Семейные тайны

      Убить время, но как? А вот и она!.. Заметил ее, когда багаж сдавали (привычка: кого-то, кто приглянулся выделить из массы), медленно двигались к весам. (А как было: вещи сданы кем-то, кем-то будут получены, и в номере гостиницы ждут хозяина.)
      Съежилась, в чем только душа держится. В ресторан?
      Накурено, гарь! Покрутился у киоска, глянцевые обложки, значки-сувениры, а вот и сосед, что бубнил о каких-то животных, которые-де, "чуя близкую смерть, возвращаются умирать на родину"; что за родина у животного?! "Туда, где появились на свет". А тут стало трясти - ощущение взмахов крыла, оторвется еще!..
      И как долго будут торчать в незнакомом городе?
      Снова она! Он долго смотрел, как она удаляется не спеша. Вот и опять: стоит чуть боком к нему, это сочетание смуглости и синих глаз, изучает расписание, вот-вот обернется, почувствовав его взгляд,- нет, не обернулась.
      Встал к справочному окошку, множество вынужденных посадок и задержек. Экономия горючего? Давно не приходилось становиться в хвост очереди, когда же в последний раз? Не вспомнит. Неужели только в годы войны? Когда за керосином. Или хлебом.
      Лететь, ни о чем не думая, не надо выступать, отвечать на приветствие и не упустить из виду ни того, ни другого, есть определенные блоки, ритуал... А здесь расслабился, никаких забот. Кто лежит, кто всей семьей расположился, дети, узлы, едят, пьют, гигантский зал, гудящий и беспокойный.
      Сон в руку: трибуна-вышка!..
      И вспоминает тихие комнаты, мягкие диваны, цветы в вазах, и кто-то, тонкие длинные пальцы, наливает в фужер шипучую воду, и телевизор сам по себе, в пустоту, почти не выключается. "Вам какое? Белое или красное?"
      А там, куда поехал, вырвавшись тогда из тупика,- быть начеку постоянно; гляди в оба!! и дома, как на службе! непринужденная светская беседа, но каждое слово надо прежде обкатать; и отовсюду: диверсии, взрывы, похищения, мир помешался на терроризме, а здесь мирная очередь в окошко, спешить некуда, и ты знаешь, что тебе скажут: "Ждите!" Ну вот, уже дерзит! "А нельзя ли повежливей?" - "Вот еще, учить будут!" - "И учить, и приучать!"
      Да, взвоешь. Все в окошко: "Когда же?!" Блондинка в форме, и на петлицах крылышки, как у ангела, который будет парить над ними. Готовый распластаться и взмыть ястребом, чтоб камнем пасть.
      Так расслабился, что вздремнул. "Объявляется посадка..."
      Нет, не им. Очутился, гонимый потоком, у буфета. Переселение народов, миграция!.. Словно беженцы, которых перевидал немало в той далекой стране, куда уехал, вырвавшись из лап Джанибека. У нас их, слава богу, нет. НО БУДУТ, подумал, глядя на очередь (и думая о делах Джанибека). Кому бы бросить клич разнесут в два счета. Будет и ТЕРРОР, и все то, что перевидал, КОПИТСЯ И ЗРЕЕТ в ожидании иных времен. Кто вечен из тех, на кого опирается Джанибек?
      Два огромных самовара.
      "А, и вы здесь!" - улыбнулся, и она приветливо ему кивнула. Орудовали две женщины, одна разрывала пакет с растворимым, а другая /из чайника наливала кипяток. "В гости или командировка?" - "Была в гостях" Примостилась на широком подоконнике. Вода остыла, что ли? А бывало: только на дне, всего два-три глотка, но зато сразу жар по всему телу.
      "Объявляется..." Их самолет!
      Ясное небо, а почему не принимали? И в самом деле: ни туч, ни ветра, ясное, чистое небо. Кажется: давно это было - его догадки насчет задания выведать, с какой целью Расул сюда едет. А ведь непременно отыщется человек, который узнает его, и сплетни пойдут.
      "О, кого я вижу! С приездом, Расул-муэллим, добро пожаловать!" - и с трудом сдерживается, чтоб не спросить: "А по какому это случаю?" И, не дожидаясь ответа, закивает головой: "Ну да, понимаю, понимаю..." - а понимать-то, собственно, нечего. "Нет-нет, что вы, непременно в моей машине!"
