Семейные тайны

      "Ты о ком, Лейла? - спросил-таки Расул.- Ах, о вашем родственнике!.. Но это ж было так давно!"
      "Однажды так кончит, не ты, успокойся, кое-кто из моих зятьев!"
      "Ты имеешь в виду,- съязвил,- конечно же Хансул-танова".
      "И не только!" - не стерпела Лейла.
      "Ну да, ведь для твоих сестер и я - зять".
      Только что дошло до Расула с Лейлой, как Айша спасла честь Алии, прервав очередное увлечение Хансултанова.
      Могуч Хансултанов: огромная его спина сутула, и весь медвежий облик устремлен вперед, сокрушит и свалит. Но Аскер, как соберутся, ищет изящные ходы: "Скачет Хансултанов только по вершинам, не опускаясь в низины. Был на Казбеке, а потом - такой гигантский скачок! - на вершину Эльбруса влез. Какой вершиной назвать должность, на которую тебя прочат, а? - шутил при Расуле, это было много лет назад, на даче, все в сборе, и слова щелкали, как орехи во рту.- Гиндукуш? Джомолунгма?!" И на Алию смотрит. Никак она не привыкнет к новому званию, ей звонят, послушают и повесят; а потом:
      "Извините, это не домработница Хансултанова?" Крупные инженерные открытия некогда были у Хансултанова, породнился с Айшой, и пошло, и пошло!.. До слез довести может, как заседание: "Встань! Сядь! Встань!" Как с манекенами, а ведь не мальчики тут!
      - Рюмку коньяка хочешь? - как Лейла расписала. Неприятно, что у нее коньяк. "Да,- подумал,- сидела, тебя ожидая!"
      Вот и впустила бы того, кто звонил в дверь. И Ниса в решающий момент бьет его этой коньячной бутылкой, которую тот принес в свой последний визит (и она прогнала его!). Заволновалась, настолько зрима их дуэль, И ОБА ВЫМЕТАЮТСЯ!
      Проверила замок, ни за что не откроет, а потом пошла к Расулу, он стоял у окна, глядя на тихую улицу, и прижалась к его спине, ощутив, с чего бы? нежность к нему. И тотчас отстранилась:
      - А теперь я расскажу тебе о твоих причинах.
      Он заметил, что Ниса избегает его хоть как-то называть: а как? просто Расул? но годы! или привычное Расул-муэллим? Эти крепкие губы тотчас увянут и состарятся. "А меня зовут Расул",- сказал он, когда познакомились. Не говорить же молодой девушке, представляясь ей, Расул Мехтиевич? Но как вымолвить это слово: "Расул"? Ей казалось, губы покроются волдырями. Живет на свете... Расул! - губы ее горят, щеки пылают, особенно левая, которую он обжег, прижавшись своими колючками. Но прежде надо описать его облик, хотя легче, казалось бы, нарисовать.
      Вот и рассказать здесь о художнике, которого однажды привел тот, и у нее возникла вдруг догадка, что неспроста. Ну да, он хотел оставить их с художником вдвоем! Вот подлец!., (а через художника проникнуть в Салон Сальми).
      Взяла рюмку Расула:
      - Можно я глоток? - И отпила.- Чтоб узнать твои тайны.- И странно: у него светлые глаза, хотя он чистокровных тюркских кровей, чуть ли не из прародины тюрков уйгуров.- Недавно реферировала книгу о древних тюрках для рекламного бюро.- То ли голубые, то ли...- Умолкла.
      И Расул:
      - Зеленые?
      - Остерегайся мужчин с зелеными глазами! У них в душе одно, а на языке другое. Они коварны, жестоки, злопамятны, им ничего не стоит увлечь такую дуреху, как я, и бросить!
      - А ты точна.
      Так вот о причинах. Сначала никаких причин не было. "Блажь!" - сказала ему жена, а потом, когда он увидел Нису: "Вот она, причина!" - и смутная тревога, не покидавшая его последнее время, испарилась, исчезла.
      Эти бесконечные упреки Лейлы, чаще не высказываемые: дескать, у него вторая, в глубине кабинета, потайная дверь, вроде книжного шкафа, и кнопкой открывается, диван, холодильник, и еду на подносе, накрытом белой салфеткой, несут. Скрытая от всех других жизнь. Она не унизится до придирок, не уронит женского достоинства: "Что же, гуляй себе на здоровье, от сравнений я только выигрываю!"
