распродать товар... Лейла уводит мужа от широченной кепки,- узкое худое лицо, жесткая щетина, одно удовольствие такую бороду опасной бритвой брить.
      В сущности, ни в чем у Расула с Лейлой нет нужды, вдоволь всякого повидали на чужбине, диковинных даров, и даже повар был выписан (по совместительству контролер Расуловых дел и дум), а свояк, все тот же Аскер Никбин, шутил:
      _ А я бы мечтал у тебя там поваром быть! - в заморском краю, где высокие горы да океан.
      - Не ты один,- ответил ему Расул.
      - Кто еще?
      - Племянник мой,
      - Это который?
      - Он у меня, слава богу, один.- Двоюродный брат назвал сына в честь него Расулом, испросив прежде разрешения у матери Расула. 'Обычай не позволяет, так до недавнего времени было, чтобы новорожденный носил имя живого, но в семье Аббасовых прозвали его Племянником, дабы не путать мальчишку - отец семейства уже! - со знатным дядей.
      - Укативший вкалывать к арабам?
      - Да, учить их политическим наукам.
      3i-o он, племянник, спорил часто с Расулом (и спорил, и просил, и негодовал, и рвал отношения, чтобы снова о чем-то просить), когда дядя не верил, была такая пора в жизни Расула, а точнее, не хотел верить.
      "Факты? Их у меня тыщи,- говорил племянник (дядя ему не помог выгодно укатить, но именем Расула тот воспользовался).- Но чтоб я документально подтвердил?.. Какие могут быть документальные свидетельства, когда подлое дело вершится с глазу на глаз и выгодно обеим сторонам: и тому, кто одаривает, чтобы сдвинулось его дело, устроить, принять, помочь и так далее, и тому, кто берет, и никаких свидетелей. И когда каждый факт, о котором знают все, попытайся его обнародовать, тут же опровергнут, да еще обзовут клеветником, а то и посадят, вооружен документами и они подшиты в папку: и по части перемещения кадров, когда он ускорил, нужного человека устроил, и по ведомству рапортов о том, что за годы энные... если хлопок,- то Эверест, а если нефть, то трубы, по которым она густо льется, опоясали б шар земной в его самой протяженной части (экваториальной, куда стремится племянник, чтоб обарахлиться) энное количество раз. И по кадрам тоже: принят на доходную работу, незаметный, но ключевой пункт.
      "Кто?" - спрашивает Расул.
      "Так тебе и отвечу!"
      "Свой опыт излагаешь?"
      "Увы, нет у меня, и ты не поможешь, чтобы заполучил ключевой пункт, где собраны кое-какие нити, и ты, приводя их в движение..."
      "Как в кукольном театре?"
      "Тебе лучше знать, впрочем, ты про такое слышать не желаешь, как за определенную мзду достигается эффект, а точнее, цель, и бегут-несут на блюдечке (в конверте). А то и зачислен в престижный институт, по окончании которого с лихвой окупаются расходы, особенно если по медчасти, юриспруденции, а также восточным языкам и странам".
      На площади перед студенческим городком красуется памятник вождю, во весь он рост, и рука высоко поднята над головой, толкуют острословы, что это неспроста. "Стой!" .- говорит, намекая: дескать, решившись ступить на эту дорогу, помни, какая тут такса, и пальцы на его руке как сумма, с добавкой на инфляцию,- к пяти еще нуль прибавить, в интересах будущего нации и отдельной знатной, или именитой личности, и нет разницы кто: не Пауль, так Рауль, хотя тут точнее было бы дать иное рифмозвучие: не Мамед, так Самед, а лучше, чтобы не сгореть в пожаре вспыльчивости, ибо за Маме-дом тотчас выстраиваются знакомые, друзья, родственники... ну, как он мог забыть?! ведь Мамед приставка к отчеству Джанибека, Мамедгусейнович он, длинно, и Мамеда сократили, да и у Расула первое имя - Мухаммед-Магомед, он же Мамед, а что касается Самеда,- увы, переселился в лучший мир, так что лучше нейтральное, выудить пару имен из картотеки эсперантистов, вроде Алео или Валео, но опять основа получается нашенская и вспыхивают рассекреченные Али и Вали, каждый второй - родственник или товарищ, и они потребуют объяснений, грозя разрывом уз.
