Эндрю усмехнулся.

— Из разговора с Фово у меня сложилось впечатление, что она исполнена живости и бодрости — похоже, она относится к тем людям, что расходуют больше энергии, чем могут себе позволить.

— Значит, она переменилась, — заметила Сара резко. — Или Ричард изменил ее. Однако… — Она пожала плечами, уголки ее губ опустились. — У нас больше сведений, чем мы надеялись. Нужно подождать развития событий.

Эндрю наклонился к ней; рука его сжала ее крепче.

— Не время ждать, Сара! — воскликнул он. — Я уже предпринял шаги.

У Сары перехватило дух.

— Что ты имеешь в виду?

— Очень просто, дорогая. Я попросил Фово познакомить меня с Барвеллом.

— Эндрю!

Глаза его потемнели от внезапного приступа гнева.

— Я тебе уже сказал, Сара, что не дам себя запугать какому-то Барвеллу. Да к тому же у меня нет ни времени, ни терпения ждать и смотреть, как все обернется. Мне нужно было узнать, как он к тебе отнесется.

— Ну и?..

— Фово отправился за ним в гостиную — жена его уже удалилась к себе. Он пришел, как мне показалось, с готовностью. Мы заговорили о тебе — он сообщил мне, что уже расспрашивал Фово о тебе, знает ли тот, что с тобой произошло.

— Что со мной произошло! — повторила она. — Он так и сказал?

Эндрю нетерпеливо тряхнул ее за руку.

— А как он мог еще сказать? Он же ничего не знал о тебе, может быть, ты вообще умерла в Ньюгейтской тюрьме.

— Точно! Я ведь могла умереть в Ньюгейтской тюрьме! — Она задохнулась от злости. — Но продолжай… я должна услышать остальное.

— А остальное — то, что я пригласил их с женой отобедать с нами в среду вечером. Он принял приглашение, как мне показалось, с радостью.

Она откинулась на подушки, потрясенно глядя на него.

— Ты их пригласил сюда?! Эндрю, не может быть!

Он отпустил ее руку и сжал плечо.

— Почему бы и нет? Разве ты не понимаешь, как важно, чтобы он захотел привести сюда свою жену? Он хочет поддерживать дружеские отношения, если ты дашь ему эту возможность.

— Ой, но Эндрю… — возразила она. — Ричард и Элисон — здесь! И так скоро! Я не могу, по крайней мере, сейчас.

— Когда-то нужно будет это сделать, — резко ответил он. — Лучше уж, если это будет здесь, в собственном доме, где ты можешь контролировать ситуацию. Помни, что они уже близко познакомились с новым губернатором, — они ведь плыли с ним от самой Англии. Они могут быть могущественными друзьями, Сара.

— Но Элисон вскоре узнает, возможно, уже знает, что ни одна офицерская жена не бывает у меня и ни одна из них меня не приглашает к себе. Они придут один раз — и все.

— Не думаю, что наш друг Фово долго оставит их в неведении на этот счет. Но тем не менее мое приглашение было принято. И больше того, Сара, — добавил он, — я скоро найду способ заставить Барвеллов желать продолжения этой дружбы.

Она прикрыла глаза, лежа совершенно неподвижно и обдумывая сказанное им. Он пригласил их на среду, а сейчас понедельник. Остается два дня, чтобы подготовить себя к встрече с Ричардом, так обуздать свои чувства, чтобы пытливые глаза Эндрю их не заметили. Еще был страх встретить Элисон — стройную темноволосую девушку, которую она иногда мельком видела в вестибюле Брэмфильда. Хватит ли двух дней? И будет ли она вообще когда-нибудь готова к встрече с Ричардом? Она мысленно искала возможности отложить этот визит, но не могла ничего придумать.

Сара открыла глаза и увидела, что Эндрю не мигая смотрит на нее. Она была благодарна за то, что его руки сжимали ее плечи.

— Я отправлю письмо Джулии Райдер утром, — сказала она. — Если они с Джеймсом смогут быть здесь в среду вечером… — Она не договорила, обдумывая эту идею.

