Камни его родины

      Она выпустила тонкую струйку дыма и взглянула в сторону столовой, откуда доносились ритмические всхлипывания тромбона. Несколько пар уже танцевали, вернее – медленно покачивались, томно откинувшись или тесно прижавшись друг к другу в такт записанным на пластинки чудесным старинным блюзам.
      – Потанцуем, Рафф, окажите мне такую честь. По-моему, мы с вами не танцевали с того вечера, когда по вашей милости нас всех выгнали из Тафт-отеля. Вы не возражаете? – обратилась она к Мэрион.
      – Нисколько, – уронила та.
      Рафф хотел было отказаться, но Трой взяла его под руку и повела в столовую.
      Внезапно она отпустила его и, круто повернувшись, пошла обратно. Мэрион в эту минуту пробивалась сквозь толпу, направляясь в холл. Трой нагнала ее на пороге.
      – Я только сейчас сообразила, – сказала она. – Вы ведь архитектор, не так ли?
      – Как будто, да, – ответила Мэрион и через голову Трой взглянула на Раффа.
      – Как же это я забыла, – продолжала Трой.
      – Благодарю вас, – улыбнулась Мэрион. – Очевидно, я должна считать себя польщенной, – бросила она Раффу.
      Но Трой перебила ее:
      – Вы та самая женщина, которая не прочь бы подмешивать в бетон еврейских младенцев?
      На секунду Мэрион онемела от изумления, уставилась Раффа, потом опять улыбнулась и опустила глаза на Трой.
      – Это какой-то апокриф, – сказала она.
      – Надеюсь, что так. – Лицо Трой немного смягчилось.
      – По-моему, я только раз высказала Раффу эту идею: на показалась мне такой мрачно-юмористической!
      – Юмористической? – быстро переспросила Трой недоверчиво прибавила: – У вас в самом деле такое представление о юморе?
      Только теперь Рафф понял, какого дурака он свалял, приведя с собой Мэрион Мак-Брайд.
      – Рафф, вы в конце концов испортите мне репутацию, – говорила в это время Мэрион. – Вы не должны направо и налево повторять все, что я вам выбалтываю. – Ее голос вибрировал от злобного удовольствия. – Так ведь можно и обидеть кого-нибудь ненароком. – Она оглядела битком набитую комнату. – А здесь, я вижу, витает звезда Давида.
      На секунду даже Трой не нашлась, что сказать. Потом с гневным негодованием она посмотрела на Раффа.
      – Ну, это уж чересчур. Ваша правда, Рафф, она чудовище. Не понимаю только, как вы – именно вы – посмели оскорбить Лойс, и Роджера, и всех нас, приведя с собой эту женщину?
      – Чушь какая, миссис Коул! – весело отрезала Мэрион, но Рафф заметил, что глаза ее сощурились и потемнели. Негромко, с той же элегантной сдержанностью, с какой были причесаны ее белокурые волосы и сшит черный костюм, она сказала: – Незачем поднимать такой шум, миссис Коул. Впрочем, если аристократическая форма вашего носа – только результат удачной пластической операции, мне, по-видимому, придется принести извинения...
      Раффа бросило в жар. Он стоял между ними – между невысокой темноволосой женщиной в смело вырезанном белом платье, у которой гневно горели глаза на побледневшем лице, и другой, одетой в черное, рослой и белокурой, отвечавшей с холодным и самодовольным вызовом на взгляд противницы.
      Скованный бешенством – не на Мэрион, а на себя, – Рафф молчал. Потом с трудом выговорил:
      – Мы сию секунду уйдем...
      Трой сделала шаг к Мэрион, и тут Рафф увидел, что к ним направляется Эбби. Эбби сумеет незаметно разрядить атмосферу...
      – Собираетесь что-то сказать? – спросила Мэрион у Трой.
      Трой смотрела на нее, подбоченившись.
      Но, к удивлению Раффа, она ничего не сказала. Маленькая, дрожащая, бесстрашная крестоносица которая однажды одержала победу над Флойдом Милвином и Винсом, теперь стояла перед Мэрион как-то растерянно смотрела на нее, и глаза ее были затуманены страхом, недоверием, бессильным гневом.
      Когда Эб подошел к ним, Трой перевела глаза на Раффа, руки ее опустились, и тут Рафф понял, что она побеждена и раздавлена не противницей, не Мэрион, а разочарованием в нем.
      Она повернулась на каблуках и вместе с Эбби пошла в набитую людьми гостиную.
      Рафф схватил Мэрион Мак-Брайд за руку.
      – Идемте, – сказал он с ненавистью. Не к ней, к себе.
      Мэрион вырвала руку.
      – Да, приятель, самое время.
      Он зашагал вслед за ней к выходу. У него не хватило мужества оглянуться на Трой.
      – Рафф! Подождите, Рафф! – Лойс Вертенсон удержала его сзади за плечо. – Неужели вы уже удираете? – С ней были какие-то люди – мужчина и женщина. – Позвольте познакомить вас с мистером и миссис Тикнор – они спешат и очень хотели бы перед уходом побеседовать с вами насчет...
      Не дав ей договорить, Рафф буркнул, что Мэрион надо пораньше попасть в Гринвич. Тикноры обменялись удивленным взглядом, а Мэрион сказала:
      – Очень приятный вечер. – И они ушли.
      В молчании дошли они до шоссе, где стояла спортивная машина Мэрион.
      – Предлагаю, – заговорила она наконец, стягивая волосы серым шарфом, – не заниматься пережевыванием дурацкого эпизода с миссис Коул.
      Рафф протянул ноги и уперся носками в наклонный пол: он полулежал – иначе никак не устроишься в этой заграничной игрушке. Мэрион одним взмахом зачеркнула вечер. «Дурацкий эпизод с миссис Коул!» Легко зачеркнула то, что в конечном счете он сам навлек на себя: потерю уважения Трой.
      Когда они подъезжали к Тоунтону, Мэрион снизила скорость. Потом она подрулила к обочине. Ветер стих совсем. Мэрион сняла шарф.
      – Ну, что будем делать? – спросила она.
      – Высадите меня где-нибудь в Тоунтоне.
      – Какой смысл дуться? Вы как будто хотели меня видеть?
      – Хотел.
      – Ну, и что же?
      – Это ни к чему.
      – Ясно. – Фары встречной машины на мгновение осветили красивые, мягкие очертания ее лица, зажгли золотом волосы, а потом свет угас, и она снова стала темным силуэтом. – Зачем портить остаток вечера? Послушайте, мой друг, давайте вспомним, сколько нам лет.
      – Если вы довезете меня до Тоунтона, Мэрион...
      – Ничего лучшего вы не можете предложить?
      – Нет.
      – А я могу. – Из ее голоса исчезла резкость, в нем слышались другие, знакомые Раффу интонации. – Давайте двинем подальше, остановимся в какой-нибудь нелепой ветхой гостинице, где полы рассохлись, а стены оклеены розовыми английскими обоями. Может получиться забавно.
      Рафф решительно помотал головой.
      – Терпеть не могу вот так, попусту, тратить время. – Она снова выехала на шоссе. – Вы сами вытащили меня. Если я сейчас вернусь в Гринвич, то не смогу уснуть, буду без толку слоняться по чертежной и в конце концов займусь работой, за которую плачу своим чертежникам. – Она ехала теперь по Тоунтону: мимо вокзала, мимо почти законченного здания Тринити-банка, мимо узкого сквера на той пустынной улице, где стоял «виллис» Раффа. – У вас по-прежнему нет ни своего дома, ни квартиры? Все еще ютитесь у этого вашего бостонского приятеля? Кстати, он мне понравился. – Она затормозила.
      Рафф взялся за ручку дверцы.
      – Почему вы не хотите? – Другой голос Мэрион, размягченный и такой знакомый. – Почему бы нам не остановиться в первой попавшейся придорожной гостинице?
      Он открыл дверцу, но Мэрион протянула руку и захлопнула ее.
      Рафф снова открыл, не говоря ни слова.
      Тогда ее рука, теперь уже без перчатки, коснулась его, опять раздался знакомый голос, в котором появились хрипловатые нотки:
      – Рафф, мы так давно не виделись. – Прохладная, ищущая рука.
