Камни его родины

      – Ну ничего, мы напишем ему об этом. – Винс повернулся к Эбби. – Кстати, Эб, когда должны принести из типографии бланки и проспекты?
      – Завтра, во второй половине дня.
      – Нам нужно приготовить список адресов, чтобы Сью разослала проспекты.
      Список адресов. Рафф еще не принимался за него. Впрочем, на это не потребуется много времени. Он пошлет проспекты Гомеру Джепсону, Солу Вейнтроубу, Чилдерсу и Ейтсу. Пошлет и Мэрион Мак-Брайд. Хотя предпочел бы передать лично. Следовало бы послать и в «Сосны». Следовало бы. Но он не пошлет. Стоит этим сукиным детям получить такую штуку, как они немедленно прицепят к ней очередной бессовестный счет.
      – Кажется... – Винс дважды чихнул и высморкался. – Кажется, кто-то вошел в переднюю.
      – Это Нина. – Эбби встал и пошел навстречу жене. Когда они вдвоем появились в чертежной, Трой налила Нине шампанского, а Эбби как-то чересчур поспешно стал рассказывать ей о событиях этого дня.
      – Что ж, Остин, – сказала Нина, – выходит, только у тебя одного нет заказов. А я-то думала, ты достанешь фирме заказ по крайней мере на новый Капитолий для нашего штата.
      Рафф заметил, как заходили желваки на скулах у Эбби.
      – Впрочем, – добавила Нина, – не отчаивайся. – Обращаясь уже не столько к Эбби, сколько к Трой, она продолжала: – Сегодня мы с мамой встретили в клубе мистера Данбара, знаете – Джека Данбара. Он просто помирает, так ему хочется построить себе дом вроде нашего. – Она отпила шампанское. – Ох, Трой, какое чудесное!
      – Данбар? – Лицо у Эбби сразу стало замкнутым и холодным. – Не помню, чтобы я когда-нибудь встречался с ним.
      – А ты и не мог. – Нина положила ногу на ногу и подчеркнуто одернула подол платья. – У него была язва желудка, и он только что выписался из нью-йоркской больницы. Мы с мамой повезли его к нам – показать наш дом.
      «Она выкладывает это сейчас, – думал Рафф, – чтобы продемонстрировать Трой, какая она хорошая жена. Впрочем, главная цель тут – избежать семейной сцены и упреков в интриганстве: она отлично понимает, что при посторонних Эбби ничего не скажет». Рафф, конечно, знал, какие напряженные отношения у Эбби с Ниной. Он жил у них, и ему было так не по себе, что он решил снять где-нибудь комнату. Его присутствие, видимо, подливает масла в огонь. Сегодня вечером нужно заняться поисками жилья.
      – Господи, – сказала Трой, – и почему это, Винсент, я не способна быть такой вот маленькой помощницей тебе? А может, ты и сам предпочитаешь, чтобы все мои чары были обращены на друга-супруга?
      Винс рассмеялся, но тут же повернулся к Нине.
      – Джек Данбар? О нем была статья в «Форчен».
      – Вот как, в «Форчен»? Скажите на милость!..
      – Да, Винс, тот самый. Вот уж настоящий джентльмен! Эб, я пригласила его к нам сегодня вечером...
      – Сегодня вечером?
      – Да.
      – А не кажется тебе, Нина, что это смахивает на навязчивость? – негромко спросил он.
      Нина сделала движение губами, словно ей хотелось незаметно облизать их.
      – В общем, это была его идея, Эб. – Она запнулась. – Конечно, мы можем и отложить. Но ты так волнуешься из-за отсутствия клиентов, что я подумала...
      – Согласен, мне не слишком везет, – сказал Эбби.
      Рафф увидел, как сморщилось от огорчения лицо Трой. «Долго ли еще Эбби будет терпеть это?» – снова подумал он.
      – Если ты не возражаешь, Нина, – сказал Эбби, – я предпочел бы отложить эту встречу.
      – Мне-то что? – Нина повернулась к Трой. – Как-нибудь, когда мы с вами останемся вдвоем, объясните мне, пожалуйста, что за человек ваш братец. Он всегда был такой?