Джулия удобно расположилась в кресле в главной комнате Гленбарра для гостей и расстегнула плащ. Она внимательно осмотрелась: осмотр был придирчивым, но в конце она удовлетворенно кивнула.

— У тебя отличный дом, Сара, — сказала она. — Ты его сделала удивительно красивым. А Эндрю… Ну, Эндрю вообще невероятный человек. Такой дом ему, конечно, подходит. Ну что, вы теперь окончательно устроились? Ты здесь счастлива?

Сара рукой указала на окна, за которыми сады уже погружались в вечернюю мглу. Она мягко рассмеялась, протянув руку за шляпой подруги.

— Ты достаточно времени провела в наших комнатах над лавкой, чтобы понять, как мы радуемся простору и тишине.

— Я бы на твоем месте не сожалела о времени, проведенном над лавкой, дорогая, — тут же возразила Джулия, вытянув ноги на низком табурете. — Молодым людям не следует сразу же получать все желаемые удобства — им становится не к чему стремиться, а это плохо. Вы получили хороший доход от магазина, к тому же управление им тебя многому научило. — Она вдруг испытующе посмотрела на Сару. — И, насколько я могу судить, тебе это не повредило.

— О, я не сожалею об этом, — сказала Сара, присаживаясь на край постели. — Но я уверена, что польза от приобретенного опыта становится ощутимой спустя некоторое время. Я по-прежнему хожу в лавку каждое утро и делаю это с удовольствием. Но так приятно иметь этот большой тихий дом, который ждет твоего возвращения каждый день.

Говоря это, она отмечала про себя перемены, происшедшие в Джулии со времени их последней встречи на Рождество. Тогда они с Эндрю ездили с детьми в Парраматту на четыре дня. Это было что-то вроде прощального визита для Эллен и Чарльза, которые отбывали в Англию ближайшим кораблем. Эллен приняли в женскую семинарию в Бате, а Чарльз, который не унаследовал отцовского фермерского таланта, но был исполнен восхищения адмиралом Нельсоном, записался в морской флот. С Рождества лицо Джулии, как показалось Саре, поблекло и похудело: на нем появились следы утомления и бледность, которую вызывает долгое знойное лето. Ее движения тоже казались замедленными, хотя спокойные интонации оставались неизменными. В волосах появилось много седины.

Джулия прервала ход мыслей Сары.

— Ну же, Сара! Не может быть, чтобы ты зазвала меня в такую даль, просто чтобы поделиться философскими наблюдениями. Что случилось? В твоей записке не было ничего важного. И я собралась и приехала, просто поверив в необходимость этого! — Затем она нетерпеливо взмахнула рукой. — Надеюсь, что твоя просьба привезти вечернее платье означает, что ты даешь какой-то грандиозный прием. Я так соскучилась по развлечениям.

— Милая Джулия! — сказала Сара растроганно. — Ты все такая же. Интересно, сколько раз я обращалась к тебе со своими проблемами. Помнишь, первый раз, когда мы плыли на «Джоржетте»?

— Да, и я тогда дала вам, мадам, очень верный совет. — Джулия сдвинула брови. — Так значит, снова проблема, да? Ну?

Сара набрала в грудь воздуха:

— На этот раз потребуется довольно много времени, потому что мне придется рассказать кое о чем, чего не знает никто, кроме меня и Ричарда Барвелла.

— Барвелла?.. Барвелл? Это о нем я слышала, что он прибыл с новым губернатором на «Быстром»? Он женат на дочери баронета, да?

— Как быстро все становится известно! — Сара усмехнулась. — Да, Элисон Барвелл — дочь баронета. Подумать только — настоящая леди, появление которой в колонии может наделать столько шума! Племянница графини! Как все будут бороться за честь принимать ее! Ее платье и манеры будут тщательно копировать, потому что, несмотря на все свое богатство, Новый Южный Уэльс небогат настоящи ми леди!

Джулия не обратила внимания на тон этих замечаний. Она сказала с нетерпеливым раздражением:

— Довольно, Сара! Перейдем к делу!

