Он ссутулился в своем строгом черном пальто и устремил взгляд в морскую даль.

— Когда ты отправишься в армию, Ричард, — сказал он через несколько минут, — все будет по-другому. Мы, конечно, будем по-прежнему дружны, мы трое, но все будет иначе. Мне хочется, чтобы ты сохранил это кольцо, как память о нас троих — таких, какие мы сейчас.

Сара была рада, что Ричарду достало разума и такта не возражать против этого подарка.

Кольцо Себастьяна непривычно смотрелось на руке Ричарда. Он поднял глаза и медленно перевел их с Себастьяна на Сару.

— Пока я жив, оно будет напоминать мне об этих вечерах и о вас. — Он снова взглянул на кольцо и обратился к Саре: — Так как оно по праву принадлежало бы тебе, могу я получить твое разрешение носить его?

Она уловила тон, которого никогда не было раньше в его словах, обращенных к ней, — он говорил с ней, как с женщиной, а не как с соученицей. Она почему-то опустила глаза, вместо того чтобы смотреть на него. Проницательный взгляд отца, устремленный на них, вызвал ее замешательство.

— Мне будет приятно, если ты станешь его носить, — ответила она.

Потом быстро вскочила на ноги.

— Уже поздно, — обратилась она к Себастьяну, — нам пора. — Она не знала, зачем она это добавила: не было никакой нужды спешить.

Они, однако, не торопились с расставанием: Ричард — с возвращением в Брэмфильд, Сара и Себастьян не спешили отправиться в Рай. Оглянувшись, она последний раз взглянула на Ричарда, который быстро шагал по извилистой дороге вдоль плотины.

Возможно, какое-то неясное предчувствие заставило Себастьяна подарить кольцо Ричарду именно в тот раз, потому что это был последний вечер, который они провели на берегу вместе. Два дня спустя, когда ему удалось вырваться из-под бдительного надзора Сары, Себастьян ввязался, возможно и нечаянно, в драку в таверне, которую часто посещали моряки по пути на сушу. На следующий день его нашли в переулке, умирающим от страшной черепной раны.

Он умер в тот же день, а когда это известие просочилось в город, фантастический мир, которым Сара окружила себя, рухнул. Стали приходить люди со счетами на мелкие суммы, требовали возвращения долгов, рассказывали о том, как Себастьян занимал деньги, как он лгал. Стали очевидны неприглядные обстоятельства его жизни, рассказы о нем, передававшиеся из уст в уста, обрастали вымыслом. В тех немногих людях, которые знали их, она нашла понимание и сочувствие, но от более возмущенных открывшимся она получила презрение, как дочь человека, который был не лучше простого вора. И конечно, раздражение у жителей городка вызывало то обстоятельство, что ее нельзя было причислить к тому же разряду, что и покойного.

Хоронили его, как нищего, и у Сары не было даже адреса его родного дома, чтобы известить родных о его кончине. Гордость и преданность отцу не позволили ей навести справки о семье; она позволила городку, его обитателям и Барвеллам, а также всем, кого это могло занимать, считать, что и семья, и его происхождение, которым он хвастал, были просто еще одной выдумкой. Она сама отрицала, что ей что-то о них известно.

На следующий день после похорон она попыталась оценить ситуацию. Денег не было совсем: все, что ей удалось получить от продажи имущества, должно было пойти на уплату долгов. Она сомневалась, что ей достанет денег заплатить за дилижанс до Лондона. А что будет по приезде туда? Снова идти в какое-то модное ателье или гнуть спину под пятой у кухарки в чьей-нибудь кухне? Она вспомнила мир, в котором жила до Рая, — мрачную безнадежность, с которой пыталась чего-то добиться без денег или влиятельных друзей.

Эти воспоминания так напугали ее, что она решила обратиться к единственному человеку, который, она знала; сможет ей помочь.

