Асию оттаскивают, Айша, кажется, и он изо всех сил воротник оттягивает, пальцы с трудом вдел, чтоб от бешеной петли спастись.
      А потом хватал разинутым ртом воздух, никак не отдышится, галстук на плече, рубашка вылезла, впихивает в брюки, пальцы не слушаются, дрожат. "Стой!"- ему Алия, чтоб не дергался, а он тревожно оглядывается: видел кто? слышал?.. Решительно поправляет ему съехавший галстук и выталкивает за дверь.
      И Айша напугана: а вдруг разрастется? никакой ведь вины, это ж ясно, но поди докажи. "Если вы сами себя обвиняете!.." Спешка была, давил Хансултанов, торопил, и она тоже, но как хорошо, что не громогласно, нажимала, какая досада.
      "При чем тут он, глупышка?"- пытается успокоить.
      "Пусти! - вырывается Асия.- Он ответит!"
      "Разве нам не больно?!"
      "Вы все!.."
      "Несчастный случай,- как можно мягче,- кто мог знать?"
      И снова: "Вы все!.. Распирает вас, только б урвать вам"
      "Не забывайся, Асия.- То ли предостережение, то ли мольба.- Наша семья на виду". "Ну да, это ж мы, Аббасовы!" "Ты тоже!" "Да, и я тоже!.."
      Потом еще поговорят, на сей раз без уговоров, резко.
      "Беда ослепила тебя. И тебе наплевать на нас, на твоих сестер. Это ж удар и по Алие!"
      "Загремите однажды все!"
      "И ты будешь радоваться?"
      "Успокоюсь!"
      Айша была так напугана, что решила не ждать, а действовать, отвлекающий маневр (?), выступить с докладной запиской: копни любого!.. И ночью, перед сном, в ушах слова Устаева: "А ну-ка давайте расследуем!.." Он дотошный, вернее, был им. "Давили своим авторитетом? Зуд тщеславия?! Кто позволил эксперимент? Где расчеты и выкладки? Даже рекламу создавали!.. Всем родом: и вы, Айша-ханум, хи ваши зятья?.. Ах, стихия? Ну как же, небывалой силы шторм!.."
      Одно к одному: провал хансултановской авантюры, гибель Ильдрыма, разрыв с сестрой,- после письма Айша выкинула ее из сердца!- страхи, докладная записка и... уход Устаева!
      А прежде ушли ее, Айшу.
      Между уходом Устаева и приходом нового, именно в этот промежуток, и была названа улица именем Ильдрыма, великий соблазн был сказать Устаеву (но лучше промолчать!), а потом поздно говорить, ибо могут спросить: "А почему раньше мы не знали?" Мол, выгоду извлечь намерена.
      "А что?- продолжил тем временем Аскер Никбин, и Айша благодарна ему, что выручил.- Наша семья и впрямь может руководить. Если включить сюда и Ра-сула ("надпрезидент?"), да еще кое-каких иных родственников, вот бы кому заняться на досуге, выверить-вычертить! лучшего бы государства на земле не было!"
      Но почему Бахадур назван в ряду вождей?! то ли дар провидения у Агила, они почти ровесники, то ли еще чего,- "а ты случайно не входишь, программист-математик Агил, в полуофициальное, да, да, строго засекреченное! общество парапсихологов?!"
      И тут - гром!
      Первым весть о Джанибеке принес Махмуд. Слухи слухами, а здесь точно.
      Но сначала ушли за докладную Айшу. Потом ее шефа, Устаева.
      И ведомство неделю лихорадило без шефа. Разваливается!!
      И чего она полезла?!- только на миг это сомнение. ЧЕГО ЕЩЕ ТЕБЕ НАДО БЫЛО? Неделя-другая, и занять Хансултанову высокую башню, а к ней скоростной лифтоставалось только подписать! А там, как по цепочке, и у Аскера Никбина выгорит, Хансултанов обещал выбить место, как у соседей: поэт-академик, скоро выборы, и бросил фразу, пусть работает: надо, мол, и~ видных деятелей искусства в науку привлекать; шепот по залу разросся в гул, шумят, гремят, но кому связываться охота, тем более что знают, пошла бумага.
