звонил в мастерскую и домой художнику - никого. А вечером:
      "Что-то я,- и на Анаханум смотрит: а вот выдашь себя! - художника нашего не вижу".
      А ему Сальми:
      "Он же в отъезде".
      Отлегло: а я-то думал! Чистейший парень!..
      "Как?-а ведь забыл!-в Латинскую Америку уехал".
      Еще новости: вышла из университета, пошла вниз и... села в машину. Пока то да се, лихача догнать не удалось. Но напали на след и уже не выпускали из виду... Около часу катались в машине, а потом он привез ее к университету и уехал. "Чадра? Что за чадра?!" Маскарад какой-то!
      Ровно час. Обеденный перерыв, и минута в минуту - на службу.
      "Какого цвета была машина? Зеленая или желтая?.. У вас что, дальтоник он?.. Не знаете, что такое дальтоник?! Какое у вас образование? высшее? ну и дела!., он что, цвета путает?!"
      Минуту-другую Джанибек сидел не шелохнувшись, ошарашенный, и сцены одна зловещее другой!..
      Но прежде - разговор с нею:
      - У тебя появились какие-то тайны от меня и от мамы?- Надо сразу, напрямик, откровенно.
      Ее ответ был краток, но - какой-то холод по сердцу:
      - Появились.
      - Это серьезно?
      - Возможно.
      - Настолько серьезно, что могут коснуться и нас с мамой?
      - Возможно.
      Как проворонили?! Но не выдать себя. Спокойно:
      - Я уважительно отношусь к твоим тайнам, но и ты щади отцовскую гордость. И не забывай, что лучшие друзья у тебя на свете - отец и мать.
      - Я это знаю.- Шпионили!.. И о Бахадуре знают. Сообщить ему!
      В тот вечер, когда Джанибек думал поговорить с Бахадуром, не удалось, долгий-долгий разговор, но по проводу, очень важный, лично с Самим!.. Намечается грандиозное дело - новый объект! И о Бахадуре (!) вспомнил: "позитивные начинания!.." Вся эта история
      показалась ему вдруг не такой уж дикой. Отвечала дочь с достоинством, не таясь, прямо. Она рассудительна, это он тотчас определил, открытый взгляд и понимание важности того, что может случиться.
      Надо понаблюдать. Удачно получилось с объектом, никто не верил, а он добился.
      Чудаки,- опять всплыл Бахадур!..- когда о них дочь (обсуждали завсегдатаев Салона, недавно Вечный Поклонник парапсихолога привел с собой),- эти Sister's Аббасовы и К°,- сказала (мягко так: "компани") Анаханум,- то бишь зятья.
      Бахадур и Анаханум голову потеряли. После разговора в машине: осторожность! замести следы! не видеться! А прощаясь, договорились: "Я отпрошусь!" И она ему шепотом: "Чтобы не спешить никуда".
      А в тот день, когда снова мастерская,- сначала она пришла, затем он! и случилось бы то, чего она в нетерпении ждала, теряя сознание и проваливаясь в блаженное беспамятство. Пусть! И потом: не он ведь, а она сама,- это разве случается помимо желания? Но Бахадур - начеку, нельзя!
      Уже привыкла. И участились минуты расслабленности. Когда же? Она не в силах больше! Но молча, ни слова.
      И случилось! В страхе проснулась: но как хорошо было... И все отдалилось, ушло. Неужели это возможно?
      А он - ну какая в нем выдержка!- "Нет". Особенно трудно ему, при всей ее послушности, когда никаких преград. И кто-то сильно держит.
      "Ну?!"
      Нет! И отходит, отскакивает
      Не поймет она, тоже трезвея, почему же? злится на него, видеть его не может, а к вечеру - ожидание следующего дня.
      И она бежит. Она ждет. У них только час.
      "Ну, что ж ты?!"
      И СЛУЧИЛОСЬ! КРЫТЫЙ БРЕЗЕНТОМ ГРУЗОВИК. И АЙША, И МАТЬ, ВСЕ-ВСЕ.
      А было ли что? Оба напуганы: и он, и она!.. А чего бояться? Детские страхи! Особенно в нынешние времена, когда... Но о том уже было. И ведь непременно бы случилось в тот день, чуть-чуть отпусти его тот, кто крепко-крепко держал.
      - Чего ты себе там позволяешь?- набросилась Айша на Бахадура; это часто теперь - набрасываться, то на Бахадура, с огнем играет! то на Асию!..