      Вдруг ни с того ни с сего у Расула, все неспроста,- он рассеян, обостренное внимание к мелочам, разговорчив излишне, задает пустячные вопросы с таким видом, будто речь идет о чем-то очень важном, и он видит в ее взоре пытливую внимательность, недоверчивость, и сам не поймет, с чего он возбужден, и чувствует, что ведет себя не так, как всегда, в этом Лейла права... Ну, что случилось? Отступи. Спокойнее. И начни с чего-то, с пустяка, ведь она чувствует, что ты неспокоен, и думает, ищет черт знает какие причины, а ты отвлеки ее!
      И он спрашивает чепуху, вроде:
      "А какой сегодня день?"
      "Ты уже спрашивал об этом".
      "Да?"
      И снова ее пытливость, а он в роли подопытного кролика. И его раздражает, что она уловила его стремление подавить беспокойство, которое разгорается с новой силой.
      "Чего ты придираешься?!"
      "Стыдись. Подумай, отчего ты такой странный сегодня. Рыльце в пушку?"
      И новый взрыв, он уходит, чтоб побродить по улице, и думает: что же было сегодня? вчера? И губы горят, сухие, изнутри какой-то жар, и боль, резь, чешутся глаза.
      "Давай спокойнее,- говорит он Лейле.- Вот я вернулся домой. У меня прекрасное настроение. И не успел я что-то сказать или спросить, как ты вдруг с оскорбительным недоверием изучаешь мое лицо, выражение моих глаз, я же вижу. Что это?! Как будто не с работы я пришел..."
      "О боже! Ты думаешь, я ревную?! Кстати, чужих жен для родного мужа не жалко. Но учти!.." Это она уже как-то говорила: мол, не думай, что я верна тебе; чтоб держать в постоянном напряжении? а может, правда?!
      Лейла почувствовала, когда дошло до Расула, что Даля вышла замуж. "А ждала тебя",- кто-то внутри шепчет. "Но ведь вышла!" - "А ты оставил ей надежду?" Неприятно, что Даля вроде предала его. "До меня дотронешься..." - вспомнил ее слова. Но светло от воспоминаний, что ЭТО БЫЛО, и лампа, я шепот, пусть недолго, но было!.. И горечь, что Даля не с ним. И годы! годы!., невозвратно ушло, и другой у нее муж, а он забыт.
      - Что дальше? - Расул почему-то поверил: Ниса скажет такое, что непременно совпадет. "А вдруг и Лейла там, как и я здесь?" Даже захотелось, чтоб это было, ни ревности в душе, ни боли. "И кому-то рассказывает обо мне".
      - А дальше... приехать в город, чтоб увидеть,- она почувствовала его тоску,- камни, булыжники мостовой, и скорбеть, что их залили асфальтом, старые дома, широкие балконы, которые нависают над Старой Почтовой улицей, как ажурные изваяния, а потом,- и это Ниса подглядела, когда они шли по улице,вдруг остановиться перед незнакомым Космическим проспектом в растерянности, не зная, как ступить на него и что откроется за ним, ведь здесь были другие дома, другая улица, шел трамвай,- это он рассказал ей,- номер третий, чуть ли не рыдая, стыдясь своей сентиментальности, а спутница его не менее сентиментальна, чем он, и это их роднит, вспоминать свое детство, когда вскакивали на ходу и ездили на хвосте последнего вагона, свою юность.
      "И лампа!..- мысленно перебил ее Расул,- Но это тебе неизвестно!"
      - ...и случайная встреча с будущей спутницей.- Расул встрепенулся даже: "Ах, как я мечтал увидеть вас!" - И ее волшебство,- говорит о себе Ниса,будит в нем прежнего Раеула, с которым он, казалось, простился, смирившись с тем, что есть. Кто-то шептал ему ты должен поехать! Какой-то неясный зов. Он так рвался, ему казалось, что это все он придумал.- Ниса запомнила все, что говорил ей Расул! - И город, и дома, и улицы Старую Почтовую и Колодезную, а между ними Караульный переулок, звучащий как песня далекого детства, как гимн ушедшей юности, эти теплые острова, нетленные в вечно молодой душе, что в реальности ничего этого нет, что это плод его фантазии, и он каждый день блуждает по городу, которого нет, ему непременно надо было удостовериться, что город реален, и улицы его, и дома, и люди, это есть, это твердо, иначе чувствуешь себя человеком, живущим только в мире собственных представлений, жизнь кажется ненастоящей, придуманной, жутко стало, он должен воочию ощутить, и в первый день подходил, рукой трогал камни, еще теплые, а потом сдувал с ладони приставшие мелкие острые камушки, даже ногой ударял по тротуару и, оглядываясь, чтоб никто не увидел этого чудака в больших защитных очках, шел дальше, к следующему углу, за которым дом.