      Большие серые глаза Трой стали похожи на колючки, но через секунду она посмотрела на Нину спокойно и даже весело.
      – Эб старомоден, Нина. Думаю, дело в этом. Он, как и его отец, относится к тем чудакам, которые предпочитают заниматься своими делами без посторонней помощи.
      В Нинином взгляде что-то дрогнуло, она вся напряглась.
      – Меня интересует Эб, а не его... Я хочу сказать...
      – Черт! – взорвался Эбби. – К чему эти разговоры? Мы как будто собрались здесь, чтобы отпраздновать создание нашей фирмы. – И вдруг, к полному недоумению Раффа, добавил: – Знаешь, Нина, я передумал: пожалуй, действительно будет лучше, если мы встретимся с Данбаром сегодня.
      Нина, видимо, тоже удивилась и даже растерялась. В глазах у нее мелькнуло недоверие, потом она изобразила особенно любезную улыбку.
      – Ты, я вижу, соблаговолил простить мне попытку раздобыть тебе клиента. – Заметив, как изменилась в лице Трой, она поспешно добавила: – Ты молодчина, Остин.
      Лем Херши оправил рукава рубашки и буркнул, что уже поздно и ему пора домой.
      Все, – встали. Взяв Трой под руку и направляясь с ней к двери, Винс сказал, словно желая поскорее перевести разговор на менее опасную тему:
      – Между прочим, дорогая, я случайно проезжал сегодня мимо дома Верна и подумал... Не знаю, какие у вас с Эббом планы, но, по-моему, это просто преступление, что такой чудесный старинный особняк пустует.
      Трой застыла на пороге, глядя на мужа.
      – А мне казалось, Винсент, что ты терпеть не можешь старые дома в колониальном стиле.
      – Ты права, – ответил Винс, когда они уже проходили через приемную. – Но ведь дом Верна – это своего рода достопримечательность.
      Вернувшись в чертежную, Рафф обнаружил, что Эбби собирает бумажные стаканчики, выбрасывает окурки из пепельниц – словом, наводит чистоту и делает это так сосредоточенно, словно пытается привести в порядок свой вконец разладившийся мир. Эбби, у которого есть жена – спутница жизни, есть и стеклянный дворец. И при этом – сознание, что он совершенно одинок.
      Так размышлял Рафф, с тоской ощущая собственное давно опостылевшее одиночество.
 
      Выйдя на улицу, уже одетую вечерним сумраком, и с особой остротой чувствуя неловкость своего положения, Рафф подошел к блестящему лимузину и сказал Эбби и Нине, что не вернется с ними, а отправится на поиски
      Эбби сразу начал возражать, ему вторила и Нина, но ее вежливый протест звучал равнодушно, как эхо. Потом Эбби сказал, что у него кончились сигареты, вылез из машины и попросил Раффа проводить его до табачного магазина на углу. По дороге он продолжал уговаривать Раффа, и тот понял, что Эбби просто боится остаться в доме наедине с Ниной.
      – Какая бессмыслица, Рафф! Ведь эта комната специально предназначена для тебя, она твоя. Ты часть дома, – тут он улыбнулся, – такая же неотъемлемая, как пресловутая секвойя Блума.
      – Спасибо, Эбби, но должен же я когда-нибудь обзавестись собственным жильем!
      – Постой-ка, – сказал Эбби. – А как насчет старой верновской берлоги? Там... – Он запнулся, потому что, как и Рафф, слышал слова Винса Коула, его заявку на дом Вернона Остина. – В общем, не можешь ты переехать от нас. Куда ты денешься?
      – В газетах полно объявлений.
      Они молча дошли до табачного магазина. На обратном пути Эбби внезапно спросил:
      – Ты чем-нибудь недоволен, Рафф?
      – Вот еще! Чем я могу быть недоволен?
      – М-м-м... Рафф, я-то ведь знаю, какие у тебя расходы на больницу и все прочее... Ты не станешь просто так швыряться деньгами. Значит, ты недоволен. Зачем тебе тратиться на квартирную плату?
      – О господи, Эбби, – решил сымпровизировать Рафф, – у меня куча всяких идиотских привычек, и вообще лишний человек в доме – это всегда лишние хлопоты. Мне просто жалко Нину.
