Глава 4

Бренна стояла по колено в тумане на вершине холма, поднимавшейся над дымчатыми клочьями, словно маленький остров. Небо было свинцовым, и холодный ветер трепал юбку. Бренну окутала гробовая тишина.

Неожиданно казавшееся плотным покрывало растаяло, и Бренна увидела верхушки других холмов, множество зеленых островков среди безбрежного серого моря. Послышался хриплый крик. Бренна вздрогнула и повернулась влево, где в смертельной схватке сплелись две фигуры.

Бренна! Помоги мне! Помоги! Неужели этот отчаянный вопль – ее отца!

Бренна, на помощь! Почему ты меня здесь оставила?

Вокруг снова зазмеились зловещие туманные тени. Один из соперников поднял голову, и Бренна, к своему ужасу, увидела Нейла Эрхарта. Рот его кривился в злобной гримасе; череп обтянула желтая кожа. Он убьет отца! Бренна, почему ты медлишь?! Почему бросила меня? Почему?

Девушка пробудилась, дрожа в ознобе. Лунный свет струился в комнату, проникал сквозь полог, золотистой лужицей собирался на полу. Бренна откинула простыню и села, прислушиваясь к надсадному зудению москитов.

Кошмар настолько четко запечатлелся в памяти, что руки Бренны были ледяными от страха. Она сунула их под мышки и попыталась немного успокоиться.

«Это всего лишь сон», – твердила девушка себе, однако угрызения совести не давали ей покоя. Если бы она не сбежала из Ирландии, возможно, этого никогда бы не случилось! Отец отошел бы с миром, зная, что дети рядом. Возможно…

Бренна легла, потирая костяшками пальцев горящие глаза, и снова заплакала, колотя кулаками мягкую подушку. Но ничто, ничто не могло утешить ее скорбь. Постепенно сломленная усталостью девушка вновь провалилась в забытье.

Утром тетя Ровена разрешила ей взять экипаж для поездки к Квентину.

– Я с радостью провожу тебя, – предложила тетя обычным деловитым тоном.

– Я… я предпочла бы поехать одна.

– Но в Новом Орлеане это не принято. Разве ты не знаешь, какие негодяи слоняются по улицам? Грязные матросы с речных судов, которые все свободное время проводят в пьяных драках и карточных играх, если не хуже! Даже полиция не может справиться с ними и предпочитает не появляться в тех кварталах!

– Мне все равно! Я…

– Нравится это вам или нет, юная леди, но мы с Эймосом несем за вас ответственность, – язвительно заметила Ровена. – Значит, тебе придется взять с тобой Тайни. Он такой гигант, что любой бандит дважды подумает, прежде чем напасть на вас, и, кроме того, хороший кучер. Пусть и Мэри едет. Я на этом настаиваю!

Сразу же после завтрака Бренна надела соломенную шляпку и накинула кружевную шаль поверх темно-зеленого шелкового платья.

– Хорошо еще, что нам не придется пробираться по улицам по колено в грязи, – мрачно заметила Мэри, как только карета выехала со двора. Горничная уже знала о смерти Брендана и успела вволю наплакаться. – Слава милосердному Господу, на прошлой неделе не упало ни капли дождя. Порой, мисс Бренна, я просто отчаиваюсь вывести эти ужасные пятна с подолов ваших нарядов. Как я мечтаю снова очутиться среди зеленых лугов Ирландии!

Бренна кивнула. По грязным немощеным улицам, залитым к тому же водой, не имевшей стока, частенько было невозможно пройти. Тем, кто отваживался посетить вечеринку или оперу, приходилось осторожно пробираться по скользким мостовым с туфлями в руках. На пороге их встречали слуги, мыли ноги и помогали надеть обувь.

Мэри и Бренна молча сидели в экипаже, с грохотом катившемся по улицам. Во влажном воздухе стояло душное марево. Тяжелые ароматы магнолии и жасмина смешивались с запахами птичьего рынка, парфюмерной фабрики и вонью открытых канав. В креольском квартале дома с остроконечными крышами были выстроены из кирпича и оштукатурены. Проезжая мимо, Бренна рассматривала внутренние дворики, утопавшие в банановых и гранатовых деревьях, пальмах, ивах и глициниях. Эти дворики, такие прохладные и уютные, резко контрастировали с кучами смердящих отбросов и омерзительно вонючими сточными канавами.