      Ни одной знакомой души. И даже ее нет. Высокая тачка, их рейс, доверху набитая чемоданами, толчея, найти и вытащить из-под груды свой, раскидав другие. "Нельзя ли?.." Кто-то бросил насчет "собственного самолета", ну да ладно, что ввязываться? КОВРОВАЯ ДОРОЖКА ОТ ТРАПА И ДО КОЗЫРЬКА, ВИШНЕВЫЙ ЦВЕТ И ПОЛОСЫ, КАК НА БРЮКАХ, И МУЗЫКА. Надо ли об этом? Нет-нет, почетных караулов не было.
      "Это мой чемодан!" - Ее голос!
      "Да? - И свой взял: два одинаковых! - То-то я подумал, какой тяжелый... Я шучу, что вы!" И они пошли к стоянке такси. "Нет, тут уж я настою на своем!" и усадил в машину, а таксист развернулся только и - стоп!
      "Потеснимся!" - И цифра астрономическая на счетчике: ну да, не выключается ведь, а какая выгода?., привыкай!
      А ведь было: гости по машинам, бархатные сиденья, и не знаешь, куда цветы положить, и пьян от аромата слов, и музыка льется из приемника, специально будто к их прилету, и машина бежит, и всюду - до последнего дня - четко поставлена служба.
      "...мне здесь, спасибо",- и ушла, испарилась будто.
      Где-то живет, и нет ей дела до него.
      И дом, где прожиты те два года (и тридцать семь дней... нет, без подтекста: день за днем сосчитал!).
      В раме на комоде, как вошел,- фотография матери, ее не было прежде, укор будто: "Ну вот, и проводить меня не приехал".
      Жилой вид, как при Месме,- тот же чайник с фиалками, та же пузатая жестяная коробка с чаем, усатый индус в обнимку с красногубой индуской, родинка на щеке. И на стене - портрет отца: Саламу Саламову почти столько же, сколько его сыну. Усталые глаза. Асия изредка наезжает из деревни, оттуда им звонит.
      "Эх, в деревню бы! - в трубку ей как-то Расул.- Парного б молока попить день-два!"
      "Что? - хохочет Асия.- Много лет назад был бунт коров, перевелись!" - И письмо ему, вроде пояснения: "Пришла корова к дому, мычит, чтоб хозяйка подоила, а та в клубе кино смотрит, "Лимонадный Джо", и взбунтовались коровы: да и некогда возиться с ними: до порога вся земля камышами засеяна (шифр?), ведь такие нули!! Всем народом собираем". Автобус два часа туда, два обратно, а там еще полчаса под палящим солнцем или проливным дождем.
      Тихо, полутьма в комнатах, выходящих на глухую улицу. "Что ты будешь делать?.." Тусклое зеркало. И будто Месме ему: "Седые волосы у тебя появились". Прежде, бывало, приедет - и сразу матери: "Ну я пошел, у меня столько дел!.." Постоял перед зеркалом. "Хочу по родным улицам пройтись". А с каких пор ностальгия?.. Как будто не мог раньше приехать (а ведь волнуется!).
      И правда: что ни год - все это последнее время - ему предлагали. И по линии профсоюзов, и еще каких-то учреждений, даже из целлюлозного (!!) комбината,- ну вот, пошли новые аббревиатуры (и рад, что проскочило, не заметили), да-с, целлюлозного комбината, нарочно чтоб напомнить о ведомстве Джанибека (отличная из камыша бумага, с водяными знаками), на очередной, три Ка, Континентальный Курултай Камышологов,- крикливый парень самовлюбленно стрекотал (новая аббревиатура?), на грани катастрофы, мол, если Расул не поедет, катил готовыми блоками; знатные земляки, восседающие в центре, здесь все на учете, особый список. А однажды из писательского союза, может, старший свояк Аскер Никбин посоветовал, позвонили, вылетела из головы фамилия, не раз с ним прежде встречались, помнит только, как жена его ласково Тушей называет, толстогубый; и не жена вовсе, Аскер Никбин таинственно улыбается, а телохранитель.
      "Женщина-телохранитель?" - удивился Расул.
      Аскер Никбин в свою очередь поразился удивлению Расула: таких простых вещей не понимает.
      Да, Толстогубое его фамилия; надоест ей эта роль: или - или, и выйдет замуж, погрузив толстогубого в печаль (и родятся строки, в которых вселенская боль).