      – Но она абсолютно ничего не имеет против, – возразил Эбби. – Нет, тут что-то другое. В чем дело, Рафф? Пожалуйста, не виляй.
      Чтобы выиграть время, Рафф стал закуривать.
      – Я знаю, Нина тебе не очень-то по душе, – вдруг сказал Эбби.
      – Эбби, давай не будем... – смущенно начал Рафф. Какого он дурака свалял: надо было сперва снять комнату, а уж потом говорить об этом.
      – Знаю, что ты ее не любишь, всегда знал. – В голосе Эбби звучала горечь. – И Трой, конечно, тоже настроена против нее. А у Нины просто не было возможности...
      Промолчать в ответ на этот горестный упрек Рафф не мог.
      – Слушай, Эбби, но ведь если бы ты сам считал, что у вас с Ниной все в порядке, тебе было бы наплевать на остальных!
      Эбби уставился на него, приоткрыв рот. Потом плотно сжал губы.
      – Даже если у меня с ней не все хорошо, я уж как-нибудь сам справлюсь с этим. Без посторонней помощи.
      Рафф не нашел, что ответить. Никогда раньше Эбби не смотрел на него с таким воинственным озлоблением.
      Эбби круто повернулся и пошел к лимузину, а Рафф стоял и печально смотрел ему вслед. Внезапно Эбби еще раз повернулся, и Рафф увидел, что его худое розовое лицо стало совсем серым.
      – Прости, Рафф. Не следовало мне вымещать это на тебе.
      Рафф направился было к «виллису», который он недавно купил у Эбби, но вдруг передумал и свернул за угол; он зашел в итальянскую лавчонку, выбрал кисть винограда и кусок неаполитанского сыра, прихватил у газетчика номер тоунтонской газеты, потом вернулся на Мэйн-стрит, где стоял «виллис», и поехал к морю. Там он уселся на краю заброшенного волнореза – поужинать и просмотреть объявления. Он все время убеждал себя, что это неизбежно; больше нельзя жить в доме Эбби и делать вид, что не замечаешь, до какой степени накалена там атмосфера. Так даже лучше: быть может, этот разговор поможет Эбби прозреть – если только он уже хочет прозреть...
      Но как больно вспоминать изможденное и озлобленное лицо Эбби и его гневные глаза! И понимать, что в их дружбе появилась маленькая, совсем незаметная, но все-таки трещина.
      Он скользнул взглядом по первому объявлению, потом, заинтересовавшись, прочел его внимательнее. «Большая изолированная комната с правом пользования кухней. Ванна совместно с маленькой семьей. Шестьдесят долларов в месяц. Справки по телефону 783, Сирз».
      Рафф прикончил сыр, съел почти весь виноград. Вернувшись в город, он из первой попавшейся табачной лавки позвонил по номеру, указанному в газете.
      – Я звоню по поводу вашего объявления, – сказал он, когда тот снял трубку.
      – Да, да, я вас слушаю. – Голос заметно повеселел.
      – Комната еще не сдана? Я хотел бы сейчас приехать и посмотреть ее.
      – Пожалуйста. Будьте любезны, назовите вашу фамилию.
      – Мистер Блум. Я...
      – Блум? – Продолжительная пауза. – Подождите минутку, пожалуйста. – На этот раз трубку взяла женщина. – Говорит миссис Сирз. Мой муж только что вернулся, поэтому он не знал, что комната уже сдана.
      – Сдана?
      Но женщина повесила трубку.
      Рафф медленно открыл дверь кабины. Интересно, повторится ли такая же история и со следующей комнатой? Помнится, были какие-то разговоры о том, что тоунтонские джунгли кишат такими вот Сирзами.
      Рафф весь кипел от гнева. У него вдруг лопнуло терпение. Дело не только в Сирзах, но и в нем самом, в этой бродячей жизни, которой не видно конца, в растущей тревоге, в жажде оседлости, гавани. То же самое было и до войны: кочевье, смена мест, смена замкнутых мирков. Конечно, премиальное путешествие было необычайно интересно, но ведь и это было бродяжничество. Ничто не изменилось ни в Нью-Йорке, ни здесь. Даже самая скромная цель – и та нисколько не приблизилась.