— Ну что ж, тогда…

Сара оперлась спиной о комод и начала рассказывать. Сумерки в неосвещенной комнате становились гуще, слабый туман, кружась, поднимался над гаванью. Она не спускала глаз с лица Джулии, на котором слабо играли отблески огня в камине. Ей оказалось очень легко открыться этой женщине, которая была и старше, и мудрее и которой можно было доверить историю жизни с пьяницей-отцом в Рае и в ректорском доме в Брэмфильде. Она рассказала об истинной причине своего побега из Брэмфильда в ту холодную весеннюю ночь.

— Мы и правда любили друг друга! Я уверена в этом, хотя мы были всего лишь детьми. Но препятствия, стоявшие на нашем пути, оказались непреодолимыми для Ричарда. Я обвиняла его, но, возможно, напрасно. В конце концов, мне нечего было терять, а он мог всего лишиться.

— Эндрю ничего не знает об этом? — спросила Джулия. — О твоих чувствах к Ричарду Барвеллу?

— Ему известно, что я работала некоторое время у ректора, но я ему не рассказала, что была влюблена в Ричарда. Зачем ему об этом говорить? Когда я выходила замуж за Эндрю, у меня и в мыслях не было, что я когда-нибудь снова увижу Ричарда. Он для меня как бы умер!

Через минуту Джулия сказала сухо:

— А теперь он здесь. И Эндрю навязал тебе эту встречу.

— Да, — сказала Сара огорченно. — Ты же знаешь Эндрю — он полагает, что инициатива всегда должна исходить от него. Я и так уже поняла, что нам не обойтись без встречи, но сейчас она очень несвоевременна. У меня остался только завтрашний день. Джулия… Я ведь могу сделать что-нибудь не то: как-то себя опозорить, дать понять Эндрю…

— Ерунда! — возразила Джулия. — Это ты мне рассказываешь, что не сумеешь взять себя в руки! Да ты ничем иным и не занималась с того самого момента, как прибыла в колонию, чтобы не дать никому повода для сплетен. Уж, конечно, Ричард Барвелл не смутит твой покой — ведь столько времени прошло.

Сара, неуспокоенная, отвернулась.

— Откуда я знаю, что он сделает. Я уже раз потеряла голову из-за Ричарда — как знать, не повторится ли это? Я же прекрасно знала все его недостатки и слабости, и все же любила его. А что, если сейчас будет то же?

— Сара! Сара! Так не будет, если только ты не допустишь этого.

— Но Ричард…

— Тебе следует забыть, что Ричард был чем-то для тебя, кроме ученика твоего отца. Перестань терзать себя по поводу того, чего ты никогда бы не смогла иметь. И, Сара, — голос Джулии стал строг, — попытайся не забывать, что твоему мужу завидуют многие женщины в колонии.

Сара поднялась — вся фигура ее выражала напряжение. Она наклонилась к огню за лучиной, поднесла ее осторожно к двум свечам, стоявшим на каминной полке, наблюдая, как разгораются фитильки. Потом она тихонько задула лучину, запах дыма защипал ей ноздри.

И вдруг, как будто у нее не было сил сделать что-нибудь другое, прижалась лбом к рукам, сложенным на каминной полке.

— Зачем только он приехал, Джулия! — прошептала она, глядя вниз, на огонь. — Зачем ему нужно было приезжать?

Хруст гравия под колесами кареты на дороге, ведущей от ворот, заставил Эндрю вскочить на ноги. Сара, бросив взгляд на него, также поднялась, но не так поспешно. Напряжение передалось Джулии и ее мужу.

Они услыхали торопливые шаги Беннета в вестибюле, приглушенный звук голосов и снова шаги, приближающиеся к гостиной. Дверь распахнулась так, как пристало бы дому в Лондоне, а не в этом захолустном колониальном поселке.

— Капитан и миссис Барвелл!