      Бахадур вздрогнул: откуда им ведомо? эстафета Фархад-Фарид-Айша? кстати, а с чего у нее с ними такая близость? ах да: ведь Фарид Унсизаде вроде бы поручился за Бахадура, поговорил с братом своим, чтоб тот форточку открыл, птицу, что клювом о стекло бьется и коготками царапается, впустил.
      - Ты думаешь о последствиях?!- Одно к одному: как пойдут неприятности, жди новых, это Айша знает, а с некоторых пор - чуть опасность какая, и, будто рефлекс, сразу всплывает Асия: пойти на такой шаг (и этот говорун!), тут нельзя пускать на самотек, и Айша непременно займется ею, хотя, как уследишь?! не на цепи же держать эту сумасбродку - если узнают, такое начнется, что уже не вывернуться.
      Сначала, когда позвонили Айше, ничего понять не могла:
      - Выполнили ваше поручение, Айша-ханум.- Это из района, над которым шефствует и где выступала по случаю выпуска энного агрегата, голос хрипловатый, картавит, сразу узнала.
      - Какое?- насторожилась Айша.
      - Насчет жилья.
      - И что же?!- Подвох? проверка? Ни о чем ведь не просила!
      - Квартира ему понравилась, и я только что лично сам торжественно вручил ему ордер.
      - Кому??
      - Забыли?.. Ну да, у вас на дню столько дел!
      - Нельзя ли подробнее?
      - В тот день, когда вы пришли ко мне с этим... Ну тот, кто надоедал с жильем!
      - Который?
      - Низенький, седоватый...
      Говорун!! НО Я С НИМ НИГДЕ НЕ БЫЛА!
      - ...очень-очень благодарил.
      - Когда я была у вас, напомните, пожалуйста.- Надо оттянуть время, чтоб вспомнить.
      - Это было... вот, на календаре я пометил день, в прошлый четверг.
      Асия!! Она приезжала! На чьи-то поминки... Ее проделки!..
      И тут же помчалась к ней, в дом Расула и Лейлы. Нет там! Не поленилась и в деревню, прямо на поле. Было уже однажды, срочно поехала к ней, как сообщили, что Асия затеяла разбирательство (дело с купюрами в жестяной коробке),.и состоялся у них такой разговор:
      "Чего ты встреваешь не в свое дело?"
      "О чем ты?"
      "Не притворяйся! Мало тебе твоих забот?"
      "Ах вот ты о чем... Из-за этого примчалась?"
      "Учти: ты шутишь с огнем!"
      "А какая тебе забота?"
      Оказывается, этот их уполномоченный какими-то узами связан с Унсизаде!..
      "Они тебя в два счета могут...-(убрать?)".
      "Вот и вздохнете свободно".
      Айша оставила шофера на пятачке автобусной стоянки - и по узкой тропке слева и справа кусты, поспешила в контору: не при людях же - потом рты не заткнешь. Асия увидела сестру, вздрогнула:
      - С мамой что?
      - Нет, не с мамой, выходи!
      - А что случилось?- Вышла следом, и стояли на клочке незанятой земли (ведь засеяно до крыльца!).
      - Авантюристка!
      - Чего ты раскричалась?
      - Понимаешь, как это называется?.. Я могу тебя за эти твои преступные действия, да, да, преступные!
      - Объясни толком.
      - Не прикидывайся дурочкой! Как ты посмела выдавать себя за меня?!
      - Ах, вот ты о чем... Если на то пошло, ты должна быть мне благодарна. Айша опешила:
      - За что же?
      - А за то, что припишут тебе это благородное дело, помогла человеку получить жилье!
      - Если ты еще раз...- И сил нет у Айши ни стращать, ни наказывать. Но больно уколола:- Я понимаю, горе тебя состарило, и ты сравнялась со мной, оттого и принимают тебя за меня!
      - А может быть, это ты выглядишь на десять лет моложе?- Асия и здесь вышибла из Айши гнев.- Давай-ка лучше я угощу тебя чаем.- И рассказала, как это вышло.
      "Ну-с, Айша-ханум, вот я и встретил вас!"
      "Извините, но я вас не знаю".
      "Забыли, как я шагнул к вам из-за розовых кустов, и даже с букетом, вы подумали, что вам цветы, а я возьми да и сунь букет в урну! Кстати, мы рядом с исполкомом, не хотите ли зайти? Вас сразу впустят, без очереди".