      Да, да, они с Нисой подошли к дому, где он родился, и Расул замер в смятении:
      "Боже мой, какой он стал неухоженный! облезли стены, выбоины во дворе, ямы, вонь, гарь! покривились ступени лестницы, все свыклись, никому нет дела, лучше б не видеть".
      "Пойдем, я покажу тебе другие дома,- и Ниса потащила его отсюда, она тоже в больших защитных очках, чтоб никто не узнал, и они долго шли.- Видишь!" Это были высотные дома.
      "Но мы их видели, когда в первый день шли по Хазарской набережной".
      "Я покажу вблизи, с Космического проспекта,- и повела вверх.- Мы пройдем парком. Смотри!" Остановилась у начала Кипарисовой Аллеи, пересекаемой Молодежным проспектом, чуть искривленной, чтоб вписаться в горный склон, Кинжальной, вернее бы - Сабельной, улицей. Это были высотные дома. "А теперь что я тебе покажу! - По Кипарисовой Аллее пройти не удалось, а отсюда, сверху, с бывшей Кинжальной, они спустятся.- За поворотом сейчас увидишь".
      Расул собрался было рассказать, что Ильдрым, чьим именем названа Кинжальная улица, его свояк, и о трагической его гибели, Ниса вспомнила бы про семь гробов, о митинге, как хоронили Ильдрыма и его товарищей, пустые гробы, но их остановили:
      "Простите, вы куда?..- Вежливый молодой человек.- Извините, но сюда хода нет".
      Расула взорвало:
      "То есть как нет?" - Это дорога в парк. Расул не раз ходил здесь,отчитать наглеца, осмелившегося, и кого!..
      Но Ниса потащила его вниз. "Не связывайся! Я покажу в следующий раз".
      "Ты о дворце?" - вдруг спросил он.
      "Слышал?.. Вот он!" - показала издали.
      "Дьявольски красив!" - воскликнул.
      Ниса удивилась: "Дьявольский?"
      "Нет, красив дьявольски,- поправил ее Расул.- Умеем, когда хотим".
      Шайтаньим назвали (Расул узнал потом), в честь высокого гостя. Объект особого внимания Джанибека, каждый день - чтоб сводка на стол. И залы - по числу звезд высокого гостя. Но то хорошо, что останется здесь, на этой земле. Отлепится ли название - Шайтаний?..
      Здесь некогда был пустырь, и однажды Расул гулял тут с Джанибеком.
      "Нет в нас этой твердости, мы еще размазня,- говорил Джанибек, когда еще делился сокровенным.- Чуть что, и слезы. И мнительность изматывает силы, расслабляет, делаемся как воск. Да, легкоранимы, и чуткость развита у нас, как у какой-нибудь твари, чующей землетрясение. А знаешь почему? - И оглянулся, а потом шепотом: - Нам всегда приходилось лавировать меж турецким султаном, персидским шахом..." - И умолк.
      "А третий кто?"-спросил Расул.
      "При чем тут третий?"
      "Сам же сказал: меж трех огней!"
      "Царь! Ну, это я к слову. И живут вбитые нам в головы извечные назидания: пришли в мир, насладимся его дарами! и эти бесконечные словопрения, работа вполсилы, не ощущая радости, когда выкладываешься весь, и мускулы твои поют,мол, нам ли тягаться и бежать наперегонки?" - говорит Джанибек, оставаясь и мнительным, и сентиментальным, как Расул; шли и шли, и тот обогнал, где же была ошибка?
      "А!.." - махнул Джанибек рукой, ну да: еще не стал тем, кем вскоре станет (и кем не стал Расул), и, бичуя себя, остается мнительным, это неистребимо, и даже ославить, а то и казнить, чтобы сожалеть потом, эти летящие головы. "Эй, где тут палач?!" И палач: тотчас появляется, весь в красном (чтоб кровь казненного не была на нем видна). И в каждом жесте, который подозрителен, каждом взгляде видеть подвох.
      "А!.." - махнул рукой, чтоб не думал Расул, что он мечтает о чем-то таком, что недоступно; и говорит так, будто не он сам, а Расул только что разразился монологом против... не поймешь, против чего: апатии или царя?..