Она надела свое лучшее платье — то, что Себастьян купил ей, когда ему захотелось шикануть, и за которое он, вполне возможно, не заплатил, и с сожалением заметила, что ее потрепанный плащ почти полностью скрывает его. До поместья сэра Джеффри Уотсона было три мили ходьбы, да еще целая миля до самого дома, но она прошла этот путь даже не заметив, так как всю дорогу репетировала, что ему скажет. По прибытии ее заставили целый час ждать в прихожей, а затем провели в контору, в которой вершились дела по управлению поместьем.

Хотя день был все еще теплым, тучный баронет сидел перед пылающим камином, а перед ним лежала кипа бумаг. Он пристально смотрел на нее минуту, а затем указал ей на низенькую скамеечку перед собой.

— Садитесь, барышня, садитесь.

Она повиновалась, чувствуя, как ее щеки обжигает пылающий огонь.

Сэр Джеффри уложил свои полные руки на объемистом животе. Сара по этому жесту поняла, что он поведет разговор так, как захочется ему, а не так, как она предполагала. Она ждала, чтобы он заговорил.

— Мне рассказывали в Брэмфильде о вашем отце, — сказал он. — Думаю, что денег он вам не оставил, не так ли?

Она отрицательно качнула головой. Не было смысла отрицать то, что было известно всему городу.

— Мой отец много болел, сэр Джеффри. Он не мог бы скопить денег.

Баронет расхохотался.

— Пьянством денег не накопишь! — Он выставил вперед огромную перебинтованную ногу. — А когда меня крутит подагра, я сознаю и другие его последствия!

Затем, заметив выражение ее лица, он смягчился.

— Не принимайте этого так близко к сердцу, дитя! — Голова его тяжело качнулась. — Вы без сомнения любили своего отца, как это и положено. Дети всегда должны почитать своих родителей. Взять, например, мою дочь Элисон — вы же ее видели, не правда ли? Вот она всегда меня слушается. Славная она у меня девочка, моя Элисон!

Он зашевелился в своем кресле, отчего последние бумаги мягко слетели на пол.

— Теперь вам нужно подумать, как зарабатывать на жизнь. Одним воздухом-то не проживешь, не так ли?

Она посмотрела ему в лицо.

— Об этом-то я и пришла поговорить, сэр Джеффри.

— А?.. Поговорить? Так что же вы мне скажете?

Сара крепко сжала руки под плащом и решилась:

— Я пришла попросить вас об одолжении, сэр Джеффри.

Его брови взметнулись вверх.

— Одолжение? Какое же?

— Я очень прошу вас порекомендовать меня вашей сестре, леди Линтон, чтобы я могла работать в ее лондонском доме, когда она возвратится из Индии.

Он удивленно раскрыл рот, пристальнее вглядевшись в нее.

— Откуда это, черт побери, вам известно о леди Линтон и ее лондонском доме?

— Когда я жила в Лондоне, я работала ученицей у портнихи и как-то присутствовала при ее примерке, а потом доставила платье ей домой.

— Вот как? И вам, должно быть, кажется, что все-то вы о ней теперь знаете? — Она не ответила, и он продолжил: — Да черт его знает, что леди Линтон вздумается делать с прислугой, когда она вернется. Муж ее в Индии умер, и она мне не сообщила о своих дальнейших планах. Лондонский дом простоял закрытым все пять лет, что ее не было.

Сара все же настаивала.

— Но, сэр Джеффри, не может же быть, чтобы все места уже были заняты? У леди Линтон такой огромный дом, ее приемы славились на весь Лондон… — Она смотрела на него с мольбой. — Я бы могла быть ей очень полезна. Я и шить умею, и хозяйство вести. Я бы и письма могла писать для нее…

Он поднял руку.

— Ну прямо на все руки барышня? — Потом рассмеялся. — Ну… может быть, леди Линтон и найдет вам применение. Я попрошу ее вас взять.

— О, благодарю вас, сэр!

— Но постойте! Она же вернется не раньше Рождества. А что же вы будете делать до того времени?

— Все что угодно, — сказала она с готовностью. — Что угодно… Может быть, я могла бы поработать у вас, сэр Джеффри?

Он поерзал в кресле.