– Фу! – воскликнула Мэри, сморщив нос. – Подумать только, неужели никто не боится подцепить какую-нибудь хворь! Я слышала, что каждое лето люди мрут как мухи от тифа и желтой лихорадки!

– Воде здесь некуда стекать, – заметила Бренна, – поэтому земля такая влажная и болотистая! Даже могилу нельзя вырыть – сразу наполняется водой!

– Господи, неужели мы так и не увидим Ирландии?! – вздохнула Мэри.

На сердце Бренны лежала такая тяжесть, что она лишь молча покачала головой. Через несколько минут они оказались у дома Квентина, небольшого, чистенького, с железной оградой с узором в виде виноградных гроздьев. Тайни натянул поводья, но в эту минуту Бренна заметила девушку, пересекавшую двор. Она шагала уверенно, словно часто бывала здесь. Молодая, с пышной грудью и бледной, почти белой кожей, в темно-желтом платье с оборками. На голове у нее был белый тюрбан, который полагалось носить всем цветным женщинам. Она зазывно покачивала бедрами но, услышав стук колес, обернулась и в испуге прикрыла рот ладонью. Несколько мгновений они с Бренной не сводили друг с друга глаз. Потом незнакомка пробежала мимо, ухитрившись ни разу не споткнуться на неровных кирпичах.

Бренна долго смотрела ей вслед.

– Если перечислять всех мужчин, кто обзавелся цветными любовницами…

Абьютес не находит в этом ничего особенного. Неужели цветная девушка – содержанка Квентина? Впрочем, какое это имеет значение? Окторонка могла приходить к Этьену или просто работать в доме.

Однако Бренна почему-то не спешила выходить из экипажа. Квентин так изменился за последнее время, стал угрюмым и беспокойным, совсем чужим.

– Подожди здесь, – велела Бренна Мэри, – я пойду одна.

Квентин, облаченный в серую утреннюю куртку, пил густой кофе с цикорием. На тарелке лежала недоеденная булочка. Глаза брата были налиты кровью, лицо отекло.

– Сестричка, что ты здесь делаешь? – удивился он. – Я бы велел Этьену принести тебе круассанов, но он, кажется, отправился за покупками. Говоря по правде, голова так сильно трещит, что я даже не услышал, как он ушел.

Квентин поставил чашку на шкафчик рядом с другой, тоже полупустой.

– Ну не стой же, сестричка! Садись!

Столовая находилась на верхнем этаже, балкон выходил во внутренний дворик. Стены были выкрашены желтой краской, а стулья обиты золотистым бархатом. На маленьком письменном столе лежали книги Квентина и несколько листков бумаги, покрытых каракулями и кляксами.

– Мне… мне нужно поговорить с тобой, – начала Бренна.

– Правда? О, сестра, неужели ты станешь ругать меня за вчерашнее? – Квентин улыбнулся и умоляюще взглянул на Бренну. – Не так уж плохо я себя вел! По крайней мере там было много таких, кто выпил куда больше! И не говори, что тетя Ровена рассердилась на меня!

– Нет, дело не в этом.

– Что же случилось?

Квентин открыл широкие стеклянные двери и вышел на балкон, жадно вдыхая сырой утренний воздух.

– Ах, Бренна! Я бы все отдал, лишь бы вдохнуть свежий ветерок ирландских холмов! Очутиться там после дождя, когда солнечные лучи прорезают черные тучи…

– Квентин… – Бренна сцепила руки под складками кружевной шали. – Квентин, я должна тебе что-то сказать.

– Да говори же, сестра!

Бренна не знала, как сообщить ужасную новость, но слова сами собой сорвались с губ.

– Отец… папа умер.

– Что?! – Квентин съежился и словно стал меньше ростом. – Что ты сказала, Бренна?