      "Да брось ты, кому нужны твои сомнения? Ни тебе изменить, да и как? ни мне НАШЕЙ ПОДЧИНЕННОЙ ЦЕНТРУ ДОЛИ, хотя о том я и не помышляю.- ТАК ТЕБЕ И ПОВЕРИЛ, зуд честолюбия. А РАЗВЕ ТЫ САМ НЕ ПОДВЕРЖЕН неуемному тщеславию?..Пили, пели, наслаждались, каждый живет, чтобы жить.- И о страстях: - Ах какие мы пылкие, к тому же раннее созревание (а это к чему?), и силы физические, веками ведь вдалбливали: рай, гурии и прочее, опережают, так сказать, начала цивилизующие и мы лихорадочно изыскиваем способ удовлетворения своих страстей".
      "Уж не жениться ли вздумал?" - вдруг спросил Расул.
      "А что, и до тебя дошло?"
      "Не забудь пригласить!"
      Уедет Джанибек в родную деревню, где и горы, и степь, и запахи моря, и привезет жену, ибо предначертано еще отцом, и волю его исполнит старший брат Джанибека - горянку Сальми-хатун, юна, почти девочка, а Джанибек уже успел и взлететь, и пасть, и в сторону на время отойти, чтоб снова начать восхождение,- ныне у нее салон, Салон Сальми, и будет с женой счастлив, как и она с ним,- не мешает мужу, поощряя в нем (без слов!) властолюбие.
      "...к тому же предрасположенность к иллюзиям и мечтательности. Так что не трогай, не меняй",- Джанибек ли говорил это?! такую развил активность, что все в недоумении и немного растерялись, чтоб потом ринуться догонять, да поздно, не угнаться уже, ой-ой где сверкают пятки!
      И Джанибек мечтает: создать идеальное, такая скука, услужливость, смирные работяги, и норду надоест дуть, попробуй перемахни через высокую дамбу, врываясь то ли со стороны Волчьих ворот, то ли с Овечьей долины.
      И увядают, не познав.
      И кларнет поет, разрывая тишину и заливая густыми терпкими звуками улицу, плывя над крышами.
      Что тебе не дает покоя, Расул?! Ах, тебе... ну да, выпустить джиннов из бутылок, а как потом впихнуть обратно?., у кого за пазухой бутылка спрятана, у кого из кармана торчит, а кто встал в длиннющую очередь, чтоб протиснуться, маникюр облез, ногти, а ногти!! и эти лица, эти щеки! и чтоб джиннов из бутылок?!
      А Расул Джанибека (разве нет?) любит, даже... (?!); ведь и он, как Джанибек, сентиментален, его обманули, приласкав, потом - друзья помогли покинул Джанибека, а вот теперь приехал, может нежданно нагрянуть, "О!.." сначала крепко повздорили (на какой предмет? или так со стороны может показаться, что повздорили, а на деле - это изъяснение в любви?), потом Расул, будто снял голову и пожалел, что, увы, не вернуть,- руку протянул Джанибеку, тот сначала не понял, и обнялись,- и тут же выскочил Бритоголовый, много-много глазков, чуть не пристрелили на месте, решив, что... ну как так можно?! негодует охрана,- так обнялись Расул с Джанибеком, что опасались убить, прошив одной пулей сразу двоих, И ОСИРОТЕЛА БЫ НАЦИЯ, ИБО ТОЛЬКО ОНИ ДВОЕ И ЕСТЬ У НЕЕ, ЖДИ, КОГДА РОДИТСЯ ТРЕТИЙ (третий уже родился!), а они, Расул и Джанибек, как одно целое, две спины, одна шаром, другая доской, грудь к груди, и две головы, одна чуть ниже, и это единое диковинное двуглавое и восьми-руконогое млекопитающее.
      А тут инкогнито.
      Прежде Расул вроде б над Джанибеком был, приглашал:
      "Тебе (в твое ведомство) нужны чистые и честные (??) парни? Выбирай!" - и гору перед ним личных дел.
      Джанибек был услужлив, скромно благодарил.
      А потом, как Расула проводили, взлет и прочее, Джанибек пригласил, ЗАМАНИВ СЪЕСТЬ, чтоб избавиться от соперника, сорвать плод, пока не созрел.
      "Кстати, а возвращаться не думаешь?" "А что? - полушутя ему Расул. ОТТЯНУТЬ. ПОСОВЕТОВАТЬСЯ С АЙШОЙ! - Я не прочь, только..." "А я не говорю, что завтра,- прервал его Джанибек, но ликует: СОГЛАСЕН! - Я так и предполагал! Будем вместе!"
