я знаю, что вы дружите, но она слишком избалованна, а мы с твоей мамой воспитали и Леа, и тебя в строгости. Видишь, как удачно Леа вышла замуж.
      – Так удачно, что она уже скоро лопнет от самодовольства, как переспелый арбуз.
      – Не пристало девушке так выражаться. Ты, конечно, очень импульсивна, и у тебя душа бунтарки. Ты часто совершаешь необдуманные поступки. Вспомни хотя бы, как ты раньше других кинулась вытаскивать сынишку Паркеров, упавшего на пикнике в ручей. Молодые джентльмены еще не успели снять сапоги, а ты уже намочила свое платье; или еще был случай, когда ты взяла только что испеченные матерью лепешки и отнесла их все шахтерским детям, чьи отцы бездушно пропили свое жалованье. Но хуже всего то, что ты берешь без спросу книги в моей библиотеке, а потом потихоньку ставишь их на место. Правда, кое-что в твоем характере мистеру Амосу Уэллсу даже нравится. Например, то, что ты опередила своих учителей по знаниям в школе.
      – Они ведь полные невежды, папочка!
      – Не суди других, и сама не судима будешь. Что же мне ответить Амосу?
      Ребекка впервые увидела, как ее отец мучается сомнениями. Он поднялся с кресла и стал нервно расхаживать по комнате.
      – Я был вынужден рассказать ему все про тебя, не утаивая ничего. Я даже сказал, что ты прочла древнегреческие мифы и рассмотрела все иллюстрации, помещенные в книге.
      – О Боже! – задохнулась в ужасе Ребекка.
      Это был самый серьезный проступок за всю ее короткую жизнь. Она была поймана родителями за чтением истории красавицы Леды и бога, соблазнившего ее в образе лебедя. Прочитанное заставило ее задуматься, что же такое необычное происходит иногда между мужчиной и женщиной, после чего на свет появляются дети. Что случится с ней самой, когда мужчина дотронется до ее обнаженного тела? Рори Мадиган, с его дьявольским обаянием и двусмысленным подмигиванием, тянул Ребекку на дно пропасти. В ее воображении как бы материализовались две мужские фигуры – Рори и Амос. Последний, с его аскетической постной физиономией, никак не вписывался в мечты Ребекки о любви. Но она тут же одернула себя. Почему она такая испорченная? Разумеется, отец прав. От Мадигана нечего ждать, кроме беды и позора. А от мистера Амоса Уэллса?
      Тихий голос отца вывел ее из задумчивости. Ребекка тут же опустила взгляд, боясь, что он прочтет ее мысли.
      – Как скажешь, папа. Думаю, не будет большого вреда, если мистер Амос посетит наш дом в воскресенье.
      Она произнесла эти слова с большой неохотой, но ей хотелось, чтобы в доме воцарились мир и покой.
 
       Виргиния-Сити
      Девица в ярко-желтом сатиновом платье примостилась на коленях у Рори. Ее нарумяненные щеки и кроваво-красные губы резко контрастировали с бледной кожей. Порочное создание так же редко бывало на солнце, как и ее постоянные клиенты – шахтеры.
      Девица теребила пальцами волосы Рори, а он глотал прямо из бутылки алкоголь подозрительного вкуса и запаха и не отвечал на заигрывания своей кокетливой подружки.
      – Что стряслось с тобой, ирландец? Неужто ты разлюбил маленькую Седди?
      Она пьяно икнула и прижалась влажными губами к его шее, словно жаждущий крови вампир.
      – Я же приношу тебе удачу, Попрыгунчик!
      Действительно, Рори отхватил в рулетку солидный куш, а Седди во время игры тыкала пальчиком, указывая, на какую цифру ему ставить. Но деньги мгновенно испарились, частью там же за игорным столом, а все остальное в баре. Так бывало уже не раз. Рори без сожаления расставался с легко приобретенными долларами. Но шальной праздник все-таки слишком затянулся. Он не прогонял от себя Седди лишь только потому, что цветом волос она напоминала ему Ребекку. Но у Ребекки была кожа как дорогой шелк, в ней был трепет невинности, а у «ночной красавицы» румяна осыпались со щек, а ласки ее не вызывали у Рори никаких чувств, кроме раздражения и похмельной скуки.