      Будь что будет! И... впустили!
      - А если б попалась??
      - Мне все твои ужимки известны, и мимика, и голос, когда надо приказать, а когда попросить, росла, изучая тебя, равняясь на именитую сестру, пригодилось!
      (А там всполошились: сама Айша-ханум!)
      Уехала Айша умиротворенная, но чем ближе к городу, тем тревожнее: что еще выкинет сестра? Только успокоилась с Асией, надеясь, что больше не повторится, и Асия уже никогда не сыграет ее роль, а тут эта неожиданность е Бахадуром.
      А ведь рада, что он рискует: или - или, такой иногда азарт в ней, и еще не было осечки.
      Бахадур попытался уйти от разговора.
      Ах, сплетни? Чуть что - сплетни?! Что за девица? Что за Анаханум? Что?? За одно лишь слово, и то непроизнесенное!!
      - Ладно, Айша, давай поговорим откровенно: она меня любит.
      - Очнись!
      - Я ж просил: пошутили, и хватит.
      - Как тебе удалось?
      - Это уже тайна!- Сестра ведь не испытала! Монашка в епархии! впервые в этом свете она предстала перед ним; и такая вдруг жалость к ней; и за что себя подвергла такой жизни? а может, он ошибается? и у нее есть тайны? но чтоб никто не увидел?- Извини, можешь не понять.
      "ЧТО Ж ТЫ?!" ВЫСОХЛО ВО РТУ, ТО ХЛЫНЕТ ЖАР, ТО ВДРУГ ХОЛОД.
      "А Я ВИДЕЛ КАРТИНУ: ПРИГНАН ГРУЗОВИК, А ТАМ СЕСТРЫ!"
      "КЕМ, КЕМ ПРИГНАН?"
      "ТВОИМ ОТЦОМ!"
      "СТРАХИ ИЗ ЧУЖИХ ВРЕМЕН!"
      "ТЫ ДУМАЕШЬ?.."
      - Но ты уверен?- пристала к Бахадуру Айша.- И никакой ошибки? А если узнает?!
      - Чем же я плох?
      - Никогда. Никогда не согласится.- Вдруг Айше показалось, что уверенность Бахадура не без оснований. "А есть ли у тебя предел? Чего ты хочешь, Айша?" часто спрашивала себя. Нет, у нее никогда не возникало: а почему не я? Айша на портретах очень даже неплохо выглядит: строгое лицо, какая-то пристальность во взгляде; и профиль - нет, другой человек, выдает нос: женские портреты в редкость. Давно их не было. А разве исключено? Женщины заморских краев - одна знатнее другой, и за хребтом тоже. Но и ей утешенье: в Камыш-Промовском, плантации у них, подведомственном цветнике вывели, кажется, в ее честь сорт чайной розы "Айша". Устала только. И уже Бахадур: "Ты не поймешь" (?). Девки так и льнут; и о той, что переводила ему, тоже слышала; Марьям-ханум как-то Айше: "Что ж ты?! - ив глазах у нее такая жалость.- Ты можешь позволить себе, и никто никогда не осудит",- вот до чего мать договаривается!
      Айша, когда такой разговор, улыбается многозначительно, но мать чувствует: хитрит дочь, никого нет у нее; хотя, вздыхает, как знать? Чернушка? Ну и что? Притом с таким положением!
      Посмотрит, это он умеет,- свинцовый-свинцовый взгляд, и сердце остановится: птица летит и замертво падает камнем! такие морозы!..
      "Что вы? Да я... Сам первый горло перегрызу тому, кто осмелится!" Бахадур сказал бы именно так, спроси его "тесть".
      Здесь, кажется, вчера еще жили сестры, а у них - брат. И мать жива,пустынно в квартире, ничего не тронуто, но словно сдуло всех, даже кастрюля на плите еще горячая! Не могли же они вмиг исчезнуть все?! (Слышали, как грузовик притормозил, и какие-то быстрые шаги...)
      А может, инопланетный корабль их забрал?..
      Нет, Бахадур не посмеет.
      12
      Бахадур засиживается допоздна: все сидят, и он сидит. И, глядя на вечерний город, на его огни, вид почти как из квартиры сестры, Лейлы, он недавно гостил у нее, и она рассказывала о кукольном театре, о спектакле, который он должен посмотреть.