      ("Как же можно отказаться, когда САМ тебе предлагает? И ты знаешь, КТО за ним стоит!..." - скажет ему Айша.)
      Да-с, заманил.
      А Расул накануне с шефом своим над каверзным документом колдовал, и вдруг шеф:
      "Мы эту фразочку иначе! - и азарт в глазах, нашел! - Ну, ничего формулировочка?!"
      Так и изощрялись: кто посвежей фразу придумает для верхов, ОТВЛЕЧЬ ЧТОБ.
      Вроде бабушкиной присказки, помнит Расул:
      "Ай да хитер плешивый! Гончую подзадоривает, кричит ей: "Лови!" - а зайцу говорит: "Беги!"
      И Расула так захватил восторг шефа, что он ударился в патетику, тошно потом самому:
      "Какое счастье, что под вашим началом, без вас бы!.." - и так далее, фу! противно! А тот разулыбался, потом вздохнул, жалея Расула:
      "Да, увы, потолок, выше вам некуда!"
      И Расула поразила эта откровенность: бросить все к чертям!! А куда? Как летом: отель, бескрайние дюны вдоль берега и лес сосновый, а Лейла зашла в "Комис", магазин рядом с рынком, нет ли чего экзотического? А он стоял в ожидании Лейлы, и вдруг обрывок фразы, три женщины прошли: "Мы с нею простились на стриптизе в Нью-Йорке..." Что же дальше? Догнать: "Извините, а что потом?" И дурацкая мысль, фантазия разыгралась (а Джанибек задал свой вопрос, вроде капкана, и ждет: "Ну, что скажешь?" НЕПРЕМЕННО ЗАМАНИТЬ): БРОСИТЬ ВСЕ, ЖЕНИТЬСЯ НА... ЭСТОНКЕ! А что? Хутор, дремучий лес, уединение, и речь непонятная, когда каждое слово кажется мудрым и великим, о чем-то вечном, жизни и смерти, и она влюблена в тебя, как кошка.
      И парное молоко по утрам. И маслобойка в исправности, давно не пробовал, вспомнил, как выменивали с матерью на ее бостоновое пальто, сшила перед самой войной, очень модное, и на пуховые подушки, два фунта масла за пару, в аланских горах, куда ее на время послали учить детей пастухов.
      А ягод столько, что топчешь под ногами,- черника! и грибы! и жар печи, с тебя пот градом, меж лопаток струя, и на губах привкус соли, а ты нанизал на прутик-проволоку крупные упругие боровики и сушишь на зиму, и баня финская, сидели как-то на горячем осиновом настиле полки, и синие сумерки за крохотным окошком, и озеро с прозрачной, как слеза, водой,- выскочил из парной и бултых в эту синюю-синюю воду, а всеумеющая мама (?) Эвы, да, да, именно Эвы-Евы (Лейлы еще нет: пока не переберет все вещи в "Комисе"!), ибо ты - Адам, шерсть прядет, свитер свяжет ему, как некогда мать вязала,- тянет и тянет нитку, чтоб потом связать джорабы, шерстяные носки с узорами-орнаментом,- у Расула ноги чтоб не мерзли зимой, когда в школу пойдет.
      А вот и Лейла, о ней забыл, это часто у него,- видеть себя холостяком. И молодым. И в сорок лет учиться косить и стога собирать на хуторе. Кругом гигантские валуны, принесенные сюда еще в ледниковый период.
      А однажды в пиджаке и тапочках, деньги в кошельке, Эва хватится - нет ее Адама, а он дотопал до билетной кассы: "А можно в Гянджу? Что? Издеваюсь?.. Ах ваша фамилия Ганжа!.. Извините, это чистое совпадение! Что? Нет такого города? Как нет?.. Ну, тогда..." Лейла его резко остановила: машина!!
      В то лето Лейла была неутомима, какие-то неведомые ему страсти, пыталась как будто обмануть природу. Ночью вдруг начинает к нему приставать. "Ну?!" И тормошит, и будит, и дыхание горячее. "Ну!!" Будто поженились только. "Не спи!!"
      "Что с нею? - недоумевал Расул.- А ты еще мечтаешь о другой!., эстонке!.."
      "Ты холоден,- упрекнула она его, Я УЖЕ СПЛЮ,- как это их море!" И заперлась.