      Если б сейчас Ребекка увидела его, развлекающегося в развратном притоне в самом гнилом месте Комстока, что бы она подумала о нем?
      «Приют дикарей» был ничем не хуже и не лучше прочих салунов, лепящихся друг к другу на Си-стрит. Никому не хватало фантазии даже хоть как-то назвать эту улицу. Обычно к полуночи возникали разные предложения среди завсегдатаев, но к рассвету все забывалось. Поднимаясь из-под земли наверх, шахтеры, отвыкшие от света и свежего воздуха, стремились превратить день в привычную им ночь и дышали спиртными парами, табачным дымом и отвратительным запахом дрянной косметики продажных женщин. Они работали по многу часов в душных забоях, в лабиринте, который по площади превосходил Чикаго.
      Над этим лабиринтом возник и процветал городок Виргиния-Сити. Так как никто не заботился о том, как будет выглядеть город при дневном свете, его застроили кое-как, и поэтому он был пугающе уродлив. Круглые сутки здесь виски текло рекой, и заскорузлые от грязи шахтеры после работы напивались и совокуплялись, насколько хватало сил, с дряблой и немытой плотью проституток.
      Салун заполняла обычная публика. Чумазые горняки топтались в танце с нарядными девицами, вздымая пыль, которая проникала через все щели и покрывала пол толстым слоем, более мягким, чем самый дорогой персидский ковер. Девушки здорово отплясывали, разгоряченные алкоголем, и обнимали уэлльсцев, евреев, немцев, а мрачные, углубленные в себя мексиканские «пистоллерос» расселись по углам и только ждали повода, чтобы затеять драку и перестрелку. Проштрафившиеся адвокаты с Восточного побережья, лишенные лицензии на практику, но все-таки одетые в выстиранные манишки и воротнички под горло, были заняты крупной игрой в покер.
      В одном углу салуна уже вспыхнула ссора между чилийским шахтером и мелким торговцем-итальяшкой, но пианист продолжал играть как ни в чем не бывало, заглушая разъяренные возгласы. Пока не прогремят выстрелы и пули не начнут летать по залу, никто не собирался ни во что вмешиваться. И рулетка по-прежнему крутилась, и миниатюрный француз – выходец из Канады, лелея в пальцах вынутый из ножен отточенный стилет, следил своими серыми безжизненными глазами за ее замедляющимся бегом. Он был подобен вулкану, который долгие века спал, но вот-вот был готов взорваться и излить раскаленную лаву на весь этот греховный мир.
      Рори принадлежал этому миру, и Ребекка была далека от него, как колючие серебристые звезды в ночном небе пустыни. Чтобы оживить в памяти ее образ, он подогрел себя еще одним глотком так называемого виски.
      Седди надеялась, что Рори уведет ее наверх и уляжется с ней в кровать. Она не понимала, почему он медлит. Она и так потратила на него много часов своего рабочего времени.
      – Ты что, спишь, мальчик? Или замечтался? – Седди была недовольна.
      – Сплю и вижу сны, – пробормотал Рори. Совокупляться сейчас с этой потасканной девицей или даже произнести в ее адрес необходимые для любой женщины ласковые слова он был не в состоянии. Его тошнило от запаха и вида ее тела.
      Он сбросил с колен увесистую, как гиря, Седди и отправился в путешествие по безымянной улице. Шатаясь и придерживаясь рукой о стенку, он прошел несколько шагов. Кирпичи, из которых были сложены строения салуна, все еще хранили дневное тепло. Он понял вдруг спьяну, что ему не хватает молитвы, вознесенной к небу, и любви такой девушки, как Ребекка. Будь проклят его несчастный жребий! Он никогда не получит ее в жены.
      Рори Мадиган, еле устояв на ногах, раскурил сигару. Как быстро день сменяется ночью. Он потерял ощущение времени. Неужели сутки проскользнули так незаметно? Он с наслаждением затянулся душистым дымом дорогого табака. Курение роскошных сигар – это была его слабость, которую он себе позволял после очередной победы на боксерском ринге. Если бы к этому добавить еще сон в чистом доме на крахмальных простынях в объятиях девушки, ароматной и невинной, как… Ребекка! Такой, которая с утра не потребует с тебя плату за ночь любви.