Сара сделала лишь шаг вперед. Несмотря на всю предварительную подготовку, ее взгляд сразу устремился на Ричарда. Он стоял перед ней в новой форме офицера Корпуса Нового Южного Уэльса, с улыбкой на устах, с вопросительным выражением в глазах. Последний раз она видела его, когда он стоял, несчастный, в вестибюле дома в Брэмфильде в конце его рождественского отпуска; на этот раз в нем была свободная, небрежная элегантность, которой в тот раз не было. Лицо его было тоньше и красивее, чем ей помнилось; шрам, тонкий, как ниточка, белел у него на лбу, а в волосах была седая прядь. Сара моментально заметила в нем уверенную и свободную манеру человека, привыкшего к успеху у женщин. Она догадалась, что к этому этапу своей карьеры ему удалось глубоко проникнуть в модный веселый мир, о котором он так наивно мечтал во время своего тоскливого детства в Ромнийской низине. Но даже под этим новым слоем модного лоска ей не составило труда узнать того самого Ричарда Барвелла, которого она когда-то знала — он стоял с мальчишеской улыбкой на губах, с глазами, полными мольбы о прощении и просьбы снова отнестись к нему благосклонно. В то же самое время, почувствовала она, он не сомневается, что она перед ним не устоит.

Она перевела свой взгляд на Элисон. Элисон тоже улыбалась, слабой, заранее приготовленной улыбкой. На ней было сказочно красивое платье из атласа цвета крыла зимородка, которое подчеркивало ее белую кожу и темные волосы. Около высокого Ричарда она казалась крохотной; ее маленькая ручка властно лежала на его рукаве. Сару поразила ее наружность. Элисон некрасивая, подумала она, но у нее хорошие глаза, черные брови, разлетающиеся, как крылья. Она стройна и держится прямо; и в ней, как и в Ричарде, чувствуется принадлежность к миру избранных.

Сара прервала свои размышления. Она поняла, что ее колебание слишком затянулось, и она поспешила вперед с улыбкой, которая, как она надеялась, выглядит приветливо.

— Добрый вечер, миссис Барвелл, — сказала она, протягивая руку.

Элисон ответила спокойным ровным голосом. Сара повернулась, чтобы протянуть руку Ричарду.

Он взял ее и нагнулся над ней, казалось, совершенно не осознавая, что сжимает ее слишком крепко.

— Моя дорогая Сара, какое удовольствие снова видеть тебя!

Он заметил, как порозовели ее щеки. Он не собирался сознательно рассердить ее, но, насколько он ее помнил, в подобной ситуации почти любая фраза может задеть ее гордость. Он старательно рассматривал ее. Годы, проведенные этом южном климате, оставили свой след: кожа ее стала темнее, чем ему помнилось, а волосы выгорели так, что при свечах казались почти белыми. Но красота, начавшая расцветать еще в Брэмфильде, превзошла его ожидания. Он забыл, что она такого высокого роста, забыл, как она умеет прямо и пристально смотреть в глаза собеседника. На ней было платье бледного нефритового оттенка, а богатая золотая вышивка на узком лифе и рукавах говорила о том, что оно привезено с Востока. Ему необходимо было рассмотреть ее во всех подробностях, чтобы составить для себя мнение об этой женщине, жизнь которой стала теперь неотъемлемой частью истории этой колонии. Сплетни, которые им с готовностью преподнесли, говорили о ней как о честолюбивой, жесткой и жадной, а также что она прекрасная жена и мать и что дети ее просто обожают. Ричард уже узнал, что она успешно справлялась с фермой и лавкой в отсутствие своего мужа, и ему была прекрасно известна история о том, как она сражалась с бандой ссыльных во время бунта на Хоксбери, и что она убила кинжалом одного из них. На его лице появилась восхищенная улыбка. Он сразу вспомнил юную порывистую Сару, которую когда-то знал, — и вот она перед ним — хозяйка лучшего дома в колонии. И всего этого достиг, как говорила сплетня, ее муж — еще более жесткий и честолюбивый, чем она. Было забавно услышать все это о девушке, которая когда-то весело гуляла и шалила с ним на плотинах в низине Ромни летними вечерами. Она была необычна и красива. Ричарду были открыты двери многих известных лондонских домов, к нему благоволили многие красивые женщины, но он тем не менее сознавал, что за все это время ни одна женщина не смотрела на него так, и ни одной женщине еще не удавалось так смутить его, как сейчас это делала Сара.