      Расул чертовски уставал после подводного плаванья меж скал, и чистое ясное дно. Вспышки Лейлы казались неестественными, чуждыми ее натуре. И пытливо разглядывал, предаваясь всяким глупостям, тонких, хрупких, ломких девиц,Лейла для дома, это прочно, а раздалась как!! "Вставай! вставай!" - тянул он ее в круг, и звонкий мяч обжигал ладони; Лейла быстро выдыхалась, и ее ни за что уже не позовешь. "Иди, резвись! - говорила она ему;- Что? Ревность?" хохотала она, и злорадство вдруг в душе, что БЫЛО, СЛУЧИЛОСЬ (месть).
      Как он рвался сюда, к этим дюнам, напоминающим родину, для которой он стал чуждш и куда нет ему дороги.
      "Может, ты едешь не один?!"
      "Ну, как ты можешь? Опять?!"
      "Что ж, поезжай!" И отвращение к нему, что уехал! один! без нее! а она домработница его!
      "Ты с мастерами сумеешь договориться!.." Уехал, а ее оставил доканчивать ремонт. И ДОГОВОРИЛАСЬ!! Умопомрачительство какое-то, как в забытьи. Кто б ни был тогда, неважно, он ли, молодой мастер, НО ИМЕННО ОН, другой ли, их трое было, мастеров, а остался он, и у нее вдруг, и это она помнит, смутная тревога, волнение отчего-то, что ИМЕННО ОН!., тяжкая работа была, собирали и собирали, сил уже нет, и вдруг, сама не знает, как это вышло, оказалась, ТЫ ОЧЕНЬ ХОТЕЛА! в его объятьях, руки в извести, халат заляпан краской, и газеты на полу, он проворно скинул телогрейку, и она... вспыхнув, оба сгорели тотчас, прогнала его потом. "Вот так!"
      Да, да, это было, отвращение к Расулу, что уехал, а ее оставил!.. И однажды, много лет спустя, когда у Расула, чувствовала (??), кто-то есть, чуть не выпалила: "Да, и я тоже!" И такой гнев, Расул не понял, с чего вдруг? И в страхе умолкла, ей показалось, что рушится все, что возведено неведомо для чего и кому это все достанется? И крах, и позор, докатывается до родных, до зятьев-свояков, эти их взгляды!.. "Ты?!" А Расул вдруг, как-то ночью возникла догадка,- надо же, чтоб в голову такое взбрело? отогнал, как и Лейла, то чувство, когда забылась и с нею можно было творить что угодно.
      Ее, как мастер ушел, среди ночи стало рвать, все утро выворачивало, и утром как больная, тело болит, никому не открыла дверь, мастера потоптались, ушли, рвало от краски, от какого-то чуждого, сама не поймет, запаха, и в голове неотвязная мысль: "Уж не... Но так скоро?!" И откуда ведомо это чувство, если раньше не было?.. Вскоре снова мастера пришли, КАК БУДТО НИЧЕГО "НЕ БЫЛО! И молодой мастер ТИХ, КАК ЯГНЕНОК. Да, да, ничего не было (и не будет!). А потом голос' врачихи, к которой она ходила, когда задержка: "А вы, милая, беременны!" "Ну что вы?!" - И страх, это уже после ХОЛОДНОГО МОРЯ, груди налились тяжестью, но тревога оказалась ложной. "Я б сохранила!" И БЕГАЕТ ГОЛУБОГЛАЗЫЙ. "На кого ж он похож?" - ехидно спрашивает, но кто? А^кер или Хансултанов, чтоб взвинтить Расула. И она даже Расула слышит: "А это не голубые глаза, а зеленые". "Я б сохранила!" Но это уже потом, когда оказалось, что тревога ложная, ничего нет.
      А врачиха нахвалиться не может Лейлой, как она опрятна, чиста, сложена, "идеал женщины!" и что Лейла прекрасна, может любого осчастливить, "эластичность и шелк", и от слов ее Лейла тает.
      Согласие Расула получено. Уже знают по ту и эту сторону хребта. А тут вот он, ход Джанибека! Расул чувствовал? недаром как назойливое вертелось в голове, и он не понимал: КАКОЙ ЕМУ СМЫСЛ? ДВЕ БАРАНЬИ ГОЛОВЫ В ОДНОМ КОТЛЕ, не уместятся ведь! мешать будут друг другу, привязалось - не отвяжется.
      - Что? Мелочь? Ничего себе мелочь!