      А то, о чем он наивно мечтал в юности, все удаляется. Или все-таки приближается?
      Если не вдаваться в суть дела, то, конечно, приближается. Ему повезло: он стал компаньоном фирмы.
      Присев на скамеечку в тесной кабине, Рафф опять развернул газету. Его ноги торчали наружу. Он еще раз прочел колонку объявлений.
      Вот это тоже подходит, хотя и дороже. «Изолированная комната-студия. 336, Фримонт».
      Женский голос, на этот раз благожелательный. Ему сообщили адрес. Он поехал и по дороге смотрел на чудесное цветение осенней земли, на сверкающие в сумеречном свете краски, на аметистовые и багряные верхушки деревьев. И надежда вернулась к нему и подняла его над всем, чем он жил сегодня.

20

      В американских городках все собрания обычно происходят по понедельникам, в вечерние часы. Тоунтон не был исключением: в понедельник там заседали Ассоциация педагогов и родителей, Ассоциация тоунтонских предпринимателей, Клуб юных республиканцев и Тоунтонское общество городского благоустройства.
      Эбби Остин, сам того не замечая, стал деятельнейшим членом последнего. Началось это, разумеется, с подписки на крупную сумму; потом он начал отдавать этому обществу все больше и больше времени и наконец был выбран председателем комитета, который изучал возможности перепланировки города и помогал советами в проектировании и строительстве новых зданий.
      То, что Эбби взялся за это дело, было и естественно и неизбежно. Он понимал механику сбора денег (и сам щедро жертвовал), а кроме того, живо интересовался общественной жизнью Тоунтона. Как многие бостонцы, он всегда искренне и добросовестно стремился благоустроить город, в котором жил в данный момент, расширить его культурные возможности, добиться того, чтобы самые разнообразные виды искусства стали достоянием широкой публики и радовали как можно больше людей.
      В этот понедельник Эбби должен был обратиться с речью к многочисленному собранию граждан и ознакомить их с планом сбора средств на постройку тоунтонского Дворца искусств и ремесел. Эбби предлагал для начала организовать в городском сквере летний фестиваль искусств и развесить на стендах картины художников – не только местных, но и со всего штата. Плата за вход – один доллар. Если к сумме, которую они, таким образом, соберут, прибавить частные пожертвования, у них образуется достаточный фонд.
      Поэтому почти все утро Эбби занимался в конторе подготовкой к вечернему выступлению. Рафф в это время заканчивал предварительные чертежи бара Коркорана на Построуд. Лем Херши разрабатывал детали Тринити-банка; кроме того, на него было возложено наблюдение за ходом строительных работ. Отсутствовал только Винс Коул. Во время упаковки вещей и переезда в дом Верна его простуда превратилась в настоящий бронхит, и он совсем расхворался.
      В половине шестого позвонила Трой.
      – Эб, похоже на то, что Винсент плотно улегся в постельку. Потерял голос, и его до отказу накачали стрептомицином. Он говорит, придется тебе поехать вечером в Ньюхилл и выступить вместо него перед школьным советом.
      – Сегодня вечером? – Эбби нахмурился. – Трой, сегодня я никак не...
      – Но Винсент говорит, что это необходимо.
      – И надо же, чтобы это случилось именно сегодня! Я сегодня делаю доклад...
      – Ох, боже мой, я совсем забыла! Я ведь тоже собиралась пойти, но теперь, конечно, не смогу оставить Винсента. А как Рафф? Тоже занят?
      – Придется ехать Раффу, – сказал Эбби. – Мы не можем упустить такой шанс.
      – Винсент говорит, что все данные у него на столе и что этот Хант...
      – Знаю, – перебил ее Эбби. – Вот уж не повезло!
      – Ничего не поделаешь, дорогой.
      – Передай Винсу, пусть не беспокоится, – сказал Эбби.
      – Нина тоже идет на собрание?
      – М-м-м... Думаю, что да.
      – Чудесно. – Трой замолчала, потом снова заговорила: – Винсент спрашивает, договорился ли ты уже с Джеком Данбаром насчет дома?
      – Нет... Пока еще нет.
      – Нет? Зачем же было Нине играть с ним в гольф вчера, да еще в такую жарищу?
      – В гольф? Ах да, вчера!.. – Щеки Эбби вспыхнули: Нина ни словом не обмолвилась ему о том, что видела вчера Данбара. – Ну, знаешь, – уклонился он, – такие вещи сразу не делаются.
      – И то правда.
      Короткое молчание. Потом Эбби спросил:
      – А маленькая мама здорова? Ты не слишком суетись там вокруг Винса.
      – Я в порядке. Мой благословенный Пьетро согласился помогать мне, пока Винсент болен. – Она рассмеялась. – Винсент не переваривает его.
      После разговора с Трой Эбби увел Раффа из чертежной в кабинет Винса и коротко сообщил ему все данные для выступления в Ньюхилле.
      – Ох, Эбби, было бы куда спокойнее, если бы поехал ты, – сказал Рафф, укладывая заметки в портфель Винса.
      – Ты отлично знаешь, что я не могу сегодня.
      Рафф кивнул.
      – На эту работу для Корки придется поднажать. Если делать, так делать быстро, пока не похолодало. – Рафф остановился на пороге. – Боюсь я сегодняшнего школьного совета. Ведь это специальность Винса, а я могу все испортить.
      – Не испортишь. И вообще пора тебе привыкать к публичным выступлениям, – сказал Эбби. – Об одном прошу тебя: не останавливайся у Корки по дороге в Ньюхилл. – Он улыбнулся. – Я вдруг вспомнил о твоей блистательной речи на нашем балу. Нет, Рафф, серьезно. Будь самим собой. Вот увидишь, школьный совет влюбится в тебя. Сейчас наши акции там очень высоки, а если мы получим этот заказ...
      Рафф снова кивнул, но Эбби видел, что он боится.
      Эбби объяснил ему, как добраться до места.
      – Собрание назначено на восемь. Постарайся не заблудиться. Ровно в восемь.
      – Слушаю, папочка. – Рафф сунул за ухо карандаш. – Найдется у тебя свободная минутка, Эбби? Я хочу, чтобы ты посмотрел, как у меня получается этот бар. – Он открыл дверь.
      – К сожалению, у меня слишком много свободных минут, – заметил Эбби. – Пока что я единственный в этой фирме не нуждаюсь в чертежной доске.
      Сказано это было шутливо, но Рафф мгновенно вскинул на него глаза.
      – Ты будешь занят по горло, как только начнешь пристраивать крыло к дому Нининой матери.
      – А я не уверен, что начну, – неожиданно для самого себя сказал Эбби. – Возможно, я и отложу.
      – Я думал, чертежи уже у подрядчика.
      – Да. Но боюсь, что это окажется слишком дорого. Тогда я отложу. – Эбби говорил так непринужденно, словно решил это не только что, а давным-давно.
      – Нина, кажется, спит и видит эту пристройку?
      – Да. Но только сейчас очень неподходящее время. Как я могу потратить такую уйму денег, когда мы только-только организовали фирму? Будь у меня хотя бы заказы...
      – Ты из-за этого так изводишься, Эбби? Но ведь пока что никто из нас не получил заказа, о котором стоило бы...
      – Все-таки я предпочел бы, чтобы моим первым клиентом был кто-нибудь другой, а не я сам, – сказал Эбби; он ухватился за возможность дать Раффу понять, что его не очень-то привлекает заказ, сделанный самому себе.
      – По-моему, этот, как его... Данбар, да, Джек Данбар. хотел заказать тебе...
      – Да. Нина проявила чудеса ловкости и уговорила его. («Такие же чудеса, как тогда с Уоллесом Гришэмом».) Он как будто хочет построить дом вроде моего.
      – Так в чем же дело?
      – Я не так уж уверен, что мой дом стоит копировать, – сказал Эбби, хотя дело было явно не в этом.
      Рафф прислонился к дверному косяку.
      – Ты просто сегодня не в духе, Эбби. До сих пор ты считал этот дом лучшей своей работой.
      – А теперь я сомневаюсь в этом.
      – А как считает Данбар?
      – Не знаю. То есть я не убежден, что ему действительно нравятся современные дома. Он-то говорит, что нравятся... А Нина просто ручается за это.
      – Тогда в чем же...
      – Один из его родственников – нью-йоркский архитектор. С чего бы это Данбару обращаться к нам? – спросил Эбби. Было очевидно, что этот вопрос он задает не в первый раз.
      – Может, его родственник – плохой архитектор, – возразил Рафф.
      – Конечно, это вполне возможно, – с готовностью согласился Эбби.
      Вслед за Раффом он направился в чертежную, к доске, стоявшей в углу у окна, но мысли его были заняты все тем же: поисками правильного решения.
      Чем упорнее он думал, тем яснее ему становилось, что с пристройкой следует повременить. Это будет неприятно. Один бог знает, как неприятно. Но ведь это едва ли не единственный способ воздействовать на Нину.
 
      Вечером, вернувшись домой и увидев ее на террасе, он снова заколебался. Она стояла, держа в руках охапку осенних листьев, и заходящее солнце озаряло ее русые волосы, нежный овал лица с глубокими ямочками на щеках, голубую юбку, мягко облегавшую стройные бедра. Как хороша! Она нравилась ему не только эстетически, но и волновала его. Он желал ее.
      Эбби только и смог, что подойти к ней, обнять и поцеловать ее, молча последовать за ней в гостиную и, стоя у кофейного столика, смотреть, как она сосредоточенно ставит в йенсеновскую вазу красные и желтые листья.
      – Ау-у! – Из кухни, отделенной от гостиной только сервантом с напитками, донесся хриплый, девически-кокетливый оклик Нининой матери. – Эбби, дорогой, выдержите вы еще раз общество вашей ужасной тещи?
      Стоило ему увидеть Элен Уистер, ее крепкую фигуру в плотном шерстяном костюме, ее туфли на низких каблуках, нарумяненные увядшие щеки и сощуренные в улыбке серые глаза, как вся его добрая воля мгновенно исчезла, а сам он сжался и ощетинился.
      – Здравствуйте, Элен, – сказал он, когда миссис Уистер подошла к нему.
      Они уселись за стол, и он стал мрачно подсчитывать, сколько раз в этом месяце Элен обедала с ними. Она почти все время торчит у них. Прежде он восхищался Нининой привязанностью к матери, а теперь считал, что эта привязанность подчиняет ее дурному влиянию Элен. Не говоря уже о том, как больно ему было сознавать, что Нина способна так сильно любить кого-то другого.
      Нина подала ломтики замороженной дыни, а потом подошла к светлому полированному комоду и достала из ящика несколько лоскутков ткани.
      – Знаешь, маме хочется ковер во всю комнату, – сказала она.
      – Ты уж лучше не трогай Эбби, детка, – сказала миссис Уистер. – Пусть он сам решает, как лучше.
      Нина протянула лоскутки серой, темно-коричневой и синей ковровой ткани. Эбби подержал их, потом положил на стол, глядя на них невидящими глазами.
      Нет, решение правильное. Он вспомнил слова Раффа, сказанные на улице в тот вечер, когда они чуть не поссорились: «Будь у вас все в порядке, тебе было бы плевать на остальных!» Разве Рафф сказал бы это, если бы у него не было веских оснований? А Трой? Разве стала бы она просто так, без серьезных причин, делать осторожные намеки? Да и сам он разве утратил бы спокойствие и равновесие, если бы Нина не давала ему все больше поводов для подозрений?..
      – Я тут раздумывал... – с трудом заговорил он наконец. – Боюсь, что придется повременить с этой пристройкой.
      Он увидел, как сморщились сухие красновато-оранжевые губы Элен, как застыла над дыней ее рука, сжимавшая ложечку.
      Потом он услышал голос Нины:
      – Повременить? Ты что, совсем спятил, Остин? – Она смотрела на него и даже улыбалась, настолько невероятными показались ей слова Эба.
      Другого выхода нет. – Он не отрывал взгляда от глаза ее прищурились, потом широко открылись.
      – Нет, ты, наверно, шутишь. Ведь мама все свои планы построила в расчете на это.
      – Это неважно, – медленно проговорила Элен Уистер. – В конце концов Эбби виднее, чем нам с тобой.