— А-а-а… Никогда я такой настырной особы не встречал. Не сомневаюсь, вы бы не прочь управлять всем имением, пока время есть… а? — голос его звучал добродушно. — Нет, нет, так дело не пойдет! В поместье и так полно прислуги, которая места себе не находит от безделья.

Сара поняла, что допустила оплошность. Она вспомнила, что они с Элисон ровесницы, и что сэру Джеффри могло прийти в голову, что их общая дружба с Ричардом Барвеллом может оказаться нежелательным соединительным звеном между ними. А он совершенно не собирался поощрять приятельские отношения между его впечатлительной дочерью и этой сомнительного происхождения девицей. Совершенно очевидно, ее присутствие в усадьбе было нежелательно.

— Вам нужно отправиться в Брэмфильд, — вдруг возвестил сэр Джеффри.

— Брэмфильд? — воскликнула она. — Прислугой?

— Да, разумеется, — он взглянул на нее с некоторым удивлением. — А что в этом плохого? Мне всегда казалось, вы там пребывали в услужении.

— Я не была там прислугой!

— Постойте, постойте! Сейчас не время выказывать ложную гордость. Нужно принимать то, что предлагают.

Она посмотрела на него и поняла, что выхода нет. Она должна принять его предложение, или она не сможет рассчитывать на его помощь. Поэтому она заставила себя улыбнуться, хотя в душе ее бушевала злость на свою горькую судьбу, которая снова посылает ее в Брэмфильд, но уже прислугой. Тем не менее ее раскосые зеленоватые глаза открыто смотрели ему в лицо, когда она произносила свою краткую благодарственную речь. Он поддался ее обаянию и стал благосклоннее.

— Вам понравится у леди Линтон. Она славится способностью баловать тех, кто ей угодил, а я не сомневаюсь, что вы придетесь ей по нарву.

Он жестом отослал ее.

— Ну же, отправляйтесь. На сегодня вы получили от меня достаточно милостей.

На пороге он остановил ее.

— Мне жаль, что отец оставил вас в таком плачевном состоянии, — сказал он мягко. — Но вы не пропадете. Я это вижу. Вы не из тех девиц, которые упустят благоприятный случай.

Прежде чем она покинула дом, ее накормили по приказанию сэра Джеффри, а кучер довез ее до Рая в пролетке. По дороге домой она все радовалась тому, чего ей удалось добиться. Она вспомнила репутацию леди Линтон, которой та пользовалась до отъезда в Индию с мужем: живущая на широкую ногу, щедрая дама, привязчивая и порывистая. В салонах модной одежды сплетничали о ее блестящих приемах, о роскоши, царившей в ее доме. Сара знала, что когда она устроится в доме леди Линтон, жизнь ее станет легкой и приятной. И можно будет достичь большего, если вести себя умело.

Она постаралась не думать о тех месяцах, что ей предстояло прожить в Брэмфильде. И пока она не могла придумать, как она сможет видеться с Ричардом Барвеллом по отъезде в Лондон. Но она твердо знала, что еще увидится с ним.

За неделю вещи Себастьяна были распределены, Сара собрала свои пожитки и отправилась служить в Брэмфильд. Была ранняя осень, и Ричарду пришло время отправляться на военную службу. Смущенный своим новым мундиром, он формально попрощался с ней в вестибюле родительского дома. Вспоминая эту неловкую, неуклюжую сцену, она с горечью подумала, что все, что осталось от их летней идиллии, — это кольцо Себастьяна на пальце Ричарда.

Сэр Джеффри навязал ее прислугой в Брэмфильд, но его интерес, проявленный к ее судьбе, не сделал ее положение там легче. Ей уже был закрыт доступ в учебную комнату, запрещено брать книги из библиотеки. Даже слуги пользовались ее зависимым положением в хозяйстве, препоручая ей самую грязную работу, прекрасно зная, что она не смеет возражать. Она спала на холодном чердаке вместе с кухаркой и еще одной служанкой, которую держали в доме священника; ей страшно не хватало возможности побыть наедине с собой, она ненавидела их грубый деревенский говор, их простецкие разговоры. Не зная, как принять ее внезапное смещение из учебного класса на кухню, они стали тиранить ее, подражая враждебному тону миссис Барвелл. Сара была очень несчастна, воспринимая Брэмфильд, как тюрьму. Лишь обещание Ричарда вернуться на Рождество делало ее пребывание там терпимым.