      Племянник мог бы, но Расул непременно упрекнет в публицистичности (?), голословности, бездоказательности и демагогичности (надо б еще пятое что-то сказать, чтоб нечетное было число, ибо везет им всем на нечетный чих), расписать в лицах, участвующих в переговорах, и жестах, помогающих словам, и то, как зачисляют на работу, принимают в институт, "и в партию тоже!" _ добавил он, чуть помолчав.
      "Это уж слишком!" - вспылил Расул, не веря, СЕГОДНЯ УЖЕ НЕ СОМНЕВАЕТСЯ.
      "...и здесь тоже ряд важнейших процедур: сначала выйти на связь, поиск путей, далее, когда закреплена договоренность и получено "слово мужчины", извлекается в эРКа с помощью невидимого крючка анкета, а с нею и место, так сказать, единица, ну, остальное уже чуть легче: обсуждение на первичных, вторичных и третичных, как археологические пласты, уровнях, а на конечной финишной прямой - зеленая улица..."
      Надоел он Расулу, чтоб дядя помог (станет он рисковать!), заикаться даже стал, с БИЛЕТОМ, и поездка его в арабскую страну выгорит тогда,- поговорил в парткоме, чтобы тот место или лимит выбил, и, видя, что Расул "не мычит, не телится" (?), затевает с ним нудный диалог (можно было бы описать день, а точнее, вечер, незаметно опустившийся с вершины холма, за которым спряталось солнце, и столик на колесах, его выкатили на балкон, а на нем - два стаканчика чая и ваза с черешневым вареньем, под цвет дальним облакам, окрашенным... и так далее,- картина привычная, да и разговор с племянником тоже).
      - Я никогда никого не просил,- отчеканивает Расул,- протекции презираю,что-то еще, хотя случалось и звонил, и заступался, а здесь... племянник еще не дорос, но как сказать, чтоб жена покойного двоюродного брата не обиделась, да и что такое - дорос?..
      - В таких жизненных ситуациях,- усвоил племянник фразу,- и нужна помощь дяди. Иначе...- смотрит хитро, весь в свою маму.
      - К чему тебе иначе дядя, хочешь сказать?
      - Допустим.
      - А дядя, чтоб советоваться!
      - Словами семью не прокормишь.
      - Ты не стесняйся, если нужны деньги, скажи, помогу.
      А племянник уставился на телефон, вынесли на подоконник, чтоб под рукой был. И чтоб Расул позвонил.
      - ...даже Джанибек и тот...
      Но Расул не дает племяннику договорить:
      - Ни я не слышал,- Джанибек ждет не дождется чтобы Расул, кого он заманил в ловушку, чтобы, это сегодня ясно, съесть, повод какой дал ему, зацепку, и тогда покатится лавина на Расула!..- да, ни я не слышал о Джанибеке, ни ты не говорил о нем, и давай на это> кончим.
      Но чай не допит, и беседа оборваться не может, и потому Расул, твердый в своей неуступчивости, советует племяннику не спешить, ибо "всему свое время", и актив ной, тут ряд очевидный: общественной работой н; поприще... короче, заслужил, и что до дяди, то он, есль знатен,- искал-искал слово, так и не нашел,- экспонат (?) для семейной гордости, на что племянник ехидно замечает, что он не любитель музеев, "мне, мол дорог не дядя-история, а дядя-реальность", ох эти молодые, что братец Лейлы, что его племянник!.. А потом удивляет Расула, что здесь тоже имеется своя такса, в городе - три, а в деревне - две тыщи (уже три и четыре), и Расул, снова перебивая племянника, разводит руками и говорит, что "тем более мой звонок бесполезен!.."
      Разрыв?..
      Но, допив чай, племянник без помощи дяди, не используя, как думает Расул, его имя, добивается (секрет племянника?) за энную сумму персональной для себя анкеты, трех рекомендаций и так далее, с последующим обменом молодо-зеленого, а точнее серого цвета корешка на пышную розовощекость красно-вишневого цвета, коль скоро это (пошли штампы) крылья для полета, как шест прыгуну, чтоб преодолеть планку, или душа (как у друга детства), чтоб тело могло твердо ступать по земле,- и никто, отрицать не станет, разве чтс демагог-софист или формальный логик, в роли которого на потеху публике выступил недавно Джанибек, и сказал, невинно глядя в зал, что "некоторые полагают,- племянник с листа читает Расулу, а он развернул билет племянника и смотрит, радуясь, на высокие его взносы, молодец, не утаивает,- что при выдвижении кадров мы придаем решающее, я бы даже сказал, доминирующее,- любимое слово Джанибека,- значение тому, является ли отобранная нами кандидатура,- сейчас он выражается моднее: "предложенная коллективом кандидатура",- членом партии. Это, товарищи, глубокое заблуждение, для нас важны не формальные анкетные данные человека, а его деловые качества...".
