Тамирская триада (№1) - Близнец тряпичной куклы

Ни один из них больше к этому разговору не возвращался, но Аркониэль порадовался тому, что заслужил уважение этого человека.

В том, что такого же мнения придерживается Лхел, Аркониэль уверен не был. Он сходил по ней с ума. Ее тело снилось ему по ночам, и волшебник просыпался в поту, а собственная рука не приносила ему, как раньше, облегчения.

Однако Лхел оставалась упрямой и являлась Аркониэлю по своему капризу. Ни одно заклинание поиска не помогало, найти дорогу к старому дубу ему самому тоже не удавалось. Когда волшебнику хотелось увидеться с Лхел, он ехал в лес, и если ведьма того желала, она являлась ему. В противном случае Аркониэль, разочарованный и злой, возвращался ни с чем.

Иногда Лхел позволяла Аркониэлю найти себя, когда у нее гостили мальчики. Тогда они вчетвером, как крестьянская семья, бродили по заснеженному лесу. Такие прогулки были приятны, и Аркониэль улыбался, представляя себе их компанию со стороны: при ярком свете Лхел выглядела старухой, и молодой волшебник чувствовал себя ближе к Тобину и Ки, чем к ней.

Когда же ему удавалось встретиться с Лхел наедине, все было по-другому. Они набрасывались друг на друга — ни он, ни она больше не видели в этом «платы» — с такой же жадностью, как в первый раз. Лхел не ждала и сама не дарила нежности — только страсть. За сомкнутыми веками Аркониэлю представлялись вихри, грозы, землетрясения. Когда же открывал глаза, он видел могущество Богини, окутывающее Лхел, и темные символы на ее коже, которые она позволяла ему видеть только в таких случаях.

Когда потом они, обнаженные, лежали на ее постели, Лхел показывала Аркониэлю кое-что из своих умений. Большинство из того, чему она его учила, было направлено на преодоление его отвращения к магии крови.

Начала Лхел с того, что научила его «читать кровь». Она вручала ему испачканный кровью клочок ткани или коры, и, коснувшись его пальцами, Аркониэль скоро научился определять, кто эту кровь пролил. Дальнейшие уроки дали возможность проникать в разум существа, если оно было еще живо, и видеть его глазами. Вместе с лисицей Аркониэль бежал по полю и вытаскивал сонных мышей из их гнезд в пожухлой от мороза траве, вместе с орлом он кружил над замком, высматривая зазевавшуюся курицу. Самыми странными были его ощущения, когда вместе с форелью он плавал в буром сумраке подо льдом реки и увидел среди шелковистых водорослей сверкающее драгоценными камнями женское кольцо.

В качестве последнего испытания Лхел дала Аркониэлю каплю собственной крови, и тот на несколько мгновений оказался ею. Простые умы животных давали ему лишь зримые черно-белые образы, теперь же он ощущал вокруг себя тело Лхел, словно надев его поверх собственного. Аркониэль чувствовал тяжесть ее грудей под рваным платьем, боль в ушибленном колене, тяжелый жар желания между ног. После мгновения растерянности он понял, что смотрит ее глазами на себя. Его тело, неподвижное, как труп, лежало на постели под меховой шубой. Со смесью любопытства и раздражения Аркониэль рассматривал свои длинные костлявые ноги, ребра, выпирающие из-под белой кожи, темные волосы, покрывающие его грудь и спину. На лице застыло выражение экстаза, как на лице оракула, когда его касается рука бога.

При всем том мыслей Лхел Аркониэль не слышал. Их разделить с ним она не пожелала.

По мере того как страх молодого волшебника перед незнакомой магией исчезал, Лхел начала посвящать его в тайны призраков и духов.

— Как тебе удалось так изменить Тобина? — однажды, когда вокруг дуба завывал зимний ветер, спросил ее Аркониэль.

— Ты же видел.

— Я видел, как ты произвела обмен кусочками кожи между близнецами. Разве в этом вся магия?

— Это сделало кожу одной кожей, — ответила ведьма, с трудом находя верные слова. — Когда Тобину нужно будет снова стать девочкой, эта кожа должна быть снята.

Аркониэль не всегда выступал в роли ученика. Он учил ее скаланскому языку и показывал все известные ему способы разжечь огонь. Сравнивая свою магию, они обнаружили, что оба умеют вызвать ветер и пройти где угодно, не оставив следов.

Аркониэль научил Лхел заклинанию волшебников Орески, позволяющему видеть на расстоянии, а она взамен попыталась показать ему, как создается «туннель в воздухе», но это оказалось более трудным, чем ожидал молодой волшебник. Дело было не в произносимых шепотом словах и не в жестах, а в особом усилии ума, показать которое было невозможно, а объяснить Лхел не могла — ей не хватало слов.

— В свое время все к тебе придет, — снова и снова уверяла ведьма. — Обязательно придет.

К огорчению Аркониэля, единственным человеком в замке, доверия которого ему никак не удавалось завоевать, оставался Тобин. Мальчик был вежлив и старательно осваивал все, чему его учил волшебник, но между ними всегда сохранялась непреодолимая пропасть.

Впрочем, нашлась одна вещь, которой Тобин, к удивлению Аркониэля, пожелал поделиться: это было заклинание, с помощью которого можно было укротить Брата. Успеха в этом, правда, Аркониэль не достиг: Брат слушался только Тобина.

Когда позже Аркониэль спросил об этом Лхел, та только пожала плечами и ответила:

— Они соединены плотью. Ты не можешь добиться того же магией.

Аркониэль огорчился, услышав это, потому что призрак бывал частым гостем его мастерской. Волшебник ни разу не видел его с того дня, как Брат встретил его у ворот и испугал его коня, но холодное, враждебное присутствие духа он чувствовал отчетливо. Призрак, похоже, получал удовольствие, мучая Аркониэля, и часто подходил так близко, что у того вставали дыбом волосы. Физического вреда волшебнику Брат не причинял, но не раз заставлял Аркониэля отправляться на поиски Тобина и просить его о защите.

Весенние дожди начались рано. Как и ожидалось, царь Эриус заключил с Майсеной союз и двинул свою армию, чтобы изгнать оттуда захватчиков, оставив управлять страной своего доверенного министра, наместника Хилуса. В одном из нечастых писем Айи сообщалось о том, что придворный волшебник, Нирин, тоже остался в столице.

Князь Риус, конечно, должен был сопровождать царя, и Фарин требовался ему при войске.

В начале литиона Риус приехал в замок попрощаться с сыном и привез с собой труппу менестрелей и акробатов. Он задержался меньше чем на неделю, но за время этого краткого пребывания каждый день ездил с мальчиками верхом, а по вечерам подолгу сидел в зале, играя в бакши с Фарином и Аркониэлем и слушая менестрелей. Молодой волшебник радовался, видя, что князь стал таким же, каким был в прежние времена, а у Тобина перемена в отце вызывала восторг.

Единственным событием, омрачившим визит Риуса, была внезапная смерть старого Минира, дворецкого. Однажды утром он не вышел к завтраку, и Нари нашла старика в постели мертвым. Служанки обмыли тело и облачили его в саван, в наполненном душистыми травами гробу умершего отвезли к родственникам в Эро.

Старика в замке любили, и пока тело лежало рядом со святилищем, все собравшиеся вокруг него плакали — за исключением Тобина. Даже Ки пролил несколько слезинок, но глаза Тобина, торжественно принесшего жертву Астеллусу, остались сухими. Это обстоятельство поразило Аркониэля, хотя никто, кроме него, казалось, ничего не заметил.

День расставания наступил слишком быстро, и все собрались во дворе, чтобы проводить Риуса и Фарина. Аркониэль и Фарин попрощались за кувшином вина еще накануне вечером, но все равно сердце волшебника заныло, когда он увидел, как высокий воин садится в седло.

Тобин и Ки с мрачным видом помогали в сборах и были такими тихими, какими Аркониэль никогда их не видел.

Когда все было готово и Риус и Фарин вскочили на коней, Тобин, стоя рядом с отцовским стременем, поднял на Риуса глаза.

— Мы с Ки будет упражняться в военном деле каждый день, — пообещал он. — Когда мы сможем присоединиться к тебе?

Наклонившись с седла, князь с гордой улыбкой стиснул руки сына.

— Когда тебе, дитя мое, станет впору моя кольчуга, и этот день придет скорее, чем ты ожидаешь. Когда он наступит… — Голос Риуса внезапно прозвучал хрипло. — Клянусь Четверкой, ни один полководец не будет более горд иметь такого воина под своим началом. — Потом князь повернулся к Ки. — Не хочешь ли ты что-нибудь передать своему отцу, если я с ним встречусь? Ки пожал плечами.

— Если ты доволен моей службой здесь, господин, скажи ему об этом. Не знаю, что еще он захотел бы обо мне услышать.

— Я скажу ему, что ни у одного принца нет такого преданного оруженосца. Я благодарю тебя, Киротиус, сын Ларента.

Аркониэль подумал, что не смог бы сказать, чьи глаза — Тобина или Ки — сияли ярче, когда мальчики смотрели вслед отряду.

Глава 31

Долгие недели после отъезда отца Тобин высматривал на дороге из Алестуна гонца, но напрасно.

Однажды утром Аркониэль увидел мальчика стоящим у окна и догадался о его мыслях.

— Майсена далеко отсюда, знаешь ли. Они могли туда даже еще и не добраться.

Тобин знал, что учитель прав, но все равно не мог не смотреть на дорогу.

Когда одним теплым весенним днем всадник на дороге все же появился, это не был посланец Риуса.

Тобин и Ки удили рыбу у излучины реки, когда до них донесся стук копыт. Мальчики вскарабкались на высокий берег и с любопытством посмотрели на дорогу. Всадник оказался суровым воином в кожаной одежде с гривой каштановых волос, развевающейся за плечами.

Появление в замке Ки не изменило правил: от чужаков полагалось держаться подальше и сразу бежать в дом. Ки знал об этом не хуже Тобина, но тут с громким воплем кинулся навстречу всаднику.

— Ки, не смей! — крикнул Тобин, хватая приятеля за руку.

Но Ки только рассмеялся.

— Пошли, это же Ахра!

— Ахра? Твоя сестра? — Тобин последовал за Ки, но застенчиво держался позади. По рассказам Ки, Ахра была довольно суровой воительницей.

Всадник заметил мальчиков и резко натянул поводья.

— Это ты, Ки?

Перед мальчиками и правда оказалась женщина, но таких Тобину никогда не приходилось видеть. Она носила такую же кожаную одежду поверх кольчуги, как и солдаты его отца, и была вооружена луком и мечом. Ее волосы, темные, как у Ки, спереди были заплетены в косички, а сзади свободно развевались. В остальном сходства между ними оказалось мало — Ахра была сводной сестрой Ки.

Соскочив с коня, девушка так крепко обняла Ки, что ноги того оторвались от земли.

— Это и правда ты, парень! Такой же тощий, но вырос на две ладони!

— Что ты здесь делаешь? — спросил Ки, когда Ахра отпустила его.

— Заехала узнать, как у тебя дела. — У Ахры был тот же деревенский выговор, что и у Ки, когда тот еще только появился в замке. — Я несколько недель назад повстречала ту твою волшебницу и она попросила меня отвезти письмо другому волшебнику — ее другу. Она сказала, что ты тут хорошо себя зарекомендовал. — Ахра улыбнулась Тобину. — Кто это, с такими грязными ногами? Айя ничего не говорила о том, что принцу служит еще один мальчик.

— Придержи язык, — упрекнул ее Ки. — Это и есть принц.

Тобин сделал шаг вперед, чтобы должным образом приветствовать гостью, и Ахра преклонила перед ним колено, склонив голову.

— Прости меня, господин. Я тебя не узнала.

— Как бы ты могла меня узнать? Пожалуйста, встань! — Тобин смутился: никто никогда не опускался перед ним на колени.

Ахра бросила на Ки суровый взгляд.

— Мог бы и предупредить!

— Ты же не дала мне и дух перевести!

— Рад встретить тебя, — сказал Ахре Тобин, пожимая ей руку. Теперь, когда изначальное удивление прошло, ему было очень любопытно и приятно встретить кого-то из родичей Ки. — Мой отец отсутствует, но добро пожаловать в наш дом!

— Это была бы для меня большая честь, господин, но мой командир отпустил меня только до вечера. Остальной отряд занят в Алестуне покупкой припасов. Мы направляемся в Илани, чтобы отбить летние нападения пленимарцев.

— А я думал, что ты отправилась в Майсену с Джорваи, отцом и остальными.

Ахра фыркнула, и Тобин подумал, что Ки недаром рассказывал о ее вспыльчивости.

— Они-то отправились все как один, даже твой братец Амин, хоть он всего на год старше тебя. Он будет в отряде связным. Но царь все еще не желает видеть в войске женщин, клянусь Сакором! Отправил нас со стариками и калеками охранять побережье!

Пока они втроем шли к дому, Ахра рассказывала Ки о новостях. Их четвертая матушка, которая была всего на год старше Ахры, вскоре после отъезда Ки родила двойню и была уже снова беременна. Пятеро младших детей заболели лихорадкой, но умерли только двое. В доме стало тише: семеро старших детей отсутствовали, и война началась очень вовремя: иначе Алона сосед-рыцарь высек бы за кражу коня. Хотя все это случилось уже давно, Ки принялся горячо защищать брата, возмутившись подобным обвинением.

Тобин выслушивал все это с наслаждением: по рассказам Ки он знал всех членов его семьи, а теперь видел перед собой его сестру воочию. Ахра ему понравилась, и мальчик решил, что Ки преувеличивал ее недостатки. Как и сам Ки, Ахра была откровенной и открытой, в ее темных глазах не прятались тайны. И все-таки как странно видеть, что мечом вооружена женщина…

Прежде чем они успели пересечь мост, их встретила Нари, и ее суровый взгляд приковал всех троих к месту.

— Принц Тобин, кто это и что она здесь делает?

— Сестра Ки, — сообщил Тобин. — Знаешь, та, которая пыталась перепрыгнуть на лошади через свинарник и провалилась внутрь.

— Ахра? — сразу смягчилась Нари.

Ахра бросила на Ки испепеляющий взгляд.

— Вот как, ты тут рассказываешь обо мне всякие небылицы?

Нари рассмеялась.

— Уж в этом он мастер! Ты же знаешь: когда Ки рядом, никаких секретов сохранить невозможно. Пошли, девонька, пообедаешь с нами. Уж и обрадуется повариха, когда снова увидит женщину в доспехах!

Повариха и Ахра вовсю болтали о сражениях, когда в кухню вошел Аркониэль. На лице его было написано удовлетворение, как всегда после встречи с Лхел.

Однако при виде Ахры он, как и Нари сначала, нахмурился и вздохнул с облегчением только тогда, когда Ахра вручила ему письма Айи.

— Ну, раз тебя послала она… — пробормотал Аркониэль. — Пожалуй, мне следовало уже давно заставить Ки написать матери.

— Если бы и заставил, пользы было бы мало, — с достоинством ответила Ахра. — Никто из нас читать не умеет.

Ки покраснел, словно его уличили в чем-то постыдном.

— Что ты можешь рассказать нам о войне? — спросил Тобин.

— Ну, мои новости месячной давности. Царь встретился с майсенскими старейшинами в Нанте, а флот отправился вдоль побережья, чтобы дать бой пленимарцам. Я слышала, о твоем отце, принц Тобин, воины говорят хорошо. Он в каждой битве впереди, его считают правой рукой царя.

— Ты в последнее время бывала в столице? — спросил Аркониэль.

Ахра кивнула.

— Мы проезжали через Эро неделю назад. В гавани сожгли два корабля, на которых оказались больные чумой. Потом выяснилось, что кое-кто из матросов уже отправился на берег и пьянствует в таверне, и тогда явились «птицы смерти», заколотили двери и окна и сожгли дом вместе со всеми, кто был внутри.

— Кто такие «птицы смерти»? — спросил Тобин.

— Они вроде лекарей, — ответил Аркониэль, хотя выражение отвращения на его лице противоречило словам. — Они следят за тем, чтобы зараза не распространялась по стране, попав в порты. Они носят маски с длинными выступами, похожими на клювы: выступы заполняются травами, которые должны спасать от чумы. Поэтому их и называют «птицами смерти».

— Еще в городе полно Гончих, — сообщила Ахра, и снова Тобин не понял, о чем она говорит, хотя и заметил, что особой любви к Гончим она не питает.

— Казни в городе продолжаются?

Ахра кивнула.

— Сожгли еще троих, один из них был жрецом. Народу это не слишком нравится, да только никто не решается задевать Гончих, особенно после всех арестов.

— Хватит об этом, — оборвала ее повариха. — Мне думается, мальчики не откажутся посмотреть, как сражаются женщины, верно? Ты первая, кого принц Тобин видит в доспехах.

Перед отъездом Ахры они с поварихой сразились на мечах во дворе. Ахра не чуралась всяких грязных уловок и показала мальчикам несколько приемов, благодаря которым можно заставить противника споткнуться и потерять равновесие.

— Не годится учить такому царского племянника! — возмущалась Нари, следя за поединком с безопасного расстояния.

— Ничего подобного, пусть смотрит, — возразила повариха. — На поле боя никто на знатность внимания не обращает. Молодому воину не повредит знать пару-тройку хитрых приемов.

Аркониэль остался на кухне, перечитывая письмо Айи и запоминая его, чтобы скорее сжечь. Для непосвященного читателя в письме не было ничего, кроме довольно несвязного рассказа о людях, которых Айя повстречала в своих странствиях. Однако стоило Аркониэлю произнести нужные слова, как заклинание посеребрило некоторые буквы, и открылось истинное послание. Оно тоже было достаточно иносказательным, но Аркониэль все понял, и его охватил ужас.

«Еще трое друзей стали жертвами пламени. Собаки все еще охотятся, но следа пока не взяли. Увидишь Белых или Серых — беги. Я держусь от них на безопасном расстоянии. Да сохранит тебя Иллиор!»

Белые или Серые… Аркониэль представил себе отряд таких воинов, приближающийся к замку, и поежился. Бросив письмо в огонь, он проследил, чтобы оно полностью сгорело.

— Да сохранит Иллиор и тебя! — прошептал он, перемешивая пепел кочергой.

Глава 32

В начале горатина начали прибывать гонцы из Майсены. С этого момента все лето и долгую зиму мальчики жили ожиданием очередного письма. Князь писал не особенно часто, поэтому каждое письмо читалось и перечитывалось до тех пор, пока пергамент не начинал рваться. На зиму царь вернулся в Эро, но большую часть войска оставил на границе. Как один из лучших полководцев, Риус возглавил оставшихся и разбил лагерь на западном берегу реки Угрей. Пленимарцы расположились на другом берегу, и с наступлением весны сражения возобновились.

Лето оказалось таким жарким, каких даже повариха не могла вспомнить. Аркониэль продолжал давать мальчикам уроки, хотя его ученики и были большe заняты мыслями о том, что война идет, а они в ней не участвуют.

Четвертого шемина Ки исполнилось тринадцать. Голос его начал ломаться, и Ки с гордостью показывал еле заметный черный пушок на верхней губе.

Тобину скоро должно было сравняться двенадцать, и хотя его щеки оставались все такими же гладкими, ростом он не уступал Ки. Оба мальчика оставались тощими и похожими на жеребят, но бесконечные поездки верхом, хозяйственные дела, упражнения в фехтовании сделали их такими жилистыми и выносливыми, что ни один выросший в городе подросток не мог бы с ними сравниться.

Аркониэля продолжала поражать их взаимная привязанность. Никакие братья не могли бы сильнее любить друг друга. Молодой волшебник полагал даже, чтo они лучше находят общий язык, чем это обычно удается братьям. Несмотря на то что мальчики проводили вместе дневные часы, а ночью спали в одной постели, Аркониэль редко слышал перебранки между ними. Обычно они добродушно подначивали друг друга и без зазрения совести выгораживали виновника, если кого-то из них уличали в озорной проделке. Аркониэль подозревал, что зачинщиком в большинстве случаев оказывался Ки, но добиться признания от кого-то из мальчиков можно было бы только магическим заклинанием или пыткой.

Два года старательного обучения отшлифовали Ки, как драгоценный камень. Его речь теперь могла бы посрамить любого сельского рыцаря, ему даже удавалось почти не сквернословить. Лицо Ки все еще сохраняло детскую неопределенность, но уже было заметно, что со временем он станет хорош собой, а его сообразительность, полагал Аркониэль, позволила бы ему при желании сделать неплохую придворную карьеру — по крайней мере насколько это было возможно для младшего сына безземельного рыцаря только благодаря покровительству вельможи. Отец Ки не мог похвастаться знатностью, только поддержка Риуса или Тобина помогла бы Ки подняться высоко, да и то преодолевая нешуточные препятствия. Другое дело, если Риус решит усыновить Ки, но это казалось весьма маловероятным.

Если бы мальчики росли в обычных обстоятельствах, различие в их положении могло бы уже стать заметным, однако жизнь в замке никак нельзя было бы назвать нормальной для знати. Тобин ничего не знал о придворном этикете и со всеми обращался, как с равными. Это беспокоило Нари, но Аркониэль посоветовал ей не вмешиваться. Достоинства Ки делали его прекрасным компаньоном для принца, и Тобин был наконец — по крайней мере по большей части — счастлив.

Случаи странного предвидения им будущего остались в прошлом, и с помощью Лхел ему удалось достичь некоторого взаимопонимания с Братом. Призрак вел себя теперь так спокойно, что Нари в шутку жаловалась, будто скучает по его проделкам. Аркониэль спросил однажды Лхел, не может ли случиться так, что дух найдет наконец успокоение, но ведьма покачала головой и ответила:

— Нет, да тебе и не следовало бы этого желать. Если Тобин и вспоминал иногда об обстоятельствах смерти своей матери, он никогда об этом не говорил. Единственным указанием на его чувства было то, с каким отвращением он смотрел на башню.

Жизнь юного принца омрачало лишь продолжающееся отсутствие отца и то, что Риус не разрешил сыну присоединиться к войску в Майсене.

Со времени визита Ахры в замок мальчики болезненно переживали то, что их ровесники уже участвуют в войне. Заверения Аркониэля, что ни один подросток царского рода, даже сам наследный принц, не участвует в сражениях до совершеннолетия, ничуть не успокаивали раненую гордость Тобина. Весь этот год по крайней мере раз в месяц мальчики примеряли оставленную Риусом кольчугу и клялись, что она им почти впору, хотя на самом деле из кольчужных рукавов еще не выглядывали даже кончики пальцев. Тобин и его оруженосец так прилежно тренировались в фехтовании, что поварихе на всю зиму хватило растопки — обломков их деревянных мечей.

Тобин вовсю пользовался так трудно давшимся ему умением писать и каждый раз отправлял с гонцом целую пачку писем отцу. Риус отвечал на них менее регулярно, никогда даже не упоминая о постоянных мольбах сына позволить ему присоединиться к армии. Впрочем, кузнеца в замок он все же прислал, и тот снял мерки с мальчиков, через месяц оба они получили настоящие мечи и начали упражняться с ними.

В остальном жизнь в замке шла как обычно, хотя однажды Аркониэль подслушал разговор Тобина и Ки о том, далеко ли до Эро и что им говорить, если кто-то по дороге поинтересуется целью их путешествия. На следующую же ночь он незаметно начертил на каждом из спящих мальчиков магический символ на случай, если ему придется разыскивать беглецов.

Тобин и Ки все-таки не убежали, но на протяжении всего долгого жаркого лета постоянно ворчали, беспокоились и говорили только о войне и об Эро.

На самом деле Ки бывал в столице всего несколько раз, но многократно пересказывал Тобину подробности каждого визита. Сидя вечерами у пыльного игрушечного города, Ки показывал на разные здания, и каждый раз в воображении Тобина возникала новая нарисованная Ки картина.

— Где-то здесь проходит улица Ювелиров, на которой расположен храм, — говорил Ки. — Помнишь, я тебе рассказывал о драконе, нарисованном там на стене?

Тобин подробно расспрашивал своего оруженосца о торговле ауренфэйскими лошадьми на Конском рынке и снова и снова заставлял Ки описывать корабли с разноцветными парусами и флагами в гавани.

Однако когда дело доходило до Дворцового Кольца, роли менялись: Ки никогда там не бывал, а Тобин, хоть и мог полагаться только на рассказы отца и Аркониэля, запомнил все подробности. Он также просвещал друга насчет царской семьи, выстраивая на крыше дворца маленькие фигурки цариц и царей.

Днем мальчики бродили по лесу, одетые лишь в короткие льняные килты. Обычно бывало слишком жарко, чтобы надевать что-либо еще. Даже Аркониэль перенял у них эту моду и терпеливо сносил насмешки над своим белокожим волосатым телом.

Лхел тоже из-за жары почти ничего на себя не надевала. Тобин был поражен, когда в первый раз увидел ее между деревьев в короткой легкой рубашке. Ему случалось видеть почти обнаженной Нари, когда та переодевалась или мылась, но других женщин без одежды он не видел. Если Нари была белотелой и пухлой, с маленькими грудями, то Лхел оказалась совсем иной. Она была загорелой с ног до головы, ее тело выглядело таким же сильным, как у мужчины, но вовсе не плоским и угловатым. Ее груди напоминали большие спелые плоды, они колыхались при каждом ее движении. Бедра Лхел были широкими и округлыми, талия — тонкой. Руки и ноги Лхел, как всегда, покрывала грязь, но в остальном ее тело казалось совершенно чистым, как будто женщина только что выкупалась. Тобину захотелось коснуться ее плеча — просто чтобы узнать, какова Лхел на ощупь, — но одна мысль об этом заставила его покраснеть.

Он заметил, что и Ки покраснел тоже, хотя и не выглядел особенно смущенным. Впрочем, оба они скоро привыкли к виду Лхел, Тобин, правда, продолжал гадать, что скрывается под короткой рубашкой. Ки говорил, что женская нижняя часть совсем не похожа на мужскую. Иногда Тобин ловил на себе взгляд Лхел, которая, казалось, читала его мысли, тогда он поспешно отводил глаза и краснел еще отчаяннее.

Глава 33

— Уж не думаешь ли ты, что принцу Корину приходится наполнять котел для стирки во дворце? — жаловался Ки, таская вместе с Тобином ведра с водой. Деревянная фигурка лошади подпрыгивала на его загорелой груди, когда он опрокидывал ведро через край кипящего котла. До полудня было еще далеко, но летний день уже сделался нестерпимо жарким.

С носа Тобина капнул пот, когда он опрокинул

собственное ведро. Наклонившись над котлом, он дунул, чтобы отогнать пар, и разочарованно застонал.

Потроха Билайри! И половины нет! Еще две ходки, и мы идем купаться. Пусть себе повариха вопит, пока не охрипнет!

— Тебе стоит только приказать, мой принц! — ухмыльнулся Ки, следом за Тобином направляясь к воротам.

Из-за засухи уровень воды в реке сильно понизился. Мальчикам приходилось прыгать по камням, покрытым высохшей тиной, чтобы добраться до кромки воды. Они уже почти спустились, когда Ки сильно ушиб ногу о камень. С его языка чуть не сорвалось запрещенное ругательство — Нари уже надрала ему сегодня уши за сквернословие, — но «Проклятие!» он все-таки прошипел, схватившись за кровоточащий палец.

Тобин бросил свои ведра и помог другу дохромать до воды.

— Опусти ногу в воду и держи, пока не полегчает!

Ки сел на камень и погрузил ноги до колен в воду. Тобин сделал то же самое и откинулся, опираясь на локти. Этим летом он загорел даже сильнее, чем Ки, с гордостью отметил он, хоть Нари и сокрушалась, что это делает его похожим на простого крестьянина.

Со своей более высокой позиции он мог видеть линию тонких золотистых волосков на мускулистой спине Ки и его торчащие под гладкой кожей лопатки. Ки напоминал Тобину барса, которого они повстречали зимой в лесу, — быстрого и ловкого. Вид друга вызвал у Тобина теплую радость, хотя выразить это чувство словами он и не смог бы.

— Котел сам собой не наполнится! — крикнула им от ворот повариха.

Тобин откинул голову и снизу вверх взглянул на рассерженную женщину.

— Ки ногу ушиб.

— А твои ноги уж не переломаны ли?

— Никаких повреждений я не вижу, — протянул Ки, брызгая на Тобина водой.

Тот взвизгнул и сел прямо.

— Предатель! Вот не стану тебе помогать!

На противоположном берегу, глядя на Тобина, стоял Брат. Тобин этим утром вызвал его, потом совсем забыл о призраке.

Брат был одного роста с Тобином, но оставался согбенным и бледным, как рыбье брюхо. Где бы Брат ни появился, свет никогда не падал на него так же, как на живое существо. Издали его странные глаза казались двумя дырами на лице. Голос его сделался еще более тихим, прошло уже несколько месяцев с тех пор, как Тобин вообще его слышал.

Призрак пристально посмотрел на Тобина, потом отвернулся и уставился на дорогу.

— Кто-то приближается, — пробормотал Тобин.

Ки посмотрел на склон холма, потом снова перевел глаза на Тобина.

— А я ничего не слышу.

В следующую секунду они оба услышали далекое звяканье сбруи.

— Ах, Брат предупредил?

Тобин кивнул.

Теперь уже они отчетливо слышали стук копыт, было ясно, что приближается отряд в несколько десятков всадников. Тобин вскочил на ноги.

— Как ты думаешь, это отец?

Ки усмехнулся.

— Кто еще это может быть — с такой-то свитой? Тобин поспешно вскарабкался по камням и побежал к мосту, чтобы лучше видеть.

Нагретые солнцем доски обожгли его ступни. Тобин начал нетерпеливо переминаться с ноги на ногу, потом по травянистой обочине двинулся навстречу отряду.

— Тобин, вернись! Ты же знаешь, нам это запрещено!

— Я только немного пройду! — Оглянувшись через плечо, он увидел хромающего следом Ки. Тот показал на свою пораненную ногу и беспомощно пожал плечами.

Сердце Тобина заколотилось, когда между деревьями на солнце сверкнула сталь. Почему они едут так медленно? Отец всегда последнюю милю скакал галопом, поднимая тучу пыли, которая была видна издалека.

Тобин остановился и прикрыл глаза рукой. Сегодня облака пыли видно не было. Забеспокоившись, мальчик приготовился пуститься в бегство, если это все-таки окажутся незнакомцы.

Однако когда первые всадники показались у подножия холма, во главе отряда Тобин увидел Фарина на рыжем коне, следом за ним скакали старый Ларис и остальные княжеские гвардейцы. С ними были и еще двое военачальников. Тобин узнал Нианиса по его светлым волосам и Солари по густой черной бороде и зеленому с золотом плащу.

Война, должно быть, закончилась. Отец привез гостей и устроит пир! — Тобин издал радостный вопль и замахал руками, все еще высматривая среди всадников отца. Фарин поднял руку в ответном приветствии, но коня не пришпорил. Когда всадники начали подниматься на холм, Тобин увидел, что Фарин ведет в поводу коня — отцовского вороного. Конь был оседлан, но всадника не нес. Только теперь Тобин заметил, что гривы всех лошадей коротко острижены. Он знал, что это значит. Солдаты в казарме часто рассказывали ему…