Но вернулся он сильно изменившимся. Он был с ней сдержан и небрежен: она сразу почувствовала, что он не знает, как принять ее новый статус, поэтому он уходит от этой проблемы, избегая ее. И как ни странно, понимая это, она готова была его простить, потому что сама не знала, как справиться со своим изменившимся положением. Ричард избегал ее в доме, и она, себе на удивление, делала то же. Самый сильный удар по ощущению надежности, которое давала ей давняя дружба, был нанесен в самый день Рождества. В доме священника этот день проходил в тихой спокойной обстановке, это был день трезвости, а ей так захотелось снова оказаться за веселым праздничным обедом, как когда-то с Себастьяном. Ранним вечером Нелл, вторая служанка Барвеллов, с трудом поднялась со стула перед кухонным очагом после сытного обеда, чтобы пойти на звонок в гостиную. Она вернулась через несколько минут, ворча и сдерживая зевоту.

— Как хозяин-то любит, когда сэр Джеффри и мисс Элисон приезжают на Рождество, — сказала она, расправляя свои могучие плечи. — Лучше бы уж сидели все по своим домам и без нужды не выходили.

Кухарка нехотя приподнялась, чтобы помешать огонь.

— Не миновать нам скорой свадьбы, помяните мои слова. Как мисс Элисон-то наш Ричард по нраву, сразу видать. Да и викарий возражать не станет — денежки-то у сэра Джеффри немалые.

Нелл фыркнула, снова усаживаясь.

— Сдается мне, что девице, которая выйдет за молодого хозяина, все ее денежки понадобятся, потому как за ним ничего, кроме личика его красивого, не получит. Да он и не из таких, что дорогу себе пробивать станут, хоть и говорит красиво и обходительность имеет.

Сара откинулась подальше на стуле, страстно надеясь, что тусклый свет очага и свечей не выдаст румянца на ее щеках. Она затихла, слушая шум ветра и тяжелое дыхание кухарки, и все твердила про себя услышанное. Ей было так больно, как будто она неожиданно открыла что-то тайное и сокрытое.

Чтобы привыкнуть к мысли, что Ричард действительно женится на Элисон, ей нужно было уединение и время. Она не могла думать об этом среди досужих сплетен прислуги, в недружелюбной атмосфере комнаты, где ей не были рады. Несмотря на страстное желание уйти отсюда, она заставила себя сидеть тихонько, слушать замечания, которыми они время от времени обменивались, и тихо встать и выйти из кухни, лишь когда сопение кухарки перешло в храп.

В коридоре ее охватил резкий холод, и она услышала ворчливый голос из кухни, сетовавший на сквозняк. Она закрыла дверь, прошла к задней лестнице, поднялась на второй этаж и замерла там. Над ней был чердак, где она спала и где ее могли найти эти женщины, сидевшие в кухне. А рядом с лестничной площадкой была классная комната, вход в которую был ей запрещен, но где можно было затаиться, пока вся семья находилась в гостиной с сэром Джеффри и Элисон. Она колебалась недолго, потому что ей вдруг так понадобилось побыть одной. Дверь не была заперта.

Внутри было темно: окна казались темными квадратами, немного светлее, чем окружавший их мрак. Она на ощупь прошла мимо знакомых предметов к камину, где нащупала свечу. Она зажгла ее, и неверное пламя слабо осветило углы. Ей открылась голая убогая комната, точно такая же, какой она была, когда в ней царил Себастьян. Глаза ее остановились на начисто вытертой грифельной доске, потрепанных книгах на полках, на огромном латинском словаре на подставке. Незанавешенные окна обрамляли пустынные просторы низины, одетые тьмой. Она подошла к столу, за которым сиживал Себастьян, и присела, вдыхая знакомый запах мела и чернил. Было страшно холодно. Она потерла руки, думая, что глупо было вообще возвращаться сюда. Здесь были только воспоминания о Себастьяне, Ричарде и Уильяме — у Уильяма теперь был в этой комнате другой учитель. Пламя свечи дрожало на сквозняке, и по стенам метались послушные тени. Нетрудно было представить, как она снова сидит на этой длинной скамье, и что вот-вот Себастьян, Ричард и Уильям придут сюда тоже. Чувство это было настолько сильно, что сплетни, которые она слышала в кухне, растаяли: сидя здесь, невозможно было поверить, что Себастьян умер, что Ричард служит в армии и что уже поговаривают о его свадьбе.

Увлеченная этими мыслями, она не слышала ничего, пока вдруг не открылась дверь. Она быстро виновато обернулась и увидела Ричарда в дверях.

— Я заметил свет, — сказал он, — и подумал…

Она было приподнялась, но снова села. Прикосновение к столу Себастьяна давало ей ощущение надежности. Она приободрилась, вспомнив, что ее отец был начисто лишен угодливости. Она сказала с нотками вызова в голосе:

— Мне не положено быть здесь, я знаю, но я вошла.

Вместо ответа Ричард вступил в комнату и закрыл за собой дверь.

— Тебе обязательно со мной так говорить, Сара? — спросил он тихо. — Разве все так изменилось, что мы больше не друзья?

Она вскинула голову.

— Изменилось гораздо больше, чем просто мундир у тебя на плечах, Ричард.

Он сделал к ней несколько шагов, замер, затем подошел вплотную. Она настороженно ждала. Он наклонился и взял ее за подбородок.

— Ты выросла за эти месяцы, малышка Сара… И изменилась.

Его прикосновение всколыхнуло ее.

— Ох, Ричард, — воскликнула она, — почему все должно меняться? Если б мы могли вернуться сюда… — Она указала на пустые парты, на закапанный чернилами пол.

— Тебе очень плохо? — спросил он нежно. — Ты очень несчастна?

У нее не нашлось слов для ответа.

— Мне жаль, что тебе плохо в Брэмфильде.

Он отпустил ее подбородок и погладил волосы, убирая их со лба, как это сделал бы Себастьян.

— Мне нестерпимо знать, что ты несчастна.

— Разве тебе это не безразлично? — спросила она, может быть, слишком резко.

Его рука остановилась.

— Конечно нет!

Он выпрямился, опустив руку.

— Это ведь будет недолго, Сара. Теперь осталось всего несколько месяцев. Леди Линтон вернется в любой момент, и ты будешь в Лондоне через каких-нибудь три месяца.

Она не взглянула на него.

— Думаю, в Лондоне можно быть такой же одинокой, как здесь. Ведь так, Ричард?

— Одинокой? Сара! — Он возбужденно рассмеялся. — Какая же ты глупышка! У леди Линтон такой шикарный дом в Лондоне. Да там ни на минуту не соскучишься! Ты забудешь эти места, где нового лица месяцами не видишь. — Голос его стал таким тихим, что походил на невнятный шепот. — И, Сара… там же буду я!

Она подняла голову так быстро, что пламя свечи взметнулось.

— Ты будешь там? Как же?..

Он улыбнулся.

— Ну, не в самом Лондоне. Но достаточно близко, чтобы туда наезжать.

Улыбка его стала шире — вдруг снова повеяло тем духом товарищества, который царил когда-то в этой комнате. Вместе с улыбкой появились искорки в глазах, в уголках губ затаилось предвкушение веселых забав. Сара смотрела на его красивое гладкое лицо, густые черные волосы, на жесткий высокий воротник, придававший голове несколько высокомерное выражение, которое уже стало казаться естественным за эти первые месяцы армейской службы. Она отметила все это про себя и подумала, не дается ли ему все слишком легко за счет приятной внешности и изящных манер. Ричард был сыном сельского священника, без денег или влияния, но ему уже удалось завоевать у военного начальства особое расположение, а сэр Джеффри Уотсон был влиятельным союзником для каждого молодого человека, имеющего честь быть с ним знакомым. Моментальная готовность улыбнуться или рассмеяться выдавали в нем фаворита. Сара сообразила, что Ричард, которому недоставало многих существенных качеств, очевидно, добьется успеха за счет своей привлекательной наружности и очарования.

Она было протянула ему руку, но тут же убрала ее. Пламя свечи затрепетало, отбросив тени на его лицо. В этот краткий миг она вдруг увидела в нем угодливого лакея, который служит влиятельным и богатым.

— Что ты так пристально разглядываешь меня, Сара? — спросил он. — Разве ты не рада, что мы будем видеться в Лондоне?

— В Лондоне?.. О да, Ричард!

— В таком случае, почему такая печаль на лице? — Он рассмеялся, снова придя в хорошее настроение. — Только подумай, Сара! Я побываю в театрах, посмотрю все, о чем мечтал, сидя в этой комнате и решая бесконечные примеры. — Он вдруг потребовал от нее: — Скажи мне, что бы ты хотела увидеть в Лондоне больше всего? Скажи!

Она улыбнулась его нетерпению:

— Лондон для меня не так нов, как тебе кажется. Разве ты не помнишь, что я там родилась?

Он взглянул на нее и протянул:

— Да… да, я все забываю об этом.

Он заложил руки за спину и отступил от нее на полшага.

— Я все забываю, что у тебя была совсем другая жизнь до того, как ты приехала сюда. Это эгоистично, я знаю, держать тебя взаперти там, где ты жила не всегда. — Он потряс головой. — Ты ведь не такая, как я. Я здесь родился и никогда не покидал этих мест до нынешнего года. Ты видела гораздо больше, Сара, но для меня ты только здесь и нигде больше. Когда я вспоминал, как свет отражается от воды на плотине, я не мог не думать о твоих волосах. Я все время думал о тебе. Наверное, я скучал по дому… моя тоска по дому была постоянно связана с тобой.

Вдруг тон его переменился:

— Это глупо?

Она отрицательно покачала головой.

— Я много думал о наших вечерах на побережье с твоим отцом. Ты помнишь их, Сара? — И сам же ответил: — Конечно, ты их помнишь. Мы с тобой не забудем их. Наверное, это лучшее, что нам когда-либо удастся вспомнить. — Затем он наклонился и нежно поцеловал ее в губы. — Это за ту красоту, которую ты оставила в моей памяти.

Когда он попытался выпрямиться, она удержала его за руку.

— Ты уверен, что хочешь это помнить, Ричард?

— Всю жизнь, — тихо сказал он и снова поцеловал ее.

Она поднялась и подставила ему свои губы. Ее впервые так целовали, и она поразилась своей готовности отвечать на поцелуй. Она почувствовала, как крепко он обнял ее, ее собственные пальцы сплелись у него на шее. Они приникли друг к другу, и внезапно воспоминания о годах дружбы осветились огнем страсти. Сара знала, что этим поцелуем она кончает с детством, что навсегда меняет свои отношения с Ричардом. Тем не менее она продолжала целовать его, прекрасно понимая, что именно этого она от него хотела, что для этого она страстно ждала его возвращения. Ее разум ясно дал ей понять, что это неистовое чувство и было любовью к Ричарду, желанием иметь его возле — тем чувством, в котором до этого момента она не признавалась самой себе. А сейчас каждая частичка ее тела наслаждалась его поцелуями.

Наконец их объятия несколько ослабли. Ричард оторвал свои губы от ее губ и прижался к ее глазам, ко лбу. Потом он уткнулся лицом в ее волосы.

— Моя дорогая! — произнес он. — Моя любимая Сара!

Она чувствовала его дыхание на своем лице: он тяжело наваливался на нее, прижимался к ней. Было похоже, что им владеет не любовь или желание обладать, а что он ищет в ней помощи и поддержки.

— Сара! — повторил он, слова его прозвучали мольбой.