Ей с трудом удалось освободить руку из его крепкой ладони.

— Да, Ричард, я тоже рада тебя видеть.

Затем она повернулась, чтобы представить Элисон своего мужа.

Вышивание всегда приносило Саре успокоение и возможность расслабиться, но сейчас, втыкая иглу в холст, она заметила, что рука все еще дрожит. Бесконечная трапеза закончилась, и, взглянув на французские часы, она поняла, что Эндрю задерживает мужчин за портвейном непривычно долго. Сидя напротив нее, Джулия и Элисон поддерживали разговор — в основном они обсуждали новости, привезенные Барвеллами из Лондона. Сара заметила, что сама вставляет какие-то замечания время от времени, почти не вслушиваясь в беседу. Мыслями она была снова с Ричардом.

Прошедший час был ужаснее, чем она ожидала. Очень тяжело было сдерживать чувство, сильнее которого она ничего не испытывала. Во время всего обеда Ричард смеялся и болтал, занимая и развлекая всех их остроумными замечаниями и историями, рассказанными легко и умело. И с каждой минутой, что он находился там, прикладываясь к превосходному вину, все время прибирая нити разговора к своим рукам, она чувствовала, что ее решимость ослабевает. Было ощущение, что он протянул руки и прижимает ее к себе. Она чувствовала, что может сколько угодно внушать себе, что Ричард слаб, что Ричард просто играет в жизнь, а на самом деле ждет, что все свалится ему с неба, что Ричард не стоит подметок Эндрю, — и все равно он мог управлять ее вниманием сейчас с той же легкостью, с какой он это делал в Брэмфильде. Сара поняла, что все еще оставалась той самой девочкой, которая лазала с ним по плотинам, по-весеннему бледно-зеленым; той самой девочкой, которая была им очарована, послушна его воле, готова исполнить любое его желание. Она понимала, что она букашка, летящая на яркий свет. Не имеет значения, что свет этот преходящ и фальшив — он тут, перед ней.

Безумием было считать все эти годы, что она может забыть Ричарда простым усилием воли. Эндрю забрал часть ее любви и всю ее преданность и верность, но душа ее всегда принадлежала Ричарду. И он сейчас возвратился, чтобы востребовать ее, как будто и не было разлуки. Ей было и стыдно, и страшно, она злилась на него за то, что он открыл ей ее собственную слабость. Он понимает это, скрывает это за легкостью и смехом. Ричард знает, что она снова его добровольный раб — жаждущая угодить Сара, которая будет улыбаться по его воле и грустить, когда ему взгрустнется.

«Черт тебя побери, Ричард! — шептала она про себя. — Я все еще люблю тебя».

Она продолжала вышивать, почти не слыша разговора. «Спасибо тебе, Господи, за Джулию», — думала она, чувствуя искреннюю благодарность за присутствие этой женщины, которая твердо держит ситуацию в руках, ведя за нее беседу, давая ей силы перенести это ужасное время до прихода Эндрю, который одним своим присутствием поддержит ее. Неожиданно глаза защипали слезы. Как бы ей хотелось выплакать слезы ярости и отвращения от того, что так все повернулось. Ей было тошно от мысли, что какие-то четыре Дня назад ей казалось, что Ричард Барвелл благополучно остался в прошлом.

Как ни была она погружена в хаос чувств и мыслей, она заметила, что Элисон встала и направляется к ней. Она знала, что та станет рассматривать вышивку, и неохотно предложила ей свою работу.

Элисон посмотрела на вышивку, склонив голову набок.

— О! Да это действительно прекрасно, миссис Мак-лей! — сказала она наконец. — И как быстро вы работаете!

Сара еле сдержалась, чтобы не взорваться при этих избитых комплиментах, но ей удалось изобразить натянутую улыбку.