      "А то что получается?- перекричал Хансултанов рокот, массивная трибуна вот-вот рухнет под напором могучей сутулой спины, и весь он нацелен на зал, который утихомирился, слушая занятный рассказ:- Ну, что за мазню иногда показывают? Этот, как его, художник! лженоватор! нарисовал ребенка, голова у него вот такая,- рукой показывает,- как яблоко, а держит в руке гранат величиной с арбуз!.." И о силе настоящего искусства - о том, как однажды стоял у картины: "Ну, вы знаете, в музее у нас, у самого входа, висит, море клокочет и волны! Смотрел я на нее,- и руки к вискам приложил, пальцами вперед, как шоры, вроде конь какой, показывает, как смотрел,- и вдруг как обрушилась на меня волна, шарахнула меня по стене!! вот это искусство!.."
      Не успели.
      А ведь и рисковал Хансултанов: дорого ему могла стоить история с обрезанием Муртуза. Айша пыталась тогда воздействовать: делай свое дело, но тихо. Как тихо?! Это ж свадьба! первая свадьба будущего мужчины!..
      Будь что будет, рискну!.. И созвал Хансултанов сотню-другую гостей, торжества в старом отцовском доме, двор вместительный, столы по краям, музыканты, шашлыки, плов как горная гряда, и просторный круг для танцев, а среди гостей - иностранец какой-то, вернее, прибалт (а это латыш), пришел на свадьбу, ни жениха не видно, ни невесты, а потом мальчик появляется. "Вот он,шепчет ему на ухо сосед,- виновник торжества!" "Как, и уже родился мальчик?" Долго хохотали над латышом: и обрезание - это свадьба, объяснили, так принято у нас.
      Проскочило, прошло: ни замечания Хансултанову, ни упрека,- уход Устаева спас, не до него было.
      Как же Хансултанову проворонить такого лезгина, мастера по обрезанию? Папаха пахнет бараном, а усы от махорки порыжели,, чубук курит. А главное, безотказно орудует камышовыми приспособлениями, и вдеть не больно, и лишнее наружу, и нож острый, отвлечет малыша шуткой, глаза страшны, лучше помалкивать Муртузу, не почувствуешь даже, как кожицу срезали. И пеплом посыплет ранку, чтоб никаких заражений-нагноений, это уже много векЧэв практикуется, почище чем в клинике у опытного хирурга. А за что Хансулта-нова ругать? Какой антиобщественный поступок он совершил? Какую идеологическую диверсию? Пусть бросит камень кто безгрешен по части обряда. Да и кто не обрезан? Даже... но подробности ни к чему: и все зятья, и их дети, и тот, кто... короче, сколько лет прошло, а ничто не меняется (из заведенного), к тому же гигиена.
      Сомнение не дает Айше уснуть: может, не будь ее докладной, а ведь продумала до мелочей! и ей казалось, что именно теперь! время назрело и о себе самой дать знать, и Устаева в действие привести, взорвать эту благодушную атмосферу в их ведомстве,- не получилось!
      Изменение обстановки, как ушли Айшу: Аскера Никбина нигде не называют, будто нет такого поэта, Махмуда не утвердили, и он сник (вакансии по традиции занимаются не скоро: конкурс по слухам отбирает и отбрасывает кандидатуры, ждут-взвешивают, пока нежданно не объявляется претендент, о ком прежде никто не слыхивал).
      - Тебе бы радоваться,- успокаивает его Аскер.
      - ?
      - Учреждение твое, куда ты так рвешься, в зловещем треугольнике.- И поясняет, пока Махмуд недоуменно смотрит на Аскера: - Меж кладбищем, зоопарком и тюрьмой! Можно выбирать, кому куда! (И в первое свое дежурство Махмуд услышит львиный рык, вздрогнет, так близко, будто за дверью!.. И тотчас истошно закричат обезьяны: лев рядом!)
      - Эх, не то обидно, что не утвердили, а что сидит там человек, который клики от клоаки отличить не может!
      - Одного поля ягоды: что клика, что клоака, за это снимать не станут!- И еще что-то в этом роде говорит Хансултанов, мысль свою развивает, а внимание Махмуда вдруг привлек сынишка Хансултанова - Муртуз: у Айши на подоконнике фиалки расцвели, подойдет незаметно к ним, раз - и отщипнет голубой цветок... Махмуд аж опешил: маленький такой палач растет у свояка - голову фиалок ноготочком срезает!.. А как сказать?! насмерть Хансултанов обидится!..
      - Эх, бросить все, уйти в свою автоматику!
      - А кто тебя туда возьмет? Ты ж отстал! Правда, твое изобретение действует безотказно, слышал я: муфта Махмуда! вошла в научный оборот...- И вздохнул Хансултанов: о Гиндукуше ни слова, удержаться б на Эльбрусе! Он знал, на какой стул ему садиться: третий в пятом ряду, а на сей раз почему-то (!) забыли даже пригласить в президиум.
      А тут еще и Асия заявляется, впервые после всего, что случилось, вернее, Бахадур ее пригласил, благодарный ей, что она пошла с ним на заключительный вечер в школу, и этот ее визит он назовет впоследствии СМОТРОМ СИЛ СЕМЬИ в тяжелые для нее дни; встретились с Бахадуром случайно: он шел, думая, кого бы это позвать в школу, а тут вдруг Асия: "Привет сельской труженице!" "Я только на день",- будто оправдывается. "Ну да, весь край от мала до велика собирается к вам, чтоб помочь, а ты - в город!"
      Поистине смотр сил: с Бахадуром, потом к Айше (Асия нет-нет, а виделась с матерью, когда дома никого); и что это Асия вдруг решила явиться именно в эти дни?! пойдет и к Алие, но не домой, а прямо в клинику, перед тем как уехать в деревню; может, и к Айне? к Зулейхе? если успеет.
      Да, Айша весь день дома сидит, ждет. И чтоб так нелепо оборвалось?! как загнанный в клетку зверек,- жалко сестру. Но лучше не приставать, еще вспыхнет!..
      - Можешь радоваться! - ей Айша (И ЧЕГО ТЫ ПРИШЛА? И недавний ее восторг, когда она в пику всем, показался ей глупой выходкой: "Как некому? А Асия?!" Вечность, кажется, с той поры прошла).
      - Чему радоваться? Твоему падению? Такие, как ты, здесь утонут, там всплывут!- Ирония? Пророчество? Успокоить-утешить чтоб? Уколоть?..
      Посидеть бы тихо-молча, и Зулейха тоже молчит, будто на поминках, причем, в пик траура, день третий или седьмой, хотя - о, глупцы, усмехнулась Асия, и Айша вскинула на нее злой взгляд, даже мать и та встрепенулась, боясь, что вспыхнет спор, разругаются сестры, и без того примирение на волоске держится. И вспыхнул (тут же погаснув).
      Массивный стол посередине с резными ножками, а на нем - высокая хрустальная ваза с крупными золотыми медальонами на ней, под старину, НАДО Ж, ДОДУМАЛИСЬ, недавно появилась, сияет гранями, а медальоны будто цельные, вмурованы, и такая скатерть, что рукой боязно тронуть: золотая парча (нежный, ручной работы, тонкий ковер).
      - Да, был у нас на Колодезной обычный стол, на нем и уроки делали, кляксы на клеенке, и содой стирали, съедая узор, и отец на нем работал, за ним и пир закатывали.
      - Пир? Чай только!
      - И тебя,- на Бахадура смотрит,-на нем пеленали.
      - И тебя тоже,- ей мать.
      - ДА, ВСЕХ НАС. И ты настояла,- Айша говорит, НЕ МОЖЕШЬ БЕЗ .СТЫЧКИ,-чтоб мама выкинула этот стол как рухлядь.
      - Тебе бь! радоваться... осторожно! выронишь! ей цены нет!- Асия только протянула руку, чтоб дотронуться.- Специальный заказ!
      НЕЧАЯННО ЗАДЕВ РУКОЙ, СБРОСИТЬ.
      - ...за мои труды, если на то пошло!
      Я Ж МОЛЧУ, ЧЕГО ОПРАВДЫВАЕШЬСЯ?
      - ...не украла, не ограбила!- Это чтоб все слышали.
      - ХУЖЕ! ТЫ УБИЛА!
      - ??
      - ВЕРУ УБИЛА!
      - Перестаньте,- вмешалась Марьям,- а то запутаюсь.- С кружевами она.
      - Я молчу.
      - Нет, пусть скажет, раз пришла. _
      -- Убила... Многое во мне убила,- тихо сказала, почти про себя.
      Айша как будто ослышалась. И мать тоже. И Зулейха, и Бахадур.
      Асия выговорилась, как выдохнула, Никто даже не отреагировал: что за вера? и при чем тут убийство?
      Помешалась на страхах. Айша повела плечами, мать уткнулась в вязанье (на сей раз для неведомой невестки?), немыслимые по узорам кружева, лабиринт, Айша молча вышла, а Бахадур задумался: что же теперь будет?
      - Я пойду...- Зулейха чмокнула в щеку мать.- У меня сегодня масса вызовов.- А прежде позвонила к себе:- Срочных нет?.. Спасибо.- И повесила трубку, заспешила.
      Тихо. Слышен набегающий издалека нескончаемый гул: то ли длинный состав, то ли снег в горах шумно тает, ветер принес.
      "Угомонись, придира,- усмехнулась Асия,- чего пристала к сестрам, когда у тебя у самой..."-да разве объяснишь? И тайна, и ложь с Африкой, и что жив Ильдрым, и ой-ой какие нули, а будут еще, вздохнула: и сколь долго это будет? А изберут бригадиром, и узнает про пашню орошаемую, и про ее сокрытие (чтоб прогреметь, когда тайное станет явным).
      И в доме есть чем гордиться: Бахадур.
      - Что не порадуешь маму?- говорит ему Асия, и рассказывает Марьям, что была в школе, а Бахадур разворачивает только что полученный аттестат, скоро и золото будет, медаль. А докторская Айны? (Успела!) И к Хансултанову Асия зла не питает.
      Посидела и ушла. К Айне: надо ж хоть поздравить! Но и там траур, ходит Аскер Никбин из угла в угол, вздыхает, и вздохи его долетают до Асии в другую комнату, где они сидят с Айной:
      - Это он так работает!
      - Вздыхая?
      - Очевидно тяжелая сцена - убедил жену, и она верит. А поэт об Устаеве думает: неужели крах?!
      И к себе на квартиру, которую ей Расул с Лейлой оставили,4 а там живет еще мать Расула, Месме-ханум,- приезды Асии сначала воспринимала настороженно, при своей-то живой матери! но так велел Расул, чтоб Асия, приезжая из деревни, жила у них, выполняет волю сына; и радуется в душе, что есть рядом с нею человек, и рядом, и далеко: а как приступы участятся, что тогда? И однажды некому будет вызвать "скорую".
      Асия не успела к Алие, да и не пустили бы: шла операция, и очень удачно получилось с искусственной почкой,- ждали, и случай помог, а накануне, как стала Алия ныть и крупные ее бриллиантовые серьги играли гранями: "Надо достать!!"
      "Но что я могу сделать?- возмущался Хансулта-нов.- Прикажешь кого-то задавить, и тут же к тебе, чтоб донорская почка была?!"
      Да, случай помог, пока один не умрет,- старая-старая поговорка, часто Алия вспоминает,- другой не родится! А потом, как удачно прошла операция, и хирург, и ассистенты, анестезиологи, сестры - так у них всегда - собрались в ординаторской, а там огромный стол, выпили коньяк, непременно французский, а вскоре перейдут и на наш, местный, аранский, ибо патриоты, и закурили, дымя пахучими сигаретами, блоки у нее всегда, и "Кент", и "Мальборо", в открытом ящике письменного стола в кабинете,- любой запросто входит к Алие, любимице клиники, ибо нет у нее тайн от коллег-врачей, и опытом щедро делится, и с медперсоналом добра, никогда ни в какие конфликты,- и чего скрывать от других, как она живет?- да, ни в какие конфликты, а там у нее и ссоры, и слезы, старшая сестра все равно будет требовать от сестер, ибо каждый на своем месте любит быть начальником: да, деспотична, но как иначе? и простыни чтоб всегда были чисты, и никаких подмен старых .на новые, и лекарствам учет, и дежурства четко расписаны, а о том, что Алия всегда после операции курит,- кому какое дело? Алие кажется, что именно курение позволяет ей сохранить форму, надоели с вопросами:
      "Какую диету держите? Английскую? Шведскую? Французскую?" И даже пьет, Хансултанов не догадывается, не ведает и о том, как его жена с больными общается: сразу на "ты", и никаких церемоний, скажет - как отрежет, а с женщинами иногда и такую многоярусную матерщину!., хоть уши затыкай, кто духом слаб; это она с Хансултановым и его кралями робка.
      Когда же кончится ожидание?!
      И в который раз Айша оживляет в памяти, так и свихнуться можно, тот роковой день, после докладной: Устаев ее пригласил и хриплым голосом, синяки под глазами, кислый запах изо рта, Айша невольно отстранилась, а он уловил, и тотчас неприязнь и раздражение, не пристало-де строить догадки, основываясь на слухах; как шло - так и пускай идет, ухватились за руки, и там, наверху, и здесь, никого не хотим выпускать из нашего круга, и пошли в танце, а мутить воду, вносить в ряды раскол, чернить испытанных (имен не называет, а у Айши дюжина их), и о соре из избы, слушала, как в тумане, чуть дурно ей не стало, когда отчеканил, обретя боевитость: "Мы с вами не сработаемся..." Что ж, не захотел воспользоваться услугами Айши, а заодно укрепить свои позиции.
      Да, поделом ему: не успел прогнать Айшу, как его самого торжественно проводили, но торжественность эта фальшивая, всем ясно.
      И возник Джанибек (Гусейнович).
      Уж кого-кого, а не его ожидали. Думали, к примеру, о высоком и стройном, под стать камышу (кипарису, может?), а пришел низкорослый и упитанный крепыш, могучий, как дуб, а точнее - как шар; и крепкие, хотя и кривы% как у опытного наездника, ноги.
      Айша была убеждена, что о ней вспомнят: "А где наша чернушка Айша? Огонь-девица, а?!" А кто вспомнит? Но разве из прежних не могут? Чтоб отмежеваться от Устаева: "Самодур! И как посмел? Создал в ведомстве атмосферу подхалимажа, лизоблюдов искать не надо, а она, эта хрупкая женщина, возьми да и выскажи ему! А ведь ей было что терять! И нас ввел в заблуждение!.."
      Айша отчетливо представляла: держат в руках ее послужной список и восторгаются: "Ай да чернушка!"
      И держит Джанибек!
      - Чтоб меня?!- рассказывает Айша Расулу с Лейлой, на день прилетала.
      Да, это был великий день в ее жизни, когда пригласили! И не потому, что кто-то вспомнил: "А ну, где наша чернушка?!"- такого не дождешься! Докладная ее случайно в руках Джанибека оказалась (затерялась в ящике стола?), вот и вся загадка. И не успели пригласить, как о том пошла по городу молва. А когда, окрыленная, вышла на улицу - знали в крае все.
      - Нет-нет, ты по порядку! (Это Аскер Никбин.)
      - Ужасно устала! Всю ночь вчера, как позвонили, не могла уснуть.- И сладко зевнула. Зятья подумали, что ослышались.
      И Хансултанов: что дальше?! Эльбрус (не прочь здесь закрепиться: третий ряд, седьмое место!)? Или Джомолунгма (здесь первый!!)? И Махмуд: как же с сетью?!
      ("И ни слова обо мне?"- так и хотелось Расулу прервать, когда Айша рассказывала.)
      А у Бахадура фантазия разыгралась, но взгляд не выдает.
      Еще вчера днем и помыслить не могла, даже в пять вечера, когда ей позвонили. Вся мокрая, как мышь, и слова сказать не может.
      - Прислать за вами машину?- Розыгрыш? Ну нет - подделывать голос!! Так прогремишь!
      - И обо мне ни слова?- спросил-таки Расул, прервав ее ("Не хотел меня отпускать, а я ему: Джанибек Гусейнович, там вас дожидаются солидные люди!").
      - Нет, отчего же, спросил: "Вы, кажется (!!), с Ра-сулом родственники?"
      - И что ты?
      - "Да, родственники", сказала как есть.
      - И все?
      - А что еще?
      Джанибек задал тогда вопрос Айше столь неожиданно, что она растерялась: знакомы ли Джанибек и Расул? и как Джанибек относится к Расулу? похвалить? или осудить? мол, да, родственники мы, и безучастно; а не подумает ли плохо: "Если вы так можете о своем родственнике, да еще таком, как Расул!.."
      Джанибек (он все-все знает: и о зятьях, и о сестрах, пятеро, кажется, со счета сбился Джанибек, есть еще одна, да, да, шестеро! но до нее руки не дошли еще, некогда пока, к тому же фигура не решающая, вне сферы, но имя запомнил, вроде континента, Асия) еще вопрос подкинул:
      "Расул, кажется, помогал вам?"
      "Он? Мне?!"- Айша улыбнулась многозначительно, и это можно было прочесть и как благодарность, и как иронию.
      "И конечно же,- допытывался Джанибек,- вы поддерживаете тесный контакт?"
      "А как иначе? Ведь моя сестра замужем за ним!"- Лучше нейтральное, мол, через сестру.
      "Это какая?"
      "Лейла".
      Задумался, будто вспоминает.
      Интуиция не подвела Айшу: откуда она могла знать, что котировался и Расул, пока об этом, и то в пылу полемики, не скажет ей он сам; и добавит: ."Не забывай, что мы не аранцы!"
      Когда шли разговоры о новом шефе, у нее мелькнуло: "А вдруг Расул?" Но тут же отвела эту мысль: во-первых, Расул только что получил новое назначение, а во-вторых, Лейла сказала бы (но и Лейла не знала!).
      И даже Асия, казалось, с чего бы ей? как только скинули Устаева, подумала о .Расуле; Айша забыла - Асия тогда ведь сказала:
      "Да, жди, непременно пригласят, может, сам Расул и пригласит?"
      "Расул!- вспыхнула Айша.- Пусть о Лейле лучше подумает!"
      "А что Лейла?"- Айша ни слова.
      Но волна слухов прокатилась через их семью. "А если Расул, а?"Хансултанов высказал догадку, но прозвучала она как шутка.
      - Кстати, вы с ним знакомы?- поинтересовалась Айша, видит, что Расул не удовлетворен ее ответом Джанибеку.
      - Прекрасные отношения!
      - Да?- недоверчиво.
      И вскоре, когда все уже стабилизируется и Айша. войдет в рабочую форму, бросит на радостях клич сестрам, не раз случалось и прежде: "Ну, хотите поехать?" Были в Таллинне, в Риге, там хоть шаром покати, надо в новых краях поискать, прибалтийский вояж в моде, для кавказцев как заграница. "Куда? В Вильнюс!"
      Позвонила Расулу: "Отпусти жену". У каждой сестры хобби: у Лейлы вкус, у Айны пельмени. "Крохотные, красивые, вкусные, в ложке умещается девять штук!"гордится Аскер Никбин умением жены готовить пельмени. "Не девять, а тринадцать!"- поправляет Айна.
      Как без хобби в наш век прагматизма, чтоб уйти в свой мир? Вкус не хобби: у Лейлы еще и куклы, будет шить, и сошьет, чтоб интриговали, и оживлять, чтоб не гасли страсти, а у Айши... Что же у Айши? А у нее домашние и общественные интересы сливаются: взлет сестер, слава семьи, ибо ячейка. И мощь брата, особая ставка на Бахадура, который продолжит их ветвь, соединившись, это из заветного... а с кем? но разве мало процветающих здесь родов? Ну и соблюсти форму, чтоб поддерживать престиж: и дом, и безделушки, ведь женщина! и рослые парни, готовые по первому зову явиться. И конечно же ритуал встреч, улыбки, безотказность, когда по одному ее слову тотчас включается автоматическая система управления: люди должны чувствовать, что Айша сильна, и запас ее прочности велик.
      На сестер спрос. Мужество требуется, и подвиг в придачу, чтоб не отведать и шашлык, и прочее,- никакие почки-печень, пузыри всякие не справятся, надежда только на нож! И диагноз чтоб был точным, прежде чем резать.
      Да, хобби, а мучимый думами Расул допытывается у Айши, которая предлагает Лейле занимательное путешествие: увязли гусеницы!! что и как там у них под водительством Джанибека. Можно подводить некоторые итоги кипучей деятельности.
      "Да, да, много перемен",- уклончиво отвечает Айша. А не вслух: "Мы ж по междугородному!" Трубка уже в руках Лейлы: "А ты-то сама едешь?" Что муж, что жена! "Ты с ума сошла, как же я могу?!"
      Хансултанов сердится, что жена в путь собралась, но молчит. Алия ему как-то шкатулку показала, тоже хобби, чтоб поразить: такое Хансултанов только в кино видел, про Али-Бабу и его сорок разбойников: открывается крышка сундука, и от блеска лучей в глазах рябит. А Зулейха в эту именно поездку приобретет такие серьги, что сама Сальми, жена шефа Айши, а уж всем известно, что Сальми славится своими крупными побрякушками, удивится, увидев их в ушах Зулейхи.
      И летят сестры. А здесь, куда они прилетели, еще не разобрались, что к чему: крохотная площадь, в которую вливаются узкие улочки (вроде улиц их старого города), а на углу низкое здание, помещение маленькое, как войдут сестры и колокольчики на двери зазвенят, можно закрывать и никого не впускать, это надолго. А с ними еще и сыновья, ведомые Агилом, у которого уже давно усики, и Адил с ними, и Муртуз-младший, все семеро крупные и смуглые - по узким улицам древнего города, похожего на музей, большие красивые черные глаза, заглядываются на них.
      Два номера люкс рядом, сестры громко переговариваются через окно на непонятном здесь языке, а на них сразу сверху и снизу: "Дайте уснуть!!"кричат. "Аа...- недоумевает Зулейха.- Что за люди? Радоваться жизни не умеют!"
      А утром, перед тем как выйти из гостиницы: "Что? Что с тобой?!"перепугалась вдруг Алия; Лейла, белая как полотно, сжала губы, все нутро выворачивает. "А ты случайно...- спрашивает Зулейха, ведь лучший диагност! И взгляд испуганно-возбужденный, с искрами радости. Сестры ждут: когда же у Лейлы кто родится? - А ну дай в глаза посмотрю!" Она сначала в глаза: они обычно затуманенные, когда тайна в них, и чуть-чуть припухлые губы.
      "От краски это, пройдет!" (только что выкрасили дверь). Аллергия?..
      "Да, да, от краски, а я уже думала расцеловать тебя, Расула обрадовать!"сокрушается Алия. Наутро прошло.
      "Неужели только это? Не ожидаете ничего нового?"- Сестры забыли уже и Лейлу, и обморок ее, Зулейха - сама озабоченность, пытливость, и глаза шарят по прилавку: а цены! а цены! Симпатичные блондинки, на вкус зятьев. И косятся сестры на Агила, особенно Айна, обожает своего сына, смотрит, как он украдкой на блондинок заглядывается, и жар заливает ей грудь. И чтоб не спеша рассчитаться,- в кабинет, ведь такие суммы! "И все же,- радуется Зулейха,честнее платить, сколько указано, а не по принципу зеркального отражения". Лейла не поняла. "Как, не знаешь?"- удивилась Зулейха. И пояснила: "Зеркальный принцип, это еще столько же!"
      Полезно проветриться, новые края увидеть, от мужей отдохнуть.
      И просьбу Айши выполнили: ажурный лепесток, а на нем, будто звезды на южном небе, крупные светятся - чистая слеза! а грани!., из глубин вспыхивает ярко-голубоватое, и луч вонзается в зрачок.
      Все бы ничего, только не обошлось без шалости Агила, дай ему только повод поиздеваться, не упустить случая,- на радость Асие, Лейла ей расскажет про эту самую выходку племянника, поначалу и Лейла, не скроет, волновалась: на сей раз сестры раздражали ее своей суетливостью - и то взять, и это не выпустить из рук, а чтоб урезонить, их, стыдно ведь, что подумают? нет, не может она, это Асия только умеет, а вот и новый выискался - Агил!..
      Исчезла коробочка с ажурным лепестком! только что была, Зулейха в руке держала, потом Алия разглядывала, передала Лейле, а она, толком не рассмотрев, протянула Айне, та взяла, положила в свою сумку,- и бац, нет коробки!
      "Агил!"- тотчас решила Айна: случалось уже - спрячет сын ценную вещь, над которой кто-либо из них, Айна или Аскер, дрожит (было с перламутровым портсигаром деда! семейная реликвия, и она - у старшей, Айны), а потом приходит, когда весь дом перероют: "Получайте, рабы вещей!.."- или что-то еще в этом роде.
      И Айна при сестрах крикнула Агилу:
      - Живо клади на стол!
      - Что?
      - Сам знаешь! коробку!
      - С синим бархатным верхом?
      - Да.
      - Сейчас.- И направился к выходу.
      - Ты куда?!
      - За коробкой.
      - Разве она не здесь?- побледнела Зулейха.
      - Я, кажется, внизу у дежурной ее оставил, думал, пустая.- И выскочил. За ним Адил, далее Муртуз. И сестры одна за другой. Загрохотали ступени (с одиннадцатого этажа!). А эти на лифте. Подскочили к дежурной, и у ее окошка коробка с бархатным верхом. Агил первый взял ее, помедлил, пока все подойдут, и торжественно открыл - пустая!
      Зулейха тут же к дежурной:
      - Коробка пустая!
      - Ну и что?- не поняла та.
      - Как ну и что?!
      - Видите ли,- сказал Агил, подойдя к окошку,- моя тетя,- и на Зулейху показывает,- могла бы купить всю эту вашу гостиницу, но дабы не плодить безработных, ибо в таком случае вы...
      Зулейха резко оттолкнула Агила: "Сус! то есть "Молчи!" - И к дежурной:
      - В коробке была драгоценность!
      - Понятия не имею.
      - Но коробка была у вас.
      - Я правильно исполняю свои обязанности,- румянец выступил на щеках дежурной,- и не принимаю на хранение драгоценности жильцов.
      - Но она лежала вот здесь!
      И тут вступила в переговоры Айна:
      - Мой сын... Агил, объясни, как все было!
      - Меня перебили, извините. Я начну сначала. Мои тети, как, впрочем, и моя мама тоже, приехали сюда, чтобы очаровать ваш ювелирторг. Нашими стараниями он подчистую...
      - Дрянь!- Алия ударила его кулаком в спину, а мать оттащила от окошка, шлепнув по башке.
      - Ну вот, еще и бьют!- усмехнулся Агил.- Извините, что побеспокоили вас, содержимое коробки в нашем номере, элементарная моя рассеянность!
      С Зулейхой, как вошли в номер и Агил, достав лепесток из-под подушки, бросил на одеяло, началась истерика, Алия проклинала тот час, когда согласилась ехать с ними, Айна била себя по коленям и охала - за что ей такое наказание?.. А Лейла притворно изумлялась: "Не нахожу слов!"- и думала про себя: Асию б сюда; но и упомянуть о ней не решается: опять начнут говорить о странностях ее, да и Алия не утерпит - пятно на их семью, нелепые обвинения Асии, брошенные в лицо Хансултанову; посметь пойти на такое!
      Явились, как приехали, к Айше и подарок - ажурный лепесток ей преподнести хотят. Чтоб непременно Лейла вручила.
      Айша обняла сестер, и они прижались друг к другу, и Айна, и Лейла, и Зулейха, хорошо, когда вот так, все вместе, и в беде, и в радости... "Любимые мои девочки, спасибо вам!.. Нет-нет, ни за что (чтоб взять как подарок) , мне самой девать некуда, ну да, что стоят эти рубли?! вода! бумажка!..- И плачет от радости, что сестры о ней думали, и смеется, что хотят ей даром отдать,- ни за что!"- И до рубля расплатилась, ведь несут и несут. Не рассказывать же сестрам, как и те ей не расскажут, ибо неэтично, сколько разного всего накоплено,- а вдруг бы и не вспомнил о ней Джанибек? Она, к примеру, недавно Унсизаде звонит, из соседнего отсека, вузовский шеф: "Надо устроить",- кто-то ж должен учиться, какая разница кто? А благодарность - ей, что устроила, потом он, Унсизаде, непременно к ней с просьбой обратится, ведь кому-то надо занять вакансию, не все ли равно? и благодарность на сей раз ему, обоим хорошо, и ей, и ему (и тем, чьи дела устроены), и можно припеваючи, важно только, чтоб аппетиты были умеренные, не зарываться, но чаще контакты не прямые, а через доверенных, близкая подруга (Айши?), с которой договорились, и она, как пчела с цветков, дань, отработано с давних еще времен. Каждый месяц можно обновлять наряд (гардероб?) и гарнитур (на всю квартиру): правда, случается и затор, с зеленым горошком,- всех обойдешь, всех обзвонишь, нет и нет!..
      Кстати, а кому это мешает?! И кто кого неволит? От чистого ведь сердца,- и гостей принять, и друзей навестить, и череда праздничных дней (рождения, юбилеи, свадьбы, пиршества...), да еще содержание надежных глаз и ушей, чтоб быть в курсе и не упустить чего важного в гигантски разросшемся городе с его пугающими цифрами микромассивов, посыльные всякие, мелкие поручения, кого-то приструнить, и рослые парни.
      Да, выдвинул Джанибек ящик стола, а там докладная Айши. И полное совпадение: по фактам, по лицам, все-все! "Ай да чернушка!" Ну да, ведь и он тоже СОБИРАЛ (и прятал в сейфе, у себя дома, незаметно вмонтирована под репродукцией картины... но кто у него был дома?:, кажется, картина Шишкина "Утро в сосновом лесу".