– Папа скончался. Опухоль его убила. Прошлой ночью дядя Эймос получил письмо. О, Квентин, наверное, отец уже умирал, когда мы покидали Дублин!

Последовало долгое молчание, прерываемое только щебетом птиц и криками уличных торговцев. Квентин тяжело оперся о перила. Губы мгновенно побелели, от лица отхлынула кровь.

– Я… не знаю, что сказать, сестра.

– Боюсь, здесь нечего сказать. Папа умер, и мы остались одни на свете. Но, Квентин, наши беды на этом не кончились. Эрхарты… словом, они разорили отца и отобрали Лохлан и все паше состояние.

– Значит… Лохлана больше нет?

– Да. Поместье в руках Нейла Эрхарта.

– Эрхарт, – медленно повторил Квентин. – Мне следовало пристрелить этого негодяя, Бренна. Прикончить за все, что он с тобой сделал. Но я струсил. Позволил отправить себя в Америку, послушался уговоров.

– Отец просил нас уехать. Мы… ты не мог знать…

– Это ничего не меняет! Не вернет ни отца, ни Лохлан!

Квентин шагнул к маленькому шкафчику вишневого дерева и вынул бутылку виски и бокал. Налив почти до краев янтарной жидкости, он залпом осушил бокал и вытер заслезившиеся глаза.

– Иисусе, стыдно признаться, но мне стало легче. Прости, сестра, что пью у тебя на глазах, но без этого мне не справиться с собой.

Бренна почти рухнула в кресло.

– Но ты понимаешь, что все это означает? Мы нищие, нищие и бездомные! Дядя Эймос утверждает, что мы не получим ни пенни отцовского состояния. Этот дом… мои туалеты… Мы не можем больше ничего себе позволить.

– Нищие? Разорены?

Квентин уставился в пустой бокал и, медленно потянувшись за бутылкой, снова налил себе виски.

– Но этого просто не может быть! Что-то, наверное, должно остаться. Наши фонды…

– Нет. Все пропало. Все. Мы бедны, Квентин, и целиком зависим от милосердия тети Ровены и дяди Эймоса.

– Но срок уплаты за мою квартиру истек еще две недели назад! Я ничего не отдал хозяину, и Бог знает, почему Этьен до сих пор со мной – я не платил ему целый месяц! А счета от портного астрономические! И… куча других… Дядя Эймос ошибся! Невозможно, чтобы все пошло прахом!

– Увы, Квентин. По крайней мере, сэр Уитком Шонесси утверждает это. Он один из ближайших друзей отца и не стал бы лгать. Придется смириться с тем, что денег больше нет.

– Смириться, – тупо повторил Квентин. – Знаешь, сколько я должен, Бренна? Имеешь хоть малейшее представление, сколько векселей я надавал?

Бренна ошеломленно увидела, как Квентин снова наполнил бокал и шумно отпил.

– У тебя много долгов, Квентин?

– Боюсь, что так, сестра, боюсь, что так. Деньги! – Он вызывающе взмахнул рукой. – Почему мы так зависим от них, становимся настоящими рабами золота, считаем, что важнее в жизни ничего нет?

– Квентин, тебе лучше честно признаться, сколько и кому ты задолжал.

– Вряд ли тебе это понравится, дорогая Бренна, но и проиграл десять тысяч долларов самому Билли Лаву, владельцу «Сада любви». Я надеялся отыграться. Удача изменила мне, но на прошлой неделе я рассчитывал все вернуть. Был уверен, что наконец-то дело пойдет на лад. Чувствовал это…

– Квентин! – потрясенно прошептала Бренна. – Опомнись, что ты несешь?! Какой Билли Лав?

Квентин поставил бокал на заваленный бумагами стол. Губы его кривились в горькой усмешке.

– Фаро, дорогая сестричка, что же еще. На речных судах такую игру называют «тигр», но в отличие от этих омерзительных притонов Билли Лав содержит приличное заведение. Многие уважаемые граждане Нового Орлеана посещают его, и не один ставил на карту свои земли и даже рабов, пытаясь завоевать изменчивое сердце госпожи Фортуны. Я видел там даже твоего прекрасного Тоби Ринна, поставившего всю партию товара па один бросок костей!