— О да, — сказала она. — Я всегда старалась работать быстро. Вы, возможно, помните, что я когда-то работала в модном ателье в Лондоне.

Элисон отвернулась, ее атлас издал сердитый шелест, и Саре показалось, что она уловила раздражение на ее лице. Элисон отошла, прошлась по комнате, задержавшись у открытого рояля. За ее спиной Сара посмотрела на Джулию и намеренно подмигнула ей. Брови Джулии взметнулись вверх, и она нахмурилась, покачав головой.

Сара нежно обратилась к Элисон.

— Не можем ли мы уговорить вас сыграть нам, миссис Барвелл? Вы играете Бетховена? Те, кто к нам приезжает, говорят о нем, но мне очень жаль, что я так и не слышала ни одной его вещи.

— Говорят, Бетховен является большим поклонником Бонапарта, — ответила Элисон сухо. — Я не считаю патриотичным поощрять подобных людей исполнением их произведений.

— Ну, это как вам будет угодно, конечно, — сказала Сара, решив не поддаваться.

Элисон села за рояль. Она решила сыграть Моцарта, играла уверенно, с несомненным удовольствием. Наблюдая за ней, Сара подумала о том, как та станет заполнять время в таком захолустье, где вечно не хватает книг, совершенно нет музыки и где люди, в основном, слишком заняты деланьем денег, чтобы найти время для услад утонченного ума. Ей, конечно, понадобится рояль, и Ричард обнаружит, что переправка рояля из Англии на корабле — дело дорогое и не очень надежное. Его скорее всего разнесет в щепы во время путешествия. Но, глядя на исполненное решимости личико маленькой леди, Сара осознала, что рояль скоро будет-таки в пути.

Элисон, несомненно, женщина решительная, пришла к выводу Сара, видя эту слегка покачивающуюся фигурку. Она решительна и умна, но заметно изменилась в отсутствие мужа. За обедом она была исполнена веселости, временами была занимательна, держала себя в руках. Сейчас же она ясно давала почувствовать, что ей не по себе. Она держалась свысока и несколько критически, выглядела сейчас более хрупкой: в экзотическом синем платье она была как картинка, со своей изящной детской фигуркой, начисто лишенной какой бы то ни было физической силы. Эндрю сообщил им, что Элисон ужасно страдала от морской болезни во время путешествия, и Сара подумала, как же эта худенькая бледнокожая женщина перенесет долгие летние месяцы.

Музыка окончилась, и Элисон убрала руки с клавиш.

— Очаровательно! — сказала Сара. — Мы и вправду благодарны вам. Моцарт доставляет истинное наслаждение, хотя я всегда предпочитала Баха.

Элисон рассеянно кивнула и начала наигрывать фугу Баха. Звуки едва долетали до другого конца комнаты.

— Вы, конечно, играете, миссис Маклей? — спросила она, поднимая голову.

— К сожалению, нет, — Сара ответила беззаботно, перевернув гобелен, чтобы рассмотреть обратную сторону. — Иногда я думаю, как хорошо, что у меня одни мальчики: у меня, увы, нет дара, который я могла бы передать дочери. — Она тщательно выбрала шелковую нитку из рабочей корзинки. — Насколько я понимаю, у вас с капитаном Барвеллом пока нет детей?

Губы Элисон сжались, она отрицательно покачала головой. Когда она поднималась из-за рояля, в ней было заметно напряжение: атлас цвета зимородка зашелестел и, показалось, даже затрепетал. Но вот она медленно пошла через всю комнату. В этот момент она была поистине дочерью сэра Джеффри, полной самообладания, уверенной в себе, убежденной, что она выше вульгарных колкостей женщины, которая когда-то была служанкой и ссыльной. Она одарила Сару чарующей улыбкой, снисходительно игнорируя ее дурной тон, и опустилась на диван рядом с ней. Сара вспомнила замечание Джулии, что в колонии не хватает настоящих леди: вот, подумала она, та, которая справится с любой ситуацией.