      А Расул - вот в чем загвоздка! - каждый раз соглашался поехать, а накануне отказывался: занят. И те, кто предлагал поехать, знали, что Расула вычеркнут. Знали еще, что, дав согласие, Расул сам откажется, как подойдет срок покупать билеты. А вдруг согласится?! Расул понимал, что игра: ни он не поедет, ни там его не ждут, так что нечего охать и ахать.
      А сейчас, как приехал, нацепил большие защитные очки - и тут же в старую часть, где жили: как она, цела?
      И непременно повторить путь своего детства, с этого и начнет. Но прежде на кладбище! Страшно: прийти - и не найти могилы отца и матери; оно разрослось, кладбище, как город в городе. Надо б с Асией. Без нее, выходит, ни шагу.
      Шел - и вдруг - сестра Лейлы, красавица Алия!! Расул встрепенулся, но она прошла мимо. Не узнала! Сначала недоумение, вернуть, остановить, потом обида (?!) и - радость: не узнают! Обогнул дом, где восседает в своем кабинете его свояк Хансултанов, уж не от мужа ли шла? и по каменным ступеням поднялся к крепостным воротам.
      И этот ход Расула не во сне, а наяву, шел, и на углу, да, да, часто стоял тот на углу, словно столб,- оказывается, все просто, а Расул черт знает до чего додумывался, мучился, это товарищ отца говорил, склонившись над альбомом, где портрет двоюродного брата матери.
      "Как они с Расулом похожи!.." - и всякие догадки насчет Другого отца; а вот и разгадка, как Расул мог забыть?! Почему он выжил, а все братья его умирали: чтоб обмануть судьбу, родители "подарили" Расула другу дома и втолковывают ему, пусть он называет того отцом.
      "Назови дядю папой!" И Месме согласна, ждет, когда сын произнесет эти слова, чтобы услышал злой рок и оставил их в покое. А Расул ни за что! "Ну, что тебе стоит? - умоляет мать.- Скажи дяде: "Папа"!"
      Расул не помнит, сказал или нет, но вдруг появилось к другу отца новое чувство: и чужой он, и близкий, а тот сквозь пенсне, водрузил на переносицу, зрение неплохое, но мода, и за стеклами косой взгляд: сгинул после смерти отца, прервалась связь, но Расул все же видел его иногда стоящим на углу, словно кого-то выслеживает,- вот и теперь он, стоит!! неподвластный времени, а ведь далеко уже за семьдесят; прошел мимо, узкая улица, и тот не узнал Расула; вздохнул, будто освобождаясь от тяжких дум, и никаких других отцов, сплетни-пересуды!
      И старых друзей навестить, мало их осталось, как-то отсеялись они, пока Расул в движении был, кто-то забылся, кто-то укатил на чужбину, а иных нет, пришло недавно письмо от старинного друга, о своих горестях писал, "бессонница одолела, как лягу спать, ворочаюсь, уснуть долго не могу, и не в конкурсе дело" - как дочь в вуз устроить,- "но долго рассказывать, а впрочем, не подумай, что прошу помочь", знает, что у Расула с теми, кому решать, натянутые отношения, захочет даже помочь, вконец испортит дело; и постскриптум в письме Сурена Сурика: "Вчера похоронили Сабира". Читает и глазам не верит: как?! отчего это? Быстротечный рак легких. Тут же позвонил: "Когда?"
      Сурен сначала не понял и все удивлялся: "Ты? Расул?! Никогда ведь прежде не звонил". А как узнал, что Расул спрашивает о Сабире, даже сник "Но я же написал тебе". Для Расула те далекие годы, когда дружны были трое - он, Сабир, Сурен (да еще Редди!) - несмываемый забвением островок, И БУДЕМ ВСПОМИНАТЬ, НЕ ВЕРЯ: была ли когда эта многоплеменная (?) ИСТОРИЯ?, а там, год за годом, длинная череда дней, привычное и обыкновенное, БЫЛО!.. Оттеснились, откинуты, разбрелись кто куда, а у Расула с теми, кто некогда занимал его думы, и хождения были - их к нему, особенно Редди, а Расула - к ним, и долгие наблюдения за ночным небом, где горели крупные звезды, и споры о том, что такое бесконечность?..- разошлись пути-дороги: Сурен вкалывал на Морском, а нынче... где он нынче, Сурен?.. а Сабир... Учились с ним (и Суреном) азам истории, кто мог подумать, что она завершится МЕРТВОЙ ПЕТЛЕЙ, удушит всех?., потом Расула со второго курса ДО НАШЕЙ ЭРЫ стремительно пронесла-повела дорога ввысь, и учиться было некогда, от сессии до сессии, а Сабир так и остался учителем. Будто услышала Асия о звонке Расула Сурену, тут же и она звонит из деревни, плохо слышно, помехи.