      Воспоминания о поединке с Уортоном слегка оживили его иссушенные алкоголем мозги. Он еще раз в деталях перебрал в памяти все события, предшествующие сражению. Гигант был уверен в своей победе, ставки на него делались один к десяти. И как вытянулись рожи его секундантов, когда Януарий, как бы случайно, опрокинул ведерко с водой, заранее поставленное у края ринга, и побежал к крану за новой порцией. Если б взглядом можно было убить, эти негодяи его бы расстреляли.
      Два мерзавца в отчаянии отплясывали джигу около ринга, зная, что потеряют несколько сотен долларов. Рори вышиб мозги из Уортона после шестнадцати раундов, доставив удовольствие местным джентльменам, показав им честную борьбу.
      Приз был самый крупный за все время его карьеры – тысяча долларов! И он был обязан поделить его пополам с Ребеккой Синклер. Ребекка! Дочь священника, далекая от него, как самая дальняя звезда на небе. Но кто запретит ему мечтать о ней в те краткие минуты, когда он приходил в себя после безумной траты заработанных кровью и потом денег на продажных женщин, на дешевое спиртное и на фальшивую рулетку? Пять лет он вел такой образ жизни, с тех пор как сбежал из католического сиротского приюта в Нью-Йорке на поиски своих братьев, отправившихся на Запад за счастьем.
      Его целовали многие женщины, прижимались отвисшими грудями, гладили шершавыми ладонями… Он сам научился от них некоторым приемам обольщения. Но когда он целовал кончики пальчиков Ребекки, ему показалось, что Амур воткнул ему в сердце острую стрелу, а мрачный мексиканский «пистоллеро» добавил туда еще пару пуль из «кольта». «Не может быть, чтобы девушка так подействовала на мужчину!» – убеждал он себя, а на самом деле он был не мужчиной, а еще незрелым мальчишкой, чей путь случайно пересекся с девичьей судьбой.
 
      – Да проснись ты наконец, Рори! Или я похороню тебя живьем и отчалю. Тогда выбирайся сам из могилы, если это тебе удастся! – Януарий кричал ему в самое ухо, а Рори с трудом приходил в себя и возвращался к реальности. – Эти леди гонят нас с тобой прочь. Им нужны кровати для новых посетителей.
      Рори перекатился на другой бок и закрылся, прижав руку к глазам. Он не хотел видеть солнечный свет. Не хотел видеть Януария, он не хотел видеть никого и ничего! О Боже! Ему казалось, будто все барабаны Армии спасения стучали ему по черепу.
      – Эй ты! – кричал черномазый коротышка. – У тебя остался хоть один цент? Или ты все спустил, Мадиган? Тебя учить можно только плеткой.
      – Какой умный совет ты собирался мне дать, Януарий? – Рори с трудом разлепил веки.
      – Я принял решение, Рори. Ты гори в аду, а я отправляюсь прямиком в рай!
      – Что это значит, черная задница?
      – То, что я накопил достаточно денег, чтобы открыть в Лондоне боксерский клуб для джентльменов. А у тебя одна участь – сдохнуть здесь в вонючей канаве.
      Негр схватил чемодан, собираясь уходить.
      – Эй, подожди! У меня ничего не осталось от тысячи долларов? – не поверил Рори.
      – Проверь свои карманы, мальчик. Может, там завалялась какая-нибудь монетка…
      В этот момент Рори Мадиган ненавидел весь мир, а больше всего черномазого коротышку.
      – Для ирландца привычно швырять деньги на ветер, – продолжал издеваться над ним его менеджер. – Если бы я не откладывал четверть нашего выигрыша в общую копилку, ты уже давно был бы на мели.
      Акцент кокни раздражал Мадигана, как никогда. Он с наслаждением бы сжег коротышку живьем вместе с его огромным Лондоном, о котором наслышался от него столько историй. Но прежде всего он сжег бы самого себя.