Вместо того чтобы принести ему другие крупные заказы, она разожгла в старожилах Смитсбери скептицизм и возмущение. Та часть населения, которая могла позволить себе строиться, фактически бойкотировала Раффа и его контору. А люди помоложе, следившие с интересом, гордостью и энтузиазмом за тем, как воздвигается церковь, были недостаточно богаты, чтобы стать его клиентами.
      Весь этот год Рафф существовал на гонорар, полученный за церковь. Правда, за неделю до церемонии закладки краеугольного камня он получил новый заказ: дом для молодого инженера-химика Эдварда Хьюинга, который вместе с семьей перебрался в эти края. Это был первый проблеск надежды среди навалившихся на него невзгод, которые, конечно, заставили бы его закрыть контору, не будь с ним Трой.
      Потому что, когда каркас церкви был закончен, когда ее нагой и величавый фасад в форме буквы А вырос напротив сквера, население городка вознегодовало.
      Первый удар исходил от Исторического общества, председатель которого, Оливия Джексон, написала и опубликовала в "Пчеле" гневное воззвание.
      Затем начался сбор подписей под петицией, требующей новых зональных законов, а также запрещения возводить постройки в центре города, если проект не был утвержден муниципальным советом.
      Много месяцев подряд "Пчела" помещала письма, всячески поносившие новую церковь, а если и попадались письма хвалебные, то за каждым из них следовало не меньше четырех деклараций протеста. В результате подписка на газету росла, а чертежный стол Раффа пустовал.
      В ратуше состоялись три открытых митинга; они должны были объединить противников Раффа перед выпуском еще одной петиции, требующей изменения зональных законов. Миссис Джексон (ее муж, богатый и влиятельный человек, был владельцем самого популярного в городе похоронного бюро) сделала своим боевым кличем имя Рафферти Блума, сопровождая его нелестными и даже оскорбительными эпитетами. Стоявшие за нею городские круги тоже jphw`kh об "угрозе", будто бы нависшей над населением.
      Миссис Джексон, миниатюрная, седовласая леди, искренность которой, по убеждению Раффа, равнялась только ее невежеству, нарисовала перед собравшимися мрачную картину того, как изменился после войны центр города из-за всяких "кошмарных" лавок, и "нового магазина без продавцов", и "этого невозможного модернистского здания". Подобные строения бесстыдно вторглись в город, нанеся серьезный ущерб "нашему чудесному скверу и старинным домам, которые привлекают туристов со всех уголков Соединенных Штатов". Особенным красноречием отличалась заключительная часть филиппики миссис Джексон: "Достаточно взглянуть на эту дикую, немыслимую церковь – кощунство даже называть ее церковью, – чтобы понять, какая участь постигнет наш прелестный древний городок, если мы по-прежнему будем стоять в стороне сложа руки. Сознаюсь, мне совсем не нравится, когда меня называют старомодной или, еще хуже того, реакционеркой, но я не могу равнодушно созерцать, как то немногое, что еще сохранилось от нашего наследия, от нашего славного прошлого, уродуется этими, с позволения сказать, архитекторами, которые – подумать только! – явились к нам неведомо откуда и воображают, будто им достаточно попасть в наши избирательные списки, чтобы стать гражданами Смитсбери!
      Рафф не сдался. Он выдержал все это отчасти потому, что у него был небольшой круг настоящих друзей вроде Кена и Молли Стрингеров, а главным образом благодаря Трой.
      Но и от постоянного общения с Трой он тоже должен был отказаться: в этот горький период его жизни встречи с ней были чудесным, но запретным плодом.
      Когда человек живет в провинциальном городишке и хочет заниматься архитектурной практикой, он не может открыто встречаться с замужней женщиной, даже если она разъехалась с мужем и для нее уже начался долгий искус бракоразводного процесса.
      Поэтому Трой переехала в Фармингтон, в дом покойной Изабель Остин Чейз, сестра которой жила неподалеку и помогала Трой присматривать за Деборой.
      В печальные месяцы бездеятельности, ожидания и озлобления у Раффа не было ни работы, ни чертежников, ни клиентов. Но в том, что его контора пустовала, была и своя положительная сторона: Дебора – ей уже исполнилось полтора года и она называла Раффа "Рах" – была в восторге от его дома: это был новый, увлекательный, полный замечательных неожиданностей мир; когда Трой привозила ее к Раффу, она не отходила от железной винтовой лестницы, безуспешно стараясь взобраться на высокие ступеньки.
      Уик-энды Рафф проводил в Фармингтоне, если только все втроем не отправлялись в Тоунтон; можно сказать, что именно благодаря этим уик-эндам с Трой и Деборой Рафф не отступил, не сложил оружия.
      Между тем у Эбби в Тоунтоне жизнь складывалась куда благополучнее; у него было много заказов – на Мэйн-стрит против Тринити уже выросло здание Атлантического банка, а строительство тоунтонского Дворца искусств и ремесел шло полным ходом. Кроме того, Эбби проектировал два новых магазина на Мэйн-стрит и новое здание Пожарного управления. Да, Эбби удалось наложить на город свою печать. Он приобрел двадцатиакровый участок и разрабатывал проект собственного дома по эскизам, сделанным в ту ночь, когда Рафф спьяна натолкнул его на открытие стиля "АизИпиз ригиз".
      Но, конечно, самым важным событием в жизни Эбби было то, что Трой ждала ребенка. Когда в рождественские дни Рафф и Трой приехали в Тоунтон на новоселье к Вертенсонам, Эб воскликнул, указывая на живот Феби: "Красивее этой конструкции я еще ничего не сооружал! "
      В майском номере "Юнайтед Стейтс аркитекчер" появились фотографии новой начальной школы в Брай-орвилле, Западная Виргиния. Винс блестяще решил проблему дешевого строительства. По мнению Раффа, это была его первая действительно первоклассная работа.
      Но для самого Раффа погода начала проясняться только в середине июня.
      Потому что именно тогда произошло событие, которому он обязан был своими счастливейшими переживаниями – не считая, конечно, удивительного ощущения полноты, подаренного ему любовью Трой. Пятнадцатого июня волна озлобления, поднявшаяся против Раффа в Смитсбери, схлынула и уже больше не возвращалась: из непрошеного и опасного пришельца он превратился в почетного гражданина Смитсбери, ибо на ежегодном фестивале искусств Новой Англии смитсбе-рийская конгрегациональная церковь получила первую премию.
      Рафф сидел за чертежной доской, разрабатывая проект дома Хьюинга, когда ему передали по телефону содержание только что полученной телеграммы. Само собой разумеется, население Смитсбери узнало эту новость куда раньше, чем Рафф смог сообщить ее Трой. И весь день, ожидая встречи с нею, чтобы рассказать ей о своей победе, он наслаждался неожиданной удачей и думал о том, что не мог бы радоваться так сильно и остро, если бы в его жизни не было женщины, которая полностью разделит с ним эту радость. Перед его глазами все время стояло лицо Трой, на котором, словно в зеркале, отражалось его собственное ликование.
      Когда Рафф приехал в Бостон, где в этом году состоялся фестиваль, когда, впервые в жизни надев белый смокинг, уселся за один из больших круглых столов в бальном зале отеля, он вдруг отчетливо понял, что испытывает такую глубокую благодарность не только потому, что получил награду, и рядом с ним сидят Трой, и Эб, и Феби, а на столе лежит телеграмма, которая так удивила его и как-то по-особенному тронула ("Поздравляю ужасно горд Винс"), но и потому, что в каком-то смысле сегодня вместе с ним награждены Кеннет и Молли Стрингеры (и Уолдо Бинком, и Гомер Джепсон, и Моррис Блум).
      После обеда, в десять часов вечера, начались речи и раздача наград, и тут Раффу пришлось испить чашу славы до дна.
      Речи Мэтью Пирса, председателя комитета по присуждению премий, он почти не слышал: он оглох от волнения и воспринимал только какие-то фрагменты, какие-то обрывки фраз.
      Пирс стоял у микрофона на эстраде в дальнем конце: 3ала, высокий, сдержанный, элегантный. Он ничуть не изменился за эти годы – те же рыжеватые волосы, те же щетинистые усы, тот же ровный голос.
      – ... Жюри единодушно присудило первую премию данному проекту, так как это действительно новое слово в архитектуре. Мы остановились на нем по многим соображениям...
      ... Не только потому, что проблема хорошо разрешена с экономической точки зрения, но и потому, что архитектор внес поистине гуманистические черты в концепцию современной церкви...
      ... По нашему убеждению, удача эта объясняется тем, что автору проекта удалось выразить, так сказать, духовную сущность здания. Vepjnb| задумана смело и оригинально, но благодаря своей соразмерности, классической гармоничности и простоте она вызывает в сердцах отклики такие же древние, как и земля, на которой она стоит...
      Рафф почувствовал, как шевельнулась сидевшая рядом с ним Трой.
      – ... существует серьезная угроза. Когда современная американская архитектура окончательно возмужала, она оказалась лицом к лицу с опасностью потерять то, что было завоевано за последние пятьдесят лет, с опасностью подчиниться собственной великолепной технологии и утратить то единственное, без чего никакая архитектура не-может быть названа великой, а именно – человечность. Вот это редкостное и необходимейшее для нас всех свойство – человечность – и делает эту церковь такой примечательной...
      ... Если мистер Блум будет так любезен и пройдет сюда...
      Рафф испуганно дернулся на своем позолоченном стуле. Он увидел лицо Трой, почувствовал прикосновение ее руки. Эбби взволнованно кивнул ему. Он проглотил слюну, встал и, глядя прямо перед собой, неуклюже пробираясь между столами в ослепительном, переливчатом свете канделябров, начал долгое путешествие к эстраде.
      – ... Должен сказать, что эта премия взволновала меня и по обстоятельствам личного порядка. Узнав фамилию победителя на конкурсе, я испытал особенную радость...
      Путь к эстраде длился целую вечность.
      – ... Я, разумеется, отлично помню Рафферти Блума. Когда-то он был моим студентом, и, смею надеяться, мы оба в одинаковой степени ценили наши приятные, хотя и довольно бурные встречи...
      Сперва Рафф пристально смотрел на ступеньки эстрады, потом перевел глаза на пустое пространство позади длинного стола, за которым сидели члены комитетов по присуждению и раздаче премий.
      – ... С большим удовольствием я, от имени моих коллег и всех членов жюри фестиваля искусств Новой Англии представляю вам молодого зодчего, вклад которого в современную архитектуру вполне заслуживает присужденной ему премии: его имя – Рафферти Блум.
      И Раффу волей-неволей пришлось повернуться лицом к огромному залу, к висячим шарам, излучающим хрустальный свет. Он лихорадочно рылся в карманах, отыскивая конспект ответной речи, которую его просили приготовить. Но конспекта не оказалось. Видимо, он остался дома. Поэтому, когда Рафф, переполненный радостью и страхом, попытался выразить свою признательность, слова его прозвучали слишком казенно.
      Не высказал он и своей затаенной надежды на то, что этот вечер станет для него не вершиной, не концом пути, а лишь подступом к новому подъему.