      "Не хотела тебя огорчать..." - кричит.
      "Я уже знаю".
      "Черствые мы, и я первая, черствые, говорю, черст-вы-е!"
      "Я слышу, слышу!.."
      "Закрутилась с нулями, требуют, а земля одна!.. Не могу себе простить, что не была рядом с ним..." Странно звучит задушевное, когда кричишь.
      Послал Расул телеграмму, выразил соболезнование А жива ли мать Сабира?.. Кажется, он так и не женился, надо было у Асии узнать; телеграмма пришла к соседям-некому читать!
      Потом Расул, отложив письмо Сурена, достал последнее письмо Сабира, давно полученное, на которое так и не ответил, и в свете случившегося оно звучало как завещание: "Шел я недавно по Старой Почтовой оформлять свои дела пенсионные (уже? ну да, тот был старше их всех!), инвалиды войны выходят на пенсию в мои годы. Шел я туда и обратно - смотрел на ваш балкон. Помнишь, ты говорил (Расул не помнил), что дом этот похож на корабль? Да, в плавании корабли, а иные причаливают. Навсегда. Но завершение пути - тоже часть пути. Я с улыбкой смотрел на твой корабль-балкон, вспомнил, как я, Сурик, ты и твой друг Редди играли в шахматы, Мы и тогда были в пути, но не сознавали этого. Все же нет-нет и протрубили на дорогах жизни, особенно ты (ирония?), и кое-кто услышал о нас". Напичкан романтикой школьных сочинений. А сбоку приписка: "Чем могу быть тебе полезен? Может, прислать наршараб? Небось давно не ел осетрину на вертеле!" И о Редди забыл Расул, а именно с ним в отрочестве мечтал о кругосветном путешествии к мысу Доброй Надежды. Редди-Реджинальд, один за другим в школьном журнале: Саламов Расул и Сандгрен Реджинальд, из шведов, что ли, где он нынче? Дед его еще до революции был послан сюда чуть ли не самим Нобелем прокладывать первые трубопроводы, по которым нефть перекачивалась с промыслов прямо на заводы в Черном городе, и копоть заволакивала небо (и один за другим дома-красавцы возводились в городе).
      Да, иных нет, другие забылись, третьи ушли... Но прежде Расул пройдет по Нагорной улице, здесь все и произошло: его первая любовь... Сделать крюк и выйти к Нагорной сбоку.
      Шел, шел... сейчас будет тупик, а в глубине лесенка, вела прямо к Редди, может, заглянуть?.. Но ни тупика нет, ни лестницы - сквер, фонтан. Будка справочная. Попробовать найти?..
      "Кто-кто?.. Напишите, пожалуйста,- протянула листок, а потом по слогам произнесла, позвонив куда-то: "Санд-грен Ред-жинальд". Нет. Никаких данных нет".- И косится с подозрением, закрыв окошко.
      Эта тяга к моно (национальности?). Скоро ни одного ИЗ ДРУГИХ не останется. Погубит это нас, как губит соседей. Но ТЕ с выходом на весь мир, а мы?
      Редди... Пришел бы, а о чем говорить? О детских мечтаниях? Он наяву совершил эти кругосветные путешествия, но на заветном мысе так и не побывал, Реджинальду и не снилось. Хотя как знать... Может, и Редди о нем так думает, жалея его, в каком-нибудь Лас-Вегасе или Батон-Руже, на берегу Мексиканского залива?..
      Или к Сурену б пришел? К Сабиру, если был бы жив.
      "Ээ..." - Сабир сморщил лицо, когда Расул размечтался, накануне взлета. А следом, будто сговорились, Асия:
      "Действуй!.."
      Легко сказать: бороться!.. С кем? Как?.. Он сам - ИХ частичка. Протестовать? Идти на площадь с кучкой демонстрантов?.. Асие кажется, что Расул знает, что делать, но притворяется.
      "Тебя учить?!" - изумленно спрашивает Асия, и Расулу не остается ничего другого, как сказать свояченице:
      "Но надо в таком случае начинать с нашей семьи, с нас самих!.."
      "И с тебя первого!" - бросила Асия, и он решил, что в Асие заговорило чувство рода, сестер жалеет.
      И вдруг, а Расул каждый раз, прежде проходя по Нагорной, вглядывался в это окно, самое угловое, в старинном доме, второй этаж, а выше пятого в новом напротив, и не узнать улицу!" резные камни, окно вдавлено внутрь, высокое, с двойными ставнями, такой широкий подоконник, что можно, подобрав ноги, улечься,- и вдруг, даже не поверил сначала: на" подоконнике горит настольная лампа! без абажура! горит ярко-ярко!.. Снял вспотевшие очки, стало жарко, да, да, все, как тогда,- горела лампа!! И он вбегал в парадную дверь, мраморные ступеньки и пыльно, ибо ходят не здесь, а со двора, вбегал на второй этаж, и она открывала ему, и никак не разнять их.
      "Подожди, не спеши, они надолго, две серии!" - и сама истосковалась, "надо лампу потушить", и вмиг наступала темнота, а однажды тут же, на подоконнике, "постой, мне неудобно"... "Я, кажется, мышцы,- побаливала потом нога,растянула".- "Здесь?" - "Да, больно. Тут потри... ой!... нет-нет, еще!" Жениться?
      Даля не заговаривала, но ждала. Да, лампа, та самая, на высокой ножке! и без абажура!!! Померещилось?! Снял очки - нет же, горит!.. Еще день, светло, а горит! Как в последнюю их встречу!.. Надел очки, и дом показался не розового, а голубоватого цвета, и улица, убегающая вниз, как голубая речка... Четверть века прошло, да и люди другие здесь, а может?.. И такое вдруг нетерпенье!! Оглянулся - никого. И тут же в парадную дверь. Открыта!.. Какой-то смрад, быстро пройти, еще пролет, мраморные ступеньки, пыль, остановился, прежде не дышалось тяжело.
      И вдруг за дверью шепот: "Ну иди же". Не ему!! А уйти не может. Это безумие!.. Но ведь готов был! Вдруг поднялся, а за дверью - Даля?!
      Потом дверь парадного входа отворилась, высокая, тяжелая, резное цветное стекло меж железных решеток на двери, и вышел, озираясь, парень, очень знакомый. Расул растерялся.- Бахадур?! Любимый брат шести сестер!.. Тот быстро сошел вниз, а Расул никак не уйдет. Или обознался?! Ну вот, уподобился ему, другу отца.
      Как же звали его, косые глаза за стеклами, выслеживал кого-то... "Назови его папой". Дикости: подарили, чтоб обмануть судьбу...
      Надо уходить, но все же напоследок оглянулся: а вдруг выйдет оттуда еще кто-то? Долго-долго никто не показывался, потом медленно открылась дверь, выглянула снова, очень знакомое лицо! Выскочила и быстро пошла вниз, следом за тем, кого Расул принял за Бахадура. Кого-то напоминает, но кого?
      И остановился, ошарашенный: "Никто не поверит! Чтобы дочь Джанибека!" Даже очки вспотели. Нет же, обознался! И парень не Бахадур, и она не... как ее зовут? Все оттого, что постоянно думает о Джанибеке! А что? - развеселился даже, легкость в душе, почувствовал. Взбредет же такое в голову!..
      Да, поистине династия, если к ней еще через дочь ту ветвь привязать, джанибековскую!.. Вот и пойди к нему: "Хочу на дочь твою взглянуть, она ли это была, шла со свидания. С кем? Так тебе и скажу!" - хохочет, а Джанибек зовет дочь: "Аня!" Ну да, Аней ее зовут, сокращенно от какого-то старинного восточного имени, чтоб и это узнать, надо в паспорт взглянуть. "А кстати,--спрашивает отец у нее,- где твой паспорт?"
      И породнимся!..
      Снова посмотрел в окно: лампа была потушена. Может, все же подняться? "Извините, здесь не живут?.."
      (Потушат лампу, накроют абажуром и закрепят тяжелым бронзовым винтом.)
      Только завернул за угол, как вдруг - она! та, с которой летел сюда.
      - Вот так встреча!
      - Извините,- опешила,- но я вас не знаю.- Расул тотчас снял очки.- Сразу не узнаешь,- улыбнулась.
      - А я и хочу остаться неузнанным!.. Вы разрешите?-. Снова надел очки.Хочу погулять по родному городу без соглядатаев.
      - И я вам помешала?
      - Что вы, я очень рад!.. Вы куда-нибудь спешите? - Смотрит: заколебалась.Может, составите мне компанию?
      -И они пошли. Спустились к бульвару, мимо филармонии, откуда открывался вид на бухту, похожую на гигантский ковш созвездия Семи Братьев, и повернули направо, по самой кромке моря, широкая Хазарская набережная, куда, как ручейки, стекаются узкие улочки и высится Женская Крепость, или Девичья Твердыня. Сверкает солнце, и море слепит глаза, а впереди, на Кипарисовой Аллее, их не было прежде, высотные дома, не о них ли рассказывала Айша? Два года стояли незаселенные! С боем, а все же въехали: сначала она, потом Аскер Ник-бин, высятся, словно могучие кипарисы (давно их вырубили), дома-красавцы; кажется, в соседних подъездах тоже зятья: Хансултанов и Махмуд.
      - Ниса? Такое?..- И умолк.
      - Старомодное имя?
      - Старинное, я давно не слышал.
      - Папа настоял, в честь бабушки. Мне нравится мое имя.
      - Мне тоже.- И сразу спросил об отце, но тут же осекся: было у него однажды, увидел в метро (надо и с народом пообщаться) девушку, алые-алые щеки, он улыбнулся ей, и она ответила... очень была похожа на жену сослуживца (чуть что - ревность Лейлы!), кстати, пресимпатичным человеком оказался "земляк" по фамилии Исламоглу, а вовсе не Эльоглу,- а ведь косвенно будущий сослуживец Расула Исламоглу способствовал возмущению Айши, и она сыграла на честолюбии тогдашнего шефа, Устаева: "Там же ни одного из наших!" - иногда на даче, за городом, по субботам и воскресеньям встречаются теперь, и на банкетах, тот "как земляк земляка" - предупреждал Расула: "Слушая речи, ты заранее выбери место и сразу, как пригласят, устремляйся туда и шире локти расставляй, чтоб не вытеснили, так зажмут, что руками двигать не сможешь"; ох и наивен чудак-человек!.. Так вот: смотрел на девушку в метро, и та глаз с Расула не сводит, может, дочь?! или младшая сестра жены Исламоглу? спросил у нее, но не сразу, а после двух встреч, кто отец? кто мать?., а та вдруг закрылась, и он уже не мог вернуть ее прежнее беззаботное состояние, спугнул; потом она прислала ему домой - узнала адрес! - анкету: все-все! и подчеркнула о родителях, да еще, чтоб позлить: "В длительной командировке"; на свидание не явилась, на звонки не откликалась: "Больше не ищите встреч". Лейла недоумевала: "Почему тебе домой присылают анкету?"
      - Отец? - переспросила Ниса.
      - Нет-нет, не надо, я невольно! Но она все же сказала:
      - Инженер, опресняет морскую воду.
      - И как, успешно? - пошутил.
      - Очень даже! - И остановилась.
      - Почему нельзя к Кипарисовой аллее?
      - Можно, но я не хочу...- Шла как-то здесь осенью, и ее не пустили: в глубине парка скоростными методами строился уникальный дом, недавно ее приглашали сюда переводчицей при знатном госте, не дом, а дворец! - Уйдем отсюда! - И они вернулись по кромке моря к Хазарской набережной.
      - А что здесь теперь? Комната смеха? Кроме шуток?! Сколько я здесь выступал!.. Сначала клуб, потом Экспериментальный театр, даже детский сад, но чтоб еще комната смеха!..- Расул, был рассеян, отвлекался, вспоминая прошлое. Аналогии с набережной, бульваром, этой бухтой, изогнутой как серп, с дальними странами...
      А Ниса молчала. Новый поворот в ее судьбе? И началось все рядом с комнатой смеха - ее общежитие; приехала сюда, обидев родителей, ни за что не хотели, особенно мать. Ниса настояла на своем. А ее уже заприметили! Тот первый. И так быстро случилось, даже не поняла, что произошло. Удивилась своей послушности, и не было страшно, как расписывали. "А ты не бойся..." Просто обожгло и успокоение.
      "Ну вот ты и моя. Моя".
      И обман.
      А потом его друг. Она была в отчаянии, а он так искренне негодовал!..
      И то же самое: бросил.