Услышав это, она вдруг уловила порыв ветра, холодного ветра, который веял вокруг нее, подобно шепоту благоразумия. Ее внезапно коснулась действительность, охладив пыл страсти.

Она вырвалась из его объятий, отступив назад и прижав руки к ушам, чтобы заглушить этот пугающий шепот.

— Нет, Ричард, — хрипло сказала она. — Ты меня бросишь и женишься на Элисон!

Лицо его побелело. На нем появилось выражение страха, как у ребенка, вдруг потерявшего опору.

— Жениться на Элисон? — повторил он. — Жениться на Элисон! — Он растерянно провел рукой по волосам. — Боже, ты с ума сошла, Сара! С чего ты взяла, что я могу жениться на Элисон?

— Говорят… — прошептала она. — Я думала, это решено.

Он резко схватил ее за руку.

— Кто говорит? О чем ты?

— Кухарка сказала и Нелл. Они сказали, что это почти решено.

Он строго взглянул на нее.

— Насколько же ты изменилась, что слушаешь кухаркины сплетни! И ты поверила этому, даже не спросив меня?

— Что же мне оставалось? — сказала она жалобно. — Как я могла спросить тебя? Я тебя почти не видела. Только сейчас. Ты же не даешь с собой поговорить.

Он вспыхнул и отвернулся.

— Я знаю. И мне чертовски жаль. Но мне кажется, я и не хотел разговаривать с тобой.

И он снова притянул ее к себе. Жест был нежным и уверенным, а когда он снова начал гладить ее волосы, это еще больше напомнило ей Себастьяна. Нежность этого его бессознательного жеста вызвала слезы на глазах. Ей захотелось положить голову ему на плечо и выплакать всю горечь последних месяцев.

— Милая Сара, — молвил он, — я ни о ком, кроме тебя, не думаю. Да и как можно? Забудь об Элисон! Это все несносная чепуха, кухонные сплетни! Клянусь, я ей не делал предложения. — Он повернул к себе ее лицо. — Я не женюсь ни на ком, кроме тебя.

Она замерла, сжалась в его объятиях.

— Ты не можешь жениться на мне — на служанке!

В ответ он тряхнул ее за плечи.

— Служанка! Для меня ты дочь человека, который был моим лучшим другом. Разве это ничего не значит для тебя? Разве ты не хочешь выйти за меня замуж?

— Замуж за тебя? Конечно хочу. Но хотеть тебя и иметь тебя — совершенно разные вещи. — Она крепко ухватилась за рукава его мундира.

— Я хочу, чтобы ты была моей, Сара. Когда я получу повышение, я смогу на тебе жениться. Если будет война с Францией, меня быстро повысят. Ты обещаешь ждать меня?

— Ждать?.. — Ее насупленные брови разошлись, она улыбнулась ему. — Да, я подожду. — Потом она поспешно добавила: — Мы с этим как-нибудь справимся, Ричард.

Она спрятала лицо у него на груди, охваченная чувством радостного ликования. Перед ними было будущее, неясное и тревожное. И им предстояло справиться с ним — и они должны сделать это вместе.

Он снова гладил ее по волосам и шептал:

— Ты ведь что-нибудь придумаешь, правда, Сара? Ты всегда была в таких вещах умнее меня.

Она слушала его, потрясенная. Своим тоном он как бы просил ее быть сильной за двоих, найти выход. И она поняла, что ей предстоит борьба за Ричарда, иначе его отнимут у нее. Его могут отобрать, ибо он слишком слаб, чтобы преодолеть препятствия к их браку. Но она это приняла как есть: в конце концов, она действительно сильнее Ричарда, крепче его. В каком-то смысле он был вторым Себастьяном — он нуждался в ее любви и силе.

— Да, я найду выход для нас обоих, Ричард, — сказала она твердо. — Мы справимся с этим.

Он наклонился и снова поцеловал ее, и губы его искали ее губ с мальчишеским нетерпением. Для них обоих все это было внове, как острый, кислый вкус незрелого яблока. Ни тот, ни другой ничего подобного раньше не испытывали. Когда наконец они оторвались друг от друга, лица их горели и тела были объяты дрожью.