      Исполнение ролей почти как у Лейлы, но как поставят там эту восточную сказку?*
      Шах-отец, у которого единственная дочь, и она родилась после долгих-долгих лет ожидания,- проходивший через эти земли дервиш-странник подарил им волшебное яблоко, половину съел он, а другую - Сальми, но странник забыл предупредить, очарованный красотой Сальми, чтоб румяную часть яблока съела она, а не румяную, белесую - он, и тогда родился б мальчик-наследник;
      дочь... выставлены дозоры, осада, была попытка вырваться из-под опеки, наняться к самой себе служанкой, а здесь и случится... но об этом шах-отец пока не ведает, даже в мыслях не мелькнет, что отыщется богатырь, который посмеет;
      (у дочери роли нет);
      (и у Сальми - тоже);
      кто же в роли Плешивого, который возмечтал жениться на шахской дочери? и готов пройти через все испытания, чтобы добиться своего?
      и зрители - не только сестры, но и зятья, все на подбор: у Аскера Никбина, увы, уже тусклые глаза прозаика, и уши как будто выровнялись,- одно, помнится, было чуть длинней, и Бахадуру рассказывали, что Асия спросила у Аскера: "А вы ушами шевелите?.." - куда ни пригласят - с папкой, "нет-нет, стихов читать не буду, надо спасать нашу великую прозу", и равнодушно скользит по лицам кукол (?);
      сытый взгляд у Хансултанова, у Расула - задорный, юношеский, с трудом сидит, вот-вот вскочит: "Ну-ка, ребята, шире круг!..";
      у Махмуда - то ли боится чего, бегают глаза, а из горла хрип какой-то, прочищает горло, готовясь к очередной записи;
      Ильдрым бы вывез их, как электровоз длинный товарный состав,- на груди б уже сияли пять лучей,- недавно было награждение, и Ильдрым непременно был бы в их числе. Но молчок: такая игра, что зятьям-шуринам влезать рано, зрители-люди и зрители-куклы;
      нечто вроде дворца, и новая гостиница с кондиционерами, и выдвинутая в море пристань, и статуя, вернее, памятник (не тот! и даже не другой, а совсем новый, с укороченным пьедесталом),- сколько жалоб было отправлено в Центр, дескать, памятник СВОЕМУ выше
      памятника НАШЕМУ, и Джанибек, лелея мечту, не противился, внял (был прямой разговор с Шептавшим), крепко выдал скульптору за его местнические замашки, политическую слепоту (и на время закрыли ему доступ в Салон),- в общем, укоротили пьедестал, чтоб не выделялся, поскромнее был, но от этого диспропорция, нарушение как бы базиса и надстройки, когда великолепная надстройка (собственно памятник) давит, деформируя базис, он же пьедестал,такое вот соседство с Шайтаньим дворцом и Девичьей Твердыней, или Крепостью, куда запрячут дочь (почти как в восточной сказке);
      а что Бахадур (Плешивый?)? он - ревностный страж дочери, и эти допотопные присказки насчет волка и овцы,- еще как уживутся, если такие заманчивые перспективы; ах, мечты, которые воспалили воображение, был апофеоз, когда он увидел свои памятники в бронзе, из гранита, в рост, по пояс, бюст; и чтобы он не смог ради апофеоза одолеть того, кто в нем сидит?! обуздать его низменные звериные страсти?! он копит их для другой, для той, будущий век!.. И такое вытворяют!!;
      а вот и у дочери роль, пока зрители рассаживались: она раздражена, негодует, готова, окажись у нее в руках... что? нож? - этот миг расслабленности, когда готова на все - и ничего-ничего!;
      плешивый (Бахадур?) в бегах и часто покидает сцену,- закулисные тайны: к другой?., чтоб восстать против железной воли стража? дать волю разбушевавшейся страсти? и кто, как не та, другая, утолит его голод?! вот он - снова на сцене, а здесь - выдержка, точный расчет (и даже в гараже зловещая тишина, но Бахадур в трудной борьбе был на высоте);
      удается Бахадуру и порассуждать (!), когда тут такое, что иной трижды б умер, чтобы вновь воскреснуть (голос за кадром?), он и не предполагал, что ему не по душе, когда шахская дочь послушна; и о ее чуткости, и не по себе, когда она ловит его, пусть половинчатые, желания и даже отвечает им, будто ей ведомо это, знала до него; инстинкт? и еще о пассивности; или это - целомудрие, а не равнодушие? и снова о чуткости: может, это ее подспудное желание обмануть расчетливого, спровоцировать на поражение? а может, эта мнимая пассивность в сочетании с чуткостью, возникающей лишь вспышками, и будет источником его постоянства, привязанности к ней? вот-вот надоест пассивность, и неудовлетворенность обращает взор в сторону, а она вдруг проявляет ответную чуткость, и настолько глубинную, что он ждет ее повторения; но чуткость эта непостоянна, потому что может надоесть, но и не слишком редка, чтоб не было поздно;
      ай да Плешивый!.. Бахадур рос в собственных глазах: еще и философствует!., даже сопоставления с тою (к кому бежит, на время покинув сцену, когда ни о чем не ведающие шах и шахиня пьют на веранде чай), и она прочитывает его желания еще до того, как они возникают (кукла эта - за кулисами); но вспоминать ее опасно: можно забыться!
      И Бахадур гонит от себя образ той, к которой непременно пойдет, как только проводит Анаханум домой. Эта изнурительная борьба с самим собой! И-голод мчит его к той. А пока он летит, чтобы увидеть ту, думает об Анаханум: как заикнуться о женитьбе на дочери Джани-бека? Это почти то же, что войти в клетку ко льву, даже после того, как накормили его и он сыт, сладко-сладко зевает, спать хочет;
      а как в сказке? Плешивый входит в клетку и просовывает, когда лев зевает, голову ему в пасть, убежденный, что она так и останется разинутой; в давние-давние времена (а сегодня лишь в кукольном театре Лейлы) льва вполне мог бы заменить шах, и ты, без роду-племени, даже если учен в астрологии, входишь к шаху и падаешь ниц, словно умоляя его выдать за тебя единственную дочь; и не успеваешь произнести, как в ушах твоих ревет толпа зевак, и одетый в красное палач... А ведь это красное - твоя кровь, хотя еще и не пролита.
      Какие еще ходы?
      - ?
      - !! (мат в два хода,- твоя рука дрогнула, и ты взялся не за ту пешку. Рев зевак! И - взмах топора!!)
      Собираются мужчины, а именно: Айша, поистине ведь мужчина, несущая на лике своем печать мужества: и зятья-шурины, они же свояки, и от имени и по поручению - с петицией, просьбой... Не надо, чтобы всех сразу впустили,заподозрят заговор, и ринутся стражники (сигнализация уловила превышение нагрузки на см2 площадки), и зятья застряли в широких дверях, каждый хотел первым, и теперь ни войти, ни выйти,
      ай-ай-ай!.. Если по-родственному - первым Аскеру Никбину, если по годам Хансултанову или Расулу (но его здесь нет); а чего Махмуд полез, раздался, черт, в плечах и в пузе, ни взад - ни вперед, с носоглоткой не в порядке, а как же запись? и чтобы... это уже было, коллективные петиции-прошения не очень в чести, уж кому-кому, а зятьям, не говоря уже о том, к кому пришли, известно, что не поощряются. Да и как незвано в гости являться? Надо, чтобы их сюда пригласили, не маски же заказывать им, будто они завсегдатаи Салона? А слухи ползут, чуть ли не завтра свадьба.
      - Как сын женится?! - негодует Марьям. Ей лифтерша:
      - У вас в руках жар-птица!- Почти поздравляет. И усмехается, видя, как та растерялась; ни на минуту из своего закутка не отлучается, а кто как и чем дышит,- аналитик: ей бы солидное психологическое образование да курсы по управлению, по' чистоте речи и ораторскому искусству, а если еще штат экспертов, специалистов-консультантов, помощников!., да те в свою очередь со своими штатами. Не кустари ведь одиночки, и лифтерша ой-ой какую б деятельность развила!..- готова управлять даже государством!
      - Да что вы, ханум Варвара,- дышит Марьям учащенно,- какая женитьба? какая невеста?
      И дома на Айшу. А у дочери именно эти два-три дня горячие: завершается полугодие, планы, планы!., почти каждый день - сводки, призывы, угрозы, за полсуток - тонны слов, Хансултанов ей: "Две доцентские нормы!"
      И Айша на мать, почти истерика, .на грани визга, и чуть приглушенно: "Тсс!.." Но зато все другие заботы вдруг стали мелкими, необязательными, можно повременить!., только б здесь получилось!..
      Огромная тень нависла, приковав к себе внимание всех горожан: град или ливень? и где-то вблизи грохочет-раскатывается по небу; в прошлом году все цветы были побиты; кстати, и в позапрошлом тоже; грядет ураган небывалый.
      Марьям-ханум молчит: пока в седле (кто? Джанибек или Айша?) - прекрасно, а как ссадят с коня?
      И Айна, о которой давно ничего не слышно, как, впрочем, и о сыне ее, Агиле, загорелась, как узнала о возможном породнении, но в ее подходе помимо общепринятого, как подобает сестре,- еще одно: Аскер непременно, такой повод! возглавит шествие просящих руки.
      Зулейха все возьмет на себя, и чуть ли уже не произошло, ее снова пригласили к Сальми, нужен точный диагноз, в прошлом году обошлось, ложная тревога, а в этом - снова, была недавно, успокаивала, как могла, Сальми, что-то с почкой. И после ухода Зулейхи, как потом рассказала Бахадуру Анаханум, она и спрашивает у матери:
      - А ты знаешь, кто она такая?
      - Ну да, лучший диагност!
      Отец слышит, но молчит: он-то все-все знает.
      - А еще?
      - Что еще?
      - Ну, чья она, к примеру, сестра?
      - Их, по-моему, несколько сестер, и все похожи.
      - Все, да не все!.. И брат у них есть - наш Бахадур!- И как она, глупая, произнесла это имя!.. Как решилась? Но отец молчит.
      - То-то я говорю...- И задумалась Сальми, очень важная мысль, вот-вот, как птицу за хвост, схватит, но она ускользает, улетает, а надо б удержать!
      Тут Джанибек и отпугнул ее, ах досада:
      - У них еще сестра есть, наш опытный работник, я ее выдвинул. Айша-ханум.
      - Эта маленькая, чернявая?! Та, что с Расулом?
      - При чем тут Расул?
      - Так сколько же их?!
      - Вот и посчитай!- Неприятно Джанибеку, что о Расуле вспомнила. ОН УЖЕ ЗДЕСЬ, сообщили ему, МОЛЧИТ, НЕ ДАЕТ О СЕБЕ ЗНАТЬ. И эти новые слухи (на его место??). Джанибеку показалось даже, что когда проезжали на бешеной скорости, увидел Расула, какие-то, помнит, похороны были,- белое-белое лицо мертвеца, кто ж это такой?..
      Да, приехал и молчит (скоро сообщат Джанибеку: ходит Расул по городу в защитных очках, чтоб не узнали).
      Зулейха снова пойдет к Сальми:
      "Мой брат любит вашу дочь",- и ничего мудреного, все так просто.
      "Надо спросить у дочери,- сдерживается Сальми, такая наглость!-как она?"
      А дочь, вспыхнув, покраснев, говорит "да" и тут же выскакивает из комнаты.
      "Ну что ж, коли дочь..." Слышит Сальми, и он, ее муж, тоже: "Кстати,- но это уже не Зулейхе кажется, а Бахадуру, мечты брата передаются сестре, она слышит, как отец невесты размышляет,- а я подумываю выдвинуть Бахадура... на место...- промолчал,- хромает дело, от покорителей высот жалобы: не гибкие шесты!"
      (Кукольный спектакль окончился.)
      Самый короткий диалог, а возможен еще короче:
      "Мало ли что любит?" - вроде: "Как смеет?!"
      Или: "Дочь? А может, воздействие какое психологическое? гипноз? Пускай суд разберется!" И туда звонок.
      А можно еще иначе, после того как обнаружится единственный выход из кризиса (почки!): под нож хирурга. "Мы вам жизнь,- разве Сальми не слышала, как эН эН, имеющий именной скальпель, почтительно говорил об Алие?- а вы нам дочь".
      Аллах упаси хвалить Бахадура!.. Это у соседей: если своего, если даже он и не заслуживает, хвалит чужой, непременно следом похвалит и он, и даже перехвалит. А здесь? Ведь вот как получается: когда кого-то из земляков чужой хвалит, сначала согласится, да, очень талантлив, и учен, и приветлив, но лишь с тем, чтобы потом шаг за шагом ниспровергнуть: и грубоват,- "Как? не слышали, у него мать чуть в дом для престарелых не сбежала!., и за чужой счет любит!". И такой, и сякой. Неясно, с чем же согласился, когда хвалили?