– Ты хочешь сказать, Квентин, что проиграл в карты десять тысяч долларов?!

Брат понуро уставился на золотое кольцо-печатку.

– Говорят, что те, кто не платит Билли, плохо кончают, – пробормотал он. – Этот Лав – огромный рыжий гигант и никогда не повышает голоса, но ходят слухи, что он отправил на тот свет не одного человека и не прощает должников.

Бренна с каждой минутой все больше цепенела от ужаса. Жители Нового Орлеана прекрасно знали о карточной мании, охватившей город. В самых беднейших кварталах было немало притонов, где без зазрения совести обманывали, грабили и убивали посетителей, чаще всего матросов с речных судов. Но и в других, более пристойных заведениях или кофейнях, джентльмены побогаче могли сыграть в фаро, рулетку, очко или экарте. И почти каждый день в канале или сточных канавах находили трупы людей с пулевыми и ножевыми ранениями или просто избитых до смерти. Никто не знал, да и не допытывался, стали ли эти люди жертвами мести или преступников. Ни один убийца до сих пор не был найден.

– Квентин! – выдохнула Бренна. – По-твоему, этот человек… мистер Лав… способен…

– Не могу сказать. Он лишь спокойно и вежливо просил меня заплатить. И не раз, Бренна, не раз! Я объяснил ему, что через пять месяцев мне исполнится двадцать один год… Рассказал о доверительном фонде… думая, что отец пришлет денег и я сумею выкрутиться…

– Но у нас ничего нет!

– Даже не представляю, как и сказать об этом Билли. Я… я боюсь, сестра.

– Но, Квентин, рано или поздно он все узнает! И как поступит тогда?

– Не знаю, сестра. Не знаю.

Квентин все еще продолжал сидеть за столом, закрыв лицо руками, но Бренна попрощалась и поспешно направилась к карете, пытаясь скрыть тоску и отчаяние. Ей, конечно, было известно, что Квентин иногда играет – такое времяпрепровождение было вполне обычным для молодых людей. Но он никогда не делал столь высоких ставок даже в игорном доме, принадлежащем явному преступнику вроде Билли Лава.

По пути Бренна молчала, не желая обременять Мэри известиями о новом несчастье. Мэри никогда не любила Новый Орлеан, не доверяла темнокожим и ненавидела назойливых насекомых. Правда, она стоически переносила жару и бесконечные претензии тети Ровены, но Бренна понимала, что горничная предпочла бы остаться в Дублине. Кроме того, Мэри была потрясена смертью Брендана Лохлана. Теперь, когда поместье продано, у нее даже не осталось места, куда можно было вернуться.

Дома царили тишина и покой. Только Хетти лениво бродила по гостиной, вытирая тряпкой пыль. Она сказала Бренне, что дядя Эймос в суде, Абьютес и Джессика уехали с визитами, а тетя Ровена заперлась в своей комнате, жалуясь на очередное несварение желудка.

Не зная, чем заняться, Бренна поднялась к себе, решив переодеться и погулять во дворе, хотя полуденное солнце немилосердно палило.

Она как раз успела натянуть старое красно-коричневое ситцевое платье, слишком тесное в груди, когда в дверь постучали. На пороге появилась задыхавшаяся от бега Хетти.

– Мисс Бренна, к вам приехали. По-моему, мистер Тоби Ринн. Домо хлопочет на кухне, поэтому я сама отворила ему.

Бренна раздраженно поморщилась и передернула плечами, но, не желая показывать рабыне, как расстроена, спокойно ответила:

– Очень хорошо. Спасибо, Хетти. Я сейчас спущусь. Она постояла у зеркала, пока девушка не вышла.

Переодеться или не стоит? Хотя платье поношенно, все же красиво облегает фигуру, а его цвет подчеркивает золотистые блики в волосах. Кроме того, почему это она должна надевать новое платье ради Тоби Ринна? Ей все равно, нравится она ему или нет.