      Энность и энность, многозначные купюры при операциях, а их вещественные воплощения в виде полотнищ-знамен, шитых золотом, никуда не переходящих, навечно выстроены, как на параде, в специально отведенном для них Джанибеком торжественном зале, и пионеры городских школ вот уже сколько времени несут здесь бессменно вахту: по двое, он и она, и каждый час - новая смена, с перерывом на ночной сон, и слава знамен, точнее их шелест, витает над Джанибеком. Когда очередной курултай, выстраиваются они за трибуной в глубине зала, как это было недавно, буквально перед приездом сюда Расула (инкогнито), по случаю и в связи со встречей Почетного гостя, поистине незабываемое историческое событие, и награждения были особо отличившихся, толстенная стопка грамот, указы, во-первых, о диахронно-синхронных назначениях и перемещениях в сфере политики, социологии, экономики, а также культуры (и быта), дабы обеспечить долговременную надежность и стабильность, а во-вторых, о присвоениях заслуженных и народных званий, и люди, склонные к безделью, ябедничеству и злословию, вроде Расула, занятого критиканством (всего того, что делает Джанибек), легко отыскивали в колонках назначений и присуждений одни и те же ф., и., о., и масса однофамильцев, что свидетельствовало... отвлекли телефонным разговором, и уже трудно восстановить оборванную мысль, что-то вроде девиза, столь популярного в сфере реальной политики: "Уходя, оставайся!" - хотя Джанибек как будто никуда уходить не собирается.
      Да, и Расул вкалывал (скучая от безделья) вдали от Джанибека, родни, всей этой СВОРЫ, думающей лишь о наслаждениях, карьере и ВАЛЮТЕ, готовой ради... трех китов, на которых держится их мир, поклоняться кому угодно: выжившему из ума, вслух не произнесет и даже не подумает о нем, чтоб не были уловлены волны, двух слов не свяжет!., и всюду висят портреты,- или его подопечному злодею-деспоту (?) Джанибеку,- а ведь он устраивает всех - и тех, кто на вершине, и тех, кто... нет, лишь верхи и середину этой трехэтажной, тут же хочется добавить по привычке, ибо рефлекс, величественной громады, именуемой... А ТЫ? А ТЫ САМ?
      Да, упреки, что зазнался, разжирел, "пожил бы с наше!" и явился сюда инкогнито, чтобы предаться любовной страсти.
      (Ей и это рассказывать?)
      2
      Невмоготу стало,- семь лет, как не приезжал! - и сорвался: почти все сны связаны с родным краем, неизменно оказывается на улице, где прошло детство синие, как баклажаны, гладкие булыжники, крутой спуск, "а за углом,- говорит кому-то,- наш дом, вот он!" - волнуется, "спешить не буду", отворяет с опаской скрипучую калитку и заглядывает внутрь, а там сначала никого, а потом непременно кто-то появится на балконе: то давно умершая мать, и она зовет его, лицо светится при виде сына, а то и вовсе незнакомая, но сильно желанная женщина (и почему-то кажется, что она старше Расула, а он еще подросток, в котором пробудился мужчина, и, увлекаемый ею, захлебнется от счастья),спешит, и учащенно бьется сердце, откликаясь на ее зов, и чтоб никто не увидел, украдкой.
      Вдруг шепот: "Началось!"
      Слепящее глаза гигантское белое облако, бесшумно взрываясь изнутри, растет, и так же бесшумно падают дома, скорее в подвал, где прятался в детстве,- ржавые кровати.
      Вскакивает во сне, и чуткая Лейла тотчас просыпается:
      "Что с тобой?"
      И он долго не уснет, отчаяние, что ничего не изменить.
      "Уедем, уедем отсюда!"
      Ну вот, опять. Но куда? И роют, и роют, закапывая взрывчатку. Или железную коробку с купюрами (??) в саду под яблоней.