      – Эб Остин, ты не сделаешь такой гадости! Не сделаешь, слышишь? – Нина резко отодвинула дыню и схватила сигарету из серебряной коробочки.
      – Время очень неподходящее, Нина, – сказал Эбби. – фирма еще не стала на ноги, и мы все...
      – Господи боже мой, да какое отношение это имеет к нам? Ты не сделаешь этого! Ведь у тебя все чертежи уже готовы... Эб Остин, если ты и впрямь так поступишь, я больше никогда не стану разговаривать с тобой!
      Он был готов к сцене. Но не к тому, что прочел в ее глазах.
      И он отлично понимал смысл ее слов. К несчастью, было совсем не трудно догадаться, что именно стоит за ее угрозой никогда больше не разговаривать с ним.
      У Эбби пересохло в горле и сжалось сердце, когда он увидел, как исказилось от злобы и гнева ее неотразимо прелестное лицо.
      Он потянулся за сигаретой.
      Нина старалась овладеть собой. Она туже стянула ленту на затылке, и в ее голосе снова послышались недоверчивые нотки:
      – Могу я узнать, что за муха тебя вдруг укусила? В чем дело? На работе что-нибудь не в порядке, или... или это Рафф Блум не желает, чтобы ты строил дом для мамы?
      – Ни то, ни другое.
      – А может, это совет Трой?
      – Послушай, детка... – начала Элен Уистер, потом закурила и закашлялась. Струя дыма заволокла ее красивое, но в эту минуту очень жалкое лицо. – Не нападай так на бедного Эбби. У него своих забот достаточно. Ты ведь не представляешь, как могут извести человека на работе эти мерзкие типы...
      – Но к нам-то какое это имеет отношение? – Нина окончательно потеряла власть над собой. – В чем дело? Что за нелепая выдумка! Раньше ты и не заикался об этом! В чем дело? Не в том ли, что, по-твоему, ты до сих пор не Добился каких-то потрясающих успехов? Убейте меня, но я ничего не понимаю. Ведь должна же такая гадость прийти в голову! Во всяком случае, приношу тебе мою глубокую благодарность. И это как раз в тот момент, когда я раздобыла такого клиента, как Джек Данбар, привела его, можно сказать, прямо к тебе в контору! Да тебе вовсе и не нужны клиенты! Тебе нужно одно – жалеть себя, а потом отыгрываться на мне или на маме...
      – Детка! – предостерегающе сказала миссис Уистер.
      Взглянув – в который раз – на этих двух женщин, Эбби особенно остро почувствовал, что он приперт к стене, загнан в угол.
      Он встал из-за стола.
      – По-моему, ты могла бы попытаться понять меня, а не устраивать сцену. – Он отвернулся. – Мне пора на собрание. Ты пойдешь со мной?
      – Нет.
      – Как знаешь.
      В тишине слышно было, как шаркает ногами по полу миссис Уистер.
      – Пожалуй, я тоже пойду, детка.
      Когда Эбби вернулся из кабинета, держа в руке портфель, Элен Уистер уже не было. Нина все еще сидела за столом, глядя в пространство. В пепельнице дымилась сигарета.
      – Мама ушла, – сказала Нина без всякого выражения.
      – Перестань, Нина, – сказал Эбби. – Уверяю тебя, твоя мать отлично умеет устраивать свои дела. А тебе следовало бы хоть немного поинтересоваться, что происходит со мной.
      – Что это значит?
      – Нина, вечером у меня доклад. Пойми хотя бы...
      – Нет, не понимаю! – крикнула Нина. – Единственное, что я обещала маме! Единственное!
      Он увидел, как вздрогнули ее плечи, увидел слезы в ее глазах.
      – Послушай, – начал он примирительно, – я же сказал только, что придется немного отложить...
      – На сколько? – Веки ее были плотно сжаты.
      – Пока еще трудно сказать. Поверь мне, Нина, мы действительно не можем позволить себе...
      – О-о-о! – застонала она вне себя.
      Эбби подошел к столу.
      – Нина...
      – Пожалуйста, иди на свое собрание! – Она враждебно отстранилась.