      Да, у соседей на той стороне высоких холмов иначе: "Ты знаешь, у нас есть, оказывается, замечательный богатырь! Как? не слышал? Чужие говорят!" Раз чужие - надо поддержать; но сосед соседу рознь: бывает, пока чужие не похвалят, и у себя не вспомнят.
      Кто? Бахадур? Этот выскочка? Как его, синхронно-диахронный. А зазнался как!- Это со старого двора, что на Колодезной улице; уже давно переехали оттуда: сначала на Хазарскую набережную, а оттуда на Кипарисовую Аллею.
      "Не знаете такую? Ну, там, где Космический проспект! И это не знаете? А вы из местных? Да?..- И смотрит недоверчиво.- Может, и про Кривую не слышали?"
      Знает! "Никаких Кривых, была одна, выпрямили, разрушив летний кинотеатр". Да, свой...
      "Жаль,- говорит,- мало я лупил Бахадура, когда мимо двери моей бегал" (ему бы подножку, чтоб носом да о настил коридора!).
      И до зятьев-шуринов дошло.
      "Эх, мне б его годы!" - Зависть в Хансултанове. И ревность: ведь в самом начале жизненного пути, все на блюдечке. "А красива?"- спрашивает у Махмуда про Джанибекову дочь, как будто тот каждый день ее видит.
      Ушел Махмуд от прямого ответа, про дочь гигантомана вспомнил, как у нее было заранее заготовлено: "Ах, я некрасива! Захочет Волгу, да, да, речку с пристанями! и диплом доктора - женится!" Махмуда записывает, прежде чем в эфир выпустить; это она ему, чтобы копировал знаменитого обозревателя с толстыми стеклами очков, который впивается в каждого,- всякие слухи о них, о ней и обозревателе, а он ей, как и Махмуд, по пояс; и замуж выйдет, погуляв вдоволь (и молодоженам целая связка ключей, да в придачу бонна).
      И Алия ведь с Зулейхой не посвятят мужей, чтоб знали: зашивают (но успеть заскочить непременно накануне брачной ночи!). Да, нечего о женских тайнах знать мужскому роду. Потеха была с матерью: Марьям слушала как-то, сестры новостями обменивались. "А вдруг раскроется?" - недоумевает Марьям.
      "Что?" - не поняла Алия.
      "Ну, обозреватель и другие, с кем она..." - и не смеет вымолвить.
      "Вдоволь погуляла, хочешь сказать?"
      "Да".
      И смех разобрал сестер, хохочут, никак не остановятся. "Мама, ты отстала от жизни!-: спешит объяснить Айна как старшая.- Подлатают ее, зашьют где надо!"
      И Алия:
      "Это ж так просто, сослуживица моя (а это старшая сестра у нее в клинике) немалое состояние сколотила, с каждой по сотне!"
      "И много таких находится?"
      "А как же?" И называет еще пианистку из Салона Сальми, справила недавно свою свадьбу, вышла замуж за певца-композитора. Можно б еще кое-кого назвать, но Алия умолкла: этика.
      "Что творится на свете!" - охала Марьям и еще не скоро успокоится.
      Не успеют одними новостями поделиться, как накатывают новые. Так и теперь. А тут свои заботы-волнения, большие и малые: Аскер терзается, Хансултанов недоумевает, Махмуд сюжетики ищет, чтоб не в бровь, а в глаз, и самому уцелеть.
      "Тебе-то чего сокрушаться?" - вздыхал Хансултанов, слушая жалобы Аскера, мол, "публика забывать его стала". А он как-то, помнит Бахадур, в пик славы, еще до Прозы, утешался "знаком судьбы": не случайно-де родился сто лет спустя после...- и называет имя того, чье Собрание сочинений в девяносто томов мечтал приобрести Расул - и вовсе не для того, чтобы подарить Аскеру.
      "Хорошего б мне переводчика найти! Пастернак, увы, не успел, Ахматова тоже. Оленин? Рифмует бойко. Переделов? Ломает строку".
      "А Чуялов?" - осведомляется Хансултанов.
      "Но это ж фигура скандальная!"
      "Да, тебе не угодишь, чтоб и усы были довольны, и борода чтоб не жаловалась".
      А потом шутили о женщинах, и Махмуд, пока говорил Аскер, молчал: как стал по всей сети, да еще еженедельно в каждый дом вхож, голосовые связки бережет.