      – Мэрион, – сказал он.
      Смешок.
      – Мы можем остановиться где придется, где окажете свободная комната, и зарегистрироваться как мистер и миссис Смит, – нет, это не пойдет. Все регистрируются под такими именами, правда? – Она снова засмеялась и надела перчатку. – Давайте надуем хозяев, назовемся... ну, хотя бы мистером и миссис Левин.
      Этого Рафф не ожидал. Он был в таком мучительном смятении, что смысл ее слов не сразу дошел до него. К тому времени, когда он понял, Мэрион уже осадила машину и отъехала от тротуара.
      Он распахнул дверцу, выскочил, и в тот же момент машина рванулась вперед, а он потерял равновесие споткнулся и упал, протянув руки, чтобы как-то смягчить удар. Ладони его шлепнули по заднему крылу «виллиса».
      Он встал, с трудом переводя дыхание. Спортивный жук уже выехал на середину улицы Рафф видел, как оглянулась Мэрион, потом жук словно прыгнул, рванулся вперед: Рафф представил себе, с какой злобой, с какой яростью нажимала Мэрион педаль газа.
      Он медленно влез в «виллис», не чувствуя ни облегчения, ни злорадства; ему просто было очень грустно. И поехал он не к Эбби, а назад, к Вертенсонам. К ней.
      Когда он вошел, вечер был в полном разгаре, в апогее шумного успеха. Казалось, в гостиной теснится еще больше народу, чем раньше. У длинного стола стоял Роджер, окруженный гостями. Он показывал макет нового дома, время от времени поднимая крышу, чтобы все могли рассмотреть пятистенную гостиную и как она расположена по отношению к другим комнатам.
      Рафф ждал чего-то.
      – Где Трой? – спросил он наконец.
      – Трой? – Роджер взглянул на него. – Она ушла минут пять назад.
      – Ушла? – Рафф уставился на макет. Потом пересек гостиную и подошел к Эбу и Феби, которые почти весь вечер не расставались.
      – Пожалуй, я пойду, – сказал он. Вид у него был поникший, пришибленный.
      – Да вы только что пришли! – заметила Феби.
      – Видите ли... – Рафф не знал, что сказать. – Я ушел в такой спешке... Думал, что нужно вернуться... Хотел повидать Трой...
      – Но она-то не хочет тебя видеть, – возразил Эбби
      – Знаю.
      Что-то в его голосе заставило Эбби пристальнее взглянуть на него.
      Но ТУТ вмешалась Феби:
      – Рафф, а вам известно, что Тикноры просто с ума сошли от вашего дома? Они...
      – Да, Роджер только что говорил мне. Но я должен был убрать отсюда Мэрион. Что о ней сказала Трой?
      – Ничего особенного, – ответила Феби. – Что-то вроде того, что Мэрион Мак-Брайд похожа на старый Капитолий в Бостоне: такая же златоглавая и такая же бесполезная для общества.
      Рафф даже не улыбнулся.
      – Что она сказала? – обратился он к Эбу.
      – Что ты предатель, – добросовестно ответил Эб и увидел, как опять потемнели глаза Раффа.
      Эбби был удивлен. Он давно уже обратил внимание на повышенный интерес Раффа к Трой. Началось это с той ночи, когда родилась Дебора, или немного позже, после возвращения Раффа из Мичигана, и особенно бросалось в глаза потому, что прежде Рафф совершенно не реагировал на слова и поступки Трой. Доведись ему услышать, что Трой только что полетела вверх тормашками с банкерхиллского памятника , он только зевнул бы в ответ.
      – Замечательно удачный вечер, – подойдя к ним, сказал Винс.
      – Да, – согласилась Феби.
      Винс раскраснелся, на лбу у него выступили капли пота. Он расстегнул серый пиджак, под которым был надет пестрый вязаный жилет, вытащил пачку «Парламентских» и данхилловскую зажигалку.
      – Ив Викфорд только что сказала мне, что у Берта наклевывается покупатель для твоего дома.
      – Знаю. Берт сегодня водил его осматривать дом, – равнодушно отозвался Эбби. Он не позволял себе надеяться на удачу. Пусть раньше Берт Викфорд принесет ему задаток. Слишком уж много было этих покупателей.
      Винс закурил.
      – Досадно, что Трой пришлось уехать домой.
      Рафф сделал резкое движение.
      – Спокойной ночи, – сказал он вдруг и зашагал к Роджеру и Лойс.
      – Что это гложет мистера Блума? – спросил Винс. – Впрочем, насколько мне известно, мы сегодня упустили клиента.
      – Не понимаю, – сказал Эбби, хотя отлично понял
      – И не кого-нибудь, а Тикнора. Ты знаешь, кто он такой?
      – Что-то не припоминаю.
      – Ничего особенного он собой не представляет, –. поспешно отступил Винс. – Во всяком случае, с точки зрения человека, который не жаждет быть причисленным к сливкам торрингтонского общества. А я, безусловно, не жажду. – Винс выждал секунду, потом закончил: – Но все же он – президент шарикоподшипниковой фирмы «Тикнор».
      – У вас, должно быть, на всех заведены карточки, – с невинным видом сказала Феби.
      – Нет, – засмеялся Винс. – Но у Берта Викфорда заведены. Он-то и сказал мне. Родж Вертенсон рисовал для Тикнора рекламы. Отсюда и знакомство. Они проезжали мимо и решили заглянуть к Вертенсонам. Но, как я понял, Рафф торопился и не соизволил...
      – Он действительно очень спешил, Винс. Так ведь с кем угодно бывает, – сказал Эб. Он не был склонен оправдывать Раффа, но каждое слово Винса раздражало его.
      Винс начал переходить от группы к группе, потом заглянул в буфетную и наконец снова присоединился к Эбу, который вместе с другими архитекторами стоял у длинного стола посреди столовой, обсуждая будущий фестиваль искусств Новой Англии – самое значительное в году событие для всех архитекторов восточных штатов.
      – Кто знает, кого в этом году прочат в члены жюри?
      – Я знаю, – сказал Эб. – Джорджа Хау, Уоллеса Харрисона, Марселя Брейера и Мэтью Пирса.
      – Команда хоть куда! – заметил кто-то.
      – А кому-нибудь здесь известно, оправдал ли себя этот феноменальный метод подъема плит? – спросил Винс.
      Один из ньюханаанских архитекторов, молодой человек с песочными волосами, сказал, что прошлым летом работал для строительной компании на Западном побережье и что там этот метод дал семнадцать процентов экономии на двухэтажном здании.
      Винс засыпал его вопросами, объяснив Эбби, что хочет испытать этот метод на постройке школы Татл.
      – Думаю, вы найдете все подробности в отчетах американского института бетона, – сказал светловолосый
      Винс немедленно вынул маленькую записную книжку и сделал пометку. Потом заговорили о чем-то другом, и он отошел. Эбби отлично понимал, что Винс провел вечер с большей пользой, чем он или Рафф. Он решил послушаться Феби и подальше спрятать свою неприязнь к Винсу.
      Он уже прощался в холле с Феби и Вертенсонами, когда зазвонил телефон. Трубку сняла Лойс.
      – Да, Рафф, он еще здесь. Собирается уходить. – Она протянула трубку Эбу. – Судя по голосу Раффа, что-то экстраординарное.
      Эб неохотно, с какой-то опаской взял трубку.
      – Алло, Рафф, в чем дело?
      – Эбби, ты теперь свободный человек.
      – Что?
      – Я принял телеграмму для тебя. Только что передали из Бриджпорта. Славное дело, Эбби, дело на славу. Ты свободен. Это официально.
      Эб крепче сжал трубку, бросил взгляд на Феби и глубоко вздохнул.
      – Пожалуйста, Рафф, прочти вслух. Нет, не надо, я еду домой. Сейчас выезжаю. – Потом все-таки спросил: – Чья там подпись – Нины?
      – Нет, Элен.
      Эбби повесил трубку и негромко сказал:
      – Хорошо бы выпить еще по стаканчику.
      Феби нервно провела рукой по челке.
      – То самое, Эб?
      Эбби только кивнул.
      – Ох, Эбби! – Она подошла и обняла его. И Вертенсоны, которые тоже поняли, что произошло, двинулись в столовую, и Роджер сказал, что, пожалуй, самое время распить бутылочку перцовки.

35

      В памятном календаре Эбби Остина, всегда лежавшем У него на столе в конторе, конец апреля и начало мая были Расписаны следующим образом:
 

      29 апреля
      Приготовить синьки проекта Дворца иск. и рем.
      Заседание комитета Тоунтонского общ. гор. благ. 8 вечера. Пов. дня: арх. выставка.
 
      5 мая
      Церемония открытия Тринити-банка. 10 утра.
 
      7 мая
      Конференция в Бриджпорте – Атлантический банк. (Захватить фото Тринити-банк)
      8 мая
      Совещание попечит. совета доусонской частной школы, Фарингтон, Коннект. 2-30.
      (Захватить фото школы Татл, эскизы Дворца иск. и т. д.
 
      11 мая
      Совещание в конторе. 9 утра.
 
      17 мая
      Свадьба. Вертенсоны. В полдень. (Чек Хьюниджеру за свадебный букет.)
      Встретить бостонский поезд в 11-40.
      (Напомнить Раффу Блуму о времени, месте, костюме, бутоньерке).

      Однако за это время произошли три события, которое затрагивали не столько Эбби, сколько Рафферти Блум» и Винсента Коула, но тем не менее оказались более важными для него, чем все дела, отмеченные в календаре если, конечно, не считать свадьбы с Феби. И началось это всё в субботу, на следующий день после вечера у Вертенсонов.
      В этот субботний полдень Рафф ушел из конторы с уже принятым решением. «Стоит только решиться на что-нибудь, как сразу становится легче на душе», – думал он, усаживаясь в «виллис», чтобы ехать в Смитсбери. Из кулька, лежавшего рядом с ним на сиденье, он вытащил кисть винограда без косточек, потом выбрался на Тоунтонское шоссе и помчался на север; миновав цепочку городков – Истон, Ньютаун, Брукфилд, Бриджуотер, Нью-Милфорд, Кент и Корнуолл, – он свернул на восток к Смитсбери.
      Хотя решение выйти из фирмы зрело в нем давно и сегодня он собирался перейти к действию, никто даже не догадывался о его намерениях: у него не хватало духу заговорить об этом с Эбби или Винсом. Особенно с Эбби. Эбби попал в такой переплет, так мучительно ищет свой путь в архитектуре, так дорожит их фирмой, их сотрудничеством...
      Впрочем, в последнее время жизнь Эбби стала налаживаться. Еще немного – и все войдет в колею: развод с Ниной уже получен, до свадьбы с Феби остается меньше двух недель. Впервые Эб так твердо становится на ноги. Пожалуй, тверже, чем он сам.
      Было еще одно обстоятельство, которое помогло Раффу прийти к окончательному решению. Это случилось сегодня. Нечто совершенно непредвиденное. Утром Сью Коллинз принесла почту в чертежную и одно письмо положила на доску Раффа. Оно было от Мансона Керка – удивительное, потрясающее письмо.

      «Дорогой Рафф Блум!
 
      Прилагаемый чек на полторы тысячи долларов составляет половину маленького вознаграждения, полученного мною от «П. и П.» за отличный, как считают некоторые, проект Химического исследовательского института.
      Считайте этот чек компенсацией за кое-какие ваши идеи, которые я использовал в проекте после вашего ухода.
      Но главным образом это повод, чтобы предложить вам вернуться к нам на выгодных условиях. Надеюсь, при первой возможности вы мне ответите.
 
      Мансон Керк.
      P.S. Хотелось бы, чтобы вы не откладывали этого в долгий ящик».

      Рафф читал и перечитывал письмо, недоумевая, стараясь понять, что могло подвигнуть Керка на такой шаг. Так ничего толком и не поняв, он позвонил в контору «П. и П.» и вызвал к телефону Сола Вейнтроуба.
      Вейнтроуб сразу все объяснил. Мансону Керку недавно оперировали почку. Ему не сказали, что у него рак, но он достаточно умный человек и, конечно, догадывается. Он продолжает ходить в контору, но работает плохо. Ему осталось жить считанные месяцы. Сол сказал, что Керк ведет себя с сотрудниками все так же странно и неприятно, но при этом теперь прямо говорит о том, как ему нужен талантливый архитектор и, попадись ему такой, как охотно он стал бы работать с ним бок о бок.
      Вот и все. Просто и грустно.
      Рафф мгновенно забыл о своей неприязни к Керку. Не в деньгах дело и даже не в болезни – это ведь не оправдание для его поступка, – а в том, что трудно ненавидеть человека, который стал так уязвим.
      Но какая ирония, что этим чеком, лежащим в его бумажнике, этим неожиданно свалившимся на голову подарком судьбы, который даст ему возможность открыть в подходящий момент собственную контору, он обязан мучительному лету, проведенному за чертежной доской в нью-йоркской конторе «Пирса и Пендера»! Ужасному лету, которое преподнесло ему Мэрион Мак-Брайд!
      В два тридцать он подъехал к дому Стрингеров, Одержанному в колониальном стиле. Сидя в гостиной, где, как всегда, все было вверх дном, Рафф рассказал хозяевам о своем решении, объяснил, почему он его принял. Он перечислил все мотивы, умолчав только о последнем и самом главном: о Трой.
      – Рафф, я разрываюсь между желанием ускорить ваш переезд и страхом перед ответственностью, – сказал Кеннет Стрингер. Все в тех же поношенных грязно-оливковых флотских брюках и свитере защитного цвета, он в старинном сосновом кресле с высокой решетчатой спинкой. Это кресло было неотделимо от дома, и сколько священников, должно быть, уже сидело в нем!
      – Минуточку! – воскликнула Молли Стрингер и бросилась на кухню разнимать подравшихся ребятишек. Вернувшись, она снова уселась на тахту. – Теперь продолжайте. – Коричневая юбка из плотного сукна и красновато-коричневый свитер, почти в тон волосам, округляли ее худую, долговязую фигуру.
      – Дело не только в новой церкви, – объяснил Стрингер. – Я с самого начала говорил вам: на попутный ветер не рассчитывайте. Я имею в виду вообще работу в Смитсбери.
      – Нечего со мной деликатничать, Кен, – заметил Рафф. – Говорите прямо: я ведь не барышня.
      Стрингер рассмеялся.
      – Ну что ж, можно изложить это и по-другому. Я живу здесь несколько лет и, кажется, неплохо знаю город и окрестности. – Он взглянул на Молли. – Сделаем вот что: я. просто приведу вам все «за» и «против». Начнем с «за». Смитсбери растет. После войны население его почти удвоилось – этого, как ни грустно, нельзя сказать о числе моих прихожан. Развивается и промышленность. Видимо, это результат общей децентрализации. В окрестностях появились небольшие машиностроительные заводы, изготовляющие детали станков. Ну, и не надо забывать, что в радиусе пятидесяти миль находятся Винстед, Торрингтон, Хартфорд, Нью-Бритен и так далее. Среди населения стали преобладать люди относительно молодые. Как правило, это ветераны войны с женами и детьми. В основном – квалифицированные рабочие, служащие, инженеры, химики.
      – И, насколько нам известно, ни одного архитектора, – вставила Молли. Она усмехнулась, и россыпь мелких веснушек у нее на скулах стала заметнее.
      – Не считая мистера Хоули, разумеется, – поправил ее Кен. – Джорджа Синглтона Хоули. Но он уже старик. Джордж – джентльмен до мозга костей. Не пропускает ни одного собрания гарвардских выпускников.
      Рафф кивнул.
      – А в сущности, как вы и сами видите, Смитсбери просто провинциальный городишко. Но для вас, думается мне, важнее то, что происходит вокруг Смитсбери. А там настоящая строительная горячка.
      Рафф, сидевший на кушетке, весь подался вперед. У него засосало под ложечкой от радостного волнения, от перспектив, которые сулил его весьма рискованный план. Ему даже показалось, что он без труда расстанется с Тоунтоном.
      – Теперь перейдем к «против», – сказала Молли.
      – Мы считаем Смитсбери чудесным городом, – грустной улыбкой сказал Кен. – Но будем смотреть правде в глаза, Рафф: его старая гвардия, его, так сказать, сердцевина именно такова, какой вы ее представляете. Тут столкнетесь и с традициями, и с предрассудками, и с непробиваемой ограниченностью. Но ведь с этим вы столкнетесь везде. Мне очень стыдно, Рафф, но я должен предупредить вас, что, будь ваша фамилия Рэндол, или Смит, или Хоули, или Брустер, у вас было бы больше шансов.
      – Пусть вам не будет стыдно, – ответил Рафф. – Когда-нибудь я расскажу вам о моих встречах с весьма густопсовыми типами из этой породы, которые бегают у нас на свободе.
      – В Смитсбери положение несколько другое, – заметил Стрингер. – Они здесь не бегают на свободе, а сидят в своих старинных укреплениях. Это опаснее.
      – Пожалуй, – согласился Рафф.
      – Ну а остальное вам известно. Что касается современной архитектуры, то сейчас положение лучше, чем было, но все же... – Он провел рукой по коротким светлым волосам. – Вы знаете, с чем я воюю в нашем строительном комитете. В каком-то смысле с тем же самым придется воевать в Смитсбери и вам. Но...
      – Но вы все же не сбежали отсюда, – сказал Рафф. Для него это было очень важно. Кеннет Стрингер живет в Смитсбери, а уж он-то не из числа угодливых и мягкостелющих священников, он не станет играть роль этакого добродушного простачка, не станет подслащивать свои убеждения. Он дипломатичен, верно, но в его положении иначе и нельзя. И все-таки, при всей его молодости, он не боится говорить о религии в терминах, свойственных его времени и его поколению.
      – Да, – сказал Стрингер, – я не сбежал. Остается обсудить последний вопрос: очень ли вы хотите перебраться сюда?
      – Очень, – не колеблясь, ответил Рафф и тут же спросил: – Кен, когда состоится следующее заседание комитета? Вы мне писали, но я забыл.
      – Через две недели с небольшим. В понедельник.
      – Приеду во что бы то ни стало. И черт меня подери, если... – Он запнулся.
      Стрингер усмехнулся.
      – Я служил на флоте, – заметил он и жестом попросил Раффа продолжать.
      – В общем, я хотел сказать, что на этот раз постараюсь быть во всеоружии. – Он вспомнил свой позорный провал в Ньюхилле.
      – Отлично! – Стрингер снова взглянул на жену и потом сказал: – Послушайте, Рафф, а вы уверены, что это не будет опрометчиво? Насколько я могу судить, у вас там в Тоунтоне, вполне налаженное дело. И что скажут ваши компаньоны?
      – Пока еще не знаю.
      – Поймите, я просто не могу допустить, чтобы вы поступили неблагоразумно с точки зрения... – начал Стрингер.
      – Благоразумно или неблагоразумно, но я этого хочу, – сказал Рафф. Помолчав, он добавил: – Рано или поздно наступает момент, когда человек должен поставить точку на всем, что делал по обязанности, и взяться за то к чему у него лежит душа.
      – Мало кому представляется такая возможность, – возразил Стрингер.
      – Иной раз приходится самому ее создавать, – сказал Рафф с какой-то непонятной грустью.
      Молли Стрингер встала.
      – С чего это все вдруг повесили носы? – Она заглянула в кухню, потом вернулась. – Пообедайте с нами, Рафф, – попросила она и сразу же таинственно зашептала: – Когда дети улягутся спать, мы угостим вас сами знаете чем. Можно бы и сейчас, но ведь эти сорванцы все выбалтывают. Не успеешь оглянуться, как об этом будет знать каждая собака в Смитсбери.
      – Да, –. подхватил шутку Стрингер, – а как только в Смитсбери начнут сплетничать о том, что Стрингеры угощают коктейлями, нас моментально вытурят отсюда и переведут в какой-нибудь большущий город с большущим приходом и солидным окладом.