      – Что ты будешь делать весь вечер? – спросил Эбби. – Зачем тебе сидеть здесь одной? – Он подождал секунду. – По-моему, будет не совсем удобно, если ты не пойдешь. Тебе надо там быть.
      – Нет, спасибо. Лучше уж я буду сидеть дома, и вымою посуду, и погашу везде свет, и тогда, может быть, У нас хватит денег на еду в этом месяце.
      – Нина! – Он положил руку на ее мягкие волосы ??? стоял, глядя на нее сверху вниз, и даже в эту минуту ему хотелось прикоснуться к ее нежной щеке и шее.
      – Ты опоздаешь! – Она сбросила его руку, встала и пошла на кухню.
      Глубоко оскорбленный, Эбби тоже резко повернулся, вышел из дому, не закрыв за собой дверь, и направился было к машине.
      Но тут в доме зазвонил телефон. Эбби сделал несколько шагов назад. Когда он был уже на пороге, Нина сняла трубку.
      – О, привет, привет! – Она говорила так оживленно, что Эбби точно прирос к месту. – Нет, ушел на очередное собрание. Я? Ну нет, я не из числа благотворительниц! – Смех. – Обещайте выпить не больше одного стаканчика, тогда я, может быть, позволю вам прийти. Ах да, верно, вы все еще пьете только молочко... Что? – Нежно, призывно: – Да, я не прочь немножко поразвлечься.
      Рука Эбби, сжимавшая портфель, стала влажной, страшная боль стиснула сердце, он ощутил где-то внутри тошнотворную пустоту от сознания, что любовь его растоптана, а сам он неполноценен. Никому не нужен, безжалостно связан по рукам и ногам, раздавлен...
      Он не хотел, чтобы Нина увидела или услышала его. Круто повернувшись, он бросился к машине, отпустил ручной тормоз и бесшумно выехал по покатой дорожке на шоссе. Вместо того, чтобы войти в дом и поговорить с ней начистоту.
      Нет. Это невозможно. Даже сейчас он помнил о том, что его ждут на собрании. Но разве он в состоянии выдавить из себя хоть слово?
      И одновременно в нем – в каком-то темном и ему самому неведомом до сих пор уголке мозга – зрело безрадостное решение: он постарается уйти с собрания как можно скорее, сразу после доклада, не дожидаясь конца бесконечных прений, и вернется домой часа на два раньше обычного.
      На какие гнусные уловки приходится идти!
      Эбби вдруг заметил, что едет слишком быстро. Он снизил скорость, но незаметно для себя снова дал полный Газ, и машина с ревом рванулась вперед.
      В девять часов зал заседаний тоунтонской ратуши – колониальный стиль, серые стены, белые колонны – был полон. Разложив перед собой заметки, Эбби начал доклад Руки его почти не дрожали.
 
      Когда он мчался назад вдоль темных полей, ему был уже ясно: как он ни рвется, как ни спешит домой, сегодня он узнал правду о своей семейной жизни, и этого никаким силами не изменить.
      Все же он оставил машину на шоссе и по длинной дорожке взобрался на холм, где стоял его дом, такой строгий, такой бессмысленно-великолепный.
      У подъезда чернела открытая машина Данбара. «Да, – думал Эбби, – Данбару и в голову не приходит прятаться а он, Эбби, должен подкрадываться в темноте, неуклюже разыгрывая какую-то нелепую мелодраму.
      Но пусть он ведет себя низко или даже глупо, по-мальчишески – иначе сейчас нельзя.
      Окна гостиной были тускло освещены.
      Стараясь найти наблюдательный пункт поудобнее, Эбби бестолково переходил от куста к кусту, и сердце у него стучало часто и громко. Он хотел все увидеть и все узнать, в то же время надеясь, что ничего не увидит и ничего не узнает.
      И вдруг в гостиной ярко вспыхнуло электричество. В просвете между занавесями он увидел ее, увидел Джека Данбара, который шел к дверям.
      Эбби отпрянул от окна и поспешно присел на корточки за пышным кустом рододендронов в конце стеклянной стены.
      Данбар уже стоял на пороге. Его широкоплечая, узкобедрая фигура, освещенная со стороны комнаты, четким силуэтом рисовалась в проеме дверей. За ним стояла Нина и пыталась схватить его за руку.