Потом, в течение нескольких мгновений, они не смели взглянуть в глаза друг другу, ощущая какой-то стыд за то, что позволили страсти вырваться, пусть на мгновение, за те рамки, в которых они умели ее держать. Сара, немного злясь на то, что это сладостное чувство должно вызывать раскаяние, подняла глаза и встретилась со взглядом Ричарда. В нем она не увидела ни извинения, ни раскаяния. Губы его раскрылись и, видя, что она готова улыбнуться, он рассмеялся.

Поддавшись очарованию момента и внезапному порыву чувств, он снял кольцо, которое носил на левой руке, то, что подарил ему Себастьян в конце лета, поймал ее руку и вложил кольцо ей в ладонь.

— Сохрани его, Сара, — сказал он. — Сохрани до нашей встречи в Лондоне: я потребую его назад при нашей новой встрече.

Она повертела его на ладони.

— Твое кольцо, Ричард…

Он смотрел на нее с нежностью собственника.

— Обещай хранить его, пока я не приду за ним.

Она медленно кивнула.

Он улыбнулся и поцеловал ее: одно легкое прикосновение — и все. И сам Ричард исчез почти так же быстро.

От порыва воздуха пламя свечи снова затрепетало, и снова тени запорхали по стенам и полу, по партам. Сара стояла неподвижно, зажав кольцо в руке, прижав другую руку к губам, хранящим поцелуй Ричарда. Потом задула свечу, запах которой сразу смешался с запахом мела и старых книг. Она в темноте пошла к двери, потом, нащупав перила, поднялась на чердак.

Больше они не разговаривали наедине до его отъезда из Брэмфильда. У них случались мимолетные встречи на лестнице или в коридорах, но единственным знаком обещания были тайные улыбки, которыми они обменивались. На кухне обсуждали то, как много времени он проводит вне дома. В какое бы время он ни возвращался, или кухарка, или Нелл всегда якобы слышали стук колес кареты сэра Джеффри, которая доставляла его к воротам. Но, владея кольцом, которое она осмотрительно спрятала в свой матрац на чердаке, Сара была уверена в Ричарде. Ее почти не беспокоили его визиты в дом Элисон. Прекрасно сознавая, как нудно тянется время в доме викария для такого человека, как он, который жаждет комфорта и свободного уклада жизни в доме баронета на краю низины, она его не осуждала. День за днем, глядя как уменьшается и пропадает из вида фигура Ричарда на извилистой дороге вдоль плотины, она прощала ему все, чего в нем боялась и что любила: его склонность к праздности и слабоволие. Он уносил их с собой в дом сэра Джеффри, и она не раз задавалась вопросом, совершенно ли ослеплена нежная Элисон его чарами.

Наконец пришла весна, с более мягким ветром с моря, с россыпью бледной нежной зелени по траве, тростникам и водяным растениям. Новые краски заиграли в зеленых изгородях и в ивовых ветвях. Сара каждый день ждала, что ее позовут в Лондон, и во время визитов сэра Джеффри торчала в прихожей до самого его отъезда. Она уже начала бояться, что он никогда не заговорит, что весь ее план провалился, как вдруг однажды он остановил ее, когда она собиралась открыть ему дверь. Он неторопливо вышел с мистером Барвеллом из гостиной, где они просидели взаперти почти все послеобеденное время.

— Ну, барышня! — сказал он, вынимая из стойки свою элегантную трость с серебряным набалдашником, — скоро вы отправляетесь в Лондон.

Глаза ее распахнулись от нетерпения.

— Так есть новости, сэр Джеффри?

— Да, леди Линтон высадилась в Портсмуте шесть дней назад. Она три недели пробудет в своем Девонском поместье, а затем планирует открыть лондонский дом. Она даст мне знать, когда вы ей понадобитесь.

Сара присела в реверансе.

— Благодарю вас, сэр Джеффри.

Он было двинулся вперед, но помедлил, обратив на нее свой проницательный, но доброжелательный взор.