      В те же дни и начались два Расуловых года (и тридцать семь дней!),- по одним, может, улицам ходили Расул и Ниса, оба обманутые (?); но об этом ни Расул не расскажет, ни Ниса.
      - Извините, я очень устала.
      А потом новая встреча, завтра, после работы.
      - Ну что вы, я занята. Отпуск, увы, кончился.- Надо срочно засесть за новые источники; их переводы, компоновка, выстроить связно, чтоб шеф остался доволен и ее стилем, и соединением материалов; и швов чтобы не было видно; суметь составить доклад, который шеф предложит Хансултанову, чтоб тот выступил на Совете Экспертов, здесь и психология (физиологическая, поведенческая, социальная, биологическая, даже парапсихология), и экспериментальные результаты с раскрытием иерархии господства, и Ниса даже слышит, как Хансултанов водит указкой по схеме, нарисованной по ее заказу штатным художником: "Решающее влияние на изменение агрессивного поведения оказывают социальные факторы, однако, как отмечалось ранее, такая концепция не в состоянии объяснить влияния..." - и следуют всевозможные конфигурации стимула,, перечень пережитого в прошлом и так далее; рождается солидный документ с обилием источников на языках, кое-что она возьмет из обработанных рефератов, которыми пользовался ее благодетель,- об интересах, определяющих эффективность поведения, и мотивациях, предполагающих действия и дающих им эффективную окраску; непременно подбросит шефу, он очень просит, живой материал, в котором "быть влюбленным" будет отнесено к эмоции, а "любить" - к мотивации, и будут поддакивать, ибо кто признается, что не уразумел, тем более каждый вложит свое и в радость открытий, и в разочарование от неудач, и в счастье понимания, и в тоску одиночества. Впервые Нисе стыдно за эту свою работу, за эти стимулы, импульсы, типы поведения. Вспомнила опять это неотвязное, ТЫ МНЕ ОМЕРЗИТЕЛЕН. - Да, извините, очень-очень устала.
      Еще вчера (а может, чуть раньше, когда загорелся идеей поехать в родные края?..) Расул твердо решил: ну вот, я вернулся, я хочу не спеша осмотреться, трезво подумать, и хватит терзаться в ночные часы - не уснет ведь!., стукнуть по столу!., да, взвесить свои возможности и... дать бой? Засели глубоко дразнящие упреки Асии,- начать со свояков... и дальше!..
      Нет, это ему кажется, какое-то разочарование во всем, НО КАЖДЫЙ ДЕНЬ ДУМАЕШЬ О НЕМ, вероломство Джанибека!..
      И эти дома, набережная, эти улицы, по которым он идет (и тает, тает боль),- по Старой Почтовой, Караульному, Низинной, мимо улицы Колодезной, Шахский Дворец, постоять у Девичьей Твердыни, или Женской Крепости, и выйти, обогнув Фуникулерную и пройдя сквозь гулкий Пассаж, к Овечьей долине, густо застроенной домами, сделав гигантский крюк, оказаться на Нагорной и спуститься снова к Старой Почтовой.
      Расул бродит по родному городу, не узнанный никем, идет и идет, радуясь каждой новой встрече со старым домом, старой улицей.
      А тут... но что с ним? Бежит на свидание! "Из-за этого ты приехал?" Спешит, волнуется, как давным-давно.
      - Я не могла уснуть, думала о вас.- Расул молчит.- Знаете, мне кажется, что я вас знаю очень давно.- Старо, думает Расул, но ему приятно.- Вы так прекрасно рассказывали о городах, где бывали...- О чем же он говорил таком, что не могла уснуть? "А ведь мне нравится!" - Я не скрою, у меня было ужасное настроение, я даже уехала, чтоб убежать от этого своего гнетущего настроения.
      - Так непохоже на вас.
      - ^сегодня днем на работе вдруг почувствовала, что все мои ощущения, вспомнила, вы дважды вчера сказали: блажь!..
      - Это слово моей жены.
      - Да? - И сникла: вот она, реальность - жена! Только разговорилась, как стоп! И он молчит.
      - Вы думаете о жене?
      Как ответить? "Да, думаю" (??). "Нет, не думаю" (!!). Я ее терпеть не могу. Она замучила меня своей... чем? Высокомерие, свойственное всем ее родичам!..
      - Вы не ответили.
      - Разве? А я думал, что вы умеете читать мои мысли.- "Повторяешь самого' себя! - Снова Асия.- Ты это говорил мне!.."