Джулия, испытывавшая отчаянную неловкость, заговорила, сказав первое, что пришло в голову:

— Боюсь, что вам покажется здесь очень скучно, миссис Барвелл. Здесь так мало людей… и так мало занятий.

Брови Элисон при этих словах взлетели вверх.

— Напротив, миссис Райдер. Мне кажется, что мне здесь не будет скучно. Мой муж собирается заняться фермерством, и я знаю, что это меня очень заинтересует.

Сара прервала работу и отложила ее. Она взглянула на Элисон: против воли услышанное заставило ее почувствовать своего рода жалость к ней. За всю свою жизнь это нежное создание, возможно, не прилагало усилий к чему-либо, кроме подготовки к званому вечеру; она прибыла прямо из жизни легкой и веселой и, как младенец, не имела понятия о том, что ей здесь предстоит. Она ведь не имеет ни малейшего представления, что за страна лежит за пределами Сиднея, каково управлять мрачными, недовольными женщинами-батрачками или замечать зависть и ненависть в глазах человека, который поднимает голову от грядки, на которой трудится. Знает ли она, что туземцы порой убивают и грабят, и что половодье уносит урожай, и что огонь пожирает сухой буш, который и без того представляет коварную угрозу? Она говорит о фермерстве, как будто здесь Кент или Суссекс, и будто здесь же рядом Рай, в котором все так спокойно и знакомо. Она смотрит на свою новую жизнь с уверенностью и наивностью человека, пробывшего здесь всего четыре дня, за которые невозможно познать все трудности колониальной жизни. Из ее разговора было ясно, как отчаянно она надеется, что фермерство не наскучит ей: и уж наверняка она не думает о нем как о занятии опасном.

Сара сказала осторожно — не Элисон как жене Ричарда, но как женщине, совершенно не представляющей трудностей, которые ей предстоят:

— Я искренне надеюсь, что когда вы начнете свои фермерские занятия, вы позволите мне хоть немного помочь вам. Мы с Эндрю с самого начала совместной жизни занимаемся фермерством. Мы были первыми поселенцами на Хоксбери, и мне кажется, я не хуже любого мужчины в колонии знаю, что может понадобиться.

Выражение лица Элисон изменилось, стало жестче; она, было, открыла рот, чтобы ответить, но остановилась, взглянув на дверь, которую Эндрю с шумом распахнул. Она привстала при виде своего мужа.

Сара сразу поняла, что не просто светские разговоры задержали мужчин за портвейном. На лице Эндрю она заметила выражение, которое у него бывало, когда что-то приводило его в хорошее, приподнятое настроение. Джеймс Райдер был серьезен и на лице его ничего невозможно было прочесть. Что же до Ричарда… Сара совершенно не понимала выражения его лица. Он раскраснелся: глаза горели и нервно оглядывали комнату. Он имел вид человека, который принял рискованное решение, вызывающее сомнения в нем самом.

Французские часики еще пять раз отбили четверть часа, а гости Маклеев все еще не ушли. У Сары было впечатление, что Элисон с радостью бы удалилась, но терпеливо мирится с капризом мужа. Прохладный морской туман приникал к окнам, но дров в камине было много, и гардины золотистого шелка создавали в комнате ощущение солнечного света.

Ричард с Элисон вместе направились к роялю, и он спел под ее аккомпанемент легкие сентиментальные баллады, которые в то время исполнялись в лондонских гостиных. Он, казалось, избавился от своего беспокойства, снова стал элегантным и светски небрежным. У него был приятный небольшой баритон, которым он, несомненно, пользовался не раз со значительным успехом. Наблюдая за ним и слушая его пение, Сара хорошо могла представить себе, как превосходно он вписывался в лондонское окружение леди Линтон, как он подходил к ее экстравагантной, незаурядной личности — именно такой ее живописала молва, — Ричард, со шрамом, который он носил как медаль за храбрость, со своей репутацией отличного фехтовальщика и непревзойденного наездника, с его способностью очаровать женщину, любую женщину, когда ему того захочется. Именно таким его рисовали хозяйки лондонских салонов.

К ней вернулось чувство юмора — настолько, что она позволила себе усмехнуться при виде Ричарда на фоне золотистых занавесок и подумать о том, как его таланты будут без толку растрачены в этом захолустье.

За тот час, что мужчины пробыли в гостиной, Сара сумела успокоиться. Теперь она лучше смогла оценить ситуацию и была к этому времени уверена в том, какие отношения существуют между Элисон и Ричардом. Как только ее муж появился в комнате, Элисон тотчас же повеселела. Она ни минуты не была спокойна: все суетилась, вертелась, смеялась, пытаясь завладеть его вниманием. Ей так мало было нужно от него: улыбка, кивок головы — вот все, что ей требовалось. Сару злило, как небрежно, бездумно он оделял свою жену этими знаками внимания, как будто она была ребенком, желания которого так легко удовлетворить.

Саре вспомнилось лицо той девочки, которая с радостью посещала Брэмфильд столько лет назад. Она любила Ричарда, и отец купил ей его, заманив миром, о котором тот мечтал.

Сейчас то же самое бледное, исполненное решимости лицо обращено к Ричарду, оно с готовностью смеется той лихой песенке, которую он исполняет. И создается впечатление, что она до сих пор не верит, что получила его в подарок.

Но стоило взгляду Ричарда покинуть жену, как лицо ее поникало, на нем появлялись морщины, атлас цвета зимородка превращался просто в оперение встревоженно порхающей, беспокойной птицы. Элисон больна, решила Сара, и утомлена! Ее разговор об интересе к фермерскому делу — просто попытка скрыть растерянность перед лицом новой жизни, в которую ее вверг Ричард. Она не решалась перестать болтать или смеяться, чтобы только не дать ему заметить, что ее нежная младенческая кожа начинает плотно обтягивать лицо и что вокруг рта появляются морщины. Сара пришла в ужас от мысли, неожиданно пришедшей ей на ум: Элисон боится! Она боится наскучить Ричарду!

Она следила, как Элисон быстро перебирает клавиши и говорит со смехом:

— А теперь, Ричард, — мой романс!

Он бросил на нее отсутствующий, безразличный взгляд, который скользнул по ней, не задержавшись.

— Конечно, любовь моя.

Он повернулся и посмотрел прямо на Сару, пережидая вступление.

«Меня пьянят твои глаза…»

Сара вся напряглась и похолодела. «Только Ричард способен на это, — подумала она сердито. — Только он способен петь другой женщине песню, которая принадлежит его жене, петь и не обращать внимания на то, что творит».

Казалось, все глаза в комнате проследили за его взглядом. Щеки Сары горели от стыда и гнева, а также от ощущения вины за свою невольную любовь.

Сара отложила гребенку и прислушалась к последним словам, которыми обменивались за дверью ее муж и Джеймс Райдер.

Эндрю шумно вошел в спальню, уютно освещенную свечами. Волосы его были растрепаны, он был в приподнятом настроении, которое обычно имел к концу удачного в коммерческом отношении дня.

Он направился прямо к Саре, расчистил на туалетном столике место для своего подсвечника. Затем он наклонился и поцеловал ее в лоб. Она уловила его возбуждение в том, как крепко он ухватил ее за плечи.

Он засмеялся, глядя на нее.

— Успешный вечер, любимая?

Она избегала его взгляда.

— Успешный вечер?.. Я… Ты серьезно полагаешь, что вечер был успешным?

— Ну, они же все-таки пришли, а? Никакого там отказа со стороны Элисон в связи с недомоганием в последнюю минуту, как я, честно признаться, опасался. На обед нельзя пожаловаться. Нигде во всей колонии им не найти стола лучше. Что же до вин… Немногие в Лондоне способны выставить такие славные вина, какие они пили сегодня. — Он живописно взмахнул рукой. — Но будь даже еда несъедобна, а вино — негодно, думаю, это не сыграло бы роли.

Подняв к нему голову, она проговорила медленно: