Глава 8

С того странного Дня Сакора мать Тобина перестала быть призраком в собственном доме.

Первым же ее решением было увольнение Сариллы, потом она отправила Минира в город, чтобы найти подходящую замену горничной. Дворецкий вернулся на следующий день со спокойной добро-душной вдовой по имени Тира, которая и стала прислуживать Ариани.

Изгнание Сариллы испугало Тобина. Девушка не особенно ему нравилась, но она была в доме, сколько он себя помнил. Неприязнь матери к Нари ни для кого не была секретом, и теперь мальчик ужасно боялся, что она может отослать и няню тоже. Однако Нари осталась и продолжала ухаживать за ним без всяких помех.

Теперь мать каждое утро спускалась вниз, должным образом одетая, с волосами, заплетенными в косу или блестящей волной лежащими на плечах. Она даже стала пользоваться духами, запах которых напоминал Тобину весенние цветы на лужайке. Ариани все еще проводила много времени за шитьем кукол, сидя у камина в своей спальне, но теперь она занималась счетами, которые ей приносил Минир, и вместе с поварихой встречала крестьян и торговцев, посещавших замок. Тобин тоже присутствовал при таких встречах и с изумлением узнавал о голоде и болезнях, от которых страдали окрестные города. До сих пор ему казалось, что подобные несчастья случаются только где-то далеко.

И все же, какой бы веселой Ариани ни была днем, как только вечерние тени начинали удлиняться, свет как будто гас и в ней тоже, и она удалялась на запретный для других третий этаж. Сначала это огорчало Тобина, но искушения пойти следом он никогда не испытывал, а на следующее утро мать появлялась снова, улыбающаяся и деятельная.

Активность демона тоже, похоже, зависела от времени суток, но его присутствие в наибольшей мере проявлялось в темноте.

Отпечатки зубов, которые он оставил на щеке Тобина, скоро зажили и перестали быть заметны, но ужас в душе мальчика остался. Каждую ночь, лежа рядом с Нари в постели, Тобин представлял себе иссохшую черную фигуру, рыскающую в темноте, тянущую когтистые пальцы, скалящую острые зубы. Мальчик натягивал одеяло до самых глаз и перестал пить что-либо после ужина, чтобы не вставать ночью на горшок.

Хрупкое благополучие ничем не нарушалось, и через несколько недель, войдя в игровую комнату, Тобин обнаружил там свою мать у появившегося у окна стола.

— Это для наших уроков, — объяснила Ариани, показывая мальчику на кресло.

Сердце Тобина, когда он увидел пергамент и чернильницу, оборвалось.

— Отец уже пытался меня учить, — сказал он. — У меня ничего не получилось.

При упоминании Риуса лоб Ариани прорезала морщина, но скоро хорошее настроение вернулось к ней. Окунув перо в чернильницу, Ариани протянула его сыну.

— Давай попробуем снова. Может быть, я окажусь лучшей учительницей.

Все еще полный сомнений, Тобин взял перо и попытался написать свое имя — единственное, что успел выучить. Ариани несколько минут смотрела на его мучения, потом мягко отобрала у него перо.

Тобин замер, опасаясь, что последует выговор. Однако Ариани просто поднялась из-за стола и подошла к подоконнику, на котором располагались восковые и вырезанные из дерева фигурки. Взяв в руку маленькую лису, мать взглянула на Тобина.

— Их все сделал ты, верно?

Мальчик кивнул.

Ариани осмотрела все фигурки по очереди: сокола, медведя, орла, бегущую лошадь, был там и человечек — Фарин со сделанным из щепки мечом в руке.

— Это не самые лучшие, — застенчиво сказал Тобин. — Я их раздаю.

— Кому?

— Всем, — пожал плечами мальчик. Слуги и солдаты княжеской гвардии всегда хвалили работу Тобина и даже иногда просили его вырезать определенное животное. Маниес хотел иметь выдру, а Ларис — медведя, Кони предпочитал птиц. В обмен на фигурку орла он дал Тобину один из своих самых острых ножей и находил ему куски мягкого дерева, из которого было легко вырезать зверей.

Как ни хотел мальчик угодить им всем, лучшие свои работы он всегда берег для отца и Фарина, но ему никогда не приходило в голову подарить что-нибудь матери. Теперь он испугался, не обидел ли ее.

— Хочешь, возьми эту. — Он показал на лису, которую Ариани все еще держала в руках.

Она с улыбкой склонила голову.

— Благодарю тебя, мой господин. Вернувшись в кресло у стола, Ариани поставила лису рядом с чернильницей и протянула Тобину перо.

— Ты не мог бы нарисовать ее для меня? Тобин никогда не думал о том, чтобы рисовать те объекты, которые было так легко слепить или вырезать. Он смотрел на чистый пергамент, похлопывая пером по подбородку. Придать форму мягкому воску было легко, создать живое изображение лисы на пергаменте — совсем другое дело. Он вспомнил, как однажды утром видел на лужайке лисенка, и попытался нарисовать острую мордочку и настороженные уши зверька, охотившегося в траве за мышью. Он мог все отчетливо видеть внутренним взором, но, как ни старался, не смог подчинить себе перо. Каракули, получившиеся на пергаменте, ничем не напоминали лису. Отбросив перо, Тобин уставился на свои измазанные чернилами пальцы: он снова потерпел поражение.

— Ничего, милый, — сказала ему мать. — Вырезанные тобой фигурки лучше любого рисунка. Я попросила просто из любопытства. А теперь давай попробуем сделать так, чтобы тебе было легче писать буквы.

Пододвинув к себе лист, Ариани писала некоторое время, потом посыпала написанное песком, стряхнула его и пододвинула пергамент к Тобину. Наверху страницы оказались три очень большие буквы «А». Обмакнув перо в чернильницу, Ариани протянула его сыну, потом встала у него за спиной, взяла его руку в свою и обвела буквы, показывая мальчику правильные движения. Так они сделали несколько раз, и потом, когда Тобин попытался написать буквы сам, оказалось, что у него стало получаться лучше.

— Смотри, мама, мне удалось! — воскликнул он.

— Я этого и ожидала, — проговорила Ариани, рисуя еще несколько образцов. — В твоем возрасте мне было так же трудно.

Тобин следил за ее рукой, пытаясь представить себе маленькую девочку с косичками, которая никак не может научиться писать.

— Я тоже лепила маленькие статуэтки, хотя совсем не такие хорошие, как твои, — продолжала Ариани. — А потом няня научила меня шить кукол. Ты ведь видел моих кукол.

При мысли о куклах Тобина охватило смущение, но он не хотел показаться грубым, промолчав.

— Они очень красивые, — сказал он и невольно взглянул на любимую куклу матери, неопрятным комком приткнувшуюся на сундуке рядом с ними. Подняв глаза, Ариани проследила за его взглядом. Слишком поздно… Она поняла, на что он смотрит, может быть, даже догадалась, о чем думает.

Лицо Ариани озарилось нежной улыбкой, она взяла уродливую куклу на руки и расправила ее неуклюжие конечности.

— Это — лучшая из всех, что я когда-нибудь делала.

— Но… э-э… почему у нее нет лица?

— Глупый малыш, конечно, у него есть лицо! — Ариани рассмеялась и провела пальцами по пустому овалу. — Самое миленькое маленькое личико!

На мгновение ее глаза снова стали безумны — как тогда в башне. Тобин съежился, когда Ариани снова склонилась к нему, но она просто окунула перо в чернильницу и продолжала писать.

— Я чему угодно могла придать форму руками, а вот писать и читать не умела. Мой отец — твой дедушка, Пятый Супруг Танарис — показал мне, как нужно двигать рукой, а я теперь показываю тебе.

— У меня есть дедушка? Я его когда-нибудь увижу?

— Нет, мой дорогой, его давным-давно отравила твоя бабушка, — ответила Ариани, продолжая писать. Через минуту она пододвинула пергамент Тобину. — Вот, еще один ряд, чтобы ты мог обводить буквы.

Они провели все утро за учебой. Как только Тобин освоил обводку готовых образцов, Ариани велела ему произносить те звуки, которые изображались буквами. Снова и снова мальчик обводил и повторял звуки, пока в результате чисто механических действий не начал понимать связь. К тому времени, когда Нари на подносе принесла им обед, Тобин уже совсем забыл о странной судьбе своего деда.

С того дня каждое утро мать и сын проводили за упражнениями в письме. Ариани проявляла удивительное терпение, обучая мальчика тому, что раньше никак ему не давалось. Так, мало-помалу, Тобин научился грамоте.

Князь Риус отсутствовал всю зиму, сражаясь рядом с царем в Майсене. Его письма были полны описаниями битв: они должны были послужить уроками для Тобина. Иногда вместе с письмом Риус присылал подарки, военные трофеи: кинжал с вырезанной на рукояти змеей, серебряное кольцо, мешочек игральных костей, маленькую вырезанную из янтаря лягушку. Однажды посланец Риуса привез Тобину помятый шлем с выкрашенным в пурпур лошадиным хвостом на верхушке.

Эти сокровища Тобин ставил на полку в своей комнате, ему интересно было размышлять, кому все эти предметы могли когда-то принадлежать. Шлем он укрепил на спинке задрапированного плащом кресла и устраивал сражения, размахивая своим деревянным мечом. Иногда Тобин воображал себя сражающимся рядом с отцом и с царем, а бывало, что кресло становилось оруженосцем Тобина, и они вместе командовали собственной армией.

Подобные игры заставляли Тобина еще больше скучать по отцу, и единственным утешением служила мысль, что в один прекрасный день он будет сражаться рядом с Риусом, как тот и обещал.

За последние ненастные недели зимы Тобин стал находить все больше удовольствия в обществе своей матери. Они обычно встречались в зале после утренней верховой прогулки Тобина с Миниром, но несколько раз Ариани присоединялась к ним, и Тобин поразился тому, какой умелой наездницей она оказалась. Мальчик любовался матерью, когда она пускала коня галопом, а ее длинные волосы развевались позади, как черное шелковое знамя.

Однако, хотя отношения Ариани с Тобином и улучшились, к другим она проявляла ту же неприязнь, что и прежде. Она редко разговаривала с Миниром и почти никогда — с Нари. Все, что было нужно Ариани, для нее делала новая служанка, Тира, пока однажды демон не столкнул ее с лестницы, женщина ушла в тот же день, даже не попрощавшись. После этого пришлось обходиться без горничной.

Самым большим разочарованием Тобина, однако, была сохраняющаяся холодность Ариани к его отцу. Она никогда не упоминала его в разговорах, отвергала любые подарки, которые он присылал, и покидала зал, когда каждый вечер у камина Минир читал Тобину письма князя. Никто не мог объяснить мальчику, почему Ариани так ненавидит Риуса, а спросить мать напрямую он не решался. И все-таки в Тобине пробудилась надежда. Когда отец вернется и увидит, насколько лучше стало матери, может быть, все и наладится. Начала же она, в конце концов, любить своего сына. По ночам, лежа в постели, Тобин представлял себе, как они, улыбаясь, будут скакать все вместе по горным тропам.

Глава 9

Однажды холодным утром конца клесина Тобин и его мать занимались, как обычно, в его комнате, когда услышали стук копыт: всадник галопом мчался к замку.

Тобин подбежал к окну, надеясь, что это наконец возвращается отец. Ариани тоже подошла и положила руку на плечо сыну.

— Этот конь мне незнаком, — сказал Тобин, из-под руки разглядывая всадника, тот был так закутан, что на расстоянии его узнать было невозможно. — Можно мне пойти узнать, кто это такой?

— Иди. Заодно не поинтересуешься ли, не найдется ли у поварихи в кладовой для нас чего-нибудь вкусного? Я не отказалась бы от яблока. Только возвращайся побыстрее. Мы еще не закончили.

— Я сейчас! — крикнул Тобин, вылетая в дверь.

В зале никого не оказалось, так что мальчик побежал на кухню и там, к своему удовольствию, обнаружил Фарина, которого окружили Минир, Нари и остальные слуги. За зиму у воина отросла длинная борода, сапоги его были покрыты грязью и снегом, а одна рука забинтована.

— Кончилась война? Отец возвращается домой? — воскликнул Тобин, повиснув на шее Фарина.

Тот поднял его, так что они оказались нос к носу.

— «Да» на оба твои вопроса. Твой отец возвращается, маленький принц, и везет с собой гостей. Они совсем немного от меня отстали. — Фарин поставил мальчика на ноги. Он старался улыбаться, но Тобин заметил тревогу в его глазах, когда он переглянулся с Нари и Миниром. — Скоро будут здесь. Ты пока беги и поиграй, Тобин. Не стоит путаться под ногами у поварихи. Ей предстоит много работы.

— Но…

— Хватит, — резко сказала Нари. — Фарин попозже возьмет тебя на прогулку. Отправляйся!

Тобин не привык, чтобы его подобным образом выставляли. Надувшись, он поплелся в зал. Фарин даже не сказал, что за гостей везет отец. Тобин надеялся, что это окажутся благородный Лианис или князь Архис. Из всех сподвижников отца они нравились ему больше всех.

Он уже почти дошел до лестницы, когда вспомнил, что мать просила принести ей яблоко. Не сможет же Нари выругать его за то, что он вернулся за угощением.

Дверь в кухню была открыта, и подходя к ней, Тобин услышал, как Нари сказала:

— С чего это царю являться сюда, после всех этих лет?

— Чтобы поохотиться, по крайней мере он так говорит, — ответил Фарин. — Мы собирались домой, и Риус упомянул, какая тут хорошая охота на оленей. Царь решил, что это приглашение. В последнее время у него все чаще стали появляться подобные капризы…

Царь! Тобин сразу забыл про яблоки и кинулся наверх, думая о той деревянной фигурке в шкатулке, которая изображала царствующего монарха. Дядя Эриус! Интересно, будет ли на нем золотая корона, взволнованно думал мальчик, и позволит ли он Тобину потрогать меч Герилейн.

Его мать все еще стояла у окна.

— Кто приехал, малыш?

Тобин подбежал к окну, но на дороге пока никого видно не было. Он плюхнулся в кресло, ловя ртом воздух.

Отец послал Фарина вперед… Царь… К нам приедет царь! Он и отец…

— Эриус? — Ариани отпрянула к стене и прижала к себе куклу. — Едет сюда? Ты уверен?

Тобин ощутил холодное, злое прикосновение демона, тот был так близко, что Тобину стало трудно дышать. Листы пергамента, перья, чернильница — все разлетелось по пыльному полу.

— Мама, что случилось? — прошептал Тобин, испуганный внезапным безумным блеском в глазах Ариани.

С хриплым криком она кинулась к сыну и наполовину потащила, наполовину понесла его из комнаты. Вокруг них бушевал демон, взметая с пола сухой тростник и срывая с крюков лампы. Ариани помедлила в коридоре, оглядываясь, словно в поисках пути бегства. Тобин старался не заплакать от боли, которую причиняли ее впившиеся ему в плечо пальцы.

— Нет, нет, нет, — бормотала Ариани. Пустое бессмысленное лицо тряпичной куклы смотрело на Тобина.

— Мама, мне больно! Куда мы идем? Однако Ариани его не слушала.

— Не позволю! Снова! Нет! — вскрикивала она, увлекая сына к двери, ведущей на третий этаж.

Тобин попытался высвободить руку, но Ариани была сильнее.

— Нет, мама, я не хочу туда!

— Мы должны спрятаться! — прошипела Ариани, стиснув плечи Тобина. — В прошлый раз мне не удалось… Надо было… Клянусь Четверкой, надо было, только они мне не дали! Прошу тебя, Тобин, иди с мамой. У нас мало времени.

Она тащила мальчика по коридору к лестнице, ведущей в башню. Когда Тобин снова попытался вырваться, невидимые руки с силой толкнули его в спину. Дверь перед ними распахнулась, ударившись в стену так сильно, что створка треснула.

Испуганные птицы с криками и хлопаньем крыльев носились вокруг. Ариани втащила Тобина в комнату на вершине башни. Дверь за ними захлопнулась, и стол словно сам собой пролетел мимо, едва не задев плечо Тобина, и загородил дверь, отрезая пути к бегству. Пыльные занавеси взлетели в воздух, ставни, закрывавшие окна, распахнулись. В окна хлынул солнечный свет, но комната все равно оставалась мрачной и ужасно холодной. Теперь снаружи доносился шум: по дороге приближалось много всадников.

Ариани выпустила Тобина и с плачем заметалась по комнате, прижимая руку к губам. Тобин съежился рядом со сломанным стулом. Такую свою мать он знал лучше всего — жестокую, непредсказуемую. Все остальное было ложью.

— Что нам делать? — стенала Ариани. — Он снова нас нашел! Он может найти нас везде! Нужно бежать… Лхел, мерзкая сука, ты же мне обещала…

Звон сбруи снаружи становился громче, и Ариани бросилась к окну, из которого был виден передний двор.

— Слишком поздно! Вон он! Как он может, как он может…

Тобин подобрался к окну, так, чтобы только иметь возможность бросить взгляд наружу. Во дворе спешивались его отец и незнакомые всадники в алых плащах. У одного из них на голове был золотой шлем, сверкавший на солнце, как корона.

— Это и есть царь, мама?

Ариани оттащила его от окна, прижав к себе так сильно, что лицо мальчика оказалось прижато к кукле. От нее пахло кислятиной и плесенью.

— Запомни его, — шептала Ариани, Тобин чувствовал, как она дрожит. — Запомни его, убийцу! Его сюда привез твой отец. Но на этот раз он до тебя не доберется.

Ариани потащила сына к другому окну, тому, которое выходило на высящиеся на западе горы. Демон перевернул еще один стол, разбросав по полу лишенных ртов кукол. Мать Тобина резко обернулась на шум, так что голова мальчика ударилась о край каменного подоконника так сильно, что он на мгновение потерял сознание. Тобин почувствовал, что падает, потом мать подняла его, он ощутил на лице солнечные лучи и дуновение ветра. Открыв глаза, Тобин обнаружил, что свешивается из окна и смотрит вниз на замерзшую реку.

Все было в точности так, как в прошлый раз…

Однако на этот раз и сама Ариани скорчилась на подоконнике рядом с сыном. Ее залитое слезами лицо было обращено к горам, она дергала за тунику Тобина, пытаясь вытолкнуть его в окно.

Чувствуя, что теряет равновесие, мальчик отчаянно замахал руками, стараясь уцепиться хоть за что-нибудь — раму окна, руку матери, ее одежду… и чувствуя, что ноги задираются вверх…

Он видел черную воду, похожую на чернила, струящуюся под прозрачной коркой льда. На мгновение разум Тобина заполнился любопытством: треснет ли лед, когда он упадет на него?

Потом раздался вопль, и мимо него пролетела Ариани, ее юбки и черные волосы развевались вокруг нее. Мгновение их глаза были на одном уровне, и Тобин почувствовал, как будто между ними пролетела молния, соединив на долю секунды их взгляды, их сердца.

Но тут кто-то ухватил Тобина за ногу и грубо сдернул с подоконника обратно в комнату. Подбородок мальчика ударился о кромку камня, и он погрузился в темноту, последним его ощущением был вкус крови во рту.

Риус и царь как раз спешивались, когда из-за башни донесся вопль.

— Клянусь Пламенем! — воскликнул Эриус, встревоженно оборачиваясь. — Уж не демон ли это?

Однако Риус знал, что демон лишен голоса. Растолкав воинов, он кинулся к воротам, внутренним зрением уже видя то, что должен был бы предвидеть, что будет являться ему в кошмарах до конца жизни: Ариани в окне башни, которое должно было бы быть закрыто ставнем, заметившая блеск золотого шлема царя, вообразившая…

Спотыкаясь, Риус сбежал по камням берега, огибая подножие башни. Увидев голые белые ноги, торчащие под немыслимым углом между скалами берега, он замер на месте и душераздирающе застонал. Подбежав потом к Ариани, он одернул ее юбки, задравшиеся при падении на голову. Риус поднял глаза. Над ним высилась башня, и в ней зияло единственное окно… Ставень был распахнут.

Удар о камень сломал Ариани спину, голова ее раскололась от удара о лед. Черные волосы и алая кровь образовали вокруг чудовищную корону. Прекрасные глаза были открыты, в них застыло выражение муки и ужаса, даже мертвая, она обвиняла его…

Попятившись от этого взгляда, Риус чуть не упал в объятия царя.

— Клянусь Пламенем! — выдохнул Эриус, глядя на Ариани. — Бедная моя сестричка, что ты наделала!

Князь стиснул кулаки и прижал их к глазам, изо всех сил сдерживая порыв ударить царя в лицо.

— Государь, — наконец смог он проговорить, опускаясь на колени рядом с Ариани, — твоя сестра мертва.

Тобин запомнил, как падал. Сознание постепенно вернулось к нему, он почувствовал твердый пол под собой и инстинктивно прижался к нему, слишком испуганный, чтобы двигаться. Где-то рядом раздавались громкие голоса, но слов мальчик понять не мог. Он не знал, ни где находится, ни как сюда попал.

Наконец, приподняв тяжелые веки, он осознал, что лежит в комнате наверху башни. Здесь было очень тихо.

Демон находился рядом. Никогда еще Тобин так сильно не ощущал его присутствия. Однако что-то изменилось в демоне, хоть Тобин и не мог бы сказать, что именно.

Мальчик чувствовал себя очень странно: ему казалось, что все вокруг он видит во сне, но в то же время боль в подбородке и губах говорила ему, что он не спит. Когда он попытался вспомнить, как попал в башню, в голове у него начался шум, словно она была полна пчел.

Щека, которой он прижимался к камню пола, болела. Тобин повернул голову и обнаружил, что смотрит в пустое лицо маминой куклы, которая лежала на полу рядом с его протянутой рукой.

Где может быть мама? Она ведь никогда не расставалась с куклой…

Отец не позволит мне взять ее себе, — подумал Тобин, но неожиданно почувствовал, что хочет этого больше всего на свете. Кукла была уродлива, и он всю жизнь ее ненавидел, но он все равно коснулся ее, вспоминая, как мать с нежностью сказала: «Это — лучшая из всех, что я когда-нибудь делала». Тобину даже показалось, что она сейчас произнесла те же слова…

Где же она ?

Гудение у него в голове сделалось громче, когда Тобин сел и прижал к себе куклу. Фигурка была маленькой, жесткой и комковатой на ощупь, но все равно приносила успокоение. Оглядевшись, Тобин с изумлением увидел себя, сидящего у сломанного стула в другом конце комнаты, только этот Тобин был наг, грязен, а его сердитое лицо было залито слезами. У того Тобина в руках не было куклы, и он все еще зажимал уши руками, не желая слышать того, что оба они хотели бы забыть.

Нари вскрикнула, но тут же зажала рот рукой, когда в зал вошел князь с изломанным телом Ариани на руках. Нари сразу же поняла, что молодая женщина мертва. Изо рта и ушей текла кровь, открытые глаза застыли.

Фарин и Эриус шли следом. Царь несколько раз протягивал руку, чтобы коснуться лица сестры, но Риус ему этого не позволил. Он дошел со своей ношей до камина, там его колени подкосились, и он опустился на пол, прижав Ариани к себе и зарывшись лицом в ее черные волосы.

Должно быть, это первый раз с тех пор, как родился Тобин, когда Риус смог обнять ее, подумала Нари.

Эриус тяжело опустился на скамью, потом поднял глаза на Нари и воинов из своей свиты, набившихся в зал. Лицо его было серым, руки тряслись.

— Уходите, — приказал он, не обращаясь ни к кому в отдельности. Повторять приказание ему не потребовалось. Все тут же покинули зал, за исключением Фарина. Оглянувшись, Нари заметила, что тот все так же стоит в углу, наблюдая за мужем и братом Ариани с бесстрастным лицом.

Нари стала подниматься по лестнице, и тут до нее дошло, что утром мать всегда учила Тобина письму.

Дальше Нари помчалась, перепрыгивая через две ступени. Ее сердце болезненно сжалось, когда она увидела валяющиеся на полу коридора разбитые лампы. И спальня, и игровая комната были пусты. Письменные принадлежности валялись на полу, одно из кресел оказалось опрокинуто.

Страх стиснул сердце Нари ледяной рукой.

— О Иллиор, не дай случиться с малышом беде! Выбежав обратно в коридор, Нари увидела, что дверь, ведущая на третий этаж, открыта.

— Помилуй нас, Создатель, — прошептала женщина, устремляясь к лестнице.

В коридоре третьего этажа на полу валялись сорванные со стен гобелены. Они, казалось, хватали Нари за ноги, не давая ей приблизиться к треснувшей двери, ведущей в башню. При жизни Ариани вход сюда был Нари закрыт, даже теперь, поднимаясь по узкой лестнице, она чувствовала себя нежеланной пришелицей. Однако то, что она увидела в комнате наверху, прогнало все ее сомнения.

Помещение было полно сломанной мебели и разодранных на части кукол. Все четыре окна оказались распахнуты, но все равно воздух казался затхлым. Запах был знаком Нари…

— Тобин, ты здесь, дитя?

Ее голос словно утонул в пространстве, но из угла, самого дальнего от рокового окна, до Нари донесся звук неровного дыхания. Полускрытый оборванной занавесью, у стены съежился Тобин, обхватив тонкими руками колени и глядя широко раскрытыми глазами в пустоту.

— Ох, мой бедный малыш! — охнула Нари, падая перед ним на колени.

Лицо и туника мальчика были покрыты кровью, и Нари сначала испугалась, что Ариани пыталась перерезать ему горло и ребенок умрет у нее на руках… тогда все страдания, весь обман оказались бы напрасными.

Нари хотела взять мальчика на руки, но он отшатнулся и забился еще глубже в угол, глаза его оставались все такими же пустыми.

— Тобин, детка, это же я. Пойдем, нужно спуститься в твою комнату.

Ребенок не пошевелился и никак не показал, что знает о ее присутствии.

Нари придвинулась ближе к нему и принялась гладить его по голове.

— Пожалуйста, малыш… Здесь плохо и холодно. Давай спустимся на кухню, повариха даст тебе тарелкy своего вкусного супа. Тобин! Посмотри на меня, детка. Ты поранен?

На лестнице загрохотали тяжелые шаги, и в комнату ворвался Риус, следом за ним вбежал Фарин.

— Что?.. Ох, благодарю тебя, Светоносный! — Риус отшвырнул с дороги сломанное кресло и опустился на пол рядом с Нари. — Он сильно пострадал?

— Нет, только очень напуган, мой господин, — прошептала Нари, продолжая гладить Тобина по голове. — Должно быть, он видел…

Риус наклонился и нежно коснулся подбородка мальчика, пытаясь приподнять его голову. Тобин отшатнулся.

— Что случилось? Зачем она привела тебя сюда? — тихо спросил Риус.

Тобин ничего не ответил.

— Ты посмотри, мой господин! — Нари откинула черные волосы с лица ребенка, и все увидели огромный синяк, расползающийся по щеке. Кровь на лицо и одежду попала из похожей на полумесяц раны на подбородке, небольшой, но глубокой. — Должно быть, она увидела, как вы с царем приехали. Это ведь первый раз с тех пор, как… Ну, ты же знаешь, какая она была.

Нари внимательнее присмотрелась к бледному лицу Тобина. Слез у него на глазах не было, но взгляд оставался все таким же застывшим, как будто мальчик все еще видел то, что недавно здесь произошло.

Тобин не сопротивлялся, когда отец взял его на руки и отнес в постель. Однако он оставался все таким же напряженным, все так же сжимался в комок. Нечего было и думать снять с него грязную одежду, так что Нари только разула мальчика, обмыла ему лицо и тепло укутала. Князь опустился на колени рядом с постелью и взял руку Тобина в свои, тихо что-то ему говоря и следя, не появится ли на бледном лице хоть какой-то отклик.

Обернувшись, Нари увидела у двери Фарина. Лицо его было белым, как молоко. Подойдя к воину, она стиснула его холодную руку.

— С ним все будет в порядке, Фарин. Он просто очень испугался.

— Она выбросилась из окна башни, — прошептал Фарин, все еще не отводя взгляда от отца и сына. — И она увела с собой Тобина… Посмотри на него, Нари. Ты не думаешь, что она пыталась?..

— Ни одна мать такого не сделает! — В сердце Нари подобной уверенности не было.

Они оставались в комнате еще какое-то время, неподвижные, как фигуры на гобелене. Наконец Риус поднялся на ноги и рассеянно провел рукой по своей окровавленной тунике.

— Я должен пойти к царю. Он собирается забрать ее, чтобы похоронить в царской усыпальнице в Эро.

Нари яростно вцепилась в свой фартук.

— Разве ради ребенка не следовало бы подождать? Риус бросил на нее взгляд, полный такой горечи, что слова замерли у нее на языке.

— Царь выразил свою волю. — Снова вытерев руки о тунику, князь вышел из комнаты. В последний раз печально посмотрев на Тобина, Фарин двинулся следом.

Нари придвинула к постели кресло и через одеяла стала гладить худое плечо мальчика.

— Бедняжечка моя, — вздохнула она, — тебе не дадут даже оплакать ее.

Глядя на спящего ребенка, Нари думала: не удастся ли ей, завернув малыша в одеяло, скрыться с ним из этого дома несчастий? Она представила себе, как могла бы растить его где-нибудь в бедном деревенском доме, подальше от царей, демонов и безумных женщин…

Тобин слышал плач, но только глубже зарылся в одеяла. Постепенно стенания превратились в вой восточного ветра, налетающего на стены замка. Мальчик ощущал на себе вес многих одеял, но согреться никак не мог.

Открыв глаза, он заморгал от света ночника, горевшего на столе. Нари спала в кресле рядом с кроватью.

Она уложила его, не раздев… Тобин медленно распрямил затекшие руки и ноги, повернулся к стене и вытащил из-под туники тряпичную куклу.

Он не знал, как она у него оказалась. Случилось что-то очень плохое, настолько плохое, что он не мог . заставить себя думать об этом. Моя мама теперь…

Тобин зажмурил глаза и крепко прижал к себе куклу.

Раз кукла у меня, значит, мама… Он не помнил, чтобы прятал куклу под тунику, да и вообще ничего не помнил, он только знал, что нужно рак можно скорее найти место, где кукла была бы скрыта надежнее, чем в его постели. Тобин понимал, что для мальчика, который собирается стать воином, стремиться к обладанию куклой позорно, но он все равно прятал ее, полный противоречивых чувств.

Может быть, мама все-таки подарила ее ему… Проваливаясь в тревожный сон, он снова и снова видел, как мать протягивает ему куклу и с улыбкой говорит, что это лучшая из всех, какие она только сделала.

Глава 10

Тобина два дня продержали в постели. Сначала он по большей части спал, убаюканный ровным стуком дождя в ставни и шорохом льдин на вскрывшейся реке.

Иногда в полусне ему казалось, что рядом его мама: стоит в ногах постели, прижав к груди руки, как тогда, когда увидела в окно скачущего по дороге царя. Тобин был так уверен в ее присутствии, что слышал даже ее дыхание, однако, когда он открывал глаза, рядом никого не оказывалось.