      Тебе обещали море, синее-синее, и каравелла твоя следовала по курсу к мысу Доброй Надежды, и белые-белые паруса... хотя случается, и бурлит оно, вспыльчивое, как подует норд, и черные тучи цепляются за верхушки нефтяных вышек, но ты на берегу, и каравелла твоя в тихой гавани. Нет, простите: иначе! Согласился на стабильную работу со штатом референтов, консультантов, пресс-центром, телексом, и прочие удобства, а тут нечто зыбкое, как мираж, с бесконечными выездами под стук колес в купейных вагонах, и долгие ожидания, КОГДА ПРИМЕТ ДЖАНИБЕК, и по солончакам топать, обходя трещины, дабы ботинок твой не застрял, отвесные спуски и крутые подъемы в горах, что и конь не одолеет, того гляди свернет шею, и конского лекаря, кому имя коновал, но с дипломом и ромбовидным, как университетский, значком, не доищешься.
      - Ну да, мелочь,- как ни в чем не бывало удивленно смотрит Джанибек,оказался неожиданный прорыв, студеный ключ оголен, и зной иссушает бесценный родник.
      "Ах вы хотеэээли! - слышит Расул, как шеф ему, ведь проводили уже! И помнится, не положено, но повод какой! шампанское пили, и шеф чокался, вспомнив кутабы Асии: "О, вам можно позавидовать! Ах какие были... как они называются, эти восточные пирожки?" - Расул напомнил.- "Да, кутабы! С гранатами!" - И просил передать привет свояченице,- непременно приедет отведать! А потом, вздохнув; "Жаль только,- сказал,- с Шемаханской царевной,и на Лейлу смотрит,- прощаться". Назвал он так Лейлу очень давно, как впервые увидел и поразился ее красоте. Лейла зарделась вся: "А я не из Шемахи",сказала. "Это не столь уж важно, Лейла-ханумЬ - Галантный, знает кое-какие обычаи.
      Расул умело шампанское открывает: проволоку открутив, держит пробку, а она живая под рукой, то крепко, а то чуть провоцируя ее стремление вытолкнуться, и слышит, как газ в щелочку "шшш".
      - Но не по моей специальности! - взмолился Расул.
      - ?? - Это Джанибек.- Разве я по специальности?! Или Правая Рука? Даже и не вспомнишь, какая у него специальность! строитель? но где дом, который он построил; шахтер? но кто укажет шахту-бис, где он вкалывал? целина? но, между нами, неизвестно, кто кого поднял: он ее или она его (спасибо за откровенность) .
      Было иначе. Нейтральное. Чтоб никого не дразнить. Вместо целины солончаки (и кто укажет оазис, который он засадил на месте солончаков), а вместо шахтер-ства - новое месторождение, и неизвестно, кто кому обязан взлетом (и опять-таки спасибо за НОВУЮ откровенность). А Джанибек тем временем продолжал, пытаясь опровергнуть Расула:
      - А Друг Детства? Он мне как брат, но я разве слеп? и не вижу, на что он пригоден? В лучшем случае чабан, пастух, это же ясно! или...- задумался,погонщик верблюдов, хотя нет, не по плечу! А твои родичи? - Какая память, изумлен Расул, всех-всех помнит Джанибек! Даже о племяннике его вспомнил: дескать, ТАКОМУ поручено учить политической этике арабов (достойны своего учителя!).- Разве занимаются своим делом? Махмуд, чем прочищать носоглотку, изобретал бы себе! А этот богатырь Хансултанов? Ему подковы гнуть, а не в жюри заседать! И поэт!.. Впрочем, он только стихи сочинять и может!
      - И прозу,- напомнил Расул.
      - Об актерстве его тоже знаю Но Аллах с ним, пусть экспериментирует!.."Аллах" прозвучал как "щут", грех на душу взял Джанибек, ко всем иным прегрешениям, работа такая, чем выше чин, тем значительнее и грехи.- Да я сам, если на то пошло! Разве по специальности? ТЫ БЫЛ БЫ ОТЛИЧНЫМ ТЕНОРОМ. Надо! твердо заявил Джанибек.
      И увез Расула паровозик (кукушка?) в тупик.
      Он в пункте А, а уже понял, что в ловушке, рвется в Ц (скоро перейдут на латиницу, придется переправить на С, и расшифровывается буковка как Центр, где Расул как будто процветал), но минуя Б (латинское В), где восседает Джанибек, неэтично, а на Б, как известно, видимо-невидимо населенных кунктов, и первое, что тотчас вспыхивает в уме,- Баку, хотя (вовсе не в целях конспирации) можно назвать и города иные по схожести судеб и без намеков, Бухару, к примеру, где некогда был эмират и где художники не додумывались, воображенья тогда не хватало, рисовать собственной кровью портрет любимца эмира, или... Благовещенск со скидкой на нацио-колорит, но это немыслимо далеко, а скорее всего, Батуми, с которым Баку связан нефтепроводом, и это вовсе не государственная тайна,- изобретенье ТЕХ времен, когда что-то реальное делалось на этой земле (скепсис, который неуместен).
      И слабели старые связи Расула.
      Слепили глаза алмазные лезвия гор, пролегающие между реальностью и безысходностью.
      И маки в майскую пору алели по обе стороны дороги, связывающей Расула и Джанибека.
      Вот и новое слово узнал Расул: "лимон", шифр - миллион (еще вчера были старыми, а нынче - новыми, с тем же количеством нулей, ибо инфляция).
      Диалог однажды под окном в ясный осенний день, когда услышишь и писк полевой мышки:
      "Сколотил бы себе три лимона,- говорит один другому, а Расул слышит, специально для него,- и в ус не дул. А то как бывает: захотел быку рога выпрямить - и умер".
      "Кто?" - спрашивает писклявый голос.
      "Что - кто?" - бас, столь редкий здесь.
      "Помер кто?"
      "Бык, конечно".
      "А я думал, тот, кто захотел рога выпрямить!"
      И оба хохочут, зная, что Расул слышит их.
      "На одном пшене долго не протянешь, а три лимона кое-что да значат!" уточняет бас.
      Тут надо ухо востро! Ни жены чтоб рядом, ни кого бы то ни было из родных: лишний человек - лишняя связь с внешним миром. "А это вашей жене, у нее ведь сегодня..." - проверить сначала на безделушке, а потом, когда та привыкнет, и кое-что покрупнее; или пригласят (через жену?), не пойти нельзя, неудобно, и Лейла тащит его, а там на одного условного друга три реальных недруга, втянут в спор, так опутают, что не выпутаешься!
      Вся земля до клочка засеяна, ибо нули.
      А чем?
      На ум тотчас: хлопок. Это на поверхности. Можно, чтоб заинтриговать,камыши, и ведомство, где вкалывает Расул, КамышПром, по части свирелей, чьи мелодии хорошо усыпляют овец, а при них - тихие ягнята, послушные пастуху, у которого свирепые псы-волкодавы, а в руке - крепкая палка, больно бьет.
      "Что?! На охоту??" - и такой у Расула взгляд, что у его зама, предложившего отправиться на охоту, развеяться, чуть сердце не остановилось.
      Каждый шаг Расула на виду: берет? не берет?
      Занимательная этика.
      Только б захотеть! Вначале был бы шок, даже электроконвульсивный, вроде удара по голове, потом наступает процесс привыкания, а со временем создается некая модель отношений, и для окружающих твои действия уже не являются раздражающими, и ты - не чудак, а такой же, как все.
      Чего только в голову не приходит, когда ты один в саду, где осыпались листья, но солнце по-прежнему источает жар, а у ворот время от времени разверзается пасть сладко зевающего усача: это вахтер скучает, охрана, приставленная к Расулу, чтоб не умыкнули, как красавицу какую, выведать про секреты КамышПрома, его сектора и отделы, комиссии и подкомиссии, короче, ЭТАЖИ. Расул взял за правило подвергать свои нервы разветвленной стимуляции и себя на своем участке стимулирует, и на Джанибека, который восседает наверху, оказывает воздействие, бомбит его рацио и эмоцио: смотр, фестиваль, вечера (игры на свирели?), месячник (безопасности труда?) и вспышки бенгальских огней, фейерверки.
      Даже концертный зал в древней мечети, где выступит, экзотика! Аскер Никбин со своими гостями, среди которых знаменитый поэт, толстогубый,- какая встреча была в глуши: хлеб-соль, а точнее, свежеиспеченный в яме чурек, золотистая корка хрустит на зубах, прямо из печки-тендыра, и народный напиток, нет-нет, не спиртное, возрождается шербет.
      Игра свирели, лопалась зурна, пели ашуги, встречая гостей: "Твои уста сладки, как шербет..."
      Толстогубое думал, что это вино, выпил шербет, и лицо кислое, будто на восточных поминках, где не пьют. Но вскоре разулыбается: "А запах! а запах!"