      - ?
      - Вы не поняли, что я рвался к вам?
      И ей жарко стало. Непременно случится. И очень скоро. НАДО СМЕНИТЬ СТАРЫЙ ЗАМОК. Тот приходил к ней, когда она уехала. И читала потом его глупые записки.
      - В тех высотных домах, на Кипарисовой Аллее, которые вы мне показывали, живут мои родичи, вернее, родичи моей жены.
      Она приходила именно в один из тех домов, куда тот пригласил ее, и невольно подслушала, что говорили о ней.
      - Вашим родичам повезло!
      - Жить в этих коробках?!
      - А вы не опасаетесь, что нас с вами могут увидеть?
      - Мне было бы неприятно.
      - Не любите их?
      - Вы читаете легко и мысли других или только мои?
      - Увы, меня часто обманывали.
      - Но зато у вас опыт!
      КОГДА ТЕРЯЕШЬ ВСЕ, ЧТО ИМЕЛА! И НИКОМУ НЕ ВЕРИШЬ. Не расслышала, о чем он.
      - ...вы должны меня слушаться, я же старше вас! - Его годы ошарашили бы: почти пятьдесят?! Ну нет, сорок с лишним или сорок, разница в пятнадцать семнадцать лет пустяки. ТЫ И К ЭТОМУ ПРИВЫЧНА. Никому не нужные разговоры, ведь кончится ЭТИМ.
      Сейчас она сорвется! "Чего же вы медлите?!" И все кончится! он уйдет!.. Но вдруг вой сирены, и громкоговоритель, и переполох на улице, проехали на большой скорости машины, это сняло напряжение, и Ниса возблагодарила судьбу, что промолчала.
      - Хотите кофе? Мы, кстати, неподалеку от нашего дома.
      - Вы хотите меня познакомить с вашими?
      - Я живу одна. Квартира, правда, не такая, в какой живут ваши родичи, но я ее люблю. НЕНАВИЖУ СВОЮ КОМНАТУ.
      В какой же миг? Когда открыла дверь, и руки у нее дрожали, и закрыла изнутри, оставив ключ в замке? Или когда стали сгущаться сумерки. Они оказались рядом, и он ее поцеловал. Что же случилось?! Расул вдруг испугался. НИЧЕГО НЕ ПОЛУЧИТСЯ. Возникла Лейла.
      "Вот почему я уехал!"
      Лейла заплачет и, подавив в себе слабость, уже было однажды, бросит ему: "Ты возомнил, что я тебе верна?!"
      Сначала Ниса была Лейлой. И она почувствовала это, в ней возникло желание вытеснить ту из себя!..
      А потом звонок в дверь (увидел, что ключ внутри!).
      Да, возьмет он тебя, глупышку, к себе, снимет квартиру, устроит на работу, родишь ему богатыря, единственного наследника, а ты... Остро захотелось иметь свой дом, и Расул будет мечтать скорее попасть к ней, к себе, в ее дом, и ни за что не вернется к той! Как могла та отпустить его, разрешила уехать одному, да еще в таком состоянии, растерянного, это ж надо быть слепой, чтоб не видеть!
      - Я тебе кофе сейчас сварю.
      "...и с коньяком, а у него больное сердце, да и возраст!" Многозначительный взгляд на Расула. А Лейла вовсе не ему рассказывает, но шито белыми нитками, мол, холод его - это остаток сил, а вся страсть - для ми-физической другой. "Позор, в чужом доме! в чужой постели, не приходя в себя! А та, бедняжка, растерялась, не знает, как быть". И ночью, как только она позвонила отцу умершего ("Не станете же вы утверждать, что не знали обо мне!"), покойника перенесли к себе домой, чтобы скандал не разросся, но разве такое утаишь: те, кто выносил,- это раз; плюс шофер, хоть и частник, но раззвонит; плюс соседи по площадке, ибо шум разбудил их, а один любопытный выскочил в ночной пижаме, чтобы поглазеть, да еще дежурная лифтерша, которую хлебом не корми... И уже утром шатер во дворе для угощения чаем, и нескончаемые толпы соболезнующих, хлещет дождь, бьет ветер по шатру, а у входа парни, успели обрасти щетинами, и на пальто пришпилен портрет умершего. Да, повезло, что двор вместительный: лучше не умирать, если негде ставить шатер и квартира невелика, чтоб выдержать людской поток.