      Куда-нибудь в глушь, где в горах, в непроходимом лесу спрятан дом, белеющий как сахар.
      И этот день, когда валились или, взрываясь изнутри, оседали в пыли дома, станет днем грязевого извержения, а перед этим - ураган, и все, что случилось ДО (в сущности, вся жизнь),- это одно, а все, что после,- другое: радость длиной в три дня, с воскресенья до среды, С НЕЮ, а следом, миг в миг, вспышка, или гибель, круглая как шар, и он летел, приближаясь, или гонимый ветром, к высокой макушке ели, невиданно разросшейся ибо' питаема многослойным пеплом, чья радиоактивность (?) целительна для вечнозеленых, и великаны-ели заполонили землю.
      А однажды, как увидел Расул родной дом, и он цел, розово светится на солнце, уже после того, как взорвали горько заплакал во сне, чего с ним не случалось, не помнит, даже когда весть о смерти матери пришла в его далеко, никак не уедет (уже похоронили! без него!). Свояченица Асия, сестра Лейлы, подробно написала, как умерла Месме-ханум и где ее похоронили, рядом с его отцом, и место нашлось: была заброшенная могила. И слова матери, якобы просила, чтоб Асия передала: "Это наше последнее пристанище", дескать, "и ты завещай, где б ни был, лежать рядом".
      Даже пепел, помнится Расулу, что он подумал, высыплют из урны, и табличка на материнском или отцовском надгробии.
      Дважды отсюда уезжал: в первый раз, это было очень давно,- взлет, надежды, пышные проводы, и часто, для души и по должности, наведывался, череда праздников, то свадьбы (три!., замужество младших сестер Лейлы, но две свадьбы играли почти одновременно: одну к радости всех, ибо по доброй воле и с благословения родных обеих сторон, а другую - вопреки желанию родных невестиной, или девичьей, стороны,- свадьба Асии...), то юбилей какой,- их немало, телеграммы на красных бланках, то симпозиум, и на, аэродроме ликованье, цветы, алые полотнища, и мчатся по гладкой дороге машины, обдуваемые теплым ветром, пахнущим нефтью.
      А потом тяжкие два года и тридцать семь дней, когда заманил Джанибек, полные раздумий не на одну книгу.
      - А ты напиши,- ему Лейла, когда надоест, изводит себя и ее своими безадресными угрозами и даже злорадством, что предчувствовал, провидел и грязевое извержение, и землетрясение, хотя никто уже не подтвердит, что именно он предсказал, даже Лейла, ибо Расул это прозрение носил в себе, не смея признаться и Лейле (или тем более ей?).
      - Освободи душу, уйдешь, как я со своими куклами, в вымышленный мир. Удел слабых (сочинять).
      - Ты говоришь точь-в-точь как Джанибек, будто подслушала нас.
      - Джанибек?! - изумилась она.
      - Да, это его слова: властвовать в придуманном мире - удел слабых! - Но я такое напишу!! - и кулаком в пустоту.
      - В стихах?
      - И в прозе тоже!
      - Что ж, новый Расул, затмевающий славу своего знаменитого тезки! Только неизвестно, какого?
      - Так уж их и много!
      - Ну да, один - по ту, а другой - по эту сторон горной цепи, не тронутой землетрясеньем. Тут Расул и сказал:
      - Как бы не так! И та была тронута, вмиг рухнули города, и эту, нас тоже не минует, вот увидишь! - И добавил: - Есть еще третий!
      - Кто же?
      - Посланник Аллаха!
      - Ах да, я и забыла, ведь первое твое имя - Myхаммед, и ты Расул посланник Аллаха!
      - Шутишь?!
      - Какие тут шутки? Я к тому, что ты пророчествуешь, пугая нас, что и здесь грядет?
      - Что грядет?
      - Сам только что сказал: и нас не минует беда
      - Да, случится непременно!..
      Но о чем писать, да и что толку, когда прошло так много лет, и помнит ли кто, кому довелось в те год! жить, далекое-далекое время, когда чудо-город в несколько секунд рухнул, и вопли, и стоны, а кто-то как будто злорадствует, щайтаний блеск в глазах, ЭЙ, КТО ТЫ ТАМ И КАК ТЫ СМЕЕШЬ ЛИКОВАТЬ?!
      Старое кончилось, а с ним ушло нечто такое, что казалось нетленным и вечным,- чужие лица, так похожие на твое, чужие речи, так понятные тебе,- это и ты, это и кто-то другой, чужой, И ТЫ ИЗГНАН.
      "Но какой на улице нынче век?" - вопрошает слепой не понимая, что с ним и где он. Да, что толку - тем более что дома, и тот, что розово светится на солнце, v другие - высотные и полукругом растянувшиеся вдоль улицы имени... и многажды изменят имя!..- назван г народе Китайской стеной,- целы?..
      Улягутся страсти, когда наступит новый век, и сбреют как в веке прошлом, бороды и усы,- но случится намного раньше, мог ли кто тогда подумать, И даже Расул скажи ему кто, что через год-другой... нет, не плутай, не терзайся, не морочь голову ни себе, ни Лейле, ни кому бы то ни было.
      И все же: что бы ни случилось - ничто не берет Джанибека, так и бежать им наперегонки, Расулу и Джанибеку: то Джанибек вырвется вперед, а раньше Расул, а потом, как обойдет его Джанибек, ветер вдруг ускорение ураганное придаст ногам Расула и... вот уже впереди снова Джанибек!..
      Бег и прочее - забавы: выгонишь в дверь - влезет в окно, а в резерве еще и антресоль, а то и чердак с маленьким окошечком.
      И второй отъезд Расула.
      Это были скромные семейные проводы, но как радовался Расул, что наконец-то вырвался (из лап Джанибека?), и былая энергия кипела в нем.
      Лейла опьянела, сияет, ушли и сгладились морщины на красивых губах, которые все чаще были плотно сжаты, ибо крепилась, чтоб не наговорить дерзостей Расулу,- как он мучился, что скован, связан, загнан в тупик, ей не верилось, что Расул сумеет обойти Джанибека.
      Разлука затянулась, кто б мог подумать?.. Лейла не пожелала ехать, да и Расул не уговаривал, хотя странно ему, что Лейла отпускает его одного, прежде непременно б поехала с ним, но мысль эта - как легкое дуновенье.
      - Нет, нет, поезжай один,, от дохнем друг от друга,- заморочил он ей голову своими снами, особенно последним, когда "горько плакал", и эти его вскакивания во сне, бесшумные взрывы, растет гигантское облако над головой, и вспыхивают, сразу загораясь, дома: пусть уедет, может, успокоится, как думает Расул за Лейлу, объясняя ее холод, но ни его не тянет к ней, все силы и соки плавятся в думах (и о Джанибеке), какой-то рубеж, критический возраст: как повернется судьба и куда приведут пути-дороги? взлет? застой? в тупик?..
      И Лейла не подает знака, мирные, вполне семейные отношения, ОНА БЕЗУПРЕЧНА и Расул вздыхает, ибо кажется ему, что где-то впереди, уже близко, ждет ее угасанье (как она перенесет?), что ж, пора,- он привык думать за жену. ТЫ НЕ МОЖЕШЬ НИ В ЧЕМ УПРЕКНУТЬ МЕНЯ, и зреет в нем нечто, создавая иллюзию свободы, и неясные, но отчего-то приятные чувства шевелятся в душе.
      "Но учти,- ему Лейла однажды, и от ревности во взгляде пронзительный гнев, а Расул видит себя в овальном зеркале, что висит в прихожей, глупая улыбка на лице,- да, учти, если что-то у тебя случится, знай, что у меня уже случилось!"
      Слишком многое их объединяет, он ухожен, выглядит моложе своих лет. "Это заслуга Лейлы",- любит говорить он, такая идеальная пара, не сглазить бы, всюду измены, разводы, скандалы с заявлениями, разбирательствами, выговорами, да и Лейла красива, иногда вызывающе, особенно как облачится в замшевую юбку, и полнота ее какая-то собранная, таит энергию, поистине Шемаханская царевна, как назвали ее северные сослуживцы Расула,- большие, чуть выпуклые, как миндаль, глаза, суживающиеся к вискам, и густые-густые ресницы, не изогнутые, а прямые, как стрелы.
      Так и мечется (один ли он?) меж тщеславием, мечтая о власти, так и манят вершины, и любовью, движимый ненасытным голодом (и жаждой). ЧТО Ж, ТЫ И СОХРАНИЛА МЕНЯ МОЛОДЫМ, ТЫ И СОСТАРИШЬ, ЧТОБ ВЫГЛЯДЕЛ НА СВОИ ГОДЫ.
      Но последним сном Расула был иной, о чем он умолчал: Асия приснилась, самая младшая сестра Лейлы, а с нею, свояченицей, и родичи, которые, ждут не дождутся, чтобы Расул... впрочем, никто никаких надежд уже не связывает с ним, это ему кажется, что он еще скажет свое слово,- да, приснился вовсе не дом, который розово светился, а род, клан, их семейство, собранное вместе, свояки.
      Ильдрым, муж Асии, встал на трибуну, и голос его гулко отдается в пустом зале, где сидят сестры; не те, давние, молодые, когда ничто не предвещало ни полноту, к которой оказались предрасположены белотелые красавицы - нечетные сестры, и Лейла тоже, и в два ряда складки на подбородке (и у Лейлы!), ни холодную горделивость, когда и ты сам, глядя на сестер, начинаешь надуваться, и гордость распирает тебя, и боясь, что не вместит тебя дом, выскакиваешь, пока еще проходишь в дверь, на улицу, чтоб поостыть, успокоиться, и оседаешь, становясь похожим на всех, что спешат после трудового дня домой (если уже вечер). И свояки здесь сидят вдоль стены, а Ильдрым, жестикулируя руками, разглагольствует о "нашем роде", который чуть ли не государство.
      "Только некому,- дразнит он с трибуны,- хлеб сеять да землю бурить?"
      (Кто ж это говорил? - мучительно вспоминает во сне Расул. и не может вспомнить.)
      "Почему некому?!" - кричит Айша, черная как смоль (четные - все чернушки), и рвется на трибуну, но ее, их вождя и лидера, сестры не пускают, опасаясь, что Ильдрым ударит, вцепился в нее и Расул. "Но почему я ее держу?" - думает он, продолжая держать, ни за что не отпустит.
      "Некому, некому!.." - стращает Ильдрым, и голос его гремит в зале.
      "А ты сам?! - кричит Айша Ильдрыму, губы у нее исказились.- Ты же у нас,и торжественно,- рабочий класс!" - и опять рвется на трибуну.
      А Ильдрым еще пуще дразнит своими выкриками: "Да, некому!" - лицом не похож, осунувшийся, а Расулу запомнился широколицым, всегда чисто выбритый, улыбнется - и жар источают его добрые глаза, а здесь и худ, и оброс.
      И трибуна вдруг оказалась нефтяной вышкой, и ее стало качать, и чем больше качает, тем она выше, вот-вот упрется и прошибет потолок.
      Раскачивает вышку, она сейчас рухнет, врывается ветер в гигантский зал, и над ухом Расула вдруг крик Асии: "Ты! Ты его убил!.."
      Это им, Расулу и Лейле, рассказывали, как кричала Асия в тот трагический день, когда в море на одиноком основании в шторм погиб Ильдрым. Но на сей раз она кричала не на Хансултанова, как тогда наяву, а на Расула!
      "Но почему я?" - оправдывается он и, от понимания, что Асию не убедить, такая досада.
      "Ты! ты!" - кричит Асия, а он стыдит ее, напоминает, как они приютили ее.
      "Ах, благодетели! - это так непохоже на Асию, чтоб измывалась.- Ах, какие мы благородные! Вы, если на то пошло, никаких уже прав на эту свою квартиру не имеете!"
      "Это чудовищно",- думает Расул и ищет глазами Хансултанова, какие-то танцы в пустом зале, и зятья-свояки в масках, а единственный любимый брат этих сестер Бахадур - в маске диковинной хохочущей птицы с орлиным клювом, но не орел и не филин, ястреб - не ястреб и даже не чайка, он и шепнул Расулу: "Вот он!"
      Расул подбегает к Хансултанову, рвет с его лица маску добродушного медведя, а это и не Хансултанов вовсе, "а Джанибек!., "И он слышал,- с ужасом думает Расул,- как Асия обвиняла меня в убийстве!!"
      И, не выдержав холодного взгляда Джанибека, а только что тот глядел добродушным медведем, выбегает из зала, от волнения весь взмок, и оказывается на улице, которая носит имя Ильдрыма, идет, страхи уже позади, а ему навстречу (снова беспокойно забилось сердце) Джанибек, но ростом отчего-то высокий (когда успел вырасти?) - ах вот почему: на ходулях он!.. Раскачивается из стороны в сторону, становясь выше и выше, ударится сейчас о стену (или перелетит через крышу за дом),- просыпается Расул. Да, не сон, а спектакль, и долго лежит, с трудом приходя в себя и, оглушенный увиденным, не понимая, что все это значит?.. Рассказать Лейле?.. Нет, не расскажет: обещал никогда не говорить о Джанибеке, а тут - он, и ужас Расула.
      - Поезжай один. НО ОТЧЕГО ТАКАЯ РАДОСТЬ?
      - Ас обожаемыми сестрами повидаться не хочешь?.. Ах да, я и забыл, ты можешь каждый день глядеть на них, особенно на Айшу!
      У Лейлы, занятой в кукольном театре (разгадка сна-спектакля?)'хотя сезон на исходе, новое увлеченье - воспроизвести сестер. Стоят они, эти куклы-сестры, по старшинству впритык на подоконнике в ее мастерской: толстушка Айна, чернушка Айша, тоненькая и стройная, как все четные сестры; дальше она сама, Лейла (автопортрет?), но себя - потом, не сейчас. Сначала появилась Айша, их лидер, только ее и думала создать, эту неуемную энергию; и упрямство; и... как бы выразить это? напролом! добиться своего во что бы то ни стало! да, именно это!
      "Всех вас выдам замуж, мои куколки, а потом о себе подумаю!" - говорила Айша, быстрая, как огонь, и глаза светятся на смуглом лице; лидерство ее чуть ли не со студенческих лет.
      И о Расуле Айша говорила Лейле: "Очень перспективный парень!"
      - Еще неизвестно, как бы судьба твоя повернулась, не будь Айши! - Лейла сестер в обиду не даст, это у них династическое: наш пуп выше чужой головы! "Мы, Аббасовы!.." (И от Расула пошло, прилепилось к ним, "династия Аббасидов".)
      - Ну да, я же был никем, из грязи меня вытащили! Айшу мне, как некогда и пророку Мухаммеду, послал сам всевышний! (Вычитал из хроники Аль-Нура.)
      - А разве нет?!
      Сумела тогда Айша сыграть на честолюбии шефа (а помнит ли кто теперь Устаева?), от которого зависело, кого послать наверх, в Центр, ибо запрос был - ячейка национальная пустовала.
      "Там нет ни одного из наших!" "Как нет?" - удивился Устаев. Ему казалось, что есть,- книжечку, где все верхи представлены, недавно перелистывал и наткнулся, выскочила фамилия.
      "А вот так! - и показала Устаеву СВЕЖИЙ список, сложным путем полученный из рук самого шефа по кадрам, что-то масляное в фамилии.- Можете взглянуть, я этим специально занималась... Есть один..." "Вот-вот! - перебил ее шеф.- Я знаю, что есть!" "Да, есть, по фамилии вроде бы наш земляк, да и то лишь по отцу, а в паспорте записан по матери. Из соседей".
      Устаев недоумевал, чувствуя себя лично оскорбленным:
      "Как он посмел? Что за отец такой?! - А потом, подумав, добавил:- Что ж, его можно понять...- Айша впилась взглядом в Устаева, в сей миг обожает шефа, все нюансы запомнить: когда пауза, когда вздохнул, когда задумался, как теперь.- Я его не осуждаю. Соседей там видимо-невидимо, свой своего толкает, нашему сделать карьеру не позволят, сожрут...- Долго не мог фамилию отступника вспомнить, и в книжечку лень заглядывать: то ли Исламоглу, "Сын Ислама", то ли Эльоглу, "Сын отчего края".
      Да, кто помнит теперь Устаева?..
      Всякие о нем всплыли потом подробности, уж он-то казался (Айше) ЧИСТЫМ: тылы крепил на случай, если скинут, и - подношение вице-президенту, нечто вроде щита, тот засуетился, краски на лице сменили одна другую, смотрит - глаз не оторвет, и колется, и хочется, и не взять нельзя, гость не из РЯДОВЫХ, вхож и так далее, но и не выпускает из рук, очень ему нравится подарок.
      От цепкого взгляда Устаева ничто не ускользает: ни радость, ни смущение, и тень сомнения на лице академика он толкует по-своему, ЕЩЕ ПОДУМАЕТ, ЧТО НЕНАСТОЯЩЕЕ, и спешит развеять его колебание:
      - Лучшие мастера,- говорит он вице-президенту,- для ТЕБЯ делали. Не думай, что это позолота, чистое золото, полтора кило!..- И после паузы:- Цены ему нет, искусству умельцев.
      А потом берет щит, усыпанный драгоценными камнями, и подносит к свету, чтобы сыграл, горя алым цветом, рубин, которым инкрустировано ИМЯ (к энно-летию):
      - Читай!.. (Тот уже давно прочел, когда держал щит в руках.)
      И доволен Устаев, что дар его пришелся по душе: ювелирзавод' поработал на славу (и на Джанибека тоже поработает).
      Разговор Айши с Устаевым стал причиной взлета Расула, но шефу пришлось (под нажимом Айши, которой не терпелось устроить судьбу сестры - Лейла понравилась Расулу) преодолеть не одну преграду (и даже вице-президента подключил, хотя вовсе не по его части), ибо долго не соглашались с Устаевым: и что Расул молод, сомнение высказывали, и что опыта НАШЕГО не имеет, и что... а кто-то даже про высокий рост Расула сказал, дескать, выделяться (из свиты?) будет.
      Трижды командировали туда Расула: знакомиться, на собеседование ПО ЭТАЖАМ, потом, как мяч от игрока к игроку, по разным ИНСТАНЦИЯМ кидали и в конце концов УТВЕРДИЛИ. В книжечке четко набраны фамилия, имя, отчество и три телефона: домашний, служебный и код, сверхличный.
      Помогла Айша, а потом произошло как будто некоторое смещение, кто кого,чуть ли не Расул, закрепившись ТАМ, помогал движению Айши.
      "Надо спешить,- торопила она Расула.- Это ж такое везение!., (будто Расул не понимает!) Не веришь? - Пытливый такой взгляд, у шефа усвоила.- Устаев непременно пробьет, с ним ТАМ считаются, а как же?! На такую работу, что и квартира, и все прочее, но,
      после выразительной паузы, опять шефа копирует,- только женатым!.."
      В те же дни, пока оформлялись документы и длились командировки-собеседования, и расписались Расул и Лейла.
      А разве ему не хотелось тогда уехать? Он не жаждал широких просторов? И был у него страх, чувствовала Лейла, и Айша тоже. А вдруг? Не согласится с Айшой - и расстроятся его планы!
      "Она сразу влюбилась в тебя, помнишь? Ты как-то пришел к нам, не помню, по какому это случаю, я, твоя начальница, пригласила тебя. И ты вдруг покраснел, когда я вас познакомила. А потом, ой как ты заикался, когда я поздравила тебя с назначением на мое место,- короткое такое перед взлетом Расула перемещение (в ответ на упреки ТЕХ, которые оттягивали, дескать, у Расула нет НАШЕГО опыта),- да, я тебя поздравила перед тем, как самой уйти в город-гигант, ты вдруг и говоришь мне: "Айша-ханум..." А я уже все поняла: Лейла!.."
      Версия Айши, которую приняли в семье, как правду: Расул просит у Айши руку Лейлы,- их мать стоит рядом, но он просит именно у Айши, она почти глава семьи, особенно после трагической гибели их отца, Расул волнуется, чуть ли не заикой стал, у него на глазах появились "слезы счастья", как только Айша дала добро и согласилась, вздыхая, на разлуку с сестрой. Забыли, однако, что мать Расула, Месме-ханум, накануне весь вечер просидела с Марьям,- ритуал, не более, ибо с женитьбой уже решено.
      Лейла размачивала, месила глину, опять лепила, а потом, как не стало получаться с Айшой, взялась за самую старшую, Айну, здесь проще, пышная, полнотелая, сама горделивость, но улавливается в чем-то уязвимость, а кукла напыжилась, так повернешь -*- важность, эдак - самомнение; далее, минуя самою себя (автопортрет?), - Зулейха с Постоянным недоверием (пытливость диагноста?!) в глазах, а кукла вышла хитрая, затем красавица Алия, и Лейла любит ее, свою куклу, хоть и надменна" перерасти самою себя хочет, а уже некуда: и с мужем удалось (Хан + Султан), да и собственная фамилия (династия!) не уступит, сама тоже преуспела: хирург-виртуоз, на днях чуть ли не во всех газетах о ее своеобразном рекорде - пять тысяч операций!..