      "Когда создаю образ героини, я в нее непременно влюбляюсь и, извини меня, Бахадур, на время остываю к собственной жене, даже могу разлюбить ее. Чтоб вернуться к ней снова, мне нужна встряска. А портрет героини списывают с приглянувшейся мне. Уехал для работы в Дом творчества, идешь по берегу моря, заглянешь в ресторан,- были в Ялте?- еда ведь однообразная, надоедает, ну и... К тому же она приехала, ты думаешь, так, спроста? И ты выходишь победителем, она демонстративно под руку тебя (а тут и кинолюбитель на пленку, у него тоже коллекция; и будет крутить здесь свой фильм, пояснять; "Это поэт Аскер Никбин с королевой нашего бала!"). Потом она возвращается к своему мужу, отдохнула, соскучилась и крепко любит, а ты к своей жене, ибо дом - это превыше всего".
      (А Бахадур терпеливо ждет!)
      "Новую героиню,- вздыхает Аскер,- думал Ана-ханум назвать, придется менять. Ты меня огорошил!..- Как же свыкнуться с мыслью: их Бахадур может почти каждый день лицезреть! и в семейном кругу, в какой-то момент даже скажет Джанибеку "папа" (!!). И ничего, сойдет.- А как же? Непременно пойдем: и я, и все мы".
      А Махмуд молчит, ждет, что Хансултанов скажет.
      У Хансултанова тяжелый день был, длинный-длинный, отчет отдела социологических исследований. Но перед деловой частью, так у него заведено, приветствия-поздравления, вручение дипломов, аттестатов, знаков отличия, приятные речи, аплодисменты, оживление... Входя, непременно поздороваться с каждым за руку, кто досягаем,- с улыбкой, что означает: я бодр, у меня преотличнейшее настроение, эмоциональная устойчивость; и казнить будет с улыбкой: "встать! сесть..."; а истерия моя, мои конвульсивные и импульсивные, как сказал бы Бахадур, решения - это чтоб лишний жирок в сердечной мышце не откладывался.
      И затем (у кого он эту привычку перенял? ах да, у прежнего шефа, Устаева, когда тот был в активной форме) слушает докладчика, конспектирует, успевая изложить свои замечания,- потом, обобщая, будет заглядывать в эту левую часть листа, огромный, как стол, блокнот, вроде амбарной книги, с длинными, как полотенца, страницами, и непременно перед глазами часы: для ведения заседаний, ибо есть регламент, и для фиксации хода обсуждения.
      А тут записка от Афлатуна - тот самые важные свои вопросы решает именно так: во время заседания! знает, что Хансултанов любит получать записки, навьючен делами, а ты еще грузи, ему одно удовольствие! "а я и это могу!.." снял одни очки, надел другие,- нескольких типов очки, меняет их часто, хотя ни близорук, ни дальнозорок... но это - глас недругов: "Да, разрешаю",- это о поездке Афлатуна на какой-то симпозиум в... неважно куда, пишет красным карандашом на углу заявления и тут же, Афлатун знает эту слабость шефа, поэтому на его записке много места, чтоб Хансултанов весь листок испещрил советами-замечаниями, а еще и просьба; да, не возражает, но с условием,пишет, и тут же отвлекается, фиксирует в своем конспекте, ловко подловил докладчика-социолога: "Это же противоречит финансовой дисциплине!!";
      снова возвращается к просьбе Афлатуна, и уже шариковой, голубая паста: "чтобы вы повидались..." - длинный список друзей Хансултанова, с которыми Афлатун Должен повидаться, передать привет (и сувениры, это ясно, напоминать не стоит),- выступить, рассказать, перечень родственных учреждений, где Афлатуну следует
      оповестить о деятельности возглавляемой Хансултановым епархии; а ведь непременно узнает потом, где и как выступал Афлатун;
      но вот докладчик снова допустил оплошность, и Хансултанов с ходу: "А не кажется ли вам, что вы,- под стенограмму ведь! - нарушаете закон?!" Оживление, а потом тишина. Тот, что на трибуне, застигнут врасплох, ведь такое обвинение!., мельком на стенографистку, а та вовсю шпарит - "В пределах прав, данных..." - длинное-длинное объяснение. "Это, извините, маловразумительно... Но продолжайте!.." Реплика была, она зафиксирована, и он углубляется снова в свои листы, пиджак снят, рукава засучены;