      – Значит, остаетесь? – настаивала Молли.
      Рафф сказал, что с удовольствием останется, если это не нарушит ничьих планов.
      – Сегодня в восемь заседание Клуба молодоженов, – бросил, как бы между прочим, Кен. – А что, если и вы поедете с нами? Вот было бы хорошо!
      – Но я не молодожен, – запротестовал Рафф принужденно-беспечным тоном.
      Молли засмеялась, но тут же согласилась с Кеном который заявил, что, пожалуй, это лучший способ познакомиться хотя бы частично с молодежью Смитсбери.
      – Кстати, по поводу «за» и «против», – сказала вдруг Молли. – Смитсбери – невеселое место для холостяка. У нас кругом одни женатые пары. А как по-твоему, Кен?
      «Что ж, – думал Рафф, – к этому не привыкать. Понемногу свыкаешься с тем, что приходится все время бывать среди женатых людей, входить в их жизнь и незаметно уходить из нее; свыкаешься с неустроенностью, с одинокой постелью». Он вспомнил вызывающе-покровительственный вопрос Мэрион Мак-Брайд: «У вас по-прежнему нет своего дома, своего угла?»
      Кен Стрингер сел работать – ему нужно было закончить проповедь к завтрашнему дню, – а Рафф решил до обеда побродить по городу. Он еще раз осмотрел церковь конгрегационалистов, потом направился к участку за городским сквером, отведенному под новую церковь, и сделал кое-какие заметки. Возвращаясь, он зашел в какую-то лавчонку и купил сластей для стрингеровских ребятишек и для Деборы.
 
      Члены Клуба молодоженов собирались раз в месяц в приходском доме, примыкающем к церкви. Рафф приготовился к худшему. Он представлял себе это собрание как нечто среднее между спевкой в ХАМЛ и заседанием Общества Восточной Звезды .
      Но благодаря стараниям Молли и Кена Стрингера вечер прошел удивительно приятно и непринужденно. Людям искренне хотелось поближе познакомиться друг с другом, даже Рафф не чувствовал себя чужаком. Программа таких вечеров обычно состояла из выступлений членов клуба. На этот раз, например, молодой инженер показал снятый им во время отпуска цветной фильм о Гаити, сопровождая его веселыми комментариями, а молодой врач сделал сообщение о том, как некоторым муниципалитетам Удалось организовать в своих городах образцовые родильные дома.
      После этого желающие приступили к закуске. Рафф – зритель и гость – налил себе сидра. Вдруг до него Донеслись слова Кена, обращенные к сидящим за карточным столом парам:
      – Если нам удастся упросить Раффа выступить как-нибудь с рассказом о современной архитектуре, по-моему, Это будет очень здорово.
      – Что? – воскликнул Рафф и стал лихорадочно придумывать, как бы отвертеться, но Кен ловким маневром втянул его в оживленную беседу, и отвертеться не удалое
      И тут Рафф начал понимать, что этот белокурый священник с такой мальчишеской, заурядной, благодушной внешностью – человек несокрушимой энергии, который все время что-то придумывает, организует, устраивает и спокойно гнет свою линию, добиваясь того, что считает необходимым для своей церкви и своего города. Он собирал комитеты, устраивал вечера, составлял списки лиц, которые могли бы преподавать в воскресной школе, или распространять билеты, или помогать ему на воскресных вечерних собраниях Общества пилигримов, давал людям задания заставлял их говорить «да» вместо «нет», выуживал у Рафферти Блума согласие выступить с речью перед членами Клуба молодоженов...
      Да, это было одно из тех собраний, от которых люди сперва открещиваются, а потом, вспоминая, радуются, что приняли в них участие.
      Возвращаясь холодной коннектикутской ночью в Тоунтон, Рафф вдруг понял, что преподобный Кеннет Стрингер за один-единственный день изловчился незаметно вовлечь его в жизнь Смитсбери, познакомил по крайней мере с десятком супружеских пар, договорился о выступлении в конце мая, полностью инструктировал насчет того, как следует держаться перед церковным строительным комитетом, и начал